— Госпожа Дельфина постаралась на славу, — комментирует Зóла, обводя ладошкой разложенные на постели вещи, — Ей в точности описали ваш типаж и предпочтения мессира графа, поэтому, не сомневайтесь, все это вам очень пойдет.
Мираэль ошалело оглядывает платье цвета затемненной бронзы и шумно выдыхает.
Неописуемая красота. И роскошь. Прямо таки кричащая и возмутительная.
— Впечатляюще, — помимо воли шепчет девушка.
Горничная довольно кивает и улыбается. И начинает беззаботно щебетать:
— На самом деле я хотела приготовить другое платье — из нежно-розового шифона, с цветочным узором и прекрасным длинный шлейфом. Но сегодня пришло это, и я подумала, может быть, вы решите выбрать его…
— Оно прекрасно, — искренне говорит Мираэль, — Но когда его успели пошить? Не может же оно быть из магазина готового платья…
— Вы совершенно правы, — Зола понижает голос до шепота и говорит, как будто по секрету. — Господин Монро отдал распоряжения о подготовке вашего гардероба еще до того, как вы вернулись. А это платье — для королевской свадьбы.
— Тогда почему ты его разложила? — спрашивает графиня.
— Ну… — девушка слегка смутилась, но при этом глянула на хозяйку с легкой хитрецой в глазах, — Не удержалась? Вы же видите, какое… оно. Уверена, граф будет в восторге. И очень пойдет оттенку вашей кожи.
«Ну да, для аристократки я чересчур загорелая, — сокрушенно подумала Мира, — Придется покрыть себя уймой пудры!»
Но перед тем, как помочь графине одеться, горничная приглашает цирюльника — знакомого еще по прошлой жизни месье Касара. Несмотря на годы разлуки, тот при виде Мираэль расплылся в широченной улыбке и тут же начал беззаботно болтать, как будто они виделись с неделю назад.
— Графиня! — восклицает невысокий и юркий, как ящерица, цирюльник, приветственно размахивая руками, — Какая отрада для моих глаза! Вы еще прекрасней, чем раньше! Как это возможно?!
— Рада видеть вас, месье, — улыбается девушка, позволяя мужчине поцеловать не только свои руки, но и щеки. — Вы тоже выглядите замечательно.
— Мои дела с каждым годом становятся все лучше и лучше. Уже готовлю приемников — один не справлюсь катастрофически. Познакомьтесь, графиня, — Луи Олонсо. Весьма перспективный мальчик, один из лучших. Думаю, в будущем он станет отличным мастером.
Мираэль переводит взгляд на юношу за спиной цирюльника и приветственно кивает ему. Симпатичный и молодой и не такой жеманный и эмоциональный, как его мастер.
— Луи! — Амир оборачивается к подмастерью, — Эта дама — графиня Мираэль Тордуар, настоящий бриллиант столицы! Шесть лет назад она произвела настоящий фурор, а потом исчезла, как по волшебству! И вот — вы вернулись! Красивая и очаровательная как богиня, хотя куда уж больше?! Графиня, я совершенно искренен — в каком сказочном краю вы побывали? Какой мягкий оттенок загара! А ваши волосы стали только светлее, хотя с возрастом блондинки имеют тенденцию, наоборот, темнеть! Признавайтесь же — вы краситесь!
Несмотря на бестактность мужчины, Мираэль беззаботно смеется. Он говорит так быстро, словно куда-то спеша, что иногда проскальзывает андалазийский акцент — свидетельство его не столичного происхождения.
Конечно же, она отрицает «измену» мастеру, чем вызывает очередную порцию комплиментов и восторгов.
— Раньше графиня была нежным и сладким бутончиком, только-только готовящимся распуститься в прекрасный цветок, — продолжает распыляется он, — Ах, Луи, какой же это был бутончик! Но сейчас перед нами тот самый цветок! Нет, букет! Букет из самых изысканных и редких цветов будто из сказки! Скорее же, Луи! Ставь жаровню и нагревай щипцы! А вы, мадам, распускайте вашу косу! Мне не терпиться приступить к работе!
— Ах, какая красота! Невозможно! Невозможно! — почти кричит, источая экспрессию, Амир, когда девушка выполняет его требование, — Луи, ты когда-нибудь видел подобное? Да ведь за эти волосы даже первые красавицы двора будут готовы продать душу дьяволу! Не стригитесь, мадам! Никогда не стригитесь! Это будет кощунством!
— А как же кончики, мастер? — фыркает и улыбается Мираэль, заражаясь эмоциями мужчины.
— Только самую чуточку! — говорит цирюльник, благоговейно пропуская сквозь пальцы волнистые локоны, которые в распущенном виде струились ниже бедер, — О Бог-творец, да вам даже парик не понадобиться! А этот цвет? Цвет зрелой пшеницы, что колышется под ветром! Полный солнца и силы, как сама природа!
— Вы меня окончательно засмущали, мастер, — Мираэль даже прижимает ладони к щекам, — Мне вот кажется совсем обратное. Я, как и шесть лет назад, чувствую себя провинциалкой.
— Отбросьте свои сомнения, дорогая мадам! — строго журит ее Амир, глядя на девушку через отражение в зеркале и мягко сжимая пальцами ее плечи, — Вы — женщина! Самая прекрасная женщина Игдара! И пусть прочие кусают локти от зависти! И от ревности! Ведь такая красота досталась Аттавио Тордуару! Неисповедимы пути господни!
Амир Касара все болтает и болтает, но это совершенно не мешает его проворным рукам делать свое дело. Спустя час из-под них рождается настоящий шедевр — немного тяжелый из-за жемчужных нитей и атласных лент, вышитых золотом, но, несомненно, прекрасный и исключительный.
После, снова облобызав ладони графини, цирюльник с многочисленными поклонами покидает ее, чтобы обслужить еще и Аттавио. По примеру мастера Луи тоже целует Мираэль руки, но почему-то задерживает свои губы на тонкой коже и одновременно долго и чересчур внимательно глядит на нее снизу вверх. Это немного портит настроение девушки, но через минуту она уже напрочь забывает про юношу, утянутая Зóлой для дальнейших приготовлений.
Горничная оказывается права — платье будто из жидкой бронзы идет ей невероятно. кем бы не была упомянутая девушкой модистка — у нее определенно был талант. Настоящий божественный дар.
Наряд сел идеально. Обнажая плечи, спину и слишком много груди, он, тем не менее, не казался вульгарным. Скорее, обволакивал металлом, подчеркивая все достоинства молодой и красивой фигуры и демонстрируя их подчеркнуто жесткими линиями лифа и верхней юбки. А вот руки, наоборот, были скрыты пышными рукавами из шифона, которые собирались узкими манжетами на запястьях. Из-за жемчуга ткань мерцала и сверкала при малейшем движение, а многочисленные нижние юбки не просто шуршали накрахмаленной тканью, а вкусно хрустели тщательно отглаженными складочками и вышивкой на подоле.
Отдельного внимания заслуживали чулки — оказывается, нынче в моде не белые и короткие, а длинные, выше колена, и какого-нибудь яркого цвета, алые или сиреневые. Но у Мираэль они были из темно-золотого шелка, тонкие и блестящие, из-за чего ее ножки касались стройными и изящными, как у статуэтки. И если слегка подобрать подол… переступая, например, ступеньки… Зрелище получалось то еще. Провокационное и двусмысленное.
Украшения горничная выбрала соответствующие — массивные и тяжелые, с крупными бриллиантами и вкраплениями более мелких изумрудов каплевидной формы. Чтобы прикрыть скромный ободок обручального кольца, Зóла надела на безымянный пальчик Мираэль более яркое и основательное — с большим вытянутым изумрудом. От браслетов же девушка отказалась — они просто мешались и казались лишними при длинных рукавах.
Напоследок, чтобы графиня не замерзла, Зóла надела на свою госпожу длинное белоснежное манто и капор в тон. И осталась своей работой очень довольной.
Как, впрочем, и Аттавио, который, оглядев в холле спустившуюся жену, удовлетворительно кивнул и даже улыбнулся, подавая руку.
А немного позже, сидя в карете и проигнорировав сидящего напротив Рико (на этот раз его светлость была милосердна и позволила сесть внутри), крепко обнял супругу за талию и, притянув к себе, жадно и властно поцеловал. Разумеется, это вопиюще неприличное поведение при посторонних Мираэль страшно возмутило — она покраснела и шлепнула Аттавио ладошкой по груди, отталкивая, но ничего в итоге не сказала. Только фыркнула тихонько и отвернулась к окну.
Появление четы Тордуар объявили пафосно и оглушающе — с непривычки Миру даже оглушило слегка. Но ладонь мужа, покровительственно накрывшая ее вздрогнувшие пальчики, неожиданно и быстро успокоили, и она, украдкой взглянув в совершенно беспристрастное лицо графа, машинально улыбнулась. Чего ей, собственно опасаться? Будто в первый раз! А после сегодняшнего широко жеста — она и вовсе готова выдержать любое испытание, а не только очередной светский раут.
Дипломат из Рионы выбрал для своего проживания очень помпезный и большой дом — в квартале Первых Рыцарей. Других особняков здесь и не было. И все же Мираэль ослепили огни и блеск приемной залы с высокими потолками, колоннами и антуражем настоящего королевского бала. Большое количество людей в роскошных нарядах. Снующая прислуга. И оркестр на отдельном балконе, который упоительно играл уже не первую композицию, рассекая воздух звуками скрипок, флейт и клавесина.
Устремленные на их пару взгляды, конечно, обожгли. На секунду Мира почувствовала себя обнаженной — насколько пристально изучали ее персону. Ее платье. Ее прическу. И, конечно же, оценивали и делали выводы — подходит ли эта молодая женщина графу. Может быть, уже даже позабыв о том, что Аттавио стал графом и вошел в этом общество лишь благодаря ей.
А ведь ее статус был не ниже большинства присутствующих. А порой даже выше. И хотя многие лица стерлись из ее памяти, спустя пару минут, спустившись по лесенке и нырнув в сиятельное общество, она безошибочно вытащила на поверхность их имена и титулы.
Бароны. Маркизы. Виконты.
Герцоги. Принцы. И принцессы.
И разумеется, простые синьоры и богатые горожане, которые благодаря своим деньгам и коммерческому влиянию смогли выбиться в этот круг и получить шанс зайти дальше, чем когда-либо ранее.
Первый час пребывания в доме посла проходит относительно спокойно и мирно. Не происходит ничего необычного — супруги Тордуар шагают по залу среди людей, вежливо приветствуют гостей Имара Легуазамо, ненавязчиво общаются со знакомыми и обмениваются обычными фразами. Мираэль постепенно привыкает к откровенным разглядываниям и не без гордости отмечает, что ее внешний вид по-хорошему впечатляет. А глубокое декольте, которое ее изначально страшно смутило, не такое уж и глубокое — у некоторым дам вырез оказывается еще откровенней, обнажая внутренние стороны полушарий и даже местечко пониже.
— Ты хорошо выглядишь, хватит дергаться, — в какой-то момент шепчет ей на ухо Аттавио, обнимая за талию.
«Я не дергаюсь! Нервничать — это нормально!» — хочется выпалить Мире. Но она сдерживается. И просто молча кивает.
Как ни странно, рука мужа на ее пояснице успокаивает и внушает уверенность. И уже не обжигает и не заставляет шарахаться от ужаса. Такая нежная близость не проходит мимо внимания какой-то дамы, имя которой Мира не может вспомнить, и та откровенно говорит:
— Какая же вы милая пара! И так хорошо смотритесь вместе! Второй медовый месяц?
Мираэль успешно скрывает смущение, улыбаясь, а Аттавио вместо ответа снисходительно и неопределенно дергает подбородком.
Конечно, не обходится и без компрометирующих комментариев. Например, от герцогини Ли-Сантэ, улыбающейся безмятежно и очаровательно, но при этом глядящей пытливо и изучающе.
— Как же отрадно видеть воссоединение молодой семьи! — умилительно сообщает Вера Ли-Сантэ, — Мираэль, вы снова радуете взор своей необыкновенной красотой. Кажется, провинция хорошо повлияла на вас. Вы вся так и лучитесь деревенским солнышком! И какой очаровательный у вас загар! Очень вам идет. Оттеняет цвет глаз. Надеюсь, с вашим здоровьем теперь все в порядке?
Конечно же, Рико поставил Миру в курс легенды, которой питали любопытную публику на протяжении всех этих лет ее отсутствия. Она не очень отличалась от реальности, с тем лишь исключением, что графиня Тордуар была не в Фэрдере, а в Хаммонде, в родовом поместье. Дышала воздухом. Поправляла здоровье.
Вот так просто и незамысловато.
Поэтому, глядя прямо в лицо герцогини, Мираэль лишь улыбается, хотя помимо воли теснее прижимается к мужу и сжимает пальчики на его предплечье.
— Мы благодарим вас за беспокойство, мадам, — отвечает за нее Аттавио, — Я тоже рад, что супруга вернулась ко мне. Жаль, что всевозможные обязанности и дела не позволяют нам быть вместе. Наедине.
— Ох уж эти дела! — сокрушается женщина, изящно взмахнув веером, — Но надо выкраивать время, дорогие мои! Годы идут, графиня не молодеет, пора бы уже серьезно задуматься о наследнике!
«Как же бестактно!» — внутренне морщиться Мираэль, непроизвольно вздрагивая.
— Но ведь для вас это не проблема, милый граф? — обращается Вера уже напрямую к Аттавио, — Помниться, в прошлый раз я видела вас в компании сеньоры… как же ее… нежное такое имя, и сама девочка показалась мне такой милой…
«А вот это уже перебор! Нельзя же так прямолинейно!»
— Точно! — радостно восклицает женщина, — Я вспомнила! Клэр Ортанш! Очаровательное дитя! Как она поживает?
— Вышла замуж, — легко отвечает граф.
— Променяла вас на мужа? Какая жалость!
— Отнюдь. Она влюблена и вполне счастлива.
— Значит ли это, что вам разбили сердце? — все не унимается герцогиня, хитро взглянув на Мираэль, — Дорогая, вам стоит получше заботиться о муже.
«Вопрос в другом — есть ли у него сердце, чтоб о нем заботиться?» — подумала девушка, чувствуя укол раздражения.
— Благодарю за совет, мадам, — безупречно вежливо говорит она вслух, — Это замечательно, что вы так радеете за супружеские обязанности и благополучие. Страна может спать спокойно.
Не остается в стороне и сам Аттавио:
— Я слышал, юный виконт Рохан в последнее время грустит. Совсем вы обделили вниманием свое фаворита. Не стоит забывать о тех, кого приручаете, ваша светлость. Или появившиеся от слез морщинки в уголках глаз уже не прельщают вас как раньше? Самого виконта в свое время это не остановило.
От такой прямолинейности герцогиня широко распахивает глаза. Но сказать ничего не успевает, потому что Мираэль восклицает, глядя за ее спину:
— А вот и сам виконт! Похоже, он хочет с вами потанцевать, мадам! Глаз с вас не водит! Лишь бы герцог не заметил!
Вера Ли-Сантэ испуганно и совершенно не чинно оглядывается, и девушка пользуется моментом, чтобы слегка потянуть ухмыльнувшегося Аттавио в сторону. Хватит с нее этой бестактной пираньи! У самой-то рыльце в пушку, а смеет так себя вести!
— Мне надо отойти, — тихонько говорит Аттавио немного позже, наклонившись к жене. — Рико идет со мной.
Мираэль понимающе кивает. Знакомая ситуация. Как всегда, граф занят делами. И подобные вечера для него — это еще один шанс обсудить очередные сделки и контракты. Незнакомо и приятно то, что супруг ставит ее в известность.
— Но ты справишься. Как всегда, — удивляет тот мягким, почти мурлыкающим голосом, неожиданно потеревшись носом о ее висок.
Она даже удивленно вскидывается. И получает быстрый и легкий поцелуй в уголок губ.
— Насчет второго медового месяца Ли-Сантэ пошутила, — решает сказать она, слегка нахмурившись.
Аттавио хмыкает, но ничего не отвечает.
На самом деле, ему не хочется оставлять ее. Как и тогда, в Фэрдере. Слишком уж очаровательно и соблазнительно выглядит его молодая, но уже взрослая и потому такая женственная и притягательная жена. А как привлекательно смотрится низкий вырез ее платья… Руки так и тянутся провести по аппетитным холмикам над тканью, да шаловливо скользнуть в тесную ложбинку. Слишком хорошо он помнит, что грудь жены не просто кажется полной и высокой. А является таковой на самом деле.
— Душно тут, — с легкостью поймав горячий взгляд супруга и потому — смутившись, говорит Мира, — Пойду на веранду.
Аттавио кивает. И быстро уходит.
Хорошо еще, что много времени деловая встреча с Легуазамо и прочими не занимает. Приходится, правда, немного надавить на зарвавшегося в своей политической неприкосновенности дипломата, сунуть под нос кое-какие документы, да так, что посол уже явно оказывается не рад, что вообще пригласил графа Тордуара на свой вечер. Но пару бокалов виски подняли ему настроение, и он в итоге даже радушно сообщил:
— Не были бы вы женаты, отдал бы вам свою дочь. Таких, как вы, надо держать поближе к себе.
Так себе комплимент, но на вкус Аттавио — вполне приятный.
Проведя еще полчаса в праздных разговорах, граф возвращается в общую залу, где гости, разбившись на пары, полностью погрузились в очередной ритуал светских раутов — танцы. На веранду, где должна была «отдыхать» Мираэль, он не пошел, так как в этом не было никакой нужды. Его внимательные и все подмечающие глаза слишком быстро разглядели среди танцующих сияющую бронзу ее роскошного платья. А еще — замечательную и восторженную улыбку, обращенную к своему партнеру, которым оказался сам принц Давид ДэВалье — двоюродный племянник самого короля.
Замечательно. Просто, мать его, замечательно!
Прелестный молодой человек, всего на пару лет старше самой Мираэль, к тому же лишенный королевской заносчивости и самомнения. Увлеченный поэзией и музыкой и, как следствие, отличный собеседник для трепетных и молодых дам. И, судя по всему, успевший очаровать его жену настолько, что, забывшись, она не только не осталась в сторонке от праздника жизни, но и окунулась в него с головой.
И даже смеется — беззаботно и искренне, чего он сам ни разу не видел.
Ну и? О чем он вчера там думал, как сыч, заперевшись в своем кабинете, и размышляя о смысле женского бытия и естественных для их природы желаний?
То-то!
Вот только что-то не рассчитывал Аттавио стать свидетелем своеобразного падения настолько быстро!
Не после демонстрации трепетной любви к книжной пыли и добровольного поцелуя в качестве благодарности!
Не после того, как они неожиданно гармонично, будто сговорившись, отбили атаку одной из местных пираний.
И уже точно не после горячего желания побыстрее вернуться к своей прелестной супруге, практически наплевав на обязанности!
… А Давид, между прочим, отлично ладит с девушками — об этом известно всем, причем не только при дворе. Этому очень способствует не только милое личико с иссиня-голубыми глазами и нежным чувственным ртом, но и хорошо подвешенный язык. А еще он всегда очень тонко чувствует грань, по которой ходить остро и стыдно и одновременно — заманчиво.
Поэтому Аттавио видит больше, чем хочет. И испытывает уже знакомое чувство раздражения.
Вальс по определению предполагает прикосновения и объятия. Скромные и строгие. Но принц нет-нет, а проводит в ласкающем жесте по изящным позвонкам его жены. Касается бедра. Или тонкого запястья, пробираясь под узкую манжету.
И Аттавио видит все это, и внутренне непроизвольно вскипает, обходя, как тигр танцующих.
И чем ближе он оказывается к вальсирующей паре, тем больше он видит.
Склоненное лицо. Что-то шепчущие с улыбкой губы. Слегка раскрасневшиеся щечки самой Мираэль. И распахнутые в смехе губы.
Дрожащие ресницы. Легкое подергивание плечиком. Если она и отстраняется от чрезмерно откровенных касаний, то это не особенно и заметно.
Хотя, надо отметить, смотрятся они вместе красиво и органично. Оба стройные и гибкие. Молодые. Оба блондины, хотя Мираэль немного смуглее — в Фэрдере она явно пренебрегала зонтиком, и потому ее кожа, как и отметила Вера Ли-Сантэ, действительно приобрела теплый оттенок, выделяющий ее среди прочих женщин.
Аттавио едва дожидается последнего аккорда композиции. И первым делает шаг навстречу жене и ее партнеру, отвлеченно замечая слегка насмешливые взгляды со стороны.
Потрясающе. Просто потрясающе. Теперь его еще и ревнивцем назовут.
Но не плевать ли?
И все же он сдерживается. Аккуратно перехватывает ручку супруги, притягивает к себе, а та по-прежнему смотрит беспечно и добродушно. И в блестящих зеленых омутах ни капли вины.
Это нервирует его еще сильнее.
— Ваше Высочество, — приветственно кивает Аттавио.
— Ваше светлость, — получает в ответ чинное.
— Благодарю, что составили моей супруге компанию.
— Так это ваша жена? — удивляется принц, — Мираэль, я сражен в самое сердце! Так вы графиня Тордуар!
Оказывается, Мираэль еще и не представилась! Вот же… маленькая зараза!
Девушка скромно опускает ресницы, но при этом улыбается — мягко и поощрительно.
Кокетничает!
— Благодарю за компанию, Ваше Высочество, — щебечет она птичкой, не оставляя в Аттавио больше никаких сомнений. А он еще считал ее неприступной гордячкой! Вон как хвост распушила!
Волна злости накатывает на него резко и неумолимо. Но снова — граф сдерживается.
— Я рассчитываю на еще один танец! — безбожно флиртует и Давид, неприлично подмигивая. — Вы же не против, граф? Обычно вы не танцуете. Но нельзя же позволить такой красавице скучать, не так ли?
— Конечно, нельзя, — скупо улыбается Аттавио — ведь того требуют приличия и этикет, — Я лишь украду собственную супругу на пять минут и она снова в вашем распоряжении!
Прозвучало, конечно же, двусмысленно. А еще откровенно лживо. Не собирается Аттавио ее никому отдавать. Не сегодня! И не сейчас!
Продолжая старательно держать себя в рамках приличия, граф ведет жену в сторону. Хорошо еще, что та не сопротивляется. А, слегка запыхавшаяся, она изящно подхватывает по дороге с подноса одного из слуг бокал и прямо на ходу делает глоточек.
— Жарко, — жалуется она, тем не менее, счастливым и довольным голосом.
Ну все. Вот теперь терпению Аттавио Тордуара пришел конец.