Фуэте для олигарха

Глава 3

Стефания слегка приоткрыла веки и, обнаружив перед глазами на своей подушке уютно расположившуюся кошку, тяжело вздохнула.

– Маркиза, ты снова здесь. Я ведь тебя просила уже неоднократно не залезать в мою постель, когда я сплю. Тем более не ложится на мою подушку, – она сдвинула рукой кошку в сторону и та, удостоив хозяйку недовольным взглядом, нехотя спрыгнула на пол.

Грациозно пересекла комнату и, сделав изящный прыжок вверх, уютно расположилась на залитом солнцем подоконнике с таким благородством, какое было бы возможно только у представительницы высшей аристократии русской голубой породы, к которой она и принадлежала.

Роскошный голубой окрас с серебристым отливом на кончиках, переливающийся шёлковым блеском в сиянии лучей, стройные длинные лапы, гордая осанка, изящная голова, длинные усы и проникновенные переливающиеся глаза цвета морской волны.

Маркиза снова недовольно взглянула на Стефанию и, отвернувшись, принялась смотреть в стекло.

Оболенская сладко потянулась, грациозно выбрасывая ладони в стороны и протянув руку, щёлкнула пальцами на кнопку музыкального центра. Когда нежные звуки скрипичного концерта Вивальди заполнили комнату, она поднялась и присела в постели.

Обвела взглядом комнату и улыбнулась, когда её глаза остановились на оконном стекле. Небо с утра было ясным и, похоже, первый сентябрьский день обещал стать сегодня тёплым и приветливым.

Поднявшись с постели, она подошла к окну, где располагался её импровизированный балетный станок и, ухватившись кончиками пальцев за полированный поручень, встала к нему лицом и сделала несколько приседаний «плие». Её ежедневная и лёгкая хореографическая разминка, которую она делала каждое утро, помогала ей проснуться и зарядиться отличным настроением на весь день. Стеша отвела руку в сторону и, сделав ещё несколько глубоких наклонов, улыбнулась и склонилась к кошке.

– Все ещё дуешься на меня? – Стефания осторожно подула губами, пытаясь привлечь внимание кошки к своей персоне. – Не злись, – она нежно почесала пальцами Маркизу за ухом. – Ты же знаешь, что я люблю только тебя, но ещё больше я люблю порядок в своём доме во всём. И мы с тобой изначально условились, что ты спишь в той плюшевой лежанке, что я купила тебе. Между прочим, меня уверяли, что она эксклюзивная, и я отвалила за неё не малые деньги.

Кошка, наконец, повернула голову, и внимательно посмотрев на хозяйку, тихо мяукнула.

– Моя девочка, ты у меня умница, – Оболенская погладила её по голове и, взяв полотенце со стула, медленно направилась в душ.

Покинув ванную комнату и на ходу расчёсывая вымытые волосы, она зашла на кухню. Сварив кофе, Оболенская остановилась напротив приоткрытого холодильника, с обречённым взглядом изучая его содержимое.

Крутившаяся под ногами и громко выпрашивающая свой положенный завтрак Маркиза, добавила Стеше порцию дополнительного чувства вины за свою забывчивость накануне.

Разделив единственную оставшуюся пачку творога пополам и добавив по ложке йогурта Стеша склонившись, поставила кошачью миску перед Маркизой.

Понюхав еду, кошка недовольно мяукнула и снова подняла глаза на хозяйку.

– Извини, дорогая, но это всё, что есть сегодня утром в нашем холодильнике. Ты же знаешь, я вчера вернулась с работы поздно и не успела зайти в магазин, – Стефания всыпала цукаты в свою порцию творога и, взяв ложку, принялась за еду. – Обещаю сегодня заехать и купить твои любимые паштеты.

Кошка тоскливо посмотрела на творог, поднялась на лапы и, задрав хвост трубой, гордо удалилась с кухни.

– Подумаешь, привереда. Отличный творог, – Стеша отставила пустую пиалу в раковину и налив в кружку горячий чай, вернулась в спальню.

Перебрав многочисленные вешалки в шкафу, и взглянув ещё раз в окно, она достала свой любимый наряд, который приобрела совсем недавно и положила его на кровати. Допив чай, быстро сбросила с себя халат и начала переодеваться.

Узкие облегающие белоснежные брючки и батистовая кофточка с роскошным ришелье на плечах заставили её ещё несколько минут с удовольствием крутиться перед зеркалом. Слегка завив кончики своих волос, она уложила их красивыми локонами по плечам, сделала лёгкий макияж и, обернувшись, с улыбкой посмотрела на присевшую у порога кошку.

– Ну и как я тебе? – Стефания сделала поворот вокруг своей оси с грациозным выбросом руки в сторону.

Кошка громко мяукнула и внимательно посмотрела на хозяйку.

– Ну, я тоже так думаю, что я обворожительна, – Стефания, склонившись, застегнула пряжки своих босоножек и, взяв сумочку, направилась в прихожую, стремительно покидая квартиру и направляясь на работу.

Очередное длительное ожидание своего рейсового транспорта на остановке растянулось на полчаса. Оказавшись, наконец, в салоне автобуса и присев в кресло, она перевела свой взгляд в стекло и задумалась.

Она работала преподавателем и хореографом в частной школе классического танца уже два года, после того, как покинула с громким скандалом театр, в который попала по приглашению сразу же после окончания Академии русского балета имени Вагановой. Нынешнее скромное положение в нише балетного искусства её нисколько не смущало. Умение быть довольной своей жизнью и извлекать пользу из любой даже самой, казалось бы, безвыходной ситуации, и идти по жизни только с позитивным настроением. Эти качества были заложены в ней ещё со времён поступления в хореографическую академию и очень часто впоследствии пригождавшиеся ей и в нынешней жизни.

Танец… Ей казалось она начала танцевать раньше, чем говорить. Мама всегда рассказывала, что когда ей было всего два года, она стояла перед телевизором и, повторяя бесконечные па за артистами балета, пыталась всё это грациозно исполнять самостоятельно. Стефания любила то, чем занималась сейчас, но танцевать сама, любила ещё больше.

Это была её зависимость, её личный наркотик, когда включив музыку в танцклассе после ухода учеников, надевала пуанты и танцевала до изнеможения, чтобы в тайне снова прикоснуться к этому волшебству парения, погружения в своё внутреннее состояние, взлетая высоко в небо и падая на землю. Когда она танцевала, ей казалось, что её душа покидает тело. И она, делая бесконечные пируэты по паркету балетного класса, словно растворяется в пространстве и упоительном состоянии вечной жизни и царства над нею его величества танца.

Каждый день она отдавала частичку себя тем, кто с юных лет уже сейчас был готов служить Терпсихоре, безгранично любить сцену, музыку и пластику движения, отдавая всего себя танцу до конца своей жизни. Но её старания и умения не все в школе принимали адекватно, и в первую очередь этими противниками были её коллеги, что работали с ней рядом.

Бывшие именитые и не очень, сейчас по прошествии многих лет, делили поровну учеников и танцклассы, пытаясь вырастить себе достойную смену. Поэтому молодая выскочка, которая появилась на их территории, сразу же вызвала больше вопросов, чем ответов и так и не стала своей в кругу этой профессиональной балетной элиты.

Нестандартный подход к каждому ученику с её стороны нещадно подавлялся, и запрещался со стороны руководства. Никому нельзя выделяться из общей толпы, все должны быть едины.

Но ей было всё равно. В свои двадцать девять она была готова к яростному сражению со всеми препятствиями судьбы. Потому что получила хорошую прививку в ранней юности. Пройдя суровую школу обучения в академии, ей казалось, что теперь ей уже ничего не страшно, и она готова пройти все трудности, пусть не на сцене, а всего лишь в танцклассе. Служение балету многогранно, и она принимала свой путь с благодарностью.

Маленькой девочкой в пятилетнем возрасте, она приехала в Санкт-Петербург вместе с мамой, после смерти отца из крошечного белорусского городка. Одержимая идеей стать именно балериной, и попав в столицу русского классического танца, она изводила маму просьбами отвезти её в балетную школу. Лавры прославленных танцовщиков прошлого не давали покоя, и она в момент своего нежного возраста, видела себя в будущем никак не меньше, чем прима-балериной Мариинского театра.

Сложный этап отбора, начальные азы техники и пластики, которые она получила в частной школе прославленной балерины в прошлом, и долгие годы упорного труда в хореографической академии, когда пройдя первоначальный этап погружения в профессию уже точно, знала, что никогда не сойдёт с этой тернистой дороги. Долгие восемь лет тяжкой борьбы, страшных перегрузок, боли в мышцах, сбитых в кровь пальцев на ногах, вечного чувства голода, оскорбительных криков педагогов, когда после очередной неудачи и жуткой усталости, хотелось просто завыть в голос.

Но она выстояла и не просто выстояла, а победила. И на выпускном дипломном спектакле вместе со своим другом танцевала главные партии спектакля «Фея кукол». Получив заветный диплом и приглашение в один из лучших театров города, она вместе с Петром Аракчеевым влилась в прославленную труппу и свою новую взрослую жизнь.

Заветных и ведущих партий естественно сразу никто не предложил, и несколько лет пришлось довольствоваться крошечными выходами на сцену в группе кордебалета. Но последний год её театральной карьеры всё-таки внёс свои небольшие коррективы в её размеренную жизнь. И когда в театре сменилось руководство и главный балетмейстер, она вытянула, наконец, свой счастливый билет судьбы. И то, что казалось, ещё совсем недавно могло ей только присниться, случилось наяву и совсем неожиданно. Она получила ведущую партию Сильфиды в знаменитом балете.

Активная подготовка к спектаклю, занятия до седьмого пота и изнеможения, бесконечные слёзы и истерики украдкой, когда ничего не получалось и вот, наконец, заветный рубеж до которого осталось рукой подать, был преодолён и финальный прогон перед спектаклем должен был состояться уже вечером.

Но, похоже, Фортуна снова повернулась к ней спиной и чудесного восхождения на Олимп так и не случилось. Всё кардинально изменилось в её судьбе вечером, накануне спектакля, когда её пригласили в кабинет директора театра, чтобы обсудить последние детали предстоящего важного события.

Она пришла туда во время последней репетиции, даже не переодевшись. И была удивлена, когда в кресле руководителя обнаружила не директора театра, а надменного и холёного мужчину в дорогом костюме. Давнего мецената их театра, который пуская слюни на её обнажённые участки тела, недвусмысленно ей дал понять, что сегодняшнюю ночь она проведёт с ним, если хочет и дальше быть в этом театре примой. Его бесцеремонное поведение и потные руки, плотным кольцом сжимающие её тело, Стефанию не испугали. Исцарапав его лицо до крови, и добавив ко всему прочему удар коленом в самое пикантное место, заставили мужчину взвыть от боли.

Оболенская стремительно покинула кабинет, сказав ему напоследок пару ласковых слов. Выскочив в коридор, она бежала, не разбирая дороги, на ходу, дрожащими пальцами вытаскивая шпильки из своей строгой причёски, чтобы, наконец, распустить волосы и почувствовать хоть какое-то облегчение от того железного обруча, который сдавил её голову.

Утром, когда она появилась на пороге театра, в вестибюле уже крупно зиял приказ о её увольнении с весьма неприятной формулировкой. Она ушла с высоко гордо поднятой головой, забрав все свои вещи из гримёрки и не обращая внимания на шепоток балетных коллег по цеху за её спиной.

Безуспешные попытки найти работу, хоть в каком-нибудь театре оканчивались каждый раз неудачей. Бывшее руководство дало ей «прекрасные рекомендации», которые став публичными, с треском проваливали все её начинания.

Год пребывания дома и скромная жизнь на заработную плату мамы, съёмная квартира, которая из месяца в месяц становилась всё меньше и хуже предыдущей. И когда, окончательно отчаявшись снова вернуться на путь служения балету, Стефания решила начать свою жизнь сначала и направилась в библиотеку, узнав о вакансии, не требующей специального образования, как обычно в судьбу вмешался его величество счастливый случай.

Её бывший педагог, прославленная балерина в прошлом, встретила её случайно в продуктовом магазине и пригласила в частную балетную школу, в которой работала сама последние несколько лет. Позвала просто посмотреть на занятия с детьми, чтобы увидеть другую сторону балетной жизни.

Появившись на занятиях один раз, Стеша пришла туда ещё и ещё, снова и снова. Словно заворожённая она смотрела на хрупкие фигурки юных балерин, старательно вытягивающих носочки, ровно удерживающих спинку и с выражениями совсем недетских лиц. Вспомнила себя в их возрасте и долго сидела на скамье, в углу молча, словно невольно погрузилась в своё давно забытое прошлое.

Она заболела преподаванием и, несмотря на то, что опыта у неё было крайне мало, когда Галина Анатольевна предложила ей заменить её в своей группе, Стефания не задумываясь, согласилась. Поначалу ей было трудно найти подход к девочкам. Установившиеся годами порядки её педагога было невозможно изменить и подстроить под себя. Но когда они вдвоём благополучно выпустили этот класс и набрали новых, Стеша, наконец, взяла бразды руководства в свои руки и выстроила свой собственный непохожий ни на кого уровень балетного воспитания.

Она окунулась в эту работу с головой, отдавая все силы, зачастую оставаясь допоздна и работая с каждой воспитанницей индивидуально. Заработная плата педагога, безусловно, оставляла желать лучшего, но вдвоём с мамой их скромного общего дохода хватало на то, чтобы безбедно существовать длительное время.

Смерть самого близкого человека год назад невольно заставила Стефанию потерять опору под ногами. Внезапный уход мамы по причине остановки сердца прямо на улице не укладывалось в её голове, и она долго не могла с этим смириться и прийти в себя.

Работа снова спасла её, но существовать дальше лишь на свою скромную заработную плату педагога без опыта стало просто невозможно. Подыскивая подработку на вторую половину дня или ночные смены, она перебрала множество объявлений, пока не наткнулась на вакансию танцовщицы в элитном ночном клубе с непременным требованием наличия профессионального хореографического образования.

Не имея ни малейшего понятия о танцах подобного рода, она всё-таки пошла на собеседование и, показав всё, что умеет перед комиссией из двух сотрудников этого заведения, поняла, что шансов у неё никаких.

Обречённо покидая зал своей последней надежды на хорошую жизнь, она была неожиданно остановлена охраной у самого выхода из ночного клуба. И когда дверь кабинета хозяина этого заведения распахнулась, она не знала плакать ей или радоваться.

Пётр Аракчеев, её верный друг и вынужденный спутник нелёгкого балетного пути их юности стоял перед ней собственной персоной у окна. Только в несколько ином образе, чем прежде. Не трепетный мальчишка с сиянием синих глаз и нежной улыбкой, а холёный и уверенный в себе взрослый мужчина, в дорогом костюме, с несколько иными манерами и взглядами на жизненные вопросы.

Они не говорили много о своей жизни. И он не спрашивал у неё подробности всего, что случилось с ней. Знал, наверняка, что было нелегко, потому что, как и она покинул театр со скандалом всего через месяц после её ухода.

Когда Стефания, спустя час после их разговора вышла из здания ночного клуба и остановилась на ступенях лестницы, то поняла, что её судьба снова сделала крутой вираж, разделив её новую жизнь на две половины.

Утром и днём она, как и прежде будет сама собой, скромным хореографом, преподающим нежное и возвышенное своим маленьким подопечным. А вечером её ждал другой образ и партия Одиллии, которую ей предстояло исполнять не на балетной сцене, а у пилона. Потому что отныне образ рокового чёрного лебедя и громкое имя балетного персонажа стало её вторым. Именно так её зовут отныне в труппе танцовщиц ночного клуба «Колизей».

– Девушка, конечная! – прохладная рука контролёра коснулась её плеча, заставив невольно вздрогнуть и подскочить на месте.

Стеша прервала воспоминания и, повернув голову, недоумённо посмотрела на женщину.

– Что вы сказали?

– Я сказала, конечная остановка. Вы будете выходить?

– Как конечная? Господи, я проехала свою остановку. Остановите автобус, пожалуйста! – закричала она водителю и, подскочив на ноги, быстро направилась на выход к распахнувшимся дверям.

Стремительно перебежав на другую сторону улицы, она отчаянно махнула рукой водителю автобуса, двигающегося в обратном направлении и буквально на ходу вскочила в приоткрытые двери.

Добравшись, наконец, до места и покинув остановку, она стремительно направилась к трёхэтажному зданию, в котором располагалась балетная школа. Переждав несколько движущихся машин, Стеша преодолела дорогу, и быстро направилась вдоль бордюра, уже предвкушая всё, что ей сейчас придётся выслушать от директрисы за своё опоздание. Она сосредоточила свой взгляд на стоявшей у ворот матери одной из её воспитанниц, но неожиданно громко вскрикнула от внезапного потока холодной воды, которая окатила её с ног до головы.

Два чёрных внедорожника на бешеной скорости промчались мимо неё, и продолжили и дальше бурным потоком разливать в разные стороны грязную воду, оставшуюся на асфальте после вчерашнего сильного дождя.

Слова ругательства застряли в её горле, а на глазах выступили слёзы, когда она, опустив свой взгляд, увидела, во что превратился её белоснежный наряд. Чёрные точки и разводы грязной воды плотно впитались в ткань.

Стефания повернула голову, пытаясь рассмотреть номер хотя бы одной из стремительно удаляющихся машин, но успела рассмотреть только последние две буквы одной из них.

Осторожно отряхнув пальцами воду и достав бумажные салфетки из сумочки, она попыталась впитать излишки влаги, но сделала только хуже. Грязные следы расползлись уродливыми пятнами, и одежда была окончательно испорчена. С трудом сдерживаясь, чтобы не завыть в голос от отчаяния и неудачно начавшегося дня, Стеша двинулась к воротам школы.

Когда она преодолела калитку и стремительно направилась к лестнице, невольно заметила в левом углу своего зрения нечто, что заставило ее резко остановиться на месте и, повернув голову, ослепительно улыбнуться. Она подняла глаза к небу и поблагодарила высшие силы, за то, что справедливость на земле всё-таки существует.

Две огромные чёрные машины её неожиданных обидчиков, которые испортили ей одежду, стояли на парковке школы.

Набросив на плечо сумочку, она не спеша подошла к одной из машин и с опаской заглянула внутрь. Несмотря на плотную тонировку стёкол, ей всё же удалось рассмотреть, что в салоне никого не было. Когда она произвела осмотр и второго автомобиля, остановилась у дверей и задумалась.

Приезд подобных транспортных монстров был не редким в стенах этой школы. Многочисленные меценаты и спонсоры, любители высшего искусства, и просто состоятельные мамаши, привозившие своих талантливых дочерей на занятия, были привычным делом, и в этот раз наличие очередного богатого посетителя, появившегося на этих чёрных внедорожниках, Стешу тоже не удивили. Она осмотрела машины ещё раз со всех сторон, и немного подумав, загадочно улыбнулась.

Опустившись на корточки у переднего колеса одной из машин и, открутив колпачок для ниппеля, она стремительно отбросила его в сторону. Продавив ногтем золотник шины, осторожно спустила колесо. Обойдя с другой стороны, проделала то же самое и со вторым. Закончив своё злодеяние в подобном ключе и с другой машиной, она поднялась на ноги и, осмотрев содеянное, с улыбкой направилась по ступенькам лестницы внутрь здания.

– Стеша, что с тобой? – уборщица смотрела на неё слегка испуганно. – Где ты грязь нашла, на улице ведь сухо.

– Свинья грязь всегда найдёт. Это я не про себя разумеется, а про того, кто мне так удружил. Меня никто не искал?

– Как же не искал. Директриса уже рвёт и мечет. Ищет тебя по всем этажам. Ты что телефон отключила?

– Чёрт, совсем забыла… – Стефания выругалась вслух и полезла в сумочку, извлекая на свет, почивший с прошлого вечера телефон. – Нет, я сегодня точно кого-нибудь убью! – она топнула ногой. – Ладно, я пошла, переоденусь, пока Эвелина меня не увидела в таком виде, – Стефания быстро взбежала по ступенькам и, оказавшись на втором этаже, стремительно направилась в свой кабинет, но громкий голос директора школы, раздавшийся за её спиной, заставил её невольно вздрогнуть и резко остановиться на месте.

– Стефания Павловна, вы меня, что не слышите? – повторное восклицание противного визгливого голоса, заставило Стешу, обернуться и попытаться хотя бы сумкой прикрыть свой не очень презентабельный вид.

Директриса направлялась в её сторону стремительно, приглашая за собой какого-то важного господина в шикарном чёрном костюме, который делая большие шаги, с интересом осматривался по сторонам. За ним следовала охрана из двух человек тоже весьма изысканного вида, соответствующего своему хозяину.

Когда они поравнялись и встали рядом с ней, Оболенская в один миг поняла, что сегодня точно не её день. Потому что увидела возле себя наглую холёную физиономию мерзкого сноба, которого она уже имела честь лицезреть в своей жизни в прошлом году, столкнувшись с ним случайно в цветочном магазине.

– Стефания Павловна, я вынуждена сегодня разыскивать вас по всей школе. Где вы были? Господи, и что… – Эвелина Алексеевна с ужасом осматривала её одежду. – Что с вашей одеждой?

– Несчастный случай на дороге. Я поэтому и опоздала, – Стеша заметила на лице Томашевского лёгкую улыбку после её слов, и за это ей в один миг захотелось врезать ему сумочкой по голове.

– Кошмар! До работы себя доставить благополучно не можете. Я хотела срочно поговорить с вами.

– Слушаю Вас, – Стефания старалась не смотреть на мужчину, который прожигал её глазами, с момента, как остановился рядом с ней на расстоянии вытянутой руки.

– Я знаю, что в вашей группе одна из девочек уехала, и у вас освободилось одно место.

– Вы правы, Настя Кортнева уехала с родителями в другой город.

– Вот и отлично. В таком случае, я вам сообщаю, что с завтрашнего дня у вас будет новая ученица, – Бунина растянула губы в широкой улыбке, поворачивая голову к Эльдару. – Господин Томашевский завтра привезёт свою приёмную дочь, и вы оформите её, как положено и начнёте с ней заниматься.

– Я не могу этого сделать.

– Что значит, не можете? – Бунина пронзала её взглядом.

– Вы же знаете, что пока ребёнка не посмотрит комиссия школы и не оценит степень и уровень его готовности, и физических данных, я не смогу его взять к себе в группу.

– У нас негосударственное учреждение, и мы не готовим артистов для Большого театра, а берём всех, кто желает учиться искусству танца. А тот тщательный отбор по физическим данным и артистизму, что делаете вы, давно вызывает протест не только у родителей, но и у всех остальных педагогов.

– Но я считаю, что необходимо учить балету лишь тех детей, кто действительно этого хочет и имеет все необходимые физические данные.

– Но моя племянница именно с таким неуёмным желанием и хочет учиться балету. А её физические данные уже оценил хореограф, с которым она занималась несколько лет назад, – прерывая их разговор, вмешался Томашевский.

Стефания повернулась и смерила его уничтожающим взглядом.

– Если так, то вы вправе взять ребёнка этого господина в нашу школу, но только, не в мою группу.

Директриса схватила её за руку и, извинившись перед Томашевским, отвела Оболенскую чуть в сторону.

– Ещё одно слово, и тебя завтра здесь не будет, и заступничество твоего бывшего педагога тебе не поможет. Мы должны небо благодарить за то, что посылает нам такого клиента, а ты говоришь ему «нет». Ты что, действительно не слышала, кто такой этот Томашевский, или ты прикидываешься?

– Мне всё равно кто он такой. Я не буду заниматься с его племянницей.

– Почему?

– У меня есть свои принципы. Я отношусь к балету не как к танцульке или сиюминутной прихоти, а как к высшему искусству и потому мне хочется брать детей в свою группу, не учитывая социальный статус их родителей, а действительно талантливых и способных. И пока квалифицированная комиссия школы хотя бы из двух педагогов не выявит у девочки наличие необходимых физических данных для занятия балетом, и проверят её артистичность и гибкость, я работать с ней не буду. У меня таких блатных учеников пол класса, которые просто захотели учиться балету от простой прихоти и бездельничающих на каждом уроке. Я не собираюсь добавлять к этому списку и ещё один подобный экземпляр, только потому, что её приёмный отец какая-то шишка в этом мире.

– Тише ты! Он же всё слышит, – директриса крепко сжала её пальцы. – Я терплю твоё своеволие в стенах моей школы только из-за твоих способностей хорошего хореографа и рекомендаций твоего наставника, но в этот раз ты переходишь всякие границы. И если ты не согласишься прямо сейчас, то…

– Можете меня увольнять. Я не буду брать этого ребёнка в свою группу.

– Ну, хорошо, – Эвелина Алексеевна прищурилась и, повернув голову, посмотрела на Томашевского, который с лёгкой улыбкой на губах, терпеливо ожидал окончания их разговора. – А если завтра комиссия признает, что этот ребёнок перспективный, ты тогда возьмёшь её в свою группу?

– Посмотрим.

– Хорошо. Заседание комиссии завтра в десять утра. Твоё присутствие обязательно, – Бунина вернулась к Томашевскому и, взяв его под локоть, направилась по коридору в свой кабинет.

Стеша посмотрела им вслед и, развернувшись, направилась в репетиционный зал. Дав задание своим воспитанницам, она поспешно удалилась в свою комнату и, сняв грязную одежду, быстро облачилась в эластичный костюм для тренировок с полупрозрачной шифоновой юбкой до колена чёрного цвета. Поставив ногу на стул, и слегка приподняв край юбки, она надела на ногу одну из балетных туфель и принялась неторопливо и аккуратно завязывать шёлковые ленты на щиколотке. Сегодня она намеревалась показать девочкам лично, как делать пируэты и потому должна быть экипирована полностью.

– Пленительная поза… – тихий мужской голос заставил Стефанию подскочить на месте и отдёрнуть юбку.

Оболенская резко обернулась и, заметив стоявшего в дверях Томашевского, попыталась подобрать в голове подходящие нелестные слова для его приветствия.

– Чтоб вам пусто было! Как вы меня напугали… – она шумно выдохнула.

– Боюсь, ваши предсказания не сбудутся. Я защищён от этого.

– Очень жаль. Что вы здесь делаете? Сюда посторонним вход воспрещён. Покиньте немедленно помещение.

– А я смотрю дерзости с момента нашей последней встречи, у вас не поубавилось. Ну что ж, тем не менее, скажу, что я очень рад нашей новой и такой неожиданной встрече.

– А мы разве с вами встречались прежде?

Томашевский громко рассмеялся.

– Только не говорите, что вы не узнали меня. Потому что это неправда. Вы прекрасно помните меня, и это было просто отображено на вашем лице, когда я подошёл к вам в коридоре, Стефания, – Эльдар произнёс её имя с таким наслаждением, словно смакуя каждую букву и пробуя её на вкус. – Царское имя и такое редкое.

– Ничего редкого. Обычное имя. Так что вам угодно в моей комнате? – Стефания пронзала его взглядом.

– Решил продолжить прерванный разговор, который неожиданно оборвался год назад. Вы не помните, на чём мы тогда с вами остановились?

– На том, что такие самоуверенные типы как вы, меня раздражают, – Стеша завязала ленты балетных туфель на второй ноге и подошла к нему вплотную. – Дайте пройти, господин Томашевский. Меня ученицы ждут.

– Меня зовут Эльдар, – тихо произнёс он, пристально всматриваясь в её глаза.

Она усмехнулась.

– Красиво, и что дальше?

– Дальше я предлагаю вам поужинать со мной сегодня вместе, и обсудить подробнее обучение моей племянницы в вашей группе.

– Поужинать в ресторане и обсудить обучение вашей племянницы? Чего уж кривить душой, скажите лучше сразу, что приглашаете меня в дорогой номер своего отеля.

Томашевский пристально смотрел на неё.

– Ну, если вопрос поставлен именно так, я люблю, когда всё по-взрослому. Без излишних реверансов и набивания себе цены. Так даже проще. Ну, так что вы согласны?

– Да пошёл ты, знаешь куда… Остряк! Убирайся прочь, и чтобы глаза мои тебя больше не видели, – Стефания оттолкнула его и попыталась выйти за дверь, но внезапно оказалась в плотном кольце его рук.

Томашевский крепко прижимал её к себе.

– Какая ты хрупкая и приятная на ощупь, – он медленно скользил пальцами по её платью, ощущая нежность и тепло её кожи сквозь тонкую шифоновую ткань.

– Отпусти меня! – зашипела Стефания, прожигая глазами его лицо.

Томашевский дерзко улыбнулся и, склонившись, попытался её поцеловать. Но вместо вкуса её губ, через мгновение ощутил жгучую резь в шее от её острых ногтей.

Зашипев от боли, он разжал пальцы и стремительно отошёл в сторону.

– Ненормальная! – он взглянул в зеркало на своё лицо, потирая пальцами красный след от глубокой царапины.

– Если не уберёшься сейчас из моей комнаты, всю физиономию расцарапаю. Так что проваливай отсюда!

Он снова подошёл к ней и смерил её оценивающим взглядом.

– Я ухожу, но имей в виду, мы не закончили наш разговор. Я костьми лягу, но ты окажешься в моей постели, и там я посмотрю, какая ты будешь смелая.

– Не переоцени свои силы в желании заполучить меня в свою кровать. В твоём возрасте это уже вредно.

– Что ты сказала? – Томашевский резко повернулся, но Оболенская, проскользнув под его рукой, поспешно покинула кабинет и с улыбкой, бегом направилась в репетиционный зал.

Эльдар смотрел ей вслед, потирая рукой пораненную шею.

– Вот стерва! Ну, подожди… – он развернулся и медленно пошёл по коридору на выход из школы.

Стефания стояла у балетного станка и внимательно наблюдала за одной из своих учениц, делая ей замечания и рукой помогая ей вытянуть ножку, как можно ровнее.

Невольно её внимание привлёк громкий мужской голос, раздающийся на парковке у школы.

Томашевский проводил разъяснительную работу среди своей охраны, показывая им пальцами на свой автомобиль. Двое здоровенных парней бегали от одной машины к другой, пытаясь найти насос и накачать спущенные колеса.

Стеша с улыбкой подошла к окну и присела на подоконник. Сложив руки на коленях, она едва сдерживала себя, чтобы не рассмеяться в голос, заметив панику и рассеянность в глазах Томашевского.

Словно почувствовав её взгляд на себе, он поднял голову и пристально всмотрелся в её лицо. Немного подумав, Эльдар подошёл ближе к зданию.

– Только не вздумай, мне сейчас сказать, что это твоих рук дело, – он показал пальцем на машину.

– Мы в расчёте. Ты испортил мою одежду, а я твою машину. Удачного дня, господин Томашевский, – Оболенская ещё раз улыбнулась и, спрыгнув на пол, плотно закрыла окно и направилась в центр зала.

Эльдар стукнул кулаком по капоту машины.

– Ну чего уставились? Быстро накачивайте колеса, мне ехать давно пора, – закричал он на охранников. – За каким чёртом я вас держу, если какая-то девка умудрилась незаметно спустить колеса у двух машин.

– Может её привлечь? – раздался голос одного из секьюрити. – Чтобы в следующий раз неповадно было.

– Я тебя привлеку. Пошевеливайтесь! – Томашевский распахнул дверь и сел в салон машины.

Он нервно постукивал пальцами по кожаной обивке сидения, словно пытаясь хоть так немного успокоиться. Внутри него всё клокотало, подобно извергающемуся вулкану от гнева. Эта дерзкая девчонка уже второй раз доводила его до состояния бешенства.

– Ну, ничего, дорогуша, мы с тобой ещё поговорим, – тихо произнёс он, и нервно отбросил на сидение мобильный телефон. И как только его охранники сели в автомобиль, дал указание немедленно ехать в мэрию города.

Когда его машина вечером въехала на территорию особняка, он повернул голову и заметил на ступенях лестницы своего помощника. Игорь выглядел озабоченным и несколько расстроенным.

Томашевский покинул автомобиль и стремительно направился к дому. Поравнявшись, внимательно посмотрел на Кравцова.

– Что-то случилось?

– Эльдар Станиславович, нам нужно поговорить наедине.

Томашевский тяжело вздохнул. После общения с этой наглой девкой и скандалом с деловым партнёром ему только не хватало для полного счастья получить ещё какое-нибудь неприятное известие, чтобы сегодня окончательно сойти с ума.

Эльдар зашёл в свой кабинет и присел в кресло у стола.

– Как дети? – строго спросил он у помощника.

– С детьми всё в порядке. Правда… – молодой человек немного помедлил.

– Что-то случилось? – Томашевский взволнованно посмотрел на Игоря.

– Видите ли, весь персонал, что я нанял, сегодня уже приступил к работе в доме и лишь гувернантка…

– Игорь, вы можете не мямлить. Что гувернантка? Не устроила заработная плата? Условия работы?

– Нет, не в этом дело. Просто она уволилась.

– Что? Как это, уволилась? Не проработав и одного дня.

– Уволилась дистанционно по телефону, а дом покинула, как мне сказала охрана с громкими криками и плачем. Она на ходу сдёргивала с себя кофту и с громкими воплями перетряхивала всю свою одежду.

– Она что ненормальная? Игорь, вы, когда подбирали персонал, хорошо проверили это кадровое агентство?

– Очень хорошо. Мне час назад позвонили оттуда и сказали, что больше не смогут предоставлять нам своих сотрудников и требуют заплатить штраф.

– Штраф? – громко воскликнул Томашевский. – Какой ещё штраф? Что за бред?

– За причинение морального и физического вреда. Эльдар Станиславович, женщина, которая пыталась начать у нас работать, утверждает, что в её комнате и постели оказались белые мыши. И одна из них её укусила за руку.

– Мыши? Только этого не хватало. Игорь, но я же просил вас вызвать специалистов Санэпиднадзора и провести дератизацию в доме. Конечно, здесь никто не жил давно и возможно… Боже, какая мерзость! Бедная женщина…

– Эльдар Станиславович, белые мыши в подвалах домов не живут. Это порода, которую люди давно заводят с декоративной целью содержания, как домашнего питомца.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я видел клетку с белыми мышами в комнате Станислава сегодня днём, когда показывал домработницам особняк. Он держал их в клетке у кровати.

– Чёрт подери! Ну, я ему сейчас… – Томашевский, поднявшись на ноги, стремительно преодолел расстояние до двери и вышел в коридор.

– Эльдар Станиславович, только не ругайте его и не наказывайте, пожалуйста. С детьми так нельзя… – Игорь не поспевал за Эльдаром, который делая большие шаги, стремительно поднимался по лестнице на второй этаж.

Он прошёл по коридору и, остановившись у двери спальни Станислава, резко открыл дверь.

Мальчик сидел за столом и занимался. Перед ним на столе были разложены учебники и тетради. Он что-то скрупулёзно записывал в них, вдумчиво вчитывался в текст, и казалось, не замечал ничего из того, что происходило вокруг него.

– Стас, нам нужно поговорить, – Томашевский едва сдерживал себя, чтобы не закричать во всю мощь своего голоса.

Мальчик поднял голову, спокойно отложил тетрадь и ручку в сторону и взглянул на Томашевского.

– Слушаю тебя, дядя.

Эльдар опустился с ним рядом на стул и пристально посмотрел на племянника.

– Ничего не хочешь мне рассказать?

Мальчик удивлённо посмотрел на Томашевского.

– Об учёбе? Так у меня всё в порядке. Первый день, оценок не ставили, домашнюю работу уже делаю, – он показал пальцем на свою открытую тетрадь.

– Нет, не об учёбе. А о том, что случилось у нас в доме, пока меня не было.

– Ты об этой ненормальной гувернантке? Я уже сказал Игорю Валентиновичу, что эта женщина начала вести себя странно сразу же, как только переступила порог нашего дома. Но он мне не поверил, вот и результат.

– А причину её поведения ты случайно не знаешь?

Стас пожал плечами.

– Нет. Откуда мне знать, что у этой женщины творится в голове. Хорошо, что она ушла. Ведь она могла представлять опасность для нас с Евой.

Томашевский слегка растерялся от спокойной и размеренной бравады своего племянника. Он подумал о том, что одиннадцатилетний пацан ведёт себя так невозмутимо, как ни один из его взрослых партнёров и конкурентов по бизнесу, пытающихся за весь период его работы неоднократно утопить его и стереть с лица земли.

Ругательства рвались с его уст. Жалел сейчас только об одном, что он не был отцом этого сопляка. Иначе первое бы, что он сделал, это как следует, выдрал его ремнём по заднице.

– Значит, говоришь, не знаешь. Ну что ж, ладно. Уход гувернантки не беда, завтра наймём новую, – Эльдар поднялся на ноги и направился на выход из комнаты, но немного подумав, резко остановился. – Кстати, забыл тебе сказать. Очень хорошо, что завтра у тебя занятия в хоккейном клубе, потому что с утра я вызываю в дом службу Санэпиднадзора.

– Это зачем ещё?

– Ну как зачем? Если в доме завелись мыши их необходимо уничтожить всех до единой, – Томашевский быстро направился к двери.

– Дядя Эльдар, подожди, – Стас подскочил со стула и быстро направился к Томашевскому.

Эльдар резко остановился и, обернувшись, посмотрел на племянника.

– Не надо никого вызывать, это мои мыши, – мальчик кивнул на самую верхнюю полку шкафа, где в клетке сидели сразу четверо крошечных белоснежных хищников.

– Откуда они у тебя? Я кажется, тебе их не покупал. Или я что-то забыл?

– Они были у тёти Али, пока мы находились в лагере. Я сегодня после школы съездил с водителем и забрал их. Они скучали по мне.

– И поэтому ты подложил их в комнату и постель к несчастной женщине? А я думал ты умнее, и твои мозги нацелены на учёбу и хоккей, а ты пакостишь, как маленький ребёнок.

– Мне пришлось сделать это. Она нам не понравилась с Евой. Мы не хотели, чтобы она оставалась в этом доме, вот поэтому…

– Ясно. Вы так решили с Евой, а моё решение для вас пустой звук.

– Мы сами справимся без нянек. Тебе не нужно переживать. Лучше сам будь чаще дома. Мы хотим видеть только тебя.

– Я не могу всё время находиться рядом с вами. Если я не буду работать, то мы очень скоро окажемся на улице.

– Но тётя Аня говорит, что ты богач и у тебя денег не перечесть.

Томашевский тяжело вздохнул.

– Знаешь, если не работать, а только тратить деньги, то, сколько бы у тебя их ни было, ты их все потеряешь. Давай закончим этот бессмысленный разговор и пойдём ужинать. Хотите вы или нет, я всё равно сделаю по-своему. Вам не остаётся ничего другого, как только смириться с моим решением и выполнять его беспрекословно. Ты понял меня?

– Понял, – недовольно ответил Стас.

– А теперь иди, бери Еву за руку и в столовую. Я жду вас, – Томашевский распахнул дверь и медленно направился на выход из комнаты.

Переодевшись в своей спальне, он спустился на первый этаж и присоединился к племянникам за столом. Он внимательно смотрел на них, пока они ели. Лица у обоих были задумчивые и молчаливые. Во время ужина никто из них не произнёс и слова.

Окончив есть, Стас сразу ушёл из кухни. Томашевский попросил Еву задержаться и сообщил, что завтра везёт её в балетную школу, но даже это не заставило девочку улыбнуться. Она лишь молча кивнула и, поблагодарив, направилась на выход из комнаты. Сегодня она даже не попросила его поцеловать её на ночь.

После ужина Томашевский медленно бродил по тёмным коридорам большого дома. Он чувствовал себя сегодня персоной нон грата, которой объявили публично бойкот. Сегодняшний день показался ему чудовищно длинным и напряжённым. Сначала эта заноза Оболенская вытрепала ему все нервы, и по её вине пока исправляли её козни с машинами, он опоздал на важную деловую встречу. Потом история с гувернанткой и наконец, публичное игнорирование его вечером детьми.

Он остановился у комнаты Евы и прислушался. За дверью царила абсолютная тишина. Томашевский улыбнулся и заходить внутрь не стал, но когда развернулся, чтобы пойти в свою спальню, резко остановился перед дверью Стаса. Он прислушался к тихим детским голосам, раздающихся из-за двери.

– Стас, я тебе говорила. Не надо было этого делать. Теперь дядя злится на нас.

– Ничего страшного. Зато мы избавились от этой мымры. Жаль только, что завтра придёт новая. Дядя уже пообещал, что возьмёт новую гувернантку.

– Новую?

– Да. А ты как думала, что одного раза и белых мышей будет достаточно? Мы изведём их всех. У меня для каждой из них найдётся достойное оружие.

– Стас, а может не надо? Дядя старается для нас, а мы его не слушаемся. Вдруг он рассердится и отдаст нас в детский дом. Что мы тогда будем делать?

– Я не думаю, что он сможет так поступить с нами.

– Но ведь мы, несмотря на его запреты, поступаем по-своему, и он может рассердиться на нас за это.

– Я тебя не заставляю мне помогать. Хочешь, будь паинькой. Я не собираюсь мириться с этими няньками. Наш отец даже никогда не заикался об этом. Им с мамой хватало всегда на нас времени, чтобы не нанимать чужих людей. Я буду продолжать своё дело. Пауков, тараканов и змей у меня в избытке, так что жду с нетерпением новую гувернантку.

Томашевский улыбнулся, и отошёл от двери, медленно направляясь по коридору. Остановившись, он немного подумал и, достав из кармана пиджака свой мобильный телефон, набрал своего помощника.

– Игорь, я хочу, чтобы завтра же с утра вы наняли новую гувернантку, вернее гувернёра, мужчину и желательно не из робкого десятка, – Томашевский положил телефон в карман пиджака, и ещё раз обернувшись на дверь комнаты Стаса, улыбнулся и медленно направился в свою спальню.