Оказавшись на улице, Мираэль щурится от не по-осеннему яркого рассветного солнца, но все же с удовольствием подставляет под его холодные лучи лицо и глубоко вздыхает.
«А я думала, что прошло гораздо больше времени, — рассеянно думает она, — А на самом деле — всего-то несколько часов».
Оттого вокруг — практически не души. Только сонная стража притулилась по углам и опирается на пики, да начинает свою вялую работу прислуга.
К удивлению графини, ее не ведут в казематы или какие-нибудь дальние апартаменты.
Вместо этого ее провожают до самого дома, спящего и погруженного в мрак. Хотя привратнику все-таки приходится выбраться из своего маленького домика, чтобы открыть ворота неожиданному экипажу с королевским гербом, и тот с некоторым удивлением взирает на хмурую хозяйку, которая кивком приветствует его и тут же направляется в особняк.
Вот только вместо того, чтобы переодеться и лечь спать, Мира встревоженно вышагивает по гостиной и иногда останавливает у окна, поглядывая на двор.
Постепенное пробуждение имения она улавливает рассеянно и почти не обращает ни на что внимания. А когда в гостиную входит и удивленно восклицает одна из горничных, лишь скупо улыбается — устало и грустно. И снова возвращается к своему наблюдательному пункту. На вопросы не отвечает, лишь качая головой. И отказывается и от завтрака, и от чая.
Исключение молодая графиня делает только для Рико, выглядящему не менее устало и расстрянно, чем она.
— Моя госпожа… — учтиво приветствует ее секретарь с поклоном, — Как вы, госпожа?
— Где ты был? — наплевав на условности, спрашивает его Мира, — Где граф? Что с Золой?
На эмоциях девушка даже хватает его за предплечья и закидывает вверх голову, чтобы заглянуть Рико в глаза.
— Нас сразу же разделили, — качает Рико подбородком, — Ни у меня, ни у Золы ничего никто не спрашивал и практически сразу отправили сюда. Под надзором, разумеется. И предупредили, чтобы никуда за порог не совались. Да я и не собирался.
— Ну а граф? Ты что-нибудь знаешь? Может, слышал что-нибудь?
— Нет, графиня… Увы, мне нечем вас порадоваться. Но одно то, что вы здесь, дома, успокаивает и внушает надежду.
— Ерунда, — с некоторым отчаянием восклицает Мира и тут же слегка встряхивает головой, — На самом деле, наши жизни ничего не стоят… Всю ответственность возложат на Аттавио… Но… в каком размере? Насколько серьезным будет наказание?
— А вы, госпожа? Кто-нибудь говорил с вами? Вас обижали? Угрожали?
— Нет-нет, что ты… Все нормально… — поспешно проговаривает Мира, отступая на пару шагов назад. Но при этом машинально заламывает руки, поддаваясь своим чувствам.
Рико даже становится жаль ее. Обычно такая собранная и строгая, она не может сейчас скрыть своих истинных эмоций, среди которых сильнее всего оказывается беспокойство за мужа, рожденное из нежной к нему любви.
— Не волнуйтесь, госпожа, — мягко улыбается Рико, чтобы хоть немного, но успокоить ее, — Граф не из тех, чьими жизнями король будет легко разбрасываться. Ему нужны такие люди.
— Ну да, — раздраженно фыркает Мираэль, — И поэтому он решил схватить нас, как преступников?
— Его тоже можно понять. В глазах людей мы — клятвопреступники и изменники. Увы, наша участь — лишь терпеливо ждать. Еще неплохая, надо сказать, участь. Давайте лучше чаю выпьем, госпожа.
— Какой уж там чай… — раздраженно закатывает глаза девушка, нервно поведя плечом.
И все же секретарь отдает соответствующий приказ, и вскоре он почти силой усаживает графиню на диван и заставляет взять чашку. Ощущая напряжение Мираэль практически физически и искренне сопереживая ей, он даже по-дружески подставляет той свое плечо, чтобы выплакаться — а именно это делает молодая графиня после безуспешных попыток сдержать рвущееся напряжение.
Плачет Мира тихо, но отчаянно, едва ли отдавая себе отчет. Машинально цепляется за лацкан сюртука Рико и воротник его сорочки, размазывает по щекам слезы и что-то неразборчиво бормочет.
И молодой мужчина понимает это и принимает. Только удивляется немного, не рассчитывая стать свидетелем такой сугубо женской истерики — и в исполнении графини Тордуар. Слишком уж рассудительной и спокойной она всегда ему казалось. И не тратящей лишние силы на что-то подобное.
Но всё рано или поздно случается в первый раз.
Хотя, конечно, именно в такие моменты судьба любит подкидывать двусмысленные ситуации.
— Так я и думал! — раздается в гостинной раздосадованный голос Аттавио, — Только муж за порог, так очередной поклонник тянет свои загребущие ручонки к его жене!
От книжной абсурдности момента Рико громко фыркает, а Мираэль, резко выпрямившись, тут же вскакивает и с неразборчивым воплем бросается к супругу на шею.
К счастью, его комментарий оказывается не более, чем приветственной, пусть и немного раздраженной, шуткой, потому что он с готовностью обнимает свою супругу и привлекает к себе. Импульсивно зарывается носом в растрепанные женские волосы и шумно вдыхает, пока Мира, всхлипывая, раздается новой порцией рыданией. Поставив брошенный впопыхах чашечку, Рико с улыбкой поднимается на ноги и со словами «С возвращением, граф. Пойду я, что ли…» действительно уходит, оставляя супругов наедине.
— Ну право, как будто вечность не видела… — в притворном раздражении бормочет Аттавио, до хруста, еще сильнее, сжимая руки вокруг тонкой спины молодой женщины, — Тш… Ничего… Все в порядке, девочка… Я в норме, моя маленькая…
Самолюбие Аттавио приятно щекочет яркие и отчаянные эмоции Миры. Цепляясь ребенком за его одежду, она прижимаясь и тянется к нему, трется, как котенок, и касается кожей лица его подбородка.
Проходится руками по плечам и локтям, будто проверяя, цел ли он. По груди и бокам. И с облегченным вздохом смыкает на спине.
— Ты вернулся, — шепчет она радостно, — Живой…
— Живее всех живых, — усмехается граф, — Так быстро казни не проводятся. Даже волею Его Величества короля.
— Казни? — испуганно охает Мираэль, отшатываясь, — Что значит — казни?!
— Тихо-тихо, моя прелесть, — фыркает Аттавио, удерживая жену на кончиках пальцах и смеясь, — Никакой казни, хорошо?
— Но как же арест?!
— Не более чем предупредительный рык.
— Рык? Какой, к черту, рык?!
— Ругаешься! Снова! — почти восхищенно восклицает граф, снова притягивая Миру к себе, но вместо того, чтобы просто обнять, подхватывая под ягодицы и приподнимая над полом. — Бросьте, госпожа. Для волнений нет причины.
— Почему ты такой беспечный?! — опять возмущается Мираэль, несильно стукнув мужа по плечам, — Где ты был? Ты говорил с королем? Что он сказал?
— Вопросы, вопросы… Сколько можно? — бормочет Аттавио и шагает к дивану, чтобы опустить на него девушку. — А моська-то зареванная… Развела тут слякоть…
— Аттавио… — шумно выдыхает Мира, когда муж садится рядом и, крепко обняв ее, привлекает к себе. — О чем вы с Филиппом договорились?
— А ты? — пытливо спрашивает граф, внутренне умиляясь дальновидности своей жены. Догадалась! — Он угрожал тебе? Может, что-то пообещал?
— Я… я почти ничего не помню… Но ничего такого. Его Величество все говорил и говорил… По большей части, какую-то ерунду. Это неважно. Что нам ждать, Аттавио?
— Ничего особенного. Филиппу выгоднее простить мою выходку, чем серьезно наказывать. Да и куда серьезней? Колонии и без того места злачные — ни тебе салонов, ни тебе роскошных приемов…
— Что мне эти салоны… Но король… Разве не проще было закрыть глаза и отпустить?
— Проще. И даже выгодней. Ведь тогда у Филиппа были бы все основания объявить арест на имущество, записанное на мое имя.
— Значит ли это… Что он оказал услугу?!
— Нет… — Аттавио машинально приглаживает растрепавшиеся волосы жены, — Какая уж там услуга? Каприз мальчишки, не более.
— Какое неуважительное отношение к своему монарху, госпожа графиня! — мужчина довольно болезненно перехватывает ее поперек груди.
— Но что теперь? Что делать дальше? Тебе все равно надо уехать в колонии? А я? Я смогу поехать с тобой?
— А ты не передумала?
— С чего бы?! И вообще — я не имею привычку менять свои решения, тем более так быстро.
— Ну и чем будешь там заниматься?
— Мало ли найдется дел? В крайнем случае, буду заниматься хозяйством…
— Станешь примерной домохозяйкой? Что ж, не надо будет кухарку нанимать.
Аттавио, конечно, всего лишь подшучивает, но Мира совершенно не обижается. А только согласно кивает. И граф не может удержаться — любуется раскрасневшимся, с воспаленными от слез глазами лицом, бледными и подрагивающими губами и на мгновение накрывает их своими в простом и целомудренном поцелуе. Потому еще. И еще. Пока жена, поддавшись его мягкому напору, не опускает пушистые ресницы и не вскидывает повыше голову для более глубокого и чувственного поцелуя.
Новое распоряжение короля приходит очень скоро — в тот же день. И если слух о неожиданном изменении решении Филиппа и успевает распространиться, то последствия оного до супругов Тордуаров не доходят — те, переждав всего лишь сутки, все-таки отправляются в порт. Но на этот раз не как преступники и не как изменники, а как вполне себе законопослушные граждане. И не тайком, а вполне открыто, при свете дня — и с куда как большим сопровождением и багажом, достойным представителей знатного рода.
— Как изменчива королевская воля, — вдруг тихонько шепчет Мираэль, внезапно замерев в середине деревянного трапа и вцепившись пальцами в канатный поручень, ведущий на борт.
— Это последнее, о чем тебе стоит беспокоиться, — также тихо говорит идущий следом Аттавио, подхватывая ее под локоток.
— И все же — странно, — жалобно бормочет молодая женщина, оглянувшись, — Серьезно? Вот так просто? После вчерашнего-то?
— Я уже говорил тебе — всё имеет свою цену. Надо только уметь находить ее.
— Вот только ты так и не сказал, о какой именно цене ты смог договориться.
А вот это правда. Аттавио категорически отказался признаваться, о чем они с королем все-таки договорились и что именно это ему стоило.
— Вперед смотри, — хмуро приказывает граф, слегка подталкивая свою супругу, — Споткнешься — растянешься на потеху челяди. Оно тебе надо?
— Благодарю за беспокойство, — фыркает Мира, но сразу же безукоризненно улыбается. И добавляет тонким воркующим голоском, — Вы так невозможно заботливы, господин граф!
Ступив на палубу, Мираэль оглядывается, но равнодушно и рассеянно. Хотя корабль большой и красивый, а на борту — чисто и аккуратно, девушка отмечает это едва-едва. И неторопливо проходит к перилам, чтобы, положив на них ладони, задумчиво замереть.
Жалеет ли она? Волнуется ли? Боится?
Нет… Подобных чувств в ее сердце нет и в помине.
Мира не жалеет, что, даже получив возможность передумать, она все равно осталась при своем решении отправиться за графом в колонии.
Не волнуется она и из-за неизвестного будущего и нового места. И страха нет тоже — ну что, в самом деле, можно бояться, когда она жива и здорова, много чего умеет, а рядом — такой спокойный и опытный человек, как Аттавио?
И все же…
Все же…
Что-то её гложет. Что-то эфемерное, неясное, размытое…
Их вчерашний неудачный побег и общение с королем после доходчиво ей показали — жизнь может круто повернуться в одну минуту. И ничего поделать с этим нельзя — только смириться.
И самым неприятным становится осознание того, что именно смирение — главный в ее жизни удел.
Ей все время приходится смиряться… Заталкивать собственное мнение поглубже и просто плыть по течению… Хотя раньше Мираэль об этом как-то и не задумывалась.
Сначала — она приняла равнодушие своего отца. Пыталась что-то изменить, пыталась изменить хоть что-то — и безрезультатно.
Приняла свою свадьбу с совершенно неизвестным и потому — страшным и пугающим человеком старше себя и тягостный брак, полный того же самого равнодушия.
Смирялась она и с неуважением к своей персоне, пока учительствовала в Фэрдере. И это удавалось ей довольно легко — своеобразное испытание ее сил и воли стало лишь ступенькой к становлению ее характера и стойкости.
После — она смирилась и с возвращением в ее жизнь Аттавио Дэрташа. К счастью, все в итоге сложилось необыкновенно хорошо — она влюбилась, влюбилась в собственного мужа, испытала такой калейдоскоп чувств, что раньше и представить было сложно!
Да, порой было непросто… тяжело… и даже невыносимо…
Но каждая трудность, каждое испытание приносило знание. И даже счастье. А еще — закаляло всё сильнее.
Да и смирение — разве не важнейшая благодетель любой женщины?
И только сейчас Мира посмотрела на все это под другим, каким-то особым, углом.
И смутилась.
Будто… Какую-то деталь пропустила… Какую-то очень важную и жизненно необходимую…
Вот только какую?
… Занятый размещением багажа, Аттавио, разумеется, не замечает странной рассеянности своей жены. И мимо внимания горничной этот факт тоже проходит — Зола, восхищенная видом корабля, как ребенок, носится по палубе, рассматривая все интересующие ее детали.
Потому-то Мираэль, несмотря на царящее столпотворение из-за подготовки к отплытию, остается в неком уединении — увы, неприятном и гнетущем. И наполняющем ее всяческими мыслями.
В себя графиня приходит только тогда, когда боцман громко возвещает о поднятии парусов. Матросы берутся за дело с новыми силами и деловитым шумом. И девушка оглядывается, разглядывая эту рабочую суету.
Холодный морский ветер, до сих пор ею не замеченный, заставляет Миру зябко поежиться и вскинуть вверх руку, чтобы поправить капор и получше запахнуться в шаль. А еще глубоко вдохнуть запах влажного дерева и водорослей — неповторимый и свежий оригинал того зловония, который обычно стоит в порту.
И от этого запаха кружится голова. Как и от невообразимо прекрасного вида морской дали — и как только Мира не заметила это раньше?
Лазурная гладь, простирающаяся вперед до самого горизонта и соприкасающаяся с небом, переливалась и волновалась шелковой тканью, вышитой серебряными и жемчужными нитями. Солнце отражалось бликами в невысоких волнах, а их шум — ненавязчивый и шелестящий, ласкал слух и совершенно не раздражал. Разбавлял их гвал чаек и бакланов, пока еще рассекающих воздух над морем и ловящих на лету рыбу.
— Красиво, — еле слышно шепчет Мираэль, непроизвольно улыбаясь и вскидывая вверх лицо — прямо под солнечные лучи, — Творец, красиво-то как!
— Рад, что тебе нравится, — усмехается незаметно подкравшийся со спины Аттавио, укладывая ладони на перила по разные от девушки стороны и тем самым нависая над ней. И пытливо интересуется, — Голова не кружится? Не тошнит?
Повернув голову, Мира утыкается лбом к мужскую скулу и легонько трется.
— Нет.
— Это хорошо. Но если вдруг тебе станет нехорошо — сразу скажи Золе. У нее есть лекарство.
— Ммм… Хорошо…
Пару минут супруги просто стоят рядом — не обнимаясь, но тесно прижимаясь друг к другу. Не говоря ни слова. И просто глубоко дыша одним на двоих воздухом и ощущая исходящее друг от друга тепло.
И в этом было самое правильное и естественное на свете. И даже тягостные мысли Миры просто взяли и испарились, заставив ту от удовольствия зажмуриться. Аттавио же подумал, что та просто наслаждается погодой и, дай Бог-Творец, его близостью.
По крайней мере, ему было отрадно именно это — наличие его маленькой и хрупкой супруги в кольце его рук.
А что будет дальше…
То лишь туманное будущее, которое он постарается сделать комфортным и терпимым. Не только для себя. Это-то как раз уже не важно.
Для нее. Для Мираэль. Для маленькой графини, которую он вытянул совсем еще девочкой, преследуя свои цели, а после — уже взрослой и смелой девушкой, к которой привязался и полюбил.
И из-за которой привычная жизнь, конечно, перевернулась вверх тормашками. Но, вразрез с его прежними представлениями, хуже почему-то не стала.