Жестокая одержимость

Глава 12 Вайолет

Возвращаясь домой, я не устаю напоминать себе, что в итоге Грейсон не удалил видео, и теперь у него есть дополнительный компромат и обвинение, которое он может выдвинуть против меня.

Слезы жгут мои глаза, в горле першит, а губы опухли и обветрились. Я не знаю, что чувствую, потому что меня переполняют эмоции, и всю дорогу до дома я не могу взять себя в руки.

Усмехаясь, я провожу тыльной стороной ладони под носом, собирая сопли и слезы.

Уф, когда я успела стать такой?

Внезапно мои мысли прерывает вибрация телефона.

Мама: Мне звонила Мия Джармейн. Она хочет поговорить с тобой.

Далее мама оставила мне номер телефона Мии, напечатанный серым шрифтом.

Я стараюсь не обращать внимания на то, что мама вообще решила написать мне, ведь это само по себе странно, но мое сердце будто подскакивает к горлу от информации, содержащейся в сообщении. Мия Джармейн – директор балетной труппы Краун-Пойнта, в которой я танцевала до травмы. Вследствие того, что перелом ноги привел к хроническим невралгическим болям, я была вынуждена отказаться от роли примы в «Лебедином озере» и уйти из труппы. А ведь когда произошла авария, я как раз навещала маму в свой выходной.

Дурацкий поворот судьбы и чертовски неудачное время.

Я подумываю позвонить Мии прямо сейчас, но потом вспоминаю, что сегодня пятница и к тому же на дворе уже почти полночь. Я не знаю, почему моя мать еще не спит, разве что она только вернулась с поздней прогулки.

Вздохнув, я отпираю дверь квартиры и, войдя внутрь, встречаюсь с темнотой. Я понимаю, что Уиллоу до сих пор не пришла домой, и учитывая то, как Нокс смотрел на нее сегодня вечером, ее возвращение остается под вопросом. Кроме того, я не хочу надеяться, что Мия найдет решение моих проблем. Вряд ли она придумает что-то, что вернет те месяцы, в которые я впервые в жизни питалась настоящей пищей, набирая не только мышцы, но и вес. Большинство людей судят других по внешности и считают меня абсолютно здоровой, но на самом деле теперь я далека от тех форм, которые поддерживала, когда танцевала.

Признавать это очень больно.

Мои отношения с едой были весьма противоречивыми, пока я не начала ходить на терапию и заниматься не только своим телом, но и психикой. К моей команде добавился диетолог, которая приходит поболтать со мной, пока я работаю над гибкостью и силовыми тренировками с физиотерапевтом.

Следует осознавать границы возможностей нашего тела.

Вздохнув, я бросаю телефон на тумбочку и раздеваюсь донага. Бросив грязную одежду в корзину для белья, я натягиваю просторную футболку, а затем захожу в ванную и включаю свет. Мне не хочется смотреть на свое отражение, но я все равно вглядываюсь в темно-синие следы от размазанной туши на моих щеках, налитые кровью слезящиеся глаза и распухшие губы. Даже мои волосы находятся в беспорядке, ведь сначала за них меня схватил Стил, чтобы ему было удобнее использовать мой рот так, как он этого хочет, а затем и Грейсон.

Внезапно по моему позвоночнику пробегает дрожь, а к горлу подступает тошнота. Чувствуя, что меня вот-вот вырвет, я бросаюсь к унитазу и едва успевая вовремя. Я падаю на колени, и меня рвет кислой желчью, обжигающей горло и рот. Когда мой желудок наконец перестает сжиматься, а горло расслабляется, я сажусь на пятки.

Я позволила двум парням трахать мой рот и не знаю, смогу ли простить себя за это и за то, что так легко купилась на шантаж Грейсона. Чем больше он на меня давит, тем сильнее мне хочется выколоть ему глаза, но в этот раз я почему-то ему уступила. Он учится манипулировать мной.

Включая душ, я чувствую, как по моей коже бегут мурашки. Кажется, они накатывают на меня волнами, как и воспоминания о том, что произошло в раздевалке.

Воспоминания о его словах и выражении его лица.

Он был словно одержимый…

И почему-то я чувствую во всем этом свою вину. Каким-то образом я заинтриговала его, привлекла внимание всех демонов, которые скрываются под кожей Грейсона.

Вступая под прохладные струи воды, я откидываю голову назад. Я не могу сделать ее теплее, потому что будто сгораю изнутри, и мне необходимо унять этот жар. Я чищу зубы и полоскаю рот, пока не перестаю ощущать вкус доказательств пережитого мной ужаса. Сплюнув зубную пасту, я окунаю лицо под струю воды и смываю макияж с лица. Я тру мочалкой свою шею и грудь, каждый сантиметр кожи, пока она не становится розовой, и наконец начинаю чувствовать себя больше похожей на человека. Обтеревшись полотенцем, я снова надеваю большую футболку и возвращаюсь в свою комнату.

И замираю в дверном проеме, понимая, что посреди моей комнаты кто-то стоит. Высокий человек в черной одежде, капюшоне и маске.

Хорошие парни не носят масок.

Я открываю рот, чтобы закричать, но парень уже проносится мимо меня. Прежде чем я успеваю хотя бы пикнуть, он уже исчезает в коридоре, но мой гребаный инстинкт вынуждает меня броситься в погоню. Осознавая абсурдность своих действий, я останавливаюсь, уже достигнув середины коридора, и запираю дверь. Меня охватывает желание подпереть ее стулом, но я не хочу блокировать дверь, потому что должна прийти Уиллоу.

Прижимая ладонь к груди и чувствуя, как бешено колотится мое сердце, я спешно начинаю включать все лампы в квартире и проверять окна, даже в комнате Уиллоу. Все окна оказываются заперты, и я думаю, что, возможно, он зашел сюда сразу после меня.

То и дело вздрагивая, я возвращаюсь в свою комнату. Пожалуй, мне следует позвонить Уиллоу и рассказать ей о том, что произошло. Ведь учитывая ее возможное нетрезвое состояние, она должна оставаться настороже при возвращении домой.

Наша безопасность в этом районе летит ко всем чертям.

Вернувшись в свою комнату, я включаю верхнее освещение и осматриваю помещение. Похоже, что даже воздух здесь стал прохладнее, но, возможно, это просто игра моего воображения. Я проверяю свое окно, которое оказывается открытым, и меня охватывает еще большая дрожь, потому что я понимаю, что он влез через него.

Я захлопываю окно, а затем снова оглядываю комнату.

На первый взгляд мне кажется, что все вещи лежат на своих местах, хотя на моем столе всегда был беспорядок. Даже перед тем, как пойти на каток, я оставила на столе хаос. На нем разложены бумаги и книги, а отодвинутый стул наполовину прикрыт почти грязной одеждой.

Часть меня, читающая триллеры и любовно-детективные романы, подозревает, что в комнате я видела Грейсона, который намеренно издевается надо мной. Возможно, он стремится запутать меня или довести до отчаяния. Должно быть, любое из этих состояний принесет ему чувство удовлетворения.

Хмыкая, я сметаю все со стола. Бумаги разлетаются по ковру, а книги с грохотом падают на пол, так же, как и ноутбук, который вырывает кабель для зарядки из розетки при падении. Подойдя к комоду, я ворошу его содержимое, проводя мысленную инвентаризацию. Внутри лежат различные мелочи и безделушки, записка от Уиллоу на липком стикере и лампа для тех случаев, когда мир вокруг мне кажется слишком ярким, но мне не хочется оставаться в полной темноте.

Когда мои пальцы касаются маленького стеклянного шара, я сразу вспоминаю о маме и сообщении, которое она прислала мне ни с того ни с сего. Перед своим уходом она всегда оставляла какую-нибудь вещь, которая напоминала о ней, и людям снова приходилось с ней встречаться, чтобы ее вернуть. Шарф, серьги, пояс. Однажды она забыла у меня обручальное кольцо. Все эти вещи, словно хлебные крошки, всегда вели к ней, и в детстве я прятала их, чтобы когда-нибудь вернуть. Как будто это пазлы, которые я хотела соединить вместе.

Она всегда брала предмет после минутного молчания, уставившись на него так, будто никогда не видела прежде.

– Легко пришло, легко ушло, – говорила она, улыбаясь. – Спасибо, дорогая.

Затем она клала эту вещь на место, а уже на следующий день я находила у себя что-то другое, принадлежащее ей: губную помаду, заколку для волос, ее телефон.

Я должна была понять, что девиз «легко пришло, легко ушло» запечатан в ее сердце. Все вещи в своей жизни она принимала с такой легкостью, которую я никогда не понимала. Ее друзья и мужчины приходили в нашу жизнь и занимали в ней место до тех пор, пока она не бросала их. И момент, когда она избавится от меня, был лишь вопросом времени.

Как только я стала чувствовать себя оторванной от нее, как никогда раньше, то принялась собирать оставленные ею вещи. Я бережно хранила их в коробочке и не отдавала, потому что мне хотелось, чтобы она вернулась и увидела в них отражение самой себя, которое я так берегла. Я хотела, чтобы она увидела его во мне.

Одной из таких вещей стал глобус. Он стерся настолько, что голубая краска, покрывающая океаны, остается на подушечках моих пальцев. Я раскручиваю его и наблюдаю, как остальная краска осыпается, образуя горку на столешнице комода. Впервые в жизни я так обижена на мать. Мне хочется позвонить ей и рассказать, что в моей комнате кто-то был и я боюсь здесь оставаться, но мой звонок, несомненно, перейдет на голосовую почту. В те моменты, когда мне необходима ее поддержка, мамы просто нет рядом.

Исключением были лишь моя нога и карьера, но всему хорошему приходит конец.

Внезапно я ощущаю всплеск гнева и беру в руки стеклянный шар. Он умещается на моей ладони, но его трудно обхватить пальцами. Подставка глобуса стеклянная, а все детали тонкие и изящные.

Где она его взяла? Почему оставила?

С размаху я бросаю его в стену, ожидая, что он разобьется вдребезги, но вопреки моим надеждам шар остается целым. Лишь на подставке остается крошечная трещина, а сам шар падает с нее, закатываясь под мою кровать.

Сделав глубокий вдох, я возвращаюсь к окну. На краске подоконника видны царапины – свидетельства того, что кто-то цеплялся за него, чтобы отпереть окно.

Теперь я осознаю, что тот, кто это сделал, может вернуться, и это побуждает меня к действию. Я звоню Уиллоу, которая отвечает после третьего гудка, но поскольку фоновый шум почти заглушает голос моей подруги, она кричит, чтобы я подождала, пока она отойдет, а затем все посторонние голоса стихают.

– Эй, ты где?

– Дома.

Я впиваюсь ногтями в собственную ладонь, быстро объясняя ситуацию.

Я рассказываю, как вернулась домой, приняла душ и обнаружила постороннего в своей комнате, который, должно быть, проник туда через окно, и выражаю сомнение в том, что ей стоит возвращаться домой.

Но на самом деле мне нужно, чтобы она вернулась и спасла меня от полного безумия.

– Боже мой! – ахает она. – Ты в порядке?

– В порядке, – вру я.

– О, подожди…

– Вайолет?

Нахмурившись, я слушаю, как в телефонном разговоре появляется новый голос, вероятно, принадлежащий Ноксу. Я никогда раньше не разговаривала с ним по телефону, и сейчас его голос звучит как-то иначе.

– К тебе кто-то вломился? – переспрашивает он после того, как Уиллоу на заднем плане пересказывает ему наш разговор.

– Да, просто…

– Черт, кто мог это сделать? – в трубке возникает молчание. – Я позабочусь об этом.

Об этом? О чем?

Ради Уиллоу?

– Спасибо, – говорю я вместо вопросов, которые хотела бы задать. – Могу я еще раз поговорить с Уиллоу?

Он хмыкает, а затем передает ей трубку.

– Он похож на сумасшедшего, – шепчет Уиллоу, а затем хихикает. – Ты и вправду в порядке?

– Да, скажи… а Грейсон с вами?

Если бы у закатывания глаз был звук, то именно его бы я сейчас слышала, потому что практически чувствую осуждение и любопытство Уиллоу. Я рассказала ей все, что могла, за исключением того, что Грейсон Деверо – виновник аварии, из-за которого я сломала ногу, и Грейсон Деверо – сын сенатора Деверо, – один и тот же человек. Ведь я мало что могу сказать, чтобы не навредить ей. Я все еще хочу, чтобы она без стыда могла смотреть мне в глаза, потому что иначе мне просто крышка.

Грейсон умен и сможет понять, почему моя лучшая подруга внезапно стала к нему очень холодна, даже если другие люди этого не заметят.

Во время гнева Уиллоу не может скрывать свои эмоции, и это не поможет нам избежать неприятностей.

– Он приехал сюда около часа назад. То есть это мы приехали к нему домой, так что…

– Что? – От удивления я поднимаю бровь.

– Ага. Вся команда собралась здесь праздновать свою победу. Я думала, они собираются поехать в «Хэйвен», но в итоге решили по-другому. Нокс сказал, что они захотели сменить обстановку. О… – ее голос становится ниже, и я вздыхаю. – Нокс разговаривает с Грейсоном.

– Останови их.

– Но я не могу разобрать, о чем они говорят. – Внезапно она начинает нервно хихикать. – Ты же не думаешь, что он пошлет за тобой Грейсона? Это было бы…

– Ужасно, – говорю я. – Надеюсь, что нет.

Но мне не о чем беспокоится, потому что час спустя за мной приезжает не Грейсон, а Стил.