Глава 2

Приглашенный на ужин в замок Сен-Ло Кристиан Хоксблад старался держать рот на замке и побольше слушать и наблюдать. Все разговоры велись только о войне с Англией. Хотя сейчас страны заключили перемирие, оно будет нарушено, как только король Франции соберет достаточно большой флот, чтобы напасть на Англию.

Кристиана обучали воинскому искусству нормандские рыцари, дружно ненавидевшие французов, несмотря на то, что их предки происходили из этой страны. Сейчас Хоксблад был наемником, готовым продать свой меч тому, кто больше заплатит. Питая двойственные чувства к Англии и Франции, в которых не бывал раньше, он решил посетить эти страны, прежде чем принять чью-либо сторону в неизбежной войне, грозившей разразиться в любую минуту.

Англия удерживала западные и южные провинции Франции — приданое герцогини Альеноры Аквитанской, ставшей женой Генриха II два столетия назад, и с тех пор на границах происходили постоянные беспощадные стычки. Филипп IV (Французский) был дедом Эдуарда III, поэтому, когда Филипп умер, а сыновья последовали за ним в могилу, не оставив отпрысков мужского пола, король Англии предъявил претензии на французский престол. Совсем недавно на его гербе рядом с английскими леопардами появилась лилия — символ французского королевского дома. Это пришлось не по душе Филиппу Валуа, унаследовавшему корону Франции, и он открыто объявил, что поможет шотландцам вторгнуться в Англию, а его каперы начали грабить английские корабли.

Когда английский королевский двор провел несколько месяцев в Бордо[3], Кристиан был очарован прекрасным солнечным и цветущим городом на изгибе реки Гаронны. Кристиан мечтал поселиться здесь и даже купил белую каменную величественную виллу, рядом с поместьем, принадлежащим пользующемуся недоброй славой графу Уоррику. Мысль о встрече с отцом, бросившим мать до его рождения, была мимолетной. Возможно, Гай де Бошем, граф Уоррик, вовсе не его отец. Во всяком случае, доказательств у Кристиана не было. Однако, убежденный, что в его жилах течет кровь нормандцев, оказавшись в Нормандии, он неожиданно почувствовал себя чужаком.

В замке Сен-Ло Хоксблад внимательно присматривался к дамам, лаская их взглядом и получая в ответ зазывные улыбки. Убедившись, что «ее» здесь нет, он немного успокоился и отпил из кубка густого красного вина, предложенного хозяином, бароном Сен-Ло.

— Плачу за ваш меч[4] вдвое больше того, что обещает Филипп, — великодушно предложил барон. — Деньги сейчас в основном уходят на постройку кораблей, но мы то знаем, что все решают сражения на суше.

Хоксблад, полуприкрыв глаза веками, слушал, воздерживаясь от обещаний. Он знал, что Сен-Ло видел его на ристалище и уже подсчитывает, какое состояние может заработать ему Кристиан, — ведь все взятые в плен английские рыцари заплатят выкуп.

— Вы, кажется, твердо уверены, что Франция победит, — заметил, наконец, Кристиан.

Сен-Ло рассмеялся, словно тот удачно пошутил:

— У Филиппа наготове сотня кораблей, на которых можно перевезти свыше двадцати тысяч бретонцев, нормандцев и пикардийцев. Он даже нанял генуэзских лучников и в последние несколько недель совершали набеги на английские порты, где захватил три лучших их корабля.

— Но разве англичане не пытались отомстить?

— Почему же? — усмехнулся Сен-Ло. — Но только в прошлом месяце английская армия в Лилле потерпела поражение. По слухам, граф Солсбери, ближайший друг короля Эдуарда, был взят в плен. — Глаза барона блеснули. — Можете представить, какой выкуп за него потребуют?

В этот момент чей-то хрипловатый голос перебил Сен-Ло:

— Бернар, Cheri[5], ты должен представить меня этому смуглому рыцарю.

Кристиан взглянул в затуманенные чувственностью глаза.

— Лизетт, веди себя прилично, иначе муж когда-нибудь сломает твою нежную шейку!

Сходство между Лизетт и Бернаром оказалось так велико, что сразу стало ясно: это брат и сестра. Оба были необычайно привлекательны. Лизетт, искоса многозначительно взглянув на Бернара из-под густых ресниц, пообещала:

— Дорогой, я знаю, ты сможешь занять его… пока…

Неожиданно, в зале не осталось никого, кроме смуглого рыцаря и француженки с роскошными формами. Она внимательно оглядела его с головы до ног.

— Ваше копье всегда попадает в цель?

Глаза Кристиана весело сверкнули, но он с серьезным видом кивнул.

— Да, словно оно стало частью моего тела. Девушка, громко втянув в себя воздух, осеклась:

— Вы выезжали на ристалище не один раз… неужели не устали?

В ее голосе чуть явственнее послышались зазывные нотки.

— Я могу скакать много часов подряд… и во мне еще остается достаточно сил, cherie.

Лизетт облизнула губы.

— Я всегда восхищалась мужской выносливостью. Ноги девушки подкосились и так ослабли, что она сомневалась, сможет ли подняться по лестнице.

— Мои покои в восточной башне, — пробормотала она с неприличной поспешностью, ускользая от него.

И тут в Кристиане Хоксбладе заговорила арабская кровь. Чутьем истинного воина, он мгновенно оценил, насколько опасен для него соблазн обладания Лизетт. Рыцарь легко читал мысли и знал, что барон, не задумываясь, отдаст ему на ночь сестру в обмен на силу его меча. Конечно, все участники турнира завидовали победителю, но сам он никогда не обращал внимания на это. Драккар обладал физической силой и сверхъестественными способностями, недоступными ни одному смертному.

Не успел Кристиан постучать, как Лизетт тут же открыла дверь, и при одном взгляде на рыцаря француженку охватило возбуждение. Руки ее взметнулись к застежкам платья, которые, как ни странно, все были спереди. Под платьем ничего не оказалось,

Хотя в полутемной комнате горела всего лишь одна свеча, стоявшая у огромной резной постели, Кристиан заметил, как прекрасно ее тело. Пока он снимал полотняную рубашку, ловкие пальцы Лизетт развязали шнурок на его гульфике. Мраморно-твердый фаллос вырвался на волю, и она осторожно сжала мужское естество, наслаждаясь его огромными размерами.

Сильные руки Кристиана гладили ее тело от груди до бедер, и Лизетт вздрогнула от восхитительного ощущения загрубевших ладоней на нежной коже. Лизетт потянула его к свету, и снова у нее перехватило дыхание при виде сильного тела, соблазнительного, как смертный грех. Застонав, она обняла рыцаря за шею, обвила ногами его торс и, истекая любовной влагой, насадила себя на могучее копье, закричав от наслаждения. Такого она в жизни еще не испытывала.

Кристиан, чуть расставив ноги, спокойно стоял, пока Лизетт билась в страстных судорогах, прекрасно, однако, понимая, что женщина больше не может ждать. И, когда она, вздрогнув, замерла, отнес ее на постель и положил на шелковые простыни, продолжая играть ее телом, как ангел на арфе, находя скрытые струны, о которых Лизетт не подозревала. Она снова зашлась в экстазе, а, успокоившись, почувствовала себя восхитительно уставшей и насытившейся. Однако гордость женщины была задета — она знала, что любовник еще ни разу не пролил семя.

Кристиан перевернул свое тело, и Лизетт оказалась сверху. Оседлав его так, что ноги сжимали бедра рыцаря, она с изумлением рассматривала его жестокое, зловещее лицо. Это было лицо хищника, и Лизетт почувствовала в животе легкий озноб страха. Он выглядел так, будто с детства учился убивать. Скольких он прикончил?

Лизетт вспыхнула. Рыцарь не позаботился даже снять лосины, хотя гульфик был развязан. Подумать только, она не смогла дождаться, пока любовник разденется!

Прикосновение его пальцев жгло, как огонь, но Лизетт продолжала неотрывно смотреть в это лицо, словно вырезанное из красного дерева.

— Что ты за человек? — выдохнула она.

— Мужчина, умеющий держать себя в руках, — просто ответил он.

— Но где ты научился этому, топ amour[6]? Губы Кристиана дрогнули в улыбке:

— Владеть своим телом — это детская игра, а вот управлять чувствами и разумом гораздо труднее. Много лет уходит на то, чтобы научиться подчинять себе других.

— Кто ты? — прошептала Лизетт испуганно.

— Иногда араб, иногда норманн.

Он отнял руку от ее венерина холма и приложил палец к ее губам. Взгляд скользнул к тяжелой двери. Интуиция подсказывала ему: это барон. Ручка двери повернулась, но засов был задвинут. Послышался тихий стук, и Лизетт в страхе замерла. Но Кристиан, предвидевший появление Сен-Ло, остался совершенно спокоен.

Женщина показала на дверь, ведущую к парапетной стене замка, и потянулась к пеньюару.

— Кто бы это ни был, я избавлюсь от него. Дай мне несколько минут.

Холодный ночной ветерок осушил капли пота на темной коже Кристиана. Он поглядел на море, за которым лежала Англия. Французы и англичане яро ненавидели друг друга. Англичане считали французов женственными щеголями, ничтожествами, больше заботившимися об одежде, чем о войне. Французы смотрели на англичан, как на неотесанных невежественных простаков, от которых вечно разит элем! И в этот момент на Хоксблада сошло озарение. Его кровь была наполовину англо-нормандской. Он не может поступить на службу к французам, нет, нужно отправляться в Англию, найти графа Уоррика. Разве английские законы не дают право старшему сыну унаследовать поместье и титул?

Кристиан шагнул, было к двери, за которой ждала прекрасная Лизетт, но почему-то остановился. Перед глазами встало такое яркое видение его «дамы», что казалось, стоит протянуть руку и можно дотронуться до нее. Впервые он увидел ее глаза, влажные от слез. Золотистые и зеленые искры сияли сквозь алмазные капли на ресницах.

Непреодолимое желание обладать ею, удержать и оберегать ее поглотило все его существо. Он чувствовал ее боль, незащищенность и уязвимость, как свои собственные. Ощущение было совершенно непривычным. Хотя Кристиан принес рыцарскую клятву защищать женщин, представительницы прекрасного пола до сих пор не возбуждали в нем ничего, кроме похоти.

Он протянул руку, и соленая капля упала на ладонь. Кристиан, словно по волшебству, поймал ее в воздухе, попробовал на вкус, и вожделение к другой растаяло, словно снег под весенним солнцем.

Сжавшись для прыжка, он перебросил гибкое тело через зубчатый парапет и спустился по стене замка. Правда, для обычного человека это было бы невозможно без веревки или лестницы, но Драккар спокойно преодолел препятствие, словно спускаясь по широким ступенькам.

Оказавшись в своем шатре, Кристиан лег на постель, заложив руки за голову, и попытался проверить свои чувства. Все свои чувства сразу.

Он задумчиво проследил за слабым отблеском лунного света на потолке, внимательно рассмотрел бронзовую лампу, удачно контрастирующую с курильницей для благовоний, Саломе, дремавшую на насесте. Даже когда она спала, ее профиль был гордым.

Кристиан обвел взглядом палатку, не пропуская ни единой детали. Он ощущал запах миндаля и ладана, исходящий от своего тела, и сладкий аромат сандалового дерева от курильницы, не заглушавший едкую вонь птичьего помета. С улицы в шатер проникали запахи горящего дерева, конского пота, чернозема, жареного на кострах мяса, кислого вина и дешевых духов шлюх, смешанные с соленым ароматом морского ветра и благоуханием цветущих каштанов.

Кристиан почувствовал, как холодит кожу ночной воздух, как шершава и груба под ним льняная простыня, пальцами ощутил тепло, которое исходило от янтарных, в серебряной оправе амулетов, разогретых его горячим телом.

Во рту до сих пор был еле уловимый вкус шафрана и укропа — приправ к подаваемым в замке блюдам, язык сохранил букет густого красного вина, а также привкус соли и йода от морского бриза. Но самым потаенным оставался вкус слезы — теплой и почему-то душистой.

Кристиан вздрогнул, но, мгновенно взяв себя в руки, начал сосредоточенно прислушиваться, постепенно отсекая пьяный смех, музыку, лай собак, беспокойное ржание коней, пока не выделил незамутненные суетой звуки самой природы. Легкий ветерок шевелил листву, огонь весело потрескивал, где-то рядом журчал ручей, издалека послышался крик цапли, и до обостренного слуха Кристиана донеслось сначала биение собственного сердца, потом стук сердца сокола-охотника.

Настала очередь шестого чувства — интуиции. Когда остальные чувства напрягались до предела, она сильно обострялась. В свое время наставники на целых семь дней завязали Кристиану глаза и ему приходилось, возмещать потерю зрения за счет слуха, обоняния и т.д., пока, наконец, он не научился ездить верхом и сражаться лишь при помощи внутреннего зрения.

Его шестому чувству еще предстояло раскрыться в полную меру. Лишь иногда Кристиан достигал совершенного состояния, требовавшего полного погружения в себя до того сияющего центра, где таилась сверхъестественная сила, называемая божественной. Кристиан знал, что возникающим видениям обычно предшествовала вспышка яркого света. И через мгновение перед его глазами уже теснились образы и сцены настолько реальные, что казалось, все происходит наяву. Вот он на побережье, наблюдает за целой флотилией кораблей, вот он без усилий уже взлетает высоко над мачтами судов. И, прежде чем видение потускнело, увидел, что корабли французские, определив точное их количество и место стоянки.

Хоксблад позволил себе немного расслабиться и заснуть. Разум, свободный от жестких ограничений, резвился, как не стреноженный жеребец на бескрайнем лугу. В сознании Кристиана вновь возник ускользающий предмет его тайных желаний, но теперь все чувства изменили ему, кроме одного. Сводила с ума невозможность даже коснуться прекрасного видения. Поэтому Кристиану оставалось только искать образ желанной. И вскоре он реально увидел ее.

Полупрозрачная, словно напудренная растертым в порошок жемчугом, кожа. Темные ресницы с золотистыми кончиками, светло-карие глаза, легко меняющие цвет — от темных до золотисто-зеленых. Маленький нос с чувственными лепестками ноздрей. Темно-розовые полные губы не поджаты и не надуты, как у многих молодых дам. Губы женщины, щедрой в любви. На подбородке крохотная ямочка, не такая глубокая, как у него, но все же говорившая об упрямстве и своеволии. Голова запрокинута, шея изящно изогнута, что привлекает внимание к полной, алебастрово-белой груди с бутонами сосков, такими же темно-розовыми, как губы. Тонкую талию хочется обхватить руками. Кристиан почувствовал зуд в пальцах от нестерпимого желания потрогать тонкий пушок, покрывавший ее живот и мягкие бедра, между которыми выступал венерин холм в рыжевато-золотистых завитках, таких соблазнительных, что Кристиан продал бы душу дьяволу, лишь бы раздвинуть эти бедра и пройти по тайной тропе, ведущей к спрятанному внутри кладу.

Ее волосы, словно сотканная из золота мантия, блестели и переливались. Он познал ошеломительную потребность зарыться в них, вдыхать их аромат, опутать себя длинными прядями. Во сне она отвернулась от него, и Кристиан заметил крохотную родинку, «ведьмину метку» на ягодице, такую же, как на ее скуле.

Кристиан напрягся, пытаясь преодолеть силы, мешавшие прикоснуться к ней. Но стена оказалась неодолимой. И тут его внезапно охватило безумие. Ничто на свете не могло помешать ему , овладеть этой девушкой. Ослепляющий, убийственный взрыв воли мгновенно смел все преграды. Он преобразился в черного жеребца, неотступно преследовавшего белоснежную арабскую кобылицу, с огромными миндалевидными влажными от страха глазами, изогнутой шеей и длинной шелковистой гривой, разметавшейся по изящным бокам. Кобылица, напрасно пыталась ускользнуть, он загнал ее, измучил, и теперь она, дрожа, стояла перед своим свирепым преследователем. Его зубы безжалостно впились в ее шею, а потом он грубо овладел ею. Когда кобылица дико заржала от неистовых толчков, его семя белым фонтаном вылилось в нее.

Глаза Кристиана раскрылись вовремя, и он увидел, как жемчужные капли непрерывным потоком падают на простыни. Вспыхнув от смущения, он выругался. Такого с ним не бывало лет с десяти! Во всем виновато видение.

«Вот тебе и умение управлять собой», — удрученно подумал Кристиан.

Загрузка...