Женаты по договору

Глава 5. Лицом к лицу

Аттавио Тордуар предстал перед ней во всей своей красе — в роскошном костюме скромного темно-синего цвета, но покрытого золотой вышивкой и украшенного изысканными кружевами и драгоценными камнями. Совершенно не изменившийся и потому — хорошо знакомый. Как всегда, строгий и серьезный и так и не приобретший особую аристократическую стать и потому — немного сутулый и неблагородно жесткий. Его волосы заметно отросли, но услугами цирюльника мужчина по своей привычке не воспользовался. И потому черные, слегка вьющиеся волосы были просто небрежно зачесаны назад, демонстрируя увеличившуюся проседь на висках. Проигнорировал мужчина и бритье — поэтому на его щеках и подбородках чернела неаккуратная щетина, которая, как ни странно, ему шла, но делала еще старше.

Все это Мираэль отметила за секунду, но все равно продолжала, как завороженная, разглядывать своего супруга, разделяя изумление его собеседника.

Что Аттавио забыл в Фэрдере? Просто проездом? Или по каким-то своим делам? Что делал здесь, в доме Копш? Один ли он или, как и полагается, со спутницей?

Узнает ли ее? Признает? Или же, уважая ее и свой выбор, сделает вид, что они незнакомы и отпустит восвояси?

Как же неловко-то получилось…

Но кто мог подумать, что судьба сыграет с ними такую злостную и несправедливую штуку?

Видимо, Мираэль слишком долго и пристально глядела на графа, поэтому он, слегка вскинувшись, безошибочно устремляет на нее свой взгляд. Равнодушно мажет и возвращается к собеседнику. Но практически тут же поворачивается вновь.

Мира замирает. И смотрит на мужа в ответ.

Узнал. Конечно же, узнал. Не так уж сильно она и изменилась. Одета, разве что, скромно и мрачно. Как монахиня. И не украшена яркими лентами и драгоценностями. Не причесана стильно и красиво.

Но лицо-то у нее прежнее. И глаза. И цвет волос.

К ее удивлению, Аттавио приветственно кивает. Совсем слегка, почти незаметно.

Но ведь здоровается.

А потом совершенно спокойно отворачивается, возвращаясь к разговору.

Миру отпускает. Хотя напряжение от этой странной встречи никуда не проходит, она наконец-то сумела с облегчением выдохнуть. И отойти в сторонку.

Как раз вовремя!

Привлекая ее внимание и подзывая к себе, Заира Копш повелительно машет ладонью, и Мираэль степенно подходит к женщине, чтобы забрать детей под свое крылышко.

— Пойдемте, дорогие мои, — ласково говорит девушка, покровительно положив руки на плечи ребят, — Покажем, на что способна наша банда?

Взглянув на свою учительницу, дети снова расслабляются. Их лица озаряют добрые улыбки, и люди, которые в этот момент смотрели на них, не смогли не заметить этого удивительного преображения. Эти, несомненно, красивые и хорошо воспитанные ребята бесхитростно показали свою привязанность к девушке и мимикой и жестами. Стараясь именно ради нее, а не ради своих родителей, они расправляют плечи и горделиво вскидывают подбородки, готовые отвечать на любые, даже самые тяжелые вопросы и смело глядеть на своих собеседников.

— Значит, вы их учительница? — спрашивает кто-то.

— Да, миледи, — Мира благосклонно кивает госпоже Виоле Ноаршэ — жене мэра, — Меня зовут Мира. Мира Дэрташ.

— Вы очаровательная молодая леди! Я видела вас в городе, но не знала, что вы учительствуете! И как успехи?

— Это не у меня надо спрашивать, — девушка сдержанно улыбается, — Достижения учителя — в его учениках. Спросите у них что-нибудь.

— Леди Лаура, — женщина с улыбкой обращается к девочке, и та, наученная Мираэль, приседает в реверансе, — Чему вы научились в последнее время?

— Больше всего мы сейчас уделяем времени географии, госпожа, — невероятно учтиво произносит девочка, — Но мне больше нравится литература.

— Наверное, вы читаете какие-нибудь сказки? Или баллады?

— Мы много, что читаем. Например, пьесы. Мне вот очень понравилась «Бабочка» Рено. «Увы, кто обладает зреньем, должóн еще и сердцем зрить. Без сердца, без души увидеть доброту и честь все так же сложно, как и в первый день созданья. Творец вложил в тебя се чувства, но, Мари, как можешь сомневаться ты и мимо проходить, когда под небом сияет звездами печаль?»

— Как умело! — искренне восхищается женщина, — А еще? Продекламируйте что-нибудь еще, госпожа Лаура!

Девочка оказывается не прочь послужить развлечением для любопытной публики. И даже втягивает себе в помощь брата, начав с ним читать по ролям уже другую пьесу, которую Мираэль разучивала с ними, используя сшитых из лоскутов куколок. Любопытствуя, их обступает несколько матрон и совсем молодых девушек, которые с неожиданным интересом прислушиваются к чистым и звонким детским голосам. Когда кто-то из ребят неожиданно сбивается или забывает слово, Мираэль совершенно спокойно подсказывает, а после ободряюще гладит по плечу и шепчет каждому на ухо: «Ты молодец».

— Для того, чтобы читать, много ума не надо! — вдруг пренебрежительно фыркает кто-то из зрителей. — Но что в том толку? Каждая девица в нынешнее время читает. И сплошь одни любовные романы!

— Трудно не согласится. К счастью, я считаю, что настоящее благо лишь во всестороннем обучении. Поэтому мы с моими учениками не забываем и о точных науках. Позвольте высказать свое мнение по поводу теории Коалье — мне повезло, и однажда я воочию увидела его на лекции в столичном университете.

Показав тем самым свои истинные отношения с математикой, Мира развлекает публику еще одним «фокусом».

Ничего особенного — всего лишь озвучивает поочередно несколько логических задачек больше на смекалку, чем на математику, но которые ставят благородных, но заносчивых господ в тупик, а более добродушных — в восхищение. Потому что дети, после краткого подсчета в уме, с легкостью дают ответ на каждый.

А вот на последнюю задачку, воспользовавшись заминкой, ответ дает кто-то стоящий позади Миры. И этот голос она узнала бы из тысячи других:

— 54 с четвертью.

Девушка не подскочила и сохранила невозмутимое выражение лица только лишь благодаря многолетней практике. Но все равно вздрагивает, повернув голову и увидев мужа, который оглядывал их компанию с легким любопытством. И, как ей показалось, ее — особенно.

— Верно! — первым отмирает Дэни, немного раздосадованный тем, что его кто-то опередил, — 54 и 25 сотых. Мираэль, это же правильно?

— Да, милый. Правильно, — рассеянно отзывается девушка, снова не в силах отвести взгляда от мужа.

— О! Позвольте я вас представлю! — с необыкновенным рвением предлагает Анри Дюваль, — Это его светлость граф Аттавио Тордуар. Граф, эта очаровательная девушка — учительница из семьи Копш, Мираэль Дэрташ. Очаровательное создание! Не правда ли?

Если Аттавио и удивляется звучанию своей мещанской фамилии, то не показывает и виду. Хотя наблюдательная Мира все же замечает в его глазах тот особый блеск легкой раздражительности, знакомый ей еще из прошлого. И внутренне сжимается, привычно страшась брезгливого неудовольствия, от которого больно не физически. Сердцу больно.

Тем не менее ничего такого мужчина себе не позволяет. только говорит, коротко и емко:

— Рад.

Девушка на секунду задерживается дыхание, но тоже кивает. И отворачивается.

Теперь же она радуется, что ее вроде как позорно, указывая на ее место в доме, усадили за детский стол. За ним оказывается еще трое, помимо Лауры и Дэни, ребят, а также две женщины средних лет — гувернантки. Мира с удовольствием вступает с теми в разговор, не забывая бдительно следить за своими подопечными. Но она все-таки вышколила их на «отлично» — поэтому ведут те себя не в пример лучше, чем другие дети и даже некоторые взрослые. И потому и приборами пользуются безошибочно, и ни одного пятнышка не ставят, вкушая блюда степенно и аккуратно. А разговаривая, не повышают голоса и не вертятся.

После ужина — возвращение в зал, где уже оперативно обновили напитками и закусками в виде десертов и фруктов стола, а музыканты снова играли — уже куда как более громче и бодрее, как будто призывая начать очередную часть светского вечера — танцы.

Но большинство гостей после еды все же решают занять себя небольшой прогулкой. Поэтому, несмотря на прохладную погоду и небольшую морось, и женщины, и мужчины выбираются наружу, чтобы просто пройтись на воздухе. Благо, территория и ровные дорожки вокруг особняка Копш вполне позволяют это, а скромное и потому уютное и даже романтичное освещение только добавляет какой-то особой и потаенной атмосферы.

Такой возможностью немного развеяться и скинуть надлежащую строгость решают воспользоваться и дети. Пользуясь тем, что взрослым как бы было сейчас не до них, они бросаются на детскую площадку — с качелями, миниатюрной каруселью и горкой с лесенкой. Мира предлагает гувернанткам отдохнуть, пока та сама побудет с ребятами, и те, утомленные непривычным для них вечером, с радостью соглашаются, заняв своеобразный пункт наблюдения на веранде, откуда площадка оказывается прекрасно видна. Для Мираэль же это не сложно — всего-то на три головы больше, какая уж тут помеха? Зато на свежем воздухе, да в приятной для нее детской компании, чье птичье воркование и любопытные вопросы были привлекательней официоза взрослых бесед и обсуждения свежих слухов, она могла без проблем сама расслабиться и отвлечься.

Да и под зонтиком не страшно. А в теплом осеннем пальто — очень даже комфортно. Только ножки в туфельках быстро замерзают, поэтому, чтобы согреться, она неспешно бродит вокруг площадки, иногда окликая того или иного ребенка, чтобы тот был поаккуратнее.

Но не так уж она была и занята, отслеживая передвижения и игры детей, чтобы не заметить приближение хорошо знакомой фигуры. Вот и отвлеклась… Вот и отдохнула…

К сожалению, далеко не все разделяют ее желание побыть просто в стороне.

В сумерках эта фигура кажется особенно грозной и величественной. Широкий разворот плеч и мощная фигура не достается просто так — подобное телосложение зарабатывается трудом, причем тяжелым. И даже разбогатев, этот мужчина никогда не чурался физической работы — поэтому далеко не всегда сидел за счетами, да штудируя учетные книги. С титулом, разумеется, именно эта деятельность стала преобладающей, как и постоянная инспекция по мануфактурам, лавкам и портам, в которых швартовались его корабли, но вряд ли это сильно повлияло на него. Аттавио не поправился, не заплыл, как часто бывало с мужчинами его возраста. Только стал более мужественным и крепким. Не мужчина — богатырь.

Неспешно подойдя к площадке, граф лениво оглядел бегающих друг за дружком детей и в итоге шагнул к Мире. Та против воли поежилась и замерла, жестко стиснув изогнутую рукоять зонтика. И постаралась сделать вид, что близость супруга ее нисколько не беспокоит. Вот играющие дети — это да, это заслуживает ее самого пристального внимания.

— Ну и к чему этот маскарад, Мираэль? — негромко спрашивает ее муж.

Как всегда — прямолинеен, как рельса. И вот как отвечать? По существу или той же монетой?

— А какими судьбами вы оказались здесь, господин граф? — спокойно парирует она сама, — В Фэрдере нет ни ваших мануфактур, ни порта. Это маленький провинциальный город, зато с отличными видами и неплохим санаторием. Может, за тем и приехали? Здоровье поправить?

Сказав последнее, Мира тут же прикусывает свой язык. Это все нервы! Выпалила — не подумав. Чтобы такой крепкий человек, как Аттавио, да на здоровье жаловался? С трудом вериться!

Зато сам мужчина посчитал ниже своего достоинства реагировать на эту детскую подколку.

— Ты не была стеснена в деньгах, Мираэль. И потому можешь жить в свое удовольствие. Почему же носишь эти унылые тряпки, учительствуешь и, как я слышал, называешь себя вдовой?

— Что именно из этого вас обижает больше всего? — тихонько усмехнувшись, интересуется девушка, — То, что ваша жена учительница или то, что не выставляет напоказ свой титул? Или что похоронила вас, живого и здравствующего?

— Ничего из этого. Я не настолько мелочен. Но ты глупа, если сознательно обрекла себя на подобную жизнь. Это же дикость — терпеть подобное отношение. И от кого?!

— Но вы-то… ничем не лучше… — шепотом выдыхает Мира, — В чем разница-то? А я всего лишь занимаюсь тем, что мне нравится. И живу так, как действительно хочу.

— Как скажешь, — равнодушно бросает Аттавио, — Вот только, уж прости, мне придется лишить тебя твоего райского уголка. Пора домой возвращаться.

Сначала девушка подумала, что ослышалась. Хотя на слух никогда не жаловалась. Поэтому и вскинулась, внимательно вглядевшись в мужское лицо, повернутое в ее сторону. И в глаза, с интересом рассматривающие ее саму.

А Аттавио, как всегда, смотрел цепко и оценивающие. Будто примерялся к чему. Или пытался прочитать мысли. Надо сказать, порой ему это удавалось с удивительным и неестественным талантом.

Не так уж и сильно изменилось его юная супруга, надо сказать. И хотя Аттавио никогда не отличался сентиментальностью и привычкой оглядываться в прошлое, если того только не требовали обстоятельства, сейчас он, как наяву, увидел трепетную и молоденькую девушку с длинными косами и по-детски угловатой фигурой. С нежными и совершенно невинными глазами, разгорающимся зеленым огнем при виде какой-нибудь книжки, и тонкими пальчиками, нервозно перебирающими складки платья и веер.

Вся эта воздушная нежность и трепетность были не в его вкусе. Поэтому Аттавио не испытывал к ребенку перед собой ничего, кроме жалостливого безразличия.

Сейчас мрачное черное платье только подчеркнули эту хрупкость. Но одновременно — сделали немного старше и строже, оттеняя безукоризненную кожу, благородные черты и колдовскую зелень огромных глаз. И даже прическа — совершенно простая и безвкусная, почему-то шла ей, делая образ учительницы перед ним одухотворенным и возвышенным.

За глаза Мираэль назвали монашкой. Что-то в этом было. Но он сам бы отметил схожесть супруги с ликами святых в церкви, которые будто бы сияли каким-то особым внутренним огнем.

Но, если приглядется, кажется, что женское лицо вытянулось и стало худее. Хотя яркие краски с него никуда не делись. А вот тело, наоборот, оформилось и округлилось — грудь и бедра стали полнее, из-за чего талия стала выглядеть тонкой и изящной. Жесты — мягче, а те особые наклоны маленькой и изящной головки, которые он почему-то прекрасно запомнил — женственней и нежней.

А как она смотрела на детей? С любовью и лаской, будто это были ее собственные дети. Говоря с ними, графиня источала искреннюю заботу и привязанность, и с незамутненной радостью демонстрировала свою гордость за них.

Еще голос. Аттавио запомнил его тихим и шелестящим, с вечными нотками опасения и страха. Сейчас же он лился спокойно и уравновешенно, как лесной ручеек, и при этом уверенно, а при необходимости — и бесстрашно, даже дерзко.

Вот только мужчине все равно было непонятно — благодаря ему счет супруги был баснословным, почти бесстыдно большим. Какого же черта она играет этот спектакль и исполняет роль безродной и скромной учительницы, когда как могла совершенно спокойно снимать целый дом, нанять штат слуг и содержать хоть одного, хоть двух любовников?

Нет!

Она сняла какую-то захудалую комнатенку и учительствует в доме разбогатевшего торговца! Носит вдовий наряд и молчаливо сносит насмешки и пренебрежительное отношение.

— Но вы отпустили меня, — тихий, но уверенный голос Мираэль вырывает его из пространных размышлений, заставив сконцентрироваться на озвучивших эту фразу губах.

Очень красивых, надо сказать, губах.

Полные, ярко-алые, даже на вид мягкие и почему вдруг показавшимися ему очень притягательными.

У его юной жены маленький и аристократический ротик. С белыми и ровными зубками и наверняка свежим, как весенний луг, дыханием. Такие, как Мира, очень пристально следят за своей гигиеной, стараясь быть идеальной во всем всем — от пальчика на ноге до последнего волоска шевелюры.

Длинной, густой и блестящей, как у лошади самых благородных и исключительных кровей. Их Аттавио тоже помнил. Распущенные, они струились вьющимися и рассыпчатыми прядями до самых бедер. Отражали падающий на них свет и создавали вокруг тонкой фигурки сияющий ореол. Сейчас они были уложены в слишком уж строгую и тугую прическу — настолько старательно, что ни один волосок не мог вырваться на свободу без позволения.

— Отпустил, — не стал противиться граф, — Но лишь на время. У нас у всех есть свои обязательства, Мираэль. Пора тебе вспомнить о своих.

Закатит ли она истерику? Взбрыкнет, как норовистая козочка, и осыплет ли оскорблениями за невыполненное обещание?

Хотя на деле ничего ей Аттавио не обещал.

Да, отпустил.

Она его не интересовала, эта молодая аристократка из обедневшего рода, которую он просто купил, чтобы получить графский титул. И потому действительно отправил «погулять», чтобы та потешила свою душеньку да чтоб под ногами не мешалась и не мельтешила.

Хотя, надо сказать, она никогда не доставляла даже мельчайших проблем. Была скромна, молчалива и совершенно не надоедлива. Рико так вообще, кажется, был в нее немного влюблен и на все лады распевал о достоинствах молодой графини, покуда она жила с мужем.

Вот и сейчас Мираэль промолчала. Умная девочка, она, видимо, что-то сопоставила у себя в головке, произвела нехитрые подсчеты и в итоге немного грустно вздохнула.

— У меня есть хотя бы пару дней, мессир? — обратив на супруга в миг похолодевшие глаза, поинтересовалась девушка, — Собрать вещи, рассчитаться и попрощаться с детьми.

— У тебя будет даже больше. Как насчет недели, госпожа графиня? Недели вам хватит?