Гамбит принца

Глава 17

Крепко сжимая плечо Энгюрана, Дэмиен привел изувеченного Капитана отрядов Рейвенела в одну из круглых Патрасских палаток на краю поля, где они дожидались Лорена.

Если Дэмиен и был грубее, чем необходимо, то только от того, что не одобрял этот план. Когда Дэмиен его выслушал, ему показалось, будто его тело попало под давление огромного веса. В палатке он отпустил Энгюрана и, не протянув ему руку, наблюдал, как тот поднимается на ноги. На боку Энгюрана виднелась рана, которая все еще кровоточила.

Лорен, войдя в палатку, стянул шлем, и Дэмиен увидел то же, что увидел и Энгюран: золотого принца в броне, запачканной кровью, со взмокшими от пота волосами и безжалостными глазами. Рана в боку Энгюрана была нанесена лезвием Лорена; кровь на броне Лорена принадлежала Энгюрану.

Лорен сказал:

— На колени.

Энгюран упал на колени, лязгнув доспехами.

— Ваше Высочество, — сказал он.

— Ты обращаешься ко мне, как к своему Принцу? — спросил Лорен.

Ничего не изменилось. Лорен был таким же, как и всегда. Спокойные ответы были самыми опасными. Казалось, Энгюран понимал это. Плащ собрался складками вокруг него; он сжал челюсти, но не поднял глаз.

— Я был предан Лорду Туару. Я служил ему десять лет. А у Гийона была власть его положения и влияние Вашего дяди.

— У Гийона нет полномочий, чтобы лишить меня права преемственности. Как выясняется, у него нет и средств. — Глаза Лорена прошлись по Энгюрану, по его склоненной голове, его ране, и Виирийской броне с резными наплечниками. — Мы едем в Рейвенел. Ты жив, потому что я хочу твоей преданности. Я буду ждать ее, когда пелена заблуждений насчет моего дяди спадет с твоих глаз.

Энгюран поднял глаза на Дэмиена. Последний раз, когда они смотрели друг на друга, Энгюран пытался преградить ему путь в зал Туара. Акиэлоссцу не место среди мужчин.

Дэмиен напрягся. Он не хотел слышать ни слова из того, что вот-вот должно было развернуться. Энгюран вернул враждебный взгляд.

Лорен сказал:

— Я помню, он тебе не нравится. И, конечно, он проявил себя на поле лучшим капитаном. Полагаю, это нравится тебе еще меньше.

— Вы никогда не попадете в Рейвенел, — глухо произнес Энгюран. — Гийон со своей свитой смог пробиться сквозь ваши ряды. Прямо сейчас он скачет в Рейвенел, чтобы предупредить их о вашем приближении.

— Я так не думаю. Я думаю, что он скачет в Фортейн, чтобы зализывать свои раны в одиночестве, подальше от меня и моего дяди, заставляющих его делать непростой выбор.

— Вы лжете. С чего бы ему отходить в Рейвенел, когда у него есть шанс победить Вас здесь?

— Потому что у меня его сын, — ответил Лорен.

Энгюран резко поднял глаза на Лорена.

— Да. Аймерик. Запертый, и связанный, и плюющийся сладким ядом.

— Понимаю. Значит, я нужен Вам, чтобы попасть в Рейвенел. Это истинная причина, по которой я жив. Вы ждете, что я предам людей, которым служил десять лет.

— Попасть в Рейвенел? Мой дорогой Энгюран, боюсь, ты ошибаешься.

Взгляд ледяных голубых глаз снова прошелся по Энгюрану.

— Мне нужен не ты, — сказал Лорен. — Мне всего лишь нужна твоя одежда.

Таков был их план проникновения в Рейвенел: замаскированными, в чужой одежде.

С самого начала присутствовало какое-то ощущение нереальности происходящего: чувствовать вес наплечника Энгюрана, надевать его латные рукавицы на свои руки. Дэмиен встал, и плащ накрыл его плечи.

Не всем досталась подходящая по размеру броня, но, починив знамена Туара, выправив шлемы и красные накидки, они могли быть приняты за отряд Туара с расстояния в сорок шесть футов — высоты стен Рейвенела.

Рочерт получил шлем с плюмажем из перьев. Лазару достались яркая туника и шелка знаменосца. Вместе с красным плащом и броней Дэмиен получил меч Энгюрана и его шлем, который превратил окружающий мир в тонкую щель. Энгюрану была оказана сомнительная честь ехать вместе с ними не раздетым до исподнего, словно ощипанному петуху (как он мог бы быть), а привязанным к лошади и одетым в неброскую Виирийскую одежду.

Солдаты только что сражались в битве, но утомление превратилось в приподнятое настроение, подпитанное опьяняющей смесью победы, усталости и адреналина. Это непредсказуемое приключение привлекало их. Или, может быть, это была мысль о новой победе, которая принесет удовлетворение, потому что будет иного рода: сперва разбить Регента, затем ввести его в заблуждение.

Маскировка вызывала у Дэмиена отвращение, и он приводил доводы против нее. Обман был неправильным — ложная видимость дружелюбия. Традиции ведения боевых действий существовали, потому что они давали противнику справедливую возможность.

— Это дает нам справедливую возможность, — ответил ему Лорен.

Бесстыдная дерзость этого плана была характерна для Лорена, хотя переодевание целого отряда отличалось по масштабу от прогулки в маленькую городскую таверну с сапфировой сережкой в ухе и хлопающими ресницами. Маскироваться самому — это одно, но совсем другое заставлять целую армию делать то же. Дэмиен чувствовал себя пойманным в ловушку витиеватого обмана.

Дэмиен наблюдал за Лазаром, старательно пытающимся влезть в тунику. Он наблюдал за Рочертом, который сравнивал размеры своего плюмажа с плюмажем одного из Патрасских солдат.

Дэмиен знал, что его отец никогда бы не признал сегодняшнюю рискованную выходку настоящими военными действиями, но презирал бы этот поступок, как бесчестный и недостойный своего сына.

Его отец никогда бы не подумал захватить Рейвенел таким способом. Под маскировкой. Без кровопролития. До полудня следующего дня.

Дэмиен обернул вожжи вокруг ладоней, сжал их в кулаки и вонзил шпоры в бока лошади. Отряд решительно проехал через первые ворота, поскольку наплечники Дэмиена послужили сигналом. Солдат на стене у крепостных ворот помахал знаменем из стороны в сторону, давая команду, чтобы подняли решетку, и по приказу Дэмиена Лазар помахал их собственным знаменем в ответ, в то время как Энгюран дернулся (подавился кляпом) в седле.

Происходящее должно было ощущаться смелым, опьяняющим, и Дэмиен смутно осознавал, что люди испытывали это именно так — что они насладились долгой поездкой, которую он едва заметил. Когда они прошли через вторые ворота, солдаты едва удерживали свою взволнованность под натянутыми лицами во время долгих пауз между каждым ударом сердца, ожидая выстрелов и свиста стрел арбалетов, которые так и не начались.

Пока тяжелая железная решетка нависала над их головами, Дэмиен понял, что хочет срыва, хочет, чтобы раздался крик негодования или вызова, хочет высвобождения этого… ощущения. Предатель. Стоять. Но никаких криков не раздалось.

Разумеется, не раздалось. Разумеется, солдаты Рейвенела приветствовали их, думая, что это свои. Разумеется, они поверили в обман, открываясь навстречу.

Дэмиен заставил разум переключиться на задание. Он был здесь не за тем, чтобы сомневаться. Он знал этот форт. Он знал его защиту и его ловушки. Он хотел блокировать его. Как только они проникли внутрь форта, Дэмиен отправил людей на стены с бойницами, на склады, в винтовые лестничные пролеты, которые открывали проход к башням.

Основные силы достигли внутреннего двора. Лорен направил свою лошадь по ступеням и поднялся на помост; его золотые волосы были надменно ничем не прикрыты, его люди занимали центральное положение в главном зале позади него. Теперь, когда развернулись синие знамена, а знамена Туара были отброшены в сторону, не осталось сомнений в том, кто они. Лорен повернул лошадь, и ее подковы зазвенели на гладком камне. Он был полностью открыт для удара, одна яркая цель на милости у любой стрелы, наведенной вниз с бойниц.

Было мгновение, когда любой солдат Рейвенела мог выкрикнуть, Предательство! Сигнальте в горн!

Но к тому времени, как это мгновение наступило, люди по приказу Дэмиена были повсюду, и если бы один из Рейвенельских солдат потянулся за лезвием или арбалетом, то близость острия меча убедила бы его опустить руки. Синий окружал красный.

Дэмиен услышал свой звонкий крик: «Лорд Туар потерпел поражение при Хеллэе. Рейвенел находится под покровительством Наследного Принца!»

Не обошлось без кровопролития. Они столкнулись с настоящей борьбой в жилых помещениях, и самой серьезной была схватка с частной охраной Хесталя, советника Туара, который был не настолько Виирийцем, подумал Дэмиен, чтобы притворяться радостным смене власти.

Это была победа. Так говорил себе Дэмиен. Люди наслаждались ей целиком, ее классическим ходом: нарастанием подготовки, пиком сражения и прорывом, пьянящим натиском завоевания. Держась на приподнятом настроении и чувстве успеха, они ворвались в Рейвенел — захват форта, продолжающий эйфорию от победы при Хеллэе, и схватки в его залах были для них пустяком. Они могли сделать все, что угодно.

Сражение было выиграно, форт захвачен — обеспечена твердая база, и Дэмиен был жив и чувствовал себя свободным впервые за много месяцев.

Вокруг него развернулось празднование, шумный разгул, который он позволил, потому что люди нуждались в этом. Мальчик играл на свирели, слышался бой барабанов, и были танцы. Люди раскраснелись и светились радостью. Бочки с вином опрокинули в фонтан во дворе, чтобы люди могли зачерпнуть себе, когда пожелают. Лазар вручил Дэмиену наполненную до краев высокую кружку. В вине плавала муха.

Дэмиен поставил кружку после того, как резким движением выплеснул ее содержимое на землю. Его ждала работа.

Он отправил людей открыть ворота возвращающейся армии: сперва раненые, затем Патрассцы, потом Васкианки со своей добычей — девять лошадей на привязи. Он отправил людей к складам и оружейным, чтобы составить описи, а также в жилые помещения, чтобы утешить жителей форта.

Дэмиен послал людей за девятилетним сыном Туара Тевенином, чтобы взять его под домашний арест. Лорен набирал практически коллекцию сыновей.

Рейвенел был жемчужиной Виирийской границы, и если Дэмиен не мог насладиться празднованием, то он мог убедиться, что форт достаточно снабжен людьми и имеет хорошую оборонительную тактику. Он мог убедиться, что у Лорена будет сильная основная база. Он перераспределил людей на крепостных стенах и башнях, назначая каждого солдата по его эффективности. Он взял основы системы Энгюрана и дополнил ее или подстроил под свои взыскательные требования, отдав обязанности старших двум мужчинам: Лазару из их собственного отряда и лучшему солдату Энгюрана Гиймару. Он создаст инфраструктуру этого форта. Ту, на которую мог рассчитывать Лорен.

Работа вокруг Дэмиена шла гладко, когда его отвлекли от раздачи указаний на крепостной стене вызовом для доклада Лорену.

Внутри форт отдавал стариной, напоминая Частиллон своими витиеватыми Виирийскими мотивами в кованом металле и резном дереве, не отделанными позолотой, слоновой костью или перламутром. Он был допущен во внутренние покои, которые Лорен сделал своими, освещенные огнем и обставленные также богато, как и его шатер. Звуки празднования приглушались древними каменными стенами. Лорен стоял в центре комнаты, частично развернувшись спиной ко входу; слуга снимал последнюю пластину брони с его плеча. Дэмиен вошел в двери.

И остановился. Следить за броней Лорена не так давно было его собственной обязанностью. Он ощутил давление в груди; все было знакомо — от натяжения ремешков до веса брони и тепла рубашки, где она была прижата под подкладкой.

Лорен обернулся, увидел Дэмиена, и тяжесть в груди стала почти невыносимой, когда Лорен, наполовину раздетый, поприветствовал его сияющими глазами.

— Как тебе мой форт?

— Мне нравится. Я был бы не против увидеть тебя с еще несколькими, — сказал Дэмиен. — К северу.

Он заставил себя пройти вперед. Лорен окинул его долгим, игривым взглядом.

— Если бы тебе не подошли наплечники Энгюрана, то я собирался предложить тебе примерить доспехи его коня.

— «Я беру на себя Гийона»? — повторил Дэмиен слова Лорена.

— Будь справедлив. Ты выиграл сражение до того, как я успел добраться до него. Я думал, у меня хотя бы будет шанс. Все твои завоевания такие же решительные?

— Все всегда выходит так, как ты планируешь?

— На этот раз да. На этот раз все вышло. Знаешь, мы только что взяли неприступный форт.

Они смотрели друг на друга. Рейвенел, жемчужина Виирийской границы: суровое основное сражение при Хеллэе и немного сумасшедшего обмана в неподходящей одежде.

— Я знаю, — беспомощно ответил Дэмиен.

— Здесь вдвое больше людей, чем я предполагал. И в десять раз больше запасов. Мне быть честным с тобой? Я думал, что займу оборонительную позицию…

— В Акьютарте, — закончил Дэмиен. — Ты снабжал его для осады. — Он слышал свой голос, словно издалека: — Рейвенел чуть лучше подготовлен для обороны. Просто следи, чтобы твои люди заглядывали под шлемы прежде, чем открывать ворота.

— Хорошо, — ответил Лорен. — Видишь? Я учусь прислушиваться к твоим советам, — он говорил с естественной легкой улыбкой на лице, которая была чем-то совершенно новым.

Дэмиен заставил себя отвести взгляд. Он подумал о продолжающейся снаружи работе. Оружейные были заполнены и больше, чем просто заполнены: в них красовались дотошно разложенные ряды гладкого металла и заостренных наконечников. Большинство людей Туара, размещенных в форте, перенаправили свою преданность.

Люди были выставлены на стенах, и изложены постановления по обороне. Снаряжение подготовлено к использованию. Солдаты знали свой долг, и от складов до внутреннего двора — до самого главного зала — форт был готов. Дэмиен позаботился об этом.

Он спросил:

— Что ты будешь делать дальше?

— Вымоюсь, — ответил Лорен тоном, подразумевающим, что он прекрасно понимал, что Дэмиен имел в виду, — и переоденусь во что-нибудь, сделанное не из металла. Тебе стоит сделать то же. Я распорядился, чтобы слуги раздобыли для тебя кое-какую одежду, подходящую твоему новому статусу. Очень Виирийскую, ты будешь негодовать. И у меня есть еще кое-что для тебя.

Дэмиен обернулся в тот момент, когда Лорен быстрым движением взял металлическую полукруглую эмблему с маленького столика у стены. Ощущение, словно острие копья медленно входило в его тело — ужасающая разворачивающаяся неизбежность происходящего перед слугами, в небольшой, интимной комнате.

— У меня не было времени отдать тебе это перед сражением, — сказал Лорен.

Дэмиен закрыл глаза. Вновь открыл их. Он сказал:

— Йорд был твоим Капитаном большую часть нашего похода к границе.

— И теперь ты мой Капитан. Кажется, это было близко. — Взгляд Лорена переместился на шею Дэмиена, где его ошейник был поцарапан мечом Туара; сталь оставила глубокий след на податливом золоте.

— Это было, — сказал Дэмиен, — близко.

Он твердо подавил то, что начинало шевелиться в его горле, повернув голову в сторону. Лорен держал эмблему Капитана. Дэмиен видел, как Лорен передавал ее раньше, от Говарта — Йорду. Лорен смог бы забрать ее у Йорда.

Дэмиен был все еще полностью одет в броню, в отличие от Лорена, который стоял перед ним; его золотистые волосы слегка завивались из-за того, что вспотели под шлемом во время сражения. Дэмиен мог разглядеть небольшие красные следы, где доспехи давили через подкладку на уязвимую кожу. Дыхание стало напряженным, болезненным процессом.

Руки Лорена поднялись к его груди, найдя место, где плащ крепился к металлу. Булавка под его пальцами проколола ткань, проскользнула и застегнулась.

Двери комнаты распахнулись. Дэмиен, не готовый к этому, повернулся.

Поток людей влился в комнату, внося с собой оживленную атмосферу, царившую снаружи. Перемена была внезапной. Сердцебиение Дэмиена не совпадало с ней. Тем не менее, пусть и не его собственному, но настроение прибывших было созвучно настроению Лорена. Дэмиену в руку пихнули еще одну кружку, наполненную вином.

Не в состоянии бороться с накатившей волной празднования, Дэмиен был сметен слугами и доброжелателями. Последнее, что он услышал, были слова Лорена: «Позаботьтесь о моем Капитане. Сегодня ночью он должен получить все, что попросит».

Танцы и музыка до неузнаваемости изменили главный зал. Люди, разбившиеся на компании, смеялись и восторженно хлопали, не попадая в такт мелодии, и были жизнерадостно пьяны, потому что вино предшествовало ужину, который начали подавать только сейчас.

Кухни оживились. Повара готовили, слуги прислуживали. Домочадцы, поначалу нервничавщие из-за смены хозяина, успокоились, и чувство обязанности заменилось чувством готовности. Принц был юным героем, отчеканенным в золоте; взгляните на эти ресницы, взгляните на этот профиль. Простой народ всегда любил Лорена. Если Лорд Туар надеялся, что мужчины и женщины его форта будут противостоять Лорену, то надежды были напрасны. Больше походило на то, что простолюдины переворачивались на спину и ждали, когда им почешут брюшко.

Дэмиен вошел в зал, подавляя желание стянуть с себя рукава. На нем никогда не было столько шнуровки. Его новый статус предполагал аристократическую одежду, которую было труднее как надевать, так и снимать. Переодевание заняло у него почти час, и это после принятия ванны и всех видов ухода, которые включали стрижку. Он был вынужден слушать рапорты и отдавать приказы поверх голов слуг, которые дотошно завязывали его шнуровку. Последний рапорт от Гиймара и стал тем, что заставило Дэмиена сейчас тщательно изучать толпу в зале.

Ему сообщили, что небольшой отряд, который въехал в форт с оставшимися Патрассцами, был свитой Торвельда, Принца Патраса. Торвельд был здесь, сопровождая своих людей, хотя не принимал личного участия в сражении.

Дэмиен шел через зал и со всех сторон получал поздравления от людей Лорена: похлопывание по спине, пожатие плеча. Он не отрывал взгляд от светловолосой головы за длинным столом, так что почти с неожиданностью обнаружил группу Патрассцев в другом месте. В последний раз, когда Дэмиен видел Торвельда, тот шептал Лорену милые глупости на темном балконе, погруженном в ароматы ночных цветов белого и красного жасмина, цветущего в садах внизу. Дэмиен почти ожидал вновь застать его в интимном разговоре с Лореном, но Торвельд был со своей собственной свитой, и когда он увидел Дэмиена, то приблизился к нему.

— Капитан, — приветствовал Торвельд. — Это честно заслуженное звание.

Они поговорили о Патрасских солдатах и об укреплениях Рейвенела. В завершение Торвельд коротко сказал о своем пребывании здесь:

— Мой брат недоволен. Я здесь против его воли, потому что у меня личные интересы в вашей кампании против Регента. Я хотел встретиться с вашим Принцем, как мужчина с мужчиной, и переговорить с ним. Но завтра я отправляюсь в Базаль, и у вас больше не будет помощи Патраса. Я не могу продолжать действовать против приказов моего брата. Это все, что я мог сделать для вас.

— Нам повезло, что гонец Принца смог довезти кольцо с печатью.

— Какой гонец? — спросил Торвельд.

Дэмиен обдумывал политически осторожный ответ, но затем Торвельд добавил:

— Принц обратился ко мне с просьбой о людях еще в Арле. Я не соглашался, пока не покинул дворец на шесть недель. И, я думаю, ты знаешь, по каким причинам я согласился. — Он жестом подозвал одного из свиты подойти ближе.

Стройный и грациозный, один из Патрассцев отошел от компании у стены, упал на колени перед Дэмиеном и поцеловал пол у его ног, так что перед Дэмиеном открылся вид на ворох сияющих медово-золотистых кудряшек.

— Поднимись, — сказал Дэмиен по-акиэлосски.

Эразмус приподнял свою склоненную голову, но не встал с колен.

— Такой скромный? Мы одного ранга.

— Этот раб склоняется перед Капитаном.

— Я Капитан с твоей помощью. Я многим тебе обязан.

Застенчиво, после небольшой паузы, Эразмус ответил:

— Я говорил, что отплачу тебе. Ты столько сделал, чтобы помочь мне во дворце. И… — Эразмус, сомневаясь, посмотрел на Торвельда. Когда тот кивнул, позволяя Эразмусу говорить, он, так несвойственно ему, приподнял подбородок и сказал: — И мне не понравился Регент. Он обжег мою ногу.

Торвельд кинул на него взгляд, полный гордости, и Эразмус залился румянцем и снова пал ниц с непревзойденным изяществом.

Дэмиен подавил инстинктивное желание сказать ему подняться. Было странно, что обычные для его родины правила поведения теперь казались ему такими непривычными. Вероятно, это было из-за того, что он провел несколько месяцев в компании напористых, откровенных питомцев и непредсказуемых свободных Виирийцев. Он посмотрел на Эразмуса: сдержанная поза и опущенные ресницы. Дэмиен брал таких рабов — таких же гибких в постели, как и вне ее. Он помнил удовольствие от этого, хотя воспоминания были далекими, словно принадлежали кому-то другому. Эразмус был симпатичным, Дэмиен видел это. Эразмус, вспомнил Дэмиен, был обучен для него. Он был бы послушен каждому приказу, интуитивно чувствовал бы каждую прихоть и охотно ее исполнял.

Дэмиен перевел взгляд на Лорена.

Перед ним открылась картина холодного, недоступного расстояния. Лорен вел незначительную беседу, его запястье лежало на краю стола, а пальцы покоились на основании кубка. От его строгой, с выпрямленной спиной, позы до безразличного изящества золотоволосой головы, от его беспристрастных голубых глаз до высокомерия скул, Лорен был сложным и противоречивым, и Дэмиен не мог смотреть никуда больше.

Словно отвечая какому-то инстинкту, Лорен поднял глаза и встретил взгляд Дэмиена, и в следующее мгновение поднялся и двигался к нему.

— Ты не собираешься прийти и поужинать?

— Я должен вернуться и проследить за работой снаружи. У Рейвенела должна быть безупречная защита. Я хочу… я хочу сделать это для тебя, — ответил Дэмиен.

— Это может подождать. Ты только что выиграл мне форт, — сказал Лорен. — Позволь мне немного тебя испортить.

Они разговаривали, стоя у стены, и пока Лорен говорил, он прислонился плечом к рельефному камню. Тон его голоса был подобран для расстояния между ними — интимный и неторопливый.

— Я помню. Ты получаешь удовольствие от маленьких побед. — Дэмиен процитировал слова Лорена.

— Эта победа не маленькая, — ответил Лорен. — Впервые я выиграл партию против моего дяди.

Он произнес это бесхитростно. Свет от факелов играл на его лице. Болтовня вокруг них была тусклым нарастанием и убыванием звуков, смешивающихся со сдержанными красными, коричневыми и приглушенными синими отблесками пламени.

— Ты знаешь, что это не так. Ты выиграл его в Арле, когда убедил Торвельда забрать рабов в Патрас.

— Это не была игра против моего дяди. Это была игра против Никаиса. С мальчиками все просто. В мои тринадцать, — сказал Лорен, — ты мог бы обвести меня вокруг пальца.

— Я не верю, что ты хоть когда-то был прост.

— Представь самого неопытного невинного мальчика, с которым ты когда-либо развлекался, — сказал Лорен. И добавил, когда Дэмиен не ответил: — Я забыл, ты не трахаешь мальчиков.

На другом конце зала раздалась приглушенная вспышка смеха из-за какой-то отдаленной незначительной выходки. Зал был туманным фоном звуков и форм. Их освещало теплое сияние факела.

Дэмиен сказал:

— Мужчин, иногда.

— Когда нет женщин?

— Когда я хочу их.

— Если бы я знал это, то чувствовал бы себя в опасности, лежа рядом с тобой.

— Ты не знал этого, — ответил Дэмиен.

Последовала пауза. В конце концов, Лорен оттолкнулся от стены.

— Приходи и поешь, — сказал он.

Дэмиен обнаружил себя сидящим за столом. Выражаясь по-виирийски, это было непринужденное торжество: люди уже ели хлеб руками, а мясо с кончиков ножей. Но стол был накрыт лучшими блюдами, которые могли предоставить повара за такое короткое время: пряная дичь, фазаны в яблоках, птица, начиненная изюмом и приготовленная в молоке. Дэмиен, не задумываясь, протянул руку за порезанным мясом, но Лорен, перехватив его запястье, остановил его, оттягивая руку от стола.

— Торвельд сказал мне, что в Акиэлосе рабы кормят хозяев.

— Верно.

— В таком случае у тебя не может быть возражений, — сказал Лорен, беря кусочек мяса и поднимая его.

Взгляд Лорена был прямым, без притворно-скромных опущенных глаз. Он никак не походил на раба, даже когда Дэмиен позволил себе представить это. Дэмиен помнил, как Лорен пододвигался к нему на длинной деревянной скамье в гостинице Нессона, чтобы привередливо есть хлеб с его рук.

— У меня нет возражений, — сказал Дэмиен.

Он остался на месте. Не хозяин должен наклоняться за едой, вытянутой на расстоянии руки.

Светлые брови слегка приподнялись. Лорен придвинулся и поднес мясо к губам Дэмиена.

Он осторожно откусил. Мясо было сочным и теплым, с изысканностью, навеянной югом, и очень напоминало еду его родины. Он жевал медленно; всем своим существом он знал, что Лорен наблюдает за ним. В следующий раз, когда Лорен взял еще один кусочек мяса, наклонился Дэмиен.

Он надкусил второй раз. Дэмиен не смотрел на еду, он смотрел на Лорена, на то, как он держал себя, всегда такой сдержанный, что все реакции едва заметны — его голубые глаза сложно прочитать, но они не были холодны. Дэмиен мог уловить, что Лорен доволен, что он наслаждается этим молчаливым согласием из-за его редкости, его исключительности. У Дэмиена было ощущение, что он стоял на грани понимания, словно впервые увидел Лорена.

Дэмиен отодвинулся, и это тоже было правильно — позволить моменту быть простым: небольшая интимность для двоих за столом, которая проходит, незамеченная большинством остальных гостей.

Разговор вокруг них переключился на другие темы: новости с границы, сцены сражения, обсуждение стратегии на поле боя. Дэмиен не сводил глаз с Лорена.

Кто-то принес кифару, и Эразмус наигрывал мягкие ненавязчивые мотивы. В акиэлосских выступлениях — как и во всем акиэлосском — сдержанность вознаграждалась. Все были поглощены этой простотой. В тишине между песнями Дэмиен услышал свой голос: «Сыграй «Покорение Арсаэза», не задумываясь, озвучивая просьбу мальчику. И в следующее мгновение он услышал первые знакомые волнующие ноты.

Баллада была старинной. У мальчика был приятный голос. Ноты вибрировали, разносясь по залу, и хотя смысл слов его родного языка потерялся бы для виирийцев, Дэмиен вспомнил, что Лорен может говорить на нем.

Окончание баллады было тихим, и, несмотря на незнакомый язык, скромное выступление мальчика-раба изменило атмосферу в зале. Раздались негромкие аплодисменты. Внимание Дэмиена было приковано к золоту и слоновой кости — цветовой гамме Лорена, к тонкой нежной коже, исчезающим следам синяков там, где он был связан и куда получил удар. Дэмиен дюйм за дюймом исследовал взглядом гордо поднятый подбородок, замкнутые голубые глаза, изгиб его скулы и снова опускал глаза на губы Лорена. На его сладкие, порочные губы.

Появившаяся пульсация желания стала биением, которое оживило плоть и кровь и изменило характер его внимания. Он неосознанно поднялся из-за стола. Он вышел из зала и направился в большой внутренний двор.

Форт стоял темной, подсвеченной факелами громадой вокруг него. По стенам теперь были выставлены их собственные люди и иногда раздавались оклики караульных; хотя сегодняшней ночью каждый факел у ворот был зажжен и звуки смешивались, смех и нарастающие голоса доносились со стороны главного зала.

Расстояние должно было все упростить, но тянущая тоска только усилилась, и он поднялся на крепостную стену с бойницами, распустил солдат, которые стояли на карауле на этом участке, и положил руки на холодный камень, дожидаясь, пока чувство утихнет.

Он уйдет. Он уйдет, и это будет к лучшему. Он выедет рано утром и пересечет границу до полудня. Не будет нужды в лишних словах: когда заметят его отсутствие, Йорд доложит о его уходе Лорену. Виирийцы возьмут на себя обязанности следить за системой, которую он установил здесь, в форте. Для этого он и создал этих людей.

Утром все будет просто. Йорд, думал Дэмиен, даст ему время пройти мимо разведчиков Лорена до того, как сообщит, что Капитан безвозвратно исчез. Он сосредоточился на прагматичных реалиях: лошадь, припасы, путь, на котором он сможет избежать разведчиков. Сложности обороны Рейвенела были теперь вопросами других людей. Борьба, с которой они столкнулись в последние месяцы, не была лично его. Он мог оставить это позади.

Его жизнь в Виире, человека, которым он был здесь — он мог оставить все это позади.

Послышался звук шагов по каменным ступеням; Дэмиен поднял голову. Стена с бойницами тянулась к южной башне — каменный крытый проход с амбразурами по левой стороне, между которыми горели факелы. Дэмиен приказал освободить этот участок. По витой каменной лестнице поднимался тот единственный человек, который мог нарушить этот приказ.

Дэмиен смотрел, как один, без присмотра, Лорен, оставивший свой собственный праздник, чтобы найти его, последовал за ним сюда по стертым ступеням на крепостную стену. Лорен устроился рядом с ним — естественное, ненавязчивое присутствие, которое заполнило пространство в груди Дэмиена. Они стояли на краю форта, который выиграли, сражаясь бок о бок. Дэмиен постарался придать голосу разговорный тон:

— Знаешь, рабы, которых ты подарил Торвельду, стоят почти столько же, сколько люди, которых он тебе предоставил.

— Я бы сказал, абсолютно столько же.

— Я думал, ты помог им из сострадания.

— Нет, ты не думал, — ответил Лорен.

В вырвавшейся у Дэмиена усмешке было мало веселья. Он посмотрел в темноту за факелами, в невидимый простор юга.

— Мой отец, — сказал он, — ненавидел Виирийцев. Он называл их трусами, лжецами. Он учил меня верить в это. Он был прямо как один из этих приграничных лордов, Туар или Македон. Жаждал войны. Могу только вообразить, что бы он подумал о тебе.

Дэмиен взглянул на Лорена. Он знал природу своего отца, его убеждения. Он точно знал реакцию, которую бы вызвал Лорен, если бы оказался перед Теомедисом в Айосе. Если бы Дэмиен заступился за него, попытался бы заставить отца посмотреть на Лорена, как на… он бы не понял. Сражайся с ними, но не доверяй им. Он никогда не противостоял отцу в чем бы то ни было. Дэмиену это было не нужно, потому что их ценности так совпадали.

— Твой собственный отец тоже гордился бы тобой сегодня.

— Потому что я взял меч и надел плохо сидящую на мне одежду брата? Уверен, он был бы горд, — ответил Лорен.

— Ты не хочешь трон, — сказал Дэмиен, внимательно рассматривая лицо Лорена.

— Я хочу трон, — ответил Лорен. — Ты, правда, думаешь, после всего, что видел, что я избегаю власти или шанса обладать ей?

Уголки губ Дэмиена приподнялись:

— Нет.

— Нет.

Отец Дэмиена правил мечом. Он сплотил Акиэлос в единый народ и с неистовой заносчивостью использовал новую мощь этой страны, чтобы расширить ее границы. Он снарядил северную кампанию, чтобы вернуть Дельфу своему королевству после девяноста лет Виирийского правления. Но это было больше не его королевство. Его отец, который никогда бы не стоял внутри Рейвенела, был мертв.

— Я никогда не задумывался о том, как мой отец видел мир. Мне было достаточно быть сыном, которым он мог гордиться. Я никогда бы не стал плохо вспоминать о нем, но впервые я понял, что не хочу быть…

Королем, каким был он.

Было бы оскорблением сказать такое. И все же, он видел деревню Брето, жертву агрессии, вырезанную Акиэлосскими мечами.

«Отец, я могу победить его» — сказал он тогда и выехал, и возвратился героем; его броня была снята слугами, его отец приветствовал его с гордостью. Дэмиен помнил ту ночь, помнил все те ночи, возбуждающую мощь захватнических побед его отца, одобрение, когда успех следовал за успехом. Дэмиен не задумывался о том, как это разыгрывается на другой стороне поля. Когда эта игра началась, я был младше.

— Прости, — сказал Дэмиен.

Лорен окинул его странным взглядом.

— Почему ты извиняешься?

Он не мог ответить. Не мог сказать правду. Он сказал:

— Я не понимал, что для тебя значит стать королем.

— И что же?

— Конец борьбы.

Выражение лица Лорена изменилось, появились едва заметные признаки неудачно подавленного изумления, и Дэмиен почувствовал его своим собственным телом, ощутил новое натяжение в груди от взгляда потемневших глаз Лорена.

— Мне жаль, что между нами все не сложилось иначе, мне жаль, что я не вел себя с большим уважением по отношению к тебе. Я хочу, чтобы ты знал, что у тебя всегда будет друг по ту сторону границы, что бы ни случилось завтра, что бы ни случилось с нами обоими.

— Друзья, — сказал Лорен. — Вот кто мы?

Голос Лорена был напряжен, словно ответ был очевиден; словно столь же очевидным было то, что происходило между ними — воздух исчезал, вздох за вздохом.

Дэмиен сказал с беспомощной откровенностью:

— Лорен, я твой раб.

Слова разоблачили его, и правда открылась в пространстве между ними. Он хотел доказать ее, как будто без слов мог восполнить то, что разделяло их. Он чувствовал сбившееся дыхание Лорена, оно совпадало с его собственным; они дышали воздухом друг друга. Дэмиен протянул руку, ища признаки сомнения в глазах Лорена.

Его прикосновение было принято, в отличие от последнего раза; пальцы нежно легли на подбородок Лорена, большой палец мягко погладил скулу. Собранное тело Лорена натянулось от напряжения, его ускорившийся пульс стремился к полету, но он закрыл глаза в последние секунды перед тем, как это произошло. Ладонь Дэмиена скользнула на теплый затылок Лорена; медленно, очень медленно, превращая свой рост в предложение, а не в угрозу, Дэмиен наклонился и поцеловал Лорена в губы.

Поцелуй едва ли был намеком на самого себя из-за неотступающего оцепенения в Лорене, но первый поцелуй стал вторым после того, как Дэмиен на мгновение оторвался и почувствовал на своих губах неглубокое сбившееся дыхание Лорена.

Казалось, что во всей лжи между ними это была единственная истина. Не имело значения, что он уйдет завтра. Он ощущал желание дать Лорену это: дать ему все, что он позволит, и не просить взамен ничего, насладиться этим осторожным началом, потому что это единственное, что Лорен позволил бы себе.

— Ваше Высочество…

Они прервались, услышав голос, вспышку звука, приближающиеся шаги. На верхней ступени стояла фигура. Дэмиен отступил назад, внутри все перевернулось.

Это был Йорд.