Нэнси Прайс Женщина ночи

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Мэри Элиот стояла рядом со своим мужем Рэнделом Элиотом. Яркий свет юпитеров освещал их обоих, но в центре внимания телевизионных камер и гостей, заполнивших «Плаза»-отель, несомненно находился лишь Рэндел.

Операторы пытались запечатлеть каждый шаг восходящей литературной звезды. Вот Рэндел Элиот беседует с мэром Нью-Йорка… с лауреатом Нобелевской премии… со звездами кино. Камеры «следовали» за ним по пятам, отмечая все до мельчайших подробностей. Они «подходили» почти вплотную, показывая смокинг, взятый Рэнделом напрокат, и капельки пота на его лысой голове. Их совсем не интересовала супруга Рэндела Элиота. Мэри оставалась в тени, потягивая из бокала шампанское. Слева от нее сидел известный писатель. Не обращая на Мэри никакого внимания, он крепко пожал Рэнделу руку.

– Значит, вы и есть тот самый писатель, который пишет в состоянии транса, – сказал он.

Однако Мэри было даже приятно, что ее как бы не замечают.

Обед состоял из небольшого количества деликатесов, разложенных на большом количестве фарфора. Мэри только что покончила с шоколадным муссом и приготовилась слушать хвалебные речи. Голоса ораторов, усиленные динамиками, разносились по залу, восхваляя искусство Рэндела Элиота, его воображение, его талант.

Мэри пила кофе мелкими глотками. Камера приблизилась сначала к мужчине слева от нее. Мэри снова подумала о том, как хорошо, что фоторепортеры не пытаются запечатлеть ее лицо, лицо сорокасемилетней женщины, что никто не говорит о ее искусстве, мастерстве, даре воображения, о ее таланте.

Настал момент вручения премии. Рэндел поднялся со своего места и направился к микрофону. Он начал говорить:

– Двадцать лет назад я был молодым университетским преподавателем и… был обречен.

Он сделал паузу и улыбнулся.

– У меня была жена и четверо маленьких детей. Однажды руководство университета предупредило меня, что я могу потерять работу, если у меня не будет публикаций. Потом… случилось так, что я оказался в психиатрической лечебнице. В третий раз.

Мэри посмотрела на Рэндела. Он верил в то, что говорил. Она много раз слышала от него эти слова, но никогда он не говорил их в присутствии такого количества народа, в присутствии нью-йоркских обозревателей, репортеров, редакторов, критиков.

Она почувствовала, что он волнуется, голос его слегка дрожал, а пальцы нервно постукивали по поверхности стола.

– Когда я вышел из лечебницы, я знал, что ни один университет, ни один колледж не возьмет меня на работу, я думал, что никогда ничего не напишу…

Рэндел замолчал. В зале стояла мертвая тишина, нарушаемая приглушенным шумом нью-йоркских улиц.

– Но моя жена сообщила мне, что я уже закончил свой первый роман. Еще до того, как я попал в психиатрическую лечебницу.

Рэндел удивленно развел руками:

– Я не мог вспомнить, когда я успел продиктовать жене этот роман. Книга была только у меня в голове. Самое интересное, что все мои последующие книги появились на свет точно так же.

Он улыбнулся:

– Электрошок. Мне кажется, именно ему я обязан появлением своих книг.

По залу пробежал легкий смех.

– Но, – Рэндел поднял руку, его голос снова стал твердым, серьезным, – я никогда не забываю благодарить Музу, эту ветреную женщину, которая посещает писателей по ночам, втайне от всех, и дарит им радость творчества. Никто не может погрешить против Музы.

Публика зааплодировала. Когда аплодисменты смолкли, раздался голос следующего оратора:

– Писатель семидесятых. Голос своего поколения. Следующий обладатель Пулитцеровской премии.

Мэри изумленно посмотрела на Рэндела, не замечая улыбающихся лиц и не слыша рукоплесканий, которыми вновь взорвался зал.

– Пулитцеровская премия? – прошептала она, наклонясь к Рэнделу.

– Об этом я узнал в прошлом месяце. Такой шанс есть. Будут представлены четыре книги, – прошептал он в ответ, улыбаясь и кивая головой аплодирующей публике.

И вдруг Мэри услышала:

– А сейчас мне хочется представить вам Мэри Элиот – супругу Рэндела Элиота. Женщину, находившуюся все это время рядом с выдающимся писателем, которого мы чествуем сегодня.

Мэри поднялась со своего места. Пулицеровская премия. Она с трудом различала лица, белыми пятнами выделявшиеся на фоне черных смокингов и вечерних платьев. Теперь телевизионные камеры были направлены на нее. Руки ее слегка дрожали, в глазах вспыхнула ярость.

– Поаплодируем верному спутнику жизни Рэндела Элиота, женщине, которая трудится бок о бок с писателем, записывая под диктовку каждое слово его гениальных романов.

Мэри раскланялась, ее губы шевелились. Что она шептала? «Спасибо, спасибо»? Никто не наблюдал за ней внимательно, чтобы утверждать это.

Камеры вернулись к Рэнделу Элиоту. Мэри Элиот села на место. Ее все еще трясло.

Десять лет спустя какой-то репортер из «Нью-Йорк таймс» найдет пленку с записью этого вечера и по губам Мэри прочтет то, что она шептала в тот вечер в ответ на приветствие. Он напишет об этом статью, которая наделает много шума и которая будет называться «Мэри Элиот».


В этот вечер Рэндел грелся в лучах своей славы. Он стал знаменитостью. Каждый из присутствующих на вечере был счастлив поговорить с ним, пожать ему руку.

Рядом с ним постоянно слышались смех и оживленные голоса.

Мэри наблюдала все это, заканчивая вторую порцию выпивки. Улучив момент, она напомнила мужу, что завтра утром они собирались рано встать.

Уставший Рэндел с готовностью дал себя увести. Они пробирались сквозь толпу, Рэндел кланялся и улыбался, прощаясь. Пока они спускались в лифте, он молчал, и дома также продолжал хранить молчание, пока они снимали с себя вечерние туалеты.

Мэри не стала комментировать прошедший вечер. Она ничего не сказала ни о его речи, ни о Пулитцеровской премии. Она легла в двуспальную кровать, накрылась одеялом и, закрыв глаза, наслаждалась тишиной и покоем.

Рэндел тоже лег, но через несколько минут встал. Мэри наблюдала за ним сквозь полуприкрытые глаза. Она давно научилась не спать, когда он бодрствует.

Огни ночного Нью-Йорка отражались на потолке гостиничного номера и на лысине Рэндела, пока он шагами мерил комнату.

Чтобы не уснуть, Мэри стала вспоминать обед в «Плаза»-отеле; Рэндела в фокусе кинокамер, сотни аплодирующих ему рук и себя, всего на одно место дальше от всеобщего внимания, всего на один шаг в стороне от Пулитцеровской премии.

Находясь в полудреме, Мэри чувствовала себя спокойно и хладнокровно. В своем воображении ее пристальный взгляд переходил с одного лица собравшихся в зале отеля людей на другое. «Рэндел Элиот не помнит, как написал свои четыре романа. Он и не может этого помнить, потому что их написала я». Мне принадлежит каждое слово в этих книгах. Мэри Квин – будущий обладатель Пулитцеровской премии, выдающийся писатель семидесятых, голос своего поколения.

Мэри вышла из оцепенения. Рэндел остановился, чтобы раскурить трубку. Вспышка зажигалки и посапывание Рэндела вновь вернули Мэри в сон, в зал отеля, в окружение изумленной и восхищенной толпы людей. Они стеной стояли перед ней, и камеры, словно одноглазые акулы, подплывали вплотную.

Но она ничего не сказала, чтобы кто-нибудь мог услышать. Мэри впилась в простыню холодными влажными пальцами. Толпа людей и телевизионные камеры давно покинули «Плаза»-отель. Над кроватью пеленой висел дым от Рэнделовой трубки.

Внезапно Рэндел схватил Мэри за плечо и стал трясти ее.

– Просыпайся, вставай, – крикнул он и, отпустив ее, стал копаться в письменном столе. Наконец он извлек оттуда бумагу и ручку.

Мэри села на край кровати, с трудом преодолевая сон. Рэндел протянул ей пачку бумаги, ручку и резко сказал:

– Будешь записывать. У меня есть новая идея. Рэндел стал диктовать, а Мэри записывала за ним краткий сюжет и характеристики персонажей будущей книги. Рэндел настаивал, чтобы она еще и еще раз перечитывала вслух написанное, меняя отдельные слова, добавляя новое и вычеркивая целые куски.

Мэри исписывала своим аккуратным почерком лист за листом и смеялась про себя, сдерживая злость. Сюжет? Персонажи? Тема? Рэндел излагал их с такой самоуверенной наивностью, как будто из этого когда-нибудь может получиться роман. Он полагал, что книги создаются таким образом. Бедный Рэндел: он никогда не писал и не напишет книгу.

Мэри стало зябко. Она завернулась в одеяло и продолжала работать. На листках, разбросанных вокруг, она кое-где делала пометки, отмечая то, что ей может пригодиться, чтобы Рэндел думал, что это его работа.

Сейчас Рэндел ходил по комнате в молчании. Мэри еще немного подождала, затем выключила свет и улеглась. Рэндел продолжал молча мерить шагами комнату.

Когда стало светать, он сел на кровать, опустив плечи, с погасшей трубкой в руках.

Мэри не смела поцеловать его, придвинуться к нему, успокоить его. Она знала, что сейчас его трогать не следует.

Наконец Рэндел лег. Скоро его дыхание стало равномерным и спокойным. Мэри закрыла глаза и уснула.

ГЛАВА 2

Мэри мыла окна в кабинете Рэндела, когда он неожиданно произнес:

– Париж! Лондон! Рим! Мы все уезжаем. Впятером! До самого Рождества!

Мэри прекратила свое занятие и повернулась к Рэнделу:

– Что?

– Я так решил.

– Ты не собираешься работать? – удивленно спросила она.

– Я попросил отпуск за свой счет на весь семестр. Никаких классов до января. Мы все уезжаем.

Мэри вновь повернулась к окну. Весь фасад их старого дома в Небраске был сделан из стеклянных плит, что-то вроде застекленной веранды, и это окно сейчас отражало залитый солнцем стол Рэндела, разноцветные корешки романов Рэндела, выстроившиеся в ряд на полке, которая висела над его письменным столом, и прищуренные от солнца глаза Мэри.

– На что же мы будем жить, если ты не будешь работать?

– Ты еще не видела письма, – сказал Рэндел, улыбаясь.

– Какого письма?

Рэндел поудобнее устроился в своем кресле.

– Издан мой новый роман «Цена истины».

– Издан? – Мэри понимала глупость своего вопроса.

– Взгляни на это. – Рэндел вынул из кармана какой-то листок. Это был чек на крупную сумму, выписанный на имя Рэндела Элиота.

Мэри перевела взгляд на сияющие от радости серо-зеленые глаза мужа. Такие же глаза смотрели на нее с обложки выставленных на полке книг.

– Когда он пришел? – спросила она, возвращая ему чек.

Рэндел рассмеялся:

– В тот день, когда мы прилетели из Нью-Йорка. Но я знал о чеке еще пару месяцев назад.

Мэри присела на ручку кресла. Она раскраснелась. Оглядев комнату невидящим взглядом, нервно хохотнув, она сжала ладонями щеки. Мысли лихорадочно теснились в голове.

Она снова услышала голос Рэндела:

– Несколько тысяч долларов. Не хочешь ли ты подержать их в руках?

Казалось, она не понимает, что он говорит.

– Издание в мягкой обложке… – проговорила она. – Я думаю о людях, которые сейчас читают эту книгу.

– Успех. Это не просто хорошие отклики на мои книги. Это настоящий успех! – заключил Рэндел.

Мэри открыла глаза, чтобы еще раз взглянуть на чек, дотронуться до него. Рэндел резким движением вырвал чек у нее из рук:

– Мы возьмем детей и отправимся путешествовать.

– Детей? Нам всем уже больше двадцати! – сказала Бет, выходя из кухни. От жары лицо ее раскраснелось, всегда блестящие карие глаза блестели еще сильнее. – Так куда мы отправляемся?

Рэндел помахал перед ней чеком:

– Издан мой новый роман! Деньги, деньги, деньги! Мы все отправляемся в путешествие за океан. А почему бы нет? Париж! Лондон! Рим! Афины!

Бет даже не взглянула на мать. Сейчас она была ей не нужна. Бет сказала, что никогда не видела чека на такую сумму.

– Это прекрасно… – выдохнула она в тот момент, когда в комнату входили Джей и Дон – два молодых парня со светлыми волосами, без рубашек и в мешковатых джинсах, карманы которых были набиты гаечными ключами, отвертками, складными ножами и другими инструментами.

– Что прекрасно? – спросил Джей.

– Посмотри сюда, – ответила Бет.

Мэри обратила внимание на быстрый, осторожный взгляд, который бросил на нее Джей, до этого она поймала такой же взгляд.

– Что-нибудь произошло? – спросил Джей.

– Ваш не вознагражденный ранее отец, – воскликнул Рэндел, – наконец-то смог сделать деньги с помощью своих книг. «Цена истины» вышла в свет. Что это такое, по-вашему? – спросил он, размахивая чеком перед ними.

– Деньги, – сказал Дон.

– Глупости, – возразил Рэндел, – это Лондон, Париж, Рим, Афины! Целый семестр мы проведем там. Как надоело жить в этой куче хлама. Но теперь, слава Богу, мы можем путешествовать!

Все, за исключением Мэри, заговорили одновременно, радуясь свалившейся на них новости.

Мэри отправилась на кухню и начала чистить картофель к ужину. Из кабинета до нее доносились ликующие, возбужденные голоса детей.

– Сколько волнений и переживаний, – сказал Дон, входя на кухню и отбирая у Мэри нож, чтобы помочь ей. Он отращивал бороду, и было видно, как из мальчика он превращается в молодого мужчину с прямым носом и зелеными глазами, которые так хорошо были ей знакомы.

Мэри смотрела, как из-под ножа Дона падала тонкая кожура.

– Наконец папа сделал деньги, – прошептал Дон.

– Он молодец, – ответила ему Мэри также шепотом. Вошла Бет.

– Ну что, поедем? – также шепотом спросила она. Мэри пожала плечами. Такой же вопрос задал и Джей, войдя на кухню.

– Что вы думаете о поездке? – тихим голосом спросил он.

– Мы не знаем, – прошептала Бет.

Мэри глубоко вздохнула и принялась помогать Бет, которая собиралась жарить свиные отбивные.

– Как насчет брюссельской капусты? – спросил Джей.

Неожиданно в дверях появился Рэндел. Он закричал на Мэри:

– Мы все равно поедем за океан. И вообще, ты можешь оставаться дома одна или с детьми, если они тоже не захотят ехать. Я поеду один!

– Дело не в том, хочу я ехать или нет, – спокойно сказала Мэри, стараясь не смотреть на мужа.

– Это благодаря мне мы получили деньги! – прокричал Рэндел. – Неужели ты думаешь, что я по-прежнему буду копаться в библиотеках, вместо того чтобы использовать шанс побывать в Европе? Делай что хочешь, но я ухожу!

Они слышали, как стукнула входная дверь. Обычно в это время он проезжал милю или две на велосипеде. Он старался сохранять форму, но все равно с годами полнел все больше и больше.

– Что будем делать? – спросила Бет.

– Пока Рэндел не вернулся, я позвоню доктору Паркеру, – сказала Мэри.

Она закрыла двери и некоторое время постояла перед телефоном, собираясь с мыслями. Она почувствовала вокруг атмосферу родного дома: голоса детей, семейную суету, запахи готовящегося ужина.

Набрав нужный номер, она подождала, пока на том конце провода поднимут трубку. Когда доктор Паркер ответил, она сказала:

– Я прошу извинения. Я беспокоюсь насчет Рэндела. Наверное, завтра он будет говорить с вами. Дело в том, что он решил отправиться в Европу и пробыть там с сентября до Рождества, и он сказал, что уедет один, без нас, если мы откажемся ехать с ним.

Обычный спокойный голос доктора Паркера сейчас звучал холодно:

– Можете ли вы отправиться с ним?

– Да. Время есть и у меня, и у детей, но…

– Я думаю, что вы должны считаться с его желанием, – сказал доктор Паркер.

– Поехать с ним за тысячи миль отсюда? – спросила Мэри.

– Путешествие пойдет ему на пользу, – безапелляционным тоном произнес доктор Паркер.

– Но если ему там станет хуже и он вновь окажется в психиатрической клинике? Как он это перенесет? И потом, он может потерять работу…

– В университете у него все будет в порядке. Я позабочусь. Это не трудно будет сделать благодаря его репутации. Я бы посоветовал вам не перечить ему и делать то, что он захочет. Я дам вам адрес хорошего врача в Англии, – сказал доктор Паркер.

– Но что, если Рэндел…

– Вы не можете быть психиатром собственного мужа, – отрезал доктор Паркер.

Мэри сжала губы.

– Если им не могу быть я, то кто им может! – сказала она в сердцах. – Вы же не отправитесь за океан, чтобы присматривать за ним и в случае необходимости уложить его в клинику в чужой стране!

– Иногда приходится рисковать, – голос доктора Паркера был более бесстрастным, чем обычно.

Когда он попрощался и Мэри повесила трубку, она заметила, что ее руки трясутся. В печке поспевал ужин. Дети ждали ее наверху в ее маленьком кабинетике. Вентилятор шевелил листы бумаги на ее письменном столе.

– Ну что, мы едем? – спросил Джей, когда она вошла. Он провел рукой по своим слегка вьющимся светлым волосам. Мэри посмотрела на него – Джей стал высоким, худым и сильным.

– Рэндел так решил. Это его деньги, – сказала Мэри, – но как быть с оплатой твоего образования, с платой за учебу Бет? Можно было бы выделить капитал и для бизнеса Дона.

– Зато мы увидим Лондон. Мы побываем в Италии и Греции! – сказала Бет.

– Но я хочу начать новое дело… – в нерешительности сказал Дон. – И еще Карла – я не хочу ехать без нее..

– Любовь, любовь, любовь… – поддразнила его Бет.

– Надо съездить, пока холост, – сказал Джей, подмигивая Дону.

– Карла может посидеть дома, – сказал Дон. – Может быть, и Майкл смог бы поехать с нами, если бы не был так далеко.

Мэри откинулась на спинку кресла. Она вспомнила Майкла – своего старшего сына, оторванного от дома.

– Майкл в Африке и занят своим делом, – произнесла она вслух.

– Ты говорила с доктором? – спросила ее Бет.

– Только что. Он считает, что Рэнделу не грозит никакая опасность и он может ехать, – ответила Мэри. – Они увидятся завтра.

– Если папа наконец выберется из своего кресла, сменит обстановку, может, это и поможет, – заметил Джей. – Он толстеет буквально на глазах. Его все перестало интересовать.

– Он почти совсем не выходит из дома. Он только бродит целыми днями по дому и спрашивает, что нового мы с Джеем посадили, – добавила Бет.

– Он даже не может запомнить названия растений, – сказал Джей.

– Он пишет, – сказала Мэри.

– Какие-то каракули на обороте оберточной бумаги, – заметил Джей.

Дети переглянулись. Мэри спустилась вниз по лестнице и пошла на кухню. Надо было закончить приготовление ужина. Вскоре она услышала, как вернулся Рэндел.

– Иди ужинать, – позвала Мэри Рэндела, который заперся у себя в кабинете. Мэри с детьми сидела за столом, когда он рывком открыл дверь.

– У меня из бумажника исчезло пять долларов, – сообщил он.

Наступила тишина. Все опустили глаза.

– Ты сказал, что я могу их взять, чтобы купить новую кисть для масляной краски, – сказал Дон.

– Ты даже не начинал красить пол на веранде! – возмущенно воскликнул Рэндел, его зеленые глаза пылали гневом.

Никто не произнес ни слова. Все тихо ждали, что будет дальше.

– Я не хочу никакого ужина. Выбрось его! – закричал Рэндел и, хлопнув дверью, вернулся к себе в кабинет.

Дон и Джей доели свой ужин, потом съели ужин Рэндела и, громко топая ногами, спустились в подвал. Когда Мэри убирала со стола, открылась дверь кабинета Рэндела, и он сказал:

– Это ты так воспитала детей, что они не держат своих обещаний! Дон обещал покрасить пол. Сделал он это? Нет!

Он так близко подошел к Мэри, что она почувствовала запах спиртного, идущий от него. Ее лицо исказила гримаса злости и отвращения.

– Ты – задница! Возомнила о себе черт знает что! Кусок дерьма! – проорал он напоследок и захлопнул за собой двери кабинета.

Мэри прошла на кухню. Бет мыла в раковине посуду, оставшуюся после ужина. Когда Мэри вошла, она взглянула на нее и закатила глаза.

Мэри рассмеялась, и ее злость улетучилась. Закончив дела на кухне, она вышла во внутренний дворик, села на скамейку и вытянула уставшие ноги.

Она посмотрела вверх на остроконечную крышу старого дома, на уютно светившиеся окна. В гараже Дон и Джей возились с мотоциклом Джея. Оттуда доносился стук молотка и металлический скрежет. Из парка напротив слышны были звонкие детские голоса.

По бокам веранды рос вверх виноград. Легкий ветерок играл в его листьях. Всегда шумные воробьи сейчас затихли, отдыхая. Скрипнула дверь, и из сумерек появилась Бет. Она подошла и села рядом с Мэри. В руках она держала книгу. Некоторое время они сидели молча в сгущающихся сумерках. Лишь слабый свет от фонарей в парке освещал их. Наконец Бет нарушила молчание.

– Я люблю сидеть здесь в сумерках, – произнесла она и вздохнула. – Что мы будем делать с путешествием?

В окно Мэри видела Рэндела, сидящего за письменным столом. Его лысина была ярко освещена настольной лампой.

– Я думаю о том, как мы будем платить за ваше с Джеем обучение, и о том, где взять деньги для нового магазина Дона… и о том, как Рэндел перенесет это путешествие.

– Как я хочу, чтобы Майкл был здесь и поехал вместе с нами, – сказала Бет. – Он был так далеко, когда учился в Йельском университете. Но сейчас он гораздо дальше. Мы даже не можем позвонить ему. А письма к нему идут много недель.

– Он даже не будет знать, что мы едем. Во всяком случае, долгое время.

– Затерянная в центре Африки деревушка. Я отыскала ее на карте и попыталась вообразить, как он там живет, но у меня ничего не получилось. Я пишу и пишу ему письма, но даже не знаю, получает ли он их.

Стало совсем темно. Они сидели, вдыхая аромат теплой летней ночи, и думали о Майкле.

– Меня волнует мысль о том, что Рэндел снова окажется там, где мы провели счастливый медовый месяц, мы были такими разными тогда.

– Может быть, он все вспомнит и будет счастлив, – предположила Бет. – Он подумает о том, что прошло много времени после медового месяца, многое изменилось: эти книги и то, что он стал знаменитым, премии и, наконец, эта последняя книга.

– Да. – Голос Мэри звучал тихо. – Он достиг всего этого.

Когда Бет и Мэри вернулись в дом, там все еще пахло ужином. По узкой, тускло освещенной лестнице они поднялись наверх – там находились спальни.

Зайдя в комнату Дона, Мэри увидела, что он уже спит, завернувшись в простыню и слегка похрапывая во сне. «Спокойной ночи», – прошептала она и легонько провела рукой по горячей спине Дона. Мэри окинула взглядом комнату: кругом разбросаны газеты и журналы, чертежи и фотографии. Когда-то Дон делил эту комнату со старшим братом. Но сейчас Майкл далеко, и его кровать вынесли. Вместо нее Дон разрешил Джею установить полки с орхидеями.

Следующая комната принадлежала Бет. Дочь сидела в круге света, падающего от настольной лампы, и перебирала книги, которые она должна прочесть летом в соответствии со школьными требованиями.

– Спокойной ночи, – пожелал ей Джей, когда она проходила мимо его комнаты.

Мэри тоже пожелала ему доброй ночи и прошла дальше, оставив сына наедине с его любимыми пинцетами, пробирками, бутылочками, гербариями, пакетами с семенами, коллекцией насекомых, ножами и ложками, которые он таскал из кухни. Несмотря на кажущийся беспорядок, Джей ориентировался здесь с закрытыми глазами.

Мэри направилась в ванную комнату. По дороге она слышала, как жужжат большие вентиляторы, освежая воздух в доме. В ванной она открыла кран с холодной водой и встала под тугие струи, сгоняя дневную усталость. Потом она растерлась полотенцем и надела ночную сорочку.

Выйдя в холл, Мэри почувствовала запах вина: Рэндел, наверное, был уже в постели. Все в доме было погружено во тьму, ровно гудели вентиляторы – их убаюкивающий шум доносился через открытые двери спален. Звуки ночного дома напомнили Мэри прошлые годы, когда Рэндел нетерпеливо ждал ее, лежа в кровати, его руки тянулись к ней, касались ее, пока она скидывала ночную рубашку и опускалась в его объятия. Они смеялись и целовались. На дверях их спальни не было замка, и они подпирали двери столом, чтобы в спальню случайно не заглянули дети…

Сквозь шторы пробивался лунный свет и призрачными бликами ложился на ковер; ночные насекомые пели свои песни, деревья в слабом свете фонарей в парке отбрасывали причудливые тени, похожие на лапы гигантских пауков.

Кабинет Рэндела был залит потоками лунного света. Рэндела, как и предполагала Мэри, там не было. Мэри могла подойти к книжной полке и взять в руки книги с его именем на обложке – такие увесистые, в красивых переплетах.

На нижних полках лежали папки с газетными вырезками. Обычно Рэндел говорил ей, протягивая пачку газетных и журнальных вырезок: «Приклей их в альбом». Только сейчас, листая альбомы, Мэри со всей отчетливостью осознала, что ее книги получали премии, что их изучали, анализировали, хвалили и возносили.

С одной из вырезок улыбалась физиономия Рэндела. В тусклом свете луны Мэри прочла:

«Многие современные писатели признают неоспоримый талант Рэндела Элиота. Никто до него не смог так ярко раскрыть внутренний мир человека, живущего в двадцатом столетии. С ним трудно сравниться по степени выразительности и точности слога».

Мэри положила альбом на место.

Чек на тысячи долларов, который Рэндел демонстрировал сегодня перед ними, лежал на письменном столе.

«Не хочешь ли ты подержать его в руках?» – вспомнила Мэри его слова. Мэри взяла чек в руки. Ее собственный чек. Каждое слово, которое она написала в последнем своем романе, принесло по доллару.

Мэри положила чек на стол и прислушалась к спящему дому: было тихо, если не считать стрекотания сверчков, шелеста кленовых листьев и шипения колес редкой проезжающей машины.

Мэри встала на стул и потянулась к верхнему ящику буфета с оторванной ручкой. Она подцепила ногтем краешек ящика, открыла его и достала толстую тетрадь. Никто, кроме нее, не открывал этот ящик, там Мэри устроила что-то вроде тайника. Если кто-нибудь случайно заставал ее за работой, она отвечала, что ведет записи в своем дневнике.

Спустя несколько минут она сидела под лампой в гостиной, целиком поглощенная работой над почти законченной очередной книгой. Под быстро бегущим по листу бумаги пером рождалась последняя глава новой книги Рэндела Элиота.


Деревья в парках пожелтели, дети вновь пошли в школу. Мэри была занята дорожными приготовлениями: она помогла упаковать чемоданы, позаботилась о том, чтобы за время отсутствия детей им не приносили почту, предупредила соседей о предстоящем отъезде. Точкой отсчета для всей семьи стали пять билетов на самолет, лежащие на письменном столе Рэндела.

– Я очень беспокоюсь, – сказала Мэри во время традиционного ленча у своей старой подруги Норы Гилден. Вот уже многие годы раз в месяц они встречались за ленчем или за бокалом вина, делились новостями. Нора была бедной девушкой из Северной Каролины, когда-то она «вышла замуж по любви и была несчастна» – так обычно она говорила. Она вскоре рассталась со своим «несчастьем» и вышла замуж «за деньги». Сейчас Нора была богатой вдовой и жила в симпатичном домике из красного кирпича, наполненном всякими антикварными вещами. Она занималась тем, что преподавала в университете, как она говорила, «для души».

– Ты боишься, что Рэндел опять заболеет там? – спросила Нора. – Майклу должно быть стыдно, но зато остальные трое твоих детей тебе хорошо помогают…

– Рэндел поклялся, что уедет один, если мы не поедем с ним. – Мэри сделала паузу, потом воскликнула: – Если бы он предупреждал меня о том, что он собирается делать. Он совсем не делится со мной! Премия… поздравления… письма от известных людей… эти разговоры о Пулитцеровской премии. Оказывается, он еще в июне договорился об отпуске за свой счет… Он все делает без меня, он никогда ничего мне не говорит!

Нора пожала плечами:

– Он – знаменитость.

Они посмотрели друг на друга, и Мэри улыбнулась. Ее забавляла и восхищала способность Норы все упрощать. Наверное, ее психика имела такую же округлую форму, как и она сама. Мэри всегда привлекала жизнерадостность этой женщины. Сложные вопросы – простые ответы.

– Когда отец Рэндела посылал нас в свадебное путешествие, мы были так счастливы.

Внезапно глаза Мэри наполнились слезами.


Отец Рэндела сидел на кухне в доме своей сестры на окраине города. Он так смотрел на Мэри и Бет, как будто перед ним были совершенно незнакомые и посторонние люди. Он просто не замечал их.

– Завтра мы всей семьей летим в Европу, – сказала ему Мэри. В кухне было прохладно, в отличие от улицы, где стояла жара.

– Это Мэри, твоя невестка, – сказала тетя Виола своим дрожащим голосом, наклоняясь к брату Дональду, теребя его за рубашку, поглаживая по редким волосам, как будто таким способом она могла вернуть ему утраченную память. – Ты должен помнить ее.

– А я твоя внучка, – сказала Бет.

Он ничего не ответил. Мэри с Бет сели напротив него, но взгляд водянистых глаз девяностолетнего старика скользнул по ним, ничего не выражая.

– Ваш сын Рэндел, – сказала Мэри, – мой муж. Доктор сказал, что поездка за границу пойдет ему на пользу, – вот почему мы все туда отправляемся. Он ваш сын, вы помните? Вы помните Рэндела? Вы помните, как вы отправляли Рэндела и меня в наше чудесное свадебное путешествие в Европу?

– Папа так долго болел, – добавила Бет. – Мы хотим помочь ему сменить обстановку. И он настаивает, чтобы мы ехали все вместе.

Взгляд глубоко запавших глаз старика был устремлен в окно, на здание школы, стоящей напротив двора тети Виолы. В школе горел свет.

– Легислатура работает допоздна, – сказал Дональд. Он думал, что живет напротив Капитолия.

– Рэндел не смог прийти, чтобы повидаться с вами. У него накопилось очень много дел перед отъездом.

Мэри солгала, зная, что Дональд все равно не помнит, что Рэндел никогда не навещал его. Он уже многие годы не видел своего отца.

Взгляд Дональда проделал медленный путь от огней, горящих в школьных окнах, до своих рук, лежавших на столе.

– Тетя Виола так хорошо заботится о вас, – сказала Мэри. – Вы в надежных руках, поэтому мы не беспокоимся за вас слишком сильно. Она будет знать, где найти нас, если мы вам вдруг понадобимся.

Мэри улыбнулась тете Виоле, и та ответила ей слабой улыбкой.

– Мы скоро увидимся, дедушка, – сказала Бет.

– Да. Нам пора идти, – подтвердила Мэри, – вам пора ужинать, но мы обязательно вас навестим, когда вернемся из Европы.

Мэри наклонилась и поцеловала старика в лоб.

– До свидания, дедушка, – сказала Бет. Дональд снова смотрел на окна школы.

– Легислатура работает допоздна, – снова повторил он.

ГЛАВА 3

Лайнер «ДС-8» разбежался по взлетной полосе и поднялся в воздух. Он сделал разворот над Чикаго и взял курс на восток, к берегам Европы.

– Под нами океан. Как страшно, – прошептала Мэри, наклоняясь к Рэнделу.

Рэндел ничего не ответил. Он сидел рядом с Мэри, закрыв глаза. Мэри трудно было дышать, когда самолет набирал высоту, летя навстречу облакам. Скоро земля совершенно скрылась из глаз. Улыбающиеся стюардессы помогали расслабиться, предлагая журналы, газеты и прохладительные напитки.

– Опустите маленькие столики, – посоветовала Бет, откидывая столик напротив Рэндела.

– Нажми кнопку света, – сказал Джей.

– А эта кнопка – для подачи воздуха, – сказал Дон, – смотри, какая тугая струя бьет оттуда.

Когда солнце стало садиться, небо за иллюминатором превратилось в нечто похожее на дантовский ад. Облака, окрашенные солнцем в кровавые тона, создавали причудливые картины, которые на глазах менялись, превращались в нечто абсолютно фантастическое. Постепенно становилось все темнее и темнее, свет исчезал, словно затухающая надежда. Солнце все глубже погружалось в свою кровавую купель, разбрызгивая вокруг багряные лужи. Около часа наблюдали они картины ада, пока совсем не стемнело, только красная полоска на горизонте долго не затухала.

Самолет летел сквозь ночь. Внутри его, словно в гигантской раковине, сидели люди, освещенные островками света; опустив шторки на иллюминаторах, они читали, ели из маленьких пластиковых тарелочек, ходили в проходах, разговаривали. Полет продолжался. Дети были слишком захвачены путешествием, новыми впечатлениями и не могли уснуть. Мэри посмотрела на мужа. Рэндел безмятежно спал.

Вдруг начался рассвет.

– Почему утро наступает в середине ночи? – спросила Бет сонным голосом. Ее голова покоилась на плече Мэри. Солнечные лучи все сильнее стали пробиваться из-за горизонта, затмевая свет электрических лампочек.

Внизу показалась Исландия, и через некоторое время самолет совершил посадку. Семья Элиотов побродила по коридорам аэропорта, побывала в беспошлинных магазинах и, когда объявили посадку, вновь заняла свои места.

– Куда подевалась ночь? – спросил Дон, когда они наконец прилетели в Люксембург, сияющий солнцем.

Дон, Джей и Бет были за границей впервые, поэтому они вовсю таращили глаза.

– Совсем как в Америке, – сказала Бет, когда они проходили через таможню.

– Они по-другому разговаривают, – сказал Джей. Рэндел отправился в банк аэропорта получать деньги.

– Это деньги? – спросил Джей, когда Рэндел показал им незнакомые купюры.

Только сейчас, направляясь к отелю, они осознали, что позади остались тысячи миль. Их речь состояла из одних вопросов.

– Смотри! Ты видел такое?

– А для чего это предназначено?

– О чем здесь написано?

Тяжелые башмаки Рэндела казались слишком большими для него; он шагал неуклюже, будто пытался удержать равновесие. «Какой он стал сутулый и толстый», – подумала Мэри, оглядывая его сзади, когда они шли по улицам Люксембурга.

В комнатах отеля было прохладно и чисто. Они побросали дорожные сумки.

– Надо поискать что-нибудь на ужин и на дорогу до Парижа, – крикнула Бет.

– Пошли! – сказал Дон. – Мы пойдем втроем чего-нибудь купить в магазинах, – предупредил он мать.

Дети ушли, и Мэри пошла в ванную умыться. Путешествие утомило ее, и она с благодарностью подумала о своих детях. Молодость не так легко поддается усталости.

Когда она вошла в комнату, Рэндел сидел у окна и набивал свою трубку. Мэри отдернула в сторону занавеси, прикрывающие окна. Воспоминания нахлынули на нее; ей казалось, что она разговаривает сама с собой, но неожиданно для себя она произнесла вслух:

– Рэндел, завтра мы едем в Париж. Мы с тобой не видели Париж со времени нашего медового месяца. Помнишь, какой шел тогда дождь?

Рэндел ничего не ответил. Она так спросила его – «Помнишь?» – как будто это был тот Рэндел, который мог что-либо помнить, который мог бы повернуться и с улыбкой сказать: «Помнишь, как мы ели пирожные в маленькой кондитерской, а за окнами шел проливной дождь? Помнишь, как мы все ночи напролет занимались любовью?»

– Ночь в этом отеле будет стоить нам шестисот долларов, – сказал Рэндел. – Мы не можем себе этого позволить. Наша поездка обходится нам в два раза дороже, чем я предполагал. Мы вернемся домой в ноябре, если протянем так долго. Скажи мне на милость, как дети найдут обратную дорогу в отель? Ты хоть подумала об этом?

– Они наверняка запомнили название отеля, и потом, они прекрасно умеют ориентироваться – не то что я. Помнишь, как Дон водил нас по всему Денверу?

Ее мысли потекли в прежнем русле. Она продолжила разговор сама с собой:

– Посмотри на эти кровати – они не изменились с тех пор, как мы здесь спали. Тогда нужно было выбирать: спать под простыней и замерзнуть или укрыться коротким пуховым одеялом и свариться от жары. Но во втором случае тоже надо было выбирать: если натянуть одеяло на плечи, то окоченеют ноги, и наоборот.

– Это все твои идеи, – ворчливо продолжал Рэндел, – это ты придумала. Ты, наверное, выжила из ума – шестьсот долларов за одну ночь! И это без завтрака.

«Тогда плакал ребенок», – вспомнила Мэри. Когда они проводили свою последнюю ночь в Европе, где-то всю ночь плакал ребенок. Мэри еще больше раздвинула занавеси и открыла окно. В комнату ворвался шум уличного движения и крики детей.


Дон и Джей несли сумку с продуктами, когда подали поезд. Через короткое время он был битком набит пассажирами. Элиоты очень обрадовались, когда оказалось, что их вагон полупустой, и они без труда заняли свои места. Только сейчас обнаружилось, что купили места в вагоне первого класса. Рэндел заплатил кондуктору примерно долларов на тридцать.

– В конце концов мы сможем нормально сидя позавтракать, – сказала Бет. – Посмотрите, что творится в вагонах второго класса. Там люди стоят на ногах.

Рэндел хмуро глядел в грязное окно вагона.


Париж! Мэри и Дон изучали карту метро. – Откуда вы знаете, какого цвета линию выбрать? – спросила Бет, заглядывая в карту через их плечи.

– Конечная остановка и есть название линии, – сказал Дон. – Поехали.

Рэндел плелся за ними вверх и вниз по лестницам, пока они не добрались до станции «Лувр».

На рю де Риволи уличное движение было очень оживленным. Здесь находился отель «Св. Игнасий», в котором Мэри заказала номера.

– Ты помнишь, – спросила Мэри у Рэндела, – когда мы жили здесь, у нас потек потолок. Прямо на постель. И мы никак не могли объяснить дежурному портье, что произошло. Мы подняли его наверх и показали аварию. Он развел руками и воскликнул по-французски: «Боже мой!»

Дети со смехом открыли стеклянные двери отеля, и они все вместе направились к регистрационному столу. Мэри продолжала вспоминать, как они с Рэнделом занимались любовью в этом отеле тридцать лет назад. Занавеси на окнах развевались от ветра. Утром посыльный, который принес завтрак, застал их спящими на руках друг у друга.

Комната детей была просторная, в окна смотрел Париж. Зато в комнате Рэндела и Мэри окон не было вовсе. Она была темная, с выходом в ванную.

– Настоящая дыра! – недовольным голосом сказала Мэри. Только потом она заметила двойную дверь в одной из стен комнаты. Она открыла ее. Дверь выходила на крошечный балкончик с витыми железными перилами, на котором в деревянных ящиках росли какие-то растения. Дневной свет ворвался в комнату и упал на одеяла и подушки, дорожные сумки и лысую голову Рэндела.

Когда семья вышла на улицу, последние лучи заходящего солнца окрасили золотом листья деревьев, головы детей и каменные башни изящных строений Парижа.

– Париж! – воскликнула Мэри, когда они вошли в парк Тюильри.

Рэндел остановился. Слева от него находился Лувр, справа – Триумфальная арка.

– Дети могут потеряться, – сказал он, – я им велел находиться с нами.

Когда Дон, Джей и Бет догнали их, семья продолжила прогулку. Они прошли по Луврской аллее, пересекли площадь Согласия и устремились вверх по Елисейским полям, навстречу окруженной золотистым туманом Триумфальной арке.

– Господи! Я так хотела, чтобы вы это видели, – воскликнула Мэри. – Триумфальная арка!

– Мама, ты, наверное, думала, что больше никогда не увидишь Нотр-Дам, – сказал Дон, обращаясь к Мэри.

– Что мы будем завтра есть? – спросил Рэндел, – Мы не можем себе позволить…

– После завтрака мы выйдем и купим какой-нибудь еды в магазине, – сказал Дон. – Их очень много около нашего отеля.

– Я захватила с собой растворимый кофе, шоколад, есть и сахар, – сказала Мэри.

Сена несла свои воды в голубом сиянии наступающих сумерек. Грандиозным фасадом раскинулся перед ними кафедральный собор. Вскоре Рэндел почувствовал усталость.


По дороге в отель, возбужденные, они обсуждали детали увиденного. В отеле Рэндел сразу же отправился спать, в то время как Бет, Дон и Джей с полотенцами через плечо сидели на кровати у Мэри, ожидая своей очереди, чтобы принять душ. Они наперебой делились впечатлениями от проведенного дня в Париже. Глаза их светились радостью.

Когда все улеглись, Мэри наконец приняла душ. В открытое окно ванной комнаты доносилось стрекотание цикад, серебристая полоска света проникала в открытое окно.

«Святой Игнасий» – старый отель, – подумала Мэри, сворачиваясь клубочком в постели. – Возможно, эта комната была разделена раньше на две или три маленькие комнаты». Последнее, что она увидела перед сном – разбросанные по всей комнате вещи…

Рэндел следовал за ними по Парижу как тень. Они посетили Лувр, ботанический сад, концертный зал на Сент-Шапеле. Покатались на пароходе по Сене.

– Наш отец вовсе не алкоголик, – сказал как-то Джей. – Он не пил уже девять дней.

Утро выдалось туманное, прохладное. Сегодня они собирались осмотреть Шартрский собор. Он стоял, возвышаясь над всеми зданиями, завораживая своими розовыми витражами.

– Посмотрите, – сказала Мэри, показывая на огромные каменные фигуры на фасаде собора.

Затаив дыхание, они вошли в собор. Витражи и купол поражали своей красотой. Они осторожно ступали по каменному полу собора, и яркие блики от витражей играли у них под ногами. Слова тонули в торжественной тишине собора.

– А где наш рождественский витраж? – еле слышно спросила Бет.

– Вот он, – прошептал Джей, указывая на мадонну с младенцем.

Много лет назад Мэри сделала копию изображения мадонны с младенцем, и каждый год на Рождество они вывешивали эту копию.

С благоговением созерцали они знакомое величественное изображение матери с ребенком на руках. Лицо женщины из двенадцатого века было скорбное и величественное. Уже выходя из собора, они еще раз обернулись, чтобы посмотреть на мадонну с младенцем.

На улице все почувствовали, что устали и голодны. Они нашли столик в маленьком дворике и присели отдохнуть и перекусить, но начался дождь. Чтобы укрыться от дождя, они спустились в помещение, похожее на склеп. Какой-то турист с немецким акцентом причитал: «Здесь должны быть коленопреклоненные ангелы! Где коленопреклоненные ангелы?»

Когда они покидали собор, холодный дождь продолжал накрапывать. Вымокнув и продрогнув, они наконец нашли приют в станционном буфете. Здесь было тепло, горячий шоколад обжигал горло. Рэндел, покачивая головой, пересчитывал сдачу.


– Это слишком! – сказал Рэндел. Он имел в виду, что все обходится слишком дорого.

Последний их вечер в Париже выдался теплым и ласковым. Они прогуливались по Елисейским полям. Впереди виднелась Триумфальная арка. Рэндел плелся сзади, шаркая своими огромными тяжелыми башмаками. Рядом с Мэри шли Джей и Дон, светловолосые, молодые и симпатичные. Мэри снова вспомнила свою прогулку по этой улице почти тридцатилетней давности. Впереди всех шла Бет. Она обернулась и улыбнулась Мэри.

Вокруг плясали неоновые огни. Завтра они уже будут в Лондоне. С каждым их шагом Триумфальная арка приближалась, увеличиваясь в размерах, – огромные ворота в парижскую ночь.

Подойдя к арке ближе, они увидели Могилу неизвестного солдата. На плите можно было прочесть имена погибших. Арку украшали сцены из известных сражений.

Мэри обняла Бет.

– Интересно, возведут ли когда-нибудь триумфальную арку в честь женщин? – сказала Бет. – И напишут ли на обелиске имена женщин, которые никогда не убивали, а творили добрые дела, рожали детей, которые впоследствии становились известными людьми?

Полюбовавшись ночным сиянием великого города, они двинулись в обратный путь. Мэри – в окружении двоих симпатичных молодых людей и красивой молоденькой девушки. Рэндел один, все так же шаркая туфлями.

ГЛАВА 4

Отель в Лондоне, где они остановились, был все таким же, каким его запомнила Мэри: горячий душ, завтрак, состоящий из яичницы, кукурузных хлопьев, холодных тостов плюс немного апельсинового сока.

– Разве можно намазать холодный тост холодным маслом? – сказала Бет во время их первого завтрака. – Ведь не специально же они это делают?

– Может быть, поедем в Шотландию, прежде чем снимем здесь квартиру? – предложил Дон.

– Конечно. Ведь нет смысла одновременно снимать квартиру здесь и платить за гостиницу в Шотландии, – согласилась Бет.

– До Эдинбурга лучше добираться поездом. Туда ходит экспресс, – сказала Мэри и посмотрела на Рэндела. – Что ты об этом думаешь? Нам стоит туда ехать?

– Мы – шотландцы, – сказал Джей. – Мы просто обязаны туда съездить.

– Пока не стало холоднее, – добавил Дон.

– Ну что, поедем? – еще раз спросила Мэри Рэндела. Рэндел молчал. Он курил свою трубку. Они принялись упаковывать дорожные сумки.

На следующее утро они отправились в Шотландию. Сидя в скором поезде, Мэри наблюдала за Рэнделом. Он был абсолютно безучастен ко всему происходящему. Ни дети, ни пассажиры не интересовали его. Всю дорогу он угрюмо смотрел в окно, и было даже непонятно, замечает ли он картины, проносящиеся за окном.

Молча Рэндел следовал за ними в Эдинбурге, молча ждал, пока они искали комнату подешевле в туристическом бюро.

Когда они сели в автобус, он снова повернулся к окну и снова не проронил ни слова.

– Ну и сарай! – сказала Бет, когда хозяйка дома удалилась. В комнате стояли шесть кроватей. В одном углу размещался душ, в другом – раковина. Стены, ковер и занавески на окнах создавали какую-то немыслимую цветовую гамму, в которой преобладали красные и зеленые тона. В такой пестроте потолок «терялся», хотя его украшала алебастровая лепнина.

По очереди приняли душ и улеглись, устало переговариваясь.

– Когда мы вместе, как сейчас, я вспоминаю наши походы, – сказала Бет, и Мэри стала вспоминать то время. Она вспомнила Рэндела, как он суетился, натягивая палатку, таская воду, помогая распаковывать спальные мешки. Больше всего он любил разжигать костер.

Но все это было так давно. Болезнь. Лекарства, шоковая терапия сделали свое дело. Год от года Рэнделу становилось все хуже, и Мэри уже забыла, когда они в последний раз ходили в поход.

Бет засмеялась:

– А помните: был сильный дождь, палатку унесло водой и мы пытались устроиться ночевать в машине?

– Помнишь, Рэндел, как мы потом искали эту палатку и пытались снова поставить ее? Как нам было тяжело, потому что дети были маленькие и не могли нам как следует помочь? – спросила Мэри.

Рэндел молчал.

Мэри натянула одеяло до самого подбородка. Ей стало тепло и уютно: хорошо, что они снова вместе. Скоро они заснули.

Наступили холодные дни. Приближалась зима.

– Рэндел? – звала Мэри мужа, желая доставить ему удовольствие или хотя бы обратить на себя его внимание. А может, она делала это потому, что когда-то была в Эдинбурге с мужчиной, которого так звали, и они занимались здесь любовью, им было хорошо и весело, а впереди была вся жизнь? Но Рэндел не отзывался. Мэри хорошо помнила те времена: и гостеприимную шотландскую хозяйку, которая кормила их горячим супом и овсянкой, и прохладные ночи, когда они согревали друг друга, лежа в постели.

– Посмотри на эти фотографии! – сказала Мэри, когда они пришли в Эдинбургский музей, чтобы осмотреть римские укрепления, разбросанные некогда по полям Англии. От этих укреплений мало что осталось. Рэндел, а вернее, мужчина, которого так звали и которого Мэри сейчас тянула за руку, ничего не ответил. Лицо его было мрачным, а глаза пустыми и безжизненными – «выдающийся писатель».

– Кто бы мог подумать, что когда-то здесь стояла римская крепость, – сказала Мэри. – Мог ли «выдающийся писатель» оценить всю прелесть и таинственность этого места, где восемнадцать веков назад проходили римские солдаты и трава была такой же зеленой?

Рэндел побрел прочь. Мэри постояла некоторое время в одиночестве, среди далеких римских теней.


На семейном совете было решено, что Рэнделу обязательно нужно снова побывать в Стрэтфорде и посмотреть какую-нибудь шекспировскую пьесу. Поэтому они отправились в Стрэтфорд. В автобусе Джей наклонился к Мэри и тихо спросил:

– Мама, ты что-нибудь понимаешь? Что происходит? Мэри прервала разговор с Бет и прислушалась.

– Нет, нет! – говорил один из пассажиров водителю. – Ты должен повернуть здесь… сразу за углом… вот так!

Автобус повернул за угол, как и объяснил пассажир.

– А теперь держись крайней линии и, как только подъедешь к главной магистрали, повернешь налево, – сказал другой пассажир.

– Водитель автобуса не знает дороги, – прошептала Бет.

Мэри посмотрела в окно на прелестный сельский пейзаж. Надписи внутри автобуса призывали к порядку и спокойствию: «Средства первой помощи», «Пробивайте билеты здесь», «Пожалуйста, соблюдайте чистоту в салоне автобуса», «Не отвлекайте внимание водителя во время движения транспорта». Однако на фоне только что услышанного разговора они казались неуместными и забавными.

– Налево! – подсказывали пассажиры. – Вот здесь налево!

Милю за милей проезжал автобус, приближаясь к конечному пункту своего маршрута. За окном в лучах заходящего солнца зеленели поля. Наконец они въехали в каменистую деревню, и пассажиры в последний раз подсказали водителю, где остановиться.

– Я в первый раз еду по этому маршруту, – оправдывался водитель автобуса, хотя и так всем было ясно.

Наконец он в Стратфорде. Пассажиры покинули автобус. Одним из последних, кряхтя, словно старик, и еле передвигая ноги, из автобуса вышел Рэндел.

Рэндел заплатил целых семь фунтов за то, чтобы они смогли увидеть спектакль по пьесе Шекспира. Мэри стояла, облокотившись на перила, завороженно следя за ходом действия. Музыкой звучали в ее ушах голоса актеров, произносивших слова великого Мастера.

Закрыв глаза, Мэри представила себя стоящей в центре огромного амфитеатра, заполненного зрителями. Их собрал сюда талант Шекспира, прославившего этот город на весь мир. Ни один писатель не может похвастаться тем, что его произведения ежеминутно исполняются в какой-либо части земного шара…


Когда Элиоты вернулись в Лондон, Мэри с Рэнделом отправились смотреть квартиры, сдаваемые внаем. Первая по списку квартира находилась в пригородном районе в полуподвальном помещении. Пока они осматривали квартиру, Рэндел не проронил ни слова. Он курил трубку. Мэри задавала хозяину вопросы, потом поблагодарила его и сказала, что квартира им не подходит. Рэндел молчал. Мэри почувствовала себя неловко. Быстро попрощавшись с хозяином, они ушли. Рэндел даже не кивнул на прощание.

Вторая квартира находилась на первом этаже дома на Кенсингтон-Черч-стрит. Улицу пересекали Хэверфордские бульвары. Маленький дворик перед домом, небольшая терраса у заднего входа.

Темно-красный ковер на полу, белые стены, оранжевые или бирюзовые занавеси на окнах – это было чудесно. В алькове холла стояла небольшая кровать, в спальне находилась еще одна – двуспальная; кроме холла и спальни, были еще гостиная, кухонька и ванная комната. Кровати для ребят стояли в гостиной под полками. Холл с альковом был в полном распоряжении Бет.

– Как ты считаешь, подходит нам эта квартира? – спросила Мэри. – Мы уже сегодня могли бы въехать сюда.

Рэндел ничего не ответил. Мэри и хозяйка квартиры некоторое время ждали его ответа. Наконец Мэри сказала:

– Хорошо, я думаю, она нам подходит.

Рэндел молчал, но послушно проследовал за Мэри к выходу. Мэри договорилась с хозяйкой насчет оплаты, и, попрощавшись, они вышли за дверь. Мэри казалось, что вместо Рэндела рядом с ней идет привидение. Только взяв его под руку, она ощутила живую плоть.

Дети обрадовались, узнав, что родители сняли квартиру. Рэндел сказал, что квартиры обходятся им слишком дорого.

Рэндел и Бет отправились в «Америкэн экспресс», чтобы снять со счета деньги. Шестинедельная оплата составляла более пятисот фунтов. Остальные Элиоты пошли в гостиницу собирать вещи.

К ужину переезд был закончен. Весь их багаж был свален в кучу в центре гостиной, а крохотная кухонька завалена картонными коробками с продуктами.

Рэндел сидел в гостиной и курил трубку. Дети изучали квартиру, счетчик и нагреватель воды, шкафчик для нагрева банных полотенец… Выйдя из ванной, Дон заметил:

– Здесь не отапливается, зато у нас всегда будут теплые полотенца.

После стольких дней скитаний по гостиницам и комнатам на одну ночь было приятно обрести более или менее постоянный угол, хотя и не на очень продолжительное время. Они с удовольствием занялись обустройством нового жилья: распаковывали чемоданы, раскладывали вещи и продукты по полкам и шкафчикам, обменивались новой информацией. Одним словом – обживались.

– На Ноттинг-Хилл-Гейт есть супермаркет, – сказал Дон.

– Недалеко от нашего дома почта и станция метро, – сообщил Джей.

– А еще есть кинотеатр, куча магазинов и книжных лавок, – подхватила Бет.

Никто не упомянул винный магазин, который располагался напротив их окон, прямо через улицу. Пока они занимались приготовлением ужина, Рэндел вышел из дома и вскоре вернулся с бутылками спиртного.

– Тебе следовало бы не курить здесь, – сказал Джей Рэнделу, поглядывая на бутылки. – Кому приятно, когда так пахнет? К тому же мы будем спать здесь.

– И не кури в холле, где я буду спать, – сердито заметила Бет.

– И в спальне тоже, – добавила Мэри.

Они делали вид, что не замечают, как Рэндел открыл бутылки и налил себе большой стакан.

Смеркалось. Мэри и Бет вышли из гостиной на маленькую террасу. Терраса граничила с соседской оранжереей.

– Мы так набросились на Рэндела, – сказала Мэри.

– Это потому, что мы не можем остановить его, – ответила Бет. Он будет продолжать пить и снова попадет в больницу. Поэтому мы все так взвинчены.

– Можно подумать, что стоит ему попытаться, и он перестанет пить. На самом деле он не может даже попытаться.

В сгущающихся сумерках мимо маленькой террасы проезжали машины, такси и большие красные автобусы. Зажигались огни антикварных магазинов, расположенных на Кенсингтон-Черч-стрит.

Мэри с Бет вернулись в комнату, где уютно горела лампа, отражаясь в блестящем пластиковом покрытии стола. Из кухни доносился вкусный запах жареных отбивных. Джей и Дон подали их на аккуратно сервированный стол. Какое удовольствие сидеть за чистым столом, есть серебряными приборами, запивая все это свежим молоком! Даже Рэндел сел за стол, в круг желтого света, и принялся есть.

– Наконец мы все вместе в нашем доме, – сказала Мэри.

– И можно класть локти на стол, – сказал Дон.

– Дверь в ванную комнату скрипит, поэтому ночью не вставайте. Надеюсь, вы не забыли, что я сплю в холле? – сказала Бет. – И что это за окно у меня над кроватью? Видите его? Слава Богу, на нем есть шторка, иначе, если встать на колени, можно увидеть прохожих и проезжающие автобусы.

– Ты можешь писать здесь хоть всю ночь, – сказала Мэри Бет. – Никто тебе не помешает, и ты никого не побеспокоишь.

– И никто не выключит у тебя свет, как это было в Париже. Помнишь, служащий отеля выключил лампу, когда ты что-то царапала ночью в холле? – добавил Дон.

– Я делала записи в своем дневнике, – сказала Бет. – Мама до сих пор хранит свой дневник. Если не записывать, то все приключения и путешествия со временем забудутся.

– Мой дневник – это фотографии, – сказал Дон.

– А что, если ты сделаешь несколько снимков в этой квартире? – предложила Мэри.

– Он делает только абстрактные фотографии, – сказал Джей. – Порванные обои. Или апельсиновые корки на тротуаре…

– Некоторые из них очаровательны, – отметила Мэри.

– Да, но он никак не соберется сфотографировать нас, – сказал Джей. – Могу поспорить, он так и не сделает самых простых наших снимков здесь. Кто-нибудь будет еще отбивные?

– Раздели их сам с собой, – сказал Дон.

– Разрежь, пожалуйста, пирог, – попросила Мэри Бет.

– Завтра я пойду в библиотеку, – произнес Рэндел.

– Куплю для тебя карту метро, – сказал Дон. – Что касается меня, я каждый день буду ходить в кино.

– У нас есть карты для всех, – сказал Джей.

– Мы можем взять напрокат телевизор. Интересно, какие передачи здесь показывают, – поинтересовалась Бет.

– Обязательно возьмем, – сказала Мэри. – Надо же следить за новостями. А кроме того – спектакли, балет…

– Мне лень мыть посуду, – сказал Джей. – Чья очередь сегодня мыть ее?

– Мы занимались покупками, – ответила Бет.

– Не волнуйтесь, я займусь этим, – успокоила их Мэри. – Я все равно хотела все здесь перемыть.

Она и в самом деле соскучилась по домашней работе. На кухне нашлись мыло, губки для мытья посуды и полотенца. Мэри получала удовольствие, отмывая странные и незнакомые тарелки, стаканы, чашки и сковородки. Помыв посуду, она вытерла со стола, вымыла раковину, протерла большой буфет, который отделял кухоньку от гостиной.

За окнами слышался шум улицы. Мэри распаковала и повесила свою одежду в большой стенной шкаф, расположенный в спальне. В квартире было много шкафов, полок, но у них было слишком мало вещей, чтобы заполнить их.

Наслаждаясь покоем и уютом их временного жилища, она обошла всю квартиру: ванную комнату, холл, гостиную, спальню. Дети и Рэндел занимались каждый своим делом – читали, писали, изучали карту метро, – но главное, они были вместе, вся семья. Джей возился с нагревателем воды, изучая, как тот работает.

– Мы должны выключать его, когда не пользуемся им, – сказал он через некоторое время. – А радиаторы надо включать ночью. Тепло сохранится и днем, и это будет дешевле.

Мэри села перед окном в спальне и стала расплетать тяжелый узел волос на голове.

– Мы все скучаем по Майклу, – сказала она. – Я чувствую это. У всех есть какое-то чувство вины по отношению к нему.

Вдруг за окном проехал двухэтажный автобус. Пассажиры автобуса смотрели прямо на Мэри, которая расплетала свои волосы.

– Они так близко проезжают, что люди без труда могут заглядывать к нам в окна! – воскликнула она.

Проехал еще один автобус, потом еще. Мэри вскочила и задернула штору на окне.

Джей стоял на коленях и разглядывал радиатор. Дети любопытны и всегда хотят знать, как устроены и работают всякие приборы и механизмы. Мэри же всегда удивляло, почему они работают. Она больше привыкла копаться в других вещах. Вот и сейчас она сказала задумчиво:

– Интересно, вот люди проезжают мимо и заглядывают в наши окна. Что они про нас думают? Что мы святые? Или убийцы? Или что мы обыкновенная семья, которая только что поужинала…

– Вы уже легли? – спросил Дон, показываясь в дверях. – У нас опять это противное нейлоновое постельное белье. Я его ненавижу.

– Прелестные короткие, скользкие простыни и покрывала. Твердые кровати и гранитные подушки, – улыбнулась Мэри. – Я давно заметила это, но не хотела портить нам ужин.

– Как бы там ни было, я все равно иду спать, – сказал Джей. Он постучал в дверь ванной. Не дождавшись ответа, он открыл ее – Рэндел сидел на крышке унитаза и курил трубку. Рядом стоял стакан с выпивкой.

– Пора спать, папа. Ты можешь иногда курить и в гостиной.

– Только не надо курить в холле, – донесся оттуда голос Бет.

Джей закрыл дверь ванной комнаты, а Рэндел пересел на стул в гостиной с погасшей трубкой в одной руке и со стаканом вина в другой. Мэри умылась над раковиной в кухне и почувствовала усталость. Глаза слипались. Она пошла в спальню, легла на большую двуспальную кровать, закрыла глаза и улыбнулась. Как приятно засыпать с мыслью, что почти вся семья, за исключением Майкла, в сборе. Они путешествуют, и впереди их ждет Италия, Греция… Она снова увидит Италию! Много солнца, загорелые крепкие тела и прекрасные лица….

В спальню вошел Рэндел и уселся в темноте на один из стульев. До Мэри донесся запах табака и спиртного. Его трубка горела.

– Как ты считаешь, мы правильно сделали, что поселились здесь? – спустя некоторое время, спросила Мэри.

– Прекрасно, – ответил Рэндел.

– В ноябре мы отправимся в Италию и Грецию. Подумай только!

Она услышала, как Рэндел сделал глоток из своего стакана.

– Мне кажется, – продолжала Мэри, – больше всего по Майклу скучает Бет. Хотя сегодня я слышала, как и ребята говорили о нем. Не хочется ли тебе, чтобы он сейчас был с нами, а не где-то там в Африке?

В ответ Рэндел промычал что-то непонятное.

– Он добился того, чего хотел, и живет так, как считает необходимым. Конечно, было бы лучше, если бы мы все были вместе… Я радуюсь, когда думаю, что наши дети увидят все это: музеи, зоопарки, всякие достопримечательности, о которых они читали или только слышали. Фильмы. Концерты…

Рэндел молчал, как будто его и не было в комнате. Засыпая, Мэри представила себе огромный Лондон, на мили раскинувший свои щупальца – дороги, по которым с грохотом проносились тысячи машин. Город дышал, двигался, что-то нашептывал, мигая в ночном тумане тысячами огней. И на небольшом пространстве внутри этого монстра уютно устроилась их семья, убаюканная в этот ночной час его несмолкающим голосом.

ГЛАВА 5

Выполняя просьбу агента Рэндела в Нью-Йорке, Мэри позвонила ему.

– Мы устроились в Лондоне, – сказала она ему.

– Как он? – спросил Джордж Бламберг. Он знал, что она всегда звонила, когда Рэндела не было рядом. Как много таких разговоров они вели друг с другом вот уже на протяжении многих лет.

– Мы работаем над новой книгой, – сказала Мэри. – Как обстоят дела с «Ценой истины»?

– Нормально, – сказал Джордж. – А как будет называться следующая?

– Он еще не знает. Может быть, «Хозяин».

– Хорошо. Я поработаю над этим. Может быть, удастся продать ее, пока он еще не закончил ее. Пришлите мне первую часть.

– Он не любит так делать.

– Уговорите его, – сказал Джордж. – Скажите, что он популярен и очень хорошо пишет. Подбодрите его.

Мэри было приятно слышать эти слова, которые подобно розам усыпали творческий путь Рэндела, но по праву принадлежали ей. Она вздохнула.

Ее не охватывало чувство досады. Ей совсем не хотелось быть предметом назойливых расспросов читателей, обсуждений критиков и зависти несостоявшихся писателей.

– Желаю вам удачи, – сказал Джордж, обращаясь к ней как к жене писателя, которая выполняла и функции секретаря.

Мэри представила себе Джорджа, сидящего в одном из кабинетов высотного здания агентства в Нью-Йорке. Она представила его рабочий стол, полки, заставленные книгами в алфавитном порядке. Она увидела стопки книг с фамилией ее мужа на мягких обложках. Скоро они появятся в книжных магазинах. Они разойдутся повсюду: их будут читать в вагонах метро, в автобусах и электричках; они займут свое место на журнальных столиках и книжных полках людей, которые купили их. Эти книги несли мысли, вложенные в них автором, и, кроме того, приносили доход, позволявший жить.


Рэндел посещал в основном библиотеки и винную лавку. Да и то изредка. Когда все собирались дома, уставшие и голодные, Рэндел, как правило, уже находился дома, с неизменной трубкой, стаканом вина и блокнотом для записей. Всегда он отвечал одно и то же: «Я работаю».

Дважды в неделю Джей и Бет ходили в ботанический сад Кью-Гарденз. Сентябрь был на исходе. Джей часто бывал в Вестминстерском аббатстве.

– Что такое живопись? – спросила Бет однажды вечером. – Сегодня на экскурсии в Галерее Тейт гид часто употреблял это слово. Это окно в мир или кусок холста, покрытый краской?

Когда Рэндела спрашивали о делах, он всегда отвечал, что работа над книгой продвигается. Он любил говорить, что для него не существует ни каникул, ни выходных дней.

– Но ты не обязан работать. Ведь отпуск у тебя неоплачиваемый, не так ли? Университет не оплатил твою поездку в Лондон, – сказала Мэри. Она украдкой посмотрела на открытые страницы блокнота. Все они были исписаны хорошо ей известным почерком: ничего не означавшие бессмысленные каракули. Но она знала, что ему необходимо писать, ощущать себя писателем.

Рэндел не ответил ей.

Лондонский сентябрьский ветер становился с каждым днем все холоднее, а дома было тепло и уютно. Вся семья сидела у телевизора. Передавали новости. В них сообщалось, что на днях были найдены останки Джона Пила, известного камберлендского охотника. Сегодня состоялось их захоронение. Была вырыта могила глубиной в три фута. Вместе с ним в могилу положили голову лисы и посвященные ему стихи.

Рэндел выключил телевизор. У него была дурацкая привычка выключать телевизор, никого не спросив. Некоторое время он стоял у погасшего экрана, не обращая никакого внимания на просьбы окружающих досмотреть передачу. Самое интересное, что никто не знал, почему он это делает. Ему нравилось делать это, и все.

Гуляя по Лондону, Дон нашел магазин, специализировавшийся на продаже джинсов, кожаных ботинок и ковбойских шляп. Это был именно тот бизнес, которым он хотел бы заняться.

На следующий день во время обеда он заявил:

– Я хочу вернуться домой.

– Скучаешь по Карле? – спросила Мэри.

– Ты сошел с ума! – воскликнула Бет.

– Не увидеть Италию и Грецию? – возмутился Джей.

Мэри печально произнесла:

– Ты можешь вернуться домой, если хочешь начать новое дело и быть рядом с Карлой. – Вместе с тем она понимала, что с отъездом Дона их семья, подобно оброненной китайской фарфоровой тарелке, даст трещину. Рэндел, казалось, не слышал их разговор.


Дон уехал на следующей неделе. Возвращаясь домой из театра, Мэри, Джей и Бет встретили его в вечерних сумерках под проливным дождем на Кенсингтон-стрит. Он шел на вокзал.

– Рэндел дал достаточно денег? – спросила Мэри.

– Да, но я не уверен, что он в курсе моего отъезда, – ответил Дон.

– Будь осторожен. Скажи Карле, что мы все ее очень любим.

– Непременно. Мы с ней приготовим все к Рождеству и к вашему приезду – витраж с мадонной, над окном, у парадной двери, – и вообще все необходимое, – сказал Дон, поцеловав ее. Он обнял Бет, похлопал Джея по спине и ушел.

Втроем они направились домой по узкому мокрому тротуару. Все хранили молчание.

Ожидая, когда можно будет перейти дорогу, Мэри заметила за окном одного из домов дюжину черных глаз, похожих на кнопочки, смотревших на нее.

Она и раньше видела их: эти глаза принадлежали сваленным в кучу старым игрушкам: выцветшим медвежатам, утятам, щенкам. Кто забыл их здесь? И почему они лежат до сих пор на виду у всех прохожих? Игрушки абсолютно выцвели, как будто провели многие годы под палящим солнцем, которое их отбелило.

Пересекая улицу, Мэри обернулась еще раз, бросив взгляд на окно. Дождь стекал по стеклу, как будто это были слезы, струившиеся из глаз игрушек.


Заметил Рэндел, что Дон уехал? Целыми днями просиживал он в комнате, вперив свой неподвижный взгляд в стену. Он прерывал свое оцепенение только для того, чтобы пойти в ванную комнату покурить.

– Папа, ты должен выйти погулять, – сказал Джей. Они убеждали отца побродить вдоль Гринвича. Мэри подумала, что мысленно он давно уже там побывал. Интересно, видел ли он лондонские доки, протянувшиеся на десятки миль, судно «Катти Сарк» с человеческой фигурой в виде украшения носовой части?

Рэндел плелся далеко позади них, когда они спустились в трюм «Катти Сарк». Здесь стоял затхлый запах морской воды.

– С отцом что-то не так, – сказал Джей. – Я думаю, ему было бы значительно лучше, если бы он отрывался от своего кресла и вина и почаще гулял по городу.

Мэри ничего не сказала в ответ. Она внимательно рассматривала носовую часть удалявшихся в море кораблей. Мэри попыталась прочесть надпись на деревянном корпусе «Авраама Линкольна».

– Отец сутки напролет проводит в ванной и даже не ходит больше в библиотеку, – сказала Бет.

– Невероятно. Мы живем в центре Лондона. За это время мы посетили Тейт, Национальную галерею, концертный зал «Алберт-Холл», «Ковент-Гарден», аббатство, а он все сидит и занимается какой-то писаниной, – возмутился Джей.

– Он почти закончил писать свою новую книгу, – возразила Мэри. – Мне останется только напечатать ее, когда мы вернемся домой.

– Хорошо, хорошо, – сказала Бет.

– Ну, это уже что-то, – заметил Джей.

«Диана», – прочла про себя Мэри. – Корабль построен в 1799 году. Он ходил в Арктику на поиски северной экспедиции Джона Франклина и затонул…»

– Мы вытащили его сегодня на улицу, – сказала Бет и посмотрела на Рэндела, который шёл вдоль покинутых кораблей.

«Моод», – снова прочла Мэри. – Парусное трехмачтовое судно водоизмещением 1108 тонн, построенное в 1878 году. Оно давно уже стало непригодным для плавания».

Рэндел отрешенно бродил среди кораблей, его взгляд скользил по ним, однако мысли его были где-то совсем далеко.

«Грейвсенд». Шхуна, водоизмещением в сто тридцать тонн, построенная в 1867 году в Салкомбе. Первое ее название – «Весна». В прошлом это одна из самых быстрых шхун Салкомба по перевозке фруктов, которая была построена специально для Вест-Индской торговой компании. Затем она перешла во владение другой компании и была переименована в «Грейвсенд».

ГЛАВА 6

– У нашего отца выросла борода. Он совсем зарос, – сказала Бет в субботу за завтраком. За эту последнюю неделю они убедились в том, что Рэндел совершенно не слышит их разговоров, даже когда речь заходит о нем самом. Вот и сейчас он был совершенно безучастен. Сидя напротив Мэри, он уткнулся в свой салат, в то время как Бет пошла в ванную помыть руки.

– Папа, ты ли это? – Джей коснулся руки Рэндела.

– Конечно, я, – сказал Рэндел, удивляя всех. Он посмотрел на Джея. – Читали вы газеты?

– Газеты? – переспросил Джей.

– Атомная война. Как глупо, – сказал Рэндел. – Все дело в том, что вы не читаете газет.

Взволнованная Бет быстро вернулась из ванной комнаты.

– Там разбито стекло, – сказала она.

– Что могло случиться? – взволнованная, Мэри встала из-за стола. Они бросились в ванную комнату. Рэндел оставался на месте. Холодный ветер устремился в открытое окно.

Джей вышел в маленький дворик.

– Мама, – крикнул он, вернувшись в дом. В руках он держал бритву Рэндела и пакет с лезвиями.

– Он выбросил все это в окно.

Все трое пошли в спальню и закрылись там.

– По всей вероятности, он болен, и мы не сможем послезавтра поехать в Грецию, – сказала Мэри.

– Но мы уже купили билеты. Вернут ли нам за них деньги? – спросил Джей.

В дверях спальни появился Рэндел. Рот его был полон салата. Он промычал: «Атомная война, а вы все едите это дерьмо!» Куски пищи разлетелись изо рта во все стороны. Разъяренный, он изо всех сил хлопнул дверью.

– Я должна показать его врачу, – сказала Мэри, – а вы поезжайте в Грецию и Италию. Поезжайте и хорошо проведите там время.

– Без тебя? – спросила Бет.

– Плохая шутка! – сказал Джей, присаживаясь рядом с ней на кровать.

– Нет, я серьезно.

– Но, может быть, он не так уж и плох. Может, ему станет лучше завтра… – не очень уверенно сказала Бет.

– Он провел большую часть прошлой ночи, изучая маршрут, – сказала Мэри. И добавила: – Если за нами заедет машина светлого цвета, это будет означать, что атомная война не начнется. Но если она будет темного цвета, то мир взорвется в течение двадцати минут. Рэндел в этом уверен.

– Ой, мама! – воскликнула Бет.

– Я знаю одного психиатра в Лондоне, которого мне порекомендовал доктор Паркер, – сказала Мэри дрожащим голосом.

В течение всего путешествия она старалась не замечать того, что неизбежно должно было случиться. Но вот оно пришло. Эту беду она всегда распознавала по комку, сжавшему ее горло, и постоянно влажным рукам.

– Позвони ему немедленно, – сказала Бет. – Может быть, когда доктор завтра осмотрит его, он может дать ему какие-нибудь таблетки, все уладится, и мы вместе поедем.

– Я думаю, что ни один доктор в субботу не придет, – сказала Мэри.

– Все же давай попробуем. Позвони. Я закрою дверь и отвлеку отца разговорами, чтобы он ничего не услышал, – предложил Джей.

Мэри дрожащими руками набрала номер телефона доктора. Бет стояла на карауле. Телефон в квартире был платный. Она держала наготове монету с изображением профиля английской королевы и старалась четко выговаривать каждое слово.

– В Штатах мой муж находился в психиатрической больнице, – говорила Мэри доктору, чувствуя, как дрожит ее голос. – Похоже, что он снова заболел. Его лечащий врач доктор Эдвард Паркер порекомендовал нам обратиться здесь к доктору Буну.

Мэри была очень взволнована. Руки ее дрожали, во рту пересохло. Доктор сообщил ей, что сможет осмотреть Рэндела не раньше понедельника. Они условились, что он придет в одиннадцать часов утра. К новым пациентам доктор Бун не приходил по субботам. Да и Мэри не знала таких врачей, кто пришел бы в выходные дни.

Джей о чем-то разговаривал с Рэнделом в ванной комнате. Когда он вышел, Мэри сообщила ему, что доктор придет в понедельник утром.

– Послушай, я запишу все, что вам пригодится в путешествии: где остановиться, что посмотреть, как приобрести конверты и отправить письма. Поезжайте вдвоем. Так мы сэкономим сотни долларов.

– Ну, мама, – захныкала Бет.

– Я без тебя тоже не хочу ехать, – поддержал ее Джей.

– В следующий раз. Я поеду с вами обязательно в следующий раз. А сейчас мне нужно позвонить владельцу квартиры и спросить его, сможем ли мы с Рэнделом остаться здесь до середины декабря.

Мэри сделала еще один звонок, который отделил ее от Бет и Джея. Хозяин квартиры согласился продлить срок их пребывания до пятнадцатого декабря.

Голова Мэри болела, и она машинально потерла лоб рукой.

– Это было так мило с их стороны. Если бы они отказали, где бы мы еще так хорошо устроились?

Все трое сидели сгорбившись на двуспальной кровати и молча смотрели друг на друга.

– Деньги. Все наши деньги в чеках. Часть чеков подпишу я, а другую часть – Рэндел. Тогда можно будет обменять их на доллары, – рассуждала Мэри.

– Мы что, должны взять все деньги наличными?

– Другого выбора нет, – произнесла Мэри. – Мы должны взять Рэндела в Хитроу. Там банки работают по субботам, для людей, у которых есть авиабилеты на этот день. Вы сможете купить чеки в Афинах и не носить столько наличными при себе.

Рэндел сопровождал их до Хитроу. Он подписал чеки. «Интересно, понимает ли он сейчас, что делает?» – удивленно следя за каждым его движением, подумала Мэри. Дети молча наблюдали за ним. Сейчас у них было две тысячи четыреста долларов наличными, по тысяче двести на каждого. Бет и Джей тщательно спрятали деньги в потайные карманы своих курток.

Возвращаясь домой, Рэндел молча любовался садами пригородных домов. Залитые полуденным солнцем, они представляли собой необыкновенно красивое зрелище.

Весь вечер Рэндел провел у окна, неотрывно наблюдая за улицей. В руках он держал блокнот. Быстро и сосредоточенно он записывал количество проехавших машин. Сейчас его интересовало только одно: сколько проедет машин светлого цвета, сколько темного цвета. Он исчеркал своими каракулями груду бумаги, и эта писанина была его будущим романом. Рэндел сообщил Мэри, что роман готов и можно его печатать.

Мэри почти уже уснула, когда Рэндел разбудил ее своим криком: «Огни самолета! Огни самолета!» Он бросился к ней, прижался, обхватив ее руками и дрожа всем телом. Он так крепко обнял ее, что Мэри стало больно.

– Успокойся. Это просто зажженные фары какой-нибудь машины, – проговорила она, успокаивая Рэндела, мягко поглаживая его лысую голову и спину.

– Это огни самолета! Он садится на улицу! – упрямо повторял Рэндел.

– Это улица Лондона, – прошептала Мэри, продолжая баюкать его. Так странно было находиться в объятиях Рэндела и обнимать его. Она уже и забыла, когда он в последний раз так крепко обнимал ее.

– Это всего лишь автомобили. Они постоянно проезжают мимо дома.

– Это огни самолета, – не успокаивался Рэндел. Тело его дрожало и было горячим. На лице выступили капельки пота.

– Послушай, – прошептала Мэри, пытаясь удобнее устроить Рэндела на своей узкой кровати и накрывая его одеялом. – Ты помнишь, мы условились, что, если твоя голова перестанет нормально работать и тобой овладеет страх, ты будешь использовать мою голову, пока тебе не станет лучше. Ты помнишь наш уговор?

– Мир находится на пороге смерти! – изрек Рэндел. Его ноги путались в одеяле, но он так крепко вцепился в Мэри, что ей наконец удалось втащить его целиком на кровать и укрыть одеялом. Они лежали вместе, обнявшись, словно два любовника, и голова Мэри покоилась на его плечах. Мэри продолжала успокаивающе поглаживать его по спине.

– Ты помнишь наш уговор? – снова спросила она.

– Да, – приглушенным голосом ответил Рэндел, уткнувшись лицом ей в плечо.

– Если так, то ты должен поверить мне: это обыкновенные огни. Это – свет фар. И больше ничего. Они ничего не означают. Это всего лишь огни машин. В них сидят люди и едут по своим делам: на работу и с работы, в Лондон и из Лондона.

Постепенно Рэндел стал успокаиваться. Его объятия перестали быть такими судорожными, он стал расслабляться.

– Что с новым романом? – пробормотал Рэндел, засыпая.

Мэри ответила, что все идет хорошо, он почти закончен, он будет самым лучшим его произведением. Она хорошо знала, что следует говорить. Его дыхание, с неприятным запахом винного перегара, стало более ровным и глубоким. Мэри продолжала обнимать его, пока не убедилась, что он заснул. После этого она перебралась в его кровать, залезла под одеяло и попыталась согреться. Сон убежал от нее. Она долго еще лежала в темноте с открытыми глазами и слушала ночные звуки, слегка содрогаясь вместе со стенами, когда мимо проезжали машины.


Будильник разбудил ее, когда было еще темно. Рэндел повернулся на другой бок, но не проснулся. Пока Бет и Джей одевались, Мэри приготовила завтрак. Дети собрали свои сумки, и Мэри услышала звук закрываемой молнии – последний звук приготовления, перед тем как сказать «до свидания». Ей вдруг стало очень грустно и одиноко. Они быстро проглотили свой завтрак. Говорить много никому не хотелось. Посидев некоторое время за столом, под уютным светом лампы, и прислушиваясь к тишине в спальне, они стали прощаться.

– До свидания, – прошептала Бет. – Ты ведь приедешь позже?

– Мы где-нибудь встретимся, – тихим голосом сказал Джей.

Мэри еле сдерживала слезы. Она кивнула головой в знак согласия и по очереди поцеловала их. Вместе вышли за дверь. Еще не рассвело, и вокруг было тихо. Ни звука не доносилось из соседней квартиры. Наверное, все еще спали. Мэри смотрела вслед уходящим детям: вот они вышли за ворота дома и зашагали по Кенсингтон-Черч-стрит, освещенной уличными фонарями. Еще раз обернулись, помахали руками. Они становились все меньше и меньше, пока поворот улицы окончательно не скрыл их из виду.

Мэри закрыла двери, и ее окружила тишина. Она стояла в холле, но ее мысли шли вслед за детьми по Кенсингтон-Черч-стрит. Незримая нить связывала ее с ними и тянула, тянула ее прочь из дома, вслед за ними.

Ее стало знобить, каждой клеточкой тела она ощущала это сильное натяжение.

Еще не поздно догнать их. Стрелки часов двигались слишком медленно, чтобы замечать их движение. Бет и Джей все еще шагают по Кенсингтон-Черч-стрит. Еще не поздно встать, распахнуть платяной шкаф, вытащить сумку, побросать туда свои вещи; затем взять свой билет до Афин, билет на поезд до Италии и авиабилет до Люксембурга, а оттуда уже домой. Да, еще совсем не поздно. Она вполне может успеть. Ее всю затрясло от непреодолимого желания вскочить и бежать за детьми, сию же минуту.

Ей показалось, что стрелки ее часов замерли на месте. Тиканье будильника ушло из гостиной вместе с детьми. Ее тело сжалось на стуле, словно пружина, готовая распрямиться. Мэри готова была бежать.

Но время шло, а она продолжала сидеть на стуле. Сейчас дети уже в аэропорте… Но все равно еще не поздно. Она успеет взять такси и догнать их. Они вместе увидят Парфенон, Акрополь, Рим, Флоренцию! Она еще может успеть. Еще не высохла капелька молока на краю стакана, из которого пил Джей.

По Кенсингтон-Черч-стрит прогромыхал грузовик.

Стрелки ее часов продолжали свой неумолимый бег. Мэри продолжала неподвижно сидеть на стуле, чувствуя, как незримая нить натянулась до предела, готовая лопнуть. Иногда ей казалось, что она раздваивается. Одна Мэри продолжает оставаться на стуле, а другая – мечется по квартире, собирая вещи, приводя себя в порядок, упаковывая сумку. Вот она перекидывает сумку через плечо, бросает прощальный взгляд на двери и выбегает на пустынную улицу. Ее ждут Бет, Джей, Рим, Флоренция, Афины…

Мэри перестала смотреть на часы.

Он не знала, сколько прошло времени. Ей показалось – целая вечность. В комнату стал проникать бледный свет рассвета. В его тусклом сиянии стали видны аккуратно заправленные кровати мальчиков. За исключением посуды на столе, оставшейся после Бет и Джей, все выглядело, как в день, когда они впервые вошли в эту гостиную. В холле тоже все было по-прежнему: только небольшая стопка бумаг, карты Лондона и журналы, оставшиеся после Бет, напоминали о ней.

Войдя в ванную комнату, Мэри даже не включила свет. Она бросила взгляд на выбитое стекло, на месте которого была теперь газета. Она опять почувствовала сильное натяжение нити, ее мышцы напряглись: «Поторопись! Ты еще можешь успеть!» – говорил ей внутренний голос.

Еле передвигая ноги, она доплелась до кровати Рэндела и села на нее. Рэндел повернулся во сне, что-то пробормотал и снова заснул, продолжая храпеть.

Первые солнечные лучи заглянули в комнату и светлыми пятнами покрыли стену спальни.

Мэри взглянула на часы: судя по всему, Бет и Джей должны уже лететь. На Кенсингтон-Черч-стрит загорался рассвет, проезжали машины, сотрясая стены спальни. А дети поднимались все выше в воздухе, направляясь на восток, навстречу солнцу.

Загрузка...