Женская хитрость

7

Фрэнк все-таки чувствовал что-то странное в ее ласках и терялся в догадках. Кто же она: неопытная женщина, неискушенная в любви девушка, пылкая и страстная вакханка?.. Но когда она вновь принялась ласкать его грудь, он уже не мог ни о чем думать. А Джейн, не отнимая руки, слушала гулкие удары его сердца. Ей не верилось, что она так возбуждает этого необыкновенного, много повидавшего мужчину.

— О Джейн!

Эти слова вырвались у него как стон, когда она сильнее прижалась к его жаждущей слияния плоти. Джейн с каждой минутой становилась все настойчивее и бесстрашнее в своих ласках. А когда пальцы Фрэнка принялись ласкать ее маленькие груди, несказанное блаженство разлилось по лицу девушки.

— Джейн, девочка моя, мы должны остановиться, — шептал Фрэнк, уже не ручаясь за себя.

Она слегка отодвинулась и сквозь густые ресницы взглянула на него глазами, горящими страстью и желанием.

— Почему? — спросила Джейн с таким робким удивлением, что у Фрэнка от умиления и любви сжалось сердце.

Почему? Потому что ты — это ты, а я — это я, хотелось сказать ему. Потому что ты в доме своего отца. Потому что я работаю на твоего дядю и уважаю его. Потому что твой отец доверяет мне. Потому что судьба сделала меня намного старше тебя. Потому что я не хочу причинить тебе боль. Потому что… потому что…

А Джейн продолжала нежно целовать его грудь, и казалось, этой мучительно-сладостной ласке не будет конца.

— Почему же нет? — уже настойчивее спросила она.

Джейн, не знавшая до сих пор ни одного мужчины, инстинктивно чувствовала, что возбуждает Фрэнка. Должно быть, это знание заложено природой в генах женщины. Она целует его, она готова принадлежать ему, они жаждут друг друга… Что же его останавливает?

Она лежала рядом с ним обнаженная, не испытывая и тени стыда, — Даная, ждущая благодатного дождя…

— О Джейн, — молил он, лаская обольстительные бугорки, увенчанные розоватыми бутонами, напряженно застывшими под его рукой.

Удивительная, удивительная! Как она могла быть одновременно застенчивой и чувственной, неискушенной в искусстве обольщения и откровенно эротичной? Еще ни одна женщина не возбуждала его так сильно. И ни одной женщины он не желал так страстно, как эту. Фрэнк понимал, что Джейн не может обладать большим опытом в интимной жизни, и старался быть нежным, трепетно-бережливым. Но, когда она целовала его, в нем пробуждалось неукротимое желание, и Фрэнку хотелось, чтобы ее лоно скорее приняло его нетерпеливую плоть.

Да-да, скорее войти в нее, она ведь тоже жаждет этого, и все же пусть сама скажет об этом, пусть умоляет о сладостном исходе. Фрэнк не знал, отчего появился у него этот странный каприз. Может быть, интуитивно ему хотелось найти оправдание своей страсти или уменьшить долю своей ответственности в этой опасной игре под названием «неожиданная любовь»?

— Джейн, с самой первой секунды, как я увидел тебя, во мне вспыхнуло желание. Теперь тебе решать. Если ты остановишь меня, возможно, я найду в себе силы и уйду. Но если ты не сделаешь этого…

В ответ он услышал сдавленный гортанный стон. Джейн оторвалась от Фрэнка и быстро встала. Янтарно-медовые глаза с недоумением смотрели на него. Выражение ее лица поразило Фрэнка: стыдливость боролась в нем с откровенным желанием, робость — с распутством. Потрясенный, Фрэнк упал перед Джейн на колени.

Что с ним происходит? Конечно, у него давно не было женщины, с тех самых пор, как он отправился в ту сумасшедшую африканскую страну. И все же он не ожидал, что вид обнаженной Джейн станет для него настоящим потрясением. До последнего своего часа он будет теперь поклоняться этой чудесной женщине!

— Боже, как ты красива! — воскликнул Фрэнк, вдыхая аромат ее волос, тонко пахнущих камелией.

Он поднял Джейн на руки, бережно опустил на мат, служивший ему постелью, и лег рядом с ней, нежно лаская ее изумительное тело.

Неожиданно Джейн вскрикнула, широко открыв глаза: мужская плоть коснулась ее лона, и пламя страсти с новой силой охватило все ее существо. Джейн содрогалась от сладостной муки, страшась неведомого и в то же время стремясь к нему всем своим естеством.

— Пожалуйста… пожалуйста…

— Пожалуйста — что? — требовательно и хрипло спросил Фрэнк.

О нет, она не может произнести того, чего жаждет ее пылающее тело.

— Фрэнк, прошу тебя! — в экстазе молила она.

Он улыбнулся, услышав настойчивость в ее голосе.

— Чего ты хочешь, Джейн, чего ты хочешь, ради бога, скажи!

— Тебя, — простонала она.

— Ты вправду хочешь меня? — Его дымчато-серые глаза излучали тепло и гордость Мужчины, которого хочет Женщина. — Ты хочешь, чтобы я овладел тобой?

— Да, — смущенно прошептала она, изнемогая от ожидания.

Фрэнк быстро сбросил одежду и склонился над Джейн.

Джейн казалось, что тело ее, став невесомым, вдруг воспарило, чтобы принять в себя Фрэнка. Такого ослепительного счастья, такого полного слияния с другим человеком она ждала всю жизнь. Без этого мига ее существование просто не имело бы смысла. И эту сладостную боль, предшественницу оглушительного счастья, она могла бы терпеть бесконечно.

Еще одно страстное, сильное движение, и Фрэнк почувствовал, как ее нежные бедра сомкнулись вокруг него, подобно створкам розовой раковины.

— О Джейн, благодарю тебя!

Джейн подняла на него сияющие, влажные глаза. Ничего более прекрасного, чем полное гордости и умиротворения лицо мужчины, свершившего предназначенное природой, она не видела. Ей вспомнились греческие мифы, которые она читала в детстве, и лицо Фрэнка показалось ей лицом молодого бога, овладевшего земной красавицей. И все же… все же женская интуиция подсказывала ей: есть нечто, чего она еще не испытала, но Джейн отмахнулась от этой вздорной мысли.

— Прости меня, — прошептал Фрэнк, уткнувшись в изгиб ее шеи.

— Но Фрэнк…

Простить? За что? Она чувствовала щекочущее трепетание его густых ресниц на своей коже, и по ее телу опять разлилось сладостное томление.

— Из-за вас, леди, я полностью потерял самообладание.

Его губы слегка коснулись чувственной ямочки ниже уха, и едва заметная дрожь пробежала по ее разгоряченному телу.

— Я знаю, дорогая, что не сумел дать тебе всего, чего ты хотела. Но я непременно исправлюсь.

— О чем ты говоришь, милый?

— Обещаю тебе. — Уж я-то постараюсь, чтобы в следующий раз она была так же неистова в своей страсти, как и я, подумал Фрэнк.

И вдруг… Он побледнел, стиснул зубы и закрыл глаза, пытаясь унять внезапную, мучительную боль, пронзившую мышцы больной ноги.

— Фрэнк! — испуганно вскрикнула Джейн, вскакивая. — Тебе помочь?

Она склонилась над ним, пораженная бледностью его искаженного страданием лица.

— Нет! — остановил он ее. — Нет, не трогай меня!

Не обращая внимания на его резкий окрик, Джейн опустилась рядом с ним на колени.

— Пожалуйста, — задыхаясь, повторил Фрэнк, — это пройдет. Просто… Просто оставь меня, — выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Затем он услышал, как Джейн, покорившись, встала и ушла. Черт побери! Какой же я слабак! — думал он, пытаясь размять одеревеневшие мышцы. И тогда, с тем пьяным придурком, и теперь… Такая, как Джейн, достойна лучшего.

Фрэнк ненавидел себя за беспомощность. Он стиснул зубы, стараясь не стонать, хотя боль была чудовищной.

Джейн начала подниматься по лестнице, но ноги ее не слушались: как можно оставить Фрэнка одного, совершенно беспомощного? Она не выдержала и вернулась, вновь опустилась на колени возле скорчившегося от боли Фрэнка.

Он повернул к ней голову:

— Не волнуйся, родная, просто…

— Тише! Тише! — Это был суровый приказ, и он подчинился.

Фрэнк лежал, тяжело дыша, вцепившись пальцами в край мата, так прошло несколько долгих минут, и наконец боль отпустила. Он прильнул щекой к ее руке.

— Фрэнк? — тихонько позвала Джейн.

Но он не откликнулся — его сморил сон.

Джейн с каким-то материнским чувством смотрела на спящего Фрэнка. Красные рубцы, изуродовавшие его тело, уже побледнели, но они останутся навсегда — как память о тех нечеловеческих испытаниях, через которые он прошел. Эти шрамы, подумала Джейн, являются таким же символом чести, как и те медали, которые он заслужил. Она гордилась Фрэнком и испытывала чуждое ей доселе острое чувство собственности — Фрэнк принадлежит ей и только ей.

Ощущение покоя и счастья заполнило все ее существо.

Она любит его. Этого упрямого, гордого, самолюбивого мужчину, душа которого скрывается за непроницаемыми дымчато-серыми глазами.

Джейн боялась поверить в свое открытие: да, она любит Фрэнка и была права, скрывая до времени свою любовь. Веди она себя иначе, эта волшебная ночь никогда бы не состоялась.

Ночная прохлада начала проникать в застекленный солярий. Охваченная внезапным порывом, Джейн вбежала в спальню Фрэнка и сняла с постели одеяло. Вернувшись в солярий, она, уютно устроившись, легла рядом с ним на мат и натянула на себя и Фрэнка одеяло. Он слегка подвинулся, инстинктивно освобождая для нее место. Потом прошептал ее имя и привлек к себе.

Джейн уснула только глубоко за полночь.

Фрэнк проснулся от ощущения, что он один. Джейн исчезла.

Может быть, все случившееся ему только пригрезилось? И не было этой сказочной ночи? Или все-таки его безумные мечты сбылись, и Джейн действительно принадлежала ему?

Фрэнк протер заспанные глаза. Сколько же сейчас времени? Должно быть, немало. Солнечный свет широким потоком струился сквозь стеклянную крышу солярия. Впервые за много месяцев страданий и боли он почувствовал себя отдохнувшим.

И все же его счастье не было полным. Даже в то чудесное мгновение, когда он овладел Джейн, чувство вины не исчезло. Оно лишь затаилось в глубине его сознания, чтобы с новой силой вспыхнуть утром. Однако Джейн тоже хотела его. И это несколько смягчило угрызения совести, которые не отпускали его последние тринадцать лет.

Сбросив пушистое одеяло, он взглянул на мат. Откуда здесь кровь? Неужели открылась давно затянувшаяся рана? Но боли нет, да и шов не разошелся. Что за чудеса?..

И вдруг Фрэнк все понял! Джейн была невинна, как святая. Он оказался первым мужчиной, сделавшим ее женщиной.

Теперь он понял, почему она странно вела себя минувшей ночью. Неуверенность, противоречащая чувственному пылу, непроизвольный страх в голосе и в глазах, странная напряженность, а особенно неестественное спокойствие, когда он вторгся в ее нетронутое лоно…

Идиот, законченный идиот! О том, что Джейн девственна, догадался бы даже ребенок! Фрэнк обрушил на себя поток отборной брани, которую успел забыть со времен армейской службы.

Беспечный эгоист, казнил себя Фрэнк, соблазнивший невинную девушку в отчем доме. Овладевший ею на полу, как какой-нибудь девкой. Вбивший себе в голову, что в природе не существуют двадцатичетырехлетние девственницы. Он надругался над ее невинностью, даже не поняв, что делает. Какую же физическую и душевную боль он причинил Джейн!

Фрэнк задыхался от стыда и жалости к ней.

Почему она выбрала меня, чтобы вручить мне самый ценный подарок? — размышлял он. И почему, в конце концов, она скрыла от меня тайну своего девичества? Знай я об этом, все произошло бы иначе. Совершенно иначе! Как осторожно, бережно и благоговейно я вел бы себя!

А тебе не приходит в голову, Фрэнк Беррингтон, что в этом случае ты бы вообще к ней не приблизился? — думал он, отправляясь на поиски Джейн. Так что довольствуйся тем, что ты сделал первую для Джейн ночь земной плотской любви жалким подобием истинного блаженства: получив удовольствие, оставил ее страстное желание неутоленным. Он был беспощаден к себе.

Фрэнк нашел Джейн на кухне. Она снова была в халатике, по-детски взъерошенная, милая и юная. Волна нежности захлестнула Фрэнка.

Джейн разговаривала по телефону. Он, незамеченный, остановился в дверях, чтобы не мешать ей.

— Я знаю, — сказала она, медленно помешивая чай.

Фрэнк решил подождать Джейн в библиотеке: рано или поздно она зайдет туда. Но услышанные им слова пригвоздили его к полу:

— Да, да, сожалеет, что причинил мне боль. Мне его тоже жаль. Ты же знаешь, дорогая, с моей стороны это было всего лишь временным увлечением. — Джейн презрительно хмыкнула. — Теперь я знаю, что у него столько же опыта, сколько…

Возникла пауза, потом Джейн сдержанно рассмеялась, видимо, собеседница подобрал нужное слово.

— Нет, это моя вина. Мне следовало подумать, прежде чем позволить ему зайти так далеко. Он вообще не в моем вкусе. Я должна была понять это намного раньше.

Фрэнку хотелось бежать, бежать, куда глаза глядят. Сердечная боль, опалившая его, была сильнее той, что он перенес под пытками Рамиро. Когда в тебя стреляют, можно либо скрыться, либо умереть под пулями. Но сейчас — полная безысходность: ноги его не слушались, он не мог двинуться с места. Он просто стоял и слушал слова, разрушающие его мечты, ломающие его жизнь…

— Возможно, я и совершала в жизни ошибки, но что-то не помню ни одной подобной.

И легкий, веселый смех Джейн, который он так любил, острым ножом вонзился в его сердце.