Железный волк

Изгой

Рюген замешкался около улицы, которую он посчитал Щелочным проулком, но в городском лабиринте было нетрудно запутаться, а теперь, ко всему прочему, пошёл снег. Мокрые снежинки налипали на капюшон, и он старался идти под переходами и надстройками, чтобы не промокнуть до нитки.

Он прикрыл глаза от снега и заглянул в переулок под узким домом, который втиснулся между домами на противоположных сторонах дороги. Унылая хибара, но да, это то самое место.

Окно на втором этаже было не больше слухового отверстия, но за ним мерцал огонь, так что если она не переехала, то точно дома. И настолько же точно ему не избежать выяснения отношений, но выбора нет.

К тому же они даже не ссорились, так ведь? Всё как-то рассыпалось само собой, как обычно и бывает. Она написала письмо, он на него не ответил, но она этого не знает – письмо ведь могло и не дойти до адресата. Письма в Наклаве постоянно пропадают, особенно адресованные таким, как он, тем, кто кочует с места на место. Она не может злиться из-за этого. Да и в любом случае нельзя же надеяться, что кто-то ответит на письмо на четырёх страницах обо всяких глупостях?

Челюсть пронзил новый удар боли. Рука Рюгена рефлекторно дёрнулась к лицу, но он ничего не мог сделать. Казалось, через губу в нос втыкают иголку. Надо найти безопасное место. Найти дом, где кто-нибудь будет ухаживать за ним, когда всё покатится в Друкну.

Рюген вошёл в галерею под домом и отыскал дверь. Он снял капюшон, провёл рукой по волосам и постучал. Дверь распахнула полная женщина в ночном колпаке. Она прятала что-то за спиной, возможно, нож. Это не самый шикарный район города, и, боги знают, Рюген достоин лучшего.

Он попытался притвориться, что его здесь ждут.

– Здравствуйте. Мне нужно наверх, я хороший друг Алетты.

– Алетты…

– Алетты. Так я и сказал.

Женщина открыла дверь шире, но осталась стоять в проёме, и Рюгену пришлось протискиваться мимо неё. Либо она собиралась пырнуть его ножом, либо же хотела мужика. Женщин не так-то легко понять: иногда ему казалось, они хотят и того, и другого одновременно.

Рюген вскарабкался по крутой лестнице и остановился перед дверью Алетты. Судя по звукам, она с чем-то возилась. Он отрепетировал улыбку и постучал костяшками пальцев по двери. В комнате стало тихо. Потом он услышал, как тихо звякнул замок, и понял, что она пытается разглядеть, кто стоит за дверью. Рюген наклонился, повернул лицо к свету, падающему от настенной лампы, и улыбнулся в замочную скважину. Дверь приоткрылась.

– Что, Гаула тебя побери… – Алетта высунула голову и огляделась, как будто думала, что он явился не один.

Её тёмные тяжёлые кудри были грязными. Она вспотела и вообще выглядела не совсем здоровой.

– Привет… Можно войти?

– Войти? Можешь проваливать, Рюген. Ты – последний, кому я сейчас готова уделить время, – она попыталась закрыть дверь, но он успел засунуть ногу в щель.

– Что плохого я сделал? Ты на что-то сердишься?

В сомнительных ситуациях всегда лучше прикинуться дурачком.

– Рюген, я не могу с тобой разговаривать. Проваливай.

Рюген пытался найти объяснение её злости, но он был совершенно уверен, что их расставание нельзя назвать драматичным. И всё же женщины все разные, и с ними ничего нельзя знать наверняка. Сейчас надо зайти со старшей карты.

Он прижался лбом к двери.

– Прости?

– Всё в порядке, Рюген, уходи! – она стукнула дверью по его ноге так, что он выругался.

Чёртова баба, разве она не понимает, чего ему стоило прийти сюда? Он бы ни за что не стал так подставляться, если бы его не вынудили!

– Алетта, я серьёзно. Мне нужна помощь.

– Только не моя, – она скрылась, но он услышал, что она оставила дверь открытой.

Рюген ворвался в комнату. Ему показалось, что раньше она была больше. Скамья под узким окном занимала почти всё пространство. На чёрной железной печи готовили еду, на полати, где стояла кровать, вела лестница. На кровати едва хватало места для них двоих, это он знал по опыту. Но она находилась в такой близости от потолка, что Алетта могла упираться в неё ногами, и это он вспоминал как явное достоинство.

Он улыбался, но Алетта не смотрела на него. Дверца шкафа была открыта, и девушка паковала вещи в потрёпанный чемодан, уголки которого, судя по всему, кто-то изгрыз. Дело точно не в Рюгене. Он испытал облегчение, смешанное с разочарованием.

– Так что происходит?

– Тебе больше нет до этого никакого дела. Скажи, зачем пришёл, и убирайся.

Она подошла к узкому окошку, выглянула на улицу и завесила окно полотенцем, которое исполняло роль занавески.

– Алетта… – Рюген схватил её за руку, но она вырвалась.

– Я ничем не могу тебе помочь, Рюген. Ни деньгами, ни кровавыми жемчужинами, ничем. Ты пришёл не туда, понимаешь?

Он чуть было не сказал, что она как минимум может одолжить ему теплую постель, если собирается уезжать, но этого сейчас делать не стоило. Если он хочет встать на якорь в этой гавани, надо действовать спокойно. Кроме того, она врёт. Её открытая сумка свисала с крючка, и лежавший на дне кошелёк совсем не выглядел пустым.

– Куда ты собираешься?

– Куда угодно, – она заталкивала шерстяной свитер в чемодан так, будто ненавидела его.

– Ты не могла бы немного расслабиться, а?

Она замерла и посмотрела на него. На ней совсем не было косметики, хотя обычно она щедро пользовалась ею. Платье на поясе оказалось не зашнуровано. Алетта выглядела устало и неряшливо. И без того опухшие глаза увлажнились.

– Нет, я не могу расслабиться, Рюген! Со мной всё кончено! Я мертва!

Он подошёл к ней и привлёк к себе. Она обмякла в его объятиях и расплакалась.

– Ты не умрёшь, Алетта. Держись, – он погладил её по волосам, запустил в них пальцы и почувствовал, как твердеет его член.

Алетта снова напряглась и оттолкнула его.

– Ты ни хрена не знаешь, Рюген!

Она по-звериному оскалила зубы.

На миг ему показалось, что у неё поехала крыша, но потом он заметил клык, острый, немного короче и бледнее других зубов. Новый. Не до конца выросший.

Рюген попятился.

– Какого волчьего хрена?!

Алетта захлопнула чемодан, но он был слишком плотно набит вещами. Она несколько раз надавила руками на крышку, всхлипывая при этом. Рюгену сделалось дурно. Он был готов ко многому, но только не к этому.

– Как… Ты ведь никогда помногу не употребляла?

– Помногу?! Я вообще не употребляла, пока не встретила тебя!

Рюген подавил укол совести. Сил становиться козлом отпущения не было. Не сейчас. Он принялся ходить взад и вперёд по комнате – по тому месту, где можно было сделать несколько шагов. Этого не должно было случиться. Шансы равнялись нулю! Волчья хворь – это пустая угроза, так запугивают юных хулиганов, чтобы отвадить их от крови. Насколько ему было известно, ею болели редко и только те, кто оказывался не в силах ограничить себя. А теперь их двое таких в одной комнате. Что за хрень здесь творится?

Он провёл языком по зубам и с облегчением ощутил, что клыки у него по-прежнему свои. У него больше времени, чем у Алетты. Если, конечно, он уже не начал сходить с ума и ничего из этого в реальности не происходит…

От этой мысли он вздрогнул.

Рюген снова привлёк к себе Алетту, как будто хотел удостовериться, что она настоящая.

– Чёрт, Алетта. Я не знаю, что делать.

– Нет, ты никогда этого не знал, Рюген, – её голос звучал свариво, но она не отошла от него.

– Ты принимала больше, чем раньше? – спросил он. Рюген понимал, что ищет ответа скорее ради себя, чем ради неё.

– Нет. И нет, я ничего не покупала у незнакомцев, как и другие, о ком я слышала.

– Что за другие?

Она подняла на него глаза.

– Другие заболевшие волчьей хворью. Рюген, у ворот снова проверяют людей, сколько времени ты провёл в кровавом тумане?!

Он слышал об этом, но чего только люди не болтают. К тому же его это никогда не касалось.

– Я думал, волчья хворь… Ну, не знаю, выдумана. Что это лишь предлог для охоты за подстрекателями и преступниками. За бедняками. За теми, кто незаконно ездит. Я думал…

Она подняла верхнюю губу и обнажила клык, который начал кровоточить у корня.

– Это похоже на политику?

Он в ужасе отвернулся.

– И что ты будешь делать?

– А сам как думаешь? Уберусь отсюда, пока мне на хвост не сел красный охотник, не обескровил меня и я не умерла.

Её страх был таким же диким и неприкрытым, как и его собственный. Пугающее зеркальное отражение. Рюген подумывал, не признаться ли ей, что сам находится в такой же ситуации. Это, безусловно, утешило бы её, но риск был слишком велик. Что если она не сможет удержать язык за зубами? Или не захочет, чтобы они держались вместе? Заставит ли она его находиться рядом с ней до тех пор, пока не превратится в бешеного зверя? Ну уж нет. Алетта никогда не обладала такой же силой воли, как он, она потеряна. Он не может погибнуть вместе с ней.

Всё, что ему нужно, это место для сна, и завтра он со всем разберётся.

Он взял её за руку и снова притянул к себе.

– Всё уладится, Алетта. Не бойся. Я останусь на ночь и могу пожить здесь, пока тебя не будет. Посторожить, пока ты не вернёшься. Всё разрешится.

Алетта вырвалась и принялась толкать его к двери. Он сопротивлялся и даже смог запустить руку в сумку на стене так, что она не заметила. Кошель Рюген засунул в карман. Потом он сдался и позволил ей выпихнуть себя за порог. Он не думал, что в ней столько силы: он чуть не скатился вниз по лестнице.

– Отправляйся в Друкну, Рюген!

Дверь снова захлопнулась. Он стоял и таращился на неё. Она казалась безнадёжно прочной, и чувство усиливалось тем фактом, что эта дверь оказалась последней в длинном ряду захлопнувшихся перед ним дверей. Неужели мир всегда был таким? Неужели люди всегда думают только о себе?

Рюген не спеша спустился по лестнице и с неохотой вышел на заснеженную улицу. Проверил содержимое кошеля Алетты и обнаружил в нём три жалкие руны. Хватит на хороший праздник и только. Горько сознавать, что этот город набит деньгами, в отличие от его карманов. Как бы и ему заполучить кусочек изобилия?

«У Нафраима…»

Если вардари существуют, то он один из них. Рюген вздрогнул. Мысли о них никогда ему не нравились. Гаула его знает, что правда, а что вымысел, но одно можно сказать наверняка: не только торговля влекла людей изо всех уголков мира в Наклав. Ходили слухи, что в его тёмных закоулках скрывается что-то неприятное. Слухи о людях, которые не стареют. Но сколько из тех, кто приезжает сюда, действительно верят в существование долговечных?

А из тех, кто верит, сколько приезжают сюда в надежде стать одним из них?

Как кто-то может хотеть прожить хоть один лишний день в этой юдоли печали?

Кто это сказал? Кто-то из тех, с кем он пил… Точно, тот сторож, которого выгнали с работы. Все знают, говорил он, что самые закоренелые преступники работают вместе. Можно поймать гада, торгующего волчьей кровью в кабаке, можно поймать его шефа, можно поймать шефа его шефа, но рано или поздно кто-нибудь остановит эту цепочку. Где-то там, наверху, есть люди, которых никто не видит, не слышит и не трогает. Люди, к которым нельзя безнаказанно подобраться. Он тогда радовался, тот сторож, что его всего лишь выгнали, а не отправили прямиком в Друкну. После этого он всего себя заблевал.

В ту ночь Рюгена одолевали разные мысли. Нафраим поручил ему одну работу, а он всё испортил. Это случилось больше года назад. Интересно, ему повезло, что его не повесили, или это лишь вопрос времени? Возможно, он подписал себе смертный приговор, когда сбежал, не признав своей ошибки? Нафраим – могущественный человек, но если он один из них…

Рюген огляделся и внезапно понял, насколько одинок. Валил снег. Рюген спрятался от него под лестницей узкого арочного перехода. Холод пронизывал его до костей, ноги промокли, а зубная боль стала невыносимой.

Неужели всё вот так и закончится? Неужели он замёрзнет насмерть и превратится в камень? Смешается ли его кровь с кровью волка и кровью простых преступников и потечёт ли в канаву под кругом Наклы, чтобы другие продолжали путешествовать и наслаждаться жизнью?

Рюген прислонился лбом к стене, ударил рукой по камню и застонал. Это не он. Он не бедняк-дурачок с плотов. Не лоботряс. Он любит праздники, но не блюёт на себя. Он не боится могущественных людей, он должен быть одним из них. Улица – не его дом, его дом среди тех, у кого есть всё.

К тому же он не был рабом крови, он употреблял очень мало. И редко. Он принимал кровавые жемчужины ради наслаждения. Они ведь прекрасны. Он никогда не употреблял столько, чтобы появилась опасность заболеть волчьей хворью. Он не принадлежал к числу идиотов, которые считали, что волчья кровь подарит им вечную жизнь. Это никогда не было его целью.

Но он никогда раньше не умирал.