Лондон, Англия
В момент, когда мы сели в машину, я задалась вопросом, не совершаю ли ошибку, помещая себя в ситуацию, когда мы с Леандро так близко.
Я чувствую аромат его средства после бритья с нотками сандалового дерева, который переплетается с его собственным уникальным запахом. Этот мужчина словно ходячий проводник сексуальности.
Это нервирует.
Потому что прежде мужчины не производили на меня такого эффекта. Никогда я не чувствовала к мужчине такого физического влечения, как к Леандро.
Я его психотерапевт.
Напоминание сражает меня, как струя ледяной воды в лицо, и успокаивает либидо.
Необходимо остановить эти чувства и мысли сейчас же.
– Неплохая машина, – комментирует он с пассажирского сиденья.
– Спасибо.
Тебе приходится ездить на хорошем авто, когда твой сын одержим машинами. Эту выбрал Джетт. Он увидел ее в автосалоне, и это была любовь с первого взгляда, так что, конечно, мне пришлось ее купить.
Нет ничего, чего я бы не сделала для своего сына, включая заем тридцати с лишним тысяч фунтов на покупку пятнадцатилетнего «Астон Мартин» с пробегом семьдесят пять тысяч миль. Должна отметить, что это роскошная машина, и водить ее – сплошное удовольствие. За ее рулем я чувствую себя кинозвездой.
Я почти сказала Леандро, что купить эту машину меня уговорил Джетт, но вовремя остановилась. Я не делюсь деталями личной жизни с пациентами.
– «Астон Мартин» DB7 Vantage 2000 года, верно?
– Верно, – улыбаюсь я. – Вы, кажется, удивлены, что у меня такая машина.
Он бросает на меня взгляд и легко пожимает плечом.
– Я просто ожидал, что у вас… Ну, не знаю, «Ауди» или «Тойота». Она не соответствует вашему… образу.
– Вы имеете в виду, тому моему образу, который вы для себя создали?
Что-то мелькает в его глазах, но я не могу понять, что именно.
– Наверно, – он смотрит в сторону. – Итак, увлекаетесь машинами?
– Нет. Но кое-кто близкий мне увлекается. Меня уговорили купить ее. Она симпатичная, доставляет меня из пункта А в пункт Б, так что я счастлива.
Он смеется, и смех его глубокий и звучный.
– Это именно то, что я ожидал услышать от женщины.
– Ну, я рада, что отметилась хотя бы в одном пункте вашего списка стереотипов.
Он развернулся, чтобы посмотреть на меня. Его взгляд был пристальным.
– Вы отметилась больше, чем в одном пункте.
Глубоко внутри я чувствую трепет. Я сглатываю.
Отвожу взгляд от его глаз.
– Какие сэндвичи вы взяли?
Наступает незначительная пауза, после чего он отвечает:
– Я сделал безопасный выбор, – он лезет в сумку и вытаскивает еду. – Ветчина или индейка?
– Индейку, пожалуйста.
Он протягивает мне сэндвич. Я стараюсь не касаться его пальцев, как это было, когда он передавал мне кофе. Все силы тогда ушли на поддержку самообладания.
Я открываю упаковку и откусываю кусок. Мне приходится сдерживаться, чтобы не застонать. За весь день я не съела ни кусочка, и этот сэндвич на вкус подобен пище богов.
Положив еду на колени, я беру кофе из держателя для напитков и замечаю, что Леандро отводит взгляд.
Он наблюдал за мной?
Я изгоняю эту мысль из головы и фокусируюсь на работе. Я здесь для того, чтобы оказать ему помощь.
Делая глоток кофе, оставляю стакан в руке.
– Каково вам находиться в моей машине?
– Нормально, – он пожимает плечами. – Она неподвижна, и я на пассажирском сиденье.
– И каково вам ездить в машине в роли пассажира? Лучше или хуже?
Прижимая стакан кофе к губам, он обдумывает мой вопрос.
– Ну, по возможности я избегаю нахождения в машинах, что не так сложно, пока я живу в городе и могу добраться почти куда угодно на метро. Но когда мне приходится быть пассажиром в машине… мне тревожно.
– Потому что?..
– Я не контролирую дорогу, – он делает вдох, ставит кофе на бедро. Его пальцы крепко обхватывают стакан. – Я должен контролировать все аспекты своей жизни. Вот что меня раздражает во всем этом.
– Отсутствие контроля?
– Угу.
– Итак, вы пытаетесь вернуть контроль единственным возможным для себя на данный момент способом, и этот способ разрушает вашу жизнь.
Я чувствую его взгляд на себе, потому поворачиваюсь на сиденье и смотрю на него. Очень важно поддерживать с пациентом зрительный контакт, вот только в машине это непросто.
– Вы имеете в виду выпивку и женщин?
Пожимая плечом, я говорю:
– Думаете, это положительные моменты вашей жизни?
– Я занимался этим и до аварии.
– Но я думаю, раньше вы делали это для удовольствия, а не чтобы скрыть боль.
Он устремляет взгляд в окно.
– Вам обязательно все время оказываться правой? – его голос звучит мягко, так что я знаю, что не надавила на него слишком сильно. Он снова поднимает на меня глаза.
– Это часть моей работы, – говорю я в дразнящей манере. – Но если серьезно, когда я что-то думаю, еще не значит, что это истина. Имеет значение, что думаете вы.
– Наверное, – он делает еще один глоток кофе.
– Итак, значит, сидеть на пассажирском вам проще. Если я попрошу сесть на водительское сиденье с выключенным двигателем, это будет возможно?
– А у меня есть выбор?
В его голосе нет юмористических интонаций, так что я аккуратно делаю шаг назад.
– У вас всегда есть выбор, Леандро, – говорю я мягко. – Мы не будем делать то, что вызовет у вас дискомфорт. Если вам кажется, что я слишком давлю, скажите об этом. Мы остановимся и пересмотрим подход.
– Я пошутил, Индия, но полезно знать вашу позицию. И все в норме. Давайте сделаем это. В припаркованной машине со мной ничего не случится, так ведь?
– Именно, – я улыбаюсь, наши взгляды встречаются.
– Итак…
– Итак?
– Вы собираетесь перелезть через мои колени, чтобы поменяться местами, или мы выйдем из машины? – он ухмыляется, смотря на меня, и мое лицо краснеет.
Перелезть через его колени…
– Мы выйдем из машины.
Мы обходим машину сзади и, на удивление, он оказывается на сиденье раньше меня.
Я закрываю дверь с мягким щелчком.
– Как ощущения? – спрашиваю, изучая его лицо.
– Нормально, кажется. Я чувствую себя… глупо.
– Глупо?
– Ага, – он опирается на руль. – Я взрослый мужик, которому нужна помощь, чтобы сесть в машину.
– Нет, вы взрослый мужик, который восстанавливается после серьезнейшей аварии, почти отнявшей его жизнь, – я глубоко вдыхаю и делаю рискованный шаг. – Леандро, слышали ли вы о посттравматическом стрессовом расстройстве?
– Да. Оно есть у людей, вернувшихся с войны.
– Верно. Но ПТСР страдают не только военные. ПТСР может быть у людей, перенесших травматический опыт, как вы.
Он поворачивается ко мне.
– Думаете, у меня ПТСР? – он пальцем указывает на себя.
– В легкой форме.
Леандро разворачивается и смотрит через лобовое стекло. Долго молчит.
– Возможность диагноза беспокоит вас? – спрашиваю я, нарушая тишину. – Я не вешаю ярлык, Леандро. Просто даю точку опоры, от которой мы можем отталкиваться, чтобы нам было с чем работать. Понять вашу проблему – это наполовину ее преодолеть.
– Звучит как параграф из учебника по психологии.
– А вы много их прочли? – я улыбаюсь.
Встречаясь со мной взглядом, он отвечает на улыбку, и его темные глаза загораются.
– О да, все время трачу на них. На прикроватном столе лежит целая кипа. «Гид по психологии для идиотов».
– Моя любимая.
Он смеется. Его глубокий гортанный смех пронизывает меня до кончиков пальцев на ногах. Я поджимаю их в обуви.
– Да. Давайте свои ключи, – он тянет руку ко мне.
– Вам нужны мои ключи?
– Да, – он смотрит прямо на меня, но его лицо расслабленно.
– Зачем?
– Я собираюсь проверить, смогу ли завести двигатель и не струсить, как слабак, снова.
– Вы уверены, что готовы? Только прошлой ночью вы пытались…
– Я уверен.
Его рука по-прежнему протянута, так что я достаю ключи из кармана пиджака и передаю их ему. На этот раз не дотронуться до него невозможно, но я делаю это быстро и резко и в это время избегаю зрительного контакта, чтобы он не смог понять, какой эффект на меня производят его прикосновения.
Поворачиваясь лицом к лобовому стеклу, он делает глубокий вдох и начинает разминать руки.
– Не торопитесь. Как только почувствуете тревогу или панику, просто остановитесь и глубоко вдохните.
– Я понял, – ухмыляется он мне.
– И не беспокойтесь, если снова не получится. Я застрахована.
– Это разрешение разбить вашу машину? – смеется он.
– Конечно. Почему бы и нет? Мне давно пора обновить авто, – мои губы изгибаются в полуулыбке.
Он снова смеется. Мне правда нравится слушать его смех. От этого мне кажется, что мы движемся вперед, и это никак не связано с тем, что от его смеха происходит у меня внутри.
Еще один глубокий вдох, он вставляет ключ в зажигание и без единого колебания поворачивает его.
Я вижу, как от звука ревущего двигателя моей машины закрываются его глаза.
Он сжимает руль, костяшки его пальцев белеют от напряжения.
– Как вы себя чувствуете? – спрашиваю я мягко.
– Лучше, чем прошлой ночью, – он открывает один глаз и смотрит на меня, улыбка касается его губ.
– Черт, значит, я не получу новую машину вместо этой.
Он усмехается, и я чувствую, что напряжение почти покинуло его тело.
Леандро снова закрывает глаз. Его руки все еще на руле, он откидывает голову назад на спинку сидения и выдыхает.
Мы сидим так довольно долго. Он приспосабливается к обстановке. Я же наблюдаю за ним, определяя вероятность наступления панической атаки.
Но его дыхание кажется размеренным и руль он сжимает уже не так сильно.
– Я знаю, что, когда очнулся в больнице, я должен был почувствовать облегчение оттого, что выжил. Думаю, что часть меня его ощутила. Но гораздо бо́льшая часть жаждала, чтобы я умер в той аварии… потому что уже тогда я знал, что не смогу вернуться за руль. И если я не участвую в гонках, то с тем же успехом могу быть мертвым, – открывая глаза, он наклоняет голову и смотрит на меня. – Я знаю, вы, наверное, не понимаете этого, но гонки – вся моя жизнь. Это все, чего я когда-либо хотел, единственное, в чем был хорош. Лишение этого… медленно меня убивает.
– Вы вернете себе эту жизнь, – говорю я ему уверенно. Затем делаю то, чего не делала никогда прежде. Я даю обещание. – Я помогу вам вернуться. Обещаю, – прежде чем могу остановиться, я кладу руку на его предплечье.
– Спасибо, – произносит он мягко и снова смотрит через лобовое стекло, на котором начинают появляться еле заметные капли дождя.
И я отдергиваю горящую руку назад, понимая, что мне необходимо прямо сейчас вернуть профессиональное спокойствие.