Женщина без прошлого

ГЛАВА 1

В нашем городе, граждане, умственная сила ценится мало. Чтобы своими персональными мозгами снискать хлеб насущный, да еще с маслом, и мечтать не приходится. Не тот масштаб личностей, не та ментальность. Честно сказать, впрочем, особой ментальности у наших обывателей и не наблюдается — одно стремление к выпивке и чистогану. На фоне физического труда и неукротимой меркантильности в душе.

Ну а как быть тому, кто прожить собственным умом имеет желание? Кто так высок устремлениями, что не имеет сил существовать в беспросветной безысходности? Тому, прямо скажем, хоть ложись да помирай. Если, конечно, о ту пору в наших палестинах какие-нибудь выборы не учинятся — в местные депутаты или, на худой конец, в мэры. Тогда, конечно, жить еще можно — есть случай подработать. А без выборов работы у частного сыщика нет, хоть волком вой. Если у людей проблемы какие случаются — решают их полюбовно, без применения внешней силы в виде милиции и сыщиков. Например, если деньги не отдали — идут и прямо своими руками, не опасаясь запачкаться, в морду бьют. Если взаймы не дали — то же самое, только наоборот. А если кто у кого украл — обокраденный смело идет и тоже бьет кому-нибудь морду. Нет того, чтобы прибегнуть к помощи сторонней миротворческой силы в лице частного сыщика Воробьева.

Только когда Веня контору свою открывал, он еще не знал всего этого, лелея в душе самонадеянное чувство относительно своих грядущих заработков. И думал он, что как-нибудь проживет, потому что кроме трудового энтузиазма есть у него еще и недюжинная смекалка и любовь к сыскному делу. К тому же в запасе у него было секретное оружие: дедушка родной на пенсии. Вениамин Прокофьевич, всю жизнь прослуживший в милиции, двадцать лет назад был ранен, комиссован по состоянию здоровья и с тех пор передвигался в инвалидном кресле, не имея никакой возможности применить свои накопленные за жизнь навыки, кроме одной дедуктивной способности: по органолептическим характеристикам кухонного чада определять меню предстоящего ужина.

Узнав о намерениях внука, дедушка прямо так и заявил Вене:

— Ты, детка, имеешь в себе излишнее самомнение, которого прочие люди испытывать к тебе возможности не имеют. И потому на фоне тотального криминала ждет тебя полная безработица. Я, когда о тридцать седьмом годе в угро пришел, тоже наблюдал такие печальные времена, когда частная инициатива оставалась без внимания. Короче, как ближнему родственнику и своему потомку не советую тебе вместо честного служения отечеству в райотделе милиции вступать на скользкий путь частного розыска.

Но не послушал Веня опытного деда, уволился из милиции и контору свою в подвале открыл. Надеялся, что не успеет он еще жалюзи поднять, как клиенты валом повалят: и дамочки, мужья которых имеют наглость осквернять супружеское ложе, и мужья, чьи супружницы занимаются тем же самым. Да еще, глядишь, безвинно обокраденные припожалуют — и будет у него работы невпроворот!

Только дело обернулось не так. В первый трудовой день Веня до самого обеда протосковал в тихой пустоте кабинета. Время шло, часы тикали, а дамочки медлили, верно опасаясь законных мужей, да и мужья что-то тоже не торопились…

Короче, в сыскном деле наблюдался полный застой. Дедушка в кресле от скуки мух гонял — Веня его к себе на полставки в советчики принял, учитывая гигантский опыт предка и свои слишком скудные штаты.

В обед плюгавый мальчонка забежал.

— Рекламку, — говорит, — примите про кандидата в мэры. Хороший кандидат, не пожалеете. И отпечатан красиво, на глянцевой бумаге.

Пришлось кандидата принять — для украшения рабочего места.

После обеда еще хуже стало: спать охота — спасу нет. В глаза хоть спички вставляй, слипаются. А дедушка храпит так, что ударная волна со всех шести ног жирных мух сшибает.

Едва Веня задремывать стал, раздался стук в дверь.

Ну, подумал он, наконец-то клиент пожаловал! Прихорошился, подтянулся, дедушке галстук поправил…

Открыл дверь — опять утрешний мальчонка на пороге.

— Примите, — лепечет, — еще одного кандидата. Этот куда лучше будет, вооружен усами и форматом побольше.

Хотел было Веня отказаться, но передумал. Все равно, решил, сна ни в одном глазу теперь не предвидится, а так хоть предвыборную программу для смеху почитаю.

Дальше агитаторы с листовками косяком пошли. И все своих кандидатов тычут, товар расхваливают.

— Этот, — говорят, — имеет великую честность в душе и неподкупную ответственность в теле.

— Этот, — уверяют, — за родной край радеет, хотя и не был здесь с самого своего рождения в связи с проживанием в дальнем зарубежье.

— Этот, — соловьем заливаются, — ратует за правое дело и против левых доходов.

И так они своими кандидатами голову замутили, что у Вени даже одна ценная мысль в мозгу нарисовалась — первая за весь рабочий день. Да какая мысль — золото, а не мысль! Клондайк!

Вышел он на улицу, вывеску «Сыскное бюро» снял. На картоне написал «PR-агентство»[1], водрузил на прежнее место и, утомившись от трудов праведных, присел на крыльце покурить.

Вскоре и рабочий день закончился, дедушке понадобилось ужинать. Дед, глаза продрав, жалобно застонал:

— Совсем меня бессонница, Венечка, замучила, глазоньки свои сомкнуть не могу. Еще с одна тысяча девятьсот шестьдесят шештого года, когда я страшную банду самолично в тамбовских лесах обезвреживал, со мной такого не бывало. Даже не знаю, как я на этом свете до сих пор без сна шушшествую, на одном только обостренном самолюбии.

На следующее утро, не успел еще Веня навесной замок с двери снять и дедушкину коляску в помещение вкатить, на порог дамочка затесалась. Ничего себе дамочка такая, с ротиком и глазками. Субтильная. Стоит на каблуках, от ветра качается.

— А что, — спрашивает, — действительно, такое ноу-хау в наших дремучих краях образовалось, что компетентные граждане пиаром занимаются в свете грядущих выборов?

— Сами видите, — сурово ответил Воробьев, на вывеску кивая.

Дамочка оживилась:

— Желаю воспользоваться.

Веня для пущей важности ежедневник полистал, нахмурился.

— Мало, — говорит, — времени для вас имею, все занято. Консультации, проектирование стратегии, цели управления — сами понимаете, страдная пора.

Дама загрустила, на порог подалась. Но глава новорожденного агентства благоразумно притормозил ее.

— Стойте, — сказал, — придержите копыта. Есть у меня случайно полминуточки. Валяйте, что у вас?

Дамочка аж засияла зубными коронками.

— А вы по какому, простите, пиару, — поинтересовалась, — по черному или белому?

— По серо-буро-малиновому в крапинку. Между прочим, консультации платные. Тариф в убитых енотах, — намекнул на свое корыстолюбие Веня, — в чистокровных у.е., то есть в условных единицах.

Посетительница, не моргнув, денежную «котлету» из сумки достала.

— Очень я рада, что мировой прогресс и до нашего медвежьего угла докатился, — защебетала, купюры отслюнивая, — что теперь любой желающий индивидуум имеет возможность использовать сравнительно честные способы выборов. И что ему не нужно свои руки марать в разном дерьме, когда другие готовы это сделать за них.

— Кстати, — сказал Веня, принимая деньги и готовясь писать расписку, — с кем имею честь?

— С доверенным лицом кандидата Муханова. Зовут меня Людмила, а фамилию говорить не буду, так как она на суть дела не влияет.

«Любовница, значит», — подумал Веня и решил, что эта самая Людмила мечтает своего благорасположенного пропихнуть на теплое место, средств не жалея и в методах не стесняясь.

— Очень уж нам некоторые личности мешают, — многозначительно заметила визитерша. И лицо ее в приступе застенчивости нежной розовостью залилось. — Например, мэр нынешний Петр Мамаков. Или эта, Кукушкина, тоже… Остальные — мелкая шушера, агроном с фермы да районный гинеколог, смешно про них вспоминать. Но эти двое — отъявленные люди!

Нынешнего мэра Мамакова все в городе знали как облупленного. Несколько лет назад он как из-под земли объявился, засыпал избирателей деньгами, наплел с три короба, наврал семь бочек арестантов, и не успели граждане оглянуться, как он на вершину власти влез, окопался там и стал жить как у Христа за пазухой. Скверик имени себя разбил, фонтан имени себя устроил, паровозик вокруг фонтана пустил, который ребятишек катает «бесплатно», по двойной цене. И теперь в ус не дует, даже к специалисту по пиару ходоков не шлет, уверенный в неминуемой победе.

— А что такое эта Кукушкина? — поинтересовался Веня. — Что об ней слышно на предварительном следствии? От чего, так сказать, отталкиваться?

— О ней ничего не известно, — ответила гражданка Людмила. — Явилась не запылилась, откуда — непонятно, будто с того света свалилась. И теперь грозится навести порядок в городе, всех прохиндеев на чистую воду вывести. Очень уж нам это неприятно. Народ такие обещания слушать любит, как бы доверчивые граждане не поддались на уловку.

Тем временем в столе Веня предвыборную листовку сыскал, где эта Кукушкина во всей красе изображалась. На синь порох она ему не нужна, но при этом грешно не отметить, что дамочка, несмотря на строгий английский костюм, весьма фигуристая. И в роговых очках — значит, умная. И смотрит твердо — значит, стерва. И рыжая, как апельсин, — значит, палец в рот не клади. Текст под портретом сообщал о самой светлой личности нашей современности, о Елене Кукушкиной, что является рупором здоровых сил нашего города и выступает против патриархально-домостроевских устоев современного общества.

— Ладно, — пообещал Веня, — так и быть, берусь я за вашу Кукушкину… Могу предложить вам следующий стандартный набор PR-услуг: заказные статьи в газетах, контрлистовки с нелицеприятным содержанием, теледебаты с последующим перемонтажом, двойники с сомнительным прошлым, компромат всех мастей и всех ароматов — от откровенной тухлятины до мягкого свинства. Еще возможна покупка квартир, машин и дач на имя кандидата с целью опорочить его материальное состояние и вызвать гнев избирательной комиссии. Но это, предупреждаю, дорого, не всем по карману. Есть методы подешевле: для впервые обратившихся в наше агентство эксклюзивная услуга — внесение соперника в базу данных милиции как жуткого маньяка-педофила с последующим объявлением его во всесоюзный розыск. Последнее особенно рекомендую — новинка, хит сезона. Стопроцентный результат!

— Как же ее ввести в базу маньяков, если она — женщина? — резонно возразила курносая дамочка. — Избиратель теперь ушлый пошел, вряд ли купится. А насчет остального — это мы сами можем. Теледебаты, листовки — этого добра у нас навалом. Хотелось чего-нибудь эдакого… Заковыристого!

— Чего конкретно? — насупился Веня, ожидая от заказчицы заведомо невыполнимой просьбы — например, убийства накануне выборов, порноскандала с отягчающими последствиями или прилюдного транссексуализма облюбованной соперницы.

Курносая дамочка замялась, ясный взгляд подернулся стыдливой дымкой.

— Вот если бы вы нашли, откуда она взялась, чем раньше занималась… Какой-нибудь завалященький компромат отыскали, грязное бельишко порастрясли… Чтобы припугнуть эту Кукушкину да из города выставить, дабы перед глазами не маячила!

— Компромат? Частные сведения из личной жизни? — Специалист по новым технологиям затуманился. — Нечистая работа…

— Чистую мы и сами можем, — фыркнула курносая.

— А что насчет действующего мэра? — на всякий случай поинтересовался Веня.

Но посетительница действующую власть ни вот что не ставила.

— Мы этого Мамакова и так победим, если Кукушкина с дистанции сойдет, — заявила она, — потому как народ им недоволен. Народ ропщет, что в парке водку задорого продают, парочки в кустах тискаются, культурности никакой нет. Мы уже пообещали в случае своего избрания в парке карусели для детей организовать, пластиковые столики с пивом для родителей и скамейки для стариков. А для парочек — дом свиданий с умеренными ценами. А вот Кукушкина, эта язва современности, эта, эта…

Несмотря на обилие нелицеприятных эмоций, налицо был дефицит фактов. Выяснилось, что о Кукушкиной известно очень мало — кот наплакал. Была замужем, разведена, двое детей. Где-то обреталась до сорока пяти лет, чем-то занималась… А потом вынырнула из небытия и окопалась в нашем городе. Сначала бизнесом занялась, снюхалась с конкурентом Муханова Бульбенко, потом в политику подалась. Деловая хватка, проворство бультерьера, безжалостность ротвейлера, повадки боксера, внешность ржавой болонки. Личной жизни — никакой (или тщательно скрывается).

— Да она вообще мужчин презирает как класс. Особенно своего бывшего мужа, — заявила посетительница. — Так и заявляет в многочисленных интервью. Напирает на то, что только твердая женская рука способна вытащить город из той ямы, в которую ее загнали мужчины.

— Ага, — ухватился Веня. — Уже что-то.

И опять залюбовался объектом своих профессиональных устремлений. Отметил, что в сорок с лишним Кукушкина выглядит на двадцать пять, тогда как сам он в двадцать пять выглядит на сорок с лишним — благодаря окорочкам, пристрастию к жареной картошке и к пиву после ужина.

— Ладно, — кисло произнес он, пряча деньги в карман. — Берусь я за ваше дело. Полетит ваша Кукушкина вверх тормашками с предвыборного Олимпа, только пятки засверкают!

Дамочка, обрадованно пискнув, быстренько умелась, на прощание бросив:

— Если что откопаете, звоните без промедления!

«Тут бы и контору закрыть, — подумал Веня, с хрустом потянувшись. — Славно сегодня поработал!»

Перед уходом клиентка очередной портрет ему всучила, на котором некий мордатый гражданин изображался, щеки буквально за рамки вываливались. А снизу такие прочувствованные слова про детей, инвалидов и стариков, что даже слезы на глаза наворачивались, если читать. Муханов Вадим Георгиевич — беспорочный предприниматель, кандидат в мэры, кристальной честности человек, клейма ставить некуда.

Бросил Веня этого кристально честного гражданина в стол и задумался: что еще от него потребуют в неминуемой грядущности? На мокрое дело идти ему не хотелось, взрывного дела тоже не знал…

В этот момент дедушка проснулся.

— Хотя я слышу в высшей степени отвратительно, — заметил он, — но показалось мне, что здесь женский голос звучал… Наверное, просит любовника выследить или определить, где муж заначку прячет?

Веня вату из дедова уха вынул, прокричал в поросшую сивым волосом полутьму:

— Забудь про это, дед. Мы теперь такими делами не занимаемся, мы с тобой теперь пиарщики, белая кость, голубая кровь. Будем кандидатов к выборам готовить.

— Готовить? Очень я уважаю, когда картошечку с лучком приготовить, — ответил Вениамин Прокофьевич. Глаза его замаслились воспоминаниями. — В одна тысяча шестьдесят шештом году, когда я банду в тамбовских лесах обезвреживал, помнится, одна дамочка очень удачно этот харч богов справляла… А потом оказалось, что ее бандиты заслали, чтобы, значит, через любовное устремление и картошку с луком выведать мои персональные планы… И вообще, женщины, Веня, коварный народ, так что относительно дамского полу хочу тебя предупредить…

Но тут…

Но тут еще один посетитель вломился в закрытые двери, и, пока Вениамин Прокофьевич недовольно бубнил под нос про тамбовскую банду, которую тоже хлебом не корми, дай вломиться, Вене пришлось открывать, здороваться, проводить, усаживать, предлагать чаю и все такое.

— Вы от какого кандидата? — спросил Воробьев прямо, в лоб.

Потенциальная клиентка замялась, втянула голову в плечи и оглянулась испуганно, будто подозревая наличие за дверью тайного соглядатая.

— Его имя, я думаю, вам известно, — начала она. — Думаю, вы его хорошо знаете…

«От Мамакова заявилась, — с полным душевным удовлетворением подумал Веня. — Не выдержал, старый лось, приполз с повинной головой!»

Он внимательно оглядел посетительницу, и та не понравилась ему: линялый каштановый парик, очки в пол-лица и копеечная бородавка у носа. Особенно смутила Веню эта самая бородавка — она так и манила взгляд, не отпускала, притягивала супермощным магнитом. Веня несколько раз делал над собой усилие и, прибегнув к своей стальной воле, мужественно отводил взгляд в сторону, но уже через секунду взор, бегло скользнув по каштановому парику и роговым очкам, слабовольно скатывался к коричневому шевелящемуся пятну.

— Вы, конечно, догадываетесь, что привело меня к вам…

Он догадывался, ох как он догадывался! (Бородавка гипнотизировала, не отпуская взгляда.)

— И вы понимаете, чего мы от вас ждем…

Он понимал, ох как понимал! (Когда посетительница произносила слова, бородавка бодро шевелилась в такт мимике.)

— И вы представляете, сколько мы вам за это заплатим…

Веня сладко прищурился, потому как сумма, представляемая им, была прекрасна в своей великолепной округлости. (Что, однако, не помешало ему разглядеть в эпицентре бородавки крошечный черный волосок.)

— Вы, наверное, против Муханова сведений желаете? — наконец молвил он, усиленно отводя взгляд. — Или против Кукушкиной?

Дамочка задумчиво пожевала губами (бородавка тоже задумчиво шевельнулась).

— Кукушкиной мы не опасаемся, мелкая пешка. Тем более, что для избирателя мы делаем все и даже более того — парк устроили с фонтаном, паровозик для детишек пустили и денег за всю эту роскошь почти не берем… На таком благополучном фоне нас один предприниматель Муханов заботит, прямо спать не дает… Значит, мы с вами договорились?

Бородавка вопросительно замерла.

Веня тоже считал, что договорились.

— Ну, тогда я пойду, — произнесла дамочка, вставая.

После нее на столе остался задаток и томящее душу воспоминание о гипнотическом воздействии родимого пятна.

Веня опомнился лишь когда хлопнула входная дверь, — вздрогнул всем телом и тревожно захлопал ресницами.

— Тьфу, черт, заворожила меня совсем проклятая бородавка, — пробормотал он потрясенно. — Даже имени-отчества ее не спросил. Кто она и откуда? Наверное, секретарша Мамакова, не иначе. Ну да ладно, мне с ней детей не крестить…

Дедушка неодобрительно хмыкнул:

— Не доверяю я этим женщинам. В тамбовской банде тоже была одна дамочка, правда, без всякой бородавки…

Не особенно вслушиваясь в трескотню деда, начинающий специалист по пиару сцепил руки на животе и блаженно прищурился, глядя на муху, вообразившую себя естественным спутником потолочной лампочки и посему нарезавшую вокруг нее сатурнианские круги.

Итак, задача представлялась простой до безобразия: прощупать клиентов, поелику возможно, собрать на них компромат, а потом принять в обладание кругленькую сумму и в двадцать пять лет удалиться на заслуженный отдых. Если уж не на всю оставшуюся жизнь, то хотя бы до следующих выборов или до того волшебного момента, когда в наших стоеросовых краях образуются жены, мечтающие выследить неверных мужей, или мужья, которые спят и видят, как бы вывести на чистую воду жен-изменщиц.

Веня уплыл мыслью в неземные мечтания. Картина вырисовывалась благостная — два кандидата, двойная работа, двойной тариф за срочность… О Муханове разузнать у этой самой Людмилы Курносой, метод прост: пара комплиментов, небольшой нажим, поцелуй между делом — и сведения в кармане. Вариант для неподдающихся клиентов (пара сломанных ребер и пожизненное искривление носовой перегородки) в данном случае исключался — Веня был слишком хорошо воспитан, чтобы использовать против дам силовые методы.

К Кукушкиной можно применить ту же технологию: случайное знакомство на пляже, романтическая ночь, разговор «за жизнь», жалобы на беспросветное мужское одиночество, обещание жениться, заведомо невыполнимое, — и дамочка расколется, как ошпаренный орех! К тому же рекламный плакатик на столе завораживал взгляд выпуклыми формами, обещая превратить тяжелую работу в приятное и совсем не опасное приключение.

А то еще можно из бородавчатой особы сведения про ее шефа Мамакова вытянуть и этой самой Людмиле Песоцкой за дополнительную плату впарить… Вот это работа: заработок выше крыши, а трудозатраты ниже плинтуса!

Однако дедушка Вениамин Прокофьевич, видимо умевший читать тайные мысли внука, нравоучительно заметил:

— Еще когда я тамбовскую банду в одна тысяча пятьсот шешнадцатом году выслеживал, был у нас один засланный казачок по прозванию товарищ Крутяков, он нам данные про банду поставлял. Но при этом в банде у нас был еще и товарищ Вотяков, он нам про Крутякова много чего темного на белый свет вывел. А не поймали бы мы товарища Вотякова и не проявили бы его темную сущность ни за какие коврижки, если бы товарищ Бандюков не рассказал бы про них обоих всей страшной правды. Разумеешь, о чем я говорю?

Веня ничего не понял из запутанной притчи-иносказания, но на всякий случай устыдился своей самонадеянности.

Удача сама плыла ему в руки. Осознав этот приятный факт, сыщик перестал беспокоиться за свою дальнейшую судьбу. И отправился за пивом, благо денег на его приобретение у него хватало. И, купив пива себе и дедушке, отправился отдыхать. И отдыхал он от трудов насущных ровно три дня и три ночи, пока заказчики не потребовали у него первых результатов, что было, в сущности, дикой наглостью с их стороны.

На третий день, вернувшись с очередным пивом, Воробьев застал дедушку в противоестественном увлечении телефонной трубкой. Дедушка поучительно вещал в черные эбонитовые дырочки:

— Еще когда я тамбовскую банду единолично разоблачал, то и тогда начальство не требовало от нас результатов в трехдневный срок… Потому что не имело оно в душе такой врожденной наглости, как вы, милая неизвестная гражданка…

Но «милая неизвестная гражданка» возмущенно булькала в трубку, не удовлетворяясь ссылкой на какие-то шестьдесят лохматые годы. Судя по заполошным квохчущим интонациям и космической обтекаемости выражений, то была доблестная носительница бородавки, ратовавшая за победу Мамакова.

— Что же это такое! — возмущалась она. — Мы за известные сведения платим известные деньги и желаем, чтобы в известные сроки нам предоставили эти известные сведения. А неизвестно за что в неизвестные сроки платить не намерены, не так мы воспитаны, господа.

Пришлось Воробьеву собственноручно разбираться со звонившей.

— Расследование движется, — солидно пробасил он в трубку, измерив взглядом пирамиду из пивных бутылок, скопившихся в углу. — Мы уже очень далеко продвинулись. Очень подозрительный тип этот Муханов, и усы у него, по всей видимости, тоже накладные.

— Все это мы и без вашего расследования знаем, — квакнула трубка. — Нам нужны бронебойные обвинения, улики, компромат!

— Будет и компромат с течением времени, — промычал сыщик, открыто изнывавший от жажды. — Но не в обеденный перерыв, — намекнул он, — а гораздо позже.

Закончив разговор, Веня вынес на помойку пустые бутылки и уселся наконец за работу. За вечер он просмотрел стопку местных газет, которые с большим удовольствием предоставляли свои белые полосы для взаимных плевков и несмываемых оскорблений соперников. И если в одном номере охаивали и чернили одних кандидатов, то в другом этих же кандидатов обеляли и осветляли, чтобы потом проделать ту же процедуру с их конкурентами.

Итак, результаты первичного знакомства с кандидатами были следующие.

Муханов. Преуспевающий торговец, король рынка туалетных утят и средств для чистки сантехники. Вдовец, двое детей. Жена погибла в автокатастрофе год назад — кстати, очень подозрительная катастрофа (по мнению некоторых газет) и очень трагичная (по мнению других). Из улик имеется в наличии: подозрительно короткая скорбь Муханова относительно несвоевременной кончины жены, подозрительная связь со своей собственной помощницей и почти компаньоном Милочкой Песоцкой, тоже весьма подозрительной особой. (Последнее предположение Веня добавил от себя, основываясь на личных наблюдениях.)

Кукушкина. Тоже весьма подозрительная дама, неизвестно откуда взявшаяся, выглядит подозрительно молодо, гораздо моложе своих глубоко бальзаковских лет, чем вызывает весьма определенные подозрения относительно если не пластической операции, то корректировки возраста в обратную сторону — наверное, чтобы казаться старше и авторитетнее в глазах избирателей.

Удовлетворясь проделанной работой, специалист по пиару отправился за заслуженным пивом.

Возвращаясь из ларька, он был остановлен женщиной, которая вывалилась прямо ему под ноги из подбежавшего к тротуару крошечного автомобиля. Вцепившись в сыщика, Людмила (а это была она) требовательно зашептала, дергая рукав:

— Что же вы… ничего не предпринимаете, а? Эта Кукушкина совсем в телевизоре распоясалась, угрожает на чистую воду нас вывести!

Воробьев тоскливо оглянулся по сторонам, ища спасительной тени, прохлады и уединения, и оправдательно пробормотал:

— Как же мы спим, когда ни в одном глазу сна вот уже неделю не имеем. Работаем, трудимся, вкалываем…

— А результаты, результаты где?

Воробьев, вспомнив первую и единственную запись на своем рабочем столе, нервно облизнул толстым языком пересохшие губы.

— Это… Про Кукушкину, язву современности и рупор здоровых сил общества, я помню, конечно. Стараюсь разоблачать по мере сил, честное слово. Даже от жажды погибаю, в пылу работы некогда пива глотнуть.

Мила оглянулась, поправила темные очки.

— Учтите, времени мало, всего месяц. Мы рассусоливать не можем, нам нужно срочно!

— Это мы способны понимать, — кивнул Веня. Пот заливал ему лоб и щеки, а рубашка противно липла к телу. — А насчет Кукушкиной могу сообщить вот что… Разошлась с собственным мужем, отринула детей и самозабвенно пустилась в дебри высокой политики. А еще пластическую операцию делала… Если захотите узнать адрес клиники, фамилию врача, сколько уплачено, я попробую…

Клиентка вздохнула:

— Ладно, валяйте. Только что-то больно жидко, а?

— Кстати… — с мнимым равнодушием произнес Веня, незаметно переходя от глухой обороны к слепой атаке. — Тут один вопрос в прессе муссируется… Насчет бывшей жены вашего патрона… Любопытно узнать…

Лицо Людмилы ощутимо заледенело, что, впрочем, по нынешней жаре было даже приятно.

— Хочется, знаете ли, удостовериться, все ли чисто. А то потом скажут, будто я убийц невинных женщин покрываю…

Демонстративная печаль проступила на лице собеседницы.

— Лиля была святой, просто святой! А Вадик в ней души не чаял. Даже и теперь о женитьбе слышать не желает, хотя уже целый год прошел… И между прочим, мы с ней подругами были, с первого класса — нет, со второго! — неразлейвода…

После этого Милу Песоцкую точно набежавшей волной смыло. Только зарокотал, постепенно затихая вдали, мотор иноземного автомобиля.

— Ох, женщины! — пробормотал Веня, расставаясь с клиенткой и встречаясь губами с прохладным горлышком бутылки.

Дедушка тоже с удовольствием принял предложенный стаканчик пива.

— Да, — согласился он, — женщины — это совсем не то, что мужчины, даже ничего близкого нету.