Жнец

Эпилог

Блядь.

Тристан наблюдал, как трепещет прядь темных волос, когда девушка рядом с ним выдыхает, заставляя ее плавать, прежде чем коснуться ее мягкой кожи. Так она уснула. Хрупкая. Напоминая ему о маленькой девочке, которая когда-то ему улыбалась. В любой момент она проснется, и он увидит огонь, который живет внутри нее, в этих блестящих глазах. Эти глаза всегда так много делали для него изнутри. Мальчиком он не понимал, что такое тяжесть в груди. Как мужчина, он учился. Она смотрела на него с обнаженными когтями для мира, своей ненавистью, своим жаром, а теперь и своим сердцем, всем его взятием.

Она освободила его от человека, эту маленькую женщину с душой воина. Он был умным мужчиной, но ее мозг не был похож ни на один из тех, что он когда-либо знал, и иногда от этого он чувствовал себя идиотом. Он не возражал против этого.

Он нежно провел пальцем по ее плечу, восхищаясь мягкостью ее неповрежденной кожи, вплоть до ее живота, его губы изгибались. Он знал, что иногда она втягивает живот, пытаясь разгладить свой маленький живот. Она не знала, не понимала, что может поправиться на килограммы и все равно останется самой красивой, что он когда-либо видел. И ради такой умной женщины он все еще колебался из-за того, что она выбирала его снова и снова. Его.

Она целовала его руки, залитые кровью, касалась его шрамов, заработанных болью, и смотрела на него, чтобы увидеть только мужчину. Она всегда была такой, его Морана. И хотя он никогда не мог ей ничего дать, он пытался каждый день. Если она когда-нибудь пожалела о своем выборе, он не хотел внимательно изучать, что он будет делать.

Его телефон сбоку запищал. Она пошевелилась, издав милый легкий звук раздражения, прежде чем удобно устроиться на изгибе его шеи, ее дыхание согревало его кожу. Он улыбнулся, проверяя сообщение.

Это здесь.

Удовлетворенность, будто он никогда не думал, что он найдет, устроится на нем, как удобное одеяло, согревая его изнутри. Поцеловав ее в лоб, он освободился от нее и встал, чтобы уйти.

— Куда ты? — слова влетели ему в подушку.

Блядь, она была хорошенькой утром.

— У меня есть кое-что для тебя.

Он увидел, как любопытство взяло верх над ней, и она открыла один глаз, прежде чем застонать.

— Лучше не подходи ко мне и не заикайся о сексе, потому что я убью тебя, Тристан. Подойди не раньше, чем на неделю к моей киске, и я тебя убью.

Его губы дернулись, прежде чем он смог

сдержаться.

— Я не слышал, как ты жаловалась вчера.

— Я, — возражала она, поднимаясь, свет падал на ее шею, и он увидел следы на ее коже.

Его охватило удовлетворение. Ему это нравилось. Ему это очень нравилось.

Покачав головой, он задернул жалюзи, заливая спальню в пентхаусе солнечным светом.

Морана сузила глаза и со стоном упала на подушку.

— Я не могу пошевелиться. Мне больно.

Тристан наклонился, поднял ее на руки,

простыни и все такое, и понес в просторную ванную. Поставив ее на ноги, он нежно поцеловал ее опухшие губы, наполовину уверенный, что она откусит ему язык, если он углубится в него. Он не думал, что она понимает, как сильно забавляет его, эмоции, с которыми он никогда не был хорошо знаком до нее. Его грудь стала легче, чем когда-либо, он налил ей ванну, зная, что прошлой ночью был слишком возбужден. Но тогда у него была веская причина. Налив немного соли для ванн, которая теперь глядя в ее чрезвычайно довольные, томные глаза.

— Найди меня, когда закончишь, — пробормотал он ей в губы и оставил ее в покое, чтобы она успокоила свое тело.

Сбросив грязные простыни, он застелил кровать, напевал мелодию и остановился, когда понял, что напевает. Было ли это ощущением счастья?

Покачав головой, он пошел в гостевую

ванную, принял душ и побрился, готовясь к новому дню. По привычке он пошел готовить завтрак, пока она собиралась. Не многие люди знали о том, насколько ему нравилось готовить. Было что-то такое приятное в создании чего-то восхитительного из простых сырых ингредиентов. стояла на полках, он еще раз нежно поцеловал ее,

Но кормить Морану? Он жаждал почти такого кайфа. Он любил читать по ее лицу. С самого начала он кормил ее и точно знал, как она наслаждалась его едой. Вид ее закрытых глаз и перехвата дыхания, когда она откусывала первый кусочек, всегда заставлял его немного нервничать. Но более того, это была радость от связи с ней, зная, что то, что он делает, приносит ей счастье. Он жаждал этого.

Взбивая вместе несколько яиц, Тристан

задавался вопросом, как сейчас все изменится. Прошлой ночью была вечеринка, на которой было официально объявлено, что Морана и он возглавили мафиозный бизнес Порта Теней. Со смертью обоих лидеров на прошлой неделе дела, мягко говоря, были немного неспокойными. Обсудив все, Данте взял на себя управление Тенеброй, а Тристану нужно было управлять Портом Теней.

Это будет новый союз, новая эра между братьями. Это было действительно прекрасно. Тристан никогда не любил Тенебру, в городе было слишком много воспоминаний, которые он предпочел бы отложить. И Морана любила этот пентхаус в Шэдоу-Порт, любила город, если быть честным. Ей особенно понравилось, что здесь был его байк, как она сказала ему после того, как он взял ее на нем несколько ночей назад.

Это здание уже принадлежало ему, но теперь

оно должно было стать штаб-квартирой мафии города. Ему нужно было найти персонал, обеспечить безопасность и улучшить это место. Если они собирались жить здесь, ему нужно было отдохнуть, зная, что это было настолько безопасно, насколько он мог.

Взбивая яйца, он позволил своим мыслям переключиться на Данте, слегка обеспокоенный им. Он любил этого засранца, и в последнее время он чувствовал в нем что-то более темное, чем когда-либо прежде. Он пытался поговорить с ним о нем, пытался заставить его рассказать о том, что произошло, когда он ушел в подполье, но Данте был молчалив. И с Амарой на ветру, Тристан волновался, не только за нее, потому что он тоже ее любил, но и за Данте.

Звук шагов заставил его взглянуть на женщину, которая была причиной его существования так долго, что он не знал, с чего начал, а с чего закончил. Он поставил себя на место Данте, гадая, что бы он сделал, если бы она сейчас молча исчезла. Стекло в его руке разбилось.

— Какого хрена! — воскликнула она, сбегая к нему по ступенькам, пока он дышал через ноздри, притупляя боль своей волей, и смотрел на нее.

Ее волосы были собраны в беспорядочный

пучок на слегка наклонной голове, ее прямоугольные очки сидели на носу, ее тело в простом струящемся платье с цветами на нем, от нее перехватило дыхание.

— Больно? Дерьмо!

Взяв его за порезанную правую руку, она

открыла кран, и холодная вода потекла по его ладони, на мгновение покалечив.

Тристан посмотрел на единственную женщину, которая когда-либо волновалась, если ему больно, и прижался губами к ее голове, пытаясь сдержать все, что он чувствовал. Иногда ему казалось, что он взорвется от эмоций, которые она вырвала из его некогда мертвого сердца.

Не зная о суматохе внутри него, она взяла его

за другую руку и тоже собиралась опустить ее под воду, когда увидела ленту на его пальце. Он не планировал показывать ее позже, но когда она посмотрела на него любопытными красивыми глазами, на его дикую кошечку, которая только что промурлыкала, он почувствовал, как что-то в его груди тает.

— Я циничен, Морана, — сказал он ей, держа ее за руку и ее внимание. — Я не верю в браки. Не верю в мужчин, которые носят кольца с женами, чтобы потом снять их. Но верю в верность. Я верю в обязательства.

Он видел, как мерцали ее глаза, знал, что она

уже поняла это. Он не удивился, иногда она знала его лучше, чем он сам. Она была его даром к чертовой жизни, эта огненная женщина, согревавшая его холодные, одинокие кости.

— Я не могу женится на тебе сейчас, — сказал он ей, — Пока я не выполню обещание, данное сестре.

Она понимающе кивнула.

— Но я никогда, никогда не хочу, чтобы ты входила в комнату и не знала, что каждая часть меня, гребаный мужчина и потерянный мальчик, принадлежит тебе.

Он мог видеть эффект, который произвели на

нее его слова. Ее губы задрожали, когда она прервала их взгляды и посмотрела на его руку. Сделав глубокий вдох, тот укус, который он нанес ей на ее декольте, стал ощутимым облегчением, она дрожащими руками провела по ленте на его левом безымянном пальце. А потом осторожно сняла, увидев маленькую татуировку, которую он сделал две ночи назад.

Он сам посмотрел на тату, довольный изгибом, одним словом, громким и ясным. Морана.

— Вот дерьмо, — он услышал ее вздох, прежде чем она посмотрела на него, теперь открыто плача, от слез очаровательно прищурились ее глаза.

Хотя он был уверен, что она пнет его, если он так скажет.

— Я так чертовски люблю тебя, Тристан Кейн, — рыдала она, атакуя его грудь своим лицом и прижимая поцелуи к его колотящемуся сердцу.

Он подавил мгновенное недоверие, которое он почувствовал в ее словах, и глубоко вздохнул, признав, что она, красивая, умная Морана Виталио, которая могла бы справиться в миллион раз лучше, чем он, любила его поврежденную задницу. Жаль, что он никогда не позволит ей понять это. Теперь она чертовски застряла с ним.

Он слегка поцеловал ее в макушку, наслаждаясь тем, насколько маленькой она чувствовалась рядом с ним. Иногда он забывал, какой она свирепой была, какой крошечной.

Он хотел сказать ей, что тоже любит ее. И не знал, как ей это сказать, как выразить это словами. Может, однажды он это сделает. Он надеялся, что когда-нибудь сможет. А пока он мог ей просто показать.

***

Он пригласил ее на свидание в Кримсон. Это казалось уместным, учитывая, что все началось там. Они поужинали, затем он отвел ее в ванную и съел, потому что она слишком болела, чтобы принять его, и он ничего не мог с собой поделать. Но ему понравился этот взгляд в ее глазах, тот самый, который был сразу после того, как она кончила от оргазма. Она посмотрела на него с такой дурацкой улыбкой, от которой что-то загрохотало в его груди.

Он собирался держать ее под кайфом от этого дерьма, чтобы продолжать получать эту особенную улыбку каждый день своей жизни.

Теперь, стоя на стоянке их пентхауса, он наблюдал, как она смотрела на его подарок.

— Ты должно быть издеваешься надо мной! — девушка рядом с ним подпрыгнула от возбуждения, подарив ему такую яркую улыбку, что у него перехватило дыхание.

Трое мужчин позади него усмехнулись. Он еще не очень любил их, но они последовали за ним в Порт Теней из Тенебры по своим собственным причинам, и один из них, Вин, на самом деле неплохо владел ножами. Данте безоговорочно доверял ему, и этого было достаточно для Тристана. Создавая систему в городе, он хотел иметь несколько знакомых лиц, которым он мог бы доверять.

Прямо сейчас единственное, что удерживало

его от удара, было то, что они все могли видеть маленькие засосы, которые Тристан оставил на затылке прошлой ночью. Они знали, что она его. Это ему безмерно нравилось. Блядь, он действительно был тем пещерным человеком, которым она называла его, когда дело касалось ее.

Именно эта первобытная потребность потребовать ее, показать ей, что она его, после вечеринки прошлой ночью, которая привела к целой ночи сексуального марафона, истощившего его до последней капли спермы и пота. Он напал на нее в тот момент, когда они вошли в пентхаус, трахнул ее о те проклятые окна, которые она так любила, на кухонной стойке, на лестнице, прежде чем наконец перебраться в спальню. Сказать, что к концу он вымотался, было бы преуменьшением.

Он наблюдал, как она смотрела на красный

«мустанг» 69-го года, точную копию ее старой машины, ее рука касалась металла машины. Он знал, что она скучает по своей старой машине, знал, что она была привязана к ней. Он сделал знак мужчинам оставить их одних и шагнул вперед, туда, где она стояла.

— Тебе нравится? — спросил он, желая знать, что его выбор не был напрасным.

Она кивнула. Прежде чем он успел что-то сказать, она взяла его за руку и потащила к лифту, нажав кнопку домой.

— Спасибо за прекрасное первое свидание, мистер Кейн, — она посмотрела на него из-за очков.

Он провел глазами по ее опухшим губам и

повернулся, чтобы увидеть их отражение в зеркале. Она никогда не старела. В первый раз, когда он прислонился к стене и наблюдал за ними вместе, в ту первую ночь, когда она осталась на его территории, что-то трепетало в его груди, когда он видел ее крошечную фигуру рядом с ним. Она выглядела точно так же, но теперь улыбалась больше. Он не думал, что она вообще это осознавала, но поймал, как она больше кусала губу, больше говорила, больше шевелила руками во время разговора. Она была более живой, и видя ее такой, он чувствовал себя чертовски хорошо.

Он знал, что был поврежден. Он знал, что никогда не сможет полностью отдать ей все, что она заслуживает. Но ему нравилось трахаться, и каждый раз, когда она улыбалась, это было его наградой. Это именно то, что ее отец обещал ему на последнем вздохе.

— Позаботься о ней, — сказал мужчина, и в этот момент Тристан соединился с ним.

Они оба знали, что можно потерять все, что им дорого, оба знали надежду, которая держала их на грани здравомыслия. Он видел этого человека за эти годы несколько раз, каждый раз, когда он преследовал свою дочь. Не то чтобы он когда-либо рассказал ей о глубине своей одержимости. Нет, так не пойдет.

Двери открылись, вернув его к моменту, и, как маяк, она направилась прямо к окнам, глядя на захватывающий ночной пейзаж, когда в небе прогремел гром.

Она сняла каблуки и отбросила их в сторону,

села перед окном. В комнате было темно, как в ту ночь, когда его жизнь изменилась. Она похлопала рядом с собой, глядя на него яркими глазами. И он последовал за ней, как одурманенный мотылек, которым он был, готовый и желающий гореть в ямах ада, пока она так на него смотрит.

— У меня есть кое-что для тебя, — мягко сказала она ему, расстегивая черный клатч и передавая ему простой конверт.

Тристан в замешательстве посмотрел на него.

— Я встретила мужчину в аэропорту сегодня, — объяснила она, и Тристан почувствовал, как у него в животе сжимается, как всегда, когда упоминался другой мужчина.

Хотя он пытался сдержать это, на самом деле

он знал, какие люди живут в этом мире, люди без морали, без угрызений совести и без приличия. Они увидят ее и украдут, не задумываясь о ее желаниях. Единственное, что спасало ее, хоть и раздражало, его репутация. Они украдут ее, но не станут противостоять ему. Ему все еще это не нравилось. Блядь.

— Я заключила с ним сделку, поэтому рассказала ему немного о том, что он хотел знать, и он дал мне это, — продолжила она, совершенно не обращая внимания на собственнический огонь, протекающий в его крови.

Тристан долгую минуту смотрел ей в глаза,

читая каждую оливковую пятнышку на светло- коричневом, ее сердце обнажилось, чтобы он это увидел. К черту любого, кто пытается забрать у него этот свет.

Он разрывал голыми руками. Сделав небольшой вдох, успокаивая свою территориальную задницу, он посмотрел на конверт в своих руках и вскрыл его, вынув единственный клочок бумаги. Это был адрес.

Его сердце забилось сильнее, чем за долгое

время, когда он уставился на простой, написанный от руки адрес, место в пяти часах езды от города, и посмотрел на нее.

— Я уже проверила адрес, — сказала она ему

дрожащим голосом, поскольку знала, что это может значить. — Это дом. Мы едем завтра.

Он хотел поблагодарить ее, рассказать ей, что

она для него сделала, что все еще делает, заставило его почувствовать себя самым удачливым ублюдком на планете.

Слова, как всегда, не слетали с его губ. Но она поняла. Она всегда чертовски понимала.

Он хотел сказать ей, что любовь это слишком банальное слово для всего, что происходило внутри него, что касалось ее. Она изменила его, выровняла изнутри. Подобно планете, которая внезапно втягивает луну на свою орбиту, она связала его с собой, дала ему направление дольше, чем она знала, дала ему цель существования. Она была его гравитацией, его долбаной планетой,

и он был потерян без нее.

С прошлым, омываемым смертью, с залитым

кровью фундаментом, он нашел что-то настолько драгоценное, что иногда задавался вопросом, не пройдет ли он через все это снова, чтобы найти ее.

Дождь залил окна снаружи, раскатился гром, и он наклонился вперед, рассказывая ей все губами, как только мог. Она держалась за него. Она всегда держалась за него. И с одной девушкой, которую он любил, рядом с ним, в поисках другой, которую он потерял, Тристан чувствовал себя любимым, принятым. Всем. И он должен пройти через все это снова и снова, только для нее.