Женаты по договору

Глава 24. Обязательства и/или репутация

Едва ли на следующий день Мираэль ожидает гостей, поэтому к внезапному появлению сразу нескольких дам, о которых ей сообщает одна из горничных, она однозначно не готова.

А так как новость застает ее в не самом приглядном виде — на кухне, в самом простом домашнем платье и переднике, перепачканную в муке и тесте — едва ли ей хочется представать перед женщинами таким образом. Но особого выбора у нее нет. Ей не прошмыгнуть перед ними незамеченной, потому что стоят, нетерпеливые, в холле, и ждут, когда она появится перед ними.

— Бог-творец, какая прелесть! — восклицает мадам Вуалье, артистично прижимая к губам кружевной платочек. — Мираэль, вы такая милая!

— Графиня, вы и правда готовите! — фыркает Жанна Тоцци, — Значит, это была не шутка! Вот же ужас!

Мираэль с трудом удается взять себя в руки и приветственно улыбнуться своим гостьям. И даже чарующе проворковать:

— Какая приятная неожиданность, дамы! Простите, что я в таком виде, вы же не предупредили! Пожалуйста, проходите в гостиную, я прикажу подать чай. А мне дайте пять минут — я приведу себя в порядок и вернусь.

— Ну что вы, Мираэль! — к ней с улыбкой подступает баронесса де Маро, — Вы всегда полны нежнейшего и неповторимого очарования, а в этом виде от вас веет… Ну, такой провинциальной свежестью и незамысловатой непосредственностью…

Не очень хорошо завуалированную подколку Мира игнорирует и, развязав передник, отдает своевременно появившейся Золе. Ей же она коротко отдает распоряжение накрыть для женщин стол к гостиной, а сама провожает их в комнату, чтобы, в этом она не сомневалась, снова стать предметом их развлечения.

Хорошо, что затягивать они не стали и сразу осыпали уймой ненужной информации.

— Очень жаль, что вы с мужем вчера ушли так рано, Мираэль! — это говорит баронесса.

— Король все-таки вышел вчера в сад. — восторженно выпалила Вуалье, — И Королевский Фонтан запустили, как и обещали. И он был великолепен! И фонтан, кстати, тоже!

— Я очень рада, — рассеянно кивает Мираэль.

— Вы так много пропустили, госпожа графиня! — добавляет кто-то, — И, знаете, Его Величество, узнав, что вы были с графом в саду, расстроился, что не застал вас.

— Но вы ведь понимаете, что на самом деле ему это не понравилось? Вы же демонстративно проигнорировали самого короля!

— Да-да, он сам сказал, что давно хотел увидеть хваленную графиню Тордуар. И как нехорошо граф поступил, решив снова спрятать вас от его глаз.

— Все так, Его Величество определенно был возмущен. Вы же понимаете, Мираэль, что это не очень хорошо для вас?

— И для вашей репутации!

— Ведь граф — одно из приближенных лиц Его Величества. Практически его друг!

— Соратник!

— Товарищ!

— А вы — его жена! Значит, надо держать марку!

На несколько минут женщины затыкаются, потому что в гостиную входят служанки, и стол быстро наполняется посудой и закусками, а комната наполняется аппетитными запахами чая, теплого теста и глазури. Мираэль приглашает женщин расположиться на диване и в креслах, а сама принимается по-хозяйски хлопотать, ухаживая за своими гостьями. Хотя про себя недовольно ворчит: как же ей все это надоело! И как хочется… вместо вот этого всего… просто вернуться в уютную кухню… к беззаботной и уже ставшей такой привычной незамысловатой болтовне с обычными слугами, в которой нет места регалиям и чинам.

На кухне она была… просто женщиной. Женой. Деловитой и спокойной, любящей и посмеяться, и пошутить.

С этими же дамами ей приходится надевать маску и становиться сиятельной графиней. Постоянно помнить о тоне своего голоса, о жестах, о выражении лица.

Как же это иногда… надоедает…

Когда служанки уходят, дамы возобновляют прерванный разговор с новыми силами.

— Королю сказали, что вы были даже на выступлении какой-то там труппы. А вот — его проигнорировали!

— Вы должны были дождаться Его Величество, Мираэль!

— Хотя, конечно, властному характеру графа трудно противостоять. Правда, дорогая?

— Но у нее вроде как получается, — хихикает Тоцци, — Видели, как он у нее на поводу идет? Я слышала, что граф вчера даже пропустил встречу на бирже и пришлось Ломели самому улаживать вопросы.

— Правда?! Мираэль, милая, поведуйте, как вам это удалось?!

Внутренне похолодев, девушка заставляет себя улыбнуться. Но что сказать, к сожалению, не знает.

— Ну разве не ясно? Молодые, полные сил, красивые… Находят общие дела, от которых трудно оторваться… Правда, графиня?

Все, что может сделать Мира, это снова улыбнуться и легонько кивнуть.

— Но вы же помните, о чем я говорила вам раньше? — произносит одна из женщин со странно блестящими глазами, — Не торопитесь заводить ребенка. Потерпите… Дети — это лишние и ненужные заботы и проблемы, которые могут испортить ваши отношения. Причем очень несвоевременно!

И тут уж Мира не выдерживает.

— Дети — не проблема, леди, — говорит, не побирая специально слова, — Это радость и будущее этой жизни, а для женщины — ее воплощение и вклад в этот мир. В тот самый момент, когда становишься матерью, выполняется наше самое главное предназначение.

— Да что вы говорите? Вы же такая молоденькая совсем, Мираэль! Откуда такие мысли? У вас еще все впереди! Не торопитесь! Пользуйтесь тем, что вы прекрасны и полны сил. Наслаждайтесь!

— К тому же не сегодня, не завтра, а придет приглашение от Его Величества! И ему будет очень приятно видеть такую красавицу при дворе каждый день!

Удивленная таким внезапным порывом, графине пару раз хлопает ресницами и откровенно недоумевает. На что это они намекают?

Или не намекают?

А прямым текстом говорят?

Вот так стыд…

— Меня мало волнует этот вопрос, — отвечает она возмущенно, — В первую очередь — я супруга графа Тордуара и мне положено выполнять свои прямые обязанности, а не прихоти Его Величества…

— Мираэль! О чем вы? Так нельзя! Это же король!

— Конечно-конечно… Это же король… — машинально повторяет Мираэль, резко поднимаясь и отходя к окну.

«Как же… это надоело!»

Она в Игдаре всего ничего и снова успела в полной мере почувствовать вкус роскошной и богатой жизни замужней и красивой женщины при властном и авторитетном муже. Но едва ли это был только лишь приятный опыт.

Прочувствовала она все. И оценила. Кое-чему научилась.

Все эти роскошества… Встречи и люди… Беседы и сплетни…

А еще — бесконечные маски… Игры…

Почему-то кажется, что прошла целая вечность, а не несколько недель!

Кто-то может и получает от всего этого удовольствие. Живет этим. Не представляет себя жизнь без всей этой, по сути, ненужной мишуры.

А она? Почему она сама неожиданно задается этим вопросом? Сейчас?

Что такого перевернулось внутри нее за последние сутки, из-за чего ей стало практически физически невыносимо находится здесь и глядеть на сидящих перед ней дам? И сдержаться, чтобы не высказать им что-нибудь этакое, становится все трудней и трудней…

Она не соврала, сказав о предназначении женщины. Сама она… ну правда очень хотела нормальной и обычной семьи. Не только брака с мужчиной. Но и ребенка. Ведь она так любит детей!

А тем временем…

— Вам надо старательно продумать, в какой наряде посетить дворец в следующий раз!

— То, вчерашнее, бежевое, конечно, очень милое, но слишком простое и незамысловатое. В таком виде нельзя появляться перед Его Величеством. Он разочаруется.

— С другой стороны, я слышала, что в моду входит простота и естественность! Именно это и подкупает.

— Мираэль — и простушка? Раскройте глаза, дамы! Она уже совсем не та провинциалка, что шесть лет назад!

Именно в этот момент на нее устремляются взгляды всех присутствующих, и Мира помимо воли вздрагивает, чувствую кожей, как ее снова ощупывают и оценивают.

И именно в тот момент, когда она так выглядит! Нет, теперь она не чувствует неловкость.

А вот раздражение и брезгливость — очень ярко и ясно.

— Эм, Мираэль, милочка… А вы так перед мужем каждый день ходите, да? — произносит кто-то насмешливо, — А не боитесь?

— Чего именно, дамы? — внезапно разносится по гостинной вкрадчивый, но звучный мужский голос, — Чего моя супруга должна бояться?

Раз — и глаза всех женщин, в том числе и Миры, смотрят на стоящего в арке Аттавио Тордуара. Подобранного, как хищный зверь перед прыжком, и с без намека на улыбку поджатыми губами. В расстегнутом камзоле и медленно стягивающего с ладоней перчатки. Рядом стоит и держит шляпу и трость Дэниэль, который принимает и перчатки и сразу же, поклонившись, отходит.

— Господин граф, добрый день! — первой обворожительно улыбается баронесса де Маро, — Вернулись с работы? Уже? Выглядите прекрасно!

— И как дела нынче на бирже? — поспешно спрашивает Вуалье.

Два — граф оглядывает ее, строго и холодно, и с сестры прокурора до странного быстро слетает вся ее самоуверенность, и она даже бледнеет.

— Не вашего ума дела, — грубо отвечает мужчина, заставляя ту даже побледнеть. — В целом, вам и тут делать нечего, вообще-то.

— Аттавио… — шелестит Мираэль, вроде пытаясь и остановить мужа, чтобы тот не сказал еще что-нибудь грубое, и в то же время — безмерно радуясь, как тот своевременно появился.

— Дамы, прошу простить, — кивает граф, — Но мне нужна моя жена. А вам уже пора. Мираэль?

Одного имени, произносенное супругом, ей достаточно, чтобы мягкое тепло растеклось по телу, а ноги сделали шаг навстречу.

— Всего доброго. Не задерживайтесь, — кивает Аттавио, когда та оказывается рядом, и Мира вкладывает свои пальчики в его слегка протянутую ладонь.

И так как он действительно поспешно уводит ее, супруги, разумеется, уже не слышат, как Жанна Тоцци говорит:

— Вы видели? Нет, вы видели?! Как он… как он… ух!

— Не знаю, что вы там увидели, Жанна, — морщится баронесса, — Но повел себя граф неприлично! Опять! Да что он себе позволяет?!

— То, что позволял всегда… — негромко и оценивающе говорит одна из женщин, и в ее голосе слышатся странные нотки — не то раболепия, не то восхищения, — Полную независимость и наглость, как будто ему действительно позволено все…

— Нет, дамы, — заключает Тоцци, поднимаясь и стряхивая крошки с верхней юбки. Шумное обсуждение не помешало ей отказаться от чая и лакомств, которых она успела проглотить аж три штуки, — Это называется мужская власть. На этот раз — обоснованная и понятная.

Вряд ли дамы правильно понимают фразу, брошенную обычно хабалистой женщиной. Но что-то действительно заставляет их быстро последовать ее примеру, а после собраться и поспешно покинуть особняк Тордуаров.

— И как много ты услышал? — спросила Мираэль у мужа, провожая того аж до спальни и заходя следом. Да и не смогла она сделать иначе, ведь Аттавио по прежнему держал ее за руку.

— Уверен, недостаточно. Какого черта они тут забыли?

— Если тебе интересно — я их не приглашала. Сама удивилась. И потому оказалась совершенно не готова к их приходу.

Оглянувшись, Аттавио быстро и равнодушно мажет по ее платью взглядом и тут же начинает разоблачаться. Мираэль не сразу, но помогает — забирает его камзол и вешает на спинку кресла, помогает расстегнуть запонки и принимает галстук.

Одновременно она продолжает оправдываться:

— Я на кухне была. Тесто месила. И переодеться просто не успела.

— Успокойся, — бросает Аттавио, — Мне не нужен твой доклад, я и так все прекрасно понял. Пойдем.

— А? Куда? — Мира непонимающе глядит на мужа, который уже шагает в сторону постели и дальше, к двери ванной.

На ходу стягивает жилет и рубашку и небрежно бросает на кровать.

И действительно заходит в ванную комнату.

— Мираэль! — требовательно зовет оттуда Аттавио.

Смутно догадываясь, что от нее ждет мужчина, и поборов смущение, Мира действительно спешит следом.

А дальше — все как в тумане…

Забывается все — и появление благородных дам квартала Санженпэри, и их двусмысленные разговоры. Собственное раздражение и неудовольствие.

А вот подчиниться напору и решительности мужа очень приятно и уже привычно. Хотя она все-таки недоумевает и потому спрашивает:

— Прямо тут?

— У тебя волосы в муке.

— Так мне надо просто помыться…

— Совместим приятное с полезным. Ты же не против?

О нет, она не против…

Ей нравится…

Очень нравится, как Аттавио привычными и умелыми движениями стягивает с нее одежду, а потом помогает забраться в ванную.

Нравится смотреть, как тот снимает остатки собственной одежды, пока сама она настраивает температуру и напор воды, чтобы наполнить ванную.

И уж точно очень нравится, когда, присоединившись к ней, сразу обнимает и притягивает к себе, чтобы она оказалась верхом на его бедрах, и набрасывается на ее губы.

Очень быстро грудь и живот наполняются тяжестью… От жадных и глубоких поцелуев распухают губы… А сама она обнимает мужа за голову и прижимается теснее, трясь кожей о кожу мужа, и ерзая своей промежностью на его наливающейся кровью и силой плоти.

— Ты не против? — повторяет Аттавио тихо, на секунду оторвавшись от нее.

— А должна?

— Не боишься?

— Ну ты же не сделаешь мне больно, правда? Ты обещал.

— Не сделаю, девочка. Я контролирую себя. Пока что…

Странно, но эта фраза отзывается особо сильной пульсацией в промежности, и девушка, тихонько заскулив, прижимается к мужу грудью и ведет бедрами из стороны в сторону.

Аттавио же, обхватив ладонями ее ягодицы, направляет куда нужно. Медленно опускает…

Входит…

Аккуратно и неторопливо.

Заставляя задержать дыхание и снова жалобно заскулить.

Раз — и толчок. Упругий и точный. Но не глубокий и щадящий.

— Больно? — спрашивает Аттавио тихо, замерев.

Мираэль отрицательно качает головой из стороны в сторону, а сама жмурится и губу закусывает.

Туго. Тесно. Но хорошо.

— Мне продолжать?

Рассеянный кивок. И мужчина, немного приподняв Миру, снова медленно опускает ее.

Сердце пропускает удар и тут же несется вскачь. Девушка стонет и только сильнее цепляется.

На самом деле ей хорошо. Очень хорошо.

Хорошо, когда он входит. Раз раз разом. Снова и снова. Хорошо, когда прижимается губами к ключицам и начинает выцеловывать. Нежно. Ласково. Без покусываний и зубов.

Хорошо, когда, придерживая одной рукой, ласкает второй спину и кладет пальцы на затылок.

Хорошо, когда снова целует в губы.

И рокочет, немного увеличивая темп и глубину проникновения.

А Мираэль от удовольствия и сладкого наслаждения окончательно растворяется в тягучем, но приятном мареве, который наполняет все ее тело и разум горячей патокой и негой.

Уже гораздо позже, укутанная в безмерный халат Аттавио, она сидит на мягком пуфе и млеет, пока муж — кто бы мог подумать? — собственноручно расчесывает мягкой щеткой ее волосы. Для этого он даже специально сходил в ее спальню за ней, а заодно захватил чистую сорочку и другое платье.

Но сразу она переодеваться не стала. А села, воспользовавшись совершенно неожиданным предложением мужа расчесать ей волосы.

И именно это стало вишенкой на ее персональном торте, ведь когда мужчина делает такое — разве это не удовольствие чистой воды?

Девушка едва не мурчит, когда супруг перебирает ее локоны, мягко проводит щеткой и раскладывает на собственных коленях. Они у нее мягкие и рассыпчатые, но слишком длинные, это она знала прекрасно, поэтому это дело пусть и не трудное, но долгое.

В какой-то момент Аттавио спрашивает:

— Тебе было больно?

Откинув голову назад, Мира непонимающе глядит на мужа снизу вверх и слегка близоруко щурится. Не сразу понимает, о чем речь.

— Нет, не было, — говорит в итоге, снова немного покраснев, — Почему это так тебя беспокоит?

— Потому что я тут подумал, что ты можешь быть беременна. И тогда… в библиотеке… я мог серьезно повредить тебе.

Глаза Мираэль необыкновенно расширяются, и даже рот распахивается. Такой реакции Аттавио недовольно хмурится и спрашивает:

— Ты же думала об этом?

Мира молчит, инстинктивно вскинув вверх руки прижав ладони к щекам.

— Что? Не думала?

Девушка снова никак не реагирует, хотя вспыхнувшие фейерверком эмоции шокируют и обжигают.

Беременна? Она может быть беременна? И Аттавио это беспокоит? Волнуется, что с ребенком может произойти беда? Поэтому вчера и пальцем не прикоснулся, а сегодня — был невозможно ласков и аккуратен?

И не зря на враче настаивал…

Бог-творец, а если правда? Почему она сама не подумала?

Если это действительно случилось, то срок, конечно, еще совсем маленький, и до месячных еще есть время, поэтому на самом деле трудно что-либо говорить наверняка…

А мужчина, устав, видимо, ждать ее ответа, вдруг подхватывает ее под мышки и поворачивает к себе лицом. Сажает на колени — скромно и целомудренно, как маленькую девочку, — и поправляет волосы.

— Мираэль? Так думала? Или нет?

— Нет…

— Но понимаешь же, что это возможно?

— Теперь — да…

— И что? Не хочешь?

Мужской голос становится обжигающе ледяным. А взгляд — колючим и пронизывающим.

Но Мираэль уже давно не боится такого выражения его глаз. Да и другое ее волнует куда как больше…

— Детка? Ну-ка, посмотри на меня!

И девушка не только послушно глядит на мужа в ответ. Но и кладет ладошку на его скулу и мягко гладит. И улыбается. Смущенно и немного обескураженно.

И такой это был милый и очаровательный взгляд, что возбуждение, утоленное совсем недавно, заворочалось внутри с новой силой, и Аттавио сильнее сцепил пальцы на женской талии. А потом — в заигрывающем жесте скользит выше, к вороту халата. Гладит кромку кожу в вырезе. Слегка отодвигает ткань в сторону. И проводит подушечками в опасной близости от соска.

— Так что? — повторят он, — Не хочешь? Эти дамы все-таки сумели убедить тебя?

— Нет, конечно. Но… Ты и это слышал?

— Слышал. Значит, хочешь детей?

— Но разве… не таким и был твой первоначальный план, когда ты приехал к Фэрдер? Какая разница, чего хочу я?

— Не юли.

Мираэль тут же ойкает, потому что муж в этот момент обхватывает снизу ее грудь и слегка сжимает, приподнимая.

— Мне казалось, что мы уже переступили черту договоренностей. Или я ошибся?

— Не-е-ет, — тянет Мира, зажмурившись от приятных ощущений, — Не ошибься. И я… хочу ребенка, правда…

— Вот и хорошо, девочка… А если тебе не нравятся эти кумушки — гони в шею. С них не убудет.

— Репутацию испорчу.

— Или сделаешь ее. Трать время с толком. Например, на меня.

Ответить Мира ничего не смогла. Да и не успела. Почему-то воодушевленный, Аттавио снова набросывается на нее, будто они и не занимались совсем недавно в ванной комнате любовью.

… А через два дня у Миры начались месячные.

И, кажется, еще никогда она не чувствовала такого сильного разочарования, как в это утро.