Лондонский Тауэр I

От Фикетс-Филдс к Лондонскому мосту толпами шел народ. Звон колоколов раздавался от Вестминстерского аббатства до церкви Святого Джаилза, разместившейся посреди лугов, и от церкви Святого Клемента Датского, стоявшей с наружной стороны Темплской заставы, до собора Святого Петра в пределах Тауэра.

В дворцовом парке Тауэра сидели Джейн и Анна, герцогиня Глостерская, а с ними два маленьких принца – сыновья короля: Эдуард, которому уже исполнилось пять лет, и его брат Ричард, на два года моложе его. Джейн только что вслух читала книгу Мэлори «Смерть Артура», которую недавно издал и подарил королевской семье Уильям Кэкстон, однако сейчас книга была отложена в сторону, дети играли на траве, а женщины время от времени перебрасывались отдельными фразами. Чувствовалось, что и женщины, и дети чего-то ждут.

Прошло три года с тех пор, как Анна Невилль стала женой Ричарда, у нее родился сын – еще один Эдуард, которому сейчас было два года.

Джейн знала, что Анна теперь спокойна и счастлива, но тот ужас, который ей пришлось пережить, не прошел для нее даром. Она была нервной и робкой, и пребывание во дворце вовсе не доставляло ей удовольствия. При этом она испытывала чувство отвращения к этому замку, как, впрочем, и Джейн, которая, гуляя в тени стен или отдыхая в парке и глядя на выбеленные непогодой стены Тауэра или на мощный, неприступный Битчем, не могла забыть, что это тюрьма, что за этими величественными белыми стенами люди страдают от ужасных, немыслимых мучений.

Маленький Эдуард оторвался от игр и спросил:

– Интересно, когда же приедет мой отец?

– Точно не знаем, – ответила Джейн, – но мы услышим приветственные крики и звуки труб задолго до того, как король со своей свитой достигнет Тауэра.

– Настанет день, – сказал Эдуард, – и я буду скакать во главе кавалькады, как мой отец, а люди криками будут приветствовать меня.

– Настанет день! – эхом отозвался Ричард, обожавший своего брата и повторявший все, что тот говорил, так как его учили, что старший брат станет королем Англии.

– Как ты думаешь, мой отец покорил всю Францию? – спросил Эдуард.

– Вряд ли он завоевал всю страну, – ответила Джейн. – Впрочем, подождем, что он сам нам расскажет.

– Прошло четыре месяца с тех пор, как они уехали, – заметила Анна, – а кажется, что прошли годы.

– Джейн, – спросил Эдуард-младший, – после окончания празднования мы вернемся в Вестминстер или Виндзор?

– Разве тебе не нравится этот старинный замок?

– Я люблю Виндзор, – как эхо повторил Ричард. – И еще мне нравится Бейнардский замок, там, где моя бабушка.

– Но и этот дворец прекрасен, – быстро сказала Джейн, – здесь прелестные парки. Мне показалось, что тебя привлекли настенные росписи в большом зале. Ты мне сам рассказывал историю Антиоха, изображенную там.

– Мне действительно нравятся эти росписи, – ответил Эдуард, – но это все-таки больше тюрьма, чем дворец. Если гулять вдоль Битчема, то в окнах можно заметить лица людей.

– Ты не должен бродить там один.

– А я не боюсь гулять один! – с достоинством воскликнул Эдуард. – Но мне не нравятся тюрьмы. Говорят, что когда много-много лет тому назад строился этот замок, людей живыми замуровывали в стены якобы для того, чтобы принести удачу этому месту. О, Джейн, тетя Анна, знаете, они даже замуровывали живыми детей, таких как я и Ричард, Элизабет и Сесили…

– Ты не должен слушать подобные россказни, – поспешно сказала Джейн. – Давайте лучше я вам почитаю.

Джейн начала читать, но мальчики были слишком возбуждены, чтобы сидеть и спокойно слушать. Они тут же убежали.

– Благодарение Пресвятой Деве, – промолвила Анна, – что мой маленький Эдуард никогда не будет носить корону.

– Есть такие, что жадно тянутся к ней, а вот другие отворачиваются.

– Король Генрих был из тех, кто отвернулся от нее. Джейн почувствовала, как ее охватила дрожь. Как раз за парком, в котором они сейчас сидели, находилась башня Уэйкфилд, где много лет назад был заколот кинжалом Генрих VI. Она быстро переменила тему разговора, затем, немного погодя, встала и сказала, что пора готовиться к встрече мужчин.

– А где мальчики? – спросила Анна. – Им не следует гулять здесь одним. Они могут увидеть то, что не предназначено для их глаз. Няньки должны внимательнее смотреть за ними.

Но в этот момент дети не очень интересовали Джейн. Со страхом и волнением она думала о возвращении Эдуарда. Прошло четыре месяца с тех пор, как он покинул Англию, уехав воевать во Францию; интересно, изменился ли он за эти четыре месяца, ведь еще до своего отъезда Эдуард быстро превращался из красивого молодого человека в тучного пожилого мужчину, хотя был все так же обаятелен.

Она вспомнила, как он поехал по стране, чтобы добыть денег на войну с Францией, в расчете на «добровольные приношения», как он это называл. Король посещал даже отдаленные деревушки, обхаживая их жителей и выманивая у них деньги. Было удивительно смотреть, как люди шли к нему, вначале неохотно, даже сердились, а уходили от него с улыбками. Один его вид и слова, произносимые им, стоили тех денег, которые эти люди торжественно обещали дать ему. А женщины с нетерпением ждали, когда их допустят к королю, чтобы получить его поцелуй, услышать комплименты и увидеть его улыбку. После посещения Эдуарда мужчины в трактирах еще долго вспоминали о том, что говорил король и как пожимал им руки. Страна обожала его. Он мог ввергнуть страну в войну, вызвать неудовольствие народа, но стоило Эдуарду появиться со своей улыбкой, и люди снова боготворили его.

Король отправился во Францию со своими братьями, Георгом и Ричардом, и с Гастингсом. «Интересно, – подумала Джейн, – увижу ли я кого-нибудь из них вновь?»

Когда она уже собиралась направиться в свои покои, из дворца выбежала Кейт с одной из нянек молодых принцев. Обе женщины были в смятении.

– Госпожа, – сказала няня, – я нигде не могу найти маленьких принцев. Они не успеют подготовиться к встрече с отцом.

– Я обыскала весь дворец, но их нигде нет! – воскликнула Кейт.

– Но совсем недавно они были здесь, – заметила Анна.

– Давайте вместе поищем их, – предложила Джейн. – Ручаюсь, мы очень скоро их найдем.

Они покинули дворцовый парк и отправились на поиски в разных направлениях.

Кейт, несколько располневшая в сравнении с тем, какой она была несколько лет назад, но все такая же веселая, обратилась к надзирателю, шедшему к одной из башен. Тот ответил, что видел мальчиков – они шли в сторону кухни. Если Кейт выйдет в боковые ворота, то увидит лестницу, ведущую вниз. Именно там надзиратель в последний раз видел мальчиков.

Кейт, не теряя времени, поспешила в боковые ворота, а затем вниз по лестнице. Подойдя к массивной приоткрытой двери и распахнув ее, она очутилась на пороге большой кухни с низким потолком и каменным полом. В огромнейшем очаге, который ей вряд ли когда-либо приходилось видеть, горел большущий костер из бревен, из него в широкий дымоход облако за облаком выходил дым. Над костром жарилась здоровенная туша, а у очага, наблюдая за огнем, сидел на стуле и что-то ел маленький поваренок, казалось, весь иссушенный и сморщенный от сильного жара. В другом конце помещения располагался огромный стол, весь заваленный большими пирогами, еще не приготовленным охлажденным мясом и рыбой. В кухне толпилось несколько человек: тюремщики, тюремная судомойка и младшие слуги королевского дома. Но Кейт едва взглянула на них, так как увидела, что на столе, где отодвинули пищу, чтобы освободить место, сидели, болтая ногами, два маленьких принца с горящими от возбуждения лицами. Кейт бросилась к ним.

– Милорды! Милорды! – закричала она. – Что вы здесь делаете? Ваша няня ищет вас повсюду. Вашему благородному отцу придется ждать вас.

– Посмотри вокруг, – сказал Эдуард, – разве здесь не замечательно?

Вдруг Кейт почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит, но ей пришлось поднять голову, чтобы разглядеть веселую физиономию возвышавшегося над ней огромного мужчины, голова которого была увенчана белым поварским колпаком. Когда Кейт увидела его, ее изумление сменилось огромной, беспредельной радостью.

– Белпер! – пронзительно закричала она.

Белпер бросил черпак, который он держал, на пирог с ароматным мясом с такой силой, что проломил его верхнюю корку. Он шагнул к ней, и из груди его вырвался громкий радостный возглас:

– Кейт! Черт возьми! Это ты? И такая же красивая, как только что зажаренный фазан!

Затем Кейт очутилась в могучих объятиях этого огромного человека, пахнущего дорогим вином и изысканной пищей, и на ее губах был запечатлен звонкий поцелуй.

– Слушай, Кейт, что ты здесь делаешь? – спросил он, отпустив ее.

Боже, как рада была Кейт увидеть его пухлое, красное и сияющее лицо, его глаза, искрящиеся от удовольствия!

– Моя судьба изменилась, – сказала она ему. – Я последовала за миссис Шор ко двору.

– И моя судьба изменилась, – ответил он ей. – Я здесь с тех пор, как оставил ювелира Шора. Это место меня устраивает. Я тут всех кормлю. А сам ем до тех пор, пока станет невмоготу. Что за жизнь! Другие работают для того, чтобы наполнить свой живот, а я – чтобы наполнять чужие животы так же хорошо, как свой собственный.

При малейшей шутке Белпер разражался смехом, но когда эта шутка была его собственной, он радовался вдвойне. Но на всякий случай он слегка подтолкнул Кейт, а то вдруг она не поймет его. Но Кейт в этом не нуждалась. Теперь все на кухне смеялись, а Кейт вспоминала, каким заразительным всегда было веселье Белпера.

– Садись, Кейт, – прогремел голос Белпера. – Что тебе подать? Кусок пирога или вырезку дикого кабана? У меня есть прекрасный жареный бык.

Ослабевшая от смеха Кейт покачала головой. Ее послали искать маленьких принцев, чтобы они вовремя подготовились к встрече с отцом.

– Я не могу остаться, как бы ты меня ни уговаривал. В другой раз… может быть.

– В другой раз – так в другой раз, моя милая Кейт. Приходи в любое время. Спроси меня, Белпера. Здесь тебя будут потчевать, моя дорогая, в любое время дня. Если ты почувствуешь необходимость перехватить чего-нибудь или пропустить кружку пива… приходи к Белперу. У Белпера есть то, что тебе нужно. – Он подтолкнул ее, его весело поблескивающие глаза говорили о том, что он готов разразиться новым приступом смеха.

Кейт рада была бы остаться, но оторвав взгляд от обворожительного повара, она посмотрела на двух маленьких мальчиков.

Белпер перестал смеяться:

– Слушай, после банкета сегодня ночью у нас на этой кухне будет праздник…

– После банкета? – переспросила Кейт, и глаза ее засияли.

– Сегодня ночью, – прошептал Белпер, но его шепот был слышен по всей кухне.

– Сегодня ночью, – прошептала в ответ Кейт и поспешила с принцами из кухни, чувствуя, что если она быстро не уйдет, то никогда не сможет оторваться от него.

– Мне нравится повар Белпер, – сказал Эдуард.

– Мне нравится повар Белпер, – повторил Ричард.

– О, и мне тоже он нравится, мои маленькие светлости! – пылко вставила Кейт.

* * *

Во главе стола в большом зале восседал король Эдуард. Он был горд и счастлив, глядя на ярко одетых людей, собравшихся здесь. Сквозь цветные стекла окон лился теплый, веселый свет на стол и бархатные портьеры, а изумительные росписи на стенах придавали ощущение комфорта и необычайной красоты этому древнему и величественному залу.

Для пиршества зажарили огромное количество дичи, множество быков и баранов. Эдуард велел, чтобы этот пир был более щедрым, чем любой другой, так как очень хотел, чтобы его народ понял, что дается он в честь победоносной военной операции. Пусть знают, что французское дело успешно завершено.

Эдуард нахмурился, когда его взгляд остановился на Ричарде. Ричард выглядел мрачным, он был недоволен тем, как обстояли дела во Франции, дошел даже до того, что отмежевался от сделок, заключенных между Эдуардом и хитрым старым французским королем. «Слишком уж Ричард страдает от угрызений совести, – подумал с раздражением Эдуард. – Почему надо стыдиться того, что мы избежали настоящей войны? Почему он считает позорным брать у французов выкуп?»

Лучше тратить богатство, ведя добропорядочную жизнь, чем проматывать его в бесполезных войнах. Естественно, что Людовик был готов заплатить, лишь бы английские солдаты убрались с французской земли. Ричард настойчиво доказывал, что народ Англии отдал королю свои «пожертвования» для того, чтобы вернуть утраченные территории. Нет, решительно, Ричард ведет себя иной раз просто как неразумный юнец со своими разговорами о чести. Король и его вельможи в тысячу раз богаче французских монархов, к тому же старшая дочь Эдуарда Элизабет помолвлена с французским дофином. А то, что Ричард отказался от своей доли французского выкупа, так это его глупость.

На галерее появились музыканты. Год назад он первым открыл бы танцы с королевой или с Джейн. Эдуард нежно улыбнулся той и другой. Они почти не изменились, и увидеть их вновь было одной из самых больших радостей по возвращении домой. Как очаровательна Джейн! Людовик настоял на том, чтобы король Англии познакомился с самыми привлекательными женщинами Франции, и Эдуард быстро приступил к этому делу с привычным искусством и покоряющим обаянием, но не нашел равной Джейн. Конечно, она немного располнела, но ему нравились пухленькие женщины.

Джейн ответила ему улыбкой. Она с трудом сдерживалась, чтобы не показать, что вид короля произвел на нее удручающее впечатление. Он уже больше не был тем великолепным Эдуардом, которого она знала раньше. Лицо приобрело фиолетовый оттенок, а под глазами появились тяжелые мешки. Свою лучезарную молодость он оставил во Франции. Кроме того, во Франции он подхватил лихорадку – неприятную болезнь, которая время от времени трепала его возвращающимися приступами озноба.

– Танцуйте! – крикнул Эдуард и откинулся в кресле, наблюдая за танцующими.

Королева Елизавета сидела рядом, не осмеливаясь танцевать, так как боялась, что это унизит ее достоинство. А Джейн танцевала. Боже, с каким упоением танцевала Джейн! Она все еще выглядела молоденькой девушкой, годы почти не изменили ее. Сейчас она танцевала со старшим из двух пасынков короля – Томасом, маркизом Дорсетом. Молодой Томас просто красавец, даже сторонний наблюдатель заметит, что он – сын Елизаветы. Эдуард тщетно интересовался первым мужем Елизаветы и их браком, в результате которого появились на свет Томас и его младший брат. Была ли Елизавета более пылкой со своим первым мужем, чем со вторым?

Но его внимание вновь переключилось на танцующих. Эдуард не был уверен в том, что ему нравится видеть Джейн и Дорсета вместе. Они были почти ровесники, а этот молодой человек уже завоевал себе репутацию одного из самых больших распутников при дворе. Он был также заносчив, как и его мать, и, несомненно, столь же честолюбив, но можно было с уверенностью сказать, что он не унаследовал хладнокровия Елизаветы.

А Дорсет в это время говорил Джейн:

– Какое удовольствие вновь очутиться дома! Хорошая английская еда и английские женщины – вот что мне нужно. Французы! Б-р-р! У них слишком жирная пища, а их женщины чрезмерно горячи.

– Меня это удивляет, – пожала плечами Джейн. – И не то, что вы находите причину для недовольства в первом, но то, что делаете это и во втором случае.

– Здесь вы ошибаетесь, мадам. Любовная страсть должна разжигаться тем, кто желает ее.

– Вы имеете в виду, что более приятно охотиться за диким кабаном, чем за прирученным павлином?

Он задержал на ней взгляд своих красивых глаз:

– Конечно. А как должно быть увлекательно охотиться в запретном лесу!

– Но я не сомневаюсь в том, что для пасынка короля нет ничего запретного.

– Увы, пасынок короля – это ведь не сам король!

– Конечно, нет. И я думаю, что король это помнит, хотя, может статься, его пасынок иногда забывает об этом.

Это был укор за его чрезмерную дерзость. Ей следовало и раньше дать ему понять, что он ведет себя неблагоразумно, но она была возбуждена и весела и поддалась обаянию его красоты. В эти последние месяцы жизнь была такой скучной, а Джейн больше всего на свете любила веселье. И вот теперь король вернулся домой, но это был совсем не тот человек, который оставил Англию четыре месяца назад. Она с нетерпением ждала пылкой встречи и была глубоко поражена, когда поняла, что уже больше не сможет испытывать страсть к королю. Вот почему ее слегка взволновали дерзкие взгляды этого привлекательного молодого человека. Джейн попыталась переменить тему разговора:

– Что вы думаете, милорд маркиз, о французском деле? Дорсет улыбнулся. Он действительно считал его вполне успешным. Маркиз был одним из тех, кто разбогател в результате этой авантюры.

– Люди хотят славы, – сказал он. – Они хотят слышать такие названия, как Креси и Ажинкур. Сейчас они озадачены, но не беспокойтесь, Эдуард усмирит их. Ему стоит только улыбнуться, чтобы выудить деньги из их карманов.

– Народ, несомненно, будет рад, что мужчины вернулись домой целы и невредимы.

– Вот именно, и даже не вспомнит о деньгах, которые отдал королю. Эдуард может смягчать сердца людей с такой же легкостью, с какой он добивается расположения у женщин.

– Война во Франции изменила его. Он выглядит на десять лет старше, чем на самом деле.

– Слишком уж вольготной была жизнь в Париже. Ну и к тому же лихорадка. Она изнуряет и более молодых людей.

Танец окончился, и начался другой. К своему огорчению, Джейн обнаружила, что не в состоянии отказать Гастингсу, пригласившему ее на следующий танец.

Лицо Гастингса было измученным, глубоко запавшие глаза смотрели печально. Он по-прежнему наблюдал за Джейн с потаенным желанием; теперь ее удивляло, почему она всегда боялась его. Она убеждала себя, что по-прежнему ненавидит его, но при этом обнаружила, что ее страх был отчасти притворным, потому что ей действительно была лестна преданность этого человека. Она нуждалась в веселье. Ей было просто необходимо блеснуть своим умом в разговоре с Дорсетом и помучить Гастингса, возможно оттого, что король вернулся домой совсем не тем ее возлюбленным, каким уезжал во Францию.

Она увидела, что Гастингс рассержен, – и явно потому, что наблюдал, как она танцевала с Дорсетом.

– Джейн, это самый счастливый момент в моей жизни за долгие четыре месяца, – сказал он.

– Разве вам не понравилось во Франции?

– Ты знаешь, мне не может нравиться, когда нас двоих разъединяет водное пространство.

– Ручаюсь, у вас там было предостаточно развлечений.

– Я постоянно думал о тебе.

– Хватит об этом, мне это не доставляет удовольствия.

– Может быть, тебе больше нравится слышать подобные слова от Дорсета?

Она вспыхнула:

– Вы дерзки, милорд.

– Просто я хотел бы предупредить тебя, что Дорсет – самый большой распутник при дворе.

Теперь рассердилась Джейн. Она сглупила, позволив ему заметить, что увлеклась Дорсетом.

– С каких это пор, сэр, – сказала она, – вы сложили с себя этот титул и передали его другому?

– С тех пор, как я полюбил тебя так, что ничто другое не радует меня.

Джейн улыбнулась.

– Не обманывайте себя. Это возраст, а не верность безжалостно заставляет вас уступить дорогу Дорсету.

Гастингс ужасно рассердился:

– Настанет день, и ты будешь жалеть об этом.

– Итак, вы продолжаете устраивать заговоры против меня?

– Я это делаю для твоего же блага.

– Ну, это было очевидно с самого начала, с того момента, когда вы замыслили мое похищение.

– Ты, наверное, никогда не забудешь этого безрассудного поступка?

– Никогда! И если мне представится случай отплатить вам, ручаюсь, я это сделаю.

– Ты, такая добрая к другим, столь жестока ко мне? Почему?

– Потому что я ненавижу вас. Потому что я всегда ненавидела вас.

– Утешительно узнать, что я тебе, по крайней мере, не безразличен. Наступит день, когда ты придешь ко мне, и в этот день ты станешь мудрой женщиной.

– Возможно, вы и не самый большой распутник при дворе, но наверняка вы самый большой фат.

– Я должен гордиться, Джейн, потому что я тот человек, которого ты однажды полюбишь. Король стареет, и ты не сможешь долго любить его.

– Как вы смеете!

– Ты выдала себя, Джейн. Научишься ли ты когда-нибудь быть благоразумной? Дорсет не может предложить тебе ничего, кроме красивой внешности… и страданий. Я старше, но я могу любить тебя глубоко и нежно. Джейн, не забывай меня.

– Я никогда не забуду вас… никогда не забуду мою ненависть к вам.

– Тебе не следовало так долго танцевать с Дорсетом. Король не спускал с тебя глаз.

– А я вижу, что он не спускает глаз с меня и Гастингса, – сделала она ответный выпад. – Я поняла ваш намек и постараюсь не танцевать с вами слишком долго.

Она села рядом с Эдуардом, и они вместе долго наблюдали за танцующими.

– Я видел, ты танцевала с Дорсетом. Будь осторожна, Джейн. – Он потрепал ее по руке. – У этого молодого человека репутация такая же порочная, как…

– Как ваша собственная, – засмеялась Джейн. – Нет, милорд, при дворе нет никого, кто бы сравнился в этом с королем.

Он рассмеялся, однако быстро вновь стал серьезным.

– Но, Джейн, мой пасынок – красивый малый.

– Вместе с лихорадкой вы привезли с собой из Франции ревность. При дворе никто не может сравниться с вами. Спросите любого, и вам ответят, что это так.

– Всегда найдутся люди, готовые говорить королю то, что он желает услышать.

– Когда я буду проходить мимо этого юноши, то буду отводить в сторону глаза, если это угодно Вашей светлости.

– Это не только нам угодно, – сказал он серьезно, – это наш приказ.

* * *

Два маленьких принца играли в апартаментах Джейн. Они часто приходили сюда, и Джейн поощряла их к этому; ей очень хотелось иметь своих собственных детей, а поскольку у нее их не было, то казалось вполне естественным, что она уделяет так много внимания сыновьям Эдуарда. Принцы чувствовали себя очень одиноко. Королева любила их, но у нее почти не оставалось на них времени. Елизавета Вудвилль прежде всего была королевой, а потом уж матерью. Поэтому дети и тянулись к Джейн.

Игра была в разгаре. Они кричали ей: – Давай, Джейн! Ты же знаешь, что ты теперь не тюремщик. Ты – король Франции. Все, что от тебя требуется, – это сидеть со злым видом на своем троне. Ой, Ричард, посмотри, какой злой выглядит Джейн!

Ричард упал на пол от смеха, видя, как Джейн изображает французского короля.

Сидя в кресле с хитрым и коварным видом в роли короля Франции, Джейн предавалась тягостным раздумьям. Она уже больше не любит отца этих детей. Странно, что она первой устала от этой любви.

Конечно, Эдуард не должен об этом узнать. Теперь он выглядит таким постаревшим. Вот и сейчас он находится в своих покоях – они жили в Виндзоре – и сосредоточенно изучает таблицы и плавильные тигли, так как одержим мыслью превратить неблагородный металл в золото. А Джейн, хотя ей уже исполнилось двадцать шесть лет, по-прежнему молода.

Ей нечего жаловаться, ее жизнь складывалась хорошо. Теперь она была богата. Эдуард подарил ей небольшой, но очаровательный дом с прекрасным садом, спускавшимся к реке, – восхитительное место, достаточно роскошное для развлечений короля. Но ее друзья говорили ей, что она сглупила. Она могла бы быть самой богатой женщиной в стране, так как Эдуард давал ей все, что бы она ни попросила. По иронии судьбы, теперь, когда она перестала любить его, он любил ее еще больше.

– Договор подписан, – сказал принц Эдуард. – Мы возвращаемся в Англию.

– Давайте играть в узников, – сказал Ричард. – Мне это больше нравится, чем французские договоры. Война во Франции была так давно.

– Не так уж давно. Всего два года прошло, – заметил Эдуард.

– Вот-вот, два года, а узники есть всегда.

– Ричард, ты будешь узником, – сказал Эдуард. – А ты, Джейн, будешь окликать нас, когда мы будем проходить через Ворота предателей.

– Пресвятая Дева! – воскликнула Джейн. – Неужели вы не можете придумать более веселую игру?

– Приготовься, – упорствовал Ричард.

– Хорошо. Давайте. Именем короля!..

Ее мысли вновь вернулись к королю. Прошло уже два года с тех пор, как он вернулся из Франции, и с каждой неделей он все меньше походил на человека, которого она любила. Он стал очень толстым и больным, вспыльчивость все чаще давала о себе знать, – правда, король еще сохранял свое неповторимое очарование, но перемены в нем были трагичными.

Она потеряла Эдуарда, и не из-за другой женщины, чего она всегда страшилась, а из-за болезней и возраста. Эдуард стал старым, а Джейн по-прежнему оставалась молодой.

Все вокруг нее изменилось. Кейт оставила ее, она вышла замуж за повара Белпера и жила с ним в выделенном ему помещении в Лондонском Тауэре. Анна Глостерская покинула юг и жила с Ричардом в своем старом доме, в замке Миддлхэм.

Мальчики смотрели на нее в ожидании.

– Именем короля! Пароль?!

– Это опасный мошенник! – воскликнул Эдуард. – Ему место в камере пыток.

Им обоим понравилось, как Джейн содрогнулась; у нее это получилось очень естественно.

– Предъявите ордер на заключение этого человека в тюрьму, – сурово сказала Джейн.

– Вот он. А вы подтвердите поступление заключенного.

– Осторожней спускайтесь по ступеням, – предупредила Джейн. – Они очень скользкие, многие заключенные падают и ломают себе кости.

– Ха! Не беспокойтесь, – отозвался Эдуард, – кости ему все равно очень быстро сломают на дыбе.

– Не говори так! – всерьез возмутилась Джейн.

– Вот еще, – прищурился Эдуард, а Ричард завизжал от восторга. – Слишком уж ты щепетильна!

– Вы можете пытать меня до смерти, но вы не выведаете у меня моих секретов! – с гордостью воскликнул Ричард.

В этот момент в дверь постучали, и, получив позволение войти, в комнате появился Томас Грей, маркиз Дорсет.

– Томас! – закричал от радости Эдуард, а Ричард подбежал к своему брату по матери и начал взбираться по его ноге.

Дорсет улыбался Джейн через головы детей.

– Ну и бандиты! – воскликнул Дорсет. – Эти грубые манеры, скажу я вам, не подобают будущему королю Англии и Его светлости герцогу Йорку.

– Вы должны простить их, милорд, – сказала Джейн. – Они совсем недавно изображали пару уличных мальчишек, поэтому им надо время, чтобы вспомнить о своем чине.

Джейн увидела, с каким обожанием смотрели мальчики на своего красавца-брата, а она сама всегда смущалась в присутствии этого человека. Он так живо напоминал ей давние-давние дни, проведенные на Ломбардной улице, когда ухаживания ее возлюбленного будили в ней те же ощущения…

Но ухаживания Дорсета были скрытыми. Она знала, что он честолюбив и не мог забыть, что она – любовница короля; он также помнил о внезапных приступах неистовой ярости у Эдуарда, и ему вовсе не хотелось быть их причиной. Всегда казалось, будто он ждет знака от Джейн. А она его не подавала. По крайней мере; до сих пор не подавала. И сейчас он пришел в ее покои, чтобы увидеть ее, а не принцев.

Остановившись посреди комнаты, он рассматривал Джейн с выжидающей улыбкой, смысл которой, за исключением того что в ней была изрядная доля желания, она до конца не понимала. Джейн догадывалась о его намерениях, ведь репутация маркиза была известна всем, и ей ли было не знать об этом. Он был не из тех мужчин, которых благоразумная женщина выбрала бы себе в возлюбленные, но разве Джейн когда-нибудь отличалась благоразумием? Его привлекательность была особого свойства: он приводил в восхищение и в то же время отталкивал, он волновал безумно, а Джейн жаждала волнений. Но в тот момент она сказала ему:

– Я только сейчас заметила, что уже поздно. Мне пора спать.

Он сардонически улыбнулся.

– Разве это не странно, – сказал он с притворной грустью, – что когда приходит Дорсет, Джейн Шор должна уходить? Интересно, почему так получается?

– Меня ждет король.

– Король заперся наедине с моей бабушкой, – сказал Дорсет. – Они советуются со звездами. Король не заметит вашего отсутствия. Зато сыновья короля и его пасынок будут очень скучать, если вы уйдете.

– Ты останешься, Джейн! – повелительным тоном сказал Эдуард. Готовясь стать королем, он часто проявлял властность.

Ричард поддержал своего брата:

– Ты должна остаться, Джейн, мы еще сыграем мою казнь. Ты будешь моей мамой, наблюдающей за казнью из толпы. Томас, Джейн так красиво плачет…

– Плачет или смеется, ручаюсь, что и то и другое она делает красиво. – Дорсет взял Джейн за руку, а когда она ее отдернула, он схватил руку Ричарда. – Мне не нравится эта игра в казнь! Я знаю игру получше. Представим, что мы на придворном пиршестве, за столом все старые и немощные клюют носом, они слишком много съели и выпили. На галерее появились музыканты, и все юные и прекрасные поднялись, чтобы танцевать. Вы, братья, юные, а Джейн – прекрасна. Начинаем!

Подхватив Джейн, он начал напевать. Дети минуту-другую стояли и, затаив дыхание, наблюдали за ними, а затем пустились танцевать.

– Не бойтесь, – сказал Дорсет.

– Бояться? А почему я должна бояться?

– Мне кажется, что вы боитесь коварного маркиза.

– Значит, вы коварны?

– Так же коварен, как вы прекрасны. Я должен предупредить вас, Джейн, что если я чего-нибудь очень сильно захочу, то обычно добиваюсь этого.

– Что сказал Томас? – спросил Эдуард.

– Ничего особенного, – ответила Джейн, – просто он пересказывает пустые придворные сплетни.

* * *

До переговоров с французским послом у короля осталось полчаса свободного времени, и он направился в апартаменты Джейн. Он был очень встревожен, и, как обычно, причиной тревоги был его брат Георг. Эдуард только что побывал у королевы, которая настаивала на том, чтобы Георг был заточен в тюрьму. Несомненно, она права, но Георг был членом семьи Эдуарда и поэтому король не торопился принимать такое решение. От заключения в тюрьму до смерти один короткий шаг. Эдуард не желал подвергать себя подобному искушению.

Усталость покинула короля, едва он увидел Джейн. На его лице появилась улыбка, ему всегда было приятно смотреть на Джейн и слушать ее. Благословен тот день, когда он пришел в дом ювелира. Он никогда не жалел об этом.

Джейн подошла к кушетке и прилегла рядом с ним.

– Что, опять Георг?

– Да, всегда Георг.

Джейн кивнула головой. Она знала, что после смерти своей жены Георг пытается вступить в выгодный брак, и выбор его пал на Марию Бургундскую. Она знала также, что Георгу ни в коем случае нельзя позволить заполучить Бургундию, ибо первое, что он сделает, это поведет армию против Англии, чтобы завоевать для себя трон. Эдуард отказался дать разрешение на этот брак и по просьбе королевы пытался убедить Марию выйти замуж за лорда Риверса, брата королевы. Конечно, это абсурд, Риверс никогда не считался подходящей партией, но Эдуард под влиянием королевы все же уступил. А Георг рассвирепел оттого, что им пренебрегли, в то время как брату королевы, с его низким происхождением, пообещали то, чего он сам так добивался. Теперь Георг собирался причинить новую неприятность.

– У меня не будет покоя, пока он жив, – медленно проговорил Эдуард.

Джейн посмотрела на него с тревогой.

– Надеюсь, ты не замышляешь…

– Разве он не заслуживает того, что я мог бы замыслить? Неужели ты не понимаешь, что будь у него возможность, он бы давно разделался со мной?

– Да… я думаю, что он сделал бы это. – Джейн положила ладонь на его руку. – Но, Эдуард, умоляю тебя, не делай ничего такого, о чем бы ты сожалел всю свою жизнь.

– Сожалел! – Эдуард раздраженно махнул рукой. – Почему это я должен сожалеть… о том, что я мог бы сделать?

Джейн с беспокойством наблюдала за ним. Гнев превращал его в старика, вены на его висках выступили, как стянутая узлом веревка. Она почувствовала к нему огромную нежность.

– Ты обещал своему отцу заботиться о Георге. Это твой священный долг, о котором ты никогда не забудешь. Что бы он ни делал – а я не отрицаю, что от него можно ждать самого худшего, – ты должен прощать ему, потому что он твой брат и ты обещал отцу заботиться о нем.

– Да, – в задумчивости промолвил он, – я обещал. Но как я устал от этого скверного занятия! Молю Бога, чтобы Георг подхватил оспу и умер. Сядь мне на колени. Мне нравится касаться твоих волос. Они всегда выглядят так, будто их обсыпали золотым порошком.

Она села к нему на колени, и его толстые, украшенные сверкающими каменьями пальцы нежно гладили ее волосы.

– Ты, несомненно, слышала, – продолжал он, – что Георг приказал повесить двух своих слуг в Уорике. Он сфабриковал против них обвинение в том, что они отравили его жену и ребенка. Я не могу позволить, чтобы он подобным образом посягал на мою власть. Он слишком много берет на себя.

– Боюсь, что пьянство повреждает его рассудок.

– Пьянство и его нелепое самомнение уничтожат его, если он пойдет и дальше по этому пути. Будь это не он, а кто-нибудь другой, он уже давно оказался бы на плахе. Ведь Георг обращает свои пьяные, налитые кровью глаза к трону, Джейн. Я должен без промедления предпринять против него какие-то действия. И к тому же королева… – Он остановился и устало улыбнулся: – Ведь ничто не доставит ей такого удовольствия, как зрелище его отрубленной головы на Лондонском мосту.

Теперь Джейн поняла. Королева побуждала его избавиться от Георга. При этом Елизавету не интересовало, каким образом, лишь бы это было сделано. Королева докучала Эдуарду. Он хотел бы устранить своего брата, но будучи суеверен, не мог забыть обещания, данного умирающему отцу. Поэтому он пришел к Джейн, добросердечной, сентиментальной, непритязательной Джейн. Она способна просить за своего злейшего врага, потому что она такая мягкосердечная маленькая глупышка. Можно было не сомневаться в том, что Джейн станет просить Эдуарда не убивать брата. Именно этого и хотел Эдуард. Угождать своим женщинам вошло у него в привычку. Тогда она сказала:

– Попытайся убедить его, Эдуард. Попытайся заставить его понять, что ты не желаешь ему зла.

– Ты говоришь глупости, Джейн. Пока я буду убеждать его, он всадит мне в горло кинжал.

– И тем не менее, если с ним что-нибудь случится по твоему приказу, мысль об этом будет преследовать тебя всю жизнь.

Он вздохнул.

– Ты хорошо знаешь меня, Джейн. Но в деле с моим братом герцогом Кларенсским обнаружился новый поворот. Его слуга, некий Томас Бердетт, замешан в преступлении, по которому предъявлено обвинение ему и двум другим лицам.

– В каком преступлении?

– Эти люди замышляли предать смерти меня и моих сыновей посредством колдовства.

– И один из них… слуга Георга?

– Именно, – сказал Эдуард, и лицо его стало багровым. – Он, несомненно, и организовал все дело. Негодяй говорил, что я скоро умру и мои сыновья тоже. Уверен, что без Георга здесь не обошлось. А ты просишь простить его! Ну и глупа же ты, Джейн, скажу я тебе.

– И что будет с его слугой?

– Он уже признан виновным и повешен. И даже после этого Георг не успокоился. Как только я отправился в Виндзор, он во весь опор поскакал в Вестминстер и там, в зале заседаний, перед советниками зачитал заявление о том, что Томас Бердетт невиновен. Заметь, речь идет о человеке, который был предан смерти по моему приказу. Королева права. Покоя не будет до тех пор, пока голова Георга не покатится на солому на Тауэр-Лейн. А ты, Джейн, хочешь, чтобы я был снисходительным! У тебя всегда была привычка приходить ко мне и просить то прощения для одного, то милосердия для другого.

Джейн поднялась и, подойдя к королю, обняла его. Он сделал вид, что не обратил внимания на ее ласку, но она явно пришлась ему по душе.

– Милосердие порождает друзей, а не врагов, – сказала она.

– А мягкость ведет к беде. – Он притянул ее к себе. – Ты очень красива, Джейн, и я боюсь, что слишком уж уступаю тебе.

Она уткнулась лицом в его украшенный драгоценными камнями камзол. Ей не хотелось, чтобы он увидел жалость в ее глазах. Она слишком хорошо понимала его. Он не хотел неприятностей. Он хотел всего лишь предаваться любви к роскоши, хотел видеть, как наполняются его сундуки, получать удовольствие от любовниц; он хотел богатства и мира, которыми мог бы наслаждаться. Он достаточно боролся в своей молодости. И Джейн больше, чем когда бы то ни было, желала теперь, чтобы к ней вернулась та неистовая любовь, которую она некогда питала к нему.

Он поцеловал ее, прежде чем уйти – в приемном зале его уже ждал французский посол. Отношения с Францией были дружественными. Для поддержания мира Людовик регулярно платил дань, но сегодня у французского посла были плохие новости. Он слышал, что герцог Кларенсский участвовал в заговоре и собрал на континенте армию, которую он мог бы направить против своего брата.

Эдуард не доверял французам, а побуждения хитрого Людовика были так запутаны, что их трудно было разгадать. Король поблагодарил посла и решил направить новых соглядатаев в дом брата в замке Уориков. Вскоре от них пришла весть. Почти невероятная, но в конце концов, все, что делал Георг, было невероятным. В темнице под замком Уориков Георг держит юношу, возможно своего внебрачного сына или даже внебрачного сына Эдуарда, который как две капли воды похож на сына самого Георга. Этого юношу учат вести себя и говорить так, как это делает сын Георга, для того чтобы послать его потом на континент, где он должен будет возглавить армию против Англии. Этот сумасшедший план, несомненно, был задуман в пьяном бреду. Он противоречил здравому смыслу, но был вполне в духе Георга. И в нем таилась опасность.

Эдуард приказал Георгу немедленно прибыть в Вестминстер, и когда оба брата очутились лицом к лицу, Эдуард обвинил Георга в предательстве.

В результате этой беседы Георг оказался в Лондонском Тауэре.

* * *

Ричард, маленький герцог Йорк, чувствовал себя смущенным: хотя ему исполнилось всего пять лет, это был день его свадьбы.

По этому поводу было много волнений. Его наставляли, как он должен себя вести, а вчера его мама очень долго беседовала с ним. Он немного побаивался ее.

– Ты должен помнить, что ты сын короля, – повторяла она. – И в особенности ты не должен забывать об этом, когда завтра будешь жениться на Анне.

– Хорошо, дорогая мама, – отвечал Ричард.

Пока она разговаривала с ним, он стоял перед ней на коленях, ибо несмотря на то что это была его мать, он никогда не должен был забывать, что она королева.

– Завтра все взоры будут обращены на тебя, Ричард. Ты должен помнить об этом, когда пойдешь в церковь Святого Стефана. Ты не должен забывать о том, что Анна – твоя невеста.

Он немного побаивался Анны, которая была старше его на два года и казалась очень взрослой. Он считал, что очень хорошо жениться, когда тебе семь, но когда тебе только пять – это совсем другое дело.

Его брат Эдуард остался достаточно равнодушен к этому событию.

– Почему я должен жениться раньше тебя? – спросил Ричард.

– Это естественно. Я женюсь на принцессе, ведь я буду королем. А ты – просто мой брат. Моя свадьба будет грандиозным событием.

– Как бы мне хотелось, чтобы мне было семь лет! – вздохнул Ричард, так как был уверен, что будь ему семь лет, он ни капельки не возражал бы против женитьбы.

Но вдруг мать сказала ему такое, что сильно поразило его. Она попросила его встать с колен и, положив руку на плечо сына, серьезно посмотрела ему в глаза.

– Ричард, ты никогда не должен забывать, что однажды ты можешь стать королем Англии.

Он с удивлением посмотрел на нее.

– В этом нет ничего невероятного, сын мой. Твой брат Эдуард старше тебя, но если с ним что-нибудь случится, то тогда бремя королевской власти падет на твою голову.

Она поцеловала сына и позволила ему уйти, но попросила не забывать того, что она говорила ему о важности завтрашнего дня.

Если что-нибудь случится с Эдуардом! Эти слова вызвали у него дрожь. В мире было очень много такого, чего он не понимал. Еще совсем недавно он ничего не знал о браке, супружестве, и вот теперь он собирается жениться. Его отец – его огромный отец, который так раскатисто смеялся и у которого было такое багровое лицо, какого Ричард ни у кого больше не видел, по-дружески толкнул его в бок и посмеялся над ним: «Итак, у тебя будет жена? Давай-ка я расскажу тебе один секрет. Ты всегда бери над ней верх». Отец при этих словах громко рассмеялся, Ричард рассмеялся тоже, хотя он и не понимал, что имел в виду его отец, но предполагал, что это что-то очень смешное.

Он повторил то, что ему предстояло делать, так как очень скоро придет няня, чтобы нарядить его. Парадные одежды уже готовы. Он посмотрел на них, потрогал мягкий красный бархат и пробежал пальцами по вышитой золотом ткани. Няня говорила ему, что это будет очень важный день в его жизни и что в этот день он будет самой важной персоной.

– Вы не должны забывать, что вы герцог Йорк, сын короля.

Как часто ему напоминали об этом! Он не должен забывать… Он не должен забывать… Он уже не просто маленький мальчик, он – герцог Йорк, сын короля.

Вдруг его лицо сморщилось. Им-то хорошо говорить, что ему не о чем беспокоиться и что он просто должен идти рядом с Анной и повторять слова, которые скажет ему священник. А если в женитьбе есть что-нибудь такое, о чем они ему не сказали! В жизни так много всяких неожиданностей, и многому еще предстоит научиться. Он побежал к двери и, не останавливаясь, бросился в покои Джейн. Джейн сидела на стуле возле зеркала, и рядом с ней стояли две женщины. Одна расчесывала ее великолепные волосы, а другая поправляла что-то в ее платье. Джейн не оглянулась, когда он вошел, но одна из женщин воскликнула:

– Да ведь это маленький жених пожаловал к нам! Джейн быстро обернулась.

– Ричард! – с радостью молвила она.

Мальчик подбежал к ней, взобрался на колени, его широко раскрытые испуганные глаза изучающе смотрели на нее. Она не задавала вопросов. Она, казалось, как всегда, понимала, что именно тревожило его. Джейн обняла его и прижала к себе, будто он был просто маленький мальчик – обыкновенный маленький мальчик. Этот ее жест был лишен благородства, но ему было все равно. Он хотел вести себя неблагородно, хотел забыть то, что его постоянно заставляли помнить.

– Ну, что ты, Ричард, – сказала вдруг Джейн, – ведь сегодня большой праздник. Я слышала, что церковь украшена просто великолепно – и все это ради тебя. На стенах висят красивые ковры. Ты будешь идти под балдахином золотого цвета. О, потом будет что вспомнить!

– Джейн, – сказал он шепотом, который только она могла услышать, – я не хочу жениться.

– Но ты должен, – прошептала она в ответ. – Тебе это понравится. Анна восхитительна. И ей понравится выходить замуж.

– Но ей уже почти семь, а это совсем другое дело. Вот Эдуарду тоже семь.

– И тебе скоро будет семь.

– Ну да, конечно, – сказал он обрадованно. – Ну так я женюсь. – Он спрятал свою голову на мягкой груди Джейн. – Джейн, а что это значит? Что я должен буду делать?

– Ты пойдешь к алтарю, и Анна будет там, и ты скажешь то, что они велят тебе сказать. А после будет замечательный праздник во дворце, и все будут пить за твое здоровье, твое и Анны, а ты будешь есть сколько захочешь.

– Хорошо, – сказал он, подтвердив кивком головы, что это действительно очень увлекательно. – Но что… после этого, Джейн?

– После? О, после ты вновь вернешься к своим урокам и будешь продолжать делать то, что делаешь сейчас. Все будет так, словно…

– Словно я не женился?

– Вот именно.

Он вздохнул с явным облегчением.

– Но тогда зачем же они хотят, чтобы я женился? – настойчиво спросил он.

– Ну, когда тебе исполнится четырнадцать, ты поедешь к Анне и будешь жить с ней или Анна приедет к тебе. Анна приедет в замок Бэйнард, если вы будете жить там, и у вас появится много детишек, и вы всегда будете счастливы. Тебе это понравится, Ричард.

– Сколько, ты сказала, мне будет лет?

– Четырнадцать.

– Еще столько лет впереди…

Женщины утирали глаза, а Джейн, смеясь, сказала, что няньки уже, вероятно, ищут его, так как пора одеваться. Она отнесла его к дверям и нежно поцеловала на прощание.

– Совсем нечего бояться, мой милый Ричард, – прошептала она. – Может, мне пойти с тобой в твою комнату?

Вот бы было хорошо, если бы ему не нужно было идти, потому что он сильно любил Джейн. Ему хотелось остаться, спрятать свою голову на ее мягкой груди, поговорить о том, что будет, когда ему исполнится четырнадцать, но ему, конечно, следует помнить, что он – герцог Йорк.

– Спасибо, Джейн, – сказал он, – я пойду один.

После этого Ричард уже не боялся, и когда мать повела его за руку к алтарю церкви Святого Стефана, он был почти счастлив. Мать ободряюще сжала его руку. Она очень радовалась этой свадьбе, потому что, как сказал ему его брат, Анна была самой богатой девочкой в Англии, а как наследница герцога Норфолкского она считалась достойной выйти замуж за члена королевской семьи.

Ричард слушал службу и повторял то, что полагалось. Он слышал, как Анна, стоя рядом с ним, шепчет свои ответы; ее детские плечики обнажены, по ним рассыпались волосы, роскошная юбка волочится по земле, и за всем этим бархатом и золототкаными одеждами почти не видно Анны Моубрей. Он хотел сказать ей, чтобы она не боялась, так как после все будет так, как прежде.

В этой маленькой церкви, восхитительно украшенной в честь его свадьбы, собрались самые знатные в стране люди. Его отец выглядел как никогда огромным и блистательным; мать улыбалась и была очень любезной, чувствовалось, что она довольна. Дядя Ричард и тетя Анна приехали с севера, чтобы присутствовать на свадьбе. Дядя Ричард бледный и угрюмый, и тетя Анна тоже бледная и кажется очень больной. С ними их маленький сын Эдуард. Бедный маленький кузен, он выглядит таким усталым. «Интересно, а когда у него будет свадьба», – подумал Ричард.

Его второго дяди здесь не было. Ричард удивился, но в то же время обрадовался. Он не любил дядю Георга еще больше, чем дядю Ричарда. И тот и другой по-своему страшили его. Они не были похожи на отца, который, хоть и король, на самом деле был очень добр. И все же странно, что на свадьбе нет дяди Георга, кузена Эдуарда и кузины Маргариты.

Для раздумий не осталось времени, они уже покидали церковь, и он услышал крики людей, собравшихся, чтобы посмотреть на него и на Анну. Дядя Ричард разбрасывал золотые монеты в толпу. Мать сказала ему, что по всей стране будет большой праздник, потому что народ больше всего на свете любит королевские свадьбы.

Вот теперь, когда церемония закончилась и началось празднество, Ричард чувствовал себя счастливым. Все гости пили за его здоровье – его и Анны, а они стояли вместе, держась за руки.

– Тебе нравится жениться, Анна? – шепотом спросил он.

Она ответила, что нравится, но он догадывался, что она скорее всего ни во что не ставит своего жениха, потому что он младше ее. Она бы предпочла Эдуарда. Однако он забыл об этом, наблюдая за рыцарским поединком и сидя на пиру, будто взрослый. И тогда он почувствовал, что жениться – не такое уж плохое дело.

Смех и музыка все продолжались, и Ричарду казалось, что им не будет конца. Это был самый длинный день в его жизни. И вдруг все исчезло. Его голова склонилась на украшенный драгоценностями камзол, и в самый разгар празднества в честь его свадьбы маленький жених уснул.

* * *

Двор переехал в королевскую резиденцию в Лондонском Тауэре, и дни и ночи напролет здесь проводились пиры, рыцарские турниры и маскарады, так как король пожелал развлечь своего брата Ричарда, прежде чем тот вернется к своим обязанностям на севере.

Ничто так не любил король, как празднества, и больше всего ему нравилось ощущать себя центром своего веселящегося двора. Сейчас ему нужно было немного отвлечься, ибо его не покидала мысль о том, что пока он устраивает праздник в честь одного брата, другой заключен в башню Боуйер.

Глаза отца постоянно преследовали Эдуарда. «Конечно, – говорил он себе, – если бы отец только мог предвидеть, что будет делать Георг!» И уж он-то лучше других мог бы понять, в каком затруднительном положении очутился сейчас законный король.

Его не радовали ни пиры, ни рыцарские турниры; он не получал удовольствия от представления диких животных из своего зверинца. Все вокруг аплодировали, криками выражали свое восхищение смелыми трюками поводыря медведей, но король не замечал ни выступающих медведей, ни проделок обезьян. Он не мог думать ни о чем другом, кроме как о вероломстве своего брата. И о своем обещании, данном отцу.

Сидя здесь и глядя задумчиво перед собой, Эдуард решил, что дальше так не может продолжаться. Он освободит Георга, поскольку это был единственный способ успокоить свою совесть. Вот если Георг снова учинит неприятности, тогда, несомненно, он разделается с ним, потому что Георг, слава Богу, самый глупый человек в Англии.

Когда представление было окончено, Эдуард быстро раздал несколько кошельков золота его устроителям и в одиночестве направился к башне Боуйер. При его приближении стражники взяли на караул, но Эдуард махнул рукой и сказал:

– Проводите меня к герцогу Кларенсскому.

Его проводили вверх по винтовой лестнице, по коридорам прямо на верхушку башни, которая считалась самым надежным местом. Дверь отворили, и смотритель посторонился, чтобы пропустить короля.

– Я возьму ключ, – сказал Эдуард, – и верну его вам позже.

Он взял ключ и вошел, заперев за собой дверь. Когда Эдуард вошел, Георг вскочил с койки, его глаза были налиты кровью, и он был пьян больше обычного.

– Послушай, Георг, – сказал Эдуард примирительно, – мне очень жаль, что все так сложилось.

Георг рассмеялся; когда он оставался наедине с братом, зависть и ненависть к нему переполняли его, подавляя все другие чувства, даже честолюбие. Будь у него кинжал, он бы попытался убить его тут же на месте. Эдуард знал это и пришел хорошо вооруженным.

– В самом деле жаль, – злобно ответил Георг, – когда из зависти один брат должен выдвигать ложное обвинение против другого.

– Давай оставим эти глупости, – сурово сказал Эдуард. – Ты прекрасно знаешь, что любой, не такой мягкий, как я, уже давно отправил бы тебя на тот свет. Но из-за обещания, данного нашему отцу, мне пришлось очень долго терпеть от тебя оскорбления. Мало того, ты предал меня. Тебе бы следовало умереть вместе с твоим сообщником – предателем Уориком. Но ты мой брат – и поэтому я прощаю тебя.

– Прощаешь меня! Так прощаешь, что я по-прежнему должен страдать от унижения в этом месте, где меня сторожат всякие подонки!

– С тобой обращались очень великодушно, и ты знаешь это.

Георг, разгоряченный вином и завистью, бросился на постель и начал колотить свою подушку.

– Ты, – кричал он, – ты, добрый король Эдуард! Все будет так, как ты захочешь. Разве так не было всегда? Наша мать, наш отец – они преклонялись перед тобой и обожали тебя. Красавец!.. Старший сын!.. Король! Любой готов следовать за тобой до последнего дыхания. Женщины просят о милости разделить с тобой ложе. Эдуард-великолепный!

– Замолчи, дурак, – сказал Эдуард.

– Я не замолчу. Ты – самозванец. Ты – лжец. Ты занимаешься колдовством. Только благодаря колдовству тебе достался трон, и благодаря ему ты удерживаешь его. Королева – ведьма. Джейн Шор – ведьма. А ты…

– Успокойся, иначе я уйду.

– Королева – ведьма… ведьма и шлюха. – Георг начал терять над собой контроль. – Шлюха, такая же шлюха, как и Джейн Шор. Сожги их обеих, говорю тебе. Прибереги самую большую вязанку хвороста и самый большой костер для шлюхи Вудвилль. Она не королева.

– Что ты мелешь, подлец?

– Только то, братец, что королева твоя – шлюха, такая же, как и Джейн Шор. Королева – не жена тебе.

– Хватит болтать глупости, ты испытываешь мое терпение.

– Не тебе говорить «хватит». А что ты скажешь об Элинор Батлер, а? Она была твоей женой и была жива, когда ты сочетался браком с Елизаветой Вудвилль.

– Ты пьян, Георг.

– Да, я пьян… пьян… пьян от мальвазии! А ты опьянен своей властью, слишком опьянен, чтобы видеть, что происходит вокруг тебя. Благородный епископ Стиллингтон может подтвердить мои слова. Король Эдуард долго не проживет… и тогда – Боже, спаси короля Георга!

Эдуард сказал спокойно:

– Эта история – еще одно твое дурацкое измышление. Советую тебе больше никогда об этом не вспоминать, если ты дорожишь своей жизнью. Я пришел поговорить с тобой по-дружески, но вижу, что нашу беседу придется отложить, пока в тебе не заговорит здравый смысл, а не мальвазия.

Георг снова кинулся на постель, продолжая бормотать оскорбления в адрес королевы. Эдуард вышел и запер дверь. Он направился к выходу из башни, позвал смотрителя и отдал ему ключи. Затем попросил, чтобы к нему без промедления привели констебля башни. Когда тот пришел, король сказал ему:

– Немедленно арестовать милорда Стиллингтона – епископа Батского и Уэльского. Поместите его в одиночную камеру в самой недоступной части Тауэра.

Констебль поспешил выполнять веление короля.

* * *

Эдуард был разъярен, и его ярость была вызвана страхом. Из прошлого восстал призрак и угрожал ему. Он едва помнил, как выглядела Элинор Батлер, потому что с тех пор как он знал ее, прошли годы. Он слышал, что она умерла в женском монастыре еще десять лет тому назад. Как Георгу удалось разузнать об этом случае из его прошлого? Знал Стиллингтон. Кто еще? Некоторые из членов семьи Элинор. Но они не осмелились бы что-то предпринять. Несмотря на январскую стужу, Эдуард покрылся потом под тяжелыми одеждами.

Георг скорее всего недавно получил эту информацию. Но от кого? От Стиллингтона? Допустим, но Стиллингтон уже надежно упрятан и не узнает, что такое свобода, до тех пор пока не научится молчать о делах, касающихся вышестоящих лиц. А что Георг?.. Георгу теперь уже никогда нельзя будет доверять, пока он жив, он будет замышлять предательство и совершит его, как только представится случай.

Теперь трон ненадежен для сыновей Эдуарда. И кто бы мог подумать, что Элинор, уже превратившаяся в прах в своей могиле, могла довести его до такого! Она была вдовой, как и Елизавета. Возможно, его тянуло к вдовам. Это был один из тех пылких любовных романов, которые он так легко позволял себе в дни своей юности. Элинор, так же как и Елизавета, была решительно настроена на то, чтобы добиться от него обещания жениться. «Я не могу быть вашей любовницей». Как часто он слышал эти слова! Но всякий раз ему удавалось обойти их, дав неопределенные обещания, которые он не намерен был соблюдать. Елизавета Вудвилль была слишком умна и привлекательна для него, поэтому он не смог устоять. Элинор, по-видимому, тоже была умна, так как пока Елизавета делила с ним трон, она вернулась из могилы, чтобы заявить о своих правах.

Было бесполезно обманывать себя, будто дело, ставшее известным его самому злейшему врагу, не представляет собой ничего серьезного. Эдуард вспомнил себя пылким молодым человеком, поступавшим крайне неблагоразумно, когда речь шла о его желаниях. «Ну что ж, тогда я женюсь на тебе», – ответил он Элинор. В то время он еще не был королем, а просто графом Марчем, с перспективой стать королем. Тогда он испытывал такое настойчивое влечение к Элинор Батлер, что необдуманно пообещал жениться и к тому же еще, как дурак, дал брачный обет перед епископом Стиллингтоном. Здесь, конечно, приложила руку ее семья. Но когда позже, уже будучи всевластным монархом, он отказался признать этот брак, они проявили достаточно благоразумия, чтобы молчать об этом деле. Был ребенок, который умер, а Элинор скрылась в женском монастыре, что было очень любезно с ее стороны. Услышав о ее смерти через несколько лет после женитьбы на Елизавете, он перестал думать о первом браке, поскольку с ним было покончено.

И вот – на тебе! – он снова всплыл, а поскольку это непосредственно касалось Елизаветы, Эдуард поспешил к ней и рассказал о том, что наговорил ему Георг. Он еще никогда не видел Елизавету такой испуганной. Она почувствовала, что трон качается под ней. Ее достоинство, ее власть и будущее ее детей были в опасности. Ему редко доводилось видеть ее такой взволнованной.

– Это ложь! – воскликнула она.

– Это правда, – ответил Эдуард.

– Как ты мог быть таким глупцом, чтобы обещать ей жениться… пройти через церемонию бракосочетания? Ты, должно быть, сошел с ума!

Злые искорки появились в глазах короля.

– Не больше, чем когда я поступил подобным же образом с тобой.

– Этот брак не может быть законным.

– По закону он является таковым.

– И это значит…

Как ни встревожен он был, но не мог устоять, чтобы не задеть ее. В какой-то степени он расплачивался таким образом за всю ее холодность к нему.

– Это значит, – сказал он, – что трудно будет доказать, что ты и я женаты, и в этом случае люди скажут, что ты больше не королева.

Ее глаза казались черными на перекошенном от страха лице, она сжимала и разжимала кулаки.

– Это ложь! – Вдруг она повернулась к нему и обвила его своими руками. – Эдуард, наши дети! Маленькие Эдуард и Ричард. Этого не может быть!

Нет, конечно, этого не должно случиться. Он был слишком стар, чтобы иметь еще детей от новой жены. У него уже и так было слишком много незаконнорожденных сыновей, он не хотел, чтобы Эдуард и Ричард попали в их число. Придется бороться. Элинор мертва, и пусть ее история умрет вместе с ней.

– Георг должен умереть… немедленно, – сказала Елизавета. Она снова стала холодной и невозмутимой. А поскольку Эдуард молчал, она воскликнула: – Неужели ты и теперь оставишь его в живых, чтобы он разрушил будущее наших детей?

– Он узник. И пока он узник, он не принесет никакого вреда.

– Но узники убегают.

– Он не убежит.

– Ты что, забыл, что он в Тауэре по обвинению в измене? Почему?.. Ну почему?!

– Потому что нелегко убить своего собственного брата.

– Убить! Убить!.. Ты говоришь так, словно тебя самого просят опустить топор на его голову.

– Кто бы ни держал топор, он опустит его по моему приказу.

– Эдуард, ты глуп! – Она снова потеряла над собой контроль, так велик был ее страх. – Хорошо, ты спутался с той женщиной. Но как ты мог оказаться таким уступчивым?

Он повернулся к ней, его глаза сверкали:

– Вы должны это знать, мадам. Она применяла те же трюки, что и вы, и, как и в вашем случае, они подействовали.

Она отпрянула от него, но быстро овладела собой.

– Эдуард, я умоляю тебя, подумай о наших детях. Георг должен умереть, и Стиллингтон вместе с ним, или пусть ему отрежут язык и руки, чтобы он не смог ни сказать, ни написать об этом.

– Ты слишком честолюбива, – холодно сказал Эдуард. – Будь осторожна. Было бы хорошо, если бы ты не забывала о том, что именно я буду решать, что делать, а чего нет.

Король ушел от нее, вспомнив с облегчением, что его брат Ричард все еще во дворце. Он послал за ним и, когда удостоверился, что они одни, рассказал ему все, что случилось.

Ричард выглядел мрачным.

– Ты сказал, что Стиллингтон уже в тюрьме. А кто еще знает об этом, кроме Стиллингтона и Георга?

– В сущности, никто, иначе мы услышим что-нибудь в ближайшее время. Ричард, что мне делать с нашим братом?

Ричард закусил губу. Он подошел к окну и выглянул в него, хотя и не обращал внимания на лужайки и серые стены Колыбельной башни. Он думал о том, что Эдуард, крайне эгоистичный человек, воспринимает все это только как личную проблему. Ричарда поразило, что Эдуард не понимает, что она значит для него, Ричарда, – того, кому он всецело доверяет. Георг заключен в Тауэр по обвинению в измене, у Эдуарда нет законнорожденного сына, а что касается самого Эдуарда, то его тучность, одышка, повторяющиеся приступы лихорадки говорят только об одном: жить ему осталось недолго. Неужели он настолько слеп? Разве он не видит, какую блистательную перспективу он открывает для своего брата Ричарда? То, что говорит Эдуард, практически означает: «Ты, Ричард, через несколько лет, а может статься и месяцев, будешь законным королем Англии».

Носить корону, держать бразды правления в своих руках, посвятить душу и тело служению стране, которую любишь больше всего на свете, больше жены или ребенка и даже больше жизни!..

Ричард старался держать себя в руках. Он должен скрыть свои эмоции. Он должен слушать, что собирается сказать Эдуард. Он должен дать ему совет.

– А что, его никак нельзя убедить?

– Убедить? Георга? Это все равно что разговаривать с тигром. Если об этой истории пойдут слухи…

– О, – сказал Ричард, и его глаза сверкнули, – тогда люди не захотят, чтобы после тебя на троне оказался юный Эдуард.

– Это был не настоящий брак, – быстро сказал Эдуард. – Я дал какие-то обещания, но не было церковного обряда бракосочетания.

– Тем не менее такие обеты накладывают определенные обязательства.

Эдуард был в отчаянии.

– Дикон, что мне делать? Я вижу только один выход из этого. Ведь Георг заключен в Тауэр по обвинению в измене. А изменников предают смерти.

– И совершенно справедливо.

– Я провел много бессонных ночей из-за Георга. Разумнее было бы избавиться от вероломного брата. – Вдруг Эдуард резко обернулся. – Что это было?

– Всего лишь ветер пошевелил портьеры.

Эдуард продолжал смотреть через плечо: им обоим показалось, что дух отца присутствует в комнате, и ни один не смел смотреть другому в глаза, каждый боялся, что другой заметит его виноватый взгляд.

«Георг умрет, и я буду в безопасности, мои дети будут в безопасности», – думал Эдуард.

«Георг умрет – и для меня откроется путь к трону», – думал Ричард.

Ричард заговорил первым:

– Ты сказал королеве? Эдуард кивнул:

– Она дрожит за своих детей. Ричард скривил рот:

– Дрожит, говоришь?..

«Пресвятая Богородица! – подумал Ричард. – Даже теперь он ничего не понимает. Он думает, что я буду свято хранить его тайну. Он беззаботно владеет сверкающей короной, забыв, что нет ничего прекрасней ее и что власть – самый драгоценный дар на земле. Правда, есть еще честь. Но неужто портьеры шевелились?» – изумился Ричард и отчетливо представил себе благородное лицо отца. Как просто было бы сказать Эдуарду: «Убей Георга»! Ведь именно это хочет услышать от него Эдуард.

Никогда еще герцог Глостерский не испытывал таких противоречивых чувств. Никогда прежде он не любил брата так сильно и так сильно не презирал его за глупость. Никогда он не был так окрылен и в то же время так подавлен. Кроме того, его не покидало жуткое ощущение, будто отец находится в комнате и наблюдает за ними.

В его душе шла мучительная борьба, но честь все же победила честолюбие.

– Это было бы убийством, – медленно проговорил он. – Если ты убьешь Георга из страха, что он выступит против тебя, ты нарушишь данное отцу слово.

Эдуард положил руку на плечо брата.

– Ты прав, Дикон. Слава богу, ты оказался здесь, когда мне больше всего нужен был твой совет.

Ричард поспешил уйти, и как только Эдуард остался один, его снова одолели сомнения. Ему казалось, что он слышал смех женщин – тех, чьи имена он забыл, женщин, от которых в его памяти остался лишь голос, мимолетная улыбка, сладкая дрожь. Сколько их покорилось ему? Он был победителем, они – побежденными. Теперь, казалось, они объединились, чтобы посмеяться над ним, они нашептывали: «Так кто же проиграл, Эдуард, мы или, может быть, ты?»

Он не мог больше оставаться один и потому поспешил к Джейн, которой все рассказал.

– Королева говорит, что есть только один-единственный выход, – в заключение сказал он.

– Но ты не можешь сделать этого, Эдуард. Ты не должен этого делать.

Он улыбнулся с облегчением и, прижав ее к себе, с большой нежностью поцеловал.

– Ты мой добрый ангел, Джейн. Конечно же, я не могу. И Ричард согласен со мной. Он тоже посоветовал мне не идти на это.

– Он посоветовал тебе не делать этого, – задумчиво сказала Джейн. – Однако если бы Георг умер, наследником трона стал бы он.

Лицо Эдуарда внезапно побагровело.

– Ричард – наследник трона! Что за чепуху ты мелешь! Разве у меня нет двух сыновей?

– Но если твой брак с их матерью не был действительным…

Он отстранился от нее, и она увидела, как вздулись вены на его висках.

– Не смей об этом говорить! – гневно выкрикнул он. – Об этом никто никогда не должен знать. Говорю тебе, что история с Элинор Батлер ничего не значит, абсолютно ничего.

Он шагнул к окну, затем резко повернулся и посмотрел на нее. Она увидела, что его глаза становятся свирепыми. Джейн вдруг почувствовала нежность к нему, вспомнив о том, как сильно они любили друг друга. Он просил ее о помощи, надеялся, она согласится с тем, что Георг должен умереть. Но она должна оставаться верной самой себе, она должна быть такой, какой была всегда, смелой, отчаянной, но правдивой. Она подошла к нему и посмотрела в его гневные глаза.

– Эдуард, ничего нельзя достигнуть, отвернувшись от правды. Мы говорим не о том, законен ли твой брак с королевой. Главный вопрос сейчас – должен ли ты казнить Георга за то, что он узнал твою тайну. Если ты убьешь его, ты убьешь того, кого поручили твоим заботам.

– Ты слишком смела, Джейн.

– Если бы я не была смелой, то никогда бы не оставила мужа и не пришла бы к тебе.

– Это правда. – Он улыбнулся неожиданно и очень мило. – Если бы ты не была смелой, то не говорила бы мне правду, когда другие лгут. Скажи мне, Джейн, почему я должен остановиться перед этим? Разве мои руки чисты? Я убивал и прежде.

– Этот человек – твой брат, Эдуард.

– Молю Бога, чтобы я мог забыть об этом, – с горечью сказал Эдуард.

* * *

Не было королю покоя. Он не мог ни спать, ни есть. Все время он слышал какие-то голоса. «Убей его! Убей его! Это единственный надежный способ». А потом: «Мой сын, заботься о своих братьях, я оставляю их на твое попечение». Ему казалось, что за эти два дня он прожил десять лет. Всякий раз, когда посыльный приходил к нему, он пугался. «Что теперь?» – спрашивал он себя. Уж не обнаружилась ли его тайна?

Глаза королевы молили его. Он читал в них, что он слабовольный дурак. «Убей! Убей! Убей!» – говорили глаза королевы.

Никогда еще его сыновья не казались ему такими прекрасными, подающими такие надежды; никогда прежде он не понимал, как любит их. Глаза их матери с тоской смотрели на них. «Что вы за отец, милорд, – с горечью спрашивала она, – как вы можете подвергать ваших сыновей такой опасности?»

Если бы он мог забыть свой торжественный обет! Если бы он вновь мог почувствовать себя молодым, смелым, не боящимся смерти! Он ведь и вправду был еще молод, но его тело, испытавшее слишком много наслаждений, не по годам постарело. Он стал очень тучным, и малярия, подхваченная во Франции, не покидала его. Он слишком много наслаждался обильной пищей, прекрасным вином и женщинами. Теперь он просил мира и покоя, но в этом ему было отказано. Приходит время, когда человек должен мириться с Богом, грешить можно в юности, а в зрелом возрасте следует раскаиваться в старых грехах, а не совершать новые.

«Я не смогу это сделать», – говорил он себе; и тогда он видел потемневшие от страдания глаза королевы, слышал, как ее губы шептали: «Это так просто. Убей! Убей! Убей!»

* * *

«Неужели эта ночь никогда не кончится?», – спрашивала себя Джейн. Она никогда прежде не видела Эдуарда таким встревоженным. Он лежал рядом с ней в очень удобной и роскошной кровати, но сон не шел к нему. Его лицо утратило свой обычный багровый цвет, при свете свечей оно казалось смуглым. Он настоял на том, чтобы зажечь свечи. Он не мог вынести темноты.

– Эдуард, – прошептала Джейн, – ты должен попытаться заснуть.

– Бесполезно, Джейн. Я не усну сегодня.

Она нежным прикосновением убрала волосы с его лба.

– Это потому, что ты еще не решил, что делать с Георгом. Эдуард, реши сейчас, что ты поступишь по справедливости. Реши, и пусть все идет своим чередом.

– Джейн, – промолвил он, крепко сжав ее руки, – ты не понимаешь. Ты не можешь понять.

– Я могу, и я понимаю.

В мерцании свечей королю казалось, что комната все больше наполняется тенями.

– Как темно! – сказал он. – Это самая темная ночь, которую я когда-либо видел.

– Может, зажечь еще свечей?

– Нет, оставайся со мной, Джейн. Придвинься поближе. Они немного помолчали. Вдруг его руки, обнимавшие ее, напряглись.

– Джейн, – прошептал он. – Ты ничего не видишь?

– Где? – спросила она.

– Там, возле двери… Мне кажется…

– Там нет ничего, только шторы.

– Мне показалось, что я видел фигуру, стоявшую там.

– Это всего лишь ветер шевелит шторы.

– Какая ветреная ночь, Джейн. Темная, ветреная ночь. Вновь наступила тишина, а чуть погодя он молвил:

– Джейн, ты тоже не спишь?

– Мы этой ночью оба не уснем.

– Мне так нужно поговорить с тобой. Ты знаешь, что значат для меня эти два мальчугана. Они мои сыновья. Я возлагал на них большие надежды.

– Это вполне естественно, Эдуард, но… Он резко прервал ее.

– Почему ты говоришь «но»?! Что означает это «но»?

– Если у твоих сыновей нет права на корону, то пусть лучше ее будет носить кто-нибудь другой.

Он вдруг рассмеялся.

– Ты не думаешь, что говоришь. Если мой брат Георг окажется на троне, то никто не будет в безопасности. Сама Англия не будет в безопасности. Лучше я нарушу клятву, данную отцу.

Она заметила, что он пристально смотрит на шторы, закрывающие дверь.

– Я говорю, – сказал он еще громче, – лучше я нарушу обещание, данное отцу, чем позволю Георгу взойти на престол.

Теперь она знала, что было у него на уме, догадалась, что он сейчас сделал, и потому молча лежала возле него, дрожа всем телом.

– Попытайся заснуть, Эдуард, – прошептала она немного погодя. – Утром ты сможешь все обдумать.

Но сон не приходил. Они лежали тихо, притворяясь, что спят, но оба не могли забыть о том, что как раз за этими окнами в ночное февральское небо вздымаются серые стены башни Боуйер.

* * *

Бочонок мальвазии. Георг икнул и с удовольствием осмотрел его. Прислан Эдуардом. Эдуард пытается умилостивить его. И неудивительно! Мыслимое ли дело, Георг владеет секретом, способным сокрушить его злейшего врага, а таким врагом, всегда утверждал Георг, был не его брат, а жена брата. Что за радость была бы увидеть униженной ее гордыню! Она, которая заставляет других стоять перед собой на коленях, сама должна стоять на коленях до потери сознания. А что до ее драгоценных маленьких ублюдков… ну что ж, это не так уж важно. Это дело может подождать, пока Эдуард умрет, а сам Георг окажется на троне.

Мальвазия оказалась отличной. Он всегда любил это вино. Какие приятные сны оно может навевать даже в тюремной камере! Интересно, сколько еще продержится Эдуард? Он слишком тучен, весь протух от своих болезней. Это уже совсем не тот Эдуард, каким с детства помнил его Георг. «Король умер! – пробормотал он. – Да здравствует король! Эдуард умер. Да здравствует король Георг!»

Он выпил за здоровье короля Георга. Сын Георга, герцог Кларенсский, а не сын Эдуарда станет в один прекрасный день Эдуардом V Английским.

Он выпил еще вина. Его стало клонить в сон, он оцепенел и не заметил двух людей, вошедших в камеру. Они были одеты в темные неприметные одежды, разговаривали шепотом и старались не смотреть друг на друга.

Одинокий фонарь, стоявший на выступе в стене, тускло освещал комнату. Лежа на кровати, герцог храпел и стонал во сне. В свете фонаря его лицо казалось желтым, богатый камзол весь пропитался вином.

Двое мужчин молча подошли к кровати и посмотрели на герцога. Один взял его за ноги, другой – за голову, но как только они приподняли его, Георг открыл глаза.

– Что такое? – спросил он сонно.

Они сразу же убрали свои руки. Один из них сказал:

– Ваша светлость, тысяча извинений. Мы не хотели тревожить вас.

– Мы подумали, что Ваша светлость просит еще выпить, – сказал другой.

– Выпить? Принесите мне выпить… сюда… сейчас… Человек, державший его ноги, подошел к изголовью кровати. Он склонился над Георгом и прошептал:

– Увы, Ваша светлость, мальвазия в бочонке. Мы можем помочь Вашей светлости подойти к нему.

Георг был мертвецки пьян, но упоминание о мальвазии несколько оживило его. Он кивнул, закрыл глаза и начал храпеть. Мужчины зашептались между собой.

– Он беспробудно пьян.

– Это хорошо. Я рассчитывал на это. Давай попытаемся еще раз.

Мужчина наклонился к самому уху герцога.

– Ваша светлость, мы поможем вам добраться до бочонка.

Георг только слабо сопротивлялся, когда эти люди подняли его с кровати. Он не удивился и тогда, когда обнаружил, что склонился над бочонком и смотрит в него. Он склонился еще ниже. Что за нектар! Это опиум, навевающий прекрасные сны. Он может теперь в свое удовольствие отведать вина. Ему ничего не нужно, кроме вина. Ему стало трудно дышать, он постепенно захлебывался, не в состоянии поднять голову, так как два сильных человека держали ее опущенной, чтобы он вовсю насладился любимым напитком.

Георг задыхался и пытался высвободиться, но что мог сделать пьяный человек против двух сильных мужчин, замысливших убийство!

Очень скоро Георг, герцог Кларенсский, перестал сопротивляться. Тогда убийцы приподняли его и наклонили в бочку так, что его голова и плечи оказались погруженными в вино.

Загрузка...