Гладиатор нового времени (СИ)

Пролог

Июль 2185

— Мама! Мамочка! Вставай! — прорвался через треск автоматных очередей пронзительный детский крик.

Филипп резко обернулся, не веря собственным ушам. Его взгляд заметался по улице, между заброшенными домами, в поисках источника звука. Некоторые из них были настолько ветхими, что казалось, они вот-вот рухнут под собственным весом. При попадании в стены пуль от рыхлых, изъеденных коррозией кирпичей отлетали крошки.

— Мама, бежим! Пожалуйста!

Наконец Филипп нашел глазами ребенка: маленькую девочку лет шести с белоснежными волосами, приникшую к груди лежащей на земле женщины. Цепляясь за ее светлое платье, девочка пыталась помочь матери подняться, тянула изо всех сил, но та не шевелилась.

— Мамочка, давай уйдем отсюда!

В те редкие секунды, когда стихали звуки стрельбы, до Филиппа доносились надрывные детские рыдания. Он замер в укрытии, собираясь во время очередного затишья выбежать и помочь женщине встать. Глядя на девочку, Филипп молился, чтобы ее не задело шальной пулей.

Потом он присмотрелся внимательнее, и от ужаса у него по спине пробежал холодок. По светлому платью женщины расплывались алые пятна — на груди, животе и бедрах. Детский плач становился все отчаяннее, и девочка еще упорнее пыталась поднять мать. Очевидно, она не понимала, что та умерла.

— Мама, вставай!

От жалости сердце Филиппа рвалось на куски. Его младший сын, Берт, был примерно того же возраста и сейчас со своей матерью ждал дома, в безопасности. Невольно представив на месте убитой Софию, а на месте девочки свое дитя, Филипп чуть не задохнулся.

Ему стало плевать на стрельбу, только бы добраться до переулка, пока ребенок еще жив. Пригнувшись, Филипп добежал под градом пуль до древнего ржавого автомобиля, просевшего на голых дисках, и спрятался за ним.

— Шеф, ты спятил? — послышался издалека крик одного из солдат.

«Спятил», — мысленно согласился Филипп со своим подчиненным.

Он даже не задумывался, что делает и зачем, ведь промедление могло дорого обойтись. Ему нужно было скорее добраться до девочки и забрать ее.

«Где ее отец? — мелькнула мысль. — Возможно, убит. Да не возможно, а скорее всего», — тут же ответил себе Филипп. Это значит, девочка осталась сиротой. А София… его София всегда мечтала о дочери.

— Справа на три часа! — закричал Филипп своим солдатам.

— Твою мать! — выругался один из офицеров. — Я тебя прикрою!

Филипп почти добежал до второго перевернутого автомобиля, когда почувствовал боль в плече. Неосознанно схватившись за него, он ощутил на пальцах влагу и грязно выругался, но продолжил прорываться вперед.

В новом укрытии Филипп даже не потрудился оценить ранение. Сразу же посмотрел на девочку, тоненький плач которой продолжал доноситься до него. Она была жива.

Оставался последний рывок.

Филипп примерился и, неотрывно глядя на девочку, приготовился было сорваться с места, но тут из-за угла выскочил подросток и схватил ее подмышки. Мальчик лет тринадцати поднял перепачканного кровью ребенка и понес в переулок, откуда появился.

— Нет! Мама! Нельзя оставлять маму! Возьми маму! Мамочка, вставай!

Филипп замер и отвернулся, почувствовав жжение в глазах. Девочка была в безопасности, но надолго ли? Будь проклята война, будь прокляты те, кто отнимает чужие жизни и вынуждает других стрелять.

Его сыновья жили в этом жестоком мире, и не было шанса оградить их от зла. Все, что можно было сделать — вырастить их сильными, способными постоять за себя, научить отличать добро от зла и защищать слабых.

Ни один ребенок не должен видеть смерть, не должен терять мать. Стиснув зубы, Филипп с болью в сердце подумал, что эта маленькая девочка уже никогда не будет прежней. Сегодня ее жизнь разделилась на «до» и «после» и изменилась навсегда.

Глава 1. В темноте

Август 2203

Голова болела безбожно. Привалившись к бетонной стене, Берт потер ладонью лицо, подавив желание мерить шагами темницу. Да и было бы что мерить — два метра от стены до стены. Ему следовало беречь силы. Кто бы ни взял его в плен, наверняка скоро объявится. Нужно быть готовым ко всему. По крайней мере, военная форма и ботинки остались при нем, хотя — вполне ожидаемо — содержимое карманов исчезло без следа наряду с оружием и бронежилетом.

Несколько минут назад Берту показалось, что поблизости раздались тихие шаги, но стоило ему прислушаться, как больше не донеслось ни звука.

Лишь вдалеке капала вода. Что там, черт возьми, может течь уже битый час?

Как в гребаном колодце. Вот только из колодца выход есть, а отсюда — нет.

Берт снова потер лицо и всмотрелся в темноту коридора. К счастью, лампочка над узкой жесткой койкой еще горела, ведь иначе он остался бы слеп в бетонном мешке без окон и с решеткой вместо двери. Откуда здесь взялось электричество? Инфраструктура городов была либо уничтожена бомбежками Третьей мировой, либо сама пришла в негодность после того, как несколько десятилетий назад малочисленные выжившие люди оставили свои жилища.

Кап-кап — звонко, ритмично. Ну сколько можно?

Уже минут пять Берт чувствовал на себе чей-то взгляд. Может, показалось? Натянутые нервы вполне могли сыграть с ним злую шутку. Или же ему начало мерещиться после сильного удара по голове? Вспомнив о нем, Берт скривился. Нет, это надо же так попасться! Словно ему было четырнадцать вместо двадцати четырех. Он сглупил, как сопливый кадет, и…

Кап-кап-кап. Твою ж мать!

Скрипнув зубами, Берт зажмурился и постарался дышать глубже, ровнее. Тогда ему снова послышались шаги. Распахнув глаза, он напрягся всем телом и даже приподнялся, готовый драться или бежать — как придется.

На краю круга света, лившегося из камеры, стояла фигура — крошечная, девичья. Маленькая женщина не могла представлять для него угрозы, и Берт плюхнулся обратно, не сводя с нее глаз.

Она была словно тростинка. Или соломинка, за которую он был готов ухватиться, только бы выбраться отсюда живым. Могла ли маленькая незнакомка стать ключом к спасению? Как бы то ни было, стоило попытаться.

— Привет, — осторожно начал Берт.

Ответа не последовало. Женщина лишь склонила голову набок, наблюдая за ним.

— Кто ты? Как тебя зовут? — снова попытался он.

— Ты не достоин знать мое имя и вообще разговаривать со мной, — вопреки своим словам она сделала еще шаг, выйдя на свет.

Теперь Берт смог рассмотреть ее как следует. Яркие тонкие губы и светлые глаза, угловатые черты. Лицо ее было таким бледным, что едва не светилось, обрамленное короткими, практически белыми прядями. Такой цвет волос Берт видел впервые. Платиновая блондинка, не иначе.

— Тогда зачем пришла? — спросил он резче, чем следовало.

— Полюбоваться, — протянула она, оценивая его, словно экзотическое животное.

Выходит, шаги ему не послышались. Безымянная гостья несколько минут наблюдала, как он изводился от неизвестности и головной боли. И ведь не подошла, ничем не выдала своего присутствия. Она лишь… любовалась!

— Ну и как тебе картинка? — хмыкнул Берт.

— Отлично смотришься, — повела незнакомка плечами, немного подавшись вперед.

— Нравится видеть людей за решеткой? — выгнул бровь Берт, что тут же отозвалось болью в виске. — Ты ведь в курсе, что это ненормально?

— Тут я с тобой согласна. Нужно было пристрелить тебя сразу, а теперь… еще и кормить приходится. Еду на тебя тратить.

— Если это можно назвать едой, — поморщился он, вспомнив вязкое варево в плошке под койкой, напоминавшее кашу из пищевых отходов.

— Со временем привыкаешь, — криво улыбнулась блондинка. — Хотя тебе и привыкать не придется. Просто не доживешь.

«Не доживешь…» — естественно, он знал, что влип основательно, но озвученный приговор все равно походил на пощечину.

К черту! Берт не собирался здесь умирать.

«Думай! — приказал он себе, преодолевая боль, простреливавшую голову от виска к затылку. — Думай! Стоп. А что если…»

Женщина явно не желала ему добра. Но вдруг она… хотела чего-нибудь еще?

Он заново осмотрел свою собеседницу. Невысокий рост и крайняя худоба бросались в глаза даже под армейскими брюками и рубашкой, заметно великоватой. Словно с чужого плеча. Скорее всего, так оно и было — отщепенцы только и умели, что воровать, нападая на конвои с едой, оружием, медикаментами, одеждой и всем прочим, необходимым для выживания в суровом мире.

— Я уже понял, что не нравлюсь тебе, но… как насчет сделки? — выпалил Берт. И вот так за пару минут он скатился до торгов с врагом. — Мы оба будем в выигрыше.

— Мм… — задумалась женщина, на секунду прижав тонкий указательный палец к губам. — Что ты можешь мне дать?

— Продовольствие? — предложил Берт первый вариант, пришедший ему в голову.

— Ты сейчас пытаешься подкупить меня… едой? — фыркнула блондинка, в неверии уставившись на него.

— Тогда медикаменты? — не сдался Берт, на самом деле не собираясь давать ей обещанное. Ему лишь нужно было убедить ее отпереть чертов замок. — Или оружие?

— Оружие, говоришь? — задумалась она.

— Да. Любое, — приободрился он. — Холодное, огнестрельное. Пистолеты, автоматы. О, и гранаты!

— Хм, уже интереснее. А патроны достать сможешь?

— Не вопрос! Сколько ты хочешь?

— Так сразу и не скажешь… Ну, предположим, коробок десять.

— Без проблем, — легко согласился Берт, обрадованный ее интересом. Он бы даже руку и сердце ей предложил, если бы это открыло ему путь к свободе. — Милая, только скажи.

— Тогда я хочу гранаты, десять автоматов и коробки с патронами к ним, — вдумчиво кивнула женщина. — Только как ты привезешь их мне? — забеспокоилась она.

— Легко. Возьму внедорожник, загружу оружие… — воодушевленно продолжил он и запоздало заметил, что уголки ее губ подрагивали.

— А ты и поверил, — от смеха у нее затряслись плечи.

— Ах ты!.. — вскочил Берт с койки и тут же поморщился от головной боли, но остался стоять, расправив плечи.

— Мне ничего от тебя не нужно, — в то же время продолжила блондинка. — Я уже и сувениром обзавелась, — засунув руку в карман, она что-то достала и продемонстрировала Берту. С цепочки на ее тонких пальцах свисал жетон, блеснувший в тусклом свете.

Берт схватился за грудь, ощупывая ее поверх одежды. Очнувшись в камере, он первым делом проверил свое обмундирование и вооружение, а о жетоне даже не вспомнил.

— У тебя нет права носить его, — процедил Берт.

— Так эта вещица… — блондинка приподняла жетон повыше, — …много для тебя значит? — она демонстративно надела цепочку себе на шею.

— Жетон надо заслужить. Это тебе не игрушка, — прорычал он.

Да, заслужить. Годами обучения, смелостью и отточенными навыками, без которых солдата не выпустят на поле боя.

— Такие железки вы вставляете в зубы своим покойникам, чтобы как-то различать их? — спросила женщина с непосредственностью, которую можно было назвать детской, если бы не цинизм самого вопроса.

— Слышала звон, да не знаешь, где он? — фыркнул Берт. Жетоны действительно вставляли в зубы погибшим бойцам, если приходилось оставлять их на поле боя, чтобы затем вернуться за ними. Ну или когда солдат был настолько покалечен, что впоследствии могли возникнуть сложности с опознанием. Вернее, так было раньше. Последние лет сорок погибших опознавали по их ДНК, но жетоны остались традицией, важным символом для любого солдата. Разумеется, Берт не стал ничего пояснять.

— Теперь он тебе все равно без надобности. Вот умрешь, тогда и отдам.

Стерва просто играла с ним! Пришла поиздеваться? Он тоже мог.

Берт угрожающе шагнул вперед. Только чтобы сбить с нее спесь, чтобы припугнуть. И это ему удалось.

Женщина отшатнулась. Практически отскочила назад, словно он мог ударить ее, несмотря на решетку между ними. Она уставилась на Берта широко распахнутыми глазами, и все ее веселье исчезло без следа. То-то же.

— Страшно? — ухмыльнулся он.

— Ты сейчас доказал, что зверям самое место в клетке. Любишь нападать на женщин? — выплюнула незнакомка, быстро взяв себя в руки. О былом испуге напоминало лишь то, что у нее на миг дрогнул голос.

— Нет, — отрезал Берт.

«Нападать? Так быстро отскочила, будто ее уже били. Такую маленькую… Как можно?» — подумал он, но тут же отогнал неуместные мысли.

— Да неужели? — прошипела блондинка. — Разве папочка не научил тебя?

— Ни я, ни мой отец в жизни не ударили ни одной женщины, — дамочка была явно не в себе. — Не тебе судить о нас. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей семье.

— Думаешь, Берт?

Какого черта? Она назвала его по имени? Ах да…

— Гравировка на жетоне. Читать умеешь, молодец. Но имени и группы крови маловато, чтобы узнать человека, ты так не считаешь?

— Прославленный капитан, — с нескрываемым превосходством продолжила незнакомка. — Никогда ни в чем не нуждался и не отказывал себе. Слава, развлечения, лучшие вещи и женщины — ты получал все по щелчку пальцев…

Что-что? Напрягшись, Берт еще раз всмотрелся в ее лицо. Он видел ее впервые, вне всяких сомнений. Да и такую женщину Берт бы запомнил. Она не могла знать… отщепенцы не могли знать, кем он был. Каким был.

— Ты блефуешь, — заявил Берт с уверенностью, которую вовсе не чувствовал. — Но догадка хорошая, хвалю. Я почти поверил.

— Что ты, я же только начала, — едко улыбнулась она. — А еще ты…

— Корделия! — разнеслось по тоннелю. — Ты где?

Дернувшись, женщина покосилась вправо, откуда и раздался зов, сменившийся кашлем, похожим на старческий.

— Корделия! — снова.

Она посмотрела на Берта и помялась с ноги на ногу, словно разрывалась между желанием продолжить свою обличительную речь и необходимостью пойти на голос.

— Значит, Корделия… — ухмыльнулся Берт, не скрывая злорадства. — Вот я и узнал твое имя. Длинноватое для такой крохи. В тебе метра полтора росточка-то хоть есть?

Корделия — ха, ну и имечко! — злобно зыркнула на него.

— Раз ты считаешь, что я не заслужил называть тебя по имени, давай придумаем тебе прозвище, — продолжил Берт. — Хочешь быть малышкой или деткой? Мм, звучит не очень, мы ведь не настолько близко знакомы. Может, Дюймовочкой? Хотя тоже нет, мы же не в сказке, правда? Или, например…

Тихо рыкнув, она все-таки развернулась и пошла прочь.

— Ну, прости! Беру свои слова назад! — издевательски крикнул Берт ей вслед. — Как насчет «куколки»? Я еще никого так не называл!

Корделия не успела далеко уйти и наверняка слышала его, но, конечно же, не вернулась. Вскоре ее шаги стихли вдали.

Берт снова остался один в полумраке и тишине.

Кап-кап-кап.

Во время разговора с Корделией он хотя бы не обращал внимания на размеренный и звонкий стук капель. Теперь же этот ритм не только действовал на нервы, но и будто отмерял оставшиеся Берту секунды жизни.

Головная боль усилилась. С тихим стоном он вернулся к койке и, рухнув на нее, потер ладонью лицо. Снова. Ему ничего не оставалось, кроме как смотреть в стену, по которой, словно от ударов, на уровне его груди расползались трещины. Похоже, Берт был здесь не первым пленником. Не только он чувствовал в этой камере отчаяние и злость.

А ведь еще вчера ничего не предвещало беды. Накануне Берт лежал на своей удобной просторной кровати в родном доме и думать не думал, что жизнь его скоро так переменится. Да и утром до определенного момента все тоже шло по плану.

Поступило сообщение о каких-то взрывах в заброшенном городе, где давно никто не жил, и Берт с отрядом отправился на разведку. Находиться там и в мирное время было опасно — с годами каркасы домов расшатались, столбы на улицах подверглись коррозии, и почва иногда уходила из-под ног. В буквальном смысле. Теперь же и вовсе стоило быть начеку. Им нужно было найти источник звука, выяснить, что это за «взрывы» зарегистрировала аппаратура. Конечно, мог в очередной раз произойти обвал тоннелей метрополитена. Но всегда был риск чего-то серьезнее.

Добравшись до места со своим отрядом, Берт приказал разделиться и вместе с Феликсом направился к центру — очагу разрушения. Потратив четыре часа на поиски, но ничего не обнаружив, Берт с чистой совестью возвращался к машине, когда уловил высокий звук. Плач ребенка в соседнем переулке.

Этого не могло быть. Никак. Люди давно покинули город. И ребенку в стенах его взяться было абсолютно неоткуда. Но Берт не мог не проверить. Дойдя до середины улицы, он понял, что хныканье раздавалось из-за ближайшего угла. Он сделал еще шаг. Внезапно послышался тихий хлопок, и все заволокло белым дымом. Задержав дыхание, Берт потянулся к шарфу на шее, чтобы прикрыть рот и нос, но опоздал. Боль пронзила висок, сознание погрузилось во тьму.

Так он и оказался в незавидной ситуации. Берт не любил признавать ошибки, но не мог отрицать нелепости своего поступка.

Нужно было взять с собой Феликса и Лешего, в идеале — обеспечить себе огневое прикрытие, прежде чем идти на поводу своих эмоций. Но нет же! «Быстренько посмотрю и сразу вернусь», — вот как он тогда подумал. К тому же Леший ранее осмотрел переулок и ничего подозрительного не обнаружил. В итоге «быстренько» и отсутствие стратегии дорого Берту обошлись. Неспроста говорят, что успех расслабляет людей. Вон и с ним произошло то же: после многих успешных вылазок он почувствовал себя неприкосновенным. Что ж… Поделом. Будет уроком. Главное, чтобы этот урок не стоил ему жизни. В любом случае сейчас было важнее спастись, а не латать раненое эго.

Увы, в данный момент Берт ничего не мог поделать, поэтому попытался расслабиться и подумать о чем-нибудь хорошем, перебирая в голове светлые воспоминания — о семье, друзьях, праздниках и любовницах. Приятные моменты, заставлявшие уголки губ дрогнуть в подобии улыбки. К сожалению, ни от одного не становилось на душе тепло. Ни одно не несло необходимого успокоения.

Мыслями Берт снова и снова возвращался к Корделии. Он воскресил в памяти ее лицо и волосы цвета платины. Тонкую шею и запястья. Светлые глаза, практически белую кожу. Призрак. Инопланетянка, черт ее дери. К таким он не привык.

Берт прекрасно помнил женщин своей локации. Они были волевыми, прямолинейными. В постели такие умели устраивать незабываемые фейерверки, чем Берт не упускал возможности воспользоваться, но при этом виртуозно избегал любых обязательств. Другими словами, наслаждаясь лучшими качествами прекрасных дам, он умело уклонялся от столкновений с качествами, могущими создать ему неудобства.

Кап-кап.

Берт чуть не взвыл от раздражения. Что ж… по крайней мере, оно было предпочтительней отчаяния и страха. Пусть подпитывает его злость.

Безусловно, он желал знать, что ему уготовано, но предугадать что-либо было невозможно. Единственное, в чем он был абсолютно уверен: в неизвестность лучше ступать сильным.

Растянувшись на жесткой койке, Берт закрыл глаза и усилием воли заставил себя глубоко дышать.

Он был жив. Сейчас имело значение только это.

Глава 2. Гладиатор

Открыв глаза, Корделия уставилась в темноту. Под одеялом ей было жарко, без одеяла — зябко и неуютно. Благо ей удалось подремать часа три, но остальное время она лишь ворочалась, пока бесплодные попытки устроиться удобнее не осточертели.

После гибели матери Корделия спала плохо. Настолько плохо, что порой Грин — ее опекун — давал ей снотворное, однако в последние годы даже оно не особо помогало. Каждый раз приходилось увеличивать дозировку, что он делать категорически не хотел. Можно было бы обратиться с просьбой к отцу…

Отец. Корделия с грустью отметила, что он так и не зашел к ней, хоть и прибыл накануне в убежище. В последнее время он приезжал сюда все реже. А ведь она скучала по нему, хотела узнать его ближе.

«Так, хватит раскисать!» — Корделия решила пойти к нему сама.

Наскоро одевшись, она быстро дошла до его кабинета. На подходе до нее донеслись крики из-за двери.

— Какого черта он до сих пор жив?

— Мне хочется кое-…