Где начинается радуга?

Эпилог

POV Глеб

Этого не может быть!

Я не могу поверить в то, что видел. Я не мог этого увидеть.

Зачем она тогда звала меня? Чтобы я посмотрел, как они развлекаются?

А сейчас я нахожусь тут, а они тем временем занимаются любовным спортом! Получается так?

Сжимающиеся слишком крепко руки ломают деревянные перила. Я бы сейчас с удовольствием выбил кому-нибудь дурь. Как бесплатное лечение. Только каким должен быть диагноз, чтобы его лечили чужие кулаки. Возможно дурость другого парня, который посмел прикоснуться к чужой девушке.

Пытаюсь совладать с яростью, но не могу.

Мне нужно взять себя в руки и вернуться туда. Выдернуть из рук Мрака Ксюшу и поговорить. Это будет правильно.

— Глеб!

Нет, черт возьми, рано! Никто не должен ко мне подходить сейчас. Я слишком зол. Ревность во мне слишком велика.

Я хочу убить Мрака своими руками. За то что касался моей Ксюши. За то что смотрит на нее постоянно. За то что хочет мое.

Он не смеет!

— Глеб, — тоненький голосок влюбленной в меня девчонки бесит. Арина должна уйти от меня. Я слишком зол.

— Глеб, — Арина затравленно посмотрела на меня и виновато опустила голову. — Ты не должен был видеть этого. — А то я не знал. — Но Ксюша… она обманывала тебя. Часто виделась с Матвеем за твоей спиной. Она говорила, что с тобой ей уютно. А с ним удобнее. Но сейчас он заставил ее сделать выбор между вами.

Меня захлестывает ярость.

Гребаная ревность сжирает все. Оставляя лишь прожженную тропу к самому сердцу.

Слова Арины наполнены сочувствием и не верить мне: нет причины.

Но ревность… разве не это чувство раздавило отношения моих родителей. Моя мать своей истеричностью и чрезмерной ревностью убила чувства отца. Ее дочь не дополучила любви, потому что она ревновала дочь к мужу. А потом перенесла все на сына. Она сменила объект своей привязанности.

Истеричность. Ревность. Отсутствие здравомыслия.

Они уничтожили мою семью.

И я что ли сейчас позволю — этой убийственной ревности, все разрушить.

Думай, Глеб! Думай!

Где не сходится?

Матвей не стал бы ждать. И первый бы переспал с Ксю. А тогда я был первый у девушки.

И Ксю…

Почему такое чувство словно меня повели за веревочку. И до сих пор ведут.

Черт, как болит голова!

Сжимаю руками виски и чувствую как к плечам прикасаются маленькие ладошки.

— Глеб, отпусти ее. Ты заслуживаешь ответную любовь. Ты умеешь так сильно любить, что не видишь пороков. Я могу…

Она замолчала.

Ее слова сломали что-то внутри меня. Сомнение.

Но в чем?

Чему я могу сейчас доверять?

Себе? Ксюше? Или Арине?

Где я облажался, чтобы такое вообще произошло в нашей жизни.

— Иди домой!

— Но?

— Иди домой, — твердо произношу и встаю.

Ей не нужно этого видеть.

Захожу в квартиру, где вечеринка не угасает. А наоборот набирает обороты.

Подхожу к комнате, и слышу — стоны.

Женские и мужские. Скрип кровати.

Это Ксюша?

Хочу ворваться и убить всех… но тогда я стану сыном матери. Позволю ревности возобладать надо мной. Управлять мной.

Отхожу и жду. Они закончат и тогда посмотрим. И поговорим. Тогда факт измены будет на лицо.

Проходит час.

Я в недоумении, но держусь. Вижу как открывается дверь и замираю.

И оттуда выходят Бельков со Снегиревой. Что за…?

— Олег?

— Оу, Глеб. Ты в очереди что ли? А с кем собираешься? Только не говори что с рукой?

— А Мрак где?

— Не знаю. Я давно его не видел.

Срываюсь.

Что это значит. Либо они за десять минут устроили марафон пока меня не было. Или…

Останавливаюсь около Рустама. Он мог заметить.

— Рус, ты видел Ксюшу?

— Твою что ли? — лениво поворачивается ко мне и ждет ответа.

— Видел или нет?

— Больше часа назад. Уходила с мертвым лицом. Бледная. Подумал еще, что заболела.

— А Марков?

— Он вроде за ней бежал. Но злой.

Выбегаю на улицу. Куда бежать за Ксюшей или к Матвею на разговор.

Но звонок, который пропускать нельзя, прерывает мои метания.

— Доктор, вы почему так поздно?

Спрашиваю, а сам расхаживаю в разные стороны от нетерпения.

— Глеб, здравствуйте. Но ваша мама наконец-то пришла в сознание.

— Она начала разумно понимать где находится? — торможу.

— Она стала осознавать: кто она и кто вы, — подбирая слова комментирует он.

— Это ведь хорошо? Это значит что лекарства работают?

— Я думаю вам Глеб нужно приехать и пообщаться с ней.

— Но сейчас почти ночь, — возражаю.

— Понимайте, — со вздохом произнес доктор. — Мозг вашей матери почти превратился в кашу. Даже МРТ стало показывать это.

— Но она в сознании…

— Иногда такое происходит, если…

— Если что?

— В предсмертные часы сознание психически больного человека может временно восстановиться. Словно он выздоровел. Но потом… резко возвращается в прежнее состояние. Быстро перерастая в острую стадию. Доходит до точки кипения и… умирает.

— И каковы шансы у мамы?

— У вас есть возможность попрощаться. Возможно один-два часа.

Я не люблю мать. Точнее перестал любить, когда мама позволила своему сумасшествию возобладать. Когда отец ушел, она перекинула свою ревность на меня. Был период, когда она запрещала мне подходить к Люсе. Малышка надрывалась в слезах на ее руках. Успокоить мог только я. Мне пришлось вырвать из рук матери ребенка и почти уйти.

И только тогда она смогла кое-как справится со своим приступом. Она позволила лечить себя. Она позволила увести себя к доктору.

Почему она раньше не соглашалась, я не понимаю. Почему отец не смог заставить ее отправиться к доктору, ради безопасности детей, я тоже не понимаю.

Но в итоге в те дни я лишился двух родителей сразу. Отец ушёл буквально, а мать фигурально.

У меня осталась только одна сестра, как у нее я.

Проститься с матерью все же нужно. Особенно, если она временно в сознании и осознает реальность.

Но буду ли я испытывать поглощающее горе после ее кончины… я сомневаюсь.

Такси приехало почти через пятнадцать минут и ехали до психбольницы — двадцать.

У ворот меня поджидал курящий доктор.

Темень вокруг и только свет фар. Бывать в больницах неприятно, а в психушке еще тяжелее. Но если днем, свет приятно окутывает, и создает эффект безопасности. То ночь, забирает этот флёр. К тому же добавляет напряжение и ощущение подстерегающей опасности.

Вышел из машины и попытался скинуть с плеч напряжение.

Доктор сразу понял, кто подъехал и помахал мне.

— Как она?

— Пока с нами.

Этого было достаточно.

Больничный запах впился в меня. Он привычен мне за последние пять лет. С матерью приходилось ходить сюда как минимум раз месяц на прием, а иногда и на процедуры.

С Люсей на стандартные приемы я ходил гораздо реже.

— Я предупреждаю, — доктор остановился у палаты и с жалостью взглянул на меня. — У нее в любую секунду может случиться рецидив. В любую секунду она может перестать быть нормальной. Поэтому не снимайте с нее повязки на руках. И не давайте ей ничего.

Говорить мне было нечего. Последние полгода у матери участились приступы. Мы чаще ходили к докторам. А потом разговор встал о госпитализации.

Я был готов к этому.

В ответ я кивнул и первый вошел в палату.

Мама лежала на кровати. Ее руки и скорей всего ноги были привязаны мягкой тканью, чтобы не повредить запястье. Покрывало скрывало большую ее часть, но исхудавшее тело прокрадывалось под простыней.

Серый цвет лица. Спертый запах с примесью медикаментов. Одинокая кровать и окно.

Врагу не пожелаешь оказаться в таком месте.

Можно сойти с ума только от обстановки, а не от диагноза.

— Мама…

Она подняла голову и приоткрыла глаза. Она не узнала меня. Она прищурилась, и нахмурилась.

Неужели я опоздал?

— Это твой сын, — сзади поддакнул доктор и тоже с напряжением ждал реакцию пациентки.

— Глеб?

Ух, я сам не заметил, как задержал дыхание. Значит в сознании.

— Мама, — подхожу к ней и прошу выйти доктора. — Давно не виделись.

С улыбкой проговариваю, но сомневаюсь, что она была настоящей.

Потому что мы по-настоящему не виделись очень давно.

— Глеб, — неверяще проговорила она. На ее щеках я заметил слезы, но для меня они перестали быть чем-то важным. Потому что каждый ее приступ заканчивался слезами и уговорами, что она будет больше стараться, чтобы побороть истерию.

Эта болезнь не лечится полностью лекарствами. Можно только облегчить давление на мозг, и уменьшить приступ. Но основа лечения это психотерапия. Но для этого нужно, чтобы сам пациент хотел избавиться от болезни. И прикладывал усилия для этого. Как минимум, не забывал принимать лекарства.

Чем грешила постоянно мама.

Своим не желанием.

Забывчивостью.

И не умением контролировать себя.

Как она к примеру напала на Ксюшу. Не успела сказать «привет», как схватила лопатку и накинулась.

Она даже не старалась контролировать себя. А потом весь вечер проплакала и молила меня не уходить.

Как нами соц службы не заинтересовались. Для меня загадка.

— Глебушка, так сожалею, — морщусь на своем имени. — Я должна бороться. Должна остаться с тобой. Должна помогать тебе.

— Люсю даже не вспомнишь?

Имя сестры колеблет ее. Она не срывается, что хорошо. Но замолкает на ее имени.

— Глеб, я…

— Мам, давай я тебе лучше расскажу как у нас дела?

Она улыбается и кивает.

Мой рассказ довольно сух, но мама словно не замечает моего уставшего вида. Она с улыбкой прислушивается к моим словам, и иногда морщится на Люсе.

Без откровенной ненависти.

Прошёл час, когда ее черты лица стали меняться. Они перестали быть расслабленными. Они заострились. А глаза остекленели, при этом зрачок медленно расширился.

— Прощай, мама, — прошептал я. И громче добавил: — Доктор!

Мужчина врывается и в ту же секунду комнату оглушил вопль.

Приступ истерии. Мощность, которого мне не приходилось видеть.

Женщина вырывалась из веревок и истошно кричала. В палату вбежали несколько санитаров и сестра, а я вышел.

Смотреть как в огненных муках умирает человек я не хотел.

Ей вкололи успокаивающее, но оно не помогло. Об этом и предупреждал доктор. Приступ, который остановить невозможно.

Прошел час, второй. И к концу третьего часа крики смолкли.

По очереди из палаты вышли санитары и медсестры. Последний вышел доктор.

— Всё?

Доктор устало уселся рядом со мной.

— Доктор, я тоже могу сойти с ума? И Люся?

Никому не охота стать психом. Но если есть кто-то в родне псих, каковы шансы сойти с ума самому.

— Можешь. От этого никто на застрахован, — флегматично отозвался доктор. — Но ваша мать сошла с ума потому что не справилась с проблемой из прошлого. У неё был стресс, который она не смогла преодолеть. Давление на мозг плюс паранойя. Она зациклилась на твоем отце. И ей это в начале помогало быть нормальной. Но болезнь прогрессировала. И когда по ней стукнул новый стресс. Ее это сломало.

— Значит я не стану вашим пациентом?

— Решай свои проблемы до конца. Не оставляй вопросы без ответа. Тогда да. Ты не сможешь стать психом.

Вопросы без ответа.

У меня как раз есть одна проблема, которую нужно решить. И нужно узнать ответ. Почему она так поступила.

— Спасибо, доктор.

Пожал мужчине руку и пошел на выход. Эхом раздавался стук моих шагов. Мысли вихрем вертелись в голове составляя план.

Мама — похороны.

Люся — опека.

Ксюша — разговор.

Я бы поехал сейчас же к Ксюше или к Матвею, чтобы набить ему морду.

Но в начале нужно к отцу. Предупредить его о смерти матери и о нашем будущем.

Такси приезжает с задержкой, но уже через двадцать минут я стоял перед дверью.

— Глеб, — удивился отец ночному визиту. — Ночь на дворе.

— Мама умерла.

Без предисловий и приветствий.

Отец в шоке. На его лице присутствует горе и облегчение. Он любил мать, но в то же время его душило само ее существование.

Какого это жить не своей жизнью. А со страхом и с оглядкой на другого.

— Нужно поговорить.

Вхожу в комнату Люси и с улыбкой наблюдаю как сестренка сопит. Ее рука болталась и почти касалась пола. Я тихонько подошел и поправил ее положение, а затем одеяло.

На кухне меня ждал отец, перед ним стояла бутылка водки.

— Ты, надеюсь, нечасто прикладываешь к ней.

Киваю на бутылку. Но отец вроде как отрицательно машет. И внешне не видно побочных эффектов напитка. Но то что она у него находилась, напрягало.

— Сегодня можно. Помянем?

Отец разливает и ставит передо мной стопку. Он тут же закидывает ее в себя, а я отодвигаю.

Не могу.

— Пап, по документам я и Люся будем с тобой.

— Ты? Разве тебе нет восемнадцати?

— Только через месяц, — кривлюсь я. — Так вот, сходишь я скажу куда и возьмешь все документы о смерти матери. Что ты отец одиночка. Ну и возможно нам нужно будет прописаться в одном месте.

— А жить, что? Со мной будете?

Отец напряжен. Он ждет ответа. Ему не хочется жить с нами.

Почему? Неужели боится нашего «дружеского» сумасшествия?

— Нет, — резко отрезаю я. — Тебе нужно только получить необходимые бумаги. Постоять с нами на похоронах. И иногда приходить на собрания. Но я и Люся будем жить на нашей квартире. И я буду о ней заботиться сам.

— Глеб, я понимаю, что это не правильно. Перекладывать на тебя ответственность в виде сестры и это для тебя лишения в свободе. У тебя ведь молодость. И…

— Лишения? В свободе? — Закипал я от слова отца. Как он смеет называть мою сестру лишением. Словно она обуза. — Отец, она для меня не обуза. Она не причина моих лишений. Я ради нее любого сотру в порошок. Даже если это будет наш отец.

На этих словах я встаю и забираю бутылку из его рук. Он собирался налить уже пятую стопку. Без сожаления я вылил напиток в раковину, а стекло выкинул в мусорный бак.

— В квартире ребенок. Не смей напиваться.

Снова зашел в комнату к Люсе, но она сладко спала. На часах пять утра. Ложиться спать нужно бы. Но мне казалось, что это неправильно. Что-то во мне противилось лечь в кровать. Но и мчаться к Ксюше сейчас слишком рано.

Чтобы не сманиться вторым, отправился в душ. От меня пахло больницей. И, чтобы отмыть от себя этот запах, мне пришлось натереться несколько раз.

И только спустя полчаса весь в паре я вышел.

Отец спал. А я не мог.

Посмотрел на телефон, а на экране последняя смска от Ксюши.

Она просила прийти. Сначала она уточняла про планы, спустя почти месяц игнора. Она иногда отвечала в июле, но очень односложно. А тут такой поток слов. У меня от облегчения чаще сердце застучало.

Потом поднялась тема вечеринки. И как я хотел пойти с ней на море. На свидание вместо «провожания школьной поры». А она воспротивилась. И яро доказывала, что мы обязаны появиться там.

А потом такое.

Матвей и она. В одной комнате.

Почему я вместо того, чтобы сразу набить морду Мраку, ушел?

Потому что не хотел, чтобы меня охватывало безумие. А Ксюша это знала?

Почему столько вопросов. И почему я сомневаюсь в Ксюше. Не могла она так поступить. Не могла она мне изменить. Тем более со Мраком. И даже ее отстраненное лицо не доказало мне ее безразличие.

Я сомневаюсь не в ней. А в ситуации. Если бы мне кто-то рассказал, что видел их вдвоем в одной комнате, я бы не поверил.

Но видел я.

И все равно не верю.

На часах половина седьмого. Беру телефон в руки и звоню Ксюше. Она должна уже проснуться.

Первый звонок. — Сбрасывает.

Второй звонок. — Сбрасывает.

Меня это напрягает. Предчувствие не было моей сильной стороной. Но сейчас. Когда моя любимая девушка, от которой мне иногда даже отходить не хотелось. Словно от меня отрезает кто-то мою часть. И она не отвечает. А точнее сбрасывает мои звонки.

Мне становится страшно. И это впервые.

Даже когда мама впервые в приступе снесла весь хрусталь с полки. Мне не было так страшно. Ни тогда, когда отец ушел. Я был в квартире один. Он стоял с чемоданом около входа. Он извинялся за свой поступок, но не хотел даже брать своих детей. Я бы понял, почему он бросает мать. Но детей.

Не понимаю.

А сейчас мне страшно. Что она задумала. Малахитовой принцессе пришла в голову плохая идея?

Мой третий звонок так же скидывают. И следом прилетает смс.

«Прости. Я улетаю. Не ищи и не жди меня».

Что за х…!?

Ненавижу матерится. Мама часто в приступах использовала нецензурную речь. Но сейчас… Что происходит?

Звоню ей. Но меня уже не сбрасывают. Меня успели занести в черный список. Хочется рушить все вокруг.

Но отвлекает от крушений звук уведомления.

Рустам сегодня улетает на соревнования, но чтобы он перед отлетом писал. Ненавистник сообщений. Должно случиться важное. Равное крушению самолета.

«Я чего-то не знаю? Но Ксюша с чемоданом и в аэропорту».

Нет, друг. Это я чего-то не знаю.

Куда моя девочка отправилась. И не связано ли это со вчерашним спектаклем.

Вызываю такси, а сам бегу одеваться. Пять минут и машина под окнами. И я тут же вылетаю из подъезда.

Держу в руках телефон и не знаю что делать. Куда она поехала? Неужели в Москву. А как же мы? Или для нее это пустой звук?

Я должен успеть.

Пробегаю через двери и влетаю в здание аэропорта. И окунаюсь в хаос.

Буквы мелькают на экране с сообщением прилета и отлета самолетов.

Моя Ксюша модель. И она скорей всего полетела в Москву. Рейс на Москву один в ближайшее время. И он улетает через десять минут!

Хочу сорваться к нужному терминалу. И если придется прорываться через охрану. Но вижу того, кого не должен.

Того, кто весь год пытался отобрать у меня мою девочку.

Того, кто вчера касался ее.

— Ты что здесь делаешь?

Мрак не смотрит на меня. Но он знает, что я тут. Он равнодушно смотрит на взлетающий самолет. И подзывает меня пальцем.

— Она улетела. Ты опоздал.

Не понимаю.

Оглядываю на экран с объявлениями и вижу.

Самолет на Москву только что взлетел.

Я действительно опоздал.

— Почему ты ее не остановил. Ты ведь ее тоже любишь. Почему не остановил?

— Почему? — отрешенное лицо у Мрака редкое зрелище. Он поворачивается ко мне и смотрит на меня. Но кажется, что он не тут. Он словно тут и не тут. — Ты не понимаешь, да?

— Ты о чем?

— Она нас обоих обставила. Она выбрала не тебя и не меня. Она выбрала себя. Нет смысла ее держать. Она не останется. А если удерживать, то она будет несчастна. Отпусти ее.

— Как это сделал ты?

— Я ее никогда не держал. Потому что я не смог ее поймать. А ты смог. Но она и от тебя улетела.

Матвей ухмыльнулся знакомой с первого класса улыбкой. Которая всегда бесила меня. Всегда в противовес мне ставили его. Как обаятельного засранца. Что нужно быть проще и брать от жизни все, что дают. Но мне давали не так много, поэтому не мог стать рубахой парнем как Мрак.

Я смотрю на небо, которое недавно поглотило самолет.

И мне ничего не остается как уходить.

Смотрю на телефон, где еще открыто приложение. С последним сообщением.

«Прости. Я улетаю. Не ищи и не жди меня»

Пролистываю вверх. И выхожу.

Не могу пока смотреть на это. Мне нужен воздух.

Набираю номер Ксюши, но мне говорят, что абонент не в зоне.

И когда она будет в зоне для меня. Я не знаю.

Остается ждать.

Может когда-нибудь моя Ксюша окончательно станет моей. Позволит стать мне ее смыслом. Как она стала моим.

Если позволит.

Мне нужно подождать, когда моя птичка налетается и вернется ко мне. А я дождусь. Я смогу. Главное, что бы мне хватило сил дождаться.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Больше книг на сайте — Knigoed.net