Франческа не обманывала себя в том, будто равнодушна к Дивэйну, она совсем не собиралась влюбляться в него. Лучшим способом избежать этого было увериться, что он освободился от всякой привязанности к ней, и знать, что он уехал в Лондон.
То, что привлекло его внимание к ней в Лондоне, было понятно: будучи вдовой, она вела себя так смело и непринужденно, привлекала к себе внимание всякими глупыми выходками в одежде и легким флиртом. Со всем этим покончено. Зная, что Дивэйн должен зайти, она покопалась в своих вещах и надела простое голубое канифасовое платье, которое носила еще до замужества. Ни воротничок, ни кружева, ни брошь или ожерелье не оживляли строгости этого платья. Франческа закрутила свои черные локоны в плотный узел сзади и спустилась к завтраку.
Ее хозяйка была слишком деликатна, чтобы выразить свое удивление, и решила, что Франческа займется туалетом после завтрака. Френ любила помогать по дому и, конечно, ей не хочется надевать красивые шелковые платья для того, чтобы пойти в курятник или посидеть на крыльце, вылущивая горох для обеда.
Когда они поднялись из-за стола, Френ сказала Мэри:
– Может быть, мы немного погуляем с Гарри в парке и подышим свежим воздухом, прежде чем он ляжет спать?
– Я займусь этим, Френ. Ты, наверное, захочешь переодеться до прихода лорда Дивэйна.
– Я не собираюсь переодеваться или оставаться с ним наедине. Давай возьмем одеяло и посидим где-нибудь в саду.
Мэри взглянула на ее строгую прическу и столь же строгое платье и воскликнула:
– Ах, Френ, уж не собираешься ли ты вызвать у лорда Дивэйна отвращение к себе?
– Конечно, нет. Ну, а если он будет чувствовать ко мне отвращение, это его дело.
Тем не менее Мэри заметила, что подруга мельком взглянула в зеркало и нахмурилась.
– Неужели я выгляжу ужасно? – неуверенно спросила она.
– Нет, конечно. Но вчера вечером ты выглядела намного элегантней.
– Думаю, что все в порядке.
Франческа осталась довольна свои отражением в зеркале. Этот спокойный стиль в одежде не был лишен привлекательности, тем более здесь в деревне. Конечно, элегантности в нем было мало, но он предполагал какую-то зрелость и даже слишком трезвое отношение к жизни. За несколько дней пребывания в Элмсе у Франчески зарумянились щечки, а ожидаемый визит Дивэйна придал блеск глазам.
Мэри, покачав головой, послала за Гарри и приказала принести одеяло. Они сели под широко раскинувшееся тутовое дерево, по очереди подбегая к Гарри, с которого нельзя было спускать глаз – он резвился, бегая, и особенно интересовался работой садовника. Когда желтый экипаж лорда Дивэйна стремительно подъехал к воротам, Франческа помахала ему рукой.
Он остановился и крикнул:
– Не желаете немного прокатиться или мне ставить лошадей в конюшню?
– Поставьте их в конюшню, – ответила Френ.
– Конюшни с другой стороны дома, лорд Дивэйн, – добавила Мэри. Едва ли нужно было напоминать об этом, но ей хотелось соблюсти приличия и выполнить свою роль хозяйки до конца.
Подошел садовник и помог Дивэйну справиться с лошадьми. Лорд вышел из экипажа и присоединился к дамам. Если Франческа надеялась отдалить от себя Дивэйна такой домашней встречей, то вскоре она убедилась, что ошибается. После приветствий и обмена впечатлениями о вчерашнем приеме, Дивэйн подхватил Гарри на руки, посадил его к себе на плечи и стал катать, чем сразу же покорил Мэри, которой было очень приятно и лестно видеть, как сын резвится на таких красивых и благородных плечах.
– Для холостяка вы, кажется, слишком хорошо умеете обращаться с детьми, лорд Дивэйн, – сделала она ему комплимент.
– У меня есть опыт общения с ними. У меня два племянника и племянница. Правда, я не очень-то умею обращаться с куклами или, скажем, устраивать вечера для юношества.
– А сколько лет вашим племянникам и племяннице? – спросила Мэри, и следующие десять минут разговор шел только между ними.
А Френ помогла Гарри играть деревянными лошадками и солдатиками. Это не требующее внимания занятие позволило ей задуматься над происходящим: Франческе показалось странным, что лорд Дивэйн, попросив у нее разрешения заехать в гости, разговаривает только с Мэри. Но из этой беседы она узнала, что он является братом леди Морган. Френ ранее встречалась с ней и нашла ее довольно дружелюбной и добродушной.
– Пойду скажу повару принести нам немного лимонада – или, может, вы предпочтете пиво, лорд Дивэйн? – спросила Мэри позднее.
– Если можно, пиво. Леди Кэмден знает о моем пристрастии к нему, – сказал Дивэйн, стараясь вовлечь Франческу в разговор.
Она слегла улыбнулась в ответ.
– Можешь не забирать с собой Гарри. Мы присмотрим за ним, – обратилась она к Мэри.
Гарри пытался идти за матерью, но Дивэйн поднял его на руки и принес обратно. Он сел возле Франчески, прислонившись к стволу дерева и вытянув ноги вдоль одеяла. Гарри копошился рядом, подавая Дивэйну одну за другой свои игрушки…
– У вас такая приятная подруга, – обратился он к Френ.
– Да, мы всегда были вместе душой, даже если вдали друг от друга. Рада, что у нее складывается все хорошо.
Сказав это, она перевела взгляд на Гарри, самую большую радость Мэри. И Френ вдруг ощутила боль, что у нее нет ребенка. Как все сложилось бы по-другому, будь малыш! Она не осталась бы жить в Лондоне.
Франческа подняла глаза на Дивэйна и увидела: он пристально смотрит на нее. В его взгляде она прочла сочувствие и понимание. Чисто выбритый подбородок, блестящие черные волосы, особенно, когда на них падал солнечный луч…
Дивэйн с грустью улыбнулся.
– Вы еще так молоды, Франческа. И у вас все в жизни уладится.
Она покачала головой.
– Я не думаю о замужестве. Одного было достаточно.
– Браки бывают разные, – возразил он. – Не хочу проповедей, но вы имели несчастье избрать не тот образ жизни, который достоин такой леди, как вы. Представить не можете, чего можно ожидать от лондонского общества. На поверхности блеск и очарование. Но в глубине – темнота. Вы и натолкнулись на нее, хотя и не по своей вине.
Он, не мигая, пристальным взглядом изучал ее, пытаясь найти в этой простой деревенской девушке хотя бы эхо той стремительной энергичной леди с мушкой на груди. Перемена в ней произошла поразительная, но что удивительно – и та Франческа, и эта казались Дивэйну одинаково привлекательными и соблазнительными. Он с ужасом заметил, что леди Кэмден не делает никаких попыток привлечь его внимание. Она была искренна, когда возражала против замужества.
– К сожалению, такие женщины, как я, плохо разбираются в мужчинах. Меня никогда особенно не прельщали местные щеголи. Я всегда хотела достичь чего-то большего, с трепетным волнением отдавалась очарованию моды, но когда я достигла всего этого, поняла, что все это иллюзия, не больше.
В этих словах Дивэйн почувствовал упрек за свое поведение – и снова она говорила с ним совершенно открыто.
– Только молодые и неопытные женщины поддаются этому очарованию и блеску. Когда вы вернетесь в Лондон, будете мудрее и оставите всякого рода болтунов и распутников тем, кто их еще не раскусил. – Говоря это, Дивэйн машинально брал у Гарри все, что тот ему давал и теперь на одеяле образовалась целая куча игрушек.
Франческа подняла лошадку, а Гарри выхватил ее обратно.
– Я не планирую возвращение в Лондон, кажется, я уже говорила об этом.
То, что она так сухо и вежливо разговаривала с ним, раздражало его. И ее нежелание возвращаться в Лондон тоже. Конечно, все это не было смыслом ее жизни, но довольно приятной ее частью.
– Шесть недель – как раз самое подходящее время для сезона. Шесть недель из пятидесяти двух, чтобы отдохнуть и насладиться обществом. Большую часть года я провожу в Эбби – это мое имение в Кенте. Оно расположено достаточно близко к Лондону и поэтому я могу приезжать домой во время сезона, если вдруг чувствую, что мне надоел пресыщенный образ ее жизни. Удобно еще и тем, что всегда можно быстро добраться до Уайтхолла, если возникнут срочные дела.
Франческа, наклонив голову, улыбнулась, глядя на него из-под полей своей соломенной шляпки.
– Я никак не могу представить вас, живущего в деревне.
В его глазах появился отблеск каких-то отрицательных эмоций, а когда он заговорил, голос зазвучал обиженно:
– Не надо иметь богатое воображение, чтобы представить это. Вы же видите, мне здесь нравится. Или вы думаете, что я двенадцать месяцев в году провожу в развлечениях?
Прежде чем она смогла ответить, вернулась Мэри в сопровождении слуги, несущего поднос. Всем были поданы напитки, и слуга забрал Гарри, чтобы уложить его спать. Дивэйн повернулся к хозяйке и вовлек ее в разговор, намереваясь показать Франческе, что он не какой-нибудь ловелас, которого интересуют только женщины.
– У вас такое замечательное стадо коров, миссис Трэверс. Я сразу это заметил, когда приехал сюда. Я знаю, это гернзейская порода. Сам я развожу в основном айрширскую породу.
– Вы знаете, Рональд разводит их, скрещивая с некоторыми коровами джерсейской породы, чтобы повысить жирность масла.
– Я купил несколько коров коричневой швейцарской породы, надеясь получить и молоко, и мясо, но мой управляющий имением говорит, что нужно приобрести еще несколько коров джерсейской породы. Сколько продукции вы получаете от ваших коров?
– Поговорите обо всем этом с Рональдом. Надеюсь, вы останетесь с нами пообедать?
Дивэйн покосился на Френ, которая в это время собирала игрушки Гарри, не желая смотреть на него, хотя внимательно слушала и была почти уверена, что он не откажется от приглашения.
– Я не люблю никому навязываться. – Он снова посмотрел на Френ.
Она все еще не желала взглянуть на него, но он заметил, как в нерешительности замерла его рука, перебирающая игрушки, пока он не ответил на приглашение.
– Правда, останьтесь. Рональду будет приятно побеседовать с Вами, – не отступала Мэри.
– Спасибо. Я должен быстро съездить в гостиницу и переодеться. – Эти пальцы, державшие деревянного солдатика, действительно дрожали, или ему показалось?
– Нет необходимости переодеваться. Вы знаете, Рональд рад любому предлогу, чтобы усесться за стол в своих штанах из оленьей кожи. Но, разумеется, он не опускается так низко, если у нас много гостей.
– Ну, тогда я не приучу его к дурным манерам.
Разговор вновь вернулся к теме скота, но, заметив, что Франческа не желает включаться в него, Мэри сказала:
– Пойду предупрежу повара, что вы остаетесь обедать с нами, лорд Дивэйн.
Уходя, она бросила на подругу властный, подбадривающий взгляд.
– Вы не возражаете, если я останусь на обед? – спросил Дивэйн у Фрэн.
– Конечно нет. Почему я должна возражать?
– Мое тщеславие заставляет меня думать, что вы были не очень рады, когда я согласился.
– Не рада? Помилуйте, но какое же это имеет отношение к тщеславию?
– Это говорит по крайней мере хоть о каких-то чувствах ко мне. Последние полчаса мне казалось, что вы совсем забыли о моем присутствии.
– Ах, я просто ничего не понимаю в этих разговорах о скоте.
Он улыбнулся.
– Как, впрочем, и я. Но я думаю, что к концу вечера многое узнаю из этой области. По крайней мере приглашение на обед я имею.
Франческа почувствовала смятение от таких слов, но решила подавить свои чувства.
– Любые знания, которые вам удастся получить, пригодятся, поскольку вы, я думаю, действительно занимаетесь разведением скота?
– Да, действительно. Я могу немного отклониться от истины, когда этого требует случай, но я никогда не лгу. Вы хотите, чтобы я сейчас ушел?
Она, как всегда, подернула плечами.
– Делайте, что хотите.
Он испытующе, пронзительно посмотрел на нее.
– Думаю, вам не понравится, если я приму эти слова буквально. То, что мне хочется сейчас делать, так это поцеловать вас.
Франческа сморщила губы и стала смотреть на свои нервно изгибающиеся, подобно змеям, пальцы, лежащие на коленях.
– Нет, я этого не хочу. – Она взглянула на Дивэйна и увидела, что он смотрит прямо на ее губы. Она почти физически почувствовала, как они стали дрожать от этого взгляда.
– Может быть, вам лучше было бы уйти?
Погруженный в свои мысли, Дивэйн улыбнулся. От того, что он пытался не рассмеяться, в уголках рта появились маленькие складки.
– Вы слишком все омрачаете, Фрэнки! – сказал он, наклонившись вперед и быстро поцеловал ее в уголок губ. – Я просто очарован вашим новым стилем в одежде, но не забывайте совсем и прежний.
Франческа отшатнулась от Дивэйна, словно его губы были горячими углями.
– Это вовсе не стиль! – слабо запротестовала она.
– Если немного поработать, это станет новым стилем. Такой вид подойдет для деревенской жизни. Мушка на вашей юбке, конечно, не так интригует меня, как та, что была у вас на груди в театре, но зато этот вид более неподдельный.
От досады Франческа прикусила нижнюю губу. Она совсем забыла про мушку на юбке. Она пришила ее после того, как порвала юбку, перелезая через забор много лет назад в Уайт Оукс. Она несколько неуклюже справилась с этой работой, поскольку не очень была сильна в пришивании заплаток.
– Мы кормили цыплят сегодня утром. Я так и не переоделась после этого.
– Пусть вас это не смущает и не стоит переодеваться из-за меня. А я, напротив, пообещал миссис Трэверс не приучать ее мужа к дурным манерам, поэтому должен вернуться в гостиницу и переодеться к обеду. Думаю, он состоится в обычное время?
– Мы обычно обедаем в шесть, но Мэри решила отложить обед до семи, чтобы произвести на вас впечатление.
– Мы найдем компромисс. Я приеду в половине седьмого.
– Я скажу ей. А вы собираетесь рассказать мне, как удалось вернуть мое ожерелье, лорд Дивэйн?
– Вам не кажется, что уже пора отпустить слово «лорд»?
Она кивнула.
– Мне особенно интересно узнать, кому Дэвид отдал ожерелье.
– Эту женщину зовут Маргарита Салливан. Думаю, друзья зовут ее просто Рита. Сейчас я припоминаю, что мистер Ирвин постоянно твердил об этом имени.
– Имя «Рита» появлялось в некоторых любовных письмах, оставшихся после Дэвида. Мы и так думали, что бриллианты у нее.
Дивэйн нахмурился, думая о таком бездушии.
– Рита Салливан… Я с ней не знакома даже наглядно, и ничего о ней не слышала, думаю, она очень красива.
– Довольно привлекательна.
Но она теряла всякую привлекательность на фоне Франчески. Лорд Кэмден был просто глупец.
– Блондинка, – добавил Дивэйн.
– Как вам удалось вернуть ожерелье?
Дивэйн кратко рассказал обо всем, не желая останавливаться на своих довольно фамильярных отношениях с подобными женщинами.
– А как Мондли восприняли это? Он, должно быть, крайне расстроился, узнав правду о своем сыне. Надеюсь, он не расскажет об этом леди Мондли.
– Да, Мондли был очень расстроен. Думаю, ему есть над чем поразмыслить. С вашей стороны так великодушно беспокоиться о нем после того, как он скверно поступил с вами.
– Я никогда не знала достаточно хорошо супругов Мондли. А они судили обо мне по той репутации, которую я создала после смерти Дэвида. Конечно, глупо было с моей стороны так вести себя, но сейчас с этим все кончено. Той Фрэнки уже больше нет. – В ее голосе чувствовалась горечь за свое безрассудное поведение.
Дивэйн вскинул голову и усмехнулся.
– Давайте не будем хоронить ту Фрэнки слишком глубоко, мне она довольно-таки нравилась. В большинстве женщин есть что-то от той Фрэнки. Весь трюк состоит в том, чтобы не позволять им выходить из-под контроля.
Дивэйн поднялся и подал руку Фрэн, помогая ей встать. Она проводила его до дома, где стоял его экипаж. Она попросила садовника подогнать его и стала ждать вместе с Дивэйном.
Последние его слова удивили Франческу.
– My уже друзья, Франческа? – спросил он серьезно.
– Да, конечно, почему бы и нет? Вы оказали мне большую услугу. Не понимаю только, зачем вам столько хлопот?
– Я хотел искупить вину за причиненные вам ранее беспокойства. Надеюсь, мне это удалось. И потом… прошу вас, не приписывайте мне все недостатки Дэвида.
Сказав это, Дивэйн запрыгнул в экипаж и, дернув за поводья, уехал, оставив ее в одиночестве думать над своими словами. Он был прав, она мысленно ставила его рядом с Дэвидом, но все-таки была большая разница в поведении этих двух людей – Дивэйн просто принял ее за женщину легкого поведения, когда случайно наткнулся на нее в Пантеоне. И это произошло не только по его вине. Ей с грустью пришлось признаться, что она выглядела и, возможно, вела себя, как женщина легкого поведения. Общение Дивэйна с женщинами такого рода не приводило ее в восторг, но он был холостяк…
Возможно, он не всегда будет искренен со своей женой, но в глубине души Франческа чувствовала, что Дивэйн никогда бы не поступил так, как Дэвид – отдать фамильную драгоценность неизвестно кому и подставить свою жену расплачиваться за это. И то, что Дивэйн так много сделал, чтобы искупить свою вину за причиненную боль, лишний раз доказывало, что у него есть совесть. Дэвид же был лицемером. Он скрывал свои похождения от родителей и делал это довольно успешно. Пока правда не свалилась на голову Мондли, как гром среди ясного неба, никто из них и не представлял, кем Дэвид был на самом деле.
Дивэйн и не претендовал на звание святого и позволял другим иметь некоторые слабости. Он в известной степени любил Фрэнки, все знали его как отъявленного холостяка. Если такие холостяки кого-то не устраивали, их можно было оставить в покое. Но Франческе показалось, что ей будет трудно расстаться с ним. Сможет ли такой холостяк стать хорошим мужем?