Желание

Глава 5. Тупик

Мэйси, которая уже повернулась, чтобы выяснить, почему все вдруг умолкли, тыкает меня локтем в бок и, почти не разжимая губ, шепчет:

– Джексон.

Я киваю, чтобы показать ей, что я ее услышала, но не шевелюсь. Дыхание замирает, и я чувствую, как по моей спине бегают мурашки – стало быть, он подходит ко мне все ближе… и все его внимание сосредоточено на мне одной.

Мэйси тихо присвистывает, и это говорит мне все, что мне надо знать о его настроении. В последние недели она ведет себя с Джексоном довольно непринужденно – дружеские чувства способствуют раскованности, – но это не значит, что она забыла, насколько он опасен. Настороженность читается сейчас на лицах всех, кто сидит вокруг, она чувствуется в их позах – каждый замер, словно ожидая, что Джексон вот-вот нанесет удар… и каждый надеется, что этот удар обрушится не на его шею.

Даже Флинт позабыл и про свои оладьи, и про свой разговор с Иден о выпускном экзамене по физике полетов и смотрит сейчас мимо меня. Взгляд его одновременно и насторожен и дерзок, и именно беспокойство за Флинта – за то, что он может учинить, – заставляет меня повернуться, пока все вокруг не полетело в тартарары.

Я нисколько не удивляюсь, увидев Джексона за моей спиной. Но удивляюсь тому, как близко он стоит. Несколько недель назад стоило ему оказаться в такой близости от меня – на расстоянии нескольких дюймов, – как во всем моем теле начиналась свистопляска. А теперь есть только это ощущение мурашек, бегающих по спине, и я бы не сказала, что это приятное чувство.

Вчера после ужина он пригласил меня в свою башню, чтобы позаниматься вместе, но я не смогла пойти, поскольку о том же самом меня попросил и Хадсон. Я испытываю досаду и бессильную злость, думая о произошедшей после этого заварушке – похоже, ни один из братьев Вега не дорос до понимания того, что можно прекрасно заниматься и втроем.

Дело кончилось тем, что я пошла заниматься в свою комнату одна. И так ничего и не выучила, поскольку меня распирало от злости на них обоих.

Сегодня я отправила Джексону два сообщения, а он даже не соизволил ответить. Я знаю, ему не по вкусу моя дружба с Хадсоном – но он должен понимать, что это только дружба, и больше ничего. По-видимому, я не могу выбирать, с кем меня свяжут узы сопряжения, но я много раз показывала Джексону, что люблю только его.

И поэтому меня так злит его сегодняшний игнор.

Похоже, его отношение ко мне и сейчас не изменилось, во всяком случае, в эту минуту его темные глаза холодны, как ночь.

Как вершина Динейли в январе.

Он молчит, я тоже, и это длится целую вечность. Тишина повисает между нами и вокруг нас, пока из-за спины Джексона наконец не выходит Лука и не спрашивает:

– Вы не против, если мы сядем с вами?

И тут до меня доходит, что здесь весь Орден. Я привыкла сидеть в кафетерии в обществе Джексона и Мекая – это происходит несколько раз в неделю, но чтобы к нам присоединялись все друзья – такое случается нечасто. Но теперь они передо мной – Лука, Байрон, Рафаэль, Лайам, они все выстроились за Джексоном, словно готовясь к атаке.

– Само собой. – Я показываю на свободные стулья вокруг нашего стола, но Лука спрашивает не меня. Его взгляд устремлен на Флинта, который отвечает ему таким же пристальным взглядом, причем на его коричневых щеках играет чуть заметный румянец.

Ничего себе, такого я не ожидала.

Я смотрю на Иден и вижу, что она наблюдает за всем этим так же внимательно, как и я сама, и улыбается. Может быть, я ошиблась, когда на игровой арене перед турниром Лударес решила, что Флинт влюблен в Джексона? Может быть, он имел в виду Луку? Или Лука – это тот самый другой парень, о котором он говорил? После того нашего разговора Флинт больше не заговаривал о своих сердечных делах, а самой мне казалось неправильным расспрашивать его.

Но кого бы он ни имел в виду в тот день, сейчас очевидно, что Лука нравится ему. А Луке нравится он.

Флинт кивает, и Лука садится рядом с ним. Прежде чем я успеваю подумать о том, где сядет Джексон, Мэйси придвигает свой стул ближе к Иден, так что рядом со мной образуется пустое пространство. Джексон благодарно кивает ей и сразу же, отодвинув стул от соседнего стола, садится рядом со мной.

Мое сердце подпрыгивает, когда его бедро касается моего, он чуть заметно улыбается и, скосив глаза, бросает на меня пристальный взгляд. Затем очень медленно и очень нарочито делает это опять.

На сей раз мое дыхание пресекается, потому что это Джексон. Мой Джексон. И хотя после того, как я выиграла Лударес, наши отношения так и не стали прежними, хотя я так растеряна, что почти не могу думать, я все так же хочу его. Все так же люблю его.

– Как прошел твой день? – тихо спрашивает он.

Я качаю головой, когда осознаю всю недостаточность моих оценок и то, что перед мной маячит перспектива остаться на второй год.

– Так плохо, что я не хочу об этом говорить.

Я не говорю ему, что из-за того, что он не ответил на мои сообщения, мой день стал еще хуже. Впрочем, по его глазам я вижу, что он и так это знает. И что вся эта каша нравится ему не больше, чем мне.

– А как… – Мой голос срывается, и я, прочистив горло, начинаю опять: – А как насчет тебя? Как прошел твой день?

Он скорчивает гримасу и с такой силой зарывается пальцами в свои шелковистые черные волосы, что становится виден шрам, змеящийся по его левой щеке. Эту рану нанесла ему королева вампиров Далила – его мать – за то, что он убил ее первенца. Который теперь восстал из мертвых. И стал моей парой, хотя я все так же люблю моего прежнего суженого, мою прежнюю пару, чьи узы сопряжения со мной, по идее, ничто и никогда не могло разорвать.

От этой мысли у меня начинает болеть голова.

Куда до всего этого сюжетам мыльных опер. Мне было бы не под силу выдумать такое, как бы я ни старалась.

– Все так же, – отвечает он наконец.

– Так я и думала.

Больше он ничего не говорит, и я тоже. Вокруг звучит оживленная болтовня, но я не могу придумать ничего, чтобы прервать его каменное молчание. Мне странно чувствовать себя с Джексоном так неловко, ведь прежде мы с ним могли часами разговаривать на любые темы.

Мне тошно от этого, особенно когда я вижу, как непринужденно ведут себя остальные. Иден и Мекай, смеясь, болтают, Мэйси и Рафаэль тоже. Байрон и Лайам целиком поглощены беседой, а Флинт и Лука… Флинт и Лука определенно флиртуют, в то время как мы с Джексоном едва можем смотреть друг на друга.

Я начинаю отламывать ложкой еще один кусок своего замороженного йогурта, но, прежде чем поднести его ко рту, понимаю, что у меня пропал аппетит. Я кладу его обратно в миску и решаю: к черту. Если все так стремно, что я не могу есть, можно с тем же успехом отправиться в библиотеку.

Должно быть, Джексон чувствует мою нервозность, потому что, как только я собираюсь встать, он накрывает рукой мою ладонь. Это так знакомо, так хорошо, что я автоматически поворачиваю руку так, чтобы сплести мои пальцы с его пальцами, хотя все еще злюсь на него.

Он целует мои пальцы, затем перемещает наши сцепленные руки под стол, и меня пробирает дрожь. В такие моменты, когда мы касаемся друг друга, мне начинает казаться, что, быть может, у нас все-таки есть шанс. Быть может, все не так страшно, как кажется. Быть может, у нас еще есть надежда.

Я уверена, что он сейчас чувствует то же, что и я – это видно по пожатию его руки. И по тому, что он не спешит нарушить это наше непринужденное молчание – можно подумать, что он, как и я, боится испортить этот момент. Так что мы просто сидим, слушая разговоры вокруг нас. И это срабатывает, во всяком случае на какое-то время.

И тут это происходит – и каждый нерв в моем теле напрягается до предела.

Мне нет нужды оборачиваться, чтобы понять, что в кафетерий только что вошел Хадсон – однако рука Джексона крепко сжимает мою, и это подтверждает то, что я уже поняла.