ГЛАВА 8

Не успев договорить, Франклин уже пожалел о сказанном. Он приехал требовать правды, не умолять о милости. А вопрос прозвучал так, словно он смиренно просит объяснений.

Да какая разница, как прозвучал его вопрос! Он узнал то, за чем приехал, и даже больше. Такого он не то, что вообразить — даже понять не в состоянии!

А он-то придумывал всевозможные объяснения, пытался найти оправдание тому, как с ним обошлись. Представлял мать совсем юной девочкой: одна на всем белом свете, насмерть перепуганная бедняжка не видела другого выхода. Хотя все равно в голове не укладывалось: как можно бросить младенца на ступеньках чужого дома и уйти в ночь, не оборачиваясь.

А теперь Крэгг знал все, и нож входил в его сердце все глубже. Мать его была не девочкой-подростком, а взрослой женщиной. Она умерла, подарив ему жизнь, а ее муж избавился от сына, точно от ненужной вещи. Грудь снова сдавило от боли, но Франклин стиснул зубы и прибег к единственной панацее от всех бед — к ярости.

— А ну, отвечай, сукин ты сын! — зарычал он, разворачиваясь к Гриффиту. — Почему ты это сделал? Как мог выбросить на помойку собственную плоть и кровь?

— Никто тебя не выбрасывал, — холодно отрезал Гриффит. — Я обо всем должным образом распорядился. Тебе не на что жаловаться.

Франклин сжал кулаки и засунул их поглубже в карманы.

— Продолжай.

Гриффит подошел к буфету и плеснул себе виски из другой бутылки.

— Все оказалось легче легкого. Я нанял одного юриста — там, в Чарлстоне. — Гриффит поднес бокал к губам. — Ну, он, конечно, был не из тех, кем гордится Америка, но, как решить мою проблему, знал. И сделал все, что нужно. Измыслил подходящую байку, зарегистрировал тебя как найденыша, передал людям, которые согласились растить и воспитывать чужого ребенка… Выписал от своего имени чек на изрядную сумму, чтобы вдруг не передумали.

— Поскупился, небось, — холодно заметил Франклин. — Что-то я не заметил у них особого родительского рвения.

— Да слышал, слышал. Я и сам навел кое-какие справки с тех пор, как ты тут объявился. — Гриффит извлек из кармана сигару, откусил кончик, сплюнул его в пепельницу. — Как бы то ни было, ты и сам недурно о себе позаботился.

— О да, — зловеще улыбнулся Франклин. — Я уж расстарался.

— Ну что ж… — Гриффит отставил стакан и вытер губы тыльной стороной руки. — Ты приехал за ответами, и ты получил их. Сдается мне, говорить больше не о чем. — Старик шагнул к двери. — Воскресенье — мой единственный выходной. Так что я буду весьма признателен, если…

— Хватит в игры играть, старый мерзавец! — Франклин встал напротив двери, скрестив руки на груди. В крови его пульсировал адреналин, пальцы дрожали от нетерпения: им так хотелось сомкнуться на жилистой стариковской шее! — Говори, почему ты отдал на сторону собственного сына!

— В этом-то и дело, парень. — Голос Гриффита звучал холодно и сурово. — Ты не мой сын. Моя жена мне изменила. Взяла себе полюбовника, никчемного бродяжку, у которого только и было за душой, что смазливая рожа да хорошо подвешенный язык. — Губы старика дернулись. — Ты — его отродье, не мое.

— Моя мать… Твоя жена сама тебе об этом сказала?

— Жди, как же! — зло рассмеялся Гриффит. — Рога-то она мне наставила, а вот сознаться — ни в какую! Анхела твердила, что ты — мой, вплоть до самых родов. Думала, что, если будет стоять на своем до последнего, я ей поверю. — Глаза старика превратились в щелочки. — Но считать-то я умею! За девять месяцев до того она выставила меня из супружеской спальни. На шаг к себе не подпускала! Не то, что своего полюбовничка!

Франклин задумчиво мерил шагами комнату. Слишком многое на него свалилось, слишком многое предстояло обдумать и принять. Мать его умерла при родах, а отец его не этот желчный старик, а какой-то бродяга…

— Кто он был? — Франклин повернулся к Гриффиту. — Мой отец. Как его звали?

— А то я помню! Да это и неважно. Я слыхал, он вскорости погиб, с лошади навернулся, что ли. И месяца не прошло с тех пор, как я его выгнал на все четыре стороны. Еще вопросы есть?

Франклин покачал головой. Он уже получил куда больше ответов, чем надо. Он — никому не нужный плод незаконной связи между неверной женой и приблудным бродягой. Зная все, он теперь даже не особенно осуждал Гриффита Уинстона. Его праведный гнев вполне объясним. Какому мужчине понравится, что его жена обнимает другого? Если бы Джессика предпочла кого-то еще, а не его, если бы мечтала о поцелуях соперника…

— Крэгг, ты что, оглох? Еще вопросы есть или мы закончили?

— Закончили, — угрюмо кивнул Франклин.

— Вот и славно, — подвел итог Гриффит. — А про «Форталесу» лучше забудь. Думаешь, я не вижу: положил глаз на мое ранчо и теперь мне в сыновья набиваешься!

Глаза Франклина застлала алая пелена. Он ухватил старика за грудки и основательно встряхнул.

— Только посмей еще раз намекнуть, что я зарюсь на твою собственность, и я тебя… тебя… — Устыдившись мгновенной вспышки, он разжал пальцы. — Послушай меня, Уинстон, и заруби на носу. Я приехал сюда в силу одной-единственной причины, и причина эта ничего общего не имеет с твоим поганым ранчо. На черта мне сдалась «Форталеса»? Несколько гектаров грязи да жующие коровы и овцы — завидное приобретеньице!

— Эти несколько гектаров грязи да овцы стоят миллионы.

— Ты говоришь, что и сам навел кое-какие справки. Тогда, небось, знаешь, что деньги твои мне — плюнуть и растереть.

— Не в деньгах счастье.

— Это добрый совет? — саркастически усмехнулся Франклин. — Или мудрость, обретенная с годами?

— Это прописная истина, Крэгг. Какой же мужчина откажется от права первородства?

— Право первородства? — изумился Франклин, приподнимая бровь.

— Кое-кто скажет, что я лишил тебя законного наследства. Если бы не застукал твою мамочку с этим бродягой, ты бы носил мое имя. Сдается мне, искушение не из малых: заявиться сюда и объявить себя старшим из сыновей Гриффита Уинстона!

— Ты только что объяснил мне, что я не твой сын, — скупо улыбнулся Франклин. — И чем лучше я узнаю тебя, старый мерзавец, тем больше этому радуюсь.

— И учти: ни на какие дурацкие анализы я не соглашусь.

— Ты с ума сошел? Я разве упоминал что- то в этом духе?

— Я просто предупреждаю ясно и доходчиво: ежели твой адвокат станет толковать про всякие там гены да хреносомы, или как их там называют по-научному, я на вас обоих своих юристов натравлю и в порошок сотру! — Гриффит направил указующий перст прямо в грудь собеседнику. — Понял?

Франклин стремительно перехватил руку хозяина и завернул ее за спину. Стариковские мускулы напряглись, точно стальные канаты, но противник оказался сильнее. Гриффит застонал от боли.

— Ах, ты, подонок, — процедил Франклин сквозь зубы. — Ты ведь не знаешь наверняка, твой я сын или нет!

— Чушь собачья!

— Ты выбросил ребенка на улицу, точно мусор какой-нибудь, и все это время подозревал, что, возможно, это твой сын!

— Исключено. Говорю тебе: Анхела запиралась от меня на замок! Почти весь год так продолжалось… если не считать…

— Чего не считать?

— Если не считать того единственного раза, когда я взломал дверь и силой взял то, что мое по праву. Ты не мой сын, Крэгг! Мне это известно доподлинно, и, чего бы там ни утверждала моя жена, так оно и есть. — Старик рывком высвободил руку, шагнул к двери и распахнул ее настежь. — Ты хотел узнать правду — так вот тебе правда. Не моя вина, ежели она тебе не по вкусу.

Франклин издевательски сощурился.

— Фу ты, ну ты, — тихо проговорил он. — Чертовски неплохое начало для некролога: «Гриффит Уинстон, патриарх клана Уинстонов, в поте лица своего создал собственное королевство и отрекся от своего первенца!». Звучит просто-таки по-библейски, нет?

— Убирайся!

— А она знала? Знала ли моя мать, что ты от меня избавился?

— Говорю же: она умерла. — Старик ожег собеседника ненавидящим взглядом. — Впрочем, она отлично понимала, что я не дурак и чужого ублюдка кормить не стану. Я так вот прямо и сказал ей, как только заметил, что она раздалась в талии.

Франклин кивнул. Он думал о том, как женщина, лицом схожая с ним, носила его под сердцем. Как ей, наверное, больно было слышать, что муж не желает признавать свое дитя! Как отчетливо он представлял себе мать! У нее испанское имя. Вот откуда его иссиня-черные волосы и высокие скулы! Анхела словно обрела для него плоть и кровь. Исстрадавшаяся женщина, связанная узами брака с человеком, которого, должно быть, ненавидела… мучительно гадавшая, что станется с ее ребенком, когда он родится.

Франклин видел все это словно наяву, и сердце его разрывалось от боли. Дыхание его участилось, мускулы напряглись. Ему захотелось избить Гриффита Уинстона до полусмерти, швырнуть на пол, смотреть, как он пытается подняться на ноги, и ударить еще раз, и еще, и еще… пока мерзавец не останется лежать неподвижно.

Мальчишка с претенциозным именем Джордж Вашингтон некогда был вполне способен на такое. Но Франклин Крэгг не ребенок, а взрослый. И для него существуют морально-этические нормы. Невзирая на трудное детство, он вырос человеком, которым мать имела бы право гордиться. Он сжал кулаки — но не тронулся с места.

— Ты что, оглох? Убирайся отсюда!

Титаническим усилием воли Франклин взял себя в руки.

— Я знаю, чего ты хочешь. — Не спуская глаз с собеседника, Крэгг шагнул к двери. — Ты хочешь, чтобы жизнь в твоем маленьком королевстве текла по-прежнему, как исстари повелось. Щелкнешь кнутом — и все подданные падают ниц. — Зеленые глаза недобро вспыхнули. — Да только деньки твои подходят к концу, — проговорил Франклин почти ласково. — Ты сам упомянул про анализы. Гены, хромосомы и все такое прочее… Так вот: ты их пройдешь. Все до единого. — Он протянул руку и поправил старику воротник. — А потом, когда будет стопроцентно доказано, что ты — мой отец…

— Не бывать тому!

— Еще как бывать! — И Франклин вовсе не блефовал. В глубине души он чувствовал, что его мать не стала бы нарушать супружеские обеты, даже если супруг ее — такой мерзавец, как Гриффит Уинстон. — А после первое, что я сделаю, — это потребую наследство! Право первородства, так ты сказал, да? Я — твой старший сын и докажу это, пока ты еще жив. Каждый день отпущенной тебе жизни, вплоть до самого последнего вздоха, я не устану повторять: «Как только заполучу „Форталесу“, я поделю ее на участочки, продам их — и от „цитадели“ твоей даже воспоминания не останется!»

— Я не сдамся без боя, — мрачно пообещал Уинстон.

— Воюй на здоровье, — милостиво разрешил Франклин. — Тем слаще мне будет победа.

— Ублюдок! — выкрикнул старик.

Расхохотавшись, Франклин шагнул за порог библиотеки. Вслед ему летели проклятия.

День сменился сумерками, сумерки — ночью.

Франклин стоял на террасе своего дома, озирая гряду холмов. Было темно: луна еще не взошла, облака застилали звезды.

Одной рукой он держался за деревянные перила, другой — сжимал бутылку. Весь день он пил — все, что подвернется, от скотча до ржаного виски, но по-прежнему был абсолютно трезв. Даже горький привкус во рту упорно не проходил. Наверное, тут уже ничего не поможет.

Франклин вздохнул, прижал холодную бутылку к пылающему лбу и в сердцах обозвал себя болваном.

Ну что, скажите на милость, он позабыл в Аризоне? У него есть дом, есть устроенная жизнь, что текла беззаботно да гладко, пока назойливая любовница и дурацкая вечеринка не перевернули ее вверх тормашками.

Нет, неправда. Далия ни в чем не виновата, да и много ли вреда от вечеринки? Он, Франклин, сам себе враг. Бросил все и помчался черт те куда в поисках корней. Права первородства, если угодно.

Франклин вздохнул, поднес бутылку к губам, жадно отхлебнул.

На черта ему, всесильному мистеру Крэггу, сдалось право первородства? Он живет в мире, созданном своими руками. В его империи каждый филиал корпорации, каждое дочернее предприятие будут поценнее дурацкой «Форталесы». Но дело не в ранчо. Дело в матери, которую Франклин так и не узнал. Что она чувствовала всякий раз, когда Гриффит напоминал ей о том, что дитя ее признавать не намерен!

А как же он сам? Рос в чужой семье, не зная ни ласки, ни доброго слова. Рос без имени. Кулаками завоевывал уважение приютских ребят — таких же, как он сам…

Франклин отставил пустую бутылку, вцепился в перила обеими руками и зажмурился. Самое разумное — это уехать. Прошлого не изменишь, мать не воскресишь. Остается собрать вещички, сесть за руль и покатить в Чарлстон, назад к привычной, рутинной жизни. Вернуться к своей ненаглядной корпорации, своему особняку… И к Далии.

Далия — красавица. Далия принадлежит к тому же миру, что и он. И превосходно вписывается в его жизнь: никаких тебе треволнений и неприятностей!

Она — не Джессика.

Далия благоухает дорогими духами, а не полевыми травами. Франклин невольно улыбнулся. И не конюшней тоже… И волосы Далии всегда безупречно уложены, словно она только что вышла из модного салона. А у Джессики такой вид, будто она принялась расчесывать свою буйную шелковистую гриву да тут же и бросила.

Далия — сама элегантность. А Джессика… она волнует и будоражит каждым жестом, каждым словом, каждым взглядом. Ее аромат. Ее розовые, чуть припухшие губы. Ее тело… по-мальчишески гибкая фигурка в неизменных джинсах и футболке, но до чего женственная и соблазнительная!

Вчера, держа ее в объятиях, Франклин сам в этом убедился.

Он уже изведал вкус ее губ. А какова она вся? Наверное, точно мед. Или взбитые сливки. Припав к ее грудям, он утолит иссушающую жажду, что терзает его со времен незабываемой первой встречи.

Да что он такое делает? Намеренно себя заводит, размышляя о Джессике Меррилл! Впрочем, к чему лгать? Он уже заведен на полную катушку, изнывает от тоски по девушке, которую почти не знает…

И которая ему не достанется. Она — из клана Уинстонов, пусть и не по крови. Она — падчерица Гриффита. А он, Франклин, намерен погубить старика. И не следует крутить амуры с воспитанницей человека, которому собираешься нож всадить под ребра. Пусть даже и в фигуральном смысле.

— Франклин…

Галлюцинация, сказал он себе. Алкоголь подействовал, не иначе. Но все же обернулся — и увидел ее наяву. Джессика стояла в дверном проеме, мягкий свет гостиной одевал ее мерцающим ореолом, и в слиянии света и тьмы черты лица обозначились отчетливее, точно на дагерротипе.

— Франклин, — повторила она, но Крэгг не ответил. Просто замер на месте, наслаждаясь волшебным зрелищем.

На девушке были босоножки на высоких каблуках и открытое платье вроде вчерашнего. Распущенные волосы падали на плечи. Она казалась хрупкой и женственной и невероятно, неправдоподобно красивой. И даже сознавая, что не прав, Франклин готов был возненавидеть Джессику за то, что пришла. За то, что напомнила, как сильно его к ней влечет. И как безнадежно это желание.

— Что ты здесь делаешь? — угрюмо осведомился он.

— Я… я… — Девушка нервно сглотнула. — Я пришла попрощаться.

Франклин усмехнулся. И по тому, как испуганно расширились карие глаза, понял, что улыбка вышла не из самых дружелюбных.

— Попрощаться? Ты куда-то собралась?

— Нет. Конечно нет.

Джессика поднесла руку к шее, затеребила тонкую золотую цепочку. И этот жест несказанно порадовал Франклина. Она взволнована, предчувствует недоброе… вот и правильно! Нечего было являться сюда и напоминать ему о тех, оставшихся в прошлом поцелуях и прикосновениях!

— Гриффит сказал… сказал, что ты уезжаешь.

Не сводя с гостьи глаз, Франклин неспешно подошел к ней. На шее Джессики пульсировала голубая жилка. Не прикасайся к ней! — взывал внутренний голос. Проклятье, не прикасайся!.. И Франклин послушался. Он всего лишь наклонился совсем близко — так, что губы его едва не касались ложбинки у основания шеи.

— Я не… — Джессика затрепетала, задышала чаще. — Франклин, прошу тебя. Я не за этим… сюда пришла.

— Именно за этим, — тихо возразил он.

И, по-прежнему неотрывно глядя ей прямо в глаза, поцеловал. Ощущение было такое, словно к сухой растопке поднесли спичку. Девушка застонала, вцепилась в его запястья, пытаясь совладать с собой.

— Я же объяснила, зачем пришла. Гриффит сказал…

— Гриффит пусть катится ко всем чертям! — рявкнул Франклин и тут же понял: это правда. Его ненависть к старику никакого отношения не имеет к Джессике. И к их взаимному влечению — тоже.

Поцелуй только распалил обоих. Кончиком языка Франклин провел по ее губам.

— Джесс, — словно в бреду повторил он. — Моя Джесс.

Франклин сомкнул объятия и привлек девушку к себе, несмотря на ее слабые попытки отстраниться.

— Не надо, Франклин, не надо.

— Скажи так, чтобы я понял: ты говоришь всерьез. И я остановлюсь.

Он ласково сдул с ее виска шелковистый локон, осторожно куснул за мочку уха. И почувствовал, как неистово заколотилось ее сердце.

— Я… я не могу остаться. Я ужинаю с Пэрри.

— Ты обедала с Пэрри, — уточнил Франклин, осыпая поцелуями ее шею.

— Нет же, мы только прошлись по саду… Он приглашал меня в ресторан, но я отказалась. Не смогла. Нет… не захотела. Там, на ранчо… я просто им воспользовалась, потому что злилась на тебя.

— Знаю, — шепнул Франклин.

— И… и мне вдруг стало очень стыдно. Вот я и подумала: заеду к Пэрри и спрошу, не захочет ли он поужинать вместе…

Франклин осторожно снял с правого плеча девушки тонкую бретельку и коснулся губами нежной кожи. Джессика затаила дыхание и непроизвольно вцепилась в его рубашку.

— Ты пытаешься соблазнить меня, — прошептала она.

— И как, получается? — хрипло засмеялся Франклин.

— Нет, — отозвалась она, приподнимаясь на цыпочки, навстречу его жадным губам. Со стоном разомкнула уста под его требовательным языком, запустила руки в густые темные волосы, пригнула непокорную голову совсем близко.

Дрожащими руками Франклин взялся за юбку, приподнял ее, ощутил под пальцами атласную нежность бедер.

— Скажи, зачем ты пришла? — хрипло выговорил он. — Черт возьми, да отвечай же!

Джессика отпрянула и заглянула прямо в его глаза.

— За этим… — Голос ее прервался. — За этим… за…

Франклин припал к ее губам, заглушая ответ. И подхватил на руки.

Джессика лишь крепче прильнула к нему. Франклин нес ее по темным коридорам и лестницам — в свою спальню, в свою постель. Вот он уложил девушку поверх покрывала и медленно, не торопясь, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым ее тихим вздохом и стоном, принялся раздевать.

— Франклин… тебе следует знать… Я должна сказать…

— Шшш, — прошептал Крэгг, обрывая сбивчивый поток слов поцелуем. Признания подождут. Сейчас ему нужна только она. Сейчас, немедленно. Он должен овладеть ею — или умрет тут же, на месте.

Сколько раз Франклин представлял первую ночь любви с нею и знал, что все произойдет очень быстро. Но теперь, сжимая Джессику в объятиях, предостерегал себя: не торопись!

Будь нежен, повторял себе он. Не спеши. Инстинкт подсказывал, что опыта у Джессики немного. А Франклину хотелось подарить ей неизбывное наслаждение так, чтобы она сама раскрылась ему навстречу подобно цветку. И еще — видеть ее лицо. Видеть, как на нем отразится восторг и сладкая мука, прежде чем он овладеет ею.

Но Франклина просто-таки трясло от нетерпения. Еще минута — и он, окончательно утратив самоконтроль, сорвет с нее трусики, рывком расстегнет молнию на брюках и…

Франклин отстранился. На секунду-другую, не более, только чтобы зажечь ночник и мало-мальски восстановить самообладание. Но вот он снова повернулся к девушке и рывком стянул с себя рубашку. Джессика стыдливо зарумянилась.

— Как ты красив, — прошептала она и потянулась к нему, легонько провела ладонью по широкой груди, погладила клинышек темных волос, сужающийся к низу живота.

Франклин застонал, накрыл ее ладонь своей, упиваясь этим нежным и мучительным прикосновением до тех пор, пока окончательно не потерял рассудок.

— Это ты прекрасна, — проговорил он.

Карие глаза Джессики превратились в расплавленное золото. Она трепетала под прикосновением его ладоней, вздыхала, представая обнаженной его взору и губам. А Франклин осыпал поцелуями ее тело, постепенно опускаясь все ниже.

Он самозабвенно целовал и ласкал любимую, пока та не вскрикнула в упоении: «О, Франклин!» — и не протянула руки ему навстречу. Джессика стонала и выгибалась под его тяжестью, а он снова и снова целовал ее в губы, снова и снова сплетались нетерпеливые языки.

— Пожалуйста, — всхлипнула она. — Франклин, пожалуйста…

— Ты моя, — хрипло объявил он, раздвигая ей бедра.

— Да, — повторяла она. — Да, о да, Франклин, да…

Джессика возвращала ему поцелуи самозабвенно и с жадностью: она уже сдалась, ибо сила ее страсти не уступала неистовству его желания. Отчаянно вскрикивая, она потянула вниз его джинсы. Тогда Франклин откатился в сторону, рванул вниз молнию, сбросил ботинки, брюки, трусы.

В темноте глаза Джессики казались двумя черными омутами.

— Возьми меня, — лихорадочно зашептала она. — Франклин, пожалуйста, возьми меня. Возьми меня…

И движением решительным и властным и вместе с тем плавным он вошел в нее.

Загрузка...