Год левиафана

Глава 4

– Хильди! Нет! Стойте! – кричала молодая женщина. Её светлые волосы, всегда уложенные в элегантную причёску, разметались и липли к лицу. Пуховая накидка сползла с одного плеча, а потом и вовсе отлетела в сторону, когда она ринулась за санями.

Маленькая Хильди плакала и тянула худенькие ручки к женщине, но та неумолимо отставала. Цокот копыт нарастал, а тонкая фигура няни растворилась в сплетении столичных улиц.

– Я здесь, я с тобой! – Сбивчивый шёпот Дэкса не успокаивал. Наоборот, подпитывал самые сокровенные страхи. Смысл слов ускользал, терялся в гомоне просыпающегося города, но Дэкс продолжал повторять снова и снова: – Мы справимся. Я буду рядом. Всегда.

Хильди резко распахнула глаза и уставилась в облупившийся потолок.

– Швахх! – тихо выругалась она.

– Ммм… Что случилось? – пробормотал Дэкс в полудрёме.

– Ничего, просто дурацкий сон. Спи.

Хильди осторожно выползла из-под его руки, передёрнула озябшими плечами и засобиралась на работу. Настроение было скверным. Как и всегда после этого сна. Тот страшный день снился ей снова и снова. День, когда маленькие Дэкс и Хильди лишились всего – родителей, положения, дома. Ей тогда было около четырёх, а Дэкстеру уже стукнуло одиннадцать…

Раньше растрёпанная няня Далия приходила во снах чаще. Теперь же детский кошмар оживал лишь в самые сложные, эмоционально тяжёлые дни. Такие, как вчерашний.

Хильди бросила взгляд на спящего брата.

«Я даже не заметила, когда он вернулся».

И, подойдя ближе, ещё сильнее нахмурилась. Аккуратно, неуловимо касаясь кончиками пальцев, она отодвинула светлую прядь: на скуле Дэкстера красовался свежий кровоподтёк.

«Но ведь маг вчера не нападал, а только уклонялся от ударов. Значит, это случилось в «Птице». Всё-таки Дэкс нанялся охранять продажных девиц. Но как? Он же и драться-то толком не умеет. Ему там не место. Мы найдём что-то другое!»

Полная решимости, она достала листок и написала короткую записку: «Дэкс, я возьму третью смену на фабрике. Если сильно задержусь, значит, сканд Тодд одобрил. Просто встреть меня в десять, ладно?»

По пути на работу Хильди заглянула в пекарню, но вакансий для варга у них не было. Она собиралась заскочить ещё в лавку мясника и в мастерскую плотника, однако дорогу совершенно развезло. Подошвы ботинок, копыта коней и колёса повозок месили подтаявший снег. Утро было странным и по-весеннему тёплым. Хильди даже расстегнула ворот плаща, что дал тот незнакомец. Она надела его поверх своего старого плаща. Задумка была простая: если встретит мага – вернёт ему одежду, а если не встретит – то хотя бы перестанет мёрзнуть. Хильди отчаянно убеждала себя, что желает, чтобы случилось второе «если». Но где-то глубоко внутри ей снова хотелось увидеть странный голубоватый оттенок волос мага, вновь услышать его мягкий баритон, почувствовать наглые, напористые губы…

Хильди надавала себе мысленных пощёчин, прицепила лезвия к ботинкам и помчалась по льду навстречу ветру. Скорость немного отрезвила и заставила вернуться мыслями к Дэксу. Чем дольше она о нём думала, тем сильнее убеждалась, что без третьей смены не обойтись. Теперь ей придётся засиживаться до темноты.

«Но это ничего. Пусть Дэкс встречает меня с фабрики и провожает до дома. Лучше пусть охраняет меня, чем продажных пташек. Как ни посмотри, это самый безопасный вариант».

Но Дэкстер с этим согласен не был. Иначе бы не заявился к ней на фабрику в перерыв между сменами и не увёл «немного пройтись».

– Я уже подала прошение, Дэкс. – Хильди плотнее запахнула плащ мага. Погода баловала Лэй не по-зимнему тёплым солнцем, но под пристальным взглядом брата было зябко. Новая ссора была не за горами, и это печалило. – Какая разница, сколько часов перебирать нити?

– А руки свои ты видела? – возмутился Дэкс. – Твоя кожа грубеет.

– И что с того?! Меня хотя бы не бьют в злачных заведениях!

– Побить могут и возле дома, – огрызнулся он, намекая на вчерашнюю стычку.

– Да он тебя даже не трогал! Тут не о чем спорить. Я возьму смену. Будем параллельно искать работу и тебе. Найдём – я вернусь в прежний режим. А пока так.

– Упрямая ослица. – Дэкс пнул попавшийся на пути сломанный ящик. Покорёженные деревяшки отлетели в сугроб. – У меня уже есть работа.

– В «Птице»!

– Ты обещала не осуждать, но судишь.

– Я сужу, потому что вижу синяк! – Она осторожно провела кончиками пальцев по наливающейся синеве на скуле Дэкса. – Вот чем закончился твой первый рабочий день… ночь.

– Не первый.

– То есть? – Хильди отдёрнула руку, с удивлением глядя на него.

– Тепло сегодня.

Он стянул с себя мохнатую с проплешинами шапку, взъерошил волосы, а потом вновь пригладил их.

– Дэкс! Не уходи от ответа. Что значит «не первый»?!

– Маленькая, я подрабатываю там уже два месяца.

– Да как же это?! – всплеснула Хильди руками.

– Не каждую ночь, конечно. Пару раз в неделю.

– Нет… Но… Нет, я бы заметила.

– Ты в последнее время жаловалась, что порой ночи совсем холодные были, помнишь?

Она кивнула, уже понимая, к чему он клонит:

– Дело тогда не в погоде было, да?

– Да. Я уходил. А вот ты слишком устаёшь на своей фабрике. Засыпаешь мёртвым сном, стоит только твоей голове коснуться подушки. – Он вновь надел шапку, а потом приобнял её за плечи. – Маленькая, сама подумай теперь, куда тебе третья смена, а?

– Это уж получше, чем разнузданная обитель грехов и пороков, – проворчала она и, схватив его за руку, с жаром добавила: – Там опасно, Дэкс. Я против.

– Хильди-и-и, – протянул он, улыбаясь.

Он где-то вычитал, что на древнем языке это означало «маленькая курица» или «цыплёнок», и порой называл её именно так, растягивая последний слог. Часто его дурачество срабатывало, и Хильди непременно улыбалась в ответ. Но сейчас ей было не до веселья.

– Ты прав. Я и правда курица, раз ничего не заметила. В голове не укладывается…

– Я не это имел в виду, – вздохнул он. – Послушай, вчера была просто неудачная ночь. Обычно такого не случается. Но и это не беда – мне выплатят компенсацию. Что в нашем случае несомненный плюс. В целом оплата в «Птице» нормальная. Тебе не о чем беспокоиться. Отзови своё прошение.

Хильди, насупившись, зашагала по узкому переулку, что вёл к фабрике. Дэкс отставал на полшага. Время перерыва было на исходе, в животе призывно урчало, да и вскрывшиеся факты никак не желали перевариваться.

– Дэкс, но если всё так, то… – Хильди наконец нарушила тягостное молчание. – Почему у нас по-прежнему долг перед скандой Близзард? Я имею в виду, раз ты утверждаешь, что оплата нормальная…

Она запнулась, чувствуя неловкость за свой вопрос.

– Уже не должны.

– То есть?

– Всё в порядке. Я сегодня говорил со скандой Близзард. Наш долг закрыт.

Хильди неверяще вскинула брови:

– Правда?

– Ага! – Дэкс широко улыбнулся.

– Что ж ты сразу не сказал?!

– Хотел тебя удивить.

Он подхватил её за талию и закружил, заработав неодобрительное ворчание прохожих. Но Хильди было плевать. Она ощутила небывалую лёгкость, словно сдавливающие её тиски наконец разжались, позволяя вдохнуть полной грудью. Хотя бы на месяц вперёд, до наступления следующего платежа. Но об этом сейчас думать не хотелось. Она счастливо смотрела в глаза Дэкса, в фиолетовой глубине которых затаилось что-то странное. Его взгляд медленно опустился к её губам.

Хильди озадаченно хмыкнула, заполняя неловкую паузу, попыталась вывернуться из объятий.

– Дэ-э-экс… Ты чего?

Он, словно одумавшись, поставил её на землю, но рук не разжал. А потом медленно стал склоняться к её лицу.

Хильди взмолилась небесам о лёгком поцелуе в щёку, об ошибке, о том, что неверно истолковала это мгновение… Глупая! Дэкс коснулся её губ странным, неправильным поцелуем.

Хильди дёрнулась, оттолкнула, выпорхнула из объятий.

– Ты что творишь?! – вспыхнула она, чувствуя, как дрожат руки от неверия.

Но Дэкстер не смутился и извиняться не стал. Он схватил Хильди за плечи и звенящим от гнева голосом спросил:

– Ему можно, а мне нельзя?

– Что?! – опешила она. – Дэкс! Он же маг и…

– А если маг, то сразу надо под него ложиться, да?

– Ты что несёшь?! – Она попыталась сбросить его руки, отстраниться. – Я не это имела в виду!

– Богат, красив, обладает магией, и плевать, что убийца, так?

– Лавочника мог убить кто угодно. Ничего не доказано!

– Ну вот, ты его уже защищаешь.

– А надо бы защищаться от тебя! То, что ты сделал, – неправильно! Маг – это посторонний человек, а ты – моя семья!

– Вот именно, Хильди. Я твоя семья. Я! И ты уже выросла. Пришла пора перевести наши отношения на новый уровень. Сегодня ночью ты была не против моего поцелуя.

– Это был сон, всего лишь дурацкий сон! И там был маг, а не ты.

– Ошибаешься, маленькая. – Его лицо тронула кривая усмешка, а синяк на скуле и вовсе сделал её похожей на оскал.

Хильди отступила на шаг, потом ещё на один и ещё. Щёки жгло румянцем, злость внутри клокотала и стыд…

– Боги, как же стыдно, – прошептала она, прижав ладонь к губам.

Это жгучее чувство расползалось горящими колючками по всему телу, безжалостно отравляя нежные, тёплые чувства к Дэкстеру.

– Как же ты мог?! Как?! Ты же мой брат…

– А что, если нет?

Ладонь горела, неустанно напоминая о случившемся. Хильди бежала, натыкалась на прохожих, иногда падала, увязнув в снежном месиве. Жгучие слёзы застилали глаза, превращали встречных людей в расплывчатые силуэты. Ей хотелось убежать так далеко, как только сможет, и одновременно осесть посреди дороги, застыть, замереть… забыть. Но слова Дэкстера вновь и вновь прокручивались в голове:

– Я сказал им, что ты моя сестра. Ты – Янсен, Брунхильд Янсен. Я им это сказал. Законникам, что четырнадцать лет назад пришли за мной – наследником опального семейства, от которого все отвернулись. А отец…

«Гордон Янсен».

– Отец всегда хорошо относился к слугам. Зажравшиеся сканды тут же приписали отцу несуществующий роман с моей няней, а как результат страсти – девчонку-бастарда. Тебя. И плевать всем было на то, что няня Далия въехала в наш особняк уже с малолетним ребёнком. Никто этого не вспомнил. Никто не стал лезть не в своё дело.

«Не в своё дело…»

– Я сказал, соседи подтвердили, законники поверили. А Далия… да кто будет слушать прислугу? Ты пойми, маленькая, я тоже был ребёнком. Напуганным, растерянным. Я сказал, что ты моя сестра, и нас забрали. Вместе. В тот день я пообещал тебе всегда быть рядом, и я здесь. Я пообещал заботиться о тебе, и я забочусь. Мы – семья.

Это слово разрывало Хильди, корёжило, било.

«Семья, семья, семья».

Он отнял её. Отнял маму. Спутал детские образы, раз за разом обманывая, заменил воспоминания своими. И Далия постепенно превратилась из её мамы в их общую няню.

Там, у парадного входа на фабрику Хильди залепила Дэкстеру хлёсткую, злую пощёчину и убежала, скрылась в здании, а он не стал догонять. Лишь крикнул в спину:

– Дома поговорим!

Нет, дома говорить с ним она не станет. Не сегодня. Через запасной выход фабрики Хильди выскочила на соседнюю улицу и помчалась в особняк сканды Близзард. Она планировала успеть вернуться раньше него, собрать свои скудные пожитки и сесть в пассажирские сани первого же почтового каравана. Уехать в Грантрок – туда, где за поворотом осталась растрёпанная няня… Мама.

«Уехать?»

Но за поездку нужно было платить. Хильди перебирала в уме соседей и знакомых, у кого можно было бы взять пеннингаров в долг. Но все варианты были заведомо проигрышными.

Остаться и остыть. Обсудить всё с Дэкстером – разумно, по-взрослому. Снова и снова Хильди пыталась оправдать его, восстанавливала в памяти его заботу, поступки… любовь? Неправильную, исковерканную любовь, основа которой – ложь, длиною в жизнь.

Дрожащими руками она надела лезвия на ботинки и понеслась по застывшей глади озера. Ветер трепал пшеничную косу, забирался под распахнувшийся плащ, но не мог избавить от жалящей боли.

Ложь длиною в жизнь.

Одна только эта мысль порождала в душе яростный огонь, обращая в пепел чувства, пожирая те счастливые моменты, что бережно хранились в памяти. Хоть и были они настоящими, но стояли на гнилом фундаменте. И сейчас дом семейства Янсен трещал под тяжестью правды.

Хильди с головой ушла в свои беды, не заметила, как по льду поползла сетка трещин, с хрустом раскалывая нагретую солнцем поверхность и подбираясь всё ближе, пока наконец пучина озера Мутт не раскрыла смертельные объятия, ледяными иглами впиваясь в хрупкое тело.

Холод, боль, неконтролируемый вдох – лёгкие обожгло. Хильди вынырнула, надсадно закашлялась, выплёвывая воду, ухватилась за край льдины, но та встала на ребро. Пальцы рук онемели, потеряв цепкость. Озеро когтистой лапой ухватило отяжелевшую одежду и потянуло ко дну.

Хильди погружалась всё глубже и глубже. Она перестала дёргаться в тщетных попытках всплыть. Просто смотрела, как медленно тускнеют солнечные лучи, отрезаемые толщей воды и разломившимися льдинами.

«Может, так будет лучше для всех».

Последний воздух вышел из лёгких стайкой мелких пузырьков. Хильди прикрыла веки, почувствовала, как её обволакивает странное тепло, сжимая в кольцах забвения.

«Тишина, покой, забытье…»

Всё утро Торвальд был занят делами. Время ушло. А потому он едва успел к ней. Видел жалкий поцелуй, и как Брунхильд влепила оплеуху тому червяку, а затем торопливо вбежала в серое здание фабрики. Зверь ликовал:

«Моя!»

Торвальд же хмуро проводил взглядом Дэкса, скрывшегося в потоке горожан.

«Обидел её?»

Ветер донёс слабые отголоски дождя и ночной фиалки – её запах. След быстро вился по улицам невидимой нитью.

«Бежишь, Брунхильд? Не сто́ит. Я тебя чувствую. Куда ты направляешься? – он спешил за ней. – Озеро? Нет. Нет! НЕТ!»

В ледяной разлом прыгнул мужчина, но тёмные воды приняли в свои объятия грузное величественное тело Зверя:

«МОЯ!»

Хильди распахнула глаза и сделала судорожный вздох, следом ещё один и ещё, хватала ртом воздух до тех пор, пока дыхание не выровнялось. Она рассмотрела подвижную толщу воды, которая словно расступилась, обтекая странный воздушный пузырь, центром которого была она сама. Вместе с кислородом её продрогшее тело медленно напитывалось теплом, а источник… Она провела ладонью по толстому кольцу, сжимающему талию. Гладкая чешуя искрилась голубоватыми всполохами.

Красиво и… страшно. Паника накатила резко, вынудив Хильди задёргаться:

«Живое! Оно – живое! Змея?!»

Время шло, но ничего страшного, кроме свечения жуткой чешуи, не происходило. Хильди призвала всё своё самообладание, трижды глубоко вздохнула и перегнулась вперёд через кольцо: вниз уходило гибкое, мощное тело, покрытое той же чешуёй, по всей его длине шёл ершистый гребень, отливающий сталью. Она выпрямилась, сглотнула и медленно обернулась.

На неё смотрел Он.

Корона из жёстких шипов-наростов обрамляла массивную морду, лазурно-серая чешуя искрилась, крупные ноздри ритмично раздувались, а глаза цвета бирюзы сверкали яркими кристаллами.

«Глаза… Как у… Маг?»

В ответ шипастая морда оскалилась, обнажая ровный ряд острых зубов. С чешуи сорвался сноп голубых искр. Хильди зажмурилась, ослеплённая вспышкой. На миг показалось, что она падает. Наверное, так оно и было. Иначе она не сумела объяснить своё приземление в чьи-то руки. Чьи – она догадывалась, но открывать глаза не решалась.

– Боишься меня? – слуха коснулся мягкий баритон, а следом Хильди ощутила лёгкий укус за мочку уха.

– Боюсь, – сорвался с губ тихий шёпот.

– А так? – Маг провёл языком по её щеке, порождая волну мурашек, добрался до губ и ворвался жадным поцелуем.

Злая правда, Дэкс, озеро, воздушный пузырь в его глубине и огромная змея… Так ведь не бывает? Не бывает! В дикой нереальности происходящего лишь прикосновения мужчины казались понятными и такими согревающими. Хильди позволила себя целовать. А что было терять?

«Если мир мёртвых такой – то и пусть!»

Она отвечала на поцелуй с каждой секундой всё смелее, всё более раскованно, поддавалась напору. А вот мужчина… Он не хотел останавливаться. Его некогда тёплый, а теперь насквозь мокрый плащ сполз с плеч Хильди и опал у ног. Она вздрогнула, распахнула глаза и столкнулась с потемневшей бирюзой жадного взгляда. Каждой клеточкой она чувствовала нестерпимый, первобытный голод мага. Слышала, как сбивается дыхание, ставшее одним на двоих.

Их губы застыли, едва касаясь. Мужчина сжал верхнюю пуговицу её второго плаща, старенького и залатанного, но не спешил, словно давал возможность остановить его, сказать «нет». Хильди упёрлась ладонями в мощную грудь, чувствовала, как учащённо бьётся сильное сердце. Стоило чуть податься назад, оттолкнуть – отпустит. Она знала, что отпустит. Видела, как тяжело ему даётся эта заминка, но он ждал её решения, словно беззвучно говоря:

«Я не причиню тебе зла».