Формула счастья

— Всем привет! Я вам веду нашу изящную француженку! Мари — прошу любить и жаловать, — крикнул с порога Павел и вытащил из сумки бутылку шампанского. — Друзья! Призываю вас — забудем о делах праведных и неправедных и повеселимся! — Держа бутылку шампанского за горлышко и, замахнувшись ею, как гранатой, он приветствовал гостей, затем, открутив легкий запор проволоки, выстрелил пробкой вверх. Из бутылки вырвалась шипящая пена, которую Павел умелой рукой направил в искрящиеся отраженным светом хрустальные бокалы; белая пена пузырилась и исчезала, уступая место золотистой жидкости игристого вина.

— Камраден, — продолжил Павел, обращаясь к смутным силуэтам, — пора за дело!

Присутствующие подтянулись к столу, и Светлана с любопытством принялась разглядывать гостей. Их было одиннадцать — пять девушек и шесть мужчин. Одну девушку и парня она узнала, это была парочка, которая у нее покупала журналы холодным вечером ее прошлой жизни.

Выпитое шампанское сразу же ударило ей в голову; она почувствовала небольшое головокружение и легкость во всем теле, вот только ноги вдруг сразу стали ватными. С бокалом, вновь наполненным шампанским, она присела в большое кресло, почти утонув в нем. Не успела она оглядеться, как высокая черноволосая девушка, по-восточному скрестив под собой ноги, присела на ковер напротив нее:

— Что нынче носят во Франции? Какие в моде прически? Кто правит в модельном бизнесе? Как можно быстрее получить визу? Можно ли устроиться на приличную работу? — Вопросы пулеметной очередью следовали один за другим.

Выпитое вино и полумрак, окружавший Светлану, сделали ее раскованной и спокойной.

— Француженки, по крайней мере те, с кем я была знакома, а это в основном студентки, одеваются очень просто: джинсы, рубашка, пиджак. Влияние феминизма велико, поэтому как молодые девушки, так и почтенные матроны почти не пользуются косметикой. Одежда — это своего рода пропуск в определенные круги; студенчество — демократично, доступ — всем желающим, а вот на особых приемах — свои правила, поэтому и другая одежда; чем выше общество — тем престижней должна быть одежда. О дороговизне говорит качество ткани, линия кроя, строгость строчки… Париж очаровал меня своей архитектурой, сочетанием истории и современности. Но в Париже жить очень дорого. Мы на троих снимали одну небольшую квартирку. Представляете, там ванна стояла прямо в комнате?!

Конечно, она никогда не была в Париже, но очень любила французские фильмы, особенно не обезображенные русским переводом. Как-то она смотрела на одном из фестивалей фильм, где переводчик вместо фразы «она хороша в постели» перевел «она хороший повар», а вместо «у тебя так горячо внутри», «с тобой тепло, как у печки». Эти глупые, намеренные ляпы ее чрезвычайно смешили, и она заливалась неожиданным для остальных зрителей смехом. И сейчас она вспоминала сцены из фильмов, и рассказ ее становился все более разнообразным, вдохновенным и ярким.

Пока она делилась своими «впечатлениями», около нее собиралось все больше слушателей. Ее бокал не бывал пустым, она то и дело маленькими глотками отпивала приятную, веселящую жидкость, и бокал волшебным образом опять наполнялся. Когда зазвучала зажигательная музыка в стиле диско, она с удовольствием приняла участие во всеобщем веселье. Танцевать она всегда любила, и теперь под воздействием громкой музыки, шампанского и полумрака чувствовала себя прекрасно, с удовольствием откликаясь на потребность своего тела в движении. Потом зазвучала музыка более спокойная и томная, и она оказалась в объятиях незнакомого молодого человека, который цепко, наподобие лассо, обвил руками ее талию. Откинув голову, она беспомощно посмотрела вверх — на его узкое лицо с изящной бородкой.

— Вы великолепны! — с жаром воскликнул ее партнер. — Никогда еще я не встречал столь занятную рассказчицу. Я очарован вами, и, если вы не против, мы можем продолжить вечер у меня. — И, не дожидаясь ответа, впился в ее губы долгим влажным поцелуем, который мгновенно отрезвил ее.

— Извините, я слишком много выпила, и у меня кружится голова. — С трудом разомкнув его объятия, Светлана поспешила ретироваться. Открыв дверь в другую комнату, она остановилась: большой светящийся куб аквариума, стоящий в самом центре комнаты, привлек и заворожил ее. Она опустилась в мягкое кресло, стоящее рядом, и погрузилась в созерцание загадочной и тягучей жизни водного царства. Не замечая времени, она впала в забытье, ощущая приятную теплоту легкого опьянения и наслаждаясь красотой движений экзотических рыб и плавного покачивания водных растений.

Из блаженного состояния ее вывел звук открываемой двери. В проеме возникли две фигуры, в которых она узнала Татьяну и Павла.

…Павел как загипнотизированный весь вечер наблюдал за Мари, восхищаясь ее особой грацией, естественностью и отсутствием всякого жеманства. Эта девушка пробуждала в нем чувственность. Тяжесть физического желания навалилась на него, и, чтобы немного отвлечься от мыслей о ней, он вышел на лоджию покурить. Сразу вслед за ним вышла Татьяна и, приблизившись вплотную, прикурила от его зажигалки свою ментоловую сигарету.

— Ты бы накинула шубу, здесь довольно прохладно, — оглядев ее пышную фигуру, плотно обтянутую легким, искрящимся трикотажем, стараясь казаться участливым, сказал Павел.

— А ты обними меня, и мне будет тепло, — с чувственным придыханием ответила Татьяна, обхватив его за талию и крепко прижавшись. Напряжение, вызванное мыслями о зеленоглазой Мари, еще не отпустило Павла. Но Татьяна приняла это на свой счет. «Итак, цель близка», — с иронией подумала она.

Павел скрипнул зубами.

— Все же ты рискуешь простудиться. — Затушив сигарету, он отстранился от Татьяны и вернулся обратно к гостям. Тщетно он искал глазами миниатюрную фигурку очаровательной «француженки», а когда заметил, что в комнате не видно еще и Константина, его партнера по бизнесу, горячая волна гнева бросилась ему в голову. — Пойдем, — он грубо потянул Татьяну за руку и, чувствуя ее податливость, крепко поцеловал в губы. Дрожь пробежала по всему ее телу, спина выгнулась, и она вплотную приблизила свои бедра к его. Он рывком открыл дверь спальни, сорвал с нее мерцающее платье-кожу и повалил на кровать. Экстаз Татьяны удивил его и заставил переключить все свое желание на укрощение трепещущего тела случайной любовницы.

Первым порывом Светланы было желание покинуть свой укромный уголок, но она побоялась помешать Татьяне и Павлу. Каждое их движение, каждый вскрик, каждый шорох рождали в ее душе горький отклик, и она вся сжалась, стараясь исчезнуть в глубине кресла. Глухие стоны бьющейся в любовном поединке пары буквально заполонили сознание невольной свидетельницы, и Светлана почувствовала себя обманутой, забытой и чужой. Горечь сковала ее дыхание; она задыхалась в плотном воздухе спальни, наполненном страстью слившихся воедино тел. Лишняя на чужом празднике жизни…

Когда случайные любовники покинули спальню, она, с трудом преодолевая подступающие к горлу рыдания, выбралась из своего потайного уголка. И уже в коридоре, с трудом застегивая куртку дрожащими пальцами и подняв капюшон, отороченный рыжим мехом, она дала волю слезам.

Обессиленный грубым и изматывающим проявлением собственной физиологии, Павел свалился на диван, закурил и огляделся. Он заметил рядом с собой Константина, сжимающего в объятиях жгучую брюнетку. «Значит, я ошибся, — с грустью подумал он. — Мари, по-видимому, ушла, ни с кем не попрощавшись, растворилась, как будто ее и не было». Татьяна села рядом и с выражением блаженства на лице наклонилась вперед, коснувшись его губами, и Павел прикрыл глаза, пытаясь скрыть свои истинные чувства.

— Ты страстная и порочная женщина, — обнимая ее за талию, лениво произнес он, продолжая играть роль, навязанную Татьяной.

— Да, я порочная самка, если ты считаешь любовь пороком! — с вызовом удовлетворенной женщины ответила Татьяна.

— Милая, что ты знаешь о любви?! — с нескрываемой досадой выдавил из себя Павел и, дотянувшись до бутылки вина, наполнил бокал. — Давай лучше выпьем! Жизнь продолжается!

Обиженная его словами, Татьяна резко встала:

— Я ухожу.

— Зачем? Тут тепло и пьяно и продолжается комедия жизни. — Павел потянул ее за подол платья так, что она опять плюхнулась рядом с ним. Павел самодовольно хмыкнул, но на его лице не отразилось никакой радости: добыча сама шла к нему в руки, лишая его тем самым азарта охоты.

Светлана добралась до дома быстро. Ей повезло: не пройдя и десяти шагов, она увидела вдалеке зеленый огонек такси. Она подняла руку, и машина притормозила около нее. Договорившись о цене, она распахнула заднюю дверцу и опустилась на мягкое сиденье. Колени под легкой паутинкой нейлоновых колготок горели от холода, из глаз все еще катились слезы.

— Что? Клиент не заплатил? — равнодушно усмехаясь, спросил таксист.

— Как вы смеете?! — Неожиданность такого предположения сначала возмутила Свету, а потом заставила рассмеяться: значит, она теперь вполне соответствует всем необходимым критериям продажности!

Внезапно ее охватила усталость, словно она долго плыла против течения. Назвав адрес, Светлана достала из сумочки платок и вытерла слезы. Все, что с ней произошло, показалось нелепым — она вступила в игру, не зная правил, вот и получила по носу. И что она может иметь общего с компанией молодых людей, что предпочитают заменять любовь сексуальными играми! Благодаря родителям они могут получить любую необременительную для себя профессию и не слишком заботиться о своем настоящем и будущем. Сытый голодного не разумеет, но и голодный не поймет сытого. И, найдя в этом выводе успокоение для себя, она устало и чуть грустно улыбнулась.

Утро выдалось холодным, снежным и солнечным. Москва, казалось, прихорашивалась к предстоящим новогодним праздникам. Светлана накануне закончила переводить последние страницы. Она уложилась в оговоренные сроки, и редактор попросил ее лично завезти оставшуюся часть работы, освободив таким образом Татьяну от необходимости забирать по утрам листы и файлы с переводом, что вполне устроило Светлану, которая втайне страшилась встречи с подругой, ей было бы неприятно услышать подробный рассказ о развивающихся любовных отношениях победительницы.

Надев свои любимые джинсы и ярко-голубой пуловер, Света накинула легкую серую кроличью шубку, свое последнее приобретение, доставшееся ей очень дешево на китайском рынке. Подол полушубка был надорван, и продавец отдал вещь за полцены. Светлана сама починила его, и теперь полушубок смотрелся на ней по-королевски. Она застегнула сапожки, подняла воротник и подмигнула своему отражению: она себе положительно нравилась. Она положила в сумочку книгу-оригинал, сложенные вдвое последние страницы перевода и дискету с авторским текстом. Взяла она с собой и свой талисман, рублевую монетку, предсказавшую ей удачу. Погладив Стеллу на прощание, Света закрыла за собой дверь и поспешила в редакцию.

Прямо у дверей редакции на нее вихрем налетела раскрасневшаяся Татьяна, из-за плеча которой выглядывал улыбающийся Леонид. Они радостно приветствовали ее и, на ходу помогая раздеться, потащили к столу, где на месте, расчищенном от многочисленных папок, стояла бутылка шампанского, окруженная высокими стеклянными стаканами и большими ярко-оранжевыми апельсинами.

— С окончанием многодневных трудов, наша милая пчелка, — ласково замурлыкал Леонид, восхищенно глядя на девушку. — Вы чудо как похорошели, можно ли узнать причину?

— Не можно! — вмешалась Татьяна, ставя на место завзятого ловеласа.

С того памятного вечера у Павла подруги больше не встречались: Светлана, ощущая некоторую неловкость от случайно подсмотренной сцены и чувствуя себя в положении проигравшей, боялась обнаружить свои чувства перед победительницей, которая в свою очередь была слишком поглощена новой страстью, чтобы заметить это.

На пороге своего кабинета появился Виктор Васильевич с букетом белых хризантем и внимательно, как на экспонат в музее, посмотрел на Светлану, отмечая про себя произошедшие изменения во внешности девушки: она была очень хороша. Чувственность, вероятно, еще не проснулась в этом милом существе, но уже сейчас можно было предполагать, что, когда это произойдет, мало кто из мужчин сможет устоять перед ней. И счастлив будет тот, с кем она решит связать свою судьбу.

— Действительно, это совершенно невероятно. — В голосе шефа звучало искреннее восхищение.

— Утенок превратился в лебедя, — со смешанным чувством удовлетворения и легкой зависти констатировала Татьяна.

— Значит, ты не только умница, но и красавица! — не столько спрашивая, сколь утверждая, сказал шеф и протянул Светлане цветы. — Поздравляю с окончанием работы, — вполне официально добавил он. Тут же раздался хлопок — Леонид, с гусарской легкостью открыв бутылку шампанского, наполнил стаканы.

— Давайте выпьем за нашу спасительницу, за ее талант, расцветший на ниве бульварной литературы, — поднимая свой стакан, иронично-торжественным тоном произнес Леонид.

Света застыла от удивления. В носу безжалостно защекотало, и на глаза навернулись слезы. Она никак не ожидала такого приема и растерялась, не зная, как реагировать. Предательски всхлипнув, она села на первый попавшийся стул.

От неожиданности Леонид застыл со стаканом в руке, а Татьяна, присев перед ней на корточки, мягкими движениями ладоней вытерла ее слезы.

— Какая же ты все-таки дурочка, — ласково, почти по-матерински сказала она. — Давай лучше поставим цветы в вазу. — И быстро встав, потянула Светлану за собой.

Виктор Васильевич молча наблюдал эту мелодраматичную сцену, очищая апельсин. Женские слезы, всегда вызывавшие у него лишь раздражение, неожиданно тронули его. Положив апельсин на тарелку и вытерев носовым платком липкие от сока пальцы, он вытащил из внутреннего кармана пиджака голубой конверт.

— Кстати, у меня есть приглашение на двоих на празднование Нового года в ресторане «Европейский», и вас, Светлана, я прошу быть моей спутницей.

Еще минуту назад он и не помышлял о таком повороте событий, но, увидев радостное удивление и блеск в глазах девушки, понял, что не ошибся. Ее глаза лучились искренней признательностью, и он невольно почувствовал себя счастливым. Эта девушка скрасит ему скучный полуофициальный прием, куда были приглашены работники ведущих издательств столицы.

— Здорово! — удивленно выдохнула Татьяна. Конечно, сама бы она не хотела провести новогоднюю ночь с шефом, которого, несмотря на свою браваду, слегка побаивалась. Но какова малышка?! С такими способностями ее явно ожидает взлет карьеры, если, конечно, она научится понимать свои преимущества. Мало быть красивой, важно уметь использовать свою красоту, густо приправленную шармом, как крючок с наживкой. Хотя, впрочем, первая жертва уже на крючке. И Татьяна посмотрела на улыбающегося шефа. Пожалуй, такое выражение на его лице она видела впервые.

— Я счастлива, — выдохнула Светлана, — я всегда мечтала работать с интересными и отзывчивыми людьми. Вы столько сделали для меня…

— Не больше, чем ты для всех нас, — ответил Виктор Васильевич, подавая ей стакан с пузырящейся жидкостью. — За наше процветание!

Четыре дня провела Светлана, рассеянно гуляя по московским улицам, разглядывая хмурые лица прохожих. Она заходила в магазины, даже несколько раз осмелилась заглянуть в бутики с их фантастическими ценами и неприступными продавщицами. Света с удовольствием рассматривала нарядную одежду, изящную обувь, украшения. Но все это пока было ей не по карману. На выданный аванс она купила себе новое платье в небольшом магазинчике рядом с метро. Маленькое, черное (о, Коко Шанель!), с большим вырезом, открывающим плечи, оно плотно облегало ее фигуру. Примерив его дома перед зеркалом, она удивилась своей смелости: ей пришлось надеть его прямо на голое тело, и твердые горошины ее сосков дерзко выпирали из-под мягкой матовой ткани, а обнаженные плечи казались вызывающе эротичными. Решив изменить макияж, она подвела глаза темным карандашом и обильно покрыла ресницы тушью, нанесла немного персиковых румян на чуть выступающие скулы и накрасила губы красной помадой. Припудрив нос, она подошла ближе к зеркалу и с удивлением обнаружила, что на нее смотрит вполне зрелая, уверенная в себе и одновременно очень соблазнительная женщина. Незнакомка приподняла бровь и заговорщически улыбнулась ей.

«Как же здорово все складывается!» — думала Светлана. Она даже и представить себе не могла, что светлая полоса ее жизни может так затянуться. Дело в том, что вчера ночью хозяйка квартиры по телефону уведомила ее, что остается в Америке еще на четыре недели, подписав небольшой контракт и продлив визу. Света не успела даже ответить, как голос в трубке превратился в короткие гудки. Еще почти месяц свободы!

С большим трудом Светлана приучила себя мыслить сегодняшним днем, стараясь не заглядывать в отдаленное будущее, но то, что оно будет прекрасным, уже не сомневалась.

Тридцать первого декабря ровно полвосьмого за нею заехал Виктор Васильевич, чисто выбритый, веселый и, как ей показалось, помолодевший. Он вышел из машины и галантно приоткрыл перед ней дверцу. Светлана осторожно села на сиденье, стараясь не зацепить тонкую сетку колготок и в то же время играя роль уверенной в себе дамы, привыкшей ко вниманию и комфорту.

— Я вам так благодарна, Виктор Васильевич….

— Просто Виктор, — вежливо улыбаясь, попросил шеф. — К тому же это вы делаете мне одолжение. У меня свои эгоистические планы: хочу, чтоб мне завидовал каждый мужчина на этом вечере.

Виктор Васильевич был удивлен: он видел эту девушку в третий раз, и в третий раз она его восхищала своими метаморфозами; в первый раз он повстречался с неуклюжим подростком, потом перед ним предстала юная, очаровательная девушка, а сейчас — роскошная женщина. Он был доволен. Вечер, который мог стать похожим на все остальные, где единственным развлечением были свежие анекдоты да икра под водку, начинался вполне удачно. По крайней мере, вместо всегда раздраженной, вечно ворчащей жены, которая уехала на праздники к дочери в Коломну, рядом с ним очаровательная спутница.

Когда они вошли в банкетный зал, где уже собирались стайками его старинные знакомые: маститые журналисты, издатели, чиновники и появившиеся сравнительно недавно владельцы издательств, газет и журналов, — ему показалось, что все повернули головы, как только они переступили порог, и внимательно, как будто только этого и ждали весь вечер, стали разглядывать его спутницу.

— Виктор, представь меня этой милашке, — тут же подлетел редактор спортивного отдела одной из крупных газет. Благодаря своей моложавости он все еще претендовал на роль сердцееда, но по причине преклонного возраста и большой, во всю голову, лысины шансов на это у него было немного.

— Светлана, — представил свою спутницу Виктор Васильевич, — а это Константин Сергеевич, чемпион по бегу на длинные дистанции.

— Очень рада, — пробормотала Света, стараясь вспомнить что-нибудь из последних спортивных новостей, чтобы начать беседу. Но ей не пришлось напрягать память, так как старый бегун, очевидно привыкший к монологам, стал детально расписывать ей свою спортивную биографию. Она вежливо делала вид, что внимательно слушает, оглядываясь по сторонам и рассматривая присутствующих. В основном это были люди старше ее: худощавые либо полные дамы, которых трудно было назвать элегантными, много курили; мужчины в строгих костюмах и при галстуках о чем-то горячо спорили. Обстановка ожидания делала людей немного напряженными, а их разговоры — натянутыми и чуть более громкими, чем им следовало бы быть.

Виктор Васильевич принес вино, и Светлана с явным облегчением взяла бокал, ощущая приятную прохладу тонкого стекла.

— Вам здесь нравится? — поинтересовался шеф, когда бывший чемпион переключил свое внимание на жилистую даму у стойки, с удовольствием поглощающую бутерброды.

— Занятно, хотя пока не слишком весело.

— Ничего, от скуки есть очень хорошее лекарство, и оно у вас в руках. Вино неплохое, хоть я и предпочитаю коньяк, а за неимением оного пью, как всякий русский человек, водочку. Может, и вам чего-нибудь покрепче?

— Нет-нет, спасибо, все отлично, — отказалась она, хотя вино показалось ей чересчур кислым. Но чтобы почувствовать себя уверенней, она выпила весь бокал.

— Не вздумайте робеть, вы сегодня слишком красивы для этого, — шепнул он ей на ухо, подводя к оживленно болтающей компании из трех мужчин и одной женщины, высокой, крупной брюнетки с большим носом.

Мужчины с откровенным любопытством смотрели на подходящую к ним пару, стараясь угадать, какие отношения их связывают: родственные, деловые или любовные, — и, узнав, что Светлана — работник редакции, заметно оживились, силясь привлечь ее внимание и показаться в лучшем свете перед молодой, очаровательной дамой. Только нос некрасивой брюнетки недовольно поморщился: ее-то не проведешь, и что за мода водить на закрытые вечера «для своих» этих пустоголовых девушек из сопровождения!

— Да этот Лимонов просто хам, — продолжила прерванный разговор экзальтированная дама. — Его мат не может не коробить любого нормального, интеллигентного человека. Причем эти площадные слова звучат не только в диалогах, а, что больше всего раздражает, в авторской речи! И кто только читает такие книги?

— Но вы же прочли, — вступила в разговор Светлана и тут же осеклась: ее замечание хоть и было высказано мимоходом, но прозвучало с вызовом, «в стиле Лимонова» (как она внутренне сама определила), и, чтобы сгладить неприятное впечатление, она решила добавить: — Ведь язык Лимонова, согласитесь, продукт нашего времени, а сам он «зеркало маргинального общества». Разве вы не заметили, насколько стала раскованней русская речь и как много появилось американизмов? То, что раньше считалось признаком дурного тона, теперь воспринимается как непринужденность и открытость. И разве вы сами, чтобы придать колорит своей речи, не употребляете жаргонизмы?

Брюнетка от такой наглости опешила: эта потаскушка еще смеет вмешиваться в профессиональный разговор со своими рассуждениями?! Хотя, впрочем, она права.

— Кстати, Ирина Николаевна, ваше издательство в начале девяностых каким тиражом выпустило «Эдичку»? — стараясь поддержать свою спутницу, спросил Виктор Васильевич.

— По-моему, пятьдесят тысяч… — неуверенно ответила дама и вдруг рассмеялась, отчего черты ее лица стали казаться не такими хищными. — Классно вы меня трахнули! Ваша взяла, блин!

Дружный хохот завершил дискуссию. Разговор перешел на обсуждение тиражей и прочие профессиональные темы. Светлана чувствовала себя так, словно попала в высший свет, о котором только читала, и, скользя взглядом по залу, видела — а скорее всего, по причине своей близорукости представляла себе блестящую публику — в стиле картин французских импрессионистов. Она не замечала, что сама является объектом внимания со стороны многих гостей, вызывая подчас удивленный, заинтересованный шепот.

Наконец всех пригласили за стол. Блюда были восхитительными, или, по крайней мере, Светлане так показалось после третьего бокала вина. Слева от нее сидел Виктор Васильевич, справа — бывший бегун, который, видимо утомившись от долгих разговоров, молча поглощал закуски, время от времени опрокидывая регулярно наполняющуюся рюмку. Играла тихая инструментальная музыка, где основную мелодию вел саксофон, изредка уступая мажору фортепиано. Светлана наслаждалась каждым мгновением вечера, с удовольствием откликаясь на шутки соседей по столу, участвуя в общем разговоре о произведениях авторов русского зарубежья. Ее шеф оказался великолепным собеседником и галантным кавалером, с удовольствием подливая ей вина, он всякий раз рассказывал о необыкновенных вкусовых качествах то шартреза, то бордо, то божоле, так что у нее создавалась иллюзия, что она пробует изысканные напитки.

Постепенно ее неуверенность проходила, уступая место безотчетной радости; ей все было внове: большой, немного официозный зал с массивной дубовой стойкой, столы, накрытые белыми крахмальными скатертями, разговоры о судьбах мировой литературы и тиражах будущих изданий; ей нравилось чувствовать себя сопричастной этому доселе недосягаемому для нее миру. Из веселой задумчивости ее вывел бой курантов. Все дружно подставили бокалы рвущемуся на свободу из темных бутылок шампанскому.

— С Новым годом!

— С новым счастьем!

Светлана улыбалась от переполнявших ее чувств; гулкий шум поздравлений, смешанный со звоном бокалов, наполнял ее душу трепетом предчувствия счастья.

Как только шум начал стихать, зазвучала танцевальная музыка, и гости с резвостью табуна, рвущегося на весенний простор, устремились в центр зала. Шеф подал ей руку, с трудом протискиваясь между танцующими, нашел небольшое свободное пространство и, размахивая руками, весело затоптался на месте, стараясь попасть в ритм всеобщему веселью.

Она танцевала легко и непринужденно и казалась особенно подвижной рядом с неуклюжим партнером. Бурный ритм диско сменился тягучим блюзом, и толпа, расколовшись на пары, медленно заколыхалась в чувственных объятиях. Шеф крепко прижал ее к себе, его объятия становились все теснее и теснее, так что она стала задыхаться. Тогда, сделав усилие, Света попыталась вытянуть руки так, чтобы увеличить дистанцию между ними, скрашивая свой жест легкой, чуть извиняющейся улыбкой. Виктор Васильевич немного ослабил хватку, но не выпустил девушку, и она, прекратив сопротивление, отдалась на волю партнера. Пары медленно толклись под томные завывания негра. Через плечо партнера она попыталась оглядеться. Все казалось ей туманным, только иногда в поле ее зрения попадали то тяжелая рубиновая брошь на пышной, обтянутой бархатом груди, то отражающая разноцветные световые блики лысина, то лоснящийся от пота двойной подбородок, то замысловатая, чуть растрепанная прическа. Она почувствовала легкое головокружение и закрыла глаза.

Резкий, вызывающе пряный запах заставил ее прийти в себя. Ярко-рыжая женщина явно старалась привлечь внимание ее шефа. Ее обнаженная рука с большим браслетом на запястье и массой колец на пальцах неожиданно оторвалась от плеча танцующего с ней молодого человека и легла на плечо Виктора.

— Извините, — обращаясь к Светлане, сказала она и с вежливой улыбкой предложила: — Давайте поменяемся партнерами.

Виктор Васильевич, недовольно вскинув голову, сквозь толстые стекла очков уставился на женщину с львиноподобной прической.

— В чем дело?!

— Ты что, не узнаешь, старый медведь? — И женщина, растянув губы в деланной улыбке, хлопнула его по плечу.

Тот остолбенел. Он узнал в этой увядающей женщине первую красавицу курса, когда-то золотоволосую блондинку с чудными, по-кошачьи зелеными хищными глазами, в которую был влюблен. Как безжалостно время к женской красоте! Перед ним стояла холеная, худая женщина со впалыми щеками и обжигающе-рыжей гривой волос. Тонкая сеть мелких морщинок неумолимо указывала на ее возраст. Какой замечательной, нежной, прозрачно-матовой была ее кожа! Как он любил ласкать ее тело, такое мягкое и податливое, страстное и неистовое под его ласками! Неужели это она, его первая возлюбленная, когда-то божественно красивая и непостоянная, предательски бросившая его ради безликого карьериста?!

— Людмила… — удивленно выдохнул он. — Это ты?

— Да, это я, как ни странно. Давай оставим этих молодых людей, а сами пойдем поболтаем.

Светлана не возражала. Она подумала, что в компании незнакомого молодого парня она будет чувствовать себя более свободно.

В холле Людмила и Виктор присели на большой мягкий кожаный диван и закурили.

— Какими судьбами? — прервав затянувшееся молчание и стараясь быть непринужденным, спросил Виктор. — Ты с мужем?

— Нет, я вдова, — ответила Людмила и отвела взгляд.

— Извини, я не знал, — чтобы скрыть неловкость, торопливо сказал Виктор.

— Все нормально. — Людмила повернула голову, и он не увидел ни тени скорби в ее глазах. — Меня пригласила подруга. Она имеет большие виды на меня. Ты же знаешь, я много лет прожила за границей, и у меня по сегодняшним временам неплохие связи. Я была замужем за дипломатом, и мы долго прожили во Франции, а теперь я почти персонаж оперетты — богатая вдовушка. А ты как? — Резким движением она сняла с него очки и заглянула в его глаза. Лишенные стеклянной защиты, они казались беспомощными. — Ищешь приключений?

— Ты это о чем?

— Да о той милой девчушке, которую ты чуть не затоптал, Я ведь помню, что ты никогда не был хорошим танцором. Мне кажется, что мои ноги до сих пор не отошли от синяков, полученных от твоих танцевальных упражнений. — И она медленно провела холеными пальцами, унизанными кольцами, по своим гладким, длинным, все еще прекрасным ногам.

Он смотрел на нее беззащитным, близоруким взглядом, и она опять казалась ему самой красивой и соблазнительной женщиной.

— А, это… Это моя сотрудница… Переводчик с французского.

— Врешь! Старую любовницу нельзя обмануть!

— Да нет, это правда. Очень талантливая и трудолюбивая девушка.

— Что ты говоришь?! Особенно в постели!

— Не говори глупостей, она еще девчонка, хотя не скрою, очень мне симпатична.

— И ты не прочь утащить ее в постель.

— С большим удовольствием в постель я утащил бы тебя.

От неожиданности собственного признания он даже поперхнулся, но потом, встряхнув головой, взглянул в ее кошачьи глаза. А почему бы и нет?

— Поедем ко мне, — предложила Людмила.

— А Светлана? Я не могу бросить ее здесь одну.

— Она не ребенок. Можешь предупредить, что через час у подъезда ее будет ждать серый «мерседес» с шофером.

Виктор, водрузив очки на обычное место, пошел обратно, с трудом отыскал в танцующей толчее маленькую фигурку в черном платье и отвел Светлану в сторону. Молодой, смазливый парень остался дожидаться ее поодаль, не скрывая своего раздражения.

— Света, вы не будете против, если я вас покину, — неуверенно и чуть ли не заискивающе спросил Виктор Васильевич. Светлана растерянно смотрела на него снизу вверх.

— Хорошо, — сказала она и, видя как отражается ее paстерянность в глазах шефа, добавила ободряюще: — Конечно, не беспокойтесь, мне здесь очень нравится. — На секунду в ней вспыхнуло чувство страха: остаться одной на этом большом и шумном сборище незнакомых людей! И в то же время безотчетное веселье и жажда новых впечатлений были сильнее, она чувствовала себя Наташей Ростовой, попавшей на свой первый бал.

— Ну и хорошо, — с нескрываемым облегчением вздохнул шеф. — Кстати, домой вы можете добраться на машине моей подруги.

— Серый «мерседес» с шофером будет ждать… И Сергей тебя проводит, не так ли? — повелительно, не терпящим возражения голосом добавила Людмила, которая только что вернулась в банкетный зал в накинутом на вечернее платье голубом норковом манто.

Молодой человек отделился от стены и подошел к ним.

— Конечно, не волнуйтесь, я за девушкой присмотрю, — поспешно заверил он.

Виктор вопросительно посмотрел на Свету, и она, чтобы успокоить шефа, улыбнулась, помахала ему рукой, подхватила под руку Сергея, и они скрылись за спинами танцующих.

— А помнишь, на третьем курсе мы тоже удрали с новогодней вечеринки? Твои родители ушли праздновать к друзьям, и мы до утра занимались любовью на их широкой кровати у тебя дома, — включив ночник в виде большого спрута, плавно двигающего щупальцами, и глубоко затянувшись дымом сигареты, заговорила Людмила. Ее мысли кружили в водовороте старых воспоминаний. С тихим вздохом она откинула голову назад, и ее медные волосы рассыпались по плечам. Одна рука на отлете держала сигарету, а другой она теребила жесткую поросль на его груди. Она во все глаза смотрела на его полуопущенные веки, стараясь поймать его взгляд. Людмила была счастлива вновь ощутить блаженство близости, и ей казалось, что можно опять начать сначала, вернее, вернуться к началу и продолжить свою жизнь с по-настоящему близким ей человеком.

Она никогда не обманывала себя, сознавая, что вышла замуж по расчету только для того, чтобы жить, как она считала, в достойных условиях, и ни разу не пожалела о своем решении, заменив любовь к мужчине на громадную, сильную, непреходящую любовь к большому и красивому городу — Парижу, где она провела почти двадцать лет. А теперь, вынужденная жить в Москве, она снова попробует вернуть живую, плотскую любовь. Если не поздно… Нет, без боя она не сдастся.

Утром, наливая ему горячий кофе в изящную позолоченную чашку начала девятнадцатого века с изображением идиллической пасторали, она вдруг спросила:

— Значит девочка, с которой ты вчера был, хорошая переводчица?

— А что? — удивленно приподняв брови, вопросом на вопрос ответил Виктор.

— Я хотела попросить у тебя помощи, — усаживаясь на легкий плетеный стул, начала Людмила.

Она больше не даст им возможности встречаться, пусть ей только показалось, что он слишком чувственно обнимал эту малышку; она пустит в ход всю свою тяжелую артиллерию, чтобы удержать его около себя. Как многие красивые женщины, она больше всего на свете боялась старости и одиночества.

— Дело в том, — продолжала она уже деловым тоном, — что сразу после рождественских каникул в Москву приедет Антуан Журэ, представитель одной известной французской фирмы, которая открывает в Москве свое представительство. Один раз он уже приезжал, но был очень недоволен организацией подбора персонала. Теперь он просил меня, по отарой памяти, взяться за это дело. Но мне нужна толковая, пунктуальная и воспитанная переводчица. Как ты считаешь, твоя сотрудница обладает этими качествами?

Виктор задумчиво уставился в чашку. Он понял маневр своей старой подруги и втайне одобрил ее тактику. Он был не прочь помочь молодой девушке.

— Я думаю, что лучшей кандидатуры тебе не найти. Кстати, давай ей позвоним, и ты можешь поговорить с ней напрямую.

Что-то мокрое ткнулось Светлане в щеку.

— Стелла, дурочка, дай поспать, — пробормотала Светлана, стараясь натянуть одеяло на голову. Но пронзительный звонок телефона окончательно лишил ее возможности заснуть снова. Она приложила трубку к уху, стараясь удержаться на зыбкой грани между сном и явью. — Алло, — еле слышно прошептала она.

Громкий женский голос вызвал в голове у Светланы болезненный резонанс: она приехала домой уже на рассвете, и сейчас, взглянув на часы, застонала — еще не было и двенадцати.

— Я тебя разбудила?

— Нет-нет, — пробормотала она, с трудом разжимая веки.

— Как тебе моя машина?

— Какая машина?.. Ах да, машина… — И сев в постели, Светлана попыталась собрать вчерашние воспоминания воедино, но пелена сна туго стягивала память. — Большое спасибо, хорошо, — ответила она.

— Я вижу, вы вчера хорошо погуляли, но, если ты хочешь получить престижную работу, сейчас же проснись, — переходя на французский, заговорила Людмила.

Эта фраза привела Светлану в чувство лучше холодного душа.

— Я вам очень благодарна за заботу; машина великолепная, комфортная, быстрая, — не замечая, что без труда принимает новые условия разговора, отвечала она по-французски, смутно вспоминая плавное покачивание машины на ходу, тепло салона и мягкость сидений.

— Реакция у тебя хорошая, да и трудностей с языком не наблюдаю. Записывай адрес. Страстной бульвар… Встречаемся десятого января ровно в двенадцать часов. Одежда и макияж — деловой. — И, не дожидаясь ее ответа, трубка загудела.

Десятого января без четверти двенадцать Светлана была около административного здания. Она открыла стеклянную дверь и оказалась в большом холле. За столом у вертушки, защищающей вход, сидел рослый, широкоплечий мужчина в форме цвета хаки и рассматривал журнал с обнаженными девушками. Большая широкая лестница находилась прямо у него за спиной. Светлана решительно двинулась к нему.

— Меня ждут… — И вдруг осеклась: ведь она не знала ни фамилии, ни отчества Людмилы, ни номера офиса, ни даже названия фирмы!

— Предъявите документ, — спокойно сказал мужчина, убирая журнал в ящик письменного стола и придвигая большую амбарную книгу для регистрации посетителей.

— Вот, пожалуйста. — Светлана достала из сумочки паспорт и протянула ему.

Сличив фотографию с оригиналом и записав данные паспорта в книгу, охранник позвонил куда-то по телефону и только потом нажал какую-то кнопку. После чего Светлана смогла войти, легко толкнув железку вертушки.

— Вам на второй этаж, офис двести одиннадцать, — вдогонку сказал охранник, опять доставая журнал.

…Она поднялась на второй этаж и очутилась в небольшом, холле, где висело огромное зеркало. Светлана взглянула на свое отражение. Она сняла берет и спрятала в сумку, расстегнула полушубок, поправила деревянные бусы, которые хорошо смотрелись на бежевом свитерке, машинально поправила чуть сползшие очки и пошла по коридору. Она нашла дверь с табличкой «211», тихо постучала и, не дожидаясь ответа, потянула ручку, двери вниз, переступила порог и остановилась, озираясь вокруг. Красивые женские лица, улыбаясь, глядели на нее с рекламных постеров, развешанных по всем стенам, в углу стоял большой стол с компьютером. Поодаль она разглядела журнальный столик и два низких кожаных кресла; у окна стояла Людмила, в ее пальцах дымилась сигарета.

— Ты пунктуальна. Проходи, садись, — вместо приветствия сказала она и указала на кресло.

Поискав глазами вешалку и не найдя, Светлана сняла полушубок и положила его на подлокотник кресла. Людмила, оставив сигарету на краю хрустальной пепельницы, стоящей в центре журнального столика, подошла к девушке, взяла ее полушубок и повесила на плечики, спрятанные в глубине встроенного шкафа. Сев напротив, она снова взяла было недокуренную сигарету, но, увидев, что та дотлела почти до фильтра, резким движением погасила ее. Наконец она пристально взглянула на девушку. Лишенная вечернего макияжа, она показалась ей совсем юной и беззащитной, не помогали даже очки, которые делали ее чуть строже, но не старше.

— Вы что закончили? — уже по-французски спросила Людмила, чуть наклонив голову и опять закуривая.

— Я училась на филологическом факультете университета, — неуверенно начала Светлана, но, как будто опомнившись, быстро и четко, как на экзамене, продолжила: — Моя мама с рождения говорила со мной по-французски, поэтому я хорошо владею разговорным языком.

— О, это интересно! А кто ваши родители?

— Я сирота, — чуть потупив взор, словно говоря что-то неприличное, ответила Светлана.

Она не лгала. Действительно, она давно считала себя полной сиротой: вечно пьяный, быстро деградировавший отец не вызывал у нее никаких чувств, кроме омерзения, и, когда в очередной пьяной драке он убил случайного собутыльника и попал в тюрьму, Света даже вздохнула с облегчением. Ее память хранила воспоминания о другом отце — веселом, красивом и щедром человеке, которого так любила ее мать, а опустившееся до звериного состояния существо, в последнее время жившее с ней рядом, не имело ничего общего с этими воспоминаниями.

На лице Людмилы отразилось недоверие: уж не ломает ли девочка комедию? Но, заглянув в ее пронзительно грустные глаза, поняла, что та говорит правду. Что ж, Людмила как никто другой могла понять эту девушку. Ее родители пропали без вести во время целинной эпопеи, замерзнув в степи или растерзанные голодной волчьей стаей. Воспитывала ее бабушка, поэтому ей пришлось познать настоящую нужду, и она сделала все возможное, чтобы забыть об этом навсегда. Рано узнав силу своей красоты и переспав с некоторыми «нужными» людьми, она поступила на факультет журналистики МГУ, где и познакомилась с Виктором, тогда еще застенчивым мальчишкой, одним из самых талантливых на факультете, но предпочла ему лысеющего, преуспевающего дипломата, который женился на ней сразу после сорокадневного траура по жене, тихо умершей в онкологической больнице. Вскоре после регистрации брака она оказалась в Париже.

Людмила поперхнулась дымом от сигареты и закашлялась.

— Работа предстоит несложная, — отпив глоток воды из хрустального стакана, стоящего рядом с пепельницей, начала она. — Нужно будет подготовить перевод десяти резюме, а когда приедет Антуан Журэ, быть его переводчиком. Кстати, каким парфюмом ты пользуешься? — неожиданно меняя тему, спросила Людмила.

— Не помню, — неуверенно ответила Светлана и вопрошающе посмотрела на строгое лицо экзаменаторши. Недавно она купила себе небольшой флакончик с нежным ароматом в небольшом ларьке на рынке. Она, конечно, понимала, что этикетка «Шанель» явно не соответствует наполнению, но запах ей понравился.

Людмила поморщилась, как учительница от неправильного ответа прилежного ученика. Она встала, выдвинула ящик стола, достала небольшую белую коробочку и протянула Светлане. Это «Guerlain», легкий дневной запах. Попробуй.

Света отвернула колпачок и вдохнула нежный аромат.

— Это великолепно! Большое спасибо. — В ее глазах было столько детской радости, что Людмила сама испытала удовлетворение, какое, вероятно, испытывает мать, угодив своему чаду. И ей вдруг захотелось рассказать этой полуженщине-полуребенку о своей жизни.

Людмила вернулась опять в свое кресло, чиркнула зажигалкой, закурила и после нескольких глубоких затяжек начала:

— Смотрю я на тебя и вспоминаю свою такую недалекую юность. Кажется, только моргнула — и треть жизни пролетела как один миг. Я приехала в Париж такой же девчонкой, как и ты. Ничего не знала, ничего не умела. Муж целыми днями был на работе, а я бродила по городу. Тоска и наслаждение слились тогда для меня воедино…

Она говорила медленно, не торопясь о своей страсти к Парижу, о его старинных и современных кварталах, о многочисленных кафе и клубах, о картинных галереях и театрах, о званых вечерах и дипломатических приемах… Казалось, она помнит каждый дом, каждую улицу, по которой ей когда-то приходилось ходить; образы случайных и неслучайных прохожих наполняли ее рассказ трепетом живых воспоминаний, прошлых встреч и дружеских бесед. Наконец она остановилась, глубоко вздохнула и потянулась, как будто пробуждаясь от приятных сновидений.

— Но это мало относится к делу, — закуривая новую сигарету, продолжила она.

— «Guerlain», фирма, имеющая множество филиалов по всему миру, готовит к открытию филиал в Москве. Мне поручили подготовить все к приезду представителя фирмы. Я отобрала около десятка претендентов на должности менеджеров, и около пятидесяти девушек хотят получить работу продавщиц-консультантов фирменного магазина. Окончательный отбор сделает Журэ: нужен один менеджер и шесть продавщиц. Директором-распорядителем филиала назначена я, и остальных сотрудников я смогу набрать без согласования с фирмой. К тому же Антуан, возможно, заинтересуется и моделями. Я знаю, что идет работа над новым ароматом и для рекламной кампании потребуется новое лицо. Правда, этот привередливый француз не очень-то любит работать с русскими моделями, хотя сам, говорят, наполовину славянин: то ли поляк, то ли белорус, но признает, что русские девушки очень красивы и неординарны. Так что, возможно, нам придется подготовить ему кастинг, но об этом он сам скажет по приезде. Твоя задача заключается в точном и быстром переводе. Будь тактична, аккуратна и особо не лезь на глаза. Прежняя переводчица так его раздражала своим громким голосом и вызывающими манерами, что ее пришлось заменить. Но когда Антуан узнал, что его переводчиком будет мужчина, то вообще взбеленился: он, как оказалось, предпочитает иметь дело с женщинами, считая мужчин грубыми, невежественными и примитивными. В этом он, конечно, прав, поэтому на эту работу я и пригласила тебя.

— Но вы ведь сами хорошо владеете французским, почему же вы не стали переводить?

Людмила смерила девушку презрительным взглядом. Но в глазах Светланы было столько ребячливой наивности, что Людмила опять снисходительно улыбнулась:

— Конечно, французский я знаю сейчас, наверное, лучше русского, но я директор, не забывай об этом, милая девушка.

— А… — Светлана смутилась, и краска залила ее лицо. И чтобы справиться со своим смущением, она спросила: — Как долго представитель фирмы пробудет в Москве?

— Пять дней. Один — знакомство с документацией, просмотр анкет, характеристик, фотографий. Два дня на личный отбор персонала и два дня для официальных встреч с чиновниками, формирования ассортимента магазина. Кстати, магазин почти готов, эскиз готовили французские дизайнеры. Ты должна будешь сопровождать мсье Журэ. Эта работа не столь денежная, сколь престижная, хотя две-три сотни франков, я думаю, тебе не помешают.

«Конечно, не помешают», — думала девушка, прикидывая, что на эти деньги она сможет на первое время снять квартиру, чтобы не возвращаться домой.

— Вот тебе анкеты и резюме. Где будешь работать, здесь или дома?

Светлане было как-то неуютно рядом с этой самоуверенной женщиной, поэтому она предпочла взять работу на дом.

— Итак, шестнадцатого числа ровно полдевятого за тобой заедет машина, будь готова. И не робей, ты справишься, а если сможешь угодить Антуану, это будет постоянный доход, к тому же в валюте; мне совсем не хочется заниматься рутиной, поэтому работой я тебя загружу: в ближайшее время нужно выпустить рекламный каталог на русском языке, подготовить агрессивную рекламную атаку в газетах, журналах, на телевидении, и радио. Как только утвердят бюджет, ты забудешь, что такое спокойная жизнь.

От этих слов Светлана вся собралась в комок, как бы готовясь к мгновенному старту: она любит работать, ей это интересно.

Людмила мысленно улыбнулась, увидев выражение лица Светланы.

— Ты мужественная девушка, — уже с теплотой в голосе продолжила она. — Этот мир — дикие джунгли, где требуется немало смелости и ловкости, чтобы выжить. Но я верю в тебя и в твое будущее. В бизнесе нет твердых правил, и женщине, чтобы добиться чего-то, важно использовать свое оружие: знания, обаяние, красоту, интуицию. Причем вести бой придется всеми видами оружия сразу. Но не забывай — это я тебе говорю как старый опытный боец, — не смешивай бизнес и любовь. Ты можешь использовать свое тело в качестве самого тяжелого орудия, но не позволяй манипулировать своими чувствами, а научись сама использовать чувства других.

От таких внезапных откровений Светлане стало не по себе, и ей захотелось остаться одной: слишком много впечатлений! Шаг за шагом она поднималась все выше и выше по социальной лестнице, оставляя далеко внизу ту беззащитную, маленькую девочку, какой она себя ощущала еще месяц назад. Еще одно усилие — и она станет сотрудницей всемирно известной французской фирмы! Какое счастье! Но сердце отчего-то тихо сжалось, и легкий холодок пробежал по позвоночнику. Что ждет ее впереди? И как будто в поисках ответа, она вопрошающе взглянула на работодательницу.

Людмила, внезапно почувствовав нежность к этой немного испуганной девочке, подошла к ней, наклонилась и тихо обняла за плечи:

— Не бойся, все будет хорошо.

Вдыхая легкий пряный запах, исходящий от ее теплого тела, Светлана невольно испытала потребность прижаться к ней, спрятать голову на ее груди, как когда-то девочкой, когда искала защиты у матери, но она подавила в себе это желание. Людмила — ее директор, а она — работник по найму, и это то правило, которое нельзя нарушать.

Людмила отстранилась и отошла к столу.

— Я могу быть свободна? — неуверенно спросила Светлана.

— Возьми вот это. — И протянув черную папку, Людмила ободряюще подмигнула: — Готовь оружие к бою.

Света благодарно улыбнулась в ответ:

— No pasaran!

Она подняла вверх на вытянутой руке сжатый кулак. Теперь она знала: у нее есть союзник: опытный командир-стратег в борьбе за выживание.

Она стояла у окна. На часах было почти девять. Светлана уже спускалась вниз и ждала у подъезда, но машины не было, и ей пришлось вернуться. Плохо, что она не записала номер телефона Людмилы, и теперь ей приходится сидеть как на иголках. Она с нетерпением ждала встречи с Антуаном Журэ, представляя его солидным, чуть полноватым мужчиной с сединой на висках и обязательно с усиками, наподобие тех, что носил Дюруа, персонаж мопассановского «Милого друга». Она репетировала перед зеркалом, как она войдет в кабинет, как подаст руку для приветствия, как сядет, как возьмет в руки карандаш; ей казалось, что каждое ее движение, каждый жест должен быть четким, правильным, без суеты и неуверенности — она должна выглядеть профессионалом. Ей очень хотелось получить эту работу, которая даст ей не только финансовую самостоятельность, но и откроет дверь в доселе неизвестный и заманчивый мир.

И вот машина не пришла за ней. Может, Людмила передумала и взяла на работу кого-нибудь другого, более знающего и умелого? От этой мысли она почувствовала, как холодеет в груди и немеют ноги. В квартире стояла тишина. Стелла тихо лежала у ее ног. Овчарка иногда приподнимала голову, с сочувствием глядя на нее умным, всепонимающим взглядом.

Светлана вздрогнула от звонка, как будто он был для нее неожиданным. Сердце учащенно забилось. Она схватила сумочку и поспешила к двери.

Антуан с раздражением выслушал «приговор». После рождественских праздников он опять должен лететь в Москву: холодную, неуютную, грязную, а главное — бестолковую.

Более всего в людях он ценил профессионализм, а в России, как он понял, вообще не было профессионалов, и это жутко его раздражало. Он был не последним человеком в фирме. Именно ему доверяли открытие новых магазинов не только во Франции, но и в Италии, Греции, и у него было достаточно опыта, чтобы контролировать и направлять работу своего отдела. Антуан был довольно скрытным человеком, но все же кто-то прознал о его происхождении, и это было главным аргументом для начальства, чтобы послать именно его.

«Никто, кроме вас, не сможет лучше понять специфику русского рынка, ведь отец ваш был, кажется, русский?»-так безапелляционно аргументировал шеф его назначение, и бесполезно было объяснять, что он никогда не был на родине своего отца и вообще мало что понимает в особых рыночных отношениях в постсоветской России.

К тому же шеф ошибся: его отец был малороссом, то есть украинцем, по воле рока попавшим во время Второй мировой войны в Германию. Ни холода, ни голода в годы войны его отец, как он позднее рассказывал, не испытал: будучи красавцем, умницей и трудягой, он стал любимцем местных женщин; обделенные мужской арийской лаской, они были вполне довольны ласками молодого и веселого славянина.

Но когда союзные войска освободили «пленника», тот незамедлительно воспользовался представившимся случаем, чтобы перебраться в Париж, стараясь избежать возможности возвращения домой под крылышко к «великому кормчему» и не без основания опасаясь ответственности за случайное отцовство: за четыре года жизни в баварском селении от него родилось по меньшей мере три младенца.

В Париже он быстро нашел работу, так как был хорошим плотником и столяром. Мать Антуана, в те годы щупленькая девятнадцатилетняя девушка с хорошим образованием и блестящими перспективами, однажды увидев широкоплечего, высокого красавца с кудрявыми, черными как смоль волосами и ярко-синими глазами, каким был в те годы его отец, влюбилась в него сразу и, несмотря на возражения родителей, вышла за него замуж, отдав ему и свое сердце, и свое неплохое приданое, и свою фамилию. О чем, впрочем, никто и никогда не жалел: парень был хоть куда — трудолюбив, весел, хорош, а самым его большим достоинством была нежная, бескорыстная любовь к своей жене — «цыпоньке», как он ее ласково называл.

Даже когда у них родился сын Антуан, они, казалось, этого не заметили, поглощенные своей страстью. Родители сначала отдали Антуана на воспитание деду с бабкой, а позднее полностью препоручили системе государственного образования. Может, поэтому, не познав родительской любви, он стал по-настоящему любящим отцом.

Брак с Мадлен у них не получился, но Антуан поддерживал с ней дружеские отношения, чтобы почаще видеть свою дочь. Каждый год он проводил с Кати рождественские каникулы, и в этом году они вдвоем отдыхали на швейцарском курорте. За последний год его малышка Кати очень выросла, и он по праву гордился своей расцветающей дочерью, унаследовавшей от него васильковые глаза, обрамленные черными ресницами, и густые темные волосы. Правда, его огорчало, что она слегка сутулится, стараясь скрыть большую, не по годам развитую грудь, которая действительно казалась слишком тяжелой для такого хрупкого, маленького тела. И теперь, раскладывая вещи в московской гостинице, он первым делом достал фотографию в легкой пластиковой рамке, где он и Кати стояли в обнимку на фоне Швейцарских Альп: все еще моложавый отец и его взрослая дочь. Красивые, загорелые, счастливые.

На следующее утро проснулся с жуткой головной болью. Он плохо спал, не привычный к гулу московских улиц и свету ярких фонарей, пронзительно бьющему прямо в глаза сквозь тонкую ткань гостиничных штор. Накануне попросил дежурную по этажу разбудить его ровно в восемь по местному времени — и был неприятно удивлен, что о его просьбе забыли. Он принял душ, съел яичницу из трех яиц в местном буфете, запив таблетку пенталгина минеральной водой.

Москва с первой же минуты начала его раздражать. Машину ему подали с опозданием почти в час, и, когда начал работу в дурно обставленном офисе, он еле сдерживал себя. Правда, на этот раз русские подготовились лучше: были готовы досье на всех кандидатов, причем на двух языках. Из десяти кандидатов в менеджеры он, по большому счету, забраковал бы всех, но в конце концов остановил выбор на двадцатипятилетней женщине с высшим педагогическим образованием и курсами менеджеров, делая скидку на то, что в Москве сейчас невозможно найти готового специалиста. Придется поручить Людмиле «дообразовать» девушку, только после полугодовой стажировки ее можно будет подучить и в Париже.

Когда счастливый новоиспеченный менеджер покинул офис, Антуан, откинувшись на спинку кресла, сладко потянулся, случайно задев рукой сидящую поодаль переводчицу и неловким движением руки смахнул с ее переносицы очки в легкой металлической оправе. Совершив невероятную дугу, они бесшумно скрылись под маленьким журнальным столиком. Он забыл о присутствии переводчицы! В основном кандидатки неплохо говорили по-французски, только иногда тихий, спокойный голос помогал им правильно понять поставленный вопрос или, наоборот, разъяснял ответы кандидаток. Но это было так тактично и естественно, что Антуан почти не замечал присутствия третьего лица.

Оглянувшись, он встретил удивленный и испуганный взгляд молодой девушки.

— Очки, мои очки… — присев на корточки и озираясь вокруг, лепетала она.

— Сейчас я вам помогу. — Антуан с готовностью соскочил с кресла и попытался достать очки. Он протянул руку, шаря под столом по жесткому ворсу искусственного покрыли, но столик был слишком низеньким, поэтому для успеха операции ему пришлось лечь на пол.

Именно такую сцену и застала Людмила, вошедшая в офис: Антуан лежал на полу, а Света стояла на коленях рядом с ним. От удивления Людмила не знала, что сказать.

— Я вам не помешала?

— Нет-нет, — перевернувшись на спину, весело ответил Антуан, — мы почти закончили. Вот они, целехоньки, на наше счастье. — Он протянул очки Светлане, но, увидев застывшее выражение ужаса на лице Людмилы, рассмеялся звонким, мальчишеским смехом. Действительно, картинка была забавной — сорокалетний мужчина в деловом костюме отдыхает после трудового дня, лежа на полу и разглядывая коленки сидящей рядом девочки. Смех его был настолько заразительным, что Светлана невольно тоже рассмеялась.

Все вышло не так, как она себе представляла. Опоздав из-за поломки машины почти на час, она тем не менее приехала в офис раньше всех. Где-то через четверть часа подъехал представитель фирмы, сопровождаемый Людмилой. Антуан был явно в плохом настроении. Он, скользнув взглядом по лицу юной переводчицы и даже не подав ей руки, сел в кресло и попросил пригласить первого кандидата. Так начался их первый совместный рабочий день. Людмила через некоторое время была вынуждена уйти, и они в течение четырех часов работали без нее.

И вот этот, как показалось Светлане, серьезный и солидный мужчина сначала чуть не уничтожил ее очки, а теперь лежит у ее ног и смеется как мальчишка.

— Я думаю, что пора обедать, Антуан, — дождавшись, пока он прекратит хохотать и поднимется с пола, сказала Людмила строгим голосом няни, заставшей ребенка за баловством. — Я отвезу тебя в ресторан, где неплохая французская кухня.

— С удовольствием, — отряхивая свой серый, с серебристым отливом костюм, радостно ответил мужчина. — Девушка тоже поедет с нами.

В его фразе Людмила не почувствовала вопроса. Что ж, ей все равно, платить будет Антуан.

Светлана мужественно терпела едкие замечания Людмилы за обедом, с удовольствием поглощая «Coq au vin», блюдо, по сути представлявшее собой тушеную курицу в винном соусе, жюльен и какой-то безумно вкусный сыр, поданный на десерт. В течение всего обеда Антуан, усердно ухаживая за дамами, подливал им «Макон руж», а затем к кофе предложил попробовать настоящий коньяк, достав из портфеля маленькую плоскую фляжку, обтянутую золотистой кожей.

— Пожалуй, нам надо идти, — промокнув салфеткой поблекшие без помады губы, сказала Людмила и встала, ожидая, что ее сотрапезники последуют за ней.

— Мы еще тут побудем, правда, Света? — и Антуан заговорщически улыбнулся. — Я еще не попробовал вашего «Советского» шампанского.

— Ну что ж… Завтра встретимся, — недовольно кивнув головой, Людмила удалилась, покачивая бедрами. «Этой девочке слишком легко все удается», — подумала она с ревностью стареющей женщины.

С уходом Людмилы Светлана почувствовала себя свободней и уверенней. Она с удовольствием смеялась, отвечая звонким смехом на его шутки, и чуть не поперхнулась, когда тот, изображая в лицах всю сегодняшнюю череду кандидаток, выставил ноги в проход, томно глядя на нее, выпятил грудь и, поглаживая свои колени, воскликнул:

— Я так люблю Париж, и парфюм, и па-де-труа, и па-де-де…

Он сидел напротив нее, в его глазах мелькали чертенята, казалось, что это мальчишка, готовый на любые проделки, чтобы понравиться ей.

Когда принесли шампанское, Антуан, сделав глоток, поморщился:

— Почему русские называют этот напиток шампанским? Я бы назвал это сидром, если б был уверен, что он сделан из яблок. — И предложил: — Давайте выпьем на брудершафт, надо уважить местное вино.

Увидев его лицо так близко от своего, Светлана смутилась, но не успела ничего сказать, как почувствовала его жаркие губы на своих губах. Его уверенный язык бесцеремонно раздвинул ее мягкие губы. Светлана от неожиданности, судорожно вдохнув, с силой оттолкнула его.

— Извините, мне, наверное, пора. — Она резко встала, но от легкого головокружения почти потеряла равновесие и опять опустилась на стул.

Антуан недоверчиво смотрел на нее. Она не была похожа ни на одну из женщин, что он когда-либо знал. И, может, именно поэтому чувствовал себя легко и свободно рядом с ней.

— Погода хорошая, пойдем погуляем, — предложил он.

Помогая ей встать, он еще раз убедился, что эта девушка определенно его волнует. Он даже ощутил некий трепет от прикосновения к ее руке и мысленно усмехнулся: «Как юнец на первом свидании».

Они вышли из ресторана, он взял ее под руку, и они несколько минут шли молча. Погода была прескверная. Едкий, колючий ветер гнал поземку, было скользко, и Антуан с трудом поддерживал ее маленькую, неустойчивую фигурку. Она чувствовала нежную доверчивость к этому человеку и поймала себя на мысли, что хотела бы всегда ощущать рядом с собой твердый, уверенный локоть сильного мужчины.

Светлана слегка поежилась.

— Ты не замерзла? — спросил Антуан, стараясь заглянуть ей в лицо и увидеть отблеск собственной беспричинной радости.

— Там было так уютно и весело, и мне жаль расставаться с теплом и хмельной легкостью. Этот мороз нас быстро отрезвит. И вам, наверное, пора в гостиницу, — внезапно погрустнев, сказала она. — К тому же меня ждут.

Антуан представил молодого, мускулистого парня, что ждет ее в маленькой комнате многоквартирного дома. Этой девочке, наверное, еще придется оправдываться за свое опоздание, а может быть, еще хуже — защищаться от побоев. Эти русские такие жестокие!

Увидев растерянность в его глазах, Светлана успокаивающе добавила:

— Я живу одна, мне нужно накормить собаку и вывести ее на прогулку.

— Собака?.. Ах да, собака! Конечно! Собака хочет гулять, — обрадовавшись такому простому объяснению, воскликнул Антуан и, схватив ее в охапку, закружил, но, поскользнувшись на заснеженном тротуаре, неловко упал на спину. Светлана с трудом устояла на ногах.

— Вы не ушиблись? — Ее встревоженное лицо склонилось над ним.

Глядя ей в глаза, он улыбнулся в ответ.

— Я хотел бы так лежать вечность… — И тут же со смехом добавил, вставая: — Если б не было так холодно. Ну что? Веди к своему животному.

Они добирались до дома, где жила Светлана, на метро, а потом им пришлось еще долго идти пешком мимо однообразных блочных домов, похожих на гигантские бараки. Светлана, разгоряченная вином и вниманием собеседника, не замечала холода, но ее спутник, хоть и был весел и всю дорогу болтал не умолкая, сильно продрог. Опасаясь за его здоровье, она буквально силой заставила его залезть в горячую ванну, а сама пошла выгуливать овчарку. Вернувшись, она застала Антуана на кушетке в маленькой комнате без окон: он спал, уткнувшись носом в пушистый мех игрушечного голубого зайца.

Антуан заметил эту игрушку за решеткой ларька около остановки метро. Заяц восседал рядом с какими-то бутылками, шоколадками и жевательными резинками.

— Давай вырвем его из заточения? — игриво спросил Антуан. — К тому же вы с ним очень похожи.

— Как близнецы, — рассмеялась она, но была рада игрушке. Заяц действительно был очень забавным: с хитрой, лукавой мордашкой, раскосыми глазами, растопыренными лапками и мягким животиком.

Светлана вспомнила, с каким серьезным видом Антуан протянул ей игрушечного зверька. Она улыбнулась и с нежностью посмотрела на спящего: лицо его было спокойным, тело расслабилось, и он напоминал ей большое, еще таящее угрозу, но уже прирученное животное. Она бережно накрыла его пледом и тихо вышла, распахнув двери настежь.

…Она быстро схватила телефонную трубку, прервав первый же резкий звонок.

— Ты не знаешь, где Антуан? — Голос Людмилы был по-настоящему тревожным.

— Он спит.

— Где? У тебя?

— Да, он сильно замерз и не захотел возвращаться в гостиницу, — как будто оправдываясь, объяснила Светлана.

— Ты всегда так быстро действуешь?

— Не поняла…

— Да ладно, надеюсь, ты не строишь особых планов, бедная сиротка? — В голосе Людмилы слышалась издевка и раздражение.

— Строю, неожиданно для себя резко ответила Света. — Я переполнена планами. Но сейчас я тоже иду спать. До завтра. — Первой положив трубку, она постаралась успокоиться. Никому и никогда она больше не позволит оскорблять себя!

Вернувшись в свою постель, она улыбнулась воспоминаниям этого дня: интересная, неутомительная работа, вкусная еда, великолепное вино, искреннее внимание со стороны галантного партнера, — она попала в волшебную сказку. Светлана с радостью подумала о завтрашнем дне. Какое счастье жить такой жизнью!.. Она еще долго ворочалась в своей постели, воскрешая приятные часы и мечтая о будущем.

Антуан проснулся и огляделся по сторонам. Было темно и тихо. Нашарив в темноте кнопку настольной лампы, он включил свет. Впечатления вчерашнего дня приятными волнами нахлынули на него, и ему пронзительно захотелось вновь увидеть ее, эту милую девочку со светлым русским именем, ощутить теплоту ее дыхания и нежный аромат юного тела.

Она спала, как спят послушные маленькие дети, положив голову на ладошку и тихо посапывая во сне. Было еще темно, но неяркий свет зажигающихся окон стоящего напротив дома неровными бликами освещал комнату. Он подошел и сел рядом с тахтой на ковер. Он любил смотреть, как спят его женщины. Во сне с них спадала пелена притворства, и они казались естественными, не защищенными ни маской макияжа, ни забралом кокетства. Он не был ни однолюбом, ни ловеласом; однажды сделав неудачную попытку жить только с одной женщиной в браке, таких экспериментов больше не повторял. Его женщины приходили и уходили, оставляя за собой легкий шлейф воспоминаний. Но почти каждая хотела стать единственной, взять его целиком, приручить, подчинить, заставить жить по ее правилам. Поэтому в последнее время он старался иметь дело только с замужними дамами, скучающими в браке и ищущими легких, без обязательств, отношений. Но они не оставались на ночь…

Антуан смотрел на это полудитя-полуженщину и ощущал в себе нарастающее желание. Он протянул вперед руку и легко прикоснулся к ее обнаженному плечу: оно было теплым и бархатным; его пальцы, зажив своей собственной жизнью, потянулись к ее лицу. Боясь ее разбудить, он отдернул руку. Он осторожно встал, прошел в ванную, умылся теплой водой, почистил зубы; дорожная зубная щетка, как всегда, была у него с собой в портфеле. Проведя рукой по подбородку, недовольно поморщился: придется все же заехать в гостиницу, чтобы побриться.

Он вернулся в комнату и увидел, что девушка проснулась. У него перехватило дыхание. «Почему я так волнуюсь? Что значит для меня эта русская девушка?» Светлана приподнялась на локте, одеяло соскользнуло, приоткрыв маленькую грудь, любопытно выглянувшую из спущенной на плечо сорочки. Лицо ее было в тени, а свет ореолом окружал голову.

— Пора вставать? — сонным голосом спросила она и села.

— Нет-нет, еще очень рано.

Она радостно потянулась:

— Как здорово проснуться и узнать, что еще рано! Можно просто лежать, наслаждаясь теплом и ловить остатки сна.

Светлана опять легла и натянула одеяло до подбородка.

— И вы ложитесь, Антуан. Утром сны такие яркие!

Он стоял рядом с тахтой, где под большим одеялом спряталось хрупкое, нежное девичье тело, и не мог, да и не хотел, никуда уходить. Его сновидение было рядом, настоящее, дышащее жизнью. Он сел на тахту, склонившись к ее лицу, и ее глаза просияли лаской и нежностью. Его губы потянулись к ее губам, и ее глаза закрылись с тихой покорностью зовущего наслаждения.

Антуан был зрелым, привлекательным мужчиной, познавшим, как она предполагала, множество женщин. И она не могла не понимать, какую опасность он представляет для нее, но впервые в жизни она не хотела слушаться голоса разума. Он был нежен с ней. В блаженном забытьи Светлана почувствовала, как его ладони скользнули по ее лицу, шее, плечам, обхватили талию, словно удивляясь, до чего она тонка. Он получал удовольствие от прикосновения к ее матовой, шелковистой коже. Его ласки становились настойчивее, а поцелуи увереннее; наконец, ощутив на себе тяжесть его тела, она забылась в беспамятстве нарождающегося первобытного желания, с удивлением ощущая, как ее тело бьется в конвульсиях страсти.

Весь день они пребывали в состоянии блаженного лунатизма, воспринимая мелькающих перед ними кандидаток на должности продавщиц элитного магазина как представительниц неизвестной им жизни. Все они были слишком, слишком ярки и слишком безлики, слишком зажаты и слишком раскованны, слишком старались, чтобы вызвать интерес. Антуан задавал какие-то вопросы, раздавал анкеты, но Светлане казалось, что все эти действия подчинены одному — почаще слышать ее голос, ощущая ее рядом с собой. И это волновало ее, заставляя сердце учащенно биться. Она чувствовала себя красивой и желанной. Пристально глядя на него, она стремилась уловить в его поведении, жестах, словах подтверждение своих ощущений и, заглядывая в его посветлевшие от счастья глаза, с радостью находила в них яркие огоньки внезапно вспыхнувшего чувства. Ощущение счастья переполняло ее; ей казалось, что все, что с ней происходило раньше: болезнь, голод, унижения, — было когда-то очень и очень давно; так давно, что происходило даже не с ней, а с кем-то, кого она хорошо знала, но старалась забыть, ибо воспоминания причиняли ей только боль.

— Где мы будем обедать? — Голос Антуана звучал бодро и весело. Казалось, семичасовой просмотр нескончаемого потока девиц, как будто воспроизведенных по одному трафарету, ничуть не утомил его.

— Может, хочешь попробовать русскую кухню? — устало спросила Людмила. Она провела жуткий день, ощущая нарастающее раздражение от нескрываемой радости этих новоявленных влюбленных. Она отлично понимала, что для них она лишняя, но, как капризный ребенок, не хотела считаться с желаниями других. С Виктором она больше не встречалась. Она охладела к нему почти сразу, не найдя в нем и признаков пылкой юношеской влюбленности, на что втайне надеялась. А теперь она сама отдала в руки этой юной кокетке свою потенциальную добычу! Людмила не признавала и не хотела признать, что потерпела поражение, не начав сражения. Она выбрала не тот вид оружия; ее увядающая красота и «французский шик» могли еще кого-то пленить, только не Антуана, равнодушного к искусственным женским ухищрениям.

— Вчерашний ресторанчик мне очень понравился, — робко вступила Светлана.

— И мне, — поддержал ее Антуан. — У меня будет много шансов попробовать и икру, и пельмени, и водку во время официальных встреч.

— Да, завтра запланированы встречи в администрации и поездка на фабрику «Свобода». Кстати, Светлана не понадобится, пусть отдыхает, — обращаясь к Антуану, строгим голосом сказала Людмила, как бы не замечая, что девушка стоит рядом.

— А сейчас будем чревоугодничать! — воскликнул он. — К тому же я заметил в их карте вин хорошее «Пино». Неплохо бы заказать к нему мидии! Вперед, мои милые дамы. — И Антуан галантно распахнул перед ними дверь.

…Ужин прошел весело и легко. Людмила молча ела, запивая кролика по-сентонжски изысканным вином, искоса поглядывая на беспричинно смеющихся Антуана и Свету и чувствуя все нарастающее раздражение: «Красное «Пино де Шарант» 1988 года ради этой девчонки-несмышленыша! Разве она сможет оценить дорогое вино по достоинству, ей вполне хватило бы какого-нибудь «Шепота монаха»! Но ничего не скажешь, эта выскочка выглядит довольно изящно с бокалом в руке. А счастье любую женщину делает неотразимой».

В машине Людмила села рядом с водителем, предоставив внезапно посерьезневшей паре наслаждаться объятиями на заднем сиденье. Но Антуан и Светлана сидели молча, слегка отстранившись друг от друга, и только сплетенные кисти рук говорили о едва сдерживаемой страсти.

Переступив порог квартиры, где жила Светлана, Антуан хотел заключить ее в объятия, но не успел: овчарка, бросившись под ноги, радостно закружилась вокруг ног хозяйки, бурно радуясь ее приходу. Светлана присела на корточки.

— Стелла, соскучилась, милая. Сейчас, сейчас. — Виновато глядя на гостя, Светлана погладила собаку. — Придется опять идти на улицу, Стелла хочет гулять.

Что ж, он подождет… Минуты тянулись как часы. Он молча стоял у окна, глядя, как в соседнем доме то зажигались, то гасли огни. Как долго ее нет! Впервые Антуан задумался о будущем: эта девочка сможет сделать его счастливым, он знал это, он верил в это. Без нее его прошлая жизнь показалась серой и суетливой, как старое немое кино, лишенное красок, с мельтешащими случайными фигурами и искусственными страстями.

Светлана вернулась веселая, с легким румянцем на щеках. Шутя она приложила свои холодные ладошки к его щекам. От неожиданности Антуан вскрикнул и, дурачась, замахал руками.

— Снегурочка! Мороз! Валенки! Самовар! — по-русски, но с чудовищным акцентом выпалил он.

— А самовар-то тут при чем? — рассмеялась Светлана. — Действительно, я замерзла. Поставь, пожалуйста, чайник и завари чай. Я скоро, только приму горячий душ.

Антуан не удивился просьбе. Он знал, что русские всегда пьют чай: и утром, и днем, и даже вечером, перед отходом ко сну. Он зажег конфорку газовой плиты и поставил чайник на огонь. Когда вода закипела, залил кипяток в заварочный чайник и посадил на него тряпичную куклу, нарезал батон на тонкие ломтики и открыл баночку с джемом. Он был доволен, что сделал все правильно и ждал похвалы от Светланы.

Света вышла из ванной в большом махровом халате, полностью скрывавшем ее маленькую фигурку. Она села за стол, придвинула чашку и ласково и счастливо улыбнулась ему. Антуан состроил важную физиономию и, подобострастно наклонившись, спросил:

— Вам с молоком, мадемуазель?

— Нет, с виски. И побольше, — вступая в игру, серьезно ответила Светлана, но, не выдержав, прыснула. — Не дурачься, садись, бери чашку.

Он сидел напротив нее и с удовольствием смотрел, как она ест, откусывая большие куски бутерброда. Ему нравилась ее простая и непринужденная манера держаться.

— Вкусно?

— Да, я люблю абрикосовый джем.

Антуан удовлетворенно кивнул, как будто это была его заслуга.

— А ты почему ничего не ешь? — немного смутившись от его пристального взгляда, спросила Светлана.

— Я с удовольствием съел бы тебя. — И, протянув руку, он нежно провел пальцами по ее щеке.

Лицо ее стало серьезным, оно показалось ему взрослым и вместе с тем испуганным, но очень красивым. Было в нем что-то глубокое и таинственное, как бывает, если женщина чувствует приближение желания. Светлана вскочила, стараясь скрыть свои чувства, но Антуан, с силой притянув ее, посадил к себе на колени, обнял девушку за талию. От нее исходил нежный аромат, теплый и легкий. Его это заворожило, ведь это был запах ее кожи, не сравнимый ни с каким ароматом даже самых дорогих духов. И чем ближе он притягивал ее к себе, тем прекрасней казалась ему ее кожа и нежнее аромат. Она попыталась встать, но он крепко держал ее в своих объятиях. Светлана напряглась как пружина, готовая в любой момент выскочить, как только ослабнут тиски. Но мягкие, скользящие поглаживания по спине успокоили ее, она расслабилась и, движимая неосознанным порывом, обхватила его за шею.

Она не могла более противиться ему. Пусть это ее слабость, пусть она только случайно встретилась на его пути и нечего и думать, что она сможет остаться рядом с таким мужчиной, как Антуан. Но зачем загадывать на будущее, если настоящее так прекрасно!

Антуан незаметно развязал пояс ее халата, и полы разошлись, открывая его взору прекрасное тело. Его прохладная рука дотронулась до ее маленькой груди. Большим пальцем он стал медленно гладить розовый кружок соска, напряженно вглядываясь ей в лицо: закрытые глаза, чуть подрагивающие ресницы и слегка приоткрытый рот говорили о нарастающем желании. Светлана вскрикнула от словно накрывшей ее тело горячей волны. Антуан легко подхватил ее, перенес на тахту и, раздеваясь, упивался видом ее прекрасного обнаженного тела, готового к любви.

Она открыла глаза. Зрачки были настолько большими, что глаза казались бездонными, как темная и влажная южная ночь.

— Антуан! — В интонации ее голоса отразилось удивление, желание, призыв. Он наклонился к ней и ласково поцеловал в губы:

— Не бойся, милая девочка.

— Я хочу тебя, — нерешительно, почти умоляюще прошептала она.

Он лег рядом с ней и, тесно прижавшись, ощутил теплоту ее тела, провел пальцами по ее шее, плечам, груди; потом его пальцы соскользнули на ее живот и ниже, нежно поглаживая самое чувствительное место. Она тихо застонала от этой сладкой пытки. Ее тело реагировало на каждую его ласку, на каждое движение рук, губ, языка. Лихорадка несдерживаемого более желания захлестнула ее.

— Я хочу тебя, — уже требовательно выдохнула она, устремись всем телом вперед, призывая его к более решительным действиям. У нее перехватило дыхание, и она замерла, ощущая, как он входит в нее. Какое наслаждение! Ничего, кроме наслаждения, сильного, как боль.

Антуан был несколько удивлен, с какой страстью принимает его ласки это юное существо. Он, как гитарист-виртуоз, исполняющий темпераментную джазовую композицию, сначала еще контролировал свои действия, но постепенно, аккорд за аккордом, мелодия чувственности захватила и его. Чувство восторга разрасталось в нем с такой силой, что, казалось, он сейчас взорвется. И этот взрыв, потрясший его тело, произошел. Светлана, застонав, сильно сжала руками его плечи и отпустила только тогда, когда прошли последние судороги исступленного освобождения. Она отвернулась, поджав под себя ноги, и зарыдала, не выдержав силы нахлынувших чувств, стыдливо прикрывая лицо руками. Антуан привстал на локте и нежно провел рукой по ее спутанным волосам. Только когда рыдания прекратились, он нежно повернул ее к себе и, отстранив руки от лица, поцеловал в веки, чувствуя влагу ее слез.

— Тебе было хорошо?

Она ничего не сказала, только, виновато пряча глаза, кивнула:

— Мне так стыдно… Я была такой развратной…

— Глупая, ты самая лучшая. И я благодарен тебе. Мне давно не было так хорошо. А теперь спи, моя Златовласка.

Сердце Светланы сжалось от этих слов. «Милая мама, знала бы ты, как я сейчас счастлива», — подумала она, и невольные слезы опять набежали на глаза.

— Я обязательно тебе позвоню, — прощаясь утром, пообещал Антуан. — У меня будет сегодня трудный день, но я постараюсь освободиться пораньше.

Когда за ним захлопнулась дверь, Светлана опять забралась в постель и, уткнувшись в подушку, вдохнула его терпкий, немного с горчинкой, запах. Она закрыла глаза, стараясь сохранить ощущение блаженства. Невольно она опять задремала.

Долго нежиться в постели ей не пришлось. Стелла стащила с нее одеяло, напоминая о себе, а внизу у лифта Света столкнулась с Татьяной: та принесла ей халтурку, нужно было к вечеру перевести из французского журнала небольшую статью о новой коллекции «Шанель». Работа была нетрудной, но заняла почти весь день. Так что, когда прозвенел звонок входной двери, на часах было без четверти шесть. Светлана радостно бросилась в прихожую, но, открыв, застыла на пороге. В проеме двери стоял Павел, из-за плеча которого выглядывала Татьяна.

— Светлана, мы к тебе в гости, — звонко заговорила она и, не спрашивая хозяйку, пригласила: — Проходите, ребята.

Она растерянно посторонилась, пропуская гостей. Сначала вошел Павел с громоздкой сумкой в руке, затем еще двое парней внесли какой-то большой ящик. Стелла недовольно залаяла.

— Убери зверя! — испуганно воскликнула Татьяна.

Света взяла Стеллу за ошейник и отвела на кухню. Вытащив из кастрюли куриное крылышко, дала собаке и только потом закрыла за собой дверь.

Нежданные гости вели себя бесцеремонно. Один парень уже скатывал в зеркальной комнате ковер, другой распаковывал ящик, а Павел, устроившись в кресле, уже откупорил бутылку пива и шарил глазами в поисках стакана.

Татьяна, отозвав подругу в сторону, объяснила:

— Света, ты не сердись, что без спроса, ты сама знаешь, чем ты мне обязана.

Это замечание Татьяны Светлану покоробило, но это было правдой.

— Мы с ребятами снимаем клип. Паша — продюсер. Мы в основном все сняли, остались какие-то мелочи, крупные планы, проходки и прочая ерунда. Каждый час студии стоит бешеные бабки, поэтому я подумала о твоей большой пустой комнате.

— Но квартира не моя, — постаралась возразить Светлана.

— Мы не нагадим. Это работа на вечер. Все необходимое мы с собой привезли: лампы, отражатели, ткань для драпировки, монитор, ведь у тебя даже телевизора нет. Шумно не будет, звук будем записывать в студии. Так что, по рукам?

Перспектива провести весь вечер в компании Татьяниных друзей, может, еще два дня назад взбудоражила бы Светлану, но сегодня она ждала Антуана. Поэтому она не знала, что сказать, но, когда увидела, что ребята втащили в комнату еще один громоздкий ящик, поняла, что ее согласия никто и не ждет.

— Ладно, снимайте, я вам не помешаю.

— Танька! Стаканы для пива! — требовательно крикнул Павел.

— Сейчас-сейчас, — засуетилась Татьяна и устремилась к кухне, но, услышав рычание Стеллы, тут же отпрянула.

Светлану неприятно поразило поведение подруги: еще недавно веселая и независимая, она теперь полностью была в подчинении.

Татьяна умоляюще посмотрела на Светлану и попросила:

— Принеси, пожалуйста, стаканы, я собаку боюсь.

Зайдя на кухню, она успокаивающе погладила Стеллу, вымыла руки, сполоснула холодной водой лицо и взяла стаканы.

Поставив стаканы на низкий столик, Света решила опять скрыться на кухне: ей было неуютно рядом с Павлом. Она не могла понять себя, почему она испытывает волнение рядом с ним, почему она боится смотреть ему в глаза? Неужели она страшится разоблачения! Ведь так просто подойти к нему и просто сказать: «Здравствуй, это я, Светлана Коробейникова, помнишь?» И вся эта двусмысленная ситуация исчезнет. Все казалось очень просто, но почему-то она не сделала это.

— Светлана, подай скотч.

Татьяна, стоя на лестнице, какие обычно бывают в библиотеках, закрывала поверхность зеркал тканью. Светлана с облегчением включилась в общую работу. Задрапировав зеркала, Татьяна стала расставлять лампы для освещения, крепя их на специальные треноги и направляя на раскрытые белые зонты-отражатели.

— Свет, встань в центр, попросила она, — нужно отрегулировать освещение, чтобы не было теней.

Тем временем парни, которых Татьяна представила как Костика и Влада, режиссера и певца, расстелили на полу тонкий пластик и закопошились около видеокамеры.

Только Павел сидел в кресле развалясь и потягивал пиво, а девушка с жидкими, почти прозрачными волосами разложила на столике косметику и начала накладывать макияж на свое бледное от худобы лицо.

— Баланс проверил? Света хватает? — спросил Костик Влада.

— Все нормально. Сейчас начнем снимать.

— Девочки, переодеваться! — скомандовал Константин. — Влад, готовь кассету.

Павел снисходительно смотрел на всю эту суету. «Дети. С каким удовольствием они занимаются этой ерундой. Как мало им для счастья надо». Он только что провернул одну очень выгодную финансовую операцию, и на него свалилась куча денег. Почему бы немного не отстегнуть для забавы своим приятелям! Он рассчитывал, что съемки и его немного развлекут, но с горечью осознал, что ощущает только безмерную скуку.

Сначала его деятельность в качестве исполнительного директора совместного предприятия казалась ему очень интересной; он планировал наладить производство бытовой техники в Москве, но, поняв, что это очень долгая перспектива, а деньги нужны сейчас, пустился в различные махинации. Буквально за полгода он заработал больше миллиона в свободно конвертируемой валюте. Азарт захватил его. Деньги приносили деньги. Предприятие было только ширмой для его обогащения. Но постепенно он стал привыкать к большим деньгам. Правда, пришлось вытеснить из бизнеса двух соучредителей. Одного было не жаль: лентяй и бездельник. А вот женщина, которая смогла получить крупный кредит в самом начале их деятельности и найти первые два крупных контракта, принесшие стопроцентную прибыль, чуть не сошла с ума, узнав о том, что ее отстранили от дел. Ему до сих пор было стыдно за свой поступок. Но это закон капитализма — выживает сильнейший. Чтобы справиться со своей совестью, он стал ежемесячно выплачивать ей по пять сотен баксов, помог отправить за границу дочь на обучение. Бывшая соучредительница даже прослезилась от его «щедрот». Знала бы она о его прибылях!

И теперь, спрашивал он себя, куда же исчезло это удовольствие от бизнеса? Или все, что слишком легко дается, быстро надоедает? Вот и женщины. Не было ни одной, что когда-либо ему отказала. Любая, только помани. Кстати, с кем он поедет в Грецию? От Ксюхи он избавился месяц назад, купив ей шубу из чернобурки и сережки с бриллиантами. С Татьяной будет сложнее, эта, кажется, влюбилась по-настоящему, тут трудно будет откупиться. А если взять ее с собой в Грецию — не так поймет. К тому же он уже не может сдерживать раздражения от ее слишком громкого голоса, суеты и резкого смеха.

А почему бы не взять с собой подругу Татьяны? Была в ней какая-то загадка, что завораживала его. Какие грациозные движения, никакой суеты! Благородный профиль, лучистый взгляд, волевое лицо. Но кого все же она ему напоминает?

Взгляды их встретились, и он уловил в ее красивых глазах напряженность в сочетании с осторожностью. Она чуть покусывала свои мягкие, чувственные губы, и он чувствовал во всем этом непонятную ему нервозность.

— Таня, Вика, на площадку! — позвал режиссер.

Девушки вышли в центр комнаты, в одночасье превратившейся в студию. Они выглядели потрясающе: длинные ноги, обтянутые черными колготками, были обуты в ярко-красные туфли на высоченных каблуках, пурпурные платья как вторая кожа облегали стройные тела и едва прикрывали трусики, волосы покрывали парики из переливающихся черных нитей. У них был озорной и немного вульгарный вид, как у танцовщиц кабаре.

— Девочки, вы должны под музыку двигаться так, как работают манекенщицы. Надменный вид, чувство превосходства, понятно? Сейчас рот открывать не надо, только движения. Мы снимаем крупные планы. Понятно?

Девушки закивали.

— Влад, включай кассету. Снимаем только ноги. Девочки, начали.

Новоиспеченные актрисы не обладали непринужденной грацией, что приобретается долгими тренировками, поэтому их движения на экране монитора казались неуклюжими и тяжелыми. Музыка, льющаяся из динамика, не имела ни малейшего отношения к тому, что происходило на площадке, и девушки никак не могли войти в ритм.

— Девочки, легче! Ксюха, не выбрасывай ты так далеко ноги! Ты не цапля, а фламинго! Да не скачи ты так! Пошли! — Режиссер то и дело останавливал съемку. Константин сам попытался показать, как нужно двигаться. Но у него вышло так неуклюже, что Светлана невольно рассмеялась.

— Забавляешься? Сама попробуй! Давай-давай, думаешь, это так просто? — И, слегка подталкивая, он вывел Светлану под взгляд объектива. Влад включил фонограмму, и Светлана чуть смущенно улыбнулась:

— Ребята, я не готова к съемкам…

На экране были видны ноги Светланы в мягких домашних тапочках. Оператор слегка поднял объектив, и на экране показалось лицо девушки.

— Здорово! — выдохнул Влад. — Ты на редкость киногенична. — Костя, дай только лицо.

Действительно, на экране монитора ее лицо было восхитительным: нежное, загадочное, лукавое.

— Сделаем так, — предложил Влад. — В песне есть слова: «Много девушек, но я мечтаю об одной. Мечта, моя мечта». Света будет моей мечтой. У тебя есть вечернее платье?

— Да, маленькое, черное.

— Сойдет. Иди переодевайся и сделай, пожалуйста, макияж поярче. А мы продолжим.

Светлана подчинилась. Почему бы не попробовать! Ей это интересно.

Надев то самое платье, в котором встречала Новый год, она внимательно рассмотрела свое отражение. Потом слегка наклонилась вперед и причесала свои отливающие медью волосы, положила на веки серебристые тени, чтобы ее обычный открытый взгляд изменился на томный и глубокий, подкрасила ресницы, сделав их еще гуще и длиннее, и накрасила губы помадой цвета чайной розы, выделив блеском нижнюю губу, вспомнив слова Татьяны, что это придает лицу более соблазнительный вид. Вот, кажется, все. Ах да! Конечно, тапочки надо сменить на туфли. Ноги, зрительно удлиненные высокими, тонкими каблуками выглядели безупречно. Еще раз взглянув на себя в зеркало, Света не могла не признать, что выглядит потрясающе — оставалось надеяться, что и на экране это будет смотреться хорошо.

Когда она вышла из ванной и прошла мимо Павла, тот даже привстал. Скучающее выражение моментально улетучилось с его лица. Удивление и восторг читались в его глазах. Светлана остановилась на пороге «студии», Павел остановился рядом. Съемка продолжалась. Татьяна и Ксения двигались уже гораздо лучше: накапливающаяся усталость делала их грациознее и естественнее.

— Все, девочки, отдыхайте. Снято, — наконец сказал Константин, и девушки без сил опустились прямо на пол.

— Светлана, на площадку! — приказал режиссер. — Музыка! Пошла!

Светлана сначала несколько раз прошлась вдоль стены, задрапированной тканью. Затем стала выполнять команды режиссера.

— Голову направо, чуть наклони. Закрой глаза, теперь медленно поднимай веки. Хорошо! Голову налево, чуть ниже. Улыбнись. Так! Замечательно! Пройдись. Хорошо. Сядь на пол. Здорово!

Светлане казалось, что все, что она делает, — это просто и легко. Лукавое настроение. Дубль. Задумчивость. Дубль. Веселье. Неуемная радость. Час пролетел как минута.

Наконец Константин попросил:

— Покажи грусть, легкие слезы.

Павел с удовольствием смотрел, как она работает, выполняя задачи режиссера. Ничего лишнего, лаконичность движений. На экране монитора она казалась еще красивей, чем была в жизни, но красотой его не удивишь, в ней чувствовалось что-то настоящее, притягательное и зовущее.

Когда он увидел на ее ресницах слезы, его как будто обожгло изнутри: Татьяна сначала представила ее как Мари… А это Светлана… Светлана Коробейникова. Маленький, затравленный зверек. Как, с помощью каких сил произошло это превращение?! Павел верил и не верил своим глазам. Нет никаких сомнений — это она. И почему он сразу этого не заметил? Он обязательно узнает, что с ней произошло: не прошло и двух месяцев со дня их знакомства, и маленькая простушка превратилась в соблазнительную красавицу. Она должна принадлежать ему! Разве она сможет устоять перед ним, тем более если впереди прекрасное путешествие в Грецию?! Он решил: они посетят древние Афины, он покажет ей Крит, купит норковое манто. В Греции, говорят, норку можно купить почти задаром.

Съемка закончилась. Собрав все свое «имущество», все поспешили к выходу. Светлана открыла им дверь, но тут же вернулась в комнату, услышав телефонный звонок.

— Алло! — с волнением в голосе закричала она.

Но трубка молчала.

— Алло, алло, Антуан, тебя не слышно.

На другом конце провода слышалось только чье-то дыхание.

— Говорите, прошу вас, — чуть не плача попросила она.

— Света, это я, — растягивая гласные, проговорил женский голос. — Антуана можешь не ждать, он улетел.

— Он что-то передал? — заикаясь от неожиданности, спросила Света, узнав голос Людмилы.

— Последнее «прости».

— Этого не может быть… — Дыхание сорвалось, слезы брызнули из ее глаз, и она всхлипнула.

Людмила положила трубку. Она была удовлетворена. Пусть девчонка поплачет. Непонятно откуда в ней поднялась горячая волна радости. Она подошла к бару, достала бутылку «Хенесси» и удовлетворенно сделала глоток. «Я без боя не сдамся! — самоуверенно подумала она. — Это мой шанс, и я им воспользуюсь».

Жгучая влага дорогого коньяка распаляла воображение женщины, она уже представляла себя опять гуляющей по Парижу, ей казалось, что она ощущает неповторимый запах своего любимого кафе, где она встречалась со своими многочисленными друзьями, запах дорогих сигарет, парфюма и еще чего-то непонятного, но волнующего. И Жан, она опять увидит Жана, своего дорогого шоколадного мальчика!

Она прилегла на кровать, рука потянулась к тому месту, где огнем полыхало ее женское желание. Она закрыла глаза… Она вспомнила миндалевидные глаза своего молодого любовника, его тренированное, словно литое, тело и ту сладостную боль, которую он ей доставлял, когда входил в ее горячее лоно никогда не рожавшей женщины. Ее пальцы скользили все быстрее и быстрее… Горячий толчок, еще, еще! Тело выгнулось дугой, она вскрикнула. Несколько секунд она лежала в полном блаженстве, пальцами ощущая горячее сокращение между ног. Потом, не раздеваясь, накинула на себя плед и уснула, мысленно поблагодарив свое послушное тело.

…«Прости… Значит все, что у них было, — всего лишь случайность, ошибка».

Она внутренне сжалась. Затем, встряхнув волосами, попыталась улыбнуться. Что ж, она уже благодарна судьбе за минуты счастья, что подарил ей Антуан. Просто слишком многое разделяет их: возраст, расстояния, положение в обществе. Он на вершине карьеры в далекой и прекрасной Франции, она же только начинает свой путь. И все у нее впереди.

Светлана поспешила закрыть входную дверь. Сделала два оборота ключом, вернулась в комнату, скинула платье и пошла в ванную. Открыв воду и наполнив ванну теплой водой, она с облегчением вытянулась в ней. Воспоминания нахлынули на нее. Сильные руки Антуана, его мужественное тело, улыбка… Неужели она больше никогда не увидит его?! Но почему он даже не позвонил, не попрощался. Нет, она не верит, что он так мог поступить. Не хочет верить!

К тому времени, как Светлана, накинув махровый халат, вышла из ванной, она была убеждена, что это всего лишь ошибка, досадная ошибка, и Антуан обязательно ее найдет в следующий свой приезд.

Войдя комнату, она едва не вскрикнула. На тахте сидел Павел.

Света ошеломленно уставилась на него.

— Я думала… — От неожиданности она смутилась. — Я думала, все ушли.

Видя ее смущение, Павел снисходительно улыбнулся. Светлана дрожала с головы до ног, не в силах справиться с нарастающим волнением. Он встал и приблизился к ней. Она в ужасе отпрянула:

— Уходите, пожалуйста, я очень устала.

— А я ведь к тебе потом приезжал, Светлана Коробейникова, — уверенно начал Павел. — Я нашел тогда для тебя работу.

— Кладовщицы?

Павел удивился ее прозорливости. Действительно, он собирался ввести в штатное расписание новую должность — помощника кладовщика — и был очень горд собой, что сможет помочь этой жалкой девчушке. Но вот оно как обернулось! Девчушка оказалась образованной, красивой (и как это он раньше этого не заметил?!) и сильной. Такой, что и без его помощи смогла начать успешную карьеру. Но теперь она от него не уйдет. У него много денег, хватит еще на пару-тройку клипов.

— Ты петь умеешь?

Неожиданность вопроса застала ее врасплох.

— Не пробовала, но танцую неплохо, — растерянно ответила она. — А что?

— Хочу сделать из тебя звезду.

— И ты не хочешь узнать мое мнение? Может, я не хочу?

— Ну и дурочка, — ответил он и, положив руки ей на плечи, резким движением привлек ее к себе. Светлана почувствовала прикосновение его сильного, мускулистого тела даже сквозь махровую ткань халата. Инстинктивно она попыталась отстраниться, Павел легко, словно котенка, поднял ее на руки и осторожно опустил на тахту. Светлана попыталась вырваться.

— Пусти меня! Я не игрушка!

— Ты зайчик, почти такой же, как этот. — И Павел положил рядом с ней игрушечного голубого зайца.

Невольное напоминание об Антуане остановило сопротивление Светланы. Она взяла игрушечного зайца и, как будто пытаясь найти ответ в его раскосых глазах, внимательно посмотрела на него. Павел расценил этот жест как ее согласие. Его загорелые руки потянулись к ее лицу, легко коснулись щек, еще влажных волос, а потом резким движением распахнули полы халата.

От неожиданности Светлана охнула, и краска гнева бросилась ей в лицо. Она хотела опять запахнуть халат, но его сильные руки не позволили ей сделать этого. Он с силой привлек ее к себе и прижался к ее губам, заглушая слова протеста. Поцелуй становился почти нестерпимым. Его язык проник в ее рот. Она все еще пыталась сопротивляться, но ее попытки он принял за игру, не веря в то, что может быть отвергнут. Светлана извивалась в его объятиях, стараясь вырваться из его железных тисков, осыпая его грудь и плечи ударами кулачков. Он схватил ее за запястья и опрокинул на спину, вдавив в подушки всей своей тяжестью.

Он торопился удовлетворить свою страсть. В тишине слышалось только их дыхание, короткое, прерывистое, возня борющихся тел да слабые стоны Светланы. Сопротивление ее слабело, и ее тело покорилось его воле, предательски реагируя на его грубые ласки. Раздвинув ее ноги, он вошел в нее, торжествуя. Он был хозяином, она — рабыней, покорной рабыней его прихотей. Еще одна жертва.

Она не знала, сколько это продолжалось, обеспамятевшая, потерянная. Наконец с его губ сорвался полустон-полурычание, и конвульсии его тела прекратились внезапно вслед за этими звуками. Медленно он, скатился с нее, машинально проведя рукой по ее груди:

— Извини, я увлекся. Но твое сопротивление завело меня.

Светлана молча смотрела на его красивое тело и не испытывала ничего, кроме смертельной усталости.

Он повернулся к ней:

— Я был несколько груб, прости. Но ты меня задела за живое.

Она равнодушно посмотрела на него:

— А мое мнение тебе не интересно?

— Нет, почему же… Но ведь нам было хорошо…

— Нам? Ты уверен?

По его лицу скользнула тень сомнения.

— Я же попросил прощения. В другой раз будет лучше.

— Другого раза не будет.

Она заметила, как он напрягся. Торопливо он забормотал:

— Ты не бойся, я смогу заботиться о тебе. Ты получишь все, что захочешь: новые платья, шубу; мы с тобой будем ходить в театры, рестораны, поедем за границу…

Светлана похолодела: он ничего не понял. Не захотел понять. Не смог… Она встала и накинула халат, завязав пояс узлом.

— Мне ничего не надо, — ее голос прозвучал резко, — уходи и не возвращайся.

Павел был удивлен не столько ответом, сколько выражением решимости на ее ставшем еще красивее от гнева лице. Эта нищенка отвергает его!

— Ты пожалеешь об этом! — хрипло ответил он и стал быстро натягивать джинсы.

Пока он одевался, Светлана вспомнила то мгновение, когда впервые увидела лицо Павла в морозных ноябрьских сумерках. Могла ли она предполагать тогда, что эта случайная встреча принесет ей столько боли и разочарований. Но это произошло, и она чувствовала себя обманутой. Светлана скрылась в другой комнате. Быстро вернувшись, она протянула руку и разжала кулак. На ее ладони лежала смятая пятидесятидолларовая купюра.

— Мне от тебя ничего не надо. Подари на счастье кому-нибудь еще.

В недоумении он уставился на деньги. Значит, она помнила о нем, раз берегла эту купюру. Растерянно взглянув в ее ставшие холодными глаза, он машинально сунул деньги в карман и повернулся к выходу. Впервые он осознал, что, так и не приобретя, потерял что-то очень важное и ценное. И опять гнетущее чувство пустоты заполонило его душу.

Антуан лежал неподвижно, его тело было плотно стянуто белыми простынями. Он попытался пошевелить руками и не смог. Попытался встать. Ноги ему не повиновались. Нет возможности двинуться, даже пошевелиться. От ужаса и беспомощности его спина покрылась потом. Он огляделся: белый потолок, белые стены. Силуэты в белых одеяниях бесшумно скользили вокруг него, он не различал лиц, а только ощущал, как холодные, липкие руки прикасались к нему. Он попытался спросить, что с ним и как он сюда попал, но не смог даже разомкнуть губы. Его нервы были натянуты до предела. Чье-то лицо наклонилось к нему. «Узнать, надо узнать». Ему почему-то показалось, что оттого, узнает ли он это лицо или нет, зависит его жизнь.

— Нужно за все платить, — леденящим шепотом произнесла зловещая маска, и тонкие губы сложились в едкую усмешку.

— За что? — с силой разомкнув губы, еле слышно прошептал он.

— За мои страдания.

— И за мои.

— И за мои.

Он лежал неподвижно в удушливом пароксизме страха, наблюдая, как лица-маски менялись одна за другой. Вот-вот, казалось, он узнает. Это Мадлен, его бывшая жена?.. Нет! Маска расползается в ужасной гримасе, обнажая гнилые зубы. Людмила?! Нет! Рыжая шевелюра опадает клочьями, оставляя голый, желтый череп. Он в ужасе закрывает глаза, но что-то меняется вокруг него, знакомый нежный аромат заставляет его опять напрячь зрение. Он различает силуэт девичьей фигурки, склонившейся над ним. Легкими прикосновениями она разворачивает простыни. Кати! Его дочь несет ему освобождение! Он протягивает к ней руки, дотрагивается до ее груди, твердой маленькой груди юной девушки, чуть раскосые бирюзовые глаза, обрамленные темными ресницами, укоризненно смотрят на него. Нет, это не Кати, это…

«Светлана!» — Антуан, вскрикнув, проснулся в холодном поту. Несколько минут он лежал неподвижно, ослепленный ужасом сна. Он опять был в гостинице, рядом с кроватью валялся его костюм, рубашка и галстук. Вчера он был настолько пьян, что не смог повесить одежду в шкаф.

Он взглянул на часы. Пол-одиннадцатого. Головная боль пронзила виски, во рту пересохло. Эти жуткие приемы. Всегда много алкоголя, много тяжелой пищи. И скука, подобострастие, скрытая зависть. Он постепенно стал приходить в себя, вспоминая вчерашний день. Все начиналось как обычно. Официальный прием в администрации. Обильный завтрак, красная и черная икра, коньяк. На этот раз они постарались, где-то раздобыли «Хенесси». Потом знакомство с дирекцией московского предприятия, выпускающего дешевую косметику, поход по цехам. Ужин в ресторане «Прага».

Он помнил, что все время пытался позвонить Светлане и предупредить о том, что задерживается. Но позвонил ли?.. Почему он так напился? Он не мог в точности вспомнить, чем закончился день. Помнил только, что Людмила чуть ли не силой заставила его сопровождать себя на какое-то закрытое шоу «для своих», где опять был коньяк, икра и «стриптиз по-русски»: юные девушки пытались танцевать народный танец, постепенно скидывая с себя одежду. Это было наивно и вульгарно. Людмила в открытом платье. Ее тесные объятия в танце.

«Хорошо, что я проснулся один, — с облегчением подумал Антуан. — Сейчас приму душ и позвоню Светлане. На сегодня — никаких дел. Куплю ей цветы и красивую куклу». — С этими мыслями он пошел в ванную.

После трех чашечек кофе в буфете он вернулся в номер, расположился в кресле и, опустив руку в карман, достал портмоне. В специальном отделении лежали визитки. Перебрав все, похолодел: он точно помнил, что положил сюда клочок бумажки, где Светлана записала свой телефон. Вскочив, он выложил на кровать все содержимое портмоне. Мелкие монеты, денежные купюры, визитки, фотография дочери. С ужасом он подумал, что потерял телефон Светланы. В рисках бешено стучала кровь. Он должен вспомнить номер телефона, обязательно должен вспомнить…

В дверь постучали.

— Вас внизу ждет машина.

Антуан опомнился. Похоже, это его спасение. Людмила наверняка знает, где живет девушка. Быстро одевшись, он спустился вниз.

Людмила ждала его в машине. Ее тщательный макияж не мог скрыть темные круги под глазами и немного припухшие веки — следы вчерашних излишеств.

— Милая, — обращаясь к ней, начал Антуан, — мне нужно заехать к Светлане. И где здесь продают розы?

— Мы не можем, — резко оборвала Людмила. — На двенадцать назначена встреча у министра. Будет и посол Франции.

— Тогда дай мне ее телефон, — потребовал Антуан.

Людмила недовольно сощурила глаза. Она вчера вытащила из портмоне записку этой маленькой шлюшки, надеясь, что за вечер, проведенный на стриптизе, сможет соблазнить француза. Пока ей это не удалось, но своих позиций она так просто не сдаст. Поняв по решительному лицу Антуана, что тот ради своей прихоти может сорвать очень важную встречу, Людмила наспех нацарапала на листке блокнота семь цифр. Это был еще не подключенный номер телефона нового магазина. Она вырвала листок и протянула его капризному французу. Антуан радостно улыбнулся и, сосредоточившись, напряженно впился глазами в бумажку. Только после того, как уверился, что запомнил комбинацию цифр, он свернул вчетверо листок, спрятал во внутренний карман пиджака и весело воскликнул:

— Я готов! Поехали!

При первой же возможности он позвонил, телефон ответил ему длинными гудками. «Наверное, гуляет с собакой, — подумал он, — позвоню позднее». Но и во второй, и в третий раз к телефону никто не подходил.

День прошел по-деловому результативно: встреча с министром была приятной, он почувствовал, что у русских есть заинтересованность в сотрудничестве. Поэтому, когда министр пригласил его вечером посетить Большой театр, Антуан не посмел отказаться и предупредил, что будет со спутницей: он решил пригласить с собой Светлану. Но телефон лишь протяжно гудел.

— Может, ты ошиблась? — спросил Антуан Людмилу. — Проверь, к телефону никто не подходит.

— Она, вероятно, уехала в Суздаль. Я слышала, что ей предложили сопровождать группу иностранных туристов. А она всегда не прочь подшабашить, — ехидно заметила Людмила, и ее глаза злобно сверкнули.

Но Антуан этого не заметил. Людмила явно ошибается. Светлана должна ждать его, ведь он обещал позвонить. И чувство стыда кольнуло его: вчера он не сдержал обещание, но сегодня они обязательно должны встретиться.

После приема он долгое время провел в здании будущего магазина, просматривая эскизы интерьера, беседуя с ответственным исполнителем. Пришлось вносить некоторые изменения — помещение оказалось чуть меньше, чем предполагалось вначале. Время пролетело так быстро, что перекусить пришлось в буфете театра, куда он прибыл в сопровождении Людмилы: до Светланы он так и не сумел дозвониться. От духоты в зале, терпких духов Людмилы, а главное — от жгучего чувства одиночества среди этой многоликой толпы он стал задыхаться. Еле сдерживая дурноту, он вышел из театра.

Падая с ног от усталости, Антуан вернулся в гостиницу и первым же делом набрал номер телефона. Длинные гудки. «Светлана, спаси меня, мне так одиноко», — мысленно молил он. Но трубка безжалостно выдавала лишь длинные гудки… С тяжелым сердцем он провалился в сон.

Сегодня он улетает. В задумчивости Антуан смотрел на телефонный аппарат. Стоит ли опять набирать врезавшиеся в намять семь цифр? Он в равной степени боялся услышать и длинные, нудные гудки, и голос Светланы. Он чувствовал свою вину в том, что им так и не пришлось встретиться за эти два дня. Он вздохнул и набрал номер телефона Людмилы.

— Машина в пять. Самолет в семь пятнадцать, — машинально повторил он и поспешно добавил: — Людмила, пригласи, пожалуйста, Светлану. Мне нужен сегодня переводчик, я хотел бы пройтись по магазинам и курить кое-какие сувениры.

На другом конце провода воцарилась пауза. Людмила тщательно взвешивала его слова. Это ее последний шанс, надо его использовать.

— Я с удовольствием тебе помогу, — ответила она.

— Нет-нет. Не беспокойся. Пусть приедет Светлана, — чуть более торопливо, чем было необходимо, ответил Антуан. — К тому же мне нравится эта девушка, — зачем-то прибавил он.

— Почем нынче ее услуги? Не слишком дорого берет? — грубо хохотнул голос на другом конце провода.

Все, это поражение! Шансов больше нет, значит, можно быть и грубой.

— Людмила, вы забываетесь! — ледяным тоном остановил ее Антуан. — Дайте мне ее адрес.

Голос его звучал жестко и требовательно.

— Нет, — ответила Людмила, бросила трубку и судорожно схватила сигарету. Волна отчаяния захлестнула ее. Ей плевать было на этого француза, но она не привыкла к поражениям.

Она дала отставку Виктору, но была несколько уязвлена тем, что тот даже не сделал попытки вернуть ее. Вероятно, он уже свыкся со своим серым прозябанием в качестве верного мужа, расценив случайную встречу с ней как приятный эпизод в жизни стареющего мужчины. А может, он даже и обрадовался, ведь удовлетворить ее сексуальный темперамент не так-то легко мужчине, которому перевалило за сорок.

Она подошла к зеркалу, приблизила свое лицо к холодному стеклу и стала внимательно всматриваться в свое отражение. «Надо сделать подтяжку», — подумала Людмила. Это решение ее несколько успокоило. Она не привыкла впадать в панику. Ничего, вчера на приеме к ней клеился какой-то московский банкир. «Надо примерить этот вариант», — примирительно решила она.

…Антуан медленно отвинтил крышку фляжки и отпил большой глоток коньяка. Он знал, что сейчас не сможет побороть беспричинную ревность увядающей женщины, но если Людмила не уступит, то он поставит вопрос о смене директора-распорядителя московским филиалом. Он никому не позволит вмешиваться в его личную жизнь!

Приняв горячий душ и выпив чашку кофе в буфете, он немного успокоился. Он обязательно найдет Светлану в следующий приезд. Сведения о всех работниках отправляются в фирму с бухгалтерской отчетностью, а его Света проработала по крайней мере два дня и получила зарплату. В оставшиеся до отъезда несколько часов он решил прогуляться по Москве. Выйдя из гостиницы, он пошел по улице, глядя по сторонам. Его гостиница «Космос» была недалеко от бывшей Выставки достижений народного хозяйства СССР, сейчас превратившейся в большой комплекс скучных магазинов. Ему посоветовали купить подарки для близких в павильоне «Культура»: там продавались изделия русских промыслов. Он купит посадский шерстяной платок для Кати, а ее матери — гжелевский сервиз. Антуан представил, как его дочь накинет на плечи легкий цветастый платок и уютно устроится у камина рядом с ним…

Но тут его как током ударило. С фотографии загадочно улыбалась Светлана. Антуан бросился к двери и влетел в маленькое помещение, принадлежавшее, судя по едкому запаху и стоящей прямо у входа старой сушилке для волос, парикмахерской. Женщина в голубом синтетическом фартуке и с ножницами в руках вышла на звук дверного колокольчика, и он, старательно подбирая слова, заговорил:

— Модель… Фото… Телефон…

— Вам нужно позвонить по телефону? — спросила женщина. Она сразу определила, что перед ней иностранец, и старалась быть предельно вежливой с гостем. Она указала на нишу, где на тумбочке стоял телефонный аппарат: — Пожалуйста.

Антуан яростно замотал головой.

— Non! Модель… Фото…

— Вам нужно сделать модельную стрижку для фото? — И женщина зацокала ножницами.

Тогда Антуан схватил ее за руку и вывел на улицу. Он показал на фотографию и произнес:

— Светлана. Телефон. Cherchez la famme!

— А! Вам нужно узнать телефон этой девушки? — догадалась женщина. — Сейчас.

Они опять вошли в помещение парикмахерской.

— Рита! — закричала она. — Выйди сюда.

Показалась Рита. На ней был такой же синтетический фартук, но только красного цвета. Она недоуменно уставилась на незнакомого мужчину:

— Вы ко мне?

— Ему нужна девушка, что изображена на фотографии. Помнишь, модельная стрижка, что заняла первое место в конкурсе?