Жена на время

Глава 8

Маркиз Стаунтон проснулся на рассвете, хотя заснул очень поздно. Он лежал и смотрел в полутьме на знакомый узор балдахина над кроватью. Потом стоял у окна, нервно барабаня пальцами по подоконнику. Озеро в парке серебрилось в лунном свете.

Его охватило беспокойство. Впечатления предыдущего дня беспорядочно мелькали у него в голове. Серое лицо отца. Чарлз, из неуклюжего мальчишки превратившийся в высокого, уверенного в себе молодого человека. Зрелая красота Клодии. Молчаливый Уилли. Сдержанная Огаста. Теплая встреча с Марианной. Его жена, сидящая за столиком для разливания чая, его жена, беседующая за обедом с Твайнэмом и Уилли, его жена, очень хорошо и умело играющая на пианино, его жена под руку с герцогом, она улыбается герцогу и втягивает его в разговор.

Последняя картина вызвала у маркиза улыбку. Герцог Уитингсби терпеть не мог прикосновений. Он никогда не улыбался сам, и никто не улыбался ему.

Никто еще не осмеливался первым начать с ним разговор. И уж, конечно, никто не называл его отцом.

Она была очень хороша. Гораздо лучше, чем та серая мышка, которую он нанял для осуществления своего плана. Если бы она оставалась этой тихой мышкой, ею просто пренебрегли бы. Ей не удалось бы так накалить атмосферу в доме. А так она вызвала панику и нарушила принятые в доме правила приличия. Без сомнения, чрезвычайно корректный герцог Уитингсби и его потомство сочли ее вульгарной. На самом деле она совсем не вульгарная, но в их кругу непосредственность – синоним вульгарности. И она была его женой, будущей герцогиней. Эта мысль, вероятно, отравляла им жизнь.

И стоя сейчас у окна, маркиз понял, в чем причина его бессонницы. Она спала в соседней спальне, их разделяли всего лишь две гардеробные комнаты. Она – его жена. Прошлой ночью он воспользовался своими супружескими правами, и она страстно ответила ему. К своему удивлению, маркиз понял, что совсем не возражал бы против повторения этого опыта, хотя на самом деле и не считает ее желанной.

Маркиз Стаунтон вернулся в постель и некоторое время лежал, вспоминая запах ее волос. Странно, как запах может лишить сна. Мыло! Даже запах самых дорогих духов никогда так не возбуждал его. Он вспоминал, как вдыхал запах волос, проникая в ее тело. Сексуальное удовольствие, которое он получил, неразрывно связалось у него в мозгу с этим запахом.

Он действительно испытал удовольствие, а не только физическое удовлетворение.

Ранним утром маркиз проснулся снова и уже не смог больше заснуть. Яркое солнце проникало сквозь занавеси. Звучали птичьи трели. Он совсем забыл об этой стороне сельской жизни. Энтони нетерпеливо отбросил одеяло. Сейчас он прогуляется верхом и сбросит с себя гнет этого дома.

Но, выйдя через несколько минут из дверей дома и направляясь к конюшне, он застыл на крыльце. На террасе внизу стояла его маленькая серая мышка и смотрела на него. Еще только рассвело, а она уже одета и вышла из дому?

– Доброе утро, сударыня, – поздоровался маркиз, удивляясь, как это он мог прошлой ночью лежать без сна и желать это невзрачное создание. Сейчас даже ее необыкновенные глаза были скрыты полями убогой коричневой шляпки.

– Я не могла больше спать, – пожаловалась Чарити. – Птицы и лучи солнца сговорились против меня. Я стояла тут и раздумывала, куда мне направиться: к озеру или на холм.

– Попробуйте подняться на холм, – посоветовал муж. – Туда ведет очень живописная тропа. А с холма открывается прекрасный вид на парк, усадьбу и окрестности.

– Вот туда я и направлюсь, – согласилась она. Маркиз щелкнул хлыстиком по высокому сапогу, пребывая в некоторой нерешительности.

– Может быть, – неожиданно сказал он, – вы позволите мне сопровождать вас?

– Конечно. – Чарити приветливо улыбнулась мужу.

Энтони шел рядом с женой, помахивая хлыстиком. Она шла быстрым шагом, сцепив руки за спиной. «Наверное, она привыкла так ходить в своей деревне», – подумал маркиз. Но походка у нее была очень грациозная. Как она жила, когда был жив отец? Как давно умерла ее мать? Она действительно очень одинока? Отец не смог обеспечить ее, даже зная, что управление имением перейдет в руки дальнего родственника? А этот родственник не хочет заботиться о ней? Тоскует ли она по дому, знакомой местности и жизни, достойной леди? Любили ли друг друга члены ее семьи? Любила ли она кого-нибудь? Пришлось ли ей оставить любимого мужчину, чтобы зарабатывать на жизнь в качестве гувернантки? Ему хотелось бы получить ответы на эти вопросы. Конечно, не потому, что она сама интересовала его. Это было нужно для реализации задуманного плана.

– Ваш отец действительно очень болен, – сказала Чарити. – Вы знаете, что с ним и насколько это серьезно?

Прошлым вечером Энтони после ужина поговорил об отце с Марианной.

– У него проблемы с сердцем, – ответил он. ~ За последние несколько месяцев уже были небольшие приступы. Врач предупредил, что следующий приступ может оказаться последним. Он рекомендовал отцу соблюдать постельный режим.

– Думаю, ваш отец не любит советов, – заметила она.

– Это еще слишком мягко сказано, – поддержал ее маркиз.

– Может быть, он послушает вас. Наверное, отец пригласил вас домой в надежде поговорить с вами. Он рассчитывает, что вы сможете снять с него бремя управления имением.

Энтони невесело засмеялся, и Чарити вопросительно посмотрела на него.

– Вы его любите? – тихо спросила она.

Он снова засмеялся.

– Глупый вопрос, сударыня, – заметил он. – Я прервал с ним все отношения восемь лет назад. И все эти годы специально занимался всем, к чему отец питает глубокое отвращение. Я жил безрассудно, занимался рискованным бизнесом и инвестициями. Я сделал себе состояние, не связываясь с землей. И стал… – Он заколебался, не зная, как продолжить.

– Повесой, – закончила за него Чарити.

– Я обрел свободу, – сказал маркиз. – От него и от всего этого. Я вернулся сюда как независимый человек, на своих собственных условиях. Нет, я его не люблю. Его не за что любить. Да я и не способен любить, даже если и есть за что. Вчера вы были совершенно правы, сказав о моем сходстве с отцом.

– Но почему же он позвал вас домой? – спросила Чарити.

– Чтобы еще раз доказать свое превосходство надо мной, – сказал маркиз Стаунтон. – С намерением превратить меня в такого человека, как запланировал с самого моего рождения. Чтобы я мог продолжить традиции, которые он так тщательно хранил.

– А может быть, чтобы увидеть своего сына перед смертью, – предположила Чарити.

– Скажите мне, сударыня, – раздраженно спросил маркиз, – вы увлекаетесь романами? Все этой сентиментальной чепухой? Вам рисуется трогательная картина у смертного одра: отец и сын в слезах, на фоне всхлипывающих остальных членов семьи, примирение и заверения во взаимной любви? Обещание встретиться на небесах? Такую книгу можно было бы назвать «Прощение и мир». Или «Блудный сын». Хотя мне кажется, что такое название уже было.

– Это был не роман, – заметила она. – Так говорится в Библии, сударь.

– Ах, вот как. Ваша взяла, – ответил он. Чарити мягко улыбнулась мужу и ничего больше не сказала.

Энтони был раздражен, но ее молчание не позволило ему излить свое раздражение на нее. Они подошли к зарослям рододендрона, извилистая гравиевая дорожка стала подниматься вверх. Скоро она сделает поворот и приведет их к маленькой беседке, откуда открывается вид на дом и озеро за ним.

Возможно, теперь ей пора узнать истинную причину их женитьбы.

– Отец призвал меня домой, чтобы женить на невесте, которую выбрал для меня семнадцать лет назад, – сказал маркиз, испытывая злобное удовлетворение, когда она резко повернула голову и вопросительно посмотрела на него. – Брак по династическим соображениям. Вы понимаете, мадам? Эта леди – дочь графа Тилдена, аристократа с древней родословной и огромным состоянием. Человека, занимающего такое же высокое положение в обществе, как и Уитингсби.

Она удивленно раскрыла глаза – теперь он мог рассмотреть их даже под полями шляпки.

– Значит, это их ждут сегодня к вечеру, – догадалась Чарити.

Маркиз засмеялся.

– Предполагалось, что я вернусь домой, поухаживаю за леди Марией Лукас и отпраздную свою помолвку на балу, который планировалось дать завтра вечером. А до конца лета мы бы уже поженились, – насмешливо сказал он. – И ожидалось, что потом лет двадцать подряд она будет рожать от меня сыновей и дочерей. Как видите, была выбрана очень молодая герцогиня Уитингсби, чтобы у нас впереди было достаточно времени для продолжения рода. Ведь жаль, если такую безупречную родословную продолжит всего парочка детей, правда?

Чарити остановилась. Они смотрели друг другу прямо в глаза.

– Поэтому вы дали объявление насчет гувернантки и предложили претендентке, подходящей на эту роль, замужество. Блестящая шутка, – заметила она, но в голосе ее веселья не было.

– Я тоже так думал, – прищурился маркиз. – Да и сейчас так думаю. Гости прибудут сегодня вечером, сударыня, не подозревая, что надежды их напрасны.

Пронзительный взгляд синих глаз. И какое-то непонятное выражение. Гнев? Презрение? Он вопросительно поднял бровь.

– Полагаю, сударь, – сказала Чарити, – что вы поступили бессовестно по отношению ко мне, намереваясь использовать меня в таких жестоких целях и не сказав мне об этом ничего. Думаю, я отказалась бы от вашего предложения, если бы знала правду.

– Жестокие цели? – недоуменно спросил маркиз.

– Сколько ей лет? – поинтересовалась Чарити.

– Семнадцать, – ответил он.

– И сегодня она едет сюда на свою помолвку, – сказала маркиза Стаунтон. – И обнаружит, что вы уже женаты на мне. На женщине, гораздо старше ее по возрасту и гораздо ниже по общественному положению. Да, сударь, вас можно поздравить. Это была дьявольская задумка, и она вам прекрасно удалась.

Его задело ее спокойное презрение. Как она смеет!

– Мне кажется, сударыня, что вы были рады принять мои деньги и разбогатеть на всю оставшуюся жизнь. Вы задали тогда очень мало вопросов. Вас не очень интересовало, какие требования будут предъявляться к вам, как моей жене. Единственный вопрос, который вас действительно волновал, смогу ли я выполнить свои финансовые обязательства. Вы потребовали более высокую цену. Вы настояли на дополнительном пункте, то которому вам полагается ежегодное содержание и в том случае, если я умру раньше вас. А теперь вы собираетесь читать мне нотации?!

Чарити вздернула подбородок и не отвела взгляда, но сильно покраснела.

– Я никогда не давал леди Марии Лукас никаких обещаний, – заявил маркиз. – У меня не было ни малейшего намерения жениться на ней.

– Но вам не приходило в голову написать отцу и все ему объяснить? – спросила она. – Сказать ему, что этот брак не состоится и что он должен предупредить графа Тилдена о вашем решении? Вместо этого вы женитесь на мне и привозите сюда, чтобы разозлить и унизить всех?

– Да, – коротко сказал Энтони. Его раздражало, что эта женщина хочет заставить его почувствовать свою вину. У него нет ни малейшего повода чувствовать себя виноватым. У него есть своя собственная жизнь. Это он старался дать понять еще восемь лет назад, и если его тогда не поняли, то теперь поймут.

Чарити открыла рот, как бы собираясь что-то сказать, но промолчала и продолжила прогулку. Маркиз шел рядом с ней.

– А впрочем, – наконец произнесла Чарити, – для нее это наилучший выход. Никто не пожелал бы семнадцатилетней невинной девочке попасть в ваши руки.

– Вы, конечно, лучше можете справиться со мной.

– Мне и не нужно этого делать, – возразила она. – Когда я смогу уехать? После того, как сегодня закончится этот унизительный спектакль?

– Нет, – ответил маркиз. – Вы мне понадобитесь некоторое время. Мне нужно остаться дома еще на несколько дней.

В действительности после того, что произойдет сегодня вечером, особой необходимости в этом не будет. Он спокойно может вернуться в Лондон: семья больше никогда его не побеспокоит. Но, приехав домой, Энтони понял, как ему будет трудно на этот раз покинуть семью. Отец болен. Возможно, смертельно. Уильям и Чарлз – его родные братья. Марианна и Огаста – родные сестры. Встретившись с ними, он снова почувствовал, как тесно связан с ними. И однажды, возможно, даже скоро, он станет главой семьи. Нет, до того как он покинет Инфилд-Парк, нужно кое-что привести в порядок. Только после этого он сможет отпустить свою жену. Он и сам не знал, что имел в виду, собираясь «привести в порядок». Во всяком случае, не был в этом уверен.

Они продолжали молча идти по дорожке. Чарити заметила беседку и остановилась.

– Вход в беседку с другой стороны, – подсказал маркиз Стаунтон. – Отсюда открывается великолепный вид на поместье. Если хотите отдохнуть, то в беседке есть скамья.

Чарити обошла беседку, но входить в нее не стала. Она стояла перед беседкой, глядя на дом и окрестности. В лучах утреннего солнца пейзаж выглядел особенно великолепно. Если возле дома они слышали пение отдельных птиц, то здесь звучали целые птичьи хоры.

– Со временем все это будет принадлежать вам, – после долгого молчания произнесла Чарити. Казалось, она разговаривает сама с собой. – А вы не собираетесь оставить это своему сыну?

Маркиз резко обернулся и посмотрел на нее. Она стояла очень прямо, подняв подбородок. Это характерная для нее поза – гордая и прямая, понял он. В соответствующей одежде она будет выглядеть настоящей герцогиней. И если ее хорошо одеть, то она будет красавицей. Эта мысль потрясла его. Конечно, мысль не о том, что платье сделает из нее красавицу. Красивая одежда только усилит впечатление. Но теперь он уже достаточно хорошо разглядел ее лицо и вынужден был признать, впрочем, очень неохотно, что она гораздо красивее, чем он сначала подумал. На свою первую встречу с ним она специально оделась так, чтобы выглядеть совершенно неприметно. Только глаза чуть не выдали ее, но у нее хватило сообразительности почти все время скрывать их.

– Пожелайте лучше, чтобы я не изменил своего мнения, – сказал маркиз, многозначительно глядя на нее.

Чарити взглянула на него и покраснела.

– Я не изменю своего мнения, – подтвердил маркиз. – Той ночью все было очень приятно, но я не должен был этого делать. Могут быть и последствия, но будем надеяться, что ничего не случится. Однако в будущем вы можете быть совершенно уверены – я больше никогда не подвергну вас опасности забеременеть.

Чарити покраснела, но взгляда не отвела. Склонив голову набок, она продолжала внимательно разглядывать мужа.

– Думаю, – наконец сказала Чарити, – вы очень любили свою мать. На мгновение гнев ослепил маркиза. Он крепко сжал руки за спиной и несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Его радовало, что он и на этот раз смог справиться со своими чувствами.

– О моей матери мы с вами, сударыня, говорить не будем. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Надеюсь, вы меня поняли?

По его мнению, она могла дать только один ответ. Тем не менее, она что-то обдумывала.

– Да, – наконец сказала она, – да, думаю, так я и поступлю.

– Поднимемся выше? – Маркиз указал на тропу. – Оттуда тоже открывается прекрасный вид.

Нужно было ему все-таки поехать кататься верхом, подумал Энтони. Тогда бы он не выдал себя.

– Думаю, не сегодня, – отказалась Чарити. – Ваш отец после завтрака хотел показать мне галерею семейных портретов. Я постараюсь не задерживать его долго. Потом попытаюсь уговорить его немного отдохнуть.

– Попытайтесь, – сухо сказал Энтони.

– А потом я навещу Клодию, – сказала она.

Он только коротко кивнул в ответ. Пусть делает, что хочет. Пусть подружится с Клодией, Уилли со всеми остальными. Если сможет. Увидит, что это гораздо труднее, чем ей кажется. Пусть подружится с Тилденами и леди Марией, когда они приедут сегодня вечером. Сегодня утром он должен был чувствовать себя победителем больше, чем когда-либо. Но ей все-таки удалось испортить ему настроение.

– Позвольте проводить вас в дом к завтраку, – сказал он.

– Может быть, вы пойдете со мной? Я имею в виду, к Клодии и Уильяму, – предложила Чарити. – Вчера у вас не было возможности как следует поговорить с братом. И мне кажется, вы еще не познакомились со своими племянниками.

– Моими наследниками после Уильяма? – спросил он. – Нет, я их еще не видел. К сожалению, на это утро у меня другие планы.

Они молча стали спускаться с холма, стараясь не коснуться друг друга.

Возле дома маркиз снова заговорил.

– Может быть, мои дела смогут подождать, – неуверенно сказал он. – Я, возможно, пойду с вами к Уильяму.

Как он узнал вчера вечером, Клодия с Уильямом и два их сына жили во флигеле, который Уильям получил от отца после женитьбы.

– Кроме всего прочего, мы ведь женаты всего два дня по горячей любви. Мы не хотим разлучаться без крайней необходимости, – пояснил маркиз. Он и сам слышал, как фальшиво звучит его голос.

– И Уильям ведь ваш брат, – улыбнулась Чарити. Да, Уильям – его брат. И как он понял вчера вечером, ему нужно еще кое в чем разобраться.

«Может быть, герцог Уитингсби просто не способен любить», – подумала Чарити. Хотя никак не могла себе представить человека, не способного любить. Но, несомненно, старый герцог был способен на гордость, граничащую с любовью.

Он уже завтракал, когда Чарити с мужем вернулись с прогулки и вошли в столовую. Герцог встал и вежливо поклонился ей, при этом высокомерным взглядом окидывая ее скромное коричневое платье и простую прическу. Чарити причесалась утром самостоятельно: ей не хотелось так рано беспокоить горничную.

Сразу после завтрака герцог Уитингсби повел невестку в картинную галерею и принялся показывать ей семейные портреты, рассказывать, кто там изображен, а в некоторых случаях рассказывал и о художниках, написавших портреты. Гордость – и даже тепло, – с которым герцог демонстрировал картины, удивили Чарити. Никогда еще она не видела его таким.

– Люди, которых писал Ван Дейк, – сказала она, подходя к картине, на которой была изображена группа людей, – имеют сходство. И дело не только в бородах или закрученных усах. В локонах, которые в то время были в моде. Это проявляется в овале лица, в глазах, в покатых плечах. Его портреты всегда можно отличить.

– И все-таки, – сказал свекор, думаю, вы согласитесь, мадам, что герцог Уитингсби, изображенный здесь, очень похож на вашего мужа.

Так и есть. Она улыбнулась сходству.

– И на вас тоже, отец, – сказала Чарити. – Думаю, я раньше никогда еще не видела, чтобы отец и сын были так похожи.

«И чтобы они так любили и ненавидели друг друга», – подумала она.

– Про этого терьера, – герцог указал тростью на маленькую собачку, которую держал на руках мальчик с длинными локонами, одетый в шелковое платье, – расказывают, что он спас своего маленького хозяина, когда тот упал в реку. Собака лаяла до тех пор, пока не подоспела помощь.

– Кто этот мальчик, который держит на руках собаку? – спросила Чарити, подходя поближе к картине.

– Наследник герцога, мой предок, – сообщил ей граф.

– Ах, значит, вы тоже обязаны жизнью этой маленькой собачке, – улыбнулась она герцогу.

– А вы обязаны ей своим мужем, мадам, – ответил он, надменно подняв брови.

– Да, – согласилась Чарити и покраснела. Свекор, конечно, заметил ее смущение и не правильно его истолковал. На самом деле она покраснела, потому что обманывала старого герцога, потому что, несмотря на церемонию бракосочетания, женой маркиза не была. Ей не хотелось лгать. Лучше бы маркиз приехал в Инфилд-Парк один и убедил бы его светлость в том, что он будет жить так, как считает нужным и сам выберет себе невесту в свое время.

Герцог переходил от картины к картине, и, наконец, они оказались перед самой последней.

На портрете герцог выглядел гораздо моложе. У него были очень темные волосы и здоровый цвет лица, и сходство с сыном потрясающее. Маркиз Стаунтон – гордый, юный, красивый – стоял рядом с ним. Другой молодой человек, изображенный на полотне, был, должно быть, лорд Уильям. Хотя он выглядел не только моложе того человека, которого она вчера увидела, но и вообще мало походил на него. Он был такой солнечный и беззаботный, Марианна изменилась очень мало. Серьезный ребенок был наверняка Чарлз. Никто из них не улыбался, позируя художнику, только Уильям, казалось, прячет улыбку.

– Она, вероятно, была красавицей, – сказала Чарити, имея в виду герцогиню, сидевшую рядом с герцогом и смотревшую прямо на зрителя. Ее глазам художник уделил больше внимания, чем глазам ребенка, самого герцога или его гордого старшего сына. «Художник, – подумала Чарити, – был увлечен герцогиней». Красота ее увядала, хотя художник и попытался это скрыть. Но ее печальный взгляд он оставил.

– В свое время она была признанной красавицей, – сухо сказал герцог.

Значит, поэтому он на ней и женился? Из-за ее красоты? Но любил ли он ее? Она родила ему тринадцать детей. Но это ничего не доказывало. «Она была матерью Энтони», – подумала Чарити. Женщина, которую он до сих пор так обожал, что превратился в кусок льда, когда сегодня утром она заговорила о его чувствах к матери.

– Она была старшей дочерью в семье графа, – продолжал герцог. – И с детства знала, что будет моей женой. Она исполняла свой долг до самой смерти.

Когда рожала Огасту, вздрогнула Чарити. Любил ли он ее? И любила ли она его? Она исполняла свой долг…

Я дочь дворянина, хотелось сказать Чарити. Меня воспитывали как леди. Я знаю, в чем заключается мой долг и готова выполнять его до смерти. Но разве это правда? Она вышла замуж всего два дня назад и дала множество обещаний, которых никогда не выполнит. Она надсмеялась над таинством брака ради денег. Она возмутилась, узнав сегодня истинную причину его поспешной женитьбы, но муж был совершенно прав, напомнив ей, как она вела себя при заключении соглашения. Она почувствовала угрызения совести, и ей захотелось защититься, оправдаться перед этим надменным человеком, который никогда не улыбался и, казалось, не смог пробудить чувство любви в своих детях.

– Отец, – сказала она, беря его за руку. – Вы уже давно на ногах. Я искренне благодарна вам за то, что вы привели меня в галерею и познакомили со своей семьей, семьей Энтони. А теперь разрешите мне проводить вас туда, где вы сможете отдохнуть. Скажите, куда бы вы хотели пойти.

– Мне кажется, Стаунтон даже не предложил вам приобрести одежду, более подходящую к данному случаю.

Герцог молча разглядывал ее некоторое время. Чарити отчетливо представляла себе, как выглядит в своем поношенном платье, в котором ходила на прогулку. Ей, конечно, нужно было бы переодеться к завтраку и, конечно, для посещения галереи. Но у нее такой маленький выбор. Она продолжала держать его под руку.

– Мы поженились быстро, отец, – сказала она. – Энтони очень спешил домой. Его волновало ваше здоровье. У нас просто не было времени для покупок. Но я не обижаюсь. Одежда – не самое главное в жизни.

– Напротив, – возразил герцог, – внешность имеет первостепенное значение, особенно для женщины с вашим теперешним общественным положением. Вы – маркиза Стаунтон, мадам. Конечно, он женился на вас в спешке. Интересно, знаете ли вы, почему он на вас женился? Неужели вы так наивны и верите в его любовь только потому, что он ласково смотрит на вас, целует вам ручку и прошлой ночью воспользовался своими супружескими правами? Если вы мечтаете о любви и счастливой жизни, то, без сомнения, будете очень разочарованы.

Чарити проглотила комок в горле.

– Я верю, отец, – мягко, но твердо сказала она, – что мы с Энтони сами разберемся, каким будет наш брак и сколько любви будет в нем.

– Значит, вы глупы, – ответил герцог. – В вашем браке нет понятия «мы». Есть только Стаунтон. Вы – жена, мадам, которую он приобрел на нижней ступени социальной лестницы, чтобы показать мне, насколько он презирает меня и все то, что я олицетворяю. И он намеренно афиширует передо мной и перед всем светом ваше низкое происхождение.

Вот так мне приходится зарабатывать деньги. Для Фила. Для Пенни. Для детей. Чарити сильно задели слова герцога, но она продолжала держать его под руку. Ради достижения своей цели она будет терпеть. Как хорошо, что она оказалась такой предусмотрительной л ничего не сказала о своих братьях и сестрах.

– Вы чувствуете себя оскорбленным, отец? – спросила Чарити. – Вас задел брак Энтони со мной?

Герцог помолчал.

– Да, мадам, – наконец сказал он. – Но я никогда не доставлю Стаунтону удовольствия и не покажу ему этого. Вы увидите, что у меня есть свои возможности. Обычно игру ведут не только в одни ворота. И чаще всего игра интересна только тогда, когда игроки равны в силе и умении. Да, дорогая, я очень устал. Проводите меня, пожалуйста, в мою библиотеку и велите подать мне прохладительное. Вы можете почитать мне утренние газеты, пока я буду отдыхать. Вы обещали леди Уильям зайти к ней сегодня утром? Через час я вас отпущу, но не раньше. Вчера мой сын явился домой и привез мне невестку. Нужно познакомиться с ней поближе. Совершенно не исключаю, что смогу почувствовать к ней привязанность.

Голос у него был холодный, глаза тоже. «Не нужно быть гением, – подумала Чарити, – чтобы догадаться, какую игру собирается предложить его светлость». Конечно, ей с самого начала было известно: она – всего лишь пешка в игре. Однако она и не догадывалась, насколько серьезной может быть ее роль. Теперь с каждым часом Чарити все отчетливее понимала, во что ввязалась.

По ее мнению, она заслужила все случившиеся и все грядущие неприятности.