Южная Хартия, Керси
год 20017 от ПВД, май
Керси, столица Хартии, гудела, как развороченный улей. Улицы и площади кишели людьми, разодетыми в лучшие одежды. Во всех церквях звенели колокола, сквозь распахнутые окна жилищ и увеселительных заведений доносилась музыка. Пропитанный нежными ароматами весны воздух кружил голову. Ликовали люди, и ликовала природа.
Свершилось! Сегодня враждующие стороны подписали мирный договор, и разделенная десятилетней враждой страна вновь стала единой. Король Адриан принял условия парламента, но, утратив часть власти, получил взамен высокую контрибуцию и право именоваться монархом всей Хартии.
По случаю величайшего праздника в столицу съехались все представители знати и приглашенные гости из соседних государств. В замке Рошен, родовом гнезде короля Адриана, слуги сбились с ног, пытаясь угодить многочисленным гостям. Вино лилось рекой, а столы ломились от изысканных угощений. Радостным возгласам и тостам не было конца.
И только Эйдену, молодому королю соседней Шилдании, не сиделось на месте. Он лишь год назад взошел на престол после трагической гибели отца и еще не привык к многодневным пирам, шумным гостям и многочисленным сплетням. Его свободолюбивой натуре стало душно в древних стенах Рошена. И он, прихватив с собой Ралфа — ближайшего друга и советника, отправился в замковый парк.
Еще никогда кусты и плодовые деревья не цвели так буйно. Нежно-розовые бутоны вишен и яблонь источали сладчайшие ароматы. Легкий порыв ветра — и тончайшие лепестки, как причудливые снежинки, кружились в воздухе и падали на свежескошенные газоны.
— Обожаю весну, — заявил король, доверительно опуская ладонь на плечо друга. — Пожалуй, это самое романтичное время года. Время, когда ты, как в детстве, все еще ждешь чудес.
Эйден улыбнулся и стянул с головы щегольской бархатный берет. Полуденное солнце заиграло бликами на темных с бронзовым отливом волосах короля. В глазах цвета охры загорелись лукавые искорки.
Высокий, атлетически сложенный, Эйден считался самым завидным женихом трех государств. Девушки, будь то наивные барышни или опытные куртизанки, восхищенно вздыхали ему вслед. Но король не спешил отвечать на призывные взгляды, выбирая для себя только лучшее. Чтобы забраться в его постель, мало иметь хорошенькое личико и пышные бедра. Он ценил в женщинах прежде всего интеллект и внутреннюю страстность, способную превратить любую дурнушку в настоящую жрицу любви.
— Вы слишком поэтичны, Ваше Величество, — строго заметил Ралф, но не смог сдержать ответной улыбки. Он уважал Эйдена как мудрого правителя, ценил как друга и восхищался его скрытыми талантами. — Но правы в одном: Вам пора подумать о наследнике.
— Ты опять о своем… — поморщился Эйден. Насмешливо изогнул красиво очерченную темную бровь и подмигнул спутнику. — Мне только двадцать четыре, а меня уже записывают в старики. Не рановато ли?
Ралф, хоть и был старше всего на пять лет, имел за плечами немалый жизненный опыт. И понимал, что обеспечить страну наследником — одна из важнейших обязанностей короля.
— Уже двадцать четыре, — возразил советник. — Годы летят так быстро, и им не объяснить, что тебе еще рано взрослеть. Детство кончилось, вместе с чудесами. Теперь на ваших плечах лежит груз ответственности…
— Довольно!.. — перебил его Эйден и добавил уже мягче: — Прошу, дай мне несколько часов, короткую передышку. Побыть мудрым и величавым я еще успею, а вот юность не верну никогда.
Ралф ссутулился и поправил пустующий рукав камзола — так советник делал всегда, когда нервничал или решал, что ответить. Словно полученная три года назад травма напоминала о себе в самые неподходящие моменты.
Впрочем, ни физическое увечье, ни простоватое толстощекое лицо не помешали ему занять высокий пост при дворе. Достойное образование вкупе с природной проницательностью позволили Ралфу стать правой рукой короля.
— Простите, Ваше Величество, — он остановился и согнулся в поклоне. — Но король — прежде всего глава государства, и уже потом мужчина, со своими прихотями и потребностями.
Эйден прислонился спиной к раскидистому грушевому дереву, усыпанному крупными сливочно-желтыми бутонами. Окинул понимающим взглядом долговязую фигуру друга.
— Я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь, — голос короля был силен, но мягок. — Но в данный момент мне хочется совсем другого.
— Чего же, Ваше Величество? — тихо спросил Ралф, замирая напротив.
— Того же, что и всем: взаимной любви и страсти, — неожиданно рассмеялся король. Сильный духом и полный надежд на безоблачное будущее, он не мог унывать подолгу. — И прошу, перестань именовать меня «величеством». Мы друзья детства и в неформальной обстановке можем позволить себе некоторые вольности.
Ралф покачал головой и поджал и без того тонкие губы.
— Даже у розовых кустов есть уши, — предупредил он. — Слова короля слишком много значат, чтобы их слышали те, кому они не предназначены.
— Знаешь, я бы сейчас не отказался нашептать много разных глупостей в какое-нибудь хорошенькое ушко, — пошутил Эйден. Весна действовала на него как любовный эликсир — манила и завораживала, заставляла вспомнить о самых заветных, самых сокровенных желаниях. — И хорошо бы, если это ушко прикреплялось к очаровательной головке молодой и симпатичной девушки. Стройной и юной, но не обремененной излишней нравственностью.
— Вот же я!.. — Розалинда выбежала на аллею и упала прямо в распахнутые объятия матери.
Аделина, вдовствующая баронесса Лавуан, поцеловала дочь в темную макушку, оправила платье на ее хрупкой и стройной фигурке. Коснулась спутанных волос и покачала головой:
— Деточка, благородной леди не престало носиться по саду за бабочками, — голос Аделины был тихим и мягким, как лебединый пух. — Тебе семнадцать, пора вести себя как подобает благовоспитанной даме.
Розалинда подняла взгляд на мать и взглянула в ее голубые, как незабудки глаза — такие печальные в последние годы. Смерть мужа на поле битвы словно выбила почву из-под ног этой некогда прекрасной дамы. Посеребрила ее волосы инеем, стерла с лица улыбку и прочертила скорбные морщинки на белоснежном лбу.
— Ах, матушка, но мне совсем не хочется взрослеть, — пропела Розалинда.
Вырвалась из рук матери и закружилась на месте. Пышные юбки взметнулись в воздух, обнажив изящные щиколотки в белых чулочках.
— Тебе придется, — вымученно улыбнулась мать. — Твой единственный шанс на счастливое будущее — это удачное замужество. Грех не воспользоваться шансом и не поискать себе пару среди собравшихся гостей.
— Ах, мама, сегодня такой замечательный день. И мне совсем не хочется возвращаться к тем скучным задавакам, которых ты именуешь потенциальными женихами. Все они глупы как пробки и хвастливы как деревенские петухи.
Розалинда нахмурила изящные бровки и притопнула от досады ножкой. Умоляюще взглянула на мать, но та осталась непреклонной.
— Поверь, те молодые люди, что сидят за нашим столом, не так уж плохи, — твердо заявила баронесса. — Понимаю, после двух лет, проведенных в пансионе, тебе тяжело смириться с реальностью, но выбора нет. Воротить нос сейчас не в наших интересах.
Розалинда подавила горестный вздох и поделилась с матерью сокровенным:
— Мне бы хотелось продолжить обучение. Те знания, что дал мне пансион, недостаточны для полноценного звания мага.
Прежде чем ответить, Аделина встала за спиной дочери и достала из привязанного к поясу кошелечка расческу. Баронессе не хотелось, чтобы Розалинда заметила, как горестно осунулось ее лицо. Слишком больно было рассказывать любимому чаду о тех трудностях, что постигли их семью после гибели отца.
— Почему ты молчишь, мама? — удивленно спросила Розалинда и мужественно сцепила зубы: ее волосы так сильно спутались, что никак не хотели расчесываться. Ох уж эти кудри, сколько с ними мучений.
Занятая прической дочери, Аделина незаметно утерла перчаткой слезы и приготовилась к серьезному разговору.
— Боюсь, ты не сможешь продолжить обучение, деточка, — начала она с главного. — Твой огненный дар слишком слаб, и казна не станет вкладывать в тебя средства. А платить за обучение из своего кармана нам не по силам.
— Неужели наше положение настолько бедственно? — удивилась Розалинда и тихонько ойкнула, когда мать принялась втыкать в ее голову шпильки.
В пансионе девушки носили обычные косы, и с непривычки девушке было сложно свыкнуться с современной модой, диктовавшей свои правила. Дворцовые модницы сооружали из своих волос настоящие муравейники и затейливо украшали их цветами, жемчугом и драгоценными каменьями.
— У нас возникли трудности со средствами, — на одном выдохе пробормотала Аделина. — Боюсь, не временные. Твой отец вложил все в борьбу с парламентом, он искренне верил в победу и короля. И обманулся в своих ожиданиях. Все, что у нас осталось, это поместье в Сан-Бине и дом здесь, в Керси. Все это придется продать, чтобы оплатить обучение твоего брата. А мои драгоценности достанутся тебе в приданое. Вот и все, доченька. Кончились балы, путешествия и веселье. Даже на новые наряды для выхода в свет у нас не осталось денег.
Розалинда всего день назад вернулась из пансиона, находившегося далеко за пределами военных действий, и не предполагала, чем обернулось для ее семьи подписание мирного договора. Только однажды она покидала свое убежище — чтобы проводить отца в последний путь. Но ни на похоронах отца, ни в дальнейшем — в письмах, мать никогда не распространялась о финансовых вопросах. Теперь же юной дочери погибшего барона предстояло узнать всю горькую правду.
Розалинда, позабыв о прическе, обернулась и, не мигая, уставилась на мать.
— Меня удивила бедная обстановка в нашем доме, но мне подумалось, будто вы попросту не успели обзавестись новой мебелью и посудой. Старое платье я надела по той же причине, ведь за один день ни одна модистка не возьмется сшить новое. А идти на бал в форме пансиона — совершенно нелепо… Что же стало с нашими векселями, ценными бумагами? Поверить не могу, что мы лишились всего…
Аделина тяжело вздохнула. Уложила последний локон в прическу дочери и развернула ее за плечи.
— Те вклады, что не были истрачены, обесценились. Король не победил в войне, он пошел на уступки. И вынуждает подданных сделать то же самое. Мы больше не воюем с Севером, но корона не вернет нам ни наших мужей и сыновей, ни потраченных денег.
— Почему ты сообщила мне об этом только сейчас? — пробормотала Розалинда и побледнела.
— Все искала подходящего случая, — призналась Аделина. — Не так-то легко сообщать детям, что они стали нищими. Теперь вы с братом надеетесь только на себя. Он — на карьеру военного. А ты, милая, на удачное замужество.
Вечером, едва сумерки опустились на Хартию, во внутреннем дворе замка гостей ждал еще один сюрприз. Невиданное доселе развлечение — разноцветные фейерверки, подарок королю Хартии от соседнего владыки. Привезенные из Эйшеллии ракеты, подпитанные могущественной магией жителей ледяных гор, должны были стать едва ли не лучшим украшением торжества.
Розалинда, как и другие гости, с восхищением наблюдала, как на темном небе разворачивается настоящее представление. Сотканные из разноцветных огней картины повествовали о далеких временах, когда мир еще населяли драконы, в море Блессинг водились чудовища, а в таинственном лесу Спрус нет-нет, да и встречались живые деревья.
Огненные картины сменяли друг друга, и восхищенные зрители забывали дышать.
— Прекрасное представление, не правда ли? — прозвучал приятный мужской баритон над самым ухом Розалинды. — Король Адалард не поскупился на дар соседу. Я слышал, над этим подарком трудились лучшие маги-фейерверкеры.
Розалинда обернулась на голос и улыбнулась ошеломляюще красивому молодому человеку в одеждах Шилдании. Только в этой удивительной и загадочной стране дворяне-мужчины носили бархатные, расшитые шелковыми нитями камзолы, верхние кафтаны, подбитые мехом, и узкие штаны, подчеркивающие стройность мужских ног. Береты шилданцев, украшенные перьями диковинных птиц, жители Хартии считали чересчур крикливыми.
Но Розалинда придерживалась иного мнения. Ей нравились красочные наряды представителей этой древней страны. Яркие плотно прилегающие к телу костюмы мужчин только подчеркивали их мужественность и нисколько не умаляли достоинства. А платья дам… Ах, эти изысканные шелка, украшенные мехом накидки, тонкое кружевное белье, о котором шептались мужчины и слагали баллады барды. Прелестницы Шилдании сводили с ума своей броской внешностью и откровенными, порой доходящими до неприличия туалетами. Они беззастенчиво оголяли плечи, выставляли напоказ щиколотки, носили волосы распущенными. И — о, Боже! — эти дамы не носили перчаток. Никогда, даже во время танцев.
Шилданец, что стоял сейчас перед Розалиндой, словно воплотил в себе все тайные мечты и заветные надежды. Прекрасный и вместе с тем опасный, как дикий тигр Спруса, и таинственный, как отблеск луны. Он покорил юное сердце леди Лавуан одним только взглядом.
Розалинда на секунду потеряла дар речи и приложила ладони к пылающим щекам.
— Представление, и правда, завораживающее, — согласилась она с незнакомцем. — Но Вы подошли так неожиданно, точно подкрались.
Эйден рассмеялся в ответ. Он действительно крался, выискивая в толпе понравившуюся девушку. Изнурительные многочасовые тренировки не прошли даром для молодого короля: приучив себя управлять телами животных, он и сам перенял от них многие качества. Ловкость, быстрота реакции, острый взгляд — все это удивительным образом сочеталось в одном человеке и накладывало отпечаток на его внешность.
— Вас несказанно красит румянец, — Эйден отвесил прелестнице комплимент. — Розы, и те, пожалуй, померкнут от зависти, глядя на Вас.
Он поклонился и, словно спохватившись, быстро произнес:
— Простите, я совершенно позабыл о манерах и не представился.
— В этом нет нужды, — любезным тоном произнесла баронесса Лавуан и присела в глубоком реверансе. — Кто же из придворных не знает в лицо Эйдена, короля Шилдании. Нам с дочерью безмерно льстит Ваше общество.
Поняв, кто перед ней, Розалинда хотела было последовать примеру матери и склониться перед королем, но Эйден остановил ее.
— Не стоит, не терплю подобострастия и излишнего жеманства.
Аделина бросила недоверчивый взгляд на молодого короля и понимающе кивнула.
— Всем нам иногда хочется чувствовать себя свободными от повседневной рутины, — поддержала она разговор. — Но здесь, в Хартии, нам непривычно видеть сиятельных особ, свободно, без сопровождения разгуливающих среди толпы.
— Величие короля не в его силе, и не в количестве сопровождающих, — мягко возразил Эйден, — а в умении расположить к себе подданных.
— Не сомневаюсь, что Вы преуспели в этом, Ваше Величество, — на этот раз баронесса не стала приседать, а ограничилась лишь легким наклоном головы.
Она представилась сама и представила свою юную дочь. Нарочно или случайно, но Аделина не упомянула о своем вдовстве. Как и не стала распространяться о том, чью сторону занимала их семья до подписания мирного договора — короля Хартии или парламента. Опасные и щекотливые темы могли отпугнуть высокопоставленного кавалера. А это не входило в планы баронессы.
Розалинда стояла рядом с матерью, оробев от смятения. Она опустила взгляд, боясь выдать степень своего волнения. И только с жадностью внимала каждому слову, произнесенному предметом ее обожания. Удивительно, как мало нужно юному сердцу, чтобы зажечься любовным пламенем. Эйден моментально покорил ее своей внешностью и пылкими речами. Его мягкой голос завораживал и рождал во всем теле молодой леди необъяснимое волнение.
Вдовствующая баронесса Лавуан обвела взглядом толпу, будто выискивая кого-то. Потом приподняла руку и помахала.
— Покорнейше прошу меня простить, но мне придется покинуть Вас ненадолго. Орели, леди Шарлон обещала обсудить со мной одну крайне важную новость. — Аделина испытующе покосилась на Эйдена и с тенью лукавства в голосе произнесла: — Не сочтите за дерзость, но могу ли я попросить Вас присмотреть за моей дочерью?
Не замечая никого вокруг, Розалинда и Эйден добрались до лужайки, где уже начались танцы. Вовсю играли музыканты, а собравшиеся гости усердно утаптывали свежескошенную траву, исполняя излюбленный танец жителей Хартии — аллеманду.
Эйден остановился, обвел танцующую толпу взглядом и задорно присвистнул.
— Если Вы подарите мне танец, я стану самым счастливым на свете, — заверил он спутницу и поклонился.
В ответ Розалинда присела в неглубоком реверансе.
— Почту за честь, — пропела она и, слегка склонив голову к плечу, смущенно улыбнулась.
Этот наивный и вместе с тем многообещающий жест заставил Эйдена воспарить. Он отсалютовал леди Лавуан снятым беретом и подал ей руку.
Розалинда положила ладонь поверх пальцев Эйдена и слегка сжала их, выражая одобрение. Словно разряд тока пригвоздил короля к месту, и он не сразу вспомнил о своем обещании потанцевать. Повинуясь внутреннему порыву, он поднес тонкие пальчики леди к губам и коснулся кружевной ткани перчаток.
Розалинда глубоко вдохнула и замерла. Она не сводила с короля взгляда — напряженного, гипнотического. Только шум веселой толпы танцующих вывел ее из состояния, именуемого ханжами романтическим бредом.
— Так мы идем?.. — преодолевая оцепенение, пробормотала она.
— Разумеется, — кивнул Эйден.
Продолжая удерживать руку Розалинды в своей, он повел ее вслед за другими танцующими парами. Простые шаги и размеренный ритм аллеманды позволяли паре наслаждаться обществом друг друга и перебрасываться короткими фразами.
— Я слышала, будто Вы — один из сильнейших магов животных в Шилдании? — поинтересовалась и одновременно восхитилась Розалинда. — Скажите, каково это — чувствовать себя внутри другого существа, управлять его разумом и движениями?
Множество раз Эйден слышал этот вопрос: люди, незнакомые с такого рода магией, всегда проявляли любопытство. Попадались и те, что считали шилданцев едва ли не чернокнижниками, поработителями безропотных тварей. И маги животных всеми силами старались не распространяться о своих способностях из страха остаться непонятыми.
Но на сей раз вопрос не вызвал у Эйдена раздражения. Возможно, потому, что прозвучал из уст юной и прелестной особы. Или же от того, что был произнесен с нетерпеливой дрожью в голосе, красноречиво сообщившей о том благоговении, что испытывала Розалинда перед возможностями магов животных. Ведь она впервые так близко познакомилась с шилданцем и не упустила возможности узнать побольше о его Родине, полной чудес и загадок.
Не забывая выполнять все предписанные танцем движения, Эйден принялся рассказывать о своей магии:
— Врожденный дар есть почти у каждого шилданца, но развить его не всем достает усердия. Чтобы подчинить животное, нужно, прежде всего, научиться его понимать, знать все его привычки и свойства породы. На изучение одного представителя фауны могут уйти годы кропотливого труда. Но нас напрасно считают мучителями, мы не причиняем животным вреда, они позволяют нам управлять собой по доброй воле. В любой момент по желанию подопечного маг обязан освободить чужое сознание.
Розалинда задумчиво улыбнулась и несколько секунд мочала, а после произнесла:
— Да, я знаю, ничто в этом мире не дается без труда. Но слышала, будто для усиления дара в Шилдании используют различные заговоры, артефакты и обряды. Это правда?
— Поверьте, моя дорогая, — подавив вспышку раздражения, вызванную распространенными слухами, вполне учтиво отозвался Эйден, — если бы подобные методы существовали, никто из магов животных не стал бы прибегать к иным методам. Но вместо этого мы с младенчества учимся понимать зверей и птиц. Только черную неживую силу можно упрятать в артефакт.
Розалинда задумалась над услышанным и слегка разочарованно поджала пухлые губки. Ей так хотелось отыскать способ развить собственную магию, но, увы, даже король Шилдании не мог ей в этом помочь.
Эйден заметил некоторое расстройство Розалинды и догадался о его причинах. Подслушанный разговор между ней и ее матерью дал ему много пищи для размышления. Маг со слабым даром редко достигал больших высот. Впрочем, для женщины это не так уж важно.
— Поверьте, Ваша красота вкупе с незлобивым характером дадут Вам гораздо больше, нежели самый сильный дар, — попытался утешить король юную леди. — И Вы могли бы сделать блестящую карьеру при дворе. Как здесь, в Хартии, так и в Шилдании, где внутренние качества человека ставятся превыше его способностей.
Какой бы растроганной не была Розалнда, она вспомнила, что не сообщала о своем слабом даре. И стала гадать: угадал Эйден или же прочел ее мысли.
— Скажите, а людей Вы можете подчинять своей воле? — она не преминула задать давно мучавший ее вопрос.
— Это тоже слухи и нелепые домыслы, — мрачно заметил Эйден. — Дух человека слишком силен, воздействуя на него, маг не только лишится силы, но и сойдет с ума от взаимной отдачи.
Розалинда незаметно выдохнула: меньше всего на свете ей хотелось, чтобы король Шилдании прочел ее мысли. Особенно те, сокровенные, которых она и сама побаивалась. Например, тех, что заставляли ее украдкой рассматривать широкие плечи Эйдена и его туго обтянутые штанами бедра, ловить чисто мужской терпкий аромат и наслаждаться прикосновением сильных рук. Слишком опасны подобные мысли для девушки в ее положении.
Музыка смолкла, а Эйден и Розалинда все еще стояли друг напротив друга и держались за руки. В их взглядах перемешалось смятение и дикая, неудержимая страсть.
Король понимал, что запросто сможет соблазнить леди Лавуан. Более того, он видел, что и сама она жаждет близости не меньше. Но что делать после? Отдать ее в жены другому, оставив при себе фавориткой? Это естественно для короля, но претит характеру Эйдена. Жениться на девушке, которую он знает лишь несколько часов? Не самое мудрое решение для монарха, но такое желанное для горячего сердца.
— Я проведу Вас в свои покои по черной лестнице, так, чтобы никто из посторонних не узнал нашего маленького секрета, — после короткой заминки сообщил Эйден.
Розалинда колебалась. На ее лице отразилась вся гамма чувств, выдавая внутреннюю борьбу. Разум леди упрямо твердил: беги, пока не стало слишком поздно. Но непокорное тело требовало ласк, мечтало познать всю силу и глубину страсти короля Шилдании.
— Я... — начала было Розалинда, но слова застряли в ее горле.
Еще ни один мужчина никогда не смотрел на нее так. И вряд ли когда посмотрит. Она словно купалась в обожании, возносилась на неведомые вершины доселе неизведанной любви.
Эйден повернулся спиной к танцующим, как бы отрезая Розалинду от любопытной толпы.
— Клянусь, что буду держать себя в рамках приличия, — пообещал, гипнотизируя взглядом. Он выпустил руки леди на свободу, но только для того, чтобы положить свои ладони на ее плечи. — Я никогда не принуждал женщин к близости и не стану этого делать сейчас.
Розалинда вздрогнула и на секунду прикрыла глаза. Тепло от ладоней Эйдена согрело не только ее кожу, но и саму ее душу. Леди казалось, будто она залилась румянцем от корней волос до самых пяток. Все тело напряглось в ожидании чего-то нового и несоизмеримо прекрасного.
Она боялась не короля, а себя. Тех чувств, что поселились в ее невинном теле. Эйден, как истинный тигр Шилдании, заманил ее в опасную ловушку. Но она была рада принести себя ему в жертву.
— Я пойду с Вами, — голос Розалинды был тих, но в нем прозвучала уверенность.
В голове Эйдена запели ангельские трубы. Нетерпение овладело им, и кончики пальцев заныли от желания вновь и вновь прикасаться к прекрасной леди. Доблестный правитель Шилдании готов был склонить голову по одному только приказу юной Розалинды. Дивная роза Хартии околдовала его волшебным ароматом, лишила воли прикосновением нежных лепестков.
Эйден, не веря собственному успеху, положил ладонь Розалинды на сгиб своего локтя. Сгорая от нетерпения, молодой король едва сдерживался, чтобы не помчаться бегом, наплевав на титул и положение. И только осознание того, что подобное испугает и без того дрожащую леди, удерживало его от опрометчивого поступка.
Над Хартией взошла полная луна, часы на главной башне Рошена — подарке короля Эйшеллии, отсчитали двенадцать ударов. Наступил новый день, а счастье Розалинды все не кончалось. У нее кружилась голова, сердце замирало от восторга, а на душе было светло и радостно. Жизнь казалась ей одной светлой полосой — яркой и блестящей, как песок под ногами, с легким розоватым оттенком цветущего сада.
Как два заговорщика, пересмеиваясь и обмениваясь шутками, Розалинда и Эйден вошли в замок со стороны двора. По скрипучей деревянной лестнице поднялись до второго этажа, чуть ли не на цыпочках прокрались потайными переходами до крыла, выделенного почетным гостям короля Хартии.
— Вы так хорошо ориентируетесь в замке, Ваше Величество, — произнесла Розалинда. — Без Вас я заблудилась бы среди этого нагромождения лестниц, поворотов и темных закоулков. Замок Рошен напоминает мне спелый сыр, столько в нем ходов и выходов.
Шутка леди пришлась Эйдену по вкусу.
— Если замок подобен сыру, то где-то нас должна ждать мышеловка, — добавил он и рассмеялся. — Впрочем, ради Вас я готов рискнуть.
Перед тем, как пригласить леди в апартаменты, король отослал прочь дежуривших у дверей воинов и лично отпер замок.
— Прошу, — Эйден распахнул тяжелые створки и склонился перед Розалиндой в галантном поклоне.
Покои, отведенные королю Шилдании, состояли из уютной передней, обитой голубым шелком с темно-фиолетовыми цветами, спальни и приемной, отгороженных тяжелыми дубовыми дверями. Войдя, Эйден сам зажег лампы, скинул верхний кафтан и ловким жестом набросил его на вешалку.
Розалинда замерла возле входа, обводя глазами помещение. Спальня в пансионе, которую она делила с десятью другими воспитанницами, могла бы легко уместиться в одной передней. Картины на стенах, изящная мебель и витражные стекла в окнах — все говорило о том, что эти покои предназначались только для особых гостей замка Рошен.
— Вы готовы увидеть тигра? — спросил Эйден, оценивающе глядя на гостью. От него не укрылись ни дрожь Розалинды, ни легкое замешательство в ее глазах. — Не волнуйтесь, он не набросится на Вас, пока я рядом.
— Готова, — кивнула Розалинда, не посмев сказать, что боится вовсе не тигра.
Эйден достал из внутреннего кармашка камзола ключ и отпер им дверь, преграждавшую путь в приемную. Шагнул внутрь первым и проговорил магическое заклинание, успокаивая питомца. До слуха леди Лавуан донеслось тихое рычание — скорее игривое, нежели злобное.
Розалинда бежала так быстро, словно за ней гнались все демоны ада. Ее юбки вздымались белоснежной пеной, туфельки отсчитывали многочисленные ступени лестниц. Попадавшиеся навстречу гости и слуги удивленно расступались в стороны, уступая леди дорогу.
Как выпущенный в небо фейерверк, Розалинда выскочила на парадное крыльцо, обхватила руками мраморную колонну и, прислонившись к ней пылающей щекой, разрыдалась. Слезы ручьями лились по ее щекам, заслоняя обзор.
В это время напротив остановились три авто — последние инженерные новшества Эйшеллии. Обитатели ледяных гор обладали уникальной способностью оживлять механизмы, заставлять их подчиняться собственному разуму. Во всем, что касалось техники, эйшелльцам не было равных. Подкрепленные магией движения, гигантские сооружения оживали и пугали чужеземцев своей мощью.
Давно минули времена, когда в Эйшеллии процветала некромагия. Много сражений выиграли короли ледяных пустынь, оживляя трупы поверженных врагов и их животных. Те воины были живучими и бесстрашными, но порождали в самих эйшелльцах слишком много тьмы. Мертвые тела высасывали из магов саму душу, превращая и их в злобных демонов. Усопшие мстили жестоко и хладнокровно, забирая себе жизнь тех, кто посягнул на их тела.
Сто лет назад великий король Эйшеллии, предок нынешнего короля Адаларда, запретил некромагию под страхом смертной казни. Но страсть к оживлению не прошла у его подданных. И место мертвой ткани заняли железо и сталь. Если прежде чужеземцы боялись ходячих мертвецов, оживленных магами Эйшеллии, то теперь их пугали механические куклы, гигантские призрачные поезда, стальные автомобили и летающие по воздуху железные птицы.
Скрежет тормозов заставил Розалинду на секунду забыть об Эйдене, вжаться в колонну и затаиться. Меньше всего на свете ей хотелось попасться на глаза магам движения и оживления.
Покрытый черной краской автомобиль в середине колонны моргнул желтыми фарами, как огромный железный кот глазами. Задняя дверь с изображением родового герба короля Эйшеллии — черепа с оленьими рогами, распахнулась.
Из авто вышел сам король Эйшеллии Адалард. Высокий и худощавый, с бледной кожей и длинной черной бородой. Его отороченная ржаво-рыжим лисьим мехом белая накидка смотрелась неуместно, но богато. Корона, увенчанная огромным морионом, камнем мертвого мира, на золотом обруче из острых зубцов, пугала и приковывала взгляд.
Из других авто тут же выскочили придворные и телохранители короля — худые и надменные, с непроницаемыми лицами, в меховых одеждах. Как ни странно, но они не пытались скинуть с себя верхние шубы и накидки, словно их тела настолько пропитались эйшелльскими морозами, что и сами превратились в льдины.
Королева осталась в Эйшеллии — не доверила новорожденных сыновей нянькам. Не сопровождал отца и Керт, наследник престола. Да и сам Адалард вел себя и выглядел так, будто не рад празднеству. Его хмурый и сосредоточенный взгляд, напряженная походка позволяли сделать вывод, что короля одолевают безрадостные думы, и он готов в любую секунду оставить шумный двор соседа и вернуться в свое заледеневшее государство.
Напрасно Розалинда приказывала себе отвести взгляд от эйшелльцев, прибывших на празднество с большим опозданием. Потомки великих некромагов редко покидали владения и были, пожалуй, существами не менее мифическими, чем тигры Спруса.
Опасаясь быть замеченной, леди Лавуан отбежала к самой дальней колонне и скрылась за ней. Пока эйшелльцы поднимались по ступеням и входили в замок, она отсчитывала удары собственного сердца. Поговаривали, будто жители ледяных гор и пустынь способны одним взглядом заставить живое существо превратиться в металл. Розалинда понимала, что, скорее всего, это тоже выдумки, но не могла преодолеть суеверный страх.
Когда король Эйшеллии со свитой скрылся в недрах Рошена, леди Лавуан облегченно вздохнула. Обвела взглядом поляну перед замком и, к собственному облегчению, заметила мать. Аделина стояла недалеко от главной башни и тревожно заглядывала во все окна. Она переживала за дочь и нервно теребила в руках привязанный к поясу кошель.
— Матушка!.. — выкрикнула Розалинда и побежала к ней. — Как хорошо, что ты здесь.
Аделина крепко прижала к себе дочь, а после обняла ладонями ее лицо и заглянула в глаза. Прочла в них столько, что сама едва не разразилась слезами.
— Он обидел тебя, дитя мое?.. — голос баронессы дрожал.
— Нет, матушка, — Розалинда замотала головой. — Это я чуть было не обидела себя и не польстилась на сладкие речи и пустые обещания.
Боль дочери передалась и Аделине. Баронесса почувствовала себя виноватой и немедля заявила об этом:
— Мне нужно было внять своим предчувствиям и не отпускать тебя с ним, — пробормотала она, уткнувшись в кудри дочери.
Прическа Розалинды не выдержала стремительного бега хозяйки, шпильки выпали, и непокорные темные локоны вырвались на свободу, укрыв шелковым покрывалом хрупкие плечи.
Аделина всегда славилась своим умом и дальновидностью, но сделав ставку на молодого короля Шилдании, она подставила под удар свою совсем еще юную и неопытную дочь. Баронессе хотелось немедленно узнать, какое зло причинил Эйден Розалинде. Узнать и попытаться исправить ситуацию.
— Что же стряслось, что ты так горько плачешь, деточка? — вопросила Аделина. — Он был груб с тобой? Оскорбил или унизил?
Над Хартией лениво поднимался рассвет, его еще сонные лучи осторожно лизали стены домов и крыши, точно пробуя их на вкус. На разбуженных зарей улицах громыхали тележки, о чем-то спорили и перекрикивались торговцы. Пронзительно орала раззадоренная весной кошка.
Запряженные в карету лошади сбавили ход, как только свернули в узкие извилистые улочки Керси. Двухэтажные дома в том районе столицы, где проживало семейство Лавуан, самым нелепым образом перемежались с многочисленными лавками, складами и убогими домишками ремесленников. Не самый комфортабельный и чистый район.
— Прибыли, — объявил кучер, останавливая карету.
— До свидания, мои дорогие, — попрощалась Орели, нещадно зевая. — Обязательно сообщите мне, когда получите известие от Адриана.
— Непременно, — пообещала Аделина и поцеловала подругу в подставленную щеку.
Выйдя из кареты, мать и дочь поднялись на крыльцо своего дома и позвонили в подвешенный к двери колокольчик. Им открыла Джоси — миловидная старушка-экономка, одна из немногих слуг, не покинувших семейство Лавуан в тяжелые времена.
— Ох, наконец-то вы вернулись!.. — всплеснула она сухонькими, похожими на лапки воробышка, ручками. — А я-то вся уже извелась…
— Не волнуйся, Джоси, с нами все в порядке, — тепло улыбнулась Розалинда, входя в дом.
Экономка подала дамам воду и полотенце. Сколько себя помнила Розалинда, Джоси всегда тщательно следила за чистотой и порядком в их доме. Прежде ей подчинялся целый штат прислуги, теперь же многое приходилось выполнять самой. Но экономка не жаловалась, с годами она не утратила ни энергичности, ни доброго нрава.
Джоси всегда носила тугой пучок и белоснежный кружевной передник. С годами ее русые волосы посеребрила седина, а некогда гладкая кожа стала сухой и морщинистой, как пергамент. Но ничто в изменившейся внешности Джоси не могло заставить младшую леди Лавуан изменить свое к ней отношение. Экономке Розалинда рассказывала все и всегда, как лучшей подруге, делилась с ней сокровенными мыслями — даже теми, что не решалась поведать матери.
Но только не в этот раз. О своей влюбленности в Эйдена юная леди Лавуан предпочла умолчать, бережно храня тайну в сердце — как берегут от чужих взглядов драгоценную брошь в наглухо закрытом ларце.
Уловив настрой Розалинды, а больше того удивившись ее молчанию и непривычной задумчивости, экономка не решилась приступить с расспросами. Но молодую госпожу она знала с детства и понимала, что та что-то скрывает. Этой ночью она выглядела совершенно иначе, не как обычно. Что-то неуловимо изменилось в Розалинде. Вероятно, она повзрослела. И Джоси могла бы поклясться, что всему виной мужчина.
Избегая пристального взгляда экономки, Розалинда наблюдала за матерью. Аделина стянула перчатки и так тщательно намылила ладони, точно хотела смыть с них неприятный осадок от встречи с представителями парламента.
— Матушка, что стало с твоими руками? — всерьез расстроилась Розалинда.
Она заметила, что пальцы Аделины покрыты застарелыми мозолями, а ладони стали шероховатыми и грубыми. Прежде баронесса всегда ухаживала за своими руками, и они выглядели как руки истинной леди.
— Ваша матушка нашла способ зарабатывать деньги, — ответила экономка. — Она плетет настенные панно из грубых нитей для других леди и не дозволяет мне помогать. Подумать только, на какие жертвы ей приходится идти из-за этих проклятых северян. Где это видано, чтобы благородная леди обеспечивала себя таким образом.
— О, Пресветлая!.. — Розалинда выглядела задетой за живое. Она обняла мать и доверчиво заглянула ей в глаза. — Я так радовалась возвращению в семью, что не замечала ничего вокруг. Даже это платье, только сейчас мне вспомнилось, что его же Вы надевали на похороны отца. О, матушка… Позвольте и мне помогать Вам, вдвоем мы сделаем гораздо больше и быстрее.
— Ни в коем случае, — мягко отказалась Аделина, целуя дочь в щеку. — Тебе портить руки никак нельзя. А ты, Джоси, будь осторожнее со словами, — вдовствующая баронесса повернулась к экономке и строго погрозила ей пальцем. — Если подобные замечания касательно северян услышат посторонние уши, всем нам несдобровать.
— Конечно, миледи, — Джоси склонила голову и обезоруживающе улыбнулась. — Уж если Вам пришлось смириться с гордостью, то мне придется и подавно.
Слова экономки отозвались резкой болью в сердце Розалинды. Ее не покидала мысль, что именно гордость, фамильная черта Лавуанов, помешала ей трезво оценить ситуацию. Она все больше жалела, что так поспешно сбежала от Эйдена, не дав тому объясниться. Больше всего на свете хотелось ей верить, что он не обманывал, и та дама действительно ввалилась в его спальню без приглашения.
Розалинда пошатнулась, и Аделине пришлось ее поддержать.
— Что с Вами, миледи? — ринулась к любимице Джоси. — Принести нашатырь?
— Лучше крепкий чай, — заметила Аделина. — И сахар, если он у нас еще остался.
Мать и экономка хотели усадить Розалинду за стол, но та воспротивилась.
— Не стоит беспокоиться, — заявила она. — Это всего лишь усталость. Лучше я поднимусь к себе и лягу в кровать.
— Ты уверена? — Аделина приложила левую ладонь к затылку дочери, снимая напряжение и головную боль.
Но никакие магические манипуляции не могли вернуть Розалинде душевного равновесия. Увы, но современная медицина бессильна перед муками любви.
Эйдену тоже не спалось этим утром. Сразу после бегства Розалинды он заперся в своих покоях и погрузился в безрадостные размышления. Улыбка леди Лавуан грезилась ему наяву, дурманящий аромат ее волос все еще щекотал ноздри и будоражил воображение. Казалось, она все еще стоит рядом — протяни руку и сможешь прикоснуться к ее тонким пальчикам.
Он даже не мог толком понять, чем она его пленила, слишком юная и такая наивная. И все же его сердце видело в Розалинде нечто, не поддающееся описанию. Словно душа узнала свою вторую половину и теперь стремилась к ней, невзирая на все преграды.
Эйдену обычно не нравились томные взгляды и долгие ухаживания, но ради Розалинды он готов был изменить своим предпочтениям. Раз за разом он упрекал себя в излишней торопливости и самонадеянности и жаждал повернуть непокорное время вспять. Готовился вспомнить все светские уловки и покорить юную кокетку своим обаянием и изяществом манер. И только после этого склонить ее к близости, будучи уверенным, что отказа не последует.
А как сильно он негодовал на свою забывчивость. Стоило ему запереть покои изнутри, и коварная виконтесса Чейз ни за что бы не нарушила их с Розалиндой уединения. И не помешала ему в полной мере насладиться хрупкостью дивной розы, рассмотреть каждый из ее лепестков. А после увезти в свою страну и оставить при себе.
Но прошлого не вернешь, и Эйден, прирожденный стратег и укротитель, принялся обдумывать будущее. Ему требовалось немедленно, в сей же момент заманить Розалинду в свои силки, опутать сетью из ласки и нежности так, чтобы девушка и не помышляла о побеге.
Утро, кажется, замерло, а настенные старинные часы слишком медленно отмеряли секунды. В замке Рошен стало тихо, как в усыпальнице. После прошедшего торжества такая тишина казалась особенно тягостной.
Измученные празднеством гости давно разошлись по отведенным им спальням и погрузились в беспробудный сон. И даже свите короля требовался отдых. Никто не нарушал уединения Эйдена, и только слуги, бесшумные, как мыши, продолжали наводить порядок под окнами замка.
Но вот что-то незримо изменилось. Свозь приоткрытые окна в спальню короля ворвался ледяной порыв ветра, задул свечи, словно ледяным когтем, царапнул сердце молодого короля. В свежем утреннем воздухе явственно почувствовался тяжелый дух далеких болот, а на языке появился привкус металла.
Ардо, охранявший сон мага, приподнял приплюснутую голову и зарычал, щурясь на окно ярко-желтыми глазами. Он, вероятно, тоже почувствовал себя странно. Или же перенял от хозяина долю его тревожности.
— Тебе тоже почудилось дыхание смерти, — невесело пошутил Эйден и потрепал Ардо за холку. — Что ж, будем надеяться, что оба мы ошиблись.
Тигр рыкнул нечто невразумительное и прикрыл лапой нос, словно предчувствуя бурю. Эйден поднялся и прошел к окну, выглянул на улицу: на небе ни облачка, а буйное цветение сада заглушало все остальные запахи.
Под окнами несколько девушек собирали в большие корзины разбросанный гостями мусор. Одна из них заметила в проеме окна красивого молодого мужчину и отправила ему воздушный поцелуй. Вторая, постарше, дернула ее за рукав и что-то быстро проговорила. Наверняка указала напарнице, что перед нею ни кто иной, как король Шилдании. Но можно ли упрекать служанку за проявленный интерес. Растрепанный, в небрежно накинутом на плечи бархатном халате, Эйден смотрелся до крайности соблазнительно.
Девушки ретировались из-под окон замка, а Эйден широко улыбнулся. Вдохнул полной грудью свежий весенний воздух и подставил лицо раннему солнцу. На секунду он представил, что в этот момент Розалинда тоже вот так стоит возле распахнутого окна и вспоминает о вчерашней встрече. И словно крыло ангела укрыло его плечи, а воображение унесло далеко за пределы реальности.
В таком виде и застал Эйдена Ралф, вошедший, чтобы сообщить срочную новость. Сквозь приоткрытую дверь он увидел распахнутое окно и профиль короля. Советника не удивило раннее пробуждение друга, а вот его задумчивый взгляд, устремленный вдаль, вызвал у него настороженность.
Ардо встретил раннего гостя еще возле дверей, узнал и пропустил внутрь. Жалобно мяукнул и кивнул в сторону своего мага, точно выражая недовольство. Тигру, как и советнику, совсем не нравилась некоторая рассеянность Эйдена и его отстраненность. В таком состоянии сложно управлять королевством. Еще труднее концентрироваться и контролировать сознание животных. Для мага и короля это серьезное упущение.
Не желая показаться нескромным и вызвать неудовольствие монарха, Ралф отступил назад и прикрыл за собой дверь спальни. А после трижды постучал, сообщая о своем приходе.
— Можешь войти, — разрешил Эйден. — Я заметил тебя еще с первого раза.
Ралф облегченно выдохнул и обменялся понимающим взглядом с Ардо. Эйден остался прежним, невзирая на душевные метания. Сильный маг и мудрый король одержали верх над влюбленным юношей, заставив последнего спрятаться на самом дне сознания. Ни весна, ни встреча с обворожительной розой Хартии не изменили его характер настолько, чтобы он забыл о долге перед государством и подданными.
— Доброе утро, Ваше Величество, — кашлянул Ралф и приблизился к королю. — Рад застать Вас в добром здравии.
Эйден полностью развернулся к советнику и устремил на него вопрошающий взгляд. Предчувствие беды определенно не обмануло его и на сей раз. Только сверхважные новости могли вынудить Ралфа явиться в его покои так рано и позабыть о договоре не соблюдать придворный этикет наедине. Да и хмурое выражение на лице советника было слишком хорошо знакомо Эйдену. В последний раз с таким выражением он принес наследному принцу известие о смерти отца.
— Да кто же это такой настырный, — ворчала Джоси, спускаясь по ступеням.
А меж тем дверной колокольчик все продолжал трезвонить.
— Я открою! — Коум первым подбежал к двери и распахнул ее настежь.
На пороге стоял молодой человек, представившийся посыльным короля Адриана. Он вручил вдовствующей баронессе Лавуан пакет со словами:
— Его Величество передает Вам свои наилучшие пожелания и благодарит за преданность и поддержку.
Дрожащей от нетерпения рукой Аделина приняла конверт и тут же спрятала его в складках домашнего платья. Вскрывать послание при постороннем и выставлять напоказ свои волнения и тревоги показалось ей чрезмерным.
— Сердечно благодарю Вас и прошу передать Его Величеству слова бесконечной признательности и заверения в нашей вечной преданности, — Аделина проговаривала давно заученные фразы, как скороговорку, сохраняя при этом бесстрастное выражение лица.
Посыльный браво прищелкнул каблуками, поклонился дамам и удалился.
Едва дверь за ним закрылась, как все домочадцы обратили свои взоры на Аделину. Джоси немедленно поднесла госпоже нож для вскрытия писем и нетерпеливым восклицанием подогрела общее любопытство.
Пока баронесса срывала печать и распаковывала конверт, ни ее дети, ни экономка не шелохнулись. Кажется, все перестали дышать, а Джоси и вовсе принялась бесшумно заламывать руки. Она всегда искренне переживала за семью и имела некоторую склонность к драматизму.
Но вот Аделина достала письмо, пробежалась по нему глазами и, приложив ладонь к тревожно бьющемуся сердцу, сообщила:
— Адриан своей монаршей милостью выделил для Коума место в королевской военной академии. Он также был столь щедр, что принял в качестве оплаты наш скромный особняк в Керси. В конце месяца барону Лавуану надлежит явиться в Фьюре, где ему предстоит проживать последующие пять лет обучения.
Коум громко присвистнул и, подпрыгивая от радости чуть ли не до потолка, воскликнул:
— Ура! Сбылось!
Он схватил за руки стоящую рядом с ним Джоси и закружил ее в танце. Экономка охала и не попадала в такт шагам, но не предприняла и попытки вырваться. Для нее проявление мальчишечьей радости Коума казалось настоящим счастьем.
Но Аделина сообщила пока только половину новости. Послание от короля несло счастье для ее сына и трагедию для ее дочери.
— Милая, — обратилась баронесса, беря Розалинду за руку, — в разговоре с королем я упомянула о твоей склонности к лекарству и…
Аделина на секунду замолчала, чтобы перевести дыхание.
— И он выделил мне место в академии лекарей?.. — с сомнением произнесла Розалинда.
В глазах Аделины блеснули слезы. Ах, если бы она могла повернуть время вспять, то ни за что на свете не стала бы говорить королю о сильном даре дочери. Лучше бы Адриан вообще не знал о Розалинде и не пытался с ее помощью помирить север и юг страны. Покорствуя парламенту, монарх решил одним выстрелом убить сразу двух зайцев.
— Нет, речь пойдет совсем не об этом… — Голос отказывался подчиняться Аделине, и она вновь остановилась, так и не договорив.
Второй раз за столь короткий период ей приходится сообщать дочери печальные новости, но желание матери отгородить дитя от всех несчастий на свете лишком сильно и приказывает хранить молчание.
— Я стану фрейлиной королевы?.. — продолжила гадать Розалинда. — Ходят слухи, что Ее Величество страдает ревматизмом и мой дар мог бы ей пригодиться.
— Его Величество одобрил твой брак с графом Астором Кюрелем, владельцем поместья в Глесоне и рьяным сторонником парламента, — быстро произнесла Аделина, прежде чем решимость покинула ее. — Адриан своей монаршей рукой уже подписал контракт.
Розалинда покачнулась, и матери пришлось ее поддержать. Впрочем, иной реакции Аделина и не ожидала от дочери. Выдержать столько потрясений и сохранить здоровье не смогла бы и взрослая дама, что уж говорить о девушке, только что вернувшейся из уединенного пансиона.
Розалинда, бледная, как цветок каштана, и онемевшая, на несколько минут утратила дар речи. Она ожидала любых известий, но только не подобных. К замужеству с неизвестным ей графом, да к тому же сторонником парламента, она оказалась не готова.
— У меня есть право отказаться?.. — преодолевая немоту, заставила себя вымолвить Розалинда.
Аделина слишком любила дочь, чтобы соврать ей.
— Неисполнение прямого приказа короля приравнивается к государственной измене, — голос матери стал хриплым и безжизненным. — Тебе придется подчиниться.
Внезапно первое ошеломление Розалинды сменилось бессильной яростью. Ей хотелось кричать во все горло, но не было сил. Глаза нещадно жгло, но не осталось слез. Непокорное сердце требовало немедленно бежать. Прочь, подальше от короля, его требований и мужа, незнакомого и нежеланного.
— Лучше тюрьма, чем этот брак, — собрав волю в кулак, сообщила Розалинда. — Если я не могу принадлежать любимому, то лучше останусь ничьей. Умру, но не подчинюсь.
Вместо ответа Аделина посмотрела на Коума, так радовавшегося своему зачислению в академию. И Розалинда прозрела, поняла, что счастье ее близких зависит от нее. Отказавшись выполнять приказ короля, она подставит под удар брата и мать, тех, кого искренне любит и кому желает только счастья. Ради них можно пожертвовать всем.
В это утро Розалинда проснулась задолго до рассвета. Ей казалось, что она еще слишком молода, чтобы страдать бессонницей, но тяжелые думы всю ночь не давали ей уснуть. А в тот короткий промежуток, который сложно назвать сном, ей снились такие кошмары, которые могли прийти на ум разве что неисправимому некромагу.
Розалинда села в кровати и потерла виски. Вместо привычного ощущения утренней бодрости, ее голова гудела, как колокол на главной башне замка Рошен. Во рту появился странный металлический привкус, и, к своему удивлению, она обнаружила, что искусала губу до крови.
Карманное зеркало, лежавшее на прикроватном пуфе, в момент оказалось в руке Розалинды. И явило ее взору довольно унылую картину: темные круги под глазами, слишком бледное лицо и опухшие губы. Совсем не так должна выглядеть невеста накануне свадьбы. А ведь сегодня должна явиться сестра ее будущего мужа, страшно представить, какое впечатление у нее сложится о невестке.
Розалинда поднялась с кровати и направилась к окну. Едва ли не все свободное пространство комнаты перегородили два сундука с обновками и вещами, необходимыми, по мнению Орели, новобрачной. Благодаря усердию и склонности к расточительству виконтессы, юная леди Лавуан обзавелась несколькими модными платьями из бархата и парчи, ворохом нижних юбок, корсетов, перчаток и прочих вещей, отличающих светскую леди от обычной горожанки.
На самом дне меньшего по размеру сундука лежала накидка, отороченная лисьим мехом, теплые чулки и ботинки — северная часть Хартии граничила с Эйшеллией и отличалась довольно прохладным климатом. А рядом, все еще упакованные в папирусную бумагу, покоились сорочки, пеньюары и крошечные трусики из тончайшего кружева — подарок на свадьбу от виконтессы Шарлон. Впервые увидев подобные вещи на прилавках, Розалинда покраснела до кончиков волос. Но Орели знала толк в нижнем белье и не поскупилась на покупку.
Розалинда распахнула ставни и подставила лицо потоку свежего воздуха. Откуда-то издалека доносился запах цветущих роз. Этот волшебный, едва ли не чудодейственный аромат перебивал все остальные запахи. Юной леди, как бабочке, хотелось откликнуться на этот призыв и поплыть по благоуханным волнам в тот дивный сад, куда стремилось ее сердце.
Но долг пересилил порыв чувственности. Розалинда с силой захлопнула ставни и дернула за шнур колокольчика.
Джоси явилась в комнату юной леди спустя мгновение. Она словно предчувствовала раннее пробуждение Розалинды и принесла с собой чашку ароматного чая и неиссякаемый поток воодушевления.
— Доброе утро, Ваша Милость, — приветливо произнесла она. — День обещает быть теплым и безветренным, и я искренне надеюсь, что это добрый знак. Вот бы и всю дорогу до Глесона нам сопутствовала удача.
Розалинда улыбнулась экономке и поцеловала ее в щеку. Приняла из ее рук чашку и про себя отметила, что не одна нервничала и не спала всю ночь. Как бы Джоси ни храбрилась, ей не удалось скрыть волнения. Выдавали ее тонкие прядки волос, выбившиеся из обычно тугого пучка, слегка испуганный взгляд и поджатые губы.
— Прости за беспокойство, — прощебетала Розалинда и указала экономке на дорожное платье, бережно уложенное на кресле. — Но мне самой ни за что не справиться с этим модным, но жутко неудобным одеянием.
— Конечно-конечно, — засуетилась Джоси. — Мне следует привыкать к обязанностям горничной.
Покончив с одеванием, она усадила госпожу в кресло и занялась ее прической. Больше получаса колдовала она над роскошными темными кудрями, и результат превзошел все ожидания. На голове у Розалинды будто выросла башня, с вплетенными в нее шелковыми лентами в тон платью и нитями из розового жемчуга.
— Просто загляденье, — констатировала Джоси. — Полагаю, мадам Бланш останется довольна Вашей внешностью.
Розалинда снова посмотрелась в зеркало, но за прошедшее время в ее лице мало что изменилось. Она все еще выглядела печальной и бледной.
— Джоси, будь добра, подай мне подаренную Орели шкатулку, — попросила леди. — Не хочу, чтобы сестра будущего мужа подумала, будто я больна.
Экономка припудрила лицо госпожи, нанесла на ее высокие скулы румяна, а на тонкие веки — жемчужный порошок. Красный блеск на основе пчелиного воска и корня альканны вернул пухлым губкам яркий оттенок.
— Теперь мне не удастся позавтракать, — рассмеялась Розалинда. Она вновь взглянула в зеркало и осталась довольна результатом. И, как любая девушка, уверенная в собственной неотразимости, воспаряла духом. — Но оно и к лучшему. Трястись в карете на полный желудок — не самое легкое испытание для леди. Стоит икнуть — и мадам Бланш сочтет меня деревенщиной.
Джоси, не скрывая удовлетворения результатом работы, уперла руки в бока и насмешливо проговорила:
— Не стоит заботиться о том, что она подумает. Между прочим, ее брат получил титул совсем недавно, а она, так и вовсе простолюдинка. В сравнении со славным родом Лавуан, граф Кюрель всего лишь щеголь, получивший титул не по наследству, а по прихоти парламента.
Розалинда искоса взглянула на экономку и поморщила носик.
— Но это не отменяет главного. Графский титул гораздо выше, не имеет значения, за какие заслуги он получен.
Джоси не спешила соглашаться:
— Пусть так. Но это вовсе не означает, что Вы должны принижать себя перед ними. Несите вашу хорошенькую головку с достоинством королевы, вы это заслужили.
Северная Хартия, Глесон,
год 20017 от ПВД, июнь
В поместье, что находится в западной части Глесона, юную невесту привезли ближе к ночи. В свете полной луны замок Корбу выглядел мрачно и устрашающе. Высокие цилиндрические башни упирались в темное небо, как оскаленные клыки саблезубого тигра. Резные окна с навешенными на них решетками казались пустыми глазницами полуистлевших от времени гигантов.
Возле подъемного моста сопровождавшие карету воины доложили о своем прибытии в сторожевую башню. Сигнальный огонь сообщил обитателям замка о долгожданных гостях. Скрытые от посторонних взглядов механизмы пронзительно заскрипели, и тяжелый дубовый мост перекинулся через ров, обнажив двухстворчатые окованные медью ворота.
Кучер щелкнулкнутом, и карета плавно тронулась с места. Гулкий грохот лошадиных копыт по настилу моста напоминал стук огромных градин, сыплющихся на деревянную крышу. Этот шум словно бы взорвал окутавшую замок ночную тишину.
Замирая от охватившего ее страха, Розалинда приложила руку к груди, стараясь дышать как можно глубже. Она была на грани обморока. Джоси понимающе взяла ее руку в свою и почувствовала, как у госпожи заледенели кончики пальцев.
— Все обойдется, — прошептала горничная. Но голос ее дрожал от волнения.
Замки Южной Хартии отличались красотой и величием. Корбу же выглядел так, точно его владельцы постоянно готовились к осаде. И жили, заточив себя в неприступных и мрачных, сложенных из обточенных черных глыб, стенах.
За воротами находилась металлическая решетка из четырехгранных прутьев. Прежде чем приподнять ее, стражники, несшие вахту на верхней площадке центральной башни, удостоверились, что в замок пробрался не враг. В другой момент подобные меры предосторожности повеселили бы Розалинду, но сейчас она не испытывала ничего, кроме ошеломляющего ужаса. И холода, пробирающего до костей.
Граф Кюрель ввиду слабого здоровья не вышел встречать невесту во внутренний дворик. За него это сделали управляющий и старшая служанка.
В родных чертогах Бланш почувствовала себя полновластной хозяйкой и, едва переступив порог кареты, набросилась на подопечных, распекая их почем зря. Розалинде стало жаль ни в чем не повинных людей, ведь их главная вина заключалась, пожалуй, в том, что они первыми попали под руку сестре графа.
Позабыв об обязанностях и правилах вежливости, Бланш не потрудилась представить слугам их будущую хозяйку. Но и управляющий, довольно приятный, одетый в черную ливрею с выпушкой из белоснежных кружев, и сравнительно молодая, похожая на сдобную булочку, затянутую в грубое черное платье, старшая служанка поглядывали на Розалинду с явным интересом. И, в отличие от сестры графа, не пришли в ужас от наряда и прически леди Лавуан. Скорее, смотрели на нееодобрительно-изумленно, надеясь на скорое избавление от гнета Бланш.
Представившись и вежливо осведомившись о самочувствии путешественниц, управляющий сообщил, что граф ждет невесту в главном зале.
— Могу ли я перед встречей переодеться и немного освежиться? — слегка смущаясь, попросила Розалинда. — Надеюсь, моя задержка не покажется графу бестактностью.
Вивьен, старшая служанка, рискуя навлечь на себя гнев Бланш, присела в глубоком реверансе и быстро проговорила:
— Его Сиятельство распорядился подготовить для вас комнату по соседству с его. Если вам угодно, то я немедленно провожу вас туда.
Розалинда готова была расцеловать эту смелую девушку. Разумеется, она приняла столь щедрое предложение прежде, чем Бланш успела возразить.
Изнутри замок выглядел немногим приветливее. Несмотря на богатое убранство, роскошную мебель и чистоту, он казался словно бы нежилым. Сквозняки гуляли по его коридорам, с портретных галерей мрачно и равнодушно взирали короли и королевы прошлых эпох. Многочисленные лампы, подпитанные огненной магией, давали достаточно света — такого же холодного, как ветер за стенами.
Проходя мимо высокого зеркала в резной оправе, Розалинда вздрогнула — она не узнала своего отражения. Бледная и испуганная, она совсем не походила на ту юную бунтарку, что и в бедном платье смогла обворожить короля. Леди Лавуан теперь напоминала еще одного из наверняка бесчисленных призраков замка Корбу и не имела сил, чтобы противиться этому.
Отведенная ей комната оказалась довольно милой, хоть и не очень просторной. Первое, что бросилось в глаза Розалинде — это узкая кровать, а рядом с ней, под роскошным балдахином, — деревянная бадья.
— Распорядиться, чтобы принесли теплой воды и перетащили бадью к очагу? — засуетилась Вивьен. — За то время, что вы беседуете с Его Светлостью, все будет готово.
В замке Корбу еще никогда не принимали такую хорошенькую и величавую гостью, и старшая служанка хотела показаться будущей хозяйке с лучшей стороны.
— Будьте так добры, — немедленно согласилась Розалинда.
После тяжелой и долгой дороги горячая ванна и теплая постель стали для нее самыми желанными вещами на свете. Пока же она воспользовалась специальной чашей с питьевой водой — умылась и прополоскала рот.
Вивьен умчалась исполнять распоряжение будущей графини, а Розалинда попросила Джоси почистить платье и поправить прическу. Ждать, пока принесут и распакуют сундуки с приданым, ей казалось недопустимым.
Венчание Розалинды Лавуан и Астора Кюреля состоялось ранним воскресным утром. Вопреки весне, темные тучи заволокли небо над замком и прорвались сильным и шумным ливнем, барабанившим по куполу с силой тарана.
Погода бушевала, а в церкви, занимавшей лучшие среди парадных апартаменты замка, горели восковые свечи, пахло благовониями. Торжественная и слегка мрачная обстановка полностью соответствовала настроению новобрачной.
Розалинда шла по проходу, сопровождаемая представителем парламента. В красном атласном платье с высоким воротником, фате цвета дыма и черных башмачках, украшенных алым шитьем, она больше напоминала покойницу, нежели счастливую невесту. Сравнение усиливала неестественная бледность лица и темные тени, пролегшие под ее потухшими очами.
Безусловно, косметика могла скрасить впечатление, но Розалинда не рискнула воспользоваться даже пудрой. Из всех украшений, что передала ей ее матушка, Астор придирчиво выбрал венец из темного золота, скупо украшенный жемчугом. Сейчас он плотно обхватывал голову невесты, и ей казалось, будто она чувствует на себе крепкие, но нежные ладони своей матери.
Немногочисленные гости со стороны жениха хранили благоговейное молчание, провожая невесту взглядами. Розалинда, пусть невысокая, но ладно сложенная, вызывала зависть у дам и восхищение у мужчин. Она, словно черная лебедь, плыла навстречу своему мужу среди высоких колонн, поддерживающих сводчатые арки.
Сквозь витражи окон проникало слишком мало света, но его было достаточно, чтобы статуи из мрамора, барельефы и резные карнизы поймали ярко-красные блики, и словно ожили, удивленно наблюдая за происходящим.
Возле высокого алтаря, в углублении апсиды, Розалинду ждал Астор, облаченный в слишком просторный для его болезненной фигуры камзол и белоснежную рубашку с жабо, напоминающим взбитую морскую пену. Жениха поддерживал под руку его камердинер, всеми силами старавшийся казаться незаметным.
Священник в традиционном трехцветном одеянии терпеливо ждал, обратив свой взор на причудливое переплетение арок высокого потолка. Отстраненность, свойственная всем служителям церкви, делала его похожим на еще одну скульптуру — безжизненную и равнодушную. Левый рукав его мантии, окрашенный в белый цвет, подразумевал Эйшеллию и ее причастность к неживой магии. Правый рукав, окрашенный в черный, символизировал Шилданию и магию животных. Центр мантии пересекала красная черта, олицетворяющая Хартию и магию огня и лекарства. Больше двадцати тысяч лет прошло с того момента, как богиня наделила своих излюбленных чад Великими Дарами, но священники и люди не переставали благодарить ее за столь щедрое подношение.
Розалинда добралась до конца прохода и подала жениху руку. Его пальцы, не затянутые в перчатки, были мягкими, как у младенца, невероятно холодными и цепкими.
Грянул звук органа, и Розалинда едва не подпрыгнула от неожиданности. Протяжная, навевающая меланхолию мелодия поплыла по церкви, а неожиданно громкий бас священника вторил ей с воистину исступленным благоговением. В какой-то момент голоса гостей влились в общий молебен, но губы невесты остались недвижимы.
Испросив у богини благословения, священник обратился с вопросом к жениху:
— Согласен ли ты, Астор Кюрель, взять в жены Розалинду Лавуан? Быть с ней в достатке и здравии, болезни и бедности, пока смерть не разлучит вас?
— Согласен! — громогласно объявил граф, и гулкое эхо его голоса многократно отразилось от древних стен церкви и вознеслось к сводчатому потолку.
Священник важно кивнул и переключил внимание на невесту.
— Согласна ли ты, Розалинда Лавуан, взять в мужья Астора Кюреля? Быть с ним в достатке и здравии, болезни и бедности, пока смерть не разлучит вас?
Розалинда словно бы оцепенела, ноги ее вросли в пол, а губы отказывались произносить вслух клятву, должную стать проклятием. Превозмогая желание упасть в обморок, она покусала щеку изнутри и почувствовала во рту привкус крови. Это слегка отрезвило ее и придало уму ясности.
— Да... — обреченно произнесла она и поникла, как бутон розы на холодном ветру.
Священник вновь кивнул и осенил новобрачных знаком богини. Пальцы его на память раскрыли молитвенник на нужной странице, взор же его в возвышенном жесте устремился к сокрытым сводами церкви небесным чертогам. Полный торжественности голос принялся нараспев произносить наставления.
Слова священника доносились до слуха Розалинды точно издалека, из совершенно другой реальности. Совсем не о таком бракосочетании она мечтала. Ни радостных улыбок, ни искренних пожеланий и слез счастья. Только мрачная торжественность и беспробудная тоска, что заставляет сердце покрываться инеем.
— Я соединяю вас в супружество, и пусть то, что скрепила Богиня, не разъединит человек, — закончил свою речь священник. — Теперь новобрачные могут подтвердить свою волю, обменявшись кольцами и обетами.
Розалинда выслушала речь Астора и позволила ему надеть ей на палец тяжелое серебряное кольцо с крупным обсидианом. Сама в ответ едва слышно произнесла заученные слова обета и приняла из рук представителя парламента бархатную коробочку. В ней покоилась печатка с гербом графа — хищной птицей с огромными когтями и красными глазами, сделанными из мелких агатов. Подобное изображение как нельзя больше соответствовало характеру ее мужа.
Засмотревшись, Розалинда нечаянно выпустила коробочку из рук, и тяжелое кольцо громыхнуло о каменный пол с такой силой, точно весило не меньше могильного камня. Раздались взволнованные и возмущенные возгласы гостей. И в Северной, и в Южной части Хартии подобное происшествие означало одно: заключенный брак потерпит крах, и именно жена станет виновницей разлада.