Где ты, мой незнакомец?

Глава 1

9 марта 1833 года, Миссисипи

Весь день напролет порывы ветра хлестали землю тугими, как веревки, струями дождя, но как только спустилась ночь и заботливо укрыла землю своим бархатным покрывалом, ураган стих, словно по волшебству и наступила благословенная тишина. Природа с облегчением вздохнула и погрузилась в сон. Даже воздух, казалось, застыл в дремотной неподвижности, а молочно-белый туман укутал землю пуховым одеялом. Призрачная дымка, словно гигантский вопросительный знак, пробивалась сквозь темную массу кустов и густые заросли, где таились зловещие тени, клубком сворачивалась в низинах и обвивалась кольцом вокруг стволов столетних деревьев. Высоко над головой словно усики непонятных чудовищ, вились лианы, а шишковатые наросты на корявых стволах трясли седыми, неопрятными бородами, роняя вниз капельки дождя. Бледная луна то и дело робко выглядывала из-за порванных в клочья облаков, и ее серебристый свет таинственными пятнами ложился на землю, а длинные языки тумана тонкими полосками поднимались к небу. Ветхий кирпичный дом, утонувший в густой листве старых деревьев, был окружен со всех сторон высокой железной оградой, сзади к нему, словно ласточкино гнездо, прилепилась маленькая кухня. Они, будто крохотный островок, плыли в густом молочно-белом тумане, а неугомонное время, казалось, замедлило свой бег. Ничто, ни порыв ветра, ни единый звук не нарушало торжественной тишины.

Вдруг пронзительно завизжали ржавые петли, но мгновением позже вновь воцарилась тишина. Вот дрогнула и закачалась ветка и из-за угла кухни выскользнула чья-то темная тень. Она, крадучись, пересекла двор и словно огромная, летучая мышь, бесшумно пробралась за угол дома и притаилась у крыльца. Затянутые в перчатки руки осторожно вытащили тяжелую решетку, раздался чуть заметный скрежет, вспыхнул крохотный огонек и жадно лизнул небольшую кучку пороха. Сверкнул огонь, вверх взлетели искры и превратились в столб серого плотного дыма, который мгновенно растворился в густом тумане. Только три фитиля чуть заметно тлели, несмотря на то, что от кучки пороха уже не осталось и следа. Зловеще извиваясь и шипя словно змеи, они ползли к забитым порохом желобам, по которым уже было так легко добраться до пропитанной маслом пакли и сухим веткам. Фитили становились все короче и, заслышав их угрожающий свист, бесчисленные пичужки, крохотные зверьки и другие мелкие твари, будто почуяв надвигающуюся опасность, покинули гнезда и уютные норки и с испуганным писком растворились в темноте.

Таинственный незнакомец украдкой пересек двор и выбрался за ограду дома. Негромко звякнула оборванная цепь, когда он распахнул калитку и бесшумно проскользнул на опушку леса, где под покровом темноты была надежно укрыта лошадь. Конь был поистине великолепен — высокий, безупречно сложенный, словно созданный для безумной скачки. На лбу даже в темноте ярко выделялась звезда. Вскочив в седло, незнакомец пустил коня неторопливой рысью, выбирая мягкую почву, чтобы животное ненароком не задело подковой о камень. Когда он отъехал уже достаточно далеко, чтобы не опасаться шума, всадник отпустил поводья и дал шпоры кон. Благородное животное рванулось вперед и через мгновение и конь и всадник растворились в ночи.

Лишь только смолк стук копыт, на землю упала тишина. Казалось, только старый дом рыдал, предчувствуя свою неминуемую гибель. С прогнившей насквозь крыши, словно драгоценные камни, свисали прозрачные слезы дождя, а где-то в глубине слышалось глухое рычание. Приглушенные вопли, затравленный шепот, дикий, безумный хохот, будто чья-то душа не могла обрести покоя, вырвались наружу и разорвали мертвую тишину ночи. Испуганная луна спряталась за обрывками тяжелого облака и поплыла дальше, стараясь не видеть и не слышать того, что творилось на земле.

Три змеи, извиваясь и угрожающе шипя, со слепым упрямством прокладывали себе путь, пока ослепительные вспышки пламени не возвестили, что они достигли цели; огромные языки пламени взметнулись к самому небу — это загорелся порох, и туман озарился бледно-янтарными отблесками. Огонь весело прыгнул на пропитанное маслом тряпье и кучу хвороста и через несколько мгновений острые языки пламени жадно облизывали деревянные полы. В окнах ближайшей комнаты вдруг мигнул таинственный, зловещий свет, было слышно, как внутри заревело, завыло бушующее пламя. С жутким грохотом вылетели и осыпались оконные стекла. Было жарко как в аду, то и дело лопались стекла, рассыпаясь во все стороны огненными брызгами, а в образовавшиеся проемы, ревя, будто дикий зверь, ринулось пламя.

Протяжные, унылые стоны, доносившиеся со второго этажа, сменились отчаянными воплями ужаса и криками безумной ярости. Искривленные пальцы трясли дверные засовы, окровавленные кулаки громыхали в окна. Раздался оглушительный стук, когда кто-то изнутри забарабанил в запертую дверь, через мгновение она распахнулась настежь, и наружу вывалился рослый человек. Прикрыв руками лысую, как колено голову, словно опасаясь удара, он бросился бежать. Оказавшись на порядочном расстоянии от дома, он повернулся и в ужасе взглянул назад, на ревущее пламя, словно испуганный ребенок, не в силах оторвать глаз от захватывающего зрелища. Из задней двери пулей вылетел привратник и мгновенно растворился в темноте, пока за его спиной остальные слуги возились с тугими запорами и тяжелыми ключами. Из-за запертых дверей донеслись душераздирающие крики и безумный вой обреченных на гибель людей, на мгновение заглушив даже рев бушующего пламени. Один из слуг, здоровенный детина, изо всех сил старался добраться до тех из них, кто находился поблизости и кого еще можно было спасти. Другой, пониже ростом, прилагал отчаянные усилия, чтобы выбить дверь, отлично понимая, что кроме них, обреченным некому прийти на помощь.

Не прошло и нескольких мгновений, как из горящего дома толпой хлынули насмерть перепуганные, обезумевшие люди. Они были полуодеты, было заметно, что пожар застал их врасплох. Одни успели напялить на себя — кто штаны, кто рубашку прежде, чем выскочить из комнаты, а кто попросту завернулся в одеяло, хваля себя за предусмотрительность. Оказавшись наконец в безопасности, он, будто перепуганные насмерть дети, жались друг к другу, не в силах понять, что за несчастье свалилось им на голову.

Снова и снова неустрашимый привратник бросал вызов бушевавшему в доме аду, кидаясь на помощь тем несчастным, которые все еще не могли выбраться наружу. Вдруг у обезумевших людей вырвался горестный вопль — взметнулось пламя, и в доме с оглушительным грохотом стали рушиться балки. Пошатываясь на подгибающихся ногах, храбрец двинулся прочь от обреченного жилища, поддерживая дрожащего от слабости старика. Не добравшись и до середины двора, он рухнул на колени и стал жадно глотать полной грудью живительный воздух. Изнемогая от усталости и пережитого напряжения, несчастный привратник даже не заметил, как чуть слышно скрипнули ворота и вглубь двора скользнули странные тени. Те, кому посчастливилось спастись, бросились в кусты, и мгновенно исчезли, будто растворились в темноте ночи.

Багрово-алый сноп искр высоко взметнулся в ночное небо, оставив после себя огромный клуб сизого дыма. Огонь ревел так оглушительно, что никто не услышал стука копыт — высокий жеребец вновь вернулся на то же самое место, откуда только что ускакал. Скорчившаяся на его спине черная фигура резко натянула поводья и огромное животное замерло, как вкопанное. В складках надвинутого на самые брови капюшона вдруг мелькнули глаза, освещенные пламенем пожара — всадник внимательно разглядывал бродивших по двору растерянных людей. На одно долгое мгновение его взгляд напряженно замер, будто вглядываясь во что-то. Затем он вздрогнул, резко обернулся и пристально посмотрел на вершину холма. Тонкие пальцы натянули поводья, заставив коня повернуть голову, с бока животного вонзились шпоры, вновь посылая его в галоп, и через мгновение они оба скрылись в густых зарослях. Бешено раздувавшиеся ноздри коня говорили о том, с какой скоростью мчится благородное животное, но всадник все пришпоривал и пришпоривал его. Казалось, дикой скачке не будет конца, человек в черном плаще не сомневался в выбранном направлении. Птицей перелетев через огромное дерево, которое перегородило тропинку, конь едва коснулся копытами влажной земли, подняв целое облако опавшей листвы и снова взвился в воздух, будто безумный страх гнал его вперед.

Налетевший порыв ветра сорвал с головы всадника плотный шерстяной капюшон плаща и грива густых, вьющихся волос заструилась по воздуху, словно роскошное знамя. Острые колючие веточки путались в шелковых прядях и цеплялись за капюшон, мешая девушке. Не обращая на них ни малейшего внимания, она пришпорила коня, бросив встревоженный взгляд через плечо. То и дело она оглядывалась назад, будто опасаясь какого-то страшного зверя, притаившегося в глубине леса. Шорох, который издал олень, испуганно пробиравшийся в зарослях, перепугал ее до смерти. Из пересохшего горла вырвался сдавленный всхлип. Она пришпорила коня и ринулась вперед, не разбирая дороги.

Постепенно деревья стали реже. Впереди расстилалась широкая прогалина, над ней низко плыл туман, казавшийся серебряным в ярком свете луны. Всадница облегченно вздохнула, чувствуя, как в груди бешено колотится сердце. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась долина, по которой лошадь могла скакать галопом. Девушка ударила босыми пятками по влажным бокам своего коня и огромный жеребец яростно рванулся вперед. Грохот его копыт эхом отозвался в глубокой низине, где плавал густой туман.

Вдруг девушка вздрогнула, что-то подсказывало ей, что она не одна и в ту же минуту до нее долетел скрип невидимой повозки. Копыта ее коня еще не успели коснуться земли, как она сообразила, что, к несчастью, оказалась прямо на пути мчавшегося экипажа. Леденящий ужас сковал ее до кончиков пальцев, бедняжке уже казалось, что над ней всей своей массой нависла тяжелая карета, она чувствовала жаркое дыхание храпящих коней и видела их безумные глаза. Кучер-негр в последнюю минуту почти повис на поводьях, но было уже слишком поздно. Хриплый вопль вырвался из горла всадницы. Его заглушил тупой звук удара, когда она рухнула на землю, и сознание покинуло ее.

Резкий толчок экипажа вырвал Эштона Уингейта из объятий сна и чуть было не выкинул его на дорогу. Он уже открыл рот, чтобы осведомиться, уж не сошел ли с ума его чернокожий кучер. Но в эту минуту коляска развернулась и он увидел, что произошло. Огромный конь, грохнувшись со всего размаху, бешено бил копытами в воздухе, а с седла камнем рухнула закутанная в плащ фигура и, отлетев в сторону, кубарем скатилась в канаву. В воздухе прозвенел жалобный крик, словно застонала раненая насмерть птичка. Прежде, чем кучер успел остановить лошадей, Эштон уже кубарем скатился на землю, на ходу стаскивая с себя пальто. Ноги его разъезжались на скользкой дороге. Опасливо обойдя испуганно бившегося коня, он добрался до того места, где лежала неподвижная фигура, чуть не по пояс утонув в жидкой грязи на дне какой-то ямы. Белесый туман сомкнулся над ним. Эштон, не разбирая дороги, зашлепал по ледяной жиже, проклиная хлюпающую грязь, которая тут же до отказа заполнила его башмаки, и что-то непонятное, обо что он умудрился мигом ободрать колено. Наконец ему удалось выудить потерявшую сознание девушку из оврага, которое когда-то было руслом реки. Лицо девушки облепила густая масса мокрых волос. Прижавшись ухом к ее губам, Эштон похолодел, не почувствовав ни малейшего дуновения. Он судорожно сжал тонкое запястье, а когда отпустил, рука бессильно повисла. Он так и не смог нащупать биение пульса и в ужасе приложил похолодевшие пальцы к смутно белевшему в темноте горлу. И тут, под кожей, покрытой ледяными мурашками, он наконец нащупал его … она жива, по крайней мере, пока.

Эштон оглянулся через плечо — его кучер боязливо переминался с ноги на ногу за его спиной. Как обычно в эти холодные месяцы на нем была его любимая шапка из бобровых шкурок, которую он по старой привычке нахлобучил на уши, да еще обмотал ветхим шерстяным шарфом, так что наружу торчал один нос. Перепугавшись до смерти, старик нервно мусолил разлохмаченные концы, не замечая, что шляпа вот-вот свалится на землю.

— Успокойся, Хирам. Она дышит, — поспешно сказал Эштон, чтобы успокоить старика. Жалобно закричала и забилась упавшая лошадь и заскребла копытами землю, мучительно пытаясь подняться. Эштон покачал головой и подозвал кучера, кивнув в сторону искалеченного животного, — Послушай Хирам, отыщи мой пистолет, да избавь несчастное животное от страданий.

— Слушаюсь, сэр. Непременно, — Хотя поручение вряд ли можно было бы назвать приятным, старик бросился бегом. Скорее всего, он был страшно рад хоть чем-то оказаться полезным молодому хозяину.

Эштон вновь склонился над девушкой. Она все еще была без сознания, так же неподвижно лежала на земле, где он ее оставил. От ледяной грязи, которой пропитались его ботинки, у Эштона то и дело сводило пальцы, а девушка с ног до головы была облеплена мокрым плащом, словно причудливым коконом. Нащупав скользкие шелковые пуговицы, Эштон избавился от проклятой тряпки. Но стоило ему только откинуть в сторону промокший плащ, как его брови удивленно поползли вверх при виде того, что было под ним. Даже несмотря на еле-еле горевшие фонари, он немедленно убедился, что перед ним отнюдь не хрупкая девочка-подросток, как он решил вначале. Ночная рубашка тончайшего полотна с изящной вышивкой практически не скрывала тело женщины, правда, совсем еще юной, впрочем, достаточно привлекательной, чтобы мысли его немедленно потекли в другую сторону.

Торжественную тишину ночи внезапно нарушил резкий выстрел, и Эштон от неожиданности вздрогнул. Эхо выстрела, сопровождаемое мучительным тонким криком умирающей лошади, растаяло вдали, и тяжелое тело медленно соскользнуло в ледяную воду на дне. Несмотря на туман, в ярком свете луны были отчетливо видны сгорбленные плечи Хирама. Эштон давно догадывался, что старый слуга без ума от лошадей, но сейчас на кон была поставлена куда более драгоценная жизнь, и на жалость не было времени.

— Хирам, иди ко мне! Придется взять ее с собой!

— Слушаю, сэр.

Кучер помчался за коляской, а Эштон тем временем осторожно стянул с бесчувственной женщины остатки мокрого тряпья и поднял ее на руки. Уложив поудобнее обмякшее тело, чтобы голова ее устроилась у него на плече, он выбрался на дорогу, то и дело спотыкаясь в темноте и моля Бога, чтобы не поскользнуться. К счастью, когда до края оставалось уже немного, подоспел Хирам и протянул руку, чтобы поддержать хозяина. Мигом распахнув дверцы экипажа, он пропустил Эштона с его ношей, а сам незаметно возвел глаза к небу, благодаря провидение, что все обошлось. В последнее десятилетие смерть то и дело навещала несчастное семейство Уингейтов, став там привычной гостьей — сначала во время бури, которая разрушила их дом в Каролине, погибли родители Эштона. Не прошло и трех лет, как она вновь объявилась в образе шайки лесных пиратов, которые уничтожили его новый корабль и погубили молодую жену. Хирам ничуть не сомневался, что будь их воля, они ни за какие сокровища не рискнули бы вновь встретиться с тем, кто вот уже много лет внушал всем благоговейный страх — с Черным мстителем.

— Подожди, я устроюсь поудобнее, — пропыхтел Эштон через плечо, стараясь закутать женщину в свой плащ.

— А как она … она жива, масса? — встревоженно спросил Хирам, крутясь на своем сиденье, чтобы разглядеть, что происходит у него за спиной.

— Ей Богу, не знаю. А жаль, — рассеянно ответил Эштон. Он устроил тело девушки так, чтобы голова ее мягко прижималась к его телу и тряская дорога не повредила бы ей еще больше. Хрупкое, изящное тело безвольно приникло к нему и голова его закружилась от нежного запаха жасмина. Сердце резануло острой болью — слишком много воспоминаний всколыхнул в его душе этот запах, но он решительно отогнал их прочь. К прошлому нет возврата и он не позволит напрасным мучениям вновь терзать ему душу.

Он осторожно коснулся пальцами ее щеки, отбросив в сторону мокрые, слипшиеся пряди волос. Они так облепили ей лицо, что Эштон изрядно намучился прежде чем ухитрился отделить несколько локонов и заправить их ей за ухо. Слабый свет упал на бледное, измученное лицо и Эштон резко отшатнулся. Из горла его вырвался резкий всхлип. Голова у него закружилось — то, что предстало перед его глазами, было похоже на бред.

— Лирин, — чуть слышно прохрипел он и вновь, как всегда, безумное чувство вины и острая боль завладели всем его существом.

На него лавиной обрушились воспоминание о том бесконечно счастливом времени в Новом Орлеане, когда он только что познакомился с этим прелестным юным создание, а потом и безумно влюбился. Он так никогда и не смог смириться с мыслью о ее гибели и вдруг ему пришло в голову — а не могла ли это быть ошибкой — ведь это ее он сейчас прижимал к груди. В любом случае эта юная девушка была так поразительно похожа на его жену, что Эштону стало не по себе.

Хирам забеспокоился — хозяин то краснел, то бледнел, а он ничего не понимал, что происходит.

— Что стряслось, масса? Вы будто привидение увидели, ей Богу!

— Вроде того, — непослушными губами пролепетал Эштон. Он почувствовал, как в душе слабо зашевелилась робкая надежда, смешавшись с радостью и страхом. Если бы только это оказалась Лирин …

Вдруг ему пришло в голову, что они теряют драгоценное время, и Эштон резко окликнул кучера:

— Поехали, Хирам! Пошевеливайся и не жалей лошадей! Торопись!

Негр был поражен, но спорить не стал, а потому просто захлопнул дверцы и торопливо потянулся за кнутом. Эштон покрепче уперся ногами в противоположную стену, а над головой, распугивая тишину, раздался дикий вопль Хирама, сопровождаемый резким щелканьем кнута:

— Йо-хоо! А ну, пошли!

Великолепные лошади охотно взяли с места. Ночью резко похолодало и от их горячих спин валил пар, но Хирам безжалостно гнал их вперед, то и дело взмахивая кнутом, не потрудившись придержать бешеную скачку даже когда колесо попало в глубокую выбоину, и экипаж резко накренился. Эштон чуть не слетел с сиденья, но так и не выпустил из рук бесценную ношу, будто держал в руках собственное сердце. Он низко склонился над ней, едва не теряя сознания от огромной радости, захлестнувшей все его существо и прикрыв глаза, творил безмолвную молитву:

— Господи милосердный, пусть это будет моя Лирин … не дай ей умереть еще раз, Господи!

Тусклый мерцающий свет фонаря придал ее бледной коже теплый оттенок свежего меда. Эти нежные черты, которые он уже и не надеялся увидеть вновь, всколыхнули в его душе страшную тоску. Он чуть коснулся высокого выпуклого лба, который он вполне возможно, так страстно целовал когда-то, и руки его задрожали, а брови изогнулись в болезненной гримасе. Все в нем мучительно напряглось. То его окрыляла безумная надежда, что его возлюбленная Лирин каким-то немыслимым образом вернулась к нему, то он падал в черную пучину отчаяния при мысли, что она может скончаться у него на руках. Какая жестокая гримаса судьбы, если он, вернув себе жену, вдруг вновь потеряет ее уже во второй раз. Нет, со страхом подумал он, это невозможно. Такого он не сможет перенести.

Взяв себя в руки, Эштон попробовал привести в порядок мысли, которые бешеным вихрем кружились в голове. Неужели его ввели в заблуждение горькие воспоминания о потерянной любви? Или он просто сходит с ума? Может быть, память сыграла с ним злую шутку, и он увидел любимую жену в какой-то незнакомке? Неужто это всего лишь безнадежная мечта и чуда не произойдет? Ведь в сущности он знал Лирин чуть больше месяца, когда они предстали перед алтарем. Его приятели из Нового Орлеана тогда подняли его на смех — да он и впрямь был болен, болен от любви к этой девушке, которую едва знал. А потом на него обрушилась эта трагедия, и на его глазах любимую вырвали из его рук. С той самой минуты он не уставал считать дни, но время шло, дни складывались в недели, недели — в месяцы, наконец, с того черного дня минуло три года. И вот она снова с ним … или просто какая-то женщина, чужая ему, но поразительно похожая на его Лирин. Конечно, он не мог не понимать, что все это весьма странно, и все же старался закрыть на все глаза, зная, что второй раз просто не перенесет потерю жены.

Его пальцы осторожно скользнули по ее холодной щеке. Он дотронулся до виска и затаил дыхание, ловя слабое биение пульса. Эштон облегченно вздохнул, но сердце все еще продолжало колотиться в груди, как сумасшедшее.

Раздался крик Хирама и он понял, что они приближаются к плантаторскому дому. Эштон прищурился, вглядываясь в слабое мерцание фонарей, которые обрисовывали в темноте силуэт большого особняка, укрытого от посторонних глаз огромными кронами старых дубов. Вокруг расстилалась зеленая лужайка, и в ее глубине красовался Белль Шен — величественный, словно средневековый замок. Оба его крыла утопали в листве деревьев. Эштон даже вздрогнул, когда ему пришло в голову, что он в конце концов вернулся домой с женой.

Когда экипаж подъехал, Эштон удивленно огляделся: вся аллея была просто забита колясками, а кое-где привязанные к деревьям верховые лошади мирно щипали травку. По всей вероятности, бабушка не смогла устоять перед искушением и решила устроить празднество в честь его возвращения. Он с любовью взглянул на тонкую фигурку у себя на руках. Старая леди вряд ли смогла предвидеть такой оборот событий. Узнав о его скоропалительной женитьбе после весьма непродолжительного знакомства, Аманда Уингейт после этого относилась весьма неодобрительно к отъездам внука — но такого она и вообразить бы не смогла! Конечно, ему, как всегда наплевать, что это событие даст свежую пищу сплетникам! Но даже если и так, он должен считаться с ее чувствами, ведь она, его бабка, уже не молода.

Хирам привстал, а привязанные к деревьям лошади зафыркали и заволновались, когда колеса экипажа прогрохотали мимо. Коляска, как вкопанная, замерла у входа на веранду. Чернокожий возница резво спрыгнул на землю и распахнул дверцу. Бережно завернув в плащ свое бесценное сокровище, Эштон пристроил голову девушки у себя на плече, чтобы защитить ее от резкого ночного ветра. И когда он коснулся ее, аромат ее тела, такой знакомый, словно выпустил на волю все те бушевавшие в его груди чувства, что он считал надежно упрятанными навсегда. Да, судьба подарила им мало времени, но ни за какие блага в мире он не согласился бы расстаться с этими воспоминаниями.

— Пошли за доктором Пейджем, и быстро! — рявкнул он через плечо, поднимаясь по ступенькам с бесчувственной девушкой на руках.

— Слушаю, сэр! — мгновенно отозвался Хирам. — Пошлю-ка я Лэтема, не успеете глазом моргнуть — он уж вернется!

Эштон широкими шагами направился к двери. Нажав на ручку, он обнаружил, что дверь не заперта, и распахнул ее настежь, чуть не столкнувшись на пороге с дворецким. Тот, услышав грохот колес экипаж, ринулся вперед, чтобы открыть дверь, и за свое усердие чуть было не попал под ноги молодому хозяину. Остолбенев на пороге с широко открытым ртом, старик только хлопал глазами вслед Эштону, когда тот прокладывал себе дорогу. Такого нарушения приличий он и вообразить себе не мог.

— Масса Эш… — В горле у него пискнуло и старик был вынужден откашляться, прежде чем начать снова. — Масса Эштон, мы счастливы видеть вас снова…эээ… — Бедняга продолжал еще бессвязно бормотать, как вдруг черный шерстяной плащ немного распахнулся, и шелковистая прядь рыжевато-каштановых волос выскользнула наружу. Заранее приготовленная по случаю возвращения Эштона торжественная речь оборвалась на полуслове, и старик замер на месте, только беспомощно разевая рот, словно вытащенная на берег рыба, глядя вслед удаляющемуся хозяину.

Но замешательство старика не шло ни в какое сравнение с тем, что испытала в эту самую минуту появившаяся на верху лестницы Аманда Уингейт. С ней была сестра и кое-кто из гостей и все они озадаченно уставились на торопящегося наверх Эштона с хрупкой фигуркой на руках. Рыжеватая прядь не ускользнула от острых глаз Аманды, и старушка бесстрашно преградила путь внуку, хотя сердце ее чуть было не выпрыгивало из груди.

— Боже милостивый, Эштон! — Она прижала трясущиеся руки к груди. — Неужто тебе в голову пришло снова жениться?! И ты не нашел ничего лучше, как снова обрушить это нам на голову?!

Конечно, лучше всего было бы незамедлительно отнести девушку наверх, но не мог же он оставить бабушку, не дав ей хоть какое-то объяснение?!

— Ну, что вы, гранмаман, ничего подобного, — растерянно пробормотал он, обращаясь к старушке так же, как делала его мать, — Просто так уж вышло …

— Аманда! — опасливо прошипела тетушка Дженнифер, тронув сестру за локоть. — Может быть, сейчас не стоит обсуждать новую выходку Эштона? Мы ведь не одни!

Аманда проглотила слова, что висели уже на кончике языка, но лицо у нее было испуганное и расстроенное. Заметив странную неподвижность девушки, старушка предположила, что та вероятно, спит. И конечно, ей пришло в голову только одно разумное объяснение — что внук, скорее всего, несет невесту к себе. От нее не укрылась спешка, в которой он перепрыгивал через две ступеньки, стараясь побыстрее добраться до своей комнаты. Аманда уже готова была посторониться, чтобы дать ему пройти, как вдруг плащ немного распахнулся и она увидела милое личико, бледность которого особенно выделялась на фоне шелковой подкладки.

— Очаровательна … — заметила она про себя, ничуть не удивляясь, что Эштон нашел себе красавицу-жену. Но тут глаза ее чуть не выскочили из орбит — плащ приоткрылся еще немного и старушка обнаружил, что руки и ноги незнакомки почти обнажены. Поэтому свою мысль она закончила весьма сухо: — Но, Господи помилуй, что за манера одеваться!

Аманда украдкой огляделась, чтобы убедиться, заметил ли еще кто-нибудь это зрелище, и недовольно нахмурилась, убедившись, что несколько почтенных матрон рядом с ней замерли, полуоткрыв рты от негодования и жадного любопытства. То тут, то там в толпе гостей раздавался шепоток, голова склонялась к голове, и Аманда несколько раз расслышала слово «девушка» и «в одной сорочке».

— Гранмаман, уверяю вас, это совсем не то, что вы подумали, — пробормотал Эштон, видя, что бабушка пришла в ужас.

— Господи, дай мне силы вынести это! — простонала Аманда.

Тетя Дженнифер, как всегда, бросилась на подмогу сестре.

— Аманда, вспомни, как отец всегда учил нас сохранять мужество перед лицом опасности.

Один из мужчин протолкался вперед и, разобрав пару слов, игриво заметил:

— Ну, ты и проказник, Эштон! Дай же взглянуть, что за невесту ты привез на этот раз. Я всегда говорил, что давно пора выкинуть из головы ту старую историю, а что может быть лучше для этого, чем новая женушка!

— Невеста! — пискнул чей-то дребезжащий голос из соседней комнаты. — Жена! — Толпа гостей заволновалась — какая-то женщина локтями прокладывала себе дорогу к месту событий. — Что здесь происходит? Дайте пройти!

Даже мужество тетушки Дженнифер дало трещину. Он закатила глаза к небу и жалобно простонала, — Вот такие случаи и имел в виду отец …

Высокая, изящная брюнетка решительно протолкалась вперед и с величавым достоинством преградила им дорогу. Взгляд темных глаз Марелды Руссе остановился на темно-рыжих растрепанных волосах незнакомой девушки, затем она заметила мокрые насквозь брюки Эштона. Зрачки ее расширились и на лице застыло выражение ужаса. Она судорожно всхлипнула, но тут же попыталась овладеть собой.

— Эштон, что все это значит? Глядя на тебя, можно подумать, что ты выудил эту девицу из грязного болота! Неужели тебе и в самом деле пришло в голову снова жениться?!

От этого града вопросов Эштон даже опешил, но ему и в голову не пришло оправдываться перед целой толпой сгорающих от любопытства зрителей. Однако всем им стоило бы знать, что девушка, которую он держит на руках, находится буквально на волосок от смерти.

— Марелда, к сожалению, во всем виноват я и мой кучер. Мы чуть было не задавили ее. Бедняжка вылетела из седла.

— Она что же, скакала на лошади в ночной сорочке?! В такое время? — взвизгнула Марелда. — Эштон, неужели ты думаешь, что мы поверим в это?!

Эштон с силой стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки. Раздражение его было понятно — Марелда Руссе и без того слишком много себе позволяла. Но сейчас, подвергнув сомнению его слова, да еще в его же собственном доме и при гостях, она зашла слишком далеко.

— Мне недосуг убеждать тебя, Марелда, — процедил он. — Девушка серьезно ранена. Дай мне пройти.

Марелда уже открыла было рот, чтобы возразить, но слова замерли у нее на губах. Она только молча посторонилась, сообразив, что он вот-вот взорвется от ярости. К этому времени она уже достаточно хорошо его знала и предпочла не вставать у него на пути.

Аманда вспыхнула от смущения при мысли, что позволила себе на глазах у гостей дать волю эмоциям. Она постаралась взять себя в руки.

— Розовая комната в восточном крыле подойдет лучше всего. К тому же она свободна, Эштон. Я пошлю туда Уиллабелл прямо сейчас, — Заметив, что внук, упрямо выставив вперед челюсть, продолжает подниматься по лестнице, старушка подозвала молоденькую негритянку, которая упоенно наблюдала за развитием событий, свесившись с балюстрады. — Луэлла Мэй, где ты? Живо, девочка, приведи в порядок комнату!

— Слушаюсь, миз Аманда! — Девушка сорвалась с места и выпорхнула за дверь.

Оставив позади бормотание и перешептывание гостей, Эштон быстро зашагал по винтовой лестнице, которая вела на второй этаж. Всего три года назад он мечтал о том, как поднимется по этой самой лестнице с юной новобрачной на руках, и внесет ее в свою спальню. И вот так и случилось — он поднимается наверх, держа на руках женщину, может быть, Лирин. Приди она в себя, ему достаточно было бы задать всего один вопрос — и, возможно, он отнес бы ее к себе в спальню. Тогда бы кончилось наконец, это нестерпимое одиночество, эти ужасные ночи, которые он проводил без сна.

Он вошел в комнату в ту самую минуту, когда молоденькая Луэлла Мэй готовила постель. Прежде, чем выйти, девушка быстро скользнула худенькой рукой по белоснежным простыням, приготовленным для больной.

— Да не переживайте вы так, масса Эштон! — сочувственно прошептала она. — Мама скоро придет, а уж лучше нее никто не сможет пособить леди, вот увидите! Она, хоть и не доктор, да будет почище иного другого!

Не обращая ни малейшего внимание на болтовню девушки, Эштон опустил свою ношу на постель. Подойдя к маленькому столику у кровати, он смочил губку в тазике и принялся осторожно смывать пятна грязи с бледной, как мел, щеки. Покончив с этим, он поднес лампу к ее лицу и пристально вгляделся в него, страшась того, что может увидеть. Его взгляд отметил прямой, изящный носик, мягкую линию бескровных губ. Огромный синяк темнел над бровью, но если не считать этого, нежная кожа цвета чайной розы была безукоризненна. Тонкие темные брови изгибались изящной аркой над густыми шелковистыми ресницами, и он прерывисто вздохнул, глядя на нее. Если это и в самом деле его жена, эти глаза должны быть изумрудно-зелеными, словно молодая травка на лугу после весенней грозы. В густую гриву спутавшихся волос набились сломанные веточки, сухие листья и комки грязи, но даже сейчас их рыжевато-золотистый оттенок поражал своей красотой. Перед ним был двойник той женщины, чей образ до сих пор благоговейно хранился в его памяти. Несомненно, это его жена!

— Лирин! — трепетно выдохнул он. Как же долго это слово не слетало с его губ! А может и сегодня он тешит себя напрасной надеждой, произнося его вот уж во второй раз?!

В комнату вплыла высокая, дородная негритянка. Внимательно оглядевшись и с первого взгляда оценив ситуацию, она принялась отдавать приказания девушке, которая нерешительно топталась позади, — Ну-ка сбегай за ночной сорочкой, которую обещала отыскать миз Аманда! Да не забудь горячей воды. Сейчас мы вымоем бедняжку!

Луэлла Мэй упорхнула за дверь, а толстуха заковыляла к изголовью кровати и принялась придирчиво рассматривать синяк над бровью. Эштон замер в изножье, кулаки его сжались так, что побелели костяшки пальцев.

— Ну, что скажешь, Уиллабел? — не выдержал он. — Она поправится?

Экономка уловила нотку неуверенности в голосе хозяина, но не удостоила его ответом. Она, затаив дыхание, приподняла веко девушки и невесть чему усмехнулась.

— Да не суетитесь вы, масса. Бог милостив, девочка поправится! Оглянуться не успеете, она уже будет на ногах!

— Ты уверена?

Уиллабел укоризненно покачала украшенной белоснежной чепцом головой.

— Ах, масса, я ведь не дохтур! Да вы лучше его спросите.

— Проклятье! — прорычал Эштон и, с досадой отвернувшись от нее, принялся метаться из угла в угол, словно тигр в клетке.

Изумленная экономка вытаращила глаза. Должно быть, это неспроста, подумала она. На поверхности рябит — в глубине крутит, вспомнила она. Когда Эштон вновь замер, как статуя, в изножье постели, она уже ничуть не сомневалась.

— Мы можем что-то еще сделать до приезда доктора? — нетерпеливо спросил он.

— Да, сэр, — внушительно кивнула негритянка. — Я выкупаю бедняжку и переодену ее в сухое, да чистое. Да и вам не грех сделать то же самой, сэр, — добавила она, бестрепетно встретив его бешеный взгляд, потому что говорила дело и молодой хозяин не мог не согласиться с ней.

Не найдя, что возразить, Эштон неохотно согласился. Перебросив мокрый плащ через плечо, он направился к дверям, то и дело оглядываясь через плечо. Девушка лежала на кровати, как сломанная кукла, и холодная рука страха сжала его сердце.

— Позаботься о ней, Уиллабелл.

— Да помилуйте, масса, — отмахнулась та. — И чего вы так волнуетесь, ума не приложу?!

Эштон прикрыл за собой дверь и медленно побрел по коридору. На верхней балюстраде он помедлил и, понурив голову, задумался над загадкой, что не давала ему покоя. Конечно, он понимал, что безумием было бы надеяться, что Лирин сможет доплыть до берега, упав с корабля в воду. Но даже если предположить, что ей это удалось, почему же она не дала им знать о том, что осталась жива? Речная ведьма в ожидании, пока ее починят, так и сидела на мели, а он и его команда обшаривала дно реки и вверх, и вниз по течению, но так ничего и не нашли. Если она не утонула, почему же тогда за все три долгих года ни разу не дала о себе знать?!

Так и не придумав подходящего объяснения, чтобы укрепить в душе надежду, он покрутил головой, чтобы хоть немного облегчить болевшую шею. Пытаясь отогнать мучительные сомнения, он невольно обратил внимание на то, что окружало его. Разбогатев, Эштон выстроил себе дом и теперь впервые подумал о том, понравился бы он Лирин, полюбила бы она его или он показался бы ей убогим по сравнению с великолепием отцовского особняка в Англии?

Его задумчивый взгляд медленно скользнул по плитам бледного мрамора, которым был выложен пол на первом этаже и поднялся к стенам, украшенным изящной росписью. Впервые он заметил вещи, по которым годами скользил его взгляд, не замечая их, и припомнил то, что давно уже забыл. Высоко над прихотливо изогнутой балюстрадой с украшенного лепниной потолка свисала тяжелая хрустальная люстра. Яркий свет свечей дробился в граненых подвесках и рассыпался прихотливыми бликами вокруг. Ничего не напоминало об ужасе той далекой ночи, когда, воспользовавшись его отъездом, в дом вломился пьяный до чертиков головорез, один из речных бродяг, и стал угрожать перепуганным слугам. Счастье, что Аманда была дома. Собравшись с духом, отважная старушка сунула ему под нос заряженное ружье и заставила убраться восвояси. Позже Эштон позаботился, чтобы нанятые специально для этого рабочие возвратили дому его прежнее великолепие. А потом отыскал бродягу, который нанес ему такое оскорбление и заставил заплатить по счету. Но и это еще не все. Чтобы насытить свою месть, Эштон взял с собой одного из преданных ему слуг и они преподали достойный урок этому мерзавцу и его приятелям, научив их ограничить свои дела прибрежными кабаками и держаться подальше от таких людей, как Эштон Уингейт и его верный негр Джадд Барнум.

Эштон медленно побрел к себе, но и там не нашел облегчения тем страхам, что грызли его душу. Двигаясь, как заведенный, он содрал с себя мокрую и перепачканную одежду, механически смыл с себя грязь, побрился и переоделся в сухое прежде, чем вернуться в комнату, где оставил свою гостью. Но Уиллабелл неумолимо закрыла дверь перед его носом, она, дескать, еще не закончила приводить в порядок девушку, и ему ничего не оставалось делать, кроме как спуститься вниз. Войдя в гостиную, он слегка опешил при виде толпы гостей, которые сгорали от любопытства. Вопросы посыпались на него со всех сторон.

— Ну, расскажи же нам о ней, Эштон! — требовали они наперебой.

— Кто она такая?

— Где ты ее нашел?

— Она здешняя?

— Что она здесь делала, совсем одна, тем более в такой час?

— А это правда, что на ней не было ничего, кроме рубашки?

Гости тарахтели наперебой, и вопросы сыпались, как из рога изобилия. Эштону пришлось поднять руку, чтобы попросить передышку. Наступила относительная тишина, и он криво усмехнулся.

— Господа, прошу вас. Я же не гадалка. Понятия не имею, кто она. Судя по всему, девушка не здешняя, и, насколько я могу судить, никто из вас ее не знает. Понятия не имею, почему она вдруг оказалась глубокой ночью одна в лесу, тем более в ночной рубашке. Правда, я слышал, что в тех местах был пожар. Может быть, она просто выскочила второпях из горящего дома. Единственное, в чем я уверен, это в том, что в жизни так не пугался, как в ту минуту, когда она выскочила прямо под колеса моего экипажа. Это случилось в лесу Мортона.

— А я слышал, Эштон, что она редкостная красавица. Везет же тебе, впрочем, как и всегда.

Везет! Острая боль пронизала его. Да как они могли..! Разве он не потерял свою любимую…а сейчас, возможно, нашел ее вновь…но при этом чуть не убил!

— Вот уж не уверен. Подождем, пока она поправится.

— Правильно, — кивнул пожилой мужчина. — Если с ней и в самом деле что-то серьезное, тогда весь этот кошачий концерт по поводу Эштона останется на нашей совести.

Из противоположного угла комнаты на Эштона сузившимися от бешенства глазами смотрела Марелда. Красавица была вне себя при мысли, что он сразу же не кинулся к ней. Надо было продемонстрировать, что это ей безразлично, но как? Марелда уже отбросила несколько способов наказать Эштона. Можно, скажем, некоторое время делать вид, что просто не замечаешь его. К сожалению, похоже, он и сам ее не замечает, так что это не пройдет. Проклятье, будь это другой, она просто повернулась бы и ушла. Но ведь Эштон так дьявольски красив! Просто сердце замирает. Даже если бы на нем были лохмотья, а не превосходно сшитый костюм, который подчеркивал мужественную красоту поджарого, мускулистого тела, то и тогда от него невозможно было бы оторвать глаз! К тому же она совсем не хотела рисковать теми отношениями, что установились между ними в последнее время. Может быть, стоит рискнуть и действовать напрямую? В конце концов, иногда это отлично срабатывает.

Марелда подплыла к хозяину дома с такой решительностью, словно сорокапушечный фрегат, возглавляющий королевскую эскадру. Когда-то она провела немало времени перед зеркалом, упражняясь в демонстрации самых разных эмоций, и сейчас, положив свою изящную ручку ему на рукав, была рада возможности показать ему одно из лучших своих достижений в этой области.

— Вас следовало бы отругать за столь возмутительное поведение нынче вечером, дорогой Эштон!

Тот с интересом наблюдал, как его собеседники пробормотали извинения и поспешно ретировались. Похоже, те нисколько не сомневались, что за нападками Марелды незамедлительно последует ссора влюбленных. Эштон был немало поражен тем, как ей ловко удалось уверить всех, что именно она стала его избранницей. Впрочем, признался он в душе, он тоже виноват, ведь в качестве вдовца тоже немало поощрял и ее внимание к нему и довольно частые приезды. Ничего удивительного, что это дало немалую пищу любителям посудачить.

— Признаться, Марелда, я и сам сожалею, что вызвал такой переполох …

Марелда слегка повернула головку, чтобы дать ему возможность полюбоваться ее профилем. Она прекрасно знала, как хороша, ее сводил с ума шелковистый блеск собственных черных, как смоль кудрей, и темных глаз, похожих на спелый виноград.

— Надеюсь, это не вы заставили бедную крошку кинуться прямо под колеса вашего экипажа! Но ведь вы и сами прекрасно знаете, как порой действуете на бедных женщин! — У нее мелькнула неясная надежда и Марелда стиснула его пальцы. — Послушайте, Эштон, а вдруг это и впрямь еще девочка? Она такая маленькая …

Эштон с сомнением покачал головой.

— Да нет, Марелда, она не маленькая. Уверяю вас.

— Ну конечно, кому же знать, как не вам, — Голос ее зазвенел от обиды. — Ведь вы видели ее, можно сказать, без ничего. Да уж, похоже, этот ребенок отлично знал, как заставить вас посмотреть на нее!

Напрасные старания! В ответ он лишь подмигнул ей, и Марелда с ужасом заметила лукавый блеск его глаз. Она ничуть не сомневалось, что в душе он просто смеется над ней, но ревность уже успела пустить крепкие корни в ее душе и она подозревала, что избавиться от этого чувства ей будет не так-то легко. Наконец он смилостивился и повернулся к ней, слегка пожав плечами.

— Вы же сами могли заметить, дорогая, что поверх сорочки на ней был плащ!

— Ну, это почти что ничего!

— Как вам угодно, Марелда, — с легкой иронией поклонился Эштон. — Тем не менее, уверяю вас — это просто случайность.

— Да уж конечно, — презрительно фыркнула Марелда. — Бедняжке оставалось только убедиться, что это именно ваш экипаж, а уж потом кидаться под колеса.

— Надеюсь, доктор Пейдж скоро будет здесь и сможет разуверить вас относительно ее состояния.

За их спиной внезапно кто-то сдавленно фыркнул от смеха и, обернувшись, они обнаружили, что имеют слушателя в лице мистера Хорэса Тича, коротенького толстячка, чьи водянистые глаза, казалось, то и дело утопали в слезах. Эту его особенность он и продемонстрировал им, с довольным видом промямлив:

— Док не приедет!

Эштон терпеть не мог этого назойливого типа, который то и дело совал нос в чужие дела, словно считая их собственными. Аманда, скрепя сердце, пригласила его — ведь она была очень дружна с его сестрой, весьма достойной женщиной, чей здравый смысл помог ей сохранить в целости семейное состояние и плантацию, несмотря на все усилия брата. Хорэс же не обладал ни практичностью, ни здравым смыслом, и если бы не сестра, давно бы пустил по ветру то, что досталось им от родителей. К тому же в эту минуту Эштон предпочел бы увидеть кого угодно, кроме него.

— Док отправился к Уилкинсам, — торжественно объявил Хорэс. — У них там опять пополнение в семействе, а поскольку в прошлый раз хозяйка изрядно намучилась, док Пейдж решил не рисковать. Да и то сказать — уж лучше бы ему и впрямь не родиться. Ведь ртов-то у них сколько, попробуй, прокорми всех!

Эштон холодно улыбнулся.

— Жаль, что когда вы должны были появиться на свет, у ваших родителей не появилась та же мысль! Тогда бы у нас в Натчезе дышалось бы легче!

Хорэс багрово покраснел, редкая щетина волос на голове встала дыбом. В эту минуту он был поразительно похож на разъяренного дикобраза.

— Я … попридержите язык, Эштон! — рявкнул он, — Вспомните, часть хлопка, что вы перевозите, принадлежит мне!

У Эштона вырвался короткий, презрительный смешок.

— Я веду дела с вашей сестрой, Хорэс. Кстати, не забудьте, что я приношу ей больше прибыли, чем любой другой судовладелец. Но если ей придет в голову сменить партнера, я в накладе не останусь — в округе полным-полно других хлопковых плантаций.

— Даже и не думайте об этом, Эштон, — заявила Корисса Тич, присоединяясь к ним. Если уж речь шла о делах, она, не задумываясь, могла действовать напролом. — Уж мне-то хорошо известно, где я получу больше всего за свой урожай, — И она бросила на побагровевшего брата уничтожающий взгляд, — не то, что этому умнику!

Хорэс перехватил взгляд карих глаз хозяина дома и невольно съежился, безошибочно угадав в них откровенную насмешку. Клокоча от ярости и возмущаясь, он ринулся к выходу, призывая все напасти на голову Эштона. Передернув плечами от возмущения, Корисса вежливо распрощалась и последовала за братом, ни секунды не сомневаясь, что все его негодование, как обычно, закончится слезливой жалостью к самому себе. Она порой ломала голову, куда могут привести эти припадки депрессии?

За спиной у Эштона замер хорошо вышколенный молчаливый слуга с подносом, на нем в ряд стояли высокие бокалы с шампанским, и Эштон решил, что ледяное вино весьма кстати — он весь кипел от возмущения. Он протянул один из бокалов Марелде. Их бокалы чуть слышно звякнули и сердце Марелды будто ухнуло в какую-то черную дыру, когда она подняла глаза на это дьявольски притягательное лицо. Чеканный профиль, тонкие и выразительные черты, а кожа! Ах! Цвета светлой бронзы. И губы — то теплые и манящие, то твердо очерченные и решительные в минуты гнева. Даже если не обращать внимания на чарующий взгляд дымчатых зеленовато-карих глаз, опушенных густыми темными ресницами, то, считала Марелда, одни его скулы способны свести с ума любую женщину. Будто высеченные резцом искусного скульптора, в минуты гнева они каменели, превращая лицо Эштона в маску.

Мягко улыбнувшись ему, девушка осторожно коснулась его рук, которые незаметно для него сжались в кулаки.

— Как хорошо, что ты вернулся, милый. Я так скучала по тебе.

Темные, густые ресницы легли на щеки, прикрыв холодный блеск глаз, и Эштон рассеянно уставился в свой бокал. Мысли его были с Лирин. Ему потребовалось немало времени, чтобы ответить:

— Хорошо возвращаться домой.

Марелда украдкой пробежала шаловливыми пальчиками по его груди и почувствовала странное смущение, когда ее рука коснулась литых бугров мышц под рубашкой.

— Я места себе не нахожу, Эштон, когда ты отправляешься в Новый Орлеан в одно из своих плаваний, — пробормотала она. — Ты возвращаешься оттуда сам на себя не похожий. Почему бы тебе не осесть дома и не заниматься плантациями, как все мы?

— Послушай, Марелда, Джадд — отличный управляющий, — коротко сказал он. — Его не в чем упрекнуть, и я со спокойной душой оставляю на него плантацию, когда сам отправляюсь искать потенциальных клиентов.

— Похоже, ты доверяешь ему, как самому себе, не так ли? В самом деле, по-моему, ты — единственный плантатор в наших краях, у кого управляющий — негр!

— Позволь напомнить тебе, дорогая, что моя плантация к тому же еще и самая процветающая в тех же самых краях! Джадд доказал, что на него можно положиться.

Но Марелда и не думала сдаваться.

— Прости, но мне кажется, что белый на его месте выжал бы куда больше из этих черномазых!

— Ты делаешь большую ошибку, Марелда. Джадд заставляет их трудиться от рассвета и до заката, но при этом кормит до отвала и дает возможность нормально отдохнуть прежде, чем они снова выйдут в поле. А если посмотреть, как идут дела в Белль Шен, то я и подавно не вижу никакой необходимости что-либо менять. А теперь, — Эштон отвесил ей изысканный поклон, — надеюсь, ты простишь меня. По-моему, Лэтем вернулся. Мне нужно поговорить с ним.

Марелда уже протянула было руку, чтобы увязаться за ним, но Эштон круто повернулся и торопливо отошел. Она вздохнула, глядя ему вслед. Порой она удивлялась, как одно его присутствие способно вдохнуть жизнь во все, что вокруг. Вот и сейчас — стоило ему уйти, и комната стала пустой и холодной.

Эштон вошел на кухню как раз в тот момент, когда туда вбежал чернокожий паренек, посланный из конюшен. Пыхтя, он с трудом сообщил, что доктор сможет приехать не раньше утра, однако совсем не потому, о чем предполагал Эштон.

— Пожар в психушке, масса Эштон! — объяснил паренек. — Дотла сгорела, ничего не осталось, кроме кухни. Вот те крест — сам видел, когда ездил к ним за доктором!

— Сумасшедший дом?! — в ужасе выдохнула Аманда, которая как раз в эту минуту вошла вместе с сестрой, — О Боже, какой кошмар!

— Доктор велел передать, что, дескать, кланяется и просит извинить, но ему позарез нужно перевязать тех, кто погорел, поэтому он никак не может прийти, — объяснил Лэтем. — Говорят, кое-кто из психов совсем сгорел, но остальные, Бог даст, поправятся.

— Остальные? — тревожно переспросил Эштон.

Лэтем пожал плечами.

— Ну, масса, вы же понимаете — психи они и есть психи. Кто сообразил выскочить, а кто так и сгорел в доме. Там еще не всех сосчитали.

— Ты сказал доктору, что бы ехал к нам, как только закончит?

— Конечно, масса! — Черная мордашка расплылась в довольной ухмылке.

Эштон окликнул пожилую кухарку, которая хлопотала у плиты.

— Послушай, Берта, поищи-ка что-нибудь вкусненькое для парня!

Старуха хмыкнула и ткнула корявым пальцем в сторону стола, ломившегося от всякой снеди.

— Да тут, масса, хватит на десяток таких, как он!

— Ну, что, Лэтем? — Эштон кивнул в сторону всей этой роскоши. — Давай, приступай!

— Вот спасибо, сэр! — с энтузиазмом откликнулся Лэтем. Такая награда явно пришлась ему по душе и, подхватив тарелку, паренек двинулся в обход стола, то и дело замирая в восхищении, но при этом не забывая наполнять деликатесами свою тарелку.

Эштон задумался, глядя, как в камине весело горит огонь и потрескивают поленья. Новости, которые сообщил мальчуган, не на шутку встревожили его. К тому же они проливали совсем другой свет на внезапное и загадочное появление Лирин. Кроме этого, лечебница для душевнобольных, хоть и была расположена далеко от города, но в то же время находилась практически по соседству с тем самым лесом, откуда сломя голову мчалась на своем коне девушка. И если она ехала к нему в Белль Шен, а не бежала, сломя голову, из этого скорбного пристанища, то почему же на ней не было ничего, кроме сорочки и к чему эта сумасшедшая скачка?

— Бедные, одинокие души! — тяжело вздохнула тетя Дженнифер, грустно покачав головой.

— Не забыть завтра же утром послать туда фургон с провизией и побольше одеял, — сообразила Аманда. — Может быть, и из наших гостей тоже кто-нибудь захочет помочь. Думаю, там много чего может понадобиться.

Вдруг тетушке Дженнифер внезапно пришла какая-то мысль, и она испуганно вздрогнула.

— Эштон, дорогой, а может, эта бедняжка, что ты привез, как раз оттуда и сбежала?

От изумления у Эштона даже челюсть отвисла и он растерянно поморгал, не зная, что сказать. К счастью, на помощь ему ринулась бабушка.

— Господи, тетя Дженнифер, с чего ты взяла?!

— Ну, ведь были же разговоры, что она одета так, словно выскочила из горящего дома. Впрочем, что сейчас говорить, может, это просто совпадение. Бедная девочка сама все объяснит, как только придет в себя.

В сознании Эштона всплыла мысль о случайном стечении обстоятельств. Он твердил себе, что эти два события ничем не связаны, к тому же с чего бы это Лирин находиться в таком месте?! Даже сама вероятность такого показалась ему абсурдной.

Он вернулся в комнату для гостей и, осторожно приоткрыв дверь, замер на пороге, пока глаза его не привыкли к царившему в комнате полумраку. В камине горел огонь, слабо освещая спальню, а горевшая на столике у постели свеча бросала мягкие золотистые отблески на девушку, чуть заметную среди вороха простыней. Тонкие черты ее лица казались застывшими, и сердце Эштона на мгновение сжалось от страха, а потом отчаянно заколотилось. К счастью, он заметил, как чуть заметно приподнялась ее грудь, и смог перевести дыхание.

В противоположном углу Уиллабелл, кряхтя, привстала с кресла-качалки.

— А я все гадала, масса, когда вы заглянете!

— Как она? — спросил он, подойдя к изголовью.

Негритянка присоединилась к нему.

— Она пока что не пришла в себя, масса Эштон, но сдается мне, ей малость полегчало. Конечно, синяков да царапин у ней и не счесть, да еще какой-то странный рубец на спине, будто кто ее плетью хлестнул, — Черная ладонь нежно коснулась бледных тонких пальчиков. — Мы с Луэллой Мэй вымыли ее красивые волосы и расчесали их, а потом искупали да переодели бедняжку в чистую сорочку. Теперь ей и тепло и уютно.

— Мне надо остаться с ней наедине, — пробормотал он.

Уиллабелл вскинула на него удивленные глаза. Искаженное лицо Эштона не располагало к вопросам, но что-то заставило ее помедлить. Вспомнив, как убивался хозяин после утраты жены, она заволновалась. Не дай Бог, чтобы благодаря незнакомой девушке все это повторилось вновь! Негритянка робко откашлялась.

— Тут заходила миз Аманда, она думает — это не совсем прилично для вас — остаться наедине с этой девушкой!

— Мне бы хотелось поговорить с ней, — пробормотал он.

Как ни старался Эштон, но страшное напряжение, бушевавшее в нем, вырвалось наружу даже в этих словах. Негритянке даже не пришло в голову попытаться возразить.

— Ох, совсем забыла вам сказать, масса: миз Марелда, она, сдается мне, останется у нас на ночь.

Эштон тяжело вздохнул, даже не пытаясь скрыть, насколько ему это неприятно. Бог с ней, одну ночь он как-нибудь переживет! Но ведь Марелда настырна и будет добиваться своего, пока он не сдастся!

— Кликните меня, коль я понадоблюсь, масса, — тихо прошептала служанка и бесшумно прикрыла за собой дверь.

Как только в коридоре стихло эхо ее тяжелых шагов, Эштон повернулся к постели. Глаза его с тоской скользили по распростертому на постели беспомощному телу, и при виде этих мягко округленных форм он почувствовал, как в груди снова нарастает знакомая, щемящая боль одиночества. Девушка лежала на спине, рыжевато-каштановые волосы свободно разметались по подушке. Он робко коснулся ее, почувствовал бархатистую нежность кожи и зажмурился от наслаждения. У незнакомки были холеные длинные ногти, точь-в-точь как у Лирин. В памяти всплыло непрошеное воспоминание о том, как однажды вечером он проверял счета, сидя в их общей каюте не Речной ведьме, а Лирин, склонившись над его плечом, шаловливо царапнула своими коготками его кожу. Явно поддразнивая его, она кокетливо прикусила ему мочку уха и тесно прижалась полуоткрытой грудью к его обнаженной спине. Что же удивляться, что после этого стройные колонки цифр поплыли у него перед глазами.

Мысли его унеслись далеко-далеко, и он с радостью погрузился в воспоминания о кратком счастье с Лирин. Забыв обо всем, Эштон присел на край постели. Перед глазами его вновь встала та комната в отеле, залитая ярким солнцем, пробивающимся сквозь жалюзи и освещавшим смятые простыни на постели, где он и его молодая жена сплелись в любовном поединке. Ноздри его раздулись, будто он вновь почувствовал сладкий аромат жасмина, которым, казалось, была пропитана ее кожа. Грудь нежнее, чем лепестки чайной розы, точеные формы, восхитительная нагота кружили голову и приводили в такое возбуждение, что он терял всякий контроль над собой, мечтая только о том, что все это принадлежит ему и он может трогать, наслаждаться и обладать этой роскошью. Судьба отпустила им краткий срок, чтобы сполна насладиться таким счастьем, но они упивались им вдвоем. Если бы только эта неистовая и всепоглощающая любовь могла длиться вечно! Счастье обладание было безмерным, в эти минуты сердце Эштона готово было разорваться от счастья. Хоть в его жизни до встречи с Лирин и было немало женщин, но только с ней он познал радость истинной любви.

К реальности его вернула упавшая на пол тень. Это тихонько приоткрылась дверь, которая вела в ярко освещенный коридор. Эштон недовольно оглянулся — на пороге стояла Марелда.

— Эштон … Эштон, ты здесь? — тихо окликнула она и отшатнулась, увидев, как он отходит от кровати. — Ах, вот ты где! А я-то уж было подумала, что ошиблась дверью. Никого не видно … — Она помедлила, давая ему осмыслить ее слова. Потом окинула недовольным взглядом беспомощную девушку, а потом саркастически взглянула на Эштона. — Уверена, было бы куда приличнее, если бы ты не оставался с ней наедине, дорогой. О тебе могут подумать всякое …

— Тебе нет нужды беспокоиться, Марелда, — насмешливо отозвался он. — Мне бы и в голову не пришло воспользоваться беспомощным состоянием бедняжки.

Его усмешка больно задела Марелду.

— Право же, Эштон, не стоит давать пищу злым языкам. Стоит только кому-то проведать о том, что здесь происходит — и тебе будут перемывать косточки отсюда и до Виксбурга.

— А о чем они могут проведать? — Губы его искривились в недоброй усмешке. — О том, что я был наедине с женщиной, которая находилась без чувств и которая на самом деле моя … — Он едва успел прикусить язык. Еще не время говорить об этом, слишком много темных пятен в этой истории! Увы, было и так уже сказано вполне достаточно, чтобы Марелда насторожилась. Он был уверен, что теперь она не даст ему покоя, пока не вытянет из него все до последнего слова.

— Твоя кто … ? — взвизгнула Марелда. — Кто она тебе, эта шлюха? — При виде его окаменевшего лица она взбесилась еще больше. — Будь ты проклят, Эштон, говори же!

Быстро подойдя к двери, он плотно прикрыл ее, чтобы ее пронзительный голос не привлек чье-то внимание, потом повернулся к не, и их взгляды скрестились.

— Присядь, Марелда, — спокойно сказал он. — Уверен, тебе не слишком-то понравится то, что ты сейчас услышишь.

— Ну, давай! — Она топнула ногой.

— Я почти уверен, что эта леди … — И он послал ей слабую, извиняющуюся улыбку, — … моя жена!

Вот уже второй раз за нынешний вечер Марелда похолодела от ужаса, чуть не лишившись чувств.

— Твоя жена?! — От неожиданного потрясения она слегка покачнулась и ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть. — А мне-то казалось, ты поклялся не приводить в дом другую женщину.

— Я сдержал слово.

Она растерянно взглянула на него, совершенно сбитая с толку.

— Тогда я тебя не понимаю. О чем это ты?

Он указал на беспомощное, распростертое на постели тело.

— Я хочу сказать, что это и есть моя жена. Моя первая жена — Лирин.

— Но … мне кажется … по-моему, ты говорил, что она утонула, — пролепетала Марелда, уже ничего не понимая.

— Я и сам в это верил. До тех пор, пока не увидел лицо этой женщины.

Марелда впилась в его лицо долгим, подозрительным взглядом, потом, овладев собой, подошла к кровати, взяла в руки свечу и склонилась над лежавшей в беспамятстве девушкой, чтобы рассмотреть ее хорошенько. При виде очаровательной соперницы глаза ее вспыхнули, потом краска сбежала с лица и она с ревнивой яростью впилась в нее взглядом. Будь она одна, уж Марелда не постеснялась украсить это нежное личико парочкой синяков и царапин, пусть бы и ненавистная красотка узнала, что такое мука и боль уязвленного сердца. Хотя вдруг это все-таки не она?

Сообразив, что и сам Эштон не слишком-то уверен в своих словах, она повернулась к нему лицом и впилась в него испытующим взглядом, стремясь использовать это себе на пользу.

— Скорее всего, ты ошибся. Эштон. Ведь прошло уже три года с тех пор, как погибла твоя жена. Ты же сам рассказывал, как она упала за борт и ты не смог спасти ее, потому что тебя ранили. Неужели тебе не приходит в голову, что это не что иное, как обычное совпадение, что эта женщина так похожа на нее? Подумай сам — ну разве возможно, чтобы через три года Лирин вдруг объявилась в Натчезе, да еще столкнулась глубокой ночью именно с тобой?! Это невероятно! Кому-то просто понадобилось ввести тебя в заблуждение, заставив поверить, что Лирин жива, и выполнить все, что она потребует, и он придумал этот дьявольский план. Да что там, готова поклясться, что эта негодница, кто бы там она ни была, слышит все, о чем мы говорим! — Марелда презрительно взглянула на неподвижное тело. — Но тогда либо это талантливая актриса, либо … либо ты все знал с самого начала!

— Марелда, — оборвал ее Эштон, — поверь мне, это Лирин.

— Нет! — взвизгнула она, размахивая сжатыми в кулаки руками. — Просто эта проклятая шлюха хочет завладеть твоими деньгами!

— Марелда! — глаза его потемнели. — Лирин не нуждалась в моих деньгах. Она дочь довольно богатого коммерсанта из Англии. Кроме того, у нее есть свои собственные владения в Новом Орлеане и Билокси, наследство после родственников.

— О, Эштон, умоляю тебя, постарайся не терять голову! — взмолилась Марелда, уповая на то, что сменив тактику, она сможет убедить его. Подойдя к нему вплотную, она уже подняла было руки, чтобы обнять его, но Эштон нетерпеливо оттолкнул ее. Сдавленное рыдание вырвалось из ее горла, и слезы заструились по щекам. — Я так же твердо уверена, что ты ошибаешься, как ты — в том, что это Лирин. Ответь мне, если это она, то почему она скрывалась все эти годы? Неужели так поступает любящая жена?

— Нет смысла обсуждать это, — остановил он ее. — Когда она придет в себя, я уверен, она все мне объяснит.

— Нет, и не надейся, Эштон. Держу пари, она вцепится в тебя мертвой хваткой, лишь бы заполучить и тебя, и твое состояние.

— Лирин я смог бы узнать даже с закрытыми глазами.

Марелда выпрямилась во весь рост с видом мученицы, готовой взойти на костер. Сейчас нет смысла ничего говорить, он упрям, как осел. В комнате повисло молчание, когда она, расправив плечи, направилась к двери. Ничего, пусть придет в себя! Дверь захлопнулась с оглушительным треском и эхо раскатилось по всему дому. Эштон будто видел своими глазами, как она грациозно плывет по лестнице к своей спальне, и рассчитывал, что второй такой же удар не преминет возвестить, что она добралась до места. Марелда не разочаровала его. Раздался повторный грохот, и вновь эхо пронеслось по особняку, но на этот раз вслед за ним последовал громкий топот ног в коридоре и целый хор взволнованных женских голосов. Эштон бросил взгляд в сторону распахнутой настежь двери — на пороге, пыхтя и задыхаясь, появились две пожилые леди. Он едва успел спрятать улыбку.

— Боже милостивый, Эштон! — с трудом выдохнула бабушка. — Что ты здесь делаешь?! И для чего понадобилось носиться по всему дому и грохотать дверями?

— Ну, ну, Аманда, потише, — попыталась умиротворить ее тетя Дженнифер. — Ведь доктор Пейдж не появится раньше утра. А Эштон и так уже изрядно поволновался из-за девушки! — Она бросила на внучатого племянника взгляд, ожидая его одобрения. — Ведь так, дорогой?

Но Аманду было не так-то просто успокоить.

— Придется мне взять с него слово, что он хотя бы на время прекратит свои плавания по реке, — бубнила она. — Стоит ему только отправиться в Новый Орлеан и готово — непременно что-то случится!

— Гранмаман, умоляю вас, успокойтесь! — ласково проговорил Эштон, прижав к груди сухонькие, сморщенные ручки старой леди. — Мне надо поговорить с вами. Поверьте, это очень важно.

Старушка поглядела на него с подозрением.

— Вначале объясни, с чего это тебе вздумалось хлопать дверями. А вот потом, если сумеешь убедить меня, что у тебя были для этого основания, так и быть, послушаю тебя.

Эштон весело ухмыльнулся и ласково обнял бабушку за худенькие плечи.

— А вы поверите, если я скажу, что дверью хлопнул вовсе не я, а Марелда?

— Марелда?! — Аманда была сбита с толку. — Но послушай, Эштон …

— Потому что я сказал ей, что эта девушка — Лирин.

— Лирин?! Твоя жена Лирин?! — не веря своим ушам, переспросила Аманда. — Но, Эштон, позволь … ведь она погибла …

— Она утонула, дорогой, — Тетушка Дженнифер осторожно коснулась его руки, ничуть не сомневаясь, что горе помутило его рассудок.

Обе старые леди, слишком потрясенные, чтобы спорить, повернулись и молча двинулись к кровати. Взяв в руки свечу, тетя Дженнифер склонилась над постелью так, что мерцающий свет упал на лицо той, что так заинтриговала их.

— А она хорошенькая, — заметила тетушка Дженнифер.

— Просто редкостная красавица, — нетерпеливо поправила Аманда. Уж она-то не позволит ситуации выйти из-под контроля. Слишком долго Эштон предавался своему горю, и нет ничего удивительного, что, сам того не желая, он принял первую попавшуюся женщину за свою погибшую возлюбленную, тем более, что они и в самом деле довольно похожи. Скорее всего, бедный мальчик просто не может смириться с утратой, вот ему и мерещится всякое.

Вдруг в голову ей пришла интересная идея. Аманда вспомнила, что в спальне Эштона есть большой портрет Лирин. Отлично, именно этот портрет и поможет решить, Лирин перед ними или же нет!

— Эштон, дорогой, — мне кажется, девочка и впрямь немного похожа. Помнится, у тебя был портрет Лирин. Может быть, стоит принести его сюда?

Эштон охотно согласился и почти тотчас вернулся с портретом. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться — Лирин и эта девушка — одно и то же лицо.

Пока он ходил за портретом, старушки отыскали несколько ламп и составили их вокруг кровати, чтобы их свет падал на постель. Тетушка Дженнифер прислонила портрет к изголовью. Женщина на портрете была в желтом платье, рыжевато-каштановые локоны были перехвачены золотистой лентой. Кисть художника смогла передать живой блеск сверкающих, словно влажные изумруды, глаз. Сходство было потрясающее, но все же чего-то не хватало.

— Талантливый художник — смог передать радость жизни, — одобрительно пробормотала Аманда, — но если это Лирин, то оригинал лучше портрета. На самом деле она еще красивее.

Эштон не сводил глаз с лица на портрете. Он тоже заметил различие, но оно было настолько ничтожно, что он легко отнес его на счет художника. Похоже, тетушка Дженнифер была с ним согласна.

— Конечно, трудно требовать от портрета полного сходства с оригиналом. Порой приходится радоваться, если совпадет хотя бы цвет глаз и волос, — буркнула она.

— Тебе прислали портрет Лирин уже после того, как она утонула? — осторожно спросила Аманда, опасаясь продолжать расспросы, пока не увидела, как Эштон кивнул. — Откуда он?

— В завещании ее деда было оговорено, чтобы портрет переслали мне. Пока он был жив, я и не подозревал, что портрет существует. Насколько я знаю, портретов было два, на втором художник изобразил вторую сестру — Ленору. Оба эти портрета были подарены судье Кэссиди вскоре после того, как у него в гостях побывало семейство Сомертонов из Англии. Это случилось незадолго до того, как я познакомился с Лирин.

— Может, это и не так плохо, что тебе не пришлось встретиться с остальным семейством, Эштон, — грустно прошептала тетушка Дженнифер.

— Как ужасно, что я так никогда и не увидела Лирин, — вздохнула Аманда. — Ты не представляешь, сколько раз я твердила, что это его долг — позаботиться о том, чтобы наш род не угас. Но годы шли, и мне казалось, что Эштон куда больше дорожит своей свободой, чем семьей. Когда же он, наконец, женился, это было словно гром среди ясного неба, а потом…что потом? — Аманда махнула рукой. — Он вдруг возвращается домой, раненый и…без жены. Вдовец!

— Терпение, Аманда, — Тетя Дженнифер похлопала ее по руке. — Конечно, я понимаю, Эштон не молодеет, но ведь тридцать четыре года — это не так уж и много.

— Но и не мало, — фыркнула Аманда. — Мне даже кажется, что для него куда важнее создать собственную империю, а не семью.

— Леди, леди, вы сейчас разорвете меня на части, словно курицы несчастного червяка, — хмыкнул Эштон. — Помилосердствуйте!

— Вот еще, придумал тоже! — Бабушка взглянула на него с притворной строгостью, которая смягчилась нежной улыбкой. — А мне сдается, это я должна просить пощады.

После того, как гости разъехались, а те, которые остались, разошлись по своим комнатам, Эштон обошел весь дом, запер двери и поднялся к себе в спальню. Кабинет и гостиную слабо освещала одинокая лампа, но в камине горел огонь, и по комнатам разливалось приятное тепло. Виллис, как всегда, не забыл о привычках своего хозяина — в соседней комнате, которая была устроена как раз для этого, Эштона дожидалась ванна с горячей водой. Он сбросил одежду и с наслаждением погрузился в горячую ванну, потом откинул голову и предался размышлениям. События нынешнего дня не шли у него из головы, и столбик пепла на длинной тонкой сигаре все рос, пока он не спохватился и не стряхнул его в стоявшую рядом на столике фарфоровую пепельницу. Рядом ней красовался хрустальный графин и всякие флакончики. Откинувшись назад, Эштон лениво следил, как струйка синеватого дыма ползет к потолку, а в усталой его голове так же лениво тянулась череда воспоминаний о давно прошедших днях. Он считал, что навсегда изгнал их из своей памяти, и сейчас с удивлением понял, что впервые они не причиняют ему боли.

Перед его мысленным взором живо встало то утро, когда он впервые увидел Лирин. Сопровождаемая другой женщиной, постарше, она разглядывала витрины магазинов, шляпных мастерских и ювелирных лавок. С первого же взгляда она полностью завладела его вниманием, он выбросил из головы назначенную встречу и последовал за ними в некотором отдалении. Эштон был уверен, что девушка и не подозревает о его присутствии, пока она не остановилась у магазина дамских шляпок и, чуть приподняв зонтик, метнула на него кокетливый взгляд, вопросительно изогнув бровь. Увы, дуэнья была начеку, и он не рискнул завязать знакомство. Обе женщины скрылись за углом, а он в унынии поплелся дальше, ломая голову, увидит ли он вновь прелестную незнакомку.

Поскольку надежды его таяли, он вдруг вспомнил о деловом свидании и помахал извозчику, рассчитывая не очень опоздать. Встреча, на которую он так торопился, не обещала быть теплой. Наоборот, Эштон предполагал, что придется выдержать настоящий бой, поскольку ему предстояло добиваться компенсации за ущерб, который был нанесен его кораблю и команде. К тому же он знал, что против них было выдвинуто обвинение в речном пиратстве и организации налета. К счастью, доказательств не было, и его оправдали.

Добравшись до дома судьи Кэссиди, он постучал, и его немедленно проводили в кабинет. Эштон как раз объяснял почтенному служителю Фемиды свои претензии, как вдруг из соседней комнаты до него донеслись женские голоса. Он запнулся и смолк. Откуда ему было знать, что к судье неожиданно нагрянули родственники из Англии и что его внучка — как раз та самая незнакомка, которой он так любовался сегодня утром. А когда она вихрем влетела в кабинет, праведный гнев его улетучился, как по волшебству. Эштон был уверен, что судьба благосклонна к нему, раз ему привалило такое счастье — снова встретить свою незнакомку. Что же касается самой Лирин, она на мгновение застыла от удивления, а потом в негодовании накинулась на него, обвинила в том, что он преследует беззащитную девушку, и перед лицом служителя закона призвала его к ответу. В девушке бурлила ирландская кровь, унаследованная от предков со стороны матери, но она была так прелестна, что даже гнев не портил ее.

Эштон был в полном восторге. С первой минуты, заглянув в сверкающие изумрудные глаза Лирин Сомертон, затененные пушистыми темными ресницами, он ясно понял, что его жизнь без нее пуста и ничтожна. Он был восхищен ее красотой. Сияющие влажным блеском глаза, тонкий, прямой носик и мягкая линия выразительного рта — все это в целом было настолько совершенно, что Эштон потерял голову. Не теряя надежды познакомиться с ней поближе, заинтригованный, он смотрел на нее и не мог оторваться, так что в конце концов Лирин покраснела от смущения. Позже она призналась, что никогда в жизни не встречала мужчин, от взгляда которых по телу разливалось бы тепло.

Кое-как овладев собой, Эштон извинился перед судьей и изложил причину своего визита. Судья Кэссиди, который то и дело лукаво поглядывал на смущенных молодых людей, пригласил его остаться к обеду под тем предлогом, что ему нужно как следует разобраться во всех деталях. На самом деле, как он потом признался, у старика возникла одна идея. Он давно уже втайне мечтал выдать одну из внучек за кого-нибудь по соседству, чтобы она оставалась рядом, а не выскочила, как их мать, за какого-нибудь надутого англичанина. Сообразив, что судья на его стороне, Эштон с жаром принялся добиваться расположения Лирин.

Выбравшись из ванны и обернув полотенце вокруг мускулистых бедер, Эштон продолжал предаваться воспоминаниям. Он накинул теплый бархатный халат, налил себе выпить, и, закурив сигару, вышел на балкон. Прохладный ночной воздух нес с собой свежий аромат сосен, и он с наслаждением вдыхал его полной грудью, наслаждаясь тем, что наконец-то он дома. Эштон положил ноги на перила, откинулся на спинку кресла и вновь погрузился в воспоминания.

С появлением Лирин жизнь его изменилась. Было время, когда он даже думать не хотел о женитьбе, брак казался ему чем-то вроде тяжкого недуга. Но сейчас, когда перспектива уехать из Нового Орлеана одному и навеки потерять Лирин стала вполне реальной, он взглянул на дело по-другому. Теперь он вряд ли смог бы вспомнить, когда впервые представил ее в роли будущей жены, но твердо знал, что как только эта мысль пришла ему в голову, он решился, не задумываясь. И вот тут-то Эштон, чьи победы у женщин вошли в поговорку, вдруг оробел. Когда дело дошло до предложения, он бормотал что-то невнятное, краснел и заикался, опасаясь, что Лирин будет настаивать на продолжительной помолвке и не даст согласие на брак, пока не получит благословения отца. Но к его изумлению, она была так же влюблена, как и он. Эштон даже опешил, когда увидел, как засияли ее необыкновенные глаза. Забыв обо всем, она обвила его шею руками, и он не поверил ушам, услышав радостное «Да!»

Несмотря на то, что оба горели желанием соединиться, предстояло еще многое решить. Поскольку отец ее был в Англии, все понимали, что его согласия на брак получить не удастся. Впрочем, никто и не сомневался, что в любом случае Чарльз Сомертон вряд ли дал бы согласие на брак Лирин с американцем. В конце концов ей это надоело и Лирин обратилась за согласием к деду. Увы, оба они понимали, что Сомертон вряд ли будет в восторге от столь скоропалительного брака. Дошло до того, что Эштон в шутку пригрозил соблазнить ее и наградить малышом, чтобы ее отец окончательно убедился в том, что дочери нужен муж.

Судьбе было угодно, чтобы Лирин была с ним совсем недолго, но Эштон не мог не заметить, как он изменился за это короткое время. Разве когда-нибудь раньше ему приходило в голову любоваться красотой цветов во время долгой прогулки по парку? А теперь, когда Лирин научила его замечать их, он и сам не мог оторвать глаз, восхищаясь их прелестью и нежным ароматом. И прежде бывало, что он замечал красоту заката, но только любуясь им вместе с Лирин из окна гостиницы, Эштон понял, что никогда не забудет этот день. Таким и бывает настоящее счастье, подумал он, когда нет ничего важнее лица любимой женщины, ее милого смеха и нежного голоса!

Эштон осторожно отставил стакан и, зажав в зубах сигару, следил, как она тлеет, рассеянно вглядываясь в темноту ночи.

Они провели неделю в Новом Орлеане, наслаждаясь своим счастьем, а потом было решено провести остаток медового месяца на Речной ведьме. Эштон рассчитывал спуститься по реке до Натчеза и познакомить молодую жену с родственниками, а также вымолить прощение за скоропалительный брак. После этого они предполагали вернуться в Новый Орлеан, куда к тому времени должны были прибыть ее отец со второй дочерью. Лирин успела немало порассказать ему об отце — это был один из тех сухих, чопорных англичан, которые терпеть не могут нахрапистых янки. Единственное исключение было сделано для Дейдры, матери Лирин, которую он любил без памяти. Когда-то именно она заставила его обосноваться в Новом Орлеане, поскольку не хотела оставить отца и родной дом, но после ее внезапной смерти Роберт забрал двух дочек и вернулся в Англию. Там он и жил до тех пор, пока его дочь Ленора, не собралась замуж за молодого аристократа с Карибских островов. Поскольку им предстояло совершить путешествие через океан, дабы навестить жениха в его райском гнездышке, Роберт уступил просьбам младшей дочери и разрешил ей пожить это время с дедом в Новом Орлеане, пока они с Ленорой будут заниматься подготовкой приданого к пышной свадьбе.

Эштон был неглуп и еще в самом начале ухаживания быстро понял, что труднее всего будет объяснить Роберту Сомертону, как это — в то время, когда сам он хлопотал об устройстве судьбы старшей дочки, младшенькая скоропалительно влюбилась и выскочила замуж за незнакомца! Путешествие в Натчез закончилось трагедией, и встреча Эштона с тестем так и не состоялась. Известие о ее гибели достигло Нового Орлеана прежде, чем Эштон оправился от ран, чтобы самому поехать туда. А к тому времени, когда он вернулся в город, судья Кэссиди уже был на смертном одре. Эштон узнал, что Сомертоны, отец и дочь, распрощавшись с судьей, спешно отплыли в Англию, даже не позаботившись узнать, удалось ли уцелеть мужу Лирин.

Порыв холодного ветра вернул Эштона к действительности. Он подставил ему свое разгоряченное нахлынувшими воспоминаниями лицо и почувствовал, как по нему забарабанили холодные капли дождя. Прохладный ветерок пробрался под теплый халат и коснулся обнаженного тела. Эштону невольно вспомнилась такая же прохладная ночь, когда они плыли по реке — это был последний день его счастья, он жил в его памяти и поныне, но теперь в его сердце навеки воцарились боль и отчаяние. Невзирая на то, что и его судно, и другие лодки много дней подряд бороздили реку вверх и вниз по течению, прочесывая окрестности, понадобилось почти неделя прежде, чем он смог поверить в неизбежное. Они обнаружили тела нескольких пиратов, уже полуразложившиеся, но Лирин исчезла без следа, не оставив после себя даже клочка одежды. Эштону пришлось смириться с тем, что Лирин стала еще одной жертвой, которую потребовала река, не первой и, увы, не последней. Так его первая и единственная любовь исчезла без следа, а равнодушная река продолжала безмятежно нести свои волны. Три долгих года воспоминания о жене не давали ему покоя. И вот пробудилась надежда. Встанет солнце и жизнь начнется заново. Ведь Лирин снова с ним.