Голливудские мужья

49

Поппи Соломен перепробовала уже пять нарядов. Она была просто в панике – во что одеться? На чьей фирме остановить выбор? «Валентино»? «Шанель»? «Сен-Лоран»?

Она топнула ножкой и испустила душераздирающий вопль.

Хауэрд прибежал к ней из туалета. Он был в боксерских шортах, без фальшивых волос, между носом и верхней губой – капля белого крема. На лице – привычное выражение легкого безумия.

– Какого хрена случилось? – взволнованно закричал он.

Поппи щеголяла в бежевых колготках и шикарном бриллиантовом ожерелье – и ни в чем более, – длинные светлые волосы были собраны в изощренный крендель. Она надула губки.

– Малышка не знает, что ей надеть! – провыла она.

– Господи! – взревел он. – Я уж подумал, тебя убивают! – Он помахал в воздухе чреватыми опасностью ножницами. – Я едва себе яйца не отрезал!

– А как рядом с ними оказались ножницы? – полюбопытствовала она.

– Лужайку подстригал, – сострил он. – А ты думала, что?

Поппи вздохнула. Она была не в настроении для его дурацкого гнева.

– Ты должен мне помочь, сдобочка моя. – Она подхватила с пола густо-розовое творение фирмы «Билл Бласс». – Скажи, какое платье тебе нравится больше – только честно.

– Надень самое дорогое, – с кислой миной присоветовал он.

– Думаешь, я ценники в голове держу? – ядовито парировала она. – Будь хорошим мальчиком и помоги, когда тебя просят. Иначе мы опоздаем.

– Как ты можешь опоздать на ужин к себе самой? – удивился он.

– Действительно! – согласилась она.

Двадцать пять минут спустя – ему пришлось выдержать мини-показ мод – выбор был сделан. Изысканный короткий шелковый жакет «Оскар де ла Рента» с калейдоскопическим рисунком поблескивающего стекляруса, внизу – длинное черное бархатное платье. За этот наряд он выложил шесть тысяч долларов, а она не удосужилась ни разу его надеть!

– Спасибо, сладенький мой. – Она притиснула его к себе и тут заметила, что он еще в шортах. – Марш одеваться, Хауэрд! – сердито отчитала его она. – Если мы из-за тебя опоздаем, я тебя убью!

Бормоча себе под нос что-то мрачное, он надежно заперся в туалете. От Поппи можно ополоуметь. Этот ужин переносился уже десять раз, десять раз пересматривался список и место действия. Наконец, решение было принято. Интимные посиделки на семьдесят пять человек – сегодня. Хотя почему именно они должны закатывать свадебный ужин в верхнем зале «Бистро» в честь Силвер Андерсон и ее загадочного жениха – этого он понять не мог. Сам он Силвер едва знал, да и Поппи отнюдь не числилась в ее подружках. Понятно, он ведь через две минуты после заключения брака уразумел: Поппи объединяла в себе самые свирепые черты светской львицы и кинофанатки. Впрочем, лично ему это совершенно до задницы. Счастлива – и слава Богу.

Он потянулся за своим париком, плюхнул его на место, закрепил двумя зажимчиками, потом причесался над унитазом.

Загудел зуммер телефона. Он взял трубку и по-деловому рыкнул:

– Да?

– Вас мистер Клингер, мистер Соломен, – доложил управляющий.

Какого черта Захарии К. Клингеру понадобилось звонить ему домой в субботу вечером? У него просто шило в заднице. Семь раз грозился прилететь на западное побережье, провести совещание – и семь раз его переносил. О, Боже. На кой хрен он сейчас Хауэрду? Хауэрд прекрасно обходится без Захарии К. Клингера, не нужен ему надзиратель за спиной. «Орфей» в полном порядке. Три фильма – в производстве, еще три готовы к запуску, один из них – гениальная идея Хауэрда: ретромюзикл с Карлосом Брентом в главной роли, продюсер Орвилл Гусбергер, а Уитни Валентайн как раз сейчас читает сценарий – новую версию классического фильма.

– Привет, Захария, – сказал он в трубку самым дружелюбным тоном, на какой был способен, в надежде, что сейчас услышит новую отмену. Захария должен был прибыть в понедельник.

– У меня для тебя сюрприз, Хауэрд, – сообщил Захария. Он говорил зловещим шепотом, как Марлон Брандо в «Крестном отце».

– Знаю, знаю, – не принял его всерьез Хауэрд. – Совещание в понедельник отменяется. Ничего страшного, Зах. – Он уверенно назвал босса уменьшительным именем. – Мы понимаем. Тут так или иначе все жужжит и крутится.

– Я здесь, – объяснил Захария. – Хочу увидеться сегодня.

– Здесь? – хрипло переспросил Хауэрд. – Без шуток?

– Прилетел пятнадцать минут назад.

– Правда? – Все тело Хауэрда покрылось потом. Вот уж сюрприз так сюрприз! Несколько месяцев морочил людям яйца, а теперь свалился как снег на голову – в тот самый вечер, когда Поппи дает званый ужин в честь Силвер Андерсон. Вот сука какой! – Господи, Зах. Жаль, что вы меня не предупредили.

– Почему? – мягко спросил Захария.

Хауэрд знал: за невозмутимым голосом скрывается безудержный гнев. Если Захария К. Клингер чего-то хотел, спорить не полагалось. На этот счет о нем ходили легенды.

– Дело в том, что… моя жена, Поппи, сегодня устраивает… официальный прием. В честь Силвер Андерсон. – Он нервно засмеялся. – Бабы! Если я вздумаю сделать ноги, она запросто может к утру загреметь в психушку!

– Никаких проблем, – сказал Захария понимающе. Хауэрд перевел дыхание.

– К счастью, я всегда держу смокинг наготове, что на том, что на этом берегу, – продолжал Захария. – Так что вполне смогу к вам присоединиться. Во сколько? И где?

На долю секунды Хауэрд лишился дара речи. Во сколько? Где? Поппи три дня убила на то, чтобы расписать, кого с кем посадить. Три дня, мать честная! А тут заявится Захария К. Клингер! Да у Поппи может начаться нервный тик, от которого она никогда в жизни не оправится! А виноват будет он, Хауэрд Соломен, именно на его голову она будет посылать проклятья – недели, месяцы, а то и годы!

– Ну, это блеск, Зах, – выдавил из себя он. – Вы приедете один?

– Да.

– Чудно, чудно. Значит, в «Бистро». Восемь часов. Форма одежды официальная, но про это я уже говорил, да?

– Говорил. – Он сделал паузу. – Хауэрд?

– Да, Зах?

– Я не люблю, когда меня называют Зах. Либо Захария, либо мистер Клингер. На ваше усмотрение.

Связь прервалась.

– Скотина! – вскричал Хауэрд.

Поппи никогда больше не возьмет у него в рот!

Хевен, чуть нервничая, пялилась на третий лист отпечатков, который передала ей одна из помощниц Антонио. Неужели на этих броских, хотя и черно-белых снимках – она? Фотографии вышли – просто закачаешься.

– Нравится? – спросила ассистентка, мужеподобная ломовица.

– Отпад! – выдохнула Хевен. – Неужели это я?

– Ты, ты. В руках у Антонио камера, как живая. Главное, чтобы было, с кем работать – а у тебя есть все, что требуется.

– Правда? – скромно спросила Хевен.

– Ты глянь на снимочки. Тут видна личность – чувствуешь? Видишь, какой от тебя камера кайф ловит?

Хевен завороженно глазела на снимки. А ведь точно. Фотографии удались не только потому, что Антонио – маг и волшебник. Глаза ее светились какой-то силой и наполняли снимки жизнью. Конечно, помогли и художник по гриму, и парикмахер, и мастер по стилю – этому вообще хоть в ножки кланяйся. Все внесли свою лепту.

А она тоже молодец – довела дело до конца, дожала Антонио, заставила выполнить обещание. Конечно, пришлось подождать, потерпеть, но все-таки она оказалась перед его камерой – и вот вам результат! Блеск! И он наверняка от съемок словил не меньше кайфа, чем она. Он поставил мощный рок и помог ей расковаться, разрешил двигаться под музыку.

Подписывая с ним соглашение, она сделала одну оговорку – где бы эти фотографии ни появились, ни слова не должно быть о том, что Силвер Андерсон – ее мать.

– Bene, – ответил он – коротко и ясно. Она знала, что он ее не обманет.

Вот это да! Силвер бухнется в обморок, когда увидит эти снимки!

– А что он с ними будет делать? – спросила она помощницу Антонио.

– Без понятия, – честно сказала та. – Главное, что они ему понравились. А он – человек разборчивый.

– А для себя я могу заказать?

– Шутишь, что ли? Он никому снимки не дает. У него с этим строго. Извини.

Может, стибрить лист с отпечатками? Какой смысл сниматься, если тебе даже фотографию не дают?

– Ладно, – немного смягчилась помощница, – спрошу, какие у него на них виды. Позвони мне через пару недель.

С неохотой она вышла за двери студии, слегка взвинченная, но и слегка обескураженная. По крайней мере, она сделала важный шаг. Много ли девушек в шестнадцать лет позировали великому Антонио? А много ли девушек проведут лето на побережье со своим знаменитейшим дядей? Эта перспектива вообще приводила ее в трепетный восторг, не важно, что дядя Джек снял дом совсем не там, где ей хотелось бы. Санта-Моника – вот где кипит жизнь! Все равно… сам дом наверняка обалденный, скорее бы на него поглядеть… У нее не дядя, а просто лом – ведь занят же по самые уши, а все-таки нашел время, чтобы пожить с ней летом.

А родная матушка даже не позвонила – узнать, какие у нее планы на лето.

Родная матушка…

Иногда она задумывалась: кто все-таки ее отец? Будь они знакомы, как бы он к ней относился? Заботился бы – или отмахнулся раз и навсегда, как Силвер?

Она боялась выпытывать, кто он. Уж лучше не знать, чем еще одно разочарование.

Остановившись у большой аптеки на углу Ля Синега и Беверли, она прикупила кремов для загара, и настроение у нее совсем поднялось. В шесть вечера за ней заедет дядя Джек, и начнутся летние каникулы на побережье. Как Джек и предсказывал, дедушка Джордж не сильно возражал. Скорее, даже был доволен. И впереди – полтора месяца полной свободы! Ей бы еще карьеру поставить на рельсы – тогда вообще будет не жизнь, а сказка!

Оказавшись на другой стороне холма, она подумала об Эдди. Ну и тормоз! От его гитары ее уже воротит, да и от него самого – тоже. Клево, что они разбегутся в разные стороны!

Дом – бестолковый верзила – как обычно, встретил ее пустотой. Дедушка трудился у себя в кабинете, управляющего не было. Она позвонила одной подружке, другой, не узнала ничего нового – и начала паковаться.

Что взять с собой на полтора месяца на побережье? Купальники, шорты, блузочки с бретельками, футболки, брючки. Она наткнулась на свой армейский плащ до пят. Раньше она его обожала, но после приема у Силвер не надела ни разу. Она вытащила его из шкафа, надела. Хм… вид-то у нее в нем улетный – зачем она его похоронила?

Затем, что он напоминает ей о дорогой матушке. О ее заботливой матушке, которая выскочила замуж вот уже в третий раз и даже не сочла нужным поставить ее в известность. Как и вся остальная Америка, о новой свадьбе Силвер Андерсон она узнала из газет.

Она покрутилась в своем громадном плаще перед зеркалом. Нет, для побережья не пойдет. В нем сдохнешь от жары.

Запихнув руки в глубокие карманы, она извлекла смятую салфетку. На ней было написано РОККИ и номер телефона.

Секунду-другую она тупо смотрела на салфетку. Рокки? Вспомнила. Пижон с приема у Силвер. Стоял за стойкой бара, а друг у него – по линии звукозаписи. Она о нем и думать забыла – все силы положила на то, чтобы добраться до Антонио.

Ничтоже сумняшеся, она набрала номер.

Длинные гудки.

Она аккуратно сложила салфетку и запихнула ее в боковой карман чемоданчика. Рокки. Что ж, она его вызвонит – посмотрим, что у него там за друг в музыкальных кругах. Ей, между прочим, вот-вот стукнет семнадцать. Время не ждет. Так и состариться недолго.

50

Джейд, упакованная в платье из мягкой кожи от Донны Каран, приехала в «Айви» раньше брата. Она все еще не могла поверить, что они сейчас увидятся, – он настойчиво переносил их встречу вот уже несколько недель. Вытащить его на ужин все не получалось, но наконец-то ей удалось отловить его на ленч. Она была довольна, но все-таки настороже. Вдруг его новую подружку она возненавидит? Вдруг подружка возненавидит ее?

«Кровавая Мэри» показалась ей вполне уместной. Заказав напиток, она откинулась на спинку кресла. Мужчина за соседним столиком улыбнулся ей. Она неопределенно кивнула. Лицо ее настолько примелькалось, что люди принимали ее за свою знакомую. Коммерческая реклама – она такая. То ли будет, когда ни о чем не подозревающую публику шарахнут по голове рекламой «Клауд косметикс»! Эта всеобъемлющая кампания рассчитана на то, чтобы «Клауд» переплюнула «Ревлон» и «Эсти Лодер» вместе взятых. И ее изображение будет на каждом коммерческом ролике, в каждой газетной рекламе, на обложке каждого проспекта, она будет взирать на всю страну с рекламных плакатов.

Компанию «Клауд косметикс» уже и так хорошо знали во всем мире. А теперь имя Джейд Джонсон станет синонимом «Клауд». Ибо она была не просто лицом, запускающим на рынок новый товар, она была личностью, способной этот товар продать. Была запланирована поездка по всей стране, с личными выступлениями, с проведением крупных мероприятий и тому подобное. Марк никогда не позволил бы ей подписать такой контракт. «Такой размах – не для тебя, – провозгласил бы он. – Уединенность – одно из твоих ценнейших достояний».

Марк… если он и хотел ущемить ее интересы, то прекрасно в этом преуспел. Естественно, он же всегда был умным английским занудой.

После его появления в ее квартире и последующих телефонных звонков он будто сквозь землю провалился.

Разве ты не этого хотела, Джонсон? Кто, собственно говоря, удрал в Вегас?

Поди разберись. Может, он и вправду разводится с леди Фионой? Может, он и вправду переменился?

Как же!

– Джейд?

Она подняла голову.

– Беверли! Неужели это ты?

Оттолкнувшись от стола, она вскочила на ноги и обняла свою старую подругу Беверли д'Амо, чернокожую экзотическую красавицу – смоляные волосы густыми прядями свисают ниже талии, скулами можно резать стекло.

– Я, Джей-Джей, я! – завопила Беверли. – А ты какого хрена здесь делаешь?

Несколько человек обернулись на этот вопль. Светскими выражениями Беверли себя никогда не утруждала.

– Я тебе звонила, – сообщила Джейд. – Твой автоответчик доложил мне, что ты где-то в Перу.

– В кино снималась, малышка моя. Драма из жизни! Фу-ух! Не успела я туда приехать, как давай животом страдать, из сортира почти не вылезала. Две минуты на площадке – два месяца на горшке!

Джейд улыбнулась.

– Все как прежде. Та же испорченная Беверли.

– Угу. Может, жизнь здесь и разудалая, но в моей крови сидит вирус Брр-онкса.

– Ты уехала из Бронкса, когда тебе было пятнадцать лет, – напомнила Джейд.

– И что… корни есть корни.

Усмехнувшись, Джейд сказала:

– Не лучше ли тебе заткнуться, сесть и заказать себе выпить?

Беверли скорчила гримаску.

– Не могу. У меня ленч с моим агентом. Деловой ленч, дорогая моя. На повестке дня – моя карьера. – Она махнула рукой в дальнюю сторону зала.

Джейд покачала головой.

– Сколько в тебе всякой фиговины! Но я все равно тебя люблю. Как насчет поужинать?

– Только не сегодня. Сегодня я иду на шикарную скромную вечеринку в честь Силвер Андерсон. Всего семьдесят пять ее самых ближайших друзей!

– И ты, надо полагать, одна из них.

Беверли издала дикий высокий смешок в стиле Эдди Мерфи.

– Да я эту стервозу и знать не знаю! Но я ведь животное общественное, разве забыла, Джей-Джей?

Как она могла забыть? Работать моделью она начала вместе с Беверли, и на какое-то время их окрестили «Две шалуньи», потому что они любили откалывать шуточки. О буйной, но прелестной мисс д'Амо у Джейд остались самые теплые воспоминания.

– А что завтра вечером? – предложила она.

– Завтра – без проблем. Ох, гульнем, малышка моя! А где Его Величество?

– На том свете.

– Он заслуживает худшего.

– Да-а? Ты тоже про него знала?

– Про него знали все. Стоило тебе выйти из комнаты – и его прибор вставал по стойке смирно.

– Спасибо, что сказала.

– Поговорим завтра. У меня сплетни из ушей так и лезут!

– Прямо жду не дождусь.

– Позвони утром. Пока!

Джейд проводила Беверли взглядом – та плавно проскользнула через ресторан, подсела за столик к трем мужчинам – и уютный интимный зальчик тут же огласился ее громким смехом.

Потягивая коктейль, она терпеливо ждала. Братец Кори и его подружка задерживались. Сделав знак официанту, она заказала еще одну порцию «Кровавой Мэри».

Через двадцать минут в ресторан вошел Кори, на лице хорошо ей знакомое выражение вины. В детстве, стоило ему набедокурить, он всегда выглядел именно так.

– Что случилось, братишка? – спросила она, твердо решив не обращать внимания на его поздний приход – зачем портить ленч?

Было видно, что он неспокоен – поздоровавшись, он озабоченным взглядом скользнул по ресторану. К их столу подходила хорошенькая блондинка, и Джейн напряглась – сейчас состоится знакомство.

Девушка быстро прошла мимо. Следом за ней шел очень красивый молодой человек, изящного сложения, с темными вьющимися волосами и ямочкой на подбородке.

Кори жестом владельца положил руку на запястье молодого человека.

– Норман, – сказал он напряженным голосом. – Познакомься – моя сестра Джейд.

Норман широко улыбнулся, на руке его блеснули золотые часы «Ролекс». Он дружелюбно протянул руку.

– Норман Гусбергер, – представился он. – Безумно рад познакомиться с вами. Таинственная личность, делящая комнату с вашим братом, – это я. Извините, что мы так долго не могли встретиться, – но вы ведь знаете своего брата.

Ей казалось, что знает. Но, похоже, она ошибалась… ибо было совершенно ясно: Кори и Норман Гусбергер делят не только комнату.

51

Они вошли в «Бистро», как пара года. Каковой, вне всякого сомнения, и являлись. Силвер Андерсон и ее новый муж, Уэс Мани.

Сгрудившиеся у входа фотографы едва не устроили кучу малу, когда они подкатили в надраенном до блеска лимузине. На Силвер было длинное поблескивающее позолотой платье, на лице сияла улыбка. Уэс вырядился в недавно приобретенный смокинг и белую шелковую рубашку, которую украшали убранные в золото бриллиантовые запонки – свадебный подарок Силвер.

Он не был приучен к яростным налетам фотографов и едва не потерял равновесие. Решительно взяв Силвер под руку, он с мрачным выражением на лице затянул ее внутрь.

– В чем дело? – спросила она, слегка удивившись, но все равно улыбаясь.

– Это какие-то животные, а не люди! – пожаловался он. – Нечего тебе им позировать, у этих говнюков только аппетиты разгораются!

– Очаровательно! Как ты все наглядно изобразил.

– А кто же они еще есть?

Прежде чем начать восхождение по лестнице, она поправила верх платья.

– Привыкай, дорогой, – небрежно бросила она. – Где бы Силвер Андерсон ни появилась, ее всегда преследует пресса. Иногда это занятно, по большей части – нет. Я обнажаю зубы и переступаю через эту шатию, не слишком напрягаясь.

– А мне это не нравится, – мрачно заключил он.

– Скоро понравится.

– Уверена?

– Поглядим.

Они вступили в брак ровно пять недель тому назад. Свадьба состоялась в Лас-Вегасе. Тихо, быстро, в обстановке полной тайны. Настолько полной, что пресса ничего не пронюхала, и Силвер, совершенно неузнаваемая в длинном светлом парике и темных очках, обвела вокруг пальца пару пожилых священников в свадебной часовне, и лишь позже, проверяя свой журнал, они наткнулись на ее имя. Пока служители быстрого пера и бригады телевизионщиков очухались, Силвер с новоиспеченным муженьком улетели на Гавайи, где нашли пристанище в уединенном доме, который им уступил исполнительный продюсер фильма «Палм-Спрингс». Они провели там несколько волшебных недель, отключившись от остального мира и наслаждаясь обществом друг друга. Большую часть времени они просто занимались любовью. С утра до вечера и с вечера до утра. Позднее в минуту откровения Силвер призналась Норе: «Это был идеальный медовый месяц. Секс, сон, секс, еда и снова секс, секс, секс!»

Нору, как обычно, восхитила энергия хозяйки.

Как только Силвер Андерсон приняла решение: да, она выходит замуж за Уэса, – все сразу встало на свои места, будто в прекрасно просчитанной шахматной партии. В свои планы она посвятила только Нору, своего адвоката и продюсера «Палм-Спрингс». Вместе они помогли ей вступить в брак без рекламы и шумихи. Это было не просто, но, как выяснилось, вполне возможно. Тем более, что Уэс в глазах света совершенно не был связан с Силвер, да о нем вообще никто слыхом не слыхивал.

Естественно, все они пытались ее отговорить. Минуту она выслушивала их доводы типа «Кто он такой?», «Ты его совершенно не знаешь», «А если его интересуют твои денежки» и так далее. Потом она, очень вежливо, попросила их не соваться в ее личную жизнь. Что и было сделано. Хотя без особой охоты.

Проявив благоразумие, она попросила своего адвоката составить документ, в соответствии с которым Уэс не имел никаких прав на ее богатства. Он подписал его с превеликой радостью.

– У тебя есть родственники, кому бы ты хотел сообщить? – спросила она его незадолго до церемонии.

Он покачал головой.

– Нет. Я вхожу в твою жизнь совершенно чистым и свободным – ни матерей, ни отцов, ни братьев, ни сестер, ни детей, ни бывших жен.

– Хм-мм… Заодно ты абсолютно свободен и от земных сокровищ.

– Кое-какая мелочь у меня есть – но я не в настроении забирать это сейчас. Заберу, когда вернемся.

Все сложилось как нельзя удачнее. Еще один тяжелый день – и Силвер взяла в телешоу отпуск на три месяца. Она рассматривала предложение сниматься в еженедельном сериале – но, к счастью, никаких обязательств подписать не успела.

Спустя несколько дней после того, как он сделал ей предложение, Силвер Андерсон стала миссис Уэс Мани. Но по жизни Уэс Мани стал мистер Силвер Андерсон – так уж заведено в Голливуде. Знаменит тот, кого знают все. И все водители лимузинов, швейцары и носильщики обращались к нему не иначе, как «мистер Андерсон». Ну и что? Да на здоровье. У него началась новая, безмятежная жизнь. Раньше он был никем – за одну ночь он стал человеком с именем.

Теперь они вернулись в Лос-Анджелес, все еще плохо зная друг друга, хотя он усвоил, что ее любимое блюдо – золотистая икра, которую сам он терпеть не мог. А ее любимый напиток – шампанское – изводил его жуткой головной болью по утрам. Знал он и ее любимую позу – предаваться сексу она была готова всегда, везде и при любых обстоятельствах.

Весь расклад представлялся ему какой-то безумной фантазией. Он все думал, что однажды проснется и увидит, что лежит на полу в холле дома в Лорел-Каньоне, по ту сторону дверей – полицейские, а в руке у него – орудие убийства.

Фу! Стоило вспомнить о том кошмаре, по всему телу начинали бегать мурашки. И все же он их перехитрил – всех сразу. Во-первых, успел смыться. Во-вторых, более чем удачно женился. Пусть теперь попробуют что-нибудь на него повесить. Он вам больше не какой-нибудь ханурик. И денежки их – тю-тю. Они оказались в дерьме, вот пусть там и сидят. Его едва не утопили в реке забвения – пусть расплачиваются, мать их! Деньги и кокаин теперь надежно спрятаны в сейфе. Это его страховка – на случай, если Силвер вздумает вышвырнуть его вон.

– Дорогая – это Уэс, – представила Силвер, целуясь с Поппи щеками, между которыми было полмили. – Хочу, чтобы ты познакомилась с ним первая.

Взгляду Уэса предстала невысокая блондинка с силоксановыми грудями (на этот счет глаз у него был наметан), подлинными бриллиантами немыслимых размеров и самодовольной улыбкой.

– Вы и есть таинственный незнакомец! – воскликнула та с придыханием. – Как интересно!

Он едва не задохнулся в облаке ее парфюмерии.

– Познакомьтесь с моим мужем – Хауэрд Соломен. – Она потянула за рукав коротышку с явно фальшивыми каблуками и париком. – Хауэрд, котик. Поздоровайся с Уэсом.

Хауэрд Соломен подмигнул Уэсу, а Силвер сказала:

– Поздравь меня, Хауэрд. Я выкинула этот номер снова!

– Поздравляю, детка, – дружелюбно произнес Хауэрд. Какой-то мускул на его щеке непроизвольно дернулся. – Рад познакомиться, Лес.

– Уэс.

Откуда-то возникла одинокая девушка-фотограф и щелкнула затвором.

– Эй, – резко возразил Уэс. – Никаких снимков.

– Не беспокойтесь. – На лице Поппи появились симпатичные ямочки. – Это девушка Джорджа.

– Какого такого Джорджа? – буркнул он Силвер.

– Джорджа Кристи, дорогой. У него изумительная последняя страница в «Голливуд рипортер».

– И что, сюда пускают фотографов?

– Только самых важных. Ой, вон Дадли. Он такая прелесть, я его обожаю. Видел его в «Десятке»? Такой хохмач!

Следующие полчаса он играл в игру «угадай звезду». Казалось, поглядеть на нового мужа Силвер собрался весь свет – от Джонни Карсона до Керка Дугласа.

Уэс попытался сохранить самообладание, когда пришел черед знакомиться с Жаклин Биссет, Уитни Валентайн Кейбл и Энджи Дикинсон – тремя женщинами его мечты.

Потом пошли мужчины. Он лично пожал руку самому Карлосу Бренту. Именно под пластинки легендарного Карлоса Брента он в молодости любил трахаться! Вот это вечерок!

Известие о том, что список гостей пополнит Захария К. Клингер, Поппи восприняла очень хорошо. Карточку Хауэрда она забрала с почетного места рядом с Силвер и заменила его на Захарию. Потом поменялась карточками с Уитни Валентайн Кейбл и оказалась по другую сторону нового гостя. А Хауэрда и Уитни переложила на столик номер два. Будь это не Захария К. Клингер, а кто-нибудь другой, она бы подняла жуткий вой. А тут – пришла в восторг. Захария К. Клингер – подарок для любой хозяйки.

Между тем была уже половина девятого, а Захария не торопился.

– Где он? – зашипела она на Хауэрда. – Через пятнадцать минут я буду всех рассаживать. Приедет, никуда не денется.

Хауэрд постарался, чтобы его голос звучал беззаботно, но… если Захария прокрутит динамо, бедному Хауэрду не сдобровать!

Он посмотрел на Уитни – та стояла в другом конце комнаты, совершенно сногсшибательная в лимонно-зеленом платье без плеч. Он намеренно держался от нее подальше – ведь за обедом они будут сидеть рядом. Скорее всего, она уже прочитала сценарий и согласна сниматься. Кто же не согласится, если в главной роли – Карлос Брент, а продюсер – Орвилл Гусбергер? Она сразу перейдет в тяжелую весовую категорию – благодаря ему. Надо надеяться, что она не забудет должным образом его отблагодарить.

Появился Мэннон Кейбл. Как всегда, с опозданием. Чем крупнее звезда, тем больше опоздание. Когда Поппи поняла, что число гостей в списке переваливает за тридцать, она решила: не будет ничего неприличного, если она пригласит и Уитни, и Мэннона. «В конце концов, – сказала она, довольно логично, – если не приглашать людей, потому что когда-то они состояли в браке с другими гостями… скоро в Голливуде вообще приглашать будет некого!»

Чистая правда.

Мэннон махнул рукой Хауэрду. Хауэрд махнул рукой Мэннону. Если вдруг он заведет роман с Уитни, и Мэннон об этом узнает…

Да ну, нечего забивать себе голову дурацкими мыслями.

Захария К. Клингер коротко поздоровался со своим водителем и уселся на заднее сиденье бордового «Роллс-Ройса». «Роллсу» было несколько лет, но выглядел он более чем пристойно. Калифорнию Захария навещал редко, но предпочитал держать машину и шофера во всех крупных городах мира. Он был достаточно богат и мог позволить себе дюжину машин – везде, где ему хотелось. Собственно говоря, он мог удовлетворять абсолютно все свои прихоти, вплоть до конца жизни – столь несметны были его богатства.

Он вздохнул, откинулся на обивку из мягкой кожи. Деньги. За них он может купить все и почти всех. Кроме… с ощущением легкой боли он понял, что старая истина верна – за деньги нельзя купить счастье. А ему так хотелось быть счастливым.

– Ну как, нравится?

Силвер хитро улыбнулась Уэсу. Сама она наслаждалась оказываемым ей вниманием на полную катушку.

Он кивнул. Если честно, он был ошеломлен. Столько людей, столько известных всей стране лиц. Понятно, не будь он теперь мистер Силвер Андерсон, они бы не удостоили его и взглядом. Богатые живут по своим законам. И общаются только с себе подобными. Кто-кто, а Уэс это знал прекрасно. Настоялся за стойками в модных заведениях, всякого нагляделся.

И знаменитости туда же. Покажи одной звезде другую – и они лягут костьми, лишь бы оказаться в обществе друг друга… за исключением случаев, когда они соперничают не на жизнь, а на смерть – тогда царит ледяная вежливость.

Ха! Знали бы они, кто таков Уэс Мани на самом деле!

К счастью, разгребателям дерьма ничего нарыть не удалось. Уэс так и остался полной тайной.

От имени Силвер Нора опубликовала заявление. Оно было кратким и деловым.

СИЛВЕР АНДЕРСОН, ЗВЕЗДА «ПАЛМ-СПРИНГС», НЕДАВНО ВСТУПИЛА В ТРЕТИЙ БРАК. ЕЕ ТРЕТИЙ МУЖ, УЭСЛИ МАНИ-МЛАДШИЙ, – БИЗНЕСМЕН.

Услышав об этом заявлении, Уэс просто взбесился.

– Что это еще, мать честная, за «младший»? – вскричал он.

– Норина идея, – ответила Силвер. – По-моему, ничего. У тебя сразу появилось какое-то прошлое.

– Если тебе нужно прошлое, надо было выходить за Тедди Кеннеди!

Она улыбнулась.

– Немножко полноват. Булочки с кремом я терпеть не могу. А ты?

Он не мог не восхищаться Силвер. Ей было совершенно наплевать на всех и вся. Это была дамочка крутая, решительная и делала все, что ей хотелось, а недовольные пусть сдохнут от злости и зависти.

– Не думай, что моя жизнь всегда катилась по накатанной колее, – доверительно сказала она ему в одну из дышащих страстью ночей в их медовый месяц. – Четыре года назад у меня был нервный срыв. Я думала, что уже не поднимусь.

– Да?

Разговоры о прошлом его не интересовали. Представить Силвер не на самом верху, а где-то еще, он просто не мог. А себя после их женитьбы он мог представить только рядом с ней – и нигде больше.

Это не назовешь любовью. Просто настали хорошие времена.

Поппи суетилась среди гостей, рассаживая их по своему плану. Ее душа требовала Хауэрда. Вернее, его крови. Потому что Захария К. Клингер так и не прибыл.

Она уже собралась завопить – разумеется, чтобы никто не слышал, – как Захария К. Клингер появился в дверях. Она сразу его узнала и в мгновение ока подлетела к нему.

– Мистер Клингер, – зафонтанировала она, – мы так польщены вашим вниманием! Я счастлива, что вам удалось до нас добраться!

– Кто вы? – как водится, проскрежетал он зловеще.

– Я? Я Поппи Соломен. – Она мило улыбнулась. – Ваша хозяйка.

Он окинул ее оценивающим взглядом. Это был дородный, хорошо сохранившийся мужчина далеко за шестьдесят, с чрезмерно крупными чертами лица и холодными тусклыми глазами за очками в металлической оправе. Поппи мгновенно стало не по себе.

– Наверное, мне стоит позвать Хауэрда? – предложила она.

– Да, наверное, стоит, – разрешил он, вытащил из нагрудного кармана сигару и зажег ее.

Какой невоспитанный, подумала она, да еще и перед ужином. Наверное, она допустила ошибку, посадив его рядом с Силвер. Правилам хорошего тона его явно не научили.

Она схватила за руку Мэннона, выходившего из мужского туалета.

– Хауэрда не видел? – взволнованно спросила она. Потом, спохватившись – не сообразила сразу, так разнервничалась, – она представила его Захарии. Мужчины никогда не встречались. Они обменялись крепким рукопожатием, устроив легкую демонстрацию силы.

– Хауэрд в сортире, – сообщил ей Мэннон.

– Можешь его вытащить оттуда для меня? – взмолилась поппи.

– Я найду его сам, – сказал Захария, пронзая взглядом Мэннона. – С вами поговорим чуть позже. Вы мне нужны для «Орфея». Когда услышите, что я хочу предложить, подпрыгнете до потолка.

– Я никогда не подпрыгиваю до потолка, – беззаботно ответил Мэннон, однако рот его вытянулся в тонкую линию.

– Такой актер мне еще не встречался, – сказал Захария с уверенностью человека, привыкшего добиваться своего.

– Вот, стало быть, и встретился, – не поддался Мэннон.

– Сомневаюсь.

И Захария направился искать Хауэрда. Мэннон был не в восторге.

– Ну и фраер, – с отвращением произнес он.

– Вот уж едва ли, – вдруг встала на его защиту Поппи, хотя сама мгновенно прониклась к нему антипатией.

– Не будь ребенком, Поппи. Все, кто заправляет бизнесом, в котором ни черта не смыслит, – фраера. Все, что они знают о кино, вполне можно засунуть в задницу Хауэрду – и еще останется место для агента, а то и двух.

– Мэннон!

– Поверь мне. Я эту публику знаю.

И он отошел к своему столу – к несчастью, за этот же стол Поппи посадила Захарию.

Надежно запершись в кабинке мужского туалета, Хауэрд втянул носом порцию волшебного белого порошка. Довольно вздохнул – прилив сил он ощутил почти немедленно. Вот это средство! Да он теперь – король джунглей! Кинг-Конг с бетонными яйцами! Необосримый и непоебимый!

Он выплыл из кабинки – и наткнулся прямо на Захарию К. Клингера.

– Мистер К. Все-таки выбрались! – воскликнул он.

– У тебя были какие-то сомнения?

– Никаких. Ни-ка-ких.

– Если я говорю, что где-то буду, значит, я там буду.

– Конечно, конечно.

Когда вам это удобно. Хауэрд подошел к раковине и принялся мыть руки.

– Я только что говорил с Мэнноном Кейблом, – сообщил Захария давящим шепотом.

– Отлично.

– Я хочу заполучить его для «Орфея».

Глянув в зеркало, Хауэрд засек у себя под носом несколько пылинок белого порошка. Он быстро их вытер.

– Я давно пытаюсь его зацепить. Он все время занят где-то на других съемках, вот в чем беда.

– Я хочу его, – повторил Захария.

Хауэрд подумал: а старина Зах вообще способен на улыбку? Может быть, что и нет.

– Попытаюсь еще раз к нему подкатиться, – пообещал он.

– Этого мало, – быстро возразил Захария.

– В смысле?

– У меня есть для него предложение. Стоит ему его услышать – он наш.

– Не слишком на это рассчитывайте. Мэннон жутко разборчивый – многие даже не представляют, до какой степени.

– Деньги – штука убедительная.

– Не всегда.

– Всегда.

– В общем, попытаемся к нему подкатиться еще разок.

Он направился к двери, но Захария загородил ему дорогу.

– Я верю не в попытки, а в результат. Я хочу заполучить Мэннона Кейбла и я его заполучу.

– Как сказать.

Вот козел, подумал Хауэрд. Возомнил из себя чикагского гангстера, будто на дворе – пятидесятые. Тоже мне!

– Ну? – прошептала Силвер, погладив Уэса под столом по бедру. – Как мы себя чувствуем? Его начинало коробить от ее полупокровительственного отношения. Благосклонная владелица, решившая показать толпе свою новую игрушку.

– Все это херня на постном масле, Силвер, и ты это прекрасно знаешь.

По-девчоночьи хихикнув, она сказала:

– Мне ли не знать! Многие бабенки от тебя глаз оторвать не могут. Умирают от желания узнать, где я тебя откопала.

– Нигде ты меня не откапывала. Я спас тебя от шайки обормотов, которые хотели разодрать тебя на кусочки. Помнишь?

– Разве такое можно забыть? Мне в тебе это еще тогда понравилось – мужская сила.

– Силвер, да-агая! – На них вихрем налетела Кармел Гусбергер, эдакое стихийное бедствие в огромном желтом балахоне. – Это молодожен?

– Да, – сказала Силвер. – Уэс, познакомься – Кармел Гусбергер.

Он пожал руку этой мощной женщины.

– Знаю, знаю, – загрохотала Кармел немыслимо громким голосом. – Уэсли Мани-младший. По-моему, я знала вашего отца.

В глазах Уэса мелькнула тревога.

– Правда? – спросил он, вспомнив англичанина-сутенера с бегающими глазками, которого он не видел с восьмилетнего возраста, и американского отчима с брюшком, который провел в его жизни не более пяти минут.

– Да, – подтвердила Кармел. – Ваш род Мани – из Сан-Франциско?

Силвер пнула его ногой под столом.

– Точно, – согласился он.

– Какая семья! Да, я прекрасно их помню. Уж давненько дело было. Мы с Орвиллом как раз начали встречаться, я тогда снималась в Сан-Франциско – я ведь, знаете ли, была актрисой.

Силвер подалась вперед, сияя от удовольствия.

– Давай, Кармел, выкладывай, признавайся. У тебя был роман с отцом Уэса.

Кармел засмеялась – громко и вульгарно.

– Даже если и был, да-агая, ты об этом узнаешь в последнюю очередь.

– Что ты собираешься скрыть от Силвер? – сверкнул улыбкой Карлос Брент, садясь за стол в обществе Ди Ди Дион.

– Кармел утверждает, что спала с отцом Уэса. Она изменяла Орвиллу уже тогда, – сказала Силвер с нескрываемой радостью.

– По-моему, Кармел, прежде чем ее нашел Орвилл и забрал с улицы, не пропускала ни одного симпатичного кота в этом городе, – сказал Карлос, ухмыляясь во весь рот. – Я прав, прелестная моя?

– Хватит! – вскричала Кармел, умирая от наслаждения. – Нельзя быть таким испорченным, Карлос!

– Нет, милочка, нас не обманешь, – пошутил он. – Я однажды встал в очередь, но она оказалась такой длинной, что я ушел, не дождавшись!

– Ты ставишь под удар мою репутацию! – завизжала Кармел, похлопывая себя по замороженной прическе, а ее балахон вздымался над колышущимся морской волной бюстом.

– Какую еще репутацию? – рассмеялся Карлос.

Обмен колкостями продолжался, а к столу подсаживались все новые гости. Подошли Мэннон и Мелани-Шанна, Орвилл Гусбергер – обладатель еще более громкого, чем у жены, голоса.

Силвер была в прекрасной форме. Блистала по-королевски. Принимала комплименты и поздравления, как должное. Много лет назад между ней и Карлосом Брентом возник краткий и пылкий роман. Кто-то подкинул журналистам слух о том, что они собираются жениться, и Карлоса это привело в бешенство – он решил, что новость запустила сама Силвер. Они расстались, наговорив друг другу колкостей. Сейчас, много лет спустя, Силвер чувствовала себя в полном порядке – карьера у нее дай Бог каждому, и новый муж, да такой, что все женщины мрут от зависти.

Поппи порхала вокруг – ждала, когда Захария выйдет из мужской комнаты, чтобы провести его на место. Хауэрд сидел за своим столом, с одной стороны от него – Уитни, с другой – Айда Уайт. Взгляд у Айды был как никогда остекленевший. Поппи надеялась, что обед она все-таки протянет и ничего безумного не выкинет. Айда могла посреди вечеринки отлучиться в дамскую комнату, а потом погрузиться в блаженный сон наркоманки – была у нее такая репутация. Никто не знал, что именно она принимает, но это «что-то», несомненно, держало ее на плаву, голова спокойно возвышалась над поверхностью – однако уйти под воду она могла в любую секунду.

Появился Захария, и Поппи схватила его за руку.

– Вы за моим столом, – прокуковала она и принялась перечислять имена: – Вместе с вами Карлос Брент, Мэннон Кейбл, Силвер Андерсон – вы же знаете, прием в ее честь? – Не дожидаясь ответа, она поспешила продолжить: – Да, еще Орвилл Гусбергер! Quel[9] человек! Неплохая группка для одного стола, как вы считаете?

– Я сижу рядом с Силвер Андерсон? – коротко осведомился он.

– Представьте себе, что я посадила вас как раз рядом с ней.

Захария одобрительно кивнул.

Поппи с гордым видом провела его через комнату. Кое-кто пытался приветствовать его, но Захария наполнил слово «игнорировать» новым смыслом.

Они подошли к столику номер один, и Поппи стала представлять самого важного гостя.

Силвер подносила к губам бокал шампанского, когда подняла голову и увидела Захарию.

Бледность разлилась по ее лицу.

Захария К. Клингер был «Бизнесменом» из ее прошлого.

Захария К. Клингер был отцом Хевен, хотя не знал этого.

Захария К. Клингер был ненавистью всей ее жизни.

52

– Какой потряс! – в десятый раз воскликнула Хевен. – Я в полном отпаде!

Речь шла о доме на побережье, который она обследовала вот уже несколько раз.

Джек ослабил узел галстука, снял пиджак. Всю вторую половину дня он провел со своим бухгалтером, и ему хотелось выпасть в осадок.

– А моя комната – вообще полный кайф! – продолжала она. – Из окна видно берег и океан! Могу целый день сидеть и любоваться!

– Вполне приличная перспектива. Может, пока полюбуешься на холодильник – что там припасла горничная? Я просил ее сходить на рынок.

– Я просто умираю с голоду!

– Ты всегда умираешь с голоду! Всякий раз, когда мы встречаемся, у меня возникает чувство, что между нашими встречами ты вообще не ешь.

– Конечно, не ем. Забавная ты.

Она счастливо хихикнула.

– Пойду проверю, что у нас на продуктовом фронте. Не уходи!

Она кинулась на кухню, а он задумался – не слишком ли тяжелую ношу взвалил на себя? Кто бы мог подумать, что он будет жить в доме и присматривать за ребенком? Джек Питон – папочка-опекун!

Кажется, эта роль ему нравилась.

Кларисса еще не вернулась из Нью-Йорка. У нее образовалось свободное время между съемками, и она решила поработать в малозаметном спектакле небродвейского театра – недолго. Каждые несколько дней они перезванивались, но точку кипения их отношения явно прошли. Он знал: она ждет, что он скажет по поводу ее ультиматума. Откровенно говоря, чем больше он думал о браке, тем больше эта мысль была ему неприятна. Кому нужен этот брак?

Вон Силвер в очередной раз вышла замуж. Ну, Силвер пусть делает, что ей вздумается. Ему до нее столько же дела, сколько ей – до Хевен. Н-да, сердцу не прикажешь.

– Я нашла картофельный салат, шинкованную капусту, цыпленка и ветчину! – торжественно объявила Хевен.

– Или можем куда-нибудь съездить, – предложил Джек.

– Давай останемся.

– Выкручивать мне руки совсем не обязательно. Они вкусно поели, потом Хевен распаковала вещи, позвонила всем своим знакомым, включая Эдди, и заснула счастливым сном.

Джек побродил по дому. Он совершенно не чувствовал себя усталым. Кинув на плечо свитер, он решил прогуляться у воды. Он знал: надо поехать в Нью-Йорк и решить дела с Клариссой. Либо да, либо нет. Вступать в брак он не хочет – это точно. Зато хочет она. Что ж, либо пусть довольствуется отношениями, какие есть сейчас, либо их роману конец.

Он принял решение, и на душе сразу полегчало. Он предложит Хевен пригласить сюда какую-нибудь подружку, и как только та приедет, смотается в Нью-Йорк. В его шоу наступил полуторамесячный перерыв, так что самое время навести порядок в собственной жизни.

В общем-то, он надеялся, что Кларисса скажет ему: наш роман окончен. Откровенно говоря, в ее обществе живот от смеха не надорвешь. Человек она молчаливый, погруженный в собственные мысли, в свой внутренний мир особенно никого не пускает. По крайней мере, перед ним она не раскрывалась никогда. Между ними словно существовала какая-то незримая стена. Если она где-то и позволяла себе раскрыть все шлюзы, то только на экране.

Надо быть с собой откровенным и признать: в Клариссе его привлекает ее недюжинный талант.

Назад к дому он пробежался трусцой, посмотрел полночный фильм. Лана Тернер в расцвете своей карьеры. Сексуальная женщина-таран. Да, были люди в прежние времена!

К часу он начал клевать носом, глаза его закрылись, и он погрузился в сон. Утро вечера мудренее.

Джейд сидела на балконе своей квартиры в Уилшире с пачкой «Кемела», стаканом вина и тарелочкой с кремовым печеньем. Из динамиков доносился дуэт Барбры Стрейзанд и Криса Кристоферсена, они пели «Рождение звезды» – песню из ее любимого одноименного фильма.

Огни Лос-Анджелеса покрыли город мерцающим лоскутным одеялом. Смотреть на их подмигивание она не уставала никогда. Интересно, подумала она, я превращаюсь в нелюдимку. Наедине с собой мне гораздо приятнее, чем в самом светском обществе.

А причина проста – нет человека, с которым хотелось бы побыть, отсюда и уход в себя. К тому же ей вовсе не было скучно одной, она всегда находила, чем себя занять. Еще ребенком она научилась самостоятельности, научилась развлекаться без посторонней помощи. А вот Кори всегда требовались друзья.

Кори.

Мой брат.

Гомосексуалист.

Подсознательно она весь день отгоняла от себя эти мысли. После ленча, прошедшего в натянутой обстановке, она пулей вылетела из ресторана. Не думая, села в машину и помчалась к ближайшему торговому центру – им оказался «Беверли». Там она принялась швыряться деньгами с маниакальной страстью.

Кожаная куртка, две пары джинсов «Левис», шелковая юбка, три пары туфель на высоченных каблуках, четыре книги в твердой обложке, набор косметики, тяжелая стеклянная пепельница – после этого она поехала домой, приняла душ, посмотрела по видео «Блюзы Хилл-стрит», бездумно слопала банку холодных печеных бобов, плитку шоколада, апельсин. Выкурила три сигареты – от этой привычки она отказалась шесть лет назад – и теперь сидела на балконе, вернувшись в конце концов к мыслям о Кори.

Сделанное открытие глубоко ее потрясло. Нет, ничего такого он не сказал. Но этого и не требовалось. Достаточно было наблюдать его и Нормана Гусбергера – и картина становилась впечатляюще ясной: теперь понятно, почему брат так усиленно ее избегал.

Она прилагала все силы, чтобы держаться в рамках приличия, но это было трудно, ибо все ее существо хотело кричать: Почему? Почему? Почему?

Они развлекались вежливым разговором. Вы видели этот фильм? Были в этом ресторане? Останавливались в этой гостинице?

Вобщем-то, Норман выглядел вполне пристойно. Отцом его был Орвилл Гусбергер, хорошо известный кинопродюсер, а мать, по его словам, «активно занимается благотворительностью».

– Как вы познакомились? – неожиданно для себя спросила она.

Ответил Норман. Кори не нашел, что сказать. Они работали вместе в Сан-Франциско, в отделении большой рекламной фирмы «Брискинн энд Бауэр». Когда Нормана перевели в Лос-Анджелес, он попросил отца, владевшего частью этой компании, договориться о переводе Кори.

Подробности ей не требовались – этого было вполне достаточно.

И теперь, сидя на балконе, она задумалась… Кори был гомосексуалистом всегда? Или эти наклонности в нем пробудил Норман?

Она вспомнила: в его подростковые годы он безумно стеснялся девушек, сторонился их. Мама даже высказала робкое сомнение, но оно вскоре забылось, потому что чуть ли не через неделю Кори завел постоянную подружку по имени Глория, с большими грудями и ногами-бревнышками. И как у них шли дела? Однажды она его об этом спросила, но ответа не удостоилась. А потом перебралась в Нью-Йорк, занялась карьерой и видела его уже в редкие приезды домой.

От его знакомства с Маритой вся семья была в восторге – когда прошел шок от того, что она – с Гавайев. Обряд бракосочетания был старомодным, очень милым, и молодые выглядели беспредельно счастливыми. Год спустя родился ребенок, и всем казалось – Кори обзавелся семьей на всю жизнь.

И вот теперь – еще одна бомба. Их мама этого просто не вынесет.

Она достала еще одну сигарету. Но ведь гомосексуалисты есть даже среди ее лучших друзей…

Господи, Джонсон. Кого ты обманываешь?

Она тут же возненавидела себя за эту мысль, но шок и постигшее ее разочарование были воистину безграничны. К тому же ее переполняла ярость.

Почему он ей не сказал?

Потому что, дура безмозглая, он знал, как ты к этому отнесешься. Заткнись! Но это так и есть!

Ее охватило чувство вины. Может быть, Кори сделал это ей назло? Ей – удачливой красавице Джейд Джонсон? Всегда в центре внимания. Любимица семьи. Может, Кори решил нанести ей ответный удар – единственным доступным ему способом?

Нервно затягиваясь, она поняла: именно ей придется сказать об этом маме. Но зачем? Она должна знать. Зачем? Отстань!

Спор с собой был прерван телефонным звонком. Автоответчик был включен, и она позволила ему проговорить свой текст. После гудочка раздался голос, который она узнала с первого звука, – лорд Марк Рэнд. Трепливый фотохудожник-англичанин.

– Джейн? Ты дома?

Она промолчала, и он начал говорить, чуть смущенно, как почти любой человек, вынужденный общаться с машиной.

– Мм… я в городе. Само собой.

– Пожалуйста, позвони мне в «Эрмитаж». О-о, великолепно! Работаем «на бис».

– Это Марк.

А то я не догадалась.

– Мм… позвони мне. Пожалуйста.

Он повесил трубку.

Она вздохнула. Нет, ко встрече с ним она еще не готова. Пока.

Или готова? Ей ведь хочется свернуться калачиком в его объятьях и забыть обо всем на свете?

Отрешенно вздохнув, она протянула руку к трубке.

53

Силвер выдавила из себя мерзлую улыбку. Она была взбешена, разъярена, вся полыхала изнутри. Какого черта Захарию принесло на обед в честь ее свадьбы? У кого хватило ума его пригласить?

По списку гостей она проходилась несколько раз – убедиться, что никто из ее врагов не просочится. Поппи во всем шла ей навстречу, вычеркнула смехотворную актриску с ног до головы из силоксана, продюсера с остекленелым взглядом, стоявшего на учете в психиатрическом заведении, однако продолжавшего делать фильмы и потому принимаемого в обществе, хотя ни тот, ни другая серьезными заработками похвастаться не могли.

– Не думаю, что стоит приглашать второй сорт, – мягко заметила Силвер, и две недотянувших фамилии были уничтожены массивным фломастером.

И вдруг – Захария К. Клингер. Откуда он взялся? Да не просто взялся, а еще и посажен рядом с ней.

Улыбка приклеилась к ее лицу стылой маской. Поппи Соломен знает! Поппи Соломен сделала это нарочно! Ну, я этой стерве устрою!

– Добрый вечер, Силвер, – сказал Захария.

– Захария! Как приятно тебя видеть! Пожалуйста, познакомься с моим мужем: Уэс Мани-младший.

– Можно без «младшего»? – раздраженно буркнул Уэс. Захария даже не посмотрел в его сторону, полностью сосредоточившись на Силвер.

– Поздравляю с успехом, – сказал он.

– Спасибо, – ответила она; надо бы под благовидным предлогом смотаться в дамскую комнату – проверить, нет ли на ней каких изъянов. В принципе на мнение Захарии ей плевать. Но когда не видела человека шестнадцать лет, хочется предстать перед ним в наилучшем виде.

– Ты совсем не изменилась, – произнес он.

Да и он тоже, но льстить ему она не собирается. Волосы его совершенно поседели, на лице прибавилось морщин – вот и все. Он никогда не был красивым, но излучал власть и силу – именно это прежде всего и привлекало ее в нем.

Когда они познакомились, он был человеком важным и очень богатым. Со дня их последней встречи он превратился в легендарного магната и миллиардера.

– Ух! – воскликнула Поппи, когда подали изысканнейший салат из авокадо и папайи. – Вот это вкуснятина!

– Когда ты выгонишь алкаша? – спросил Хауэрд, понимающе подмигивая.

Уитни блеснула своими знаменитыми зубами.

– Не будь злым, Хауэрд. Чак – прекрасный актер, но никто не хочет оценить его по заслугам.

– Да этот бездельник и наркоман тебя не достоин. Хорошо, даже самому понравилось. «Он тебя не достоин» – это просто высший класс.

Уитни продолжала улыбаться.

– Замуж за него я не собираюсь.

Правильно, хотел сказать Хауэрд, перепихнулись и до свидания. Но не сказал – зачем вульгарничать? Она должна знать, что у него есть класс, стиль.

– Сценарий прочитала? – спросил он.

Она кивнула – сплошь зубы, волосы и сияющие аквамариновые глаза.

– Зеппо просил меня с тобой это не обсуждать.

– Что? – взвился он. – С каких пор Зеппо стал твоим агентом?

– Кто-то меня поминает? – спросил Зеппо Уайт. Он сидел рядом с Беверли д'Амо, которая угощала его королевским развлечением – рассказывала о своих бурных похождениях в Перу.

Уитни сделала большие глаза.

– Я как раз говорила Хауэрду, что ты теперь – мой агент.

– Как он к этому отнесся? – бухнул Зеппо, быстро-быстро моргая глазами. Это был взрывной человечек, с волной ярко-оранжевых волос, уложенных в какой-то слегка пугающий «помпадур». Репутация у него была – берегись.

– Не знаю, – улыбнулась Уитни. – Как ты к этому отнесся, Хауэрд?

– Когда тебя кусает змея, ты ищешь – кто бы отсосал яд?

Она продолжала улыбаться.

– И что же?

– Если мне повезет, его отсосешь ты, Уитни.

Не так, чтобы высший класс, но все-таки смешно.

Она и вправду засмеялась. Засмеялся и Зеппо. И Беверли. По лицу Айды Уайт было трудно что-то понять, но засмеялась и она.

– Не знаю, Хауэрд, сильно на это рассчитывать на твоем месте я бы не стала, – поддразнила его Уитни.

– Двусмысленные шуточки! Обожаю! – воскликнула Беверли. – Ты, Зеппо, кажется, просил, чтобы я сегодня вела себя поскромнее? Именно я?

– Детка, разве я стал бы просить тебя о невозможном? – ответил Зеппо и лихо подмигнул.

– Ты знаешь, что несколько месяцев назад умерла моя жена? – спросил Захария, пристально глядя на Силвер.

Она отпила шампанского, не поворачиваясь в его сторону. Что ему от нее надо? Что она должна сказать? Что сочувствует ему? Силвер Андерсон – не лицемерка и лицемерить не собирается.

– Это значит, что я наконец свободен, – с нажимом произнес он.

Она едва не рассмеялась ему в лицо. Свободен. Через шестнадцать лет. И что дальше?

– Я за тебя рада, – холодно ответила она.

Он продолжал смотреть на нее, ожидая более положительной реакции. Неужели она не понимает, что он хочет ей сказать? Наконец-то они смогут быть вместе, ведь все эти годы Силвер была единственной женщиной, о которой он мечтал и которую всегда хотел. Она – прекрасная ему пара. Королева, которая займет достойное место рядом с ним на троне. Теперь, когда его жена умерла, ничто не помешает им соединиться.

– Я хочу сделать тебе интересное предложение, – сказал он.

Ей вдруг стало скучно.

– Неужели?

– Приезжай завтра ко мне в отель.

– Вряд ли.

– Это в твоих интересах.

– Сомневаюсь.

– Деловая встреча. Не более того. Самоуверенный мерзавец. Неужели он считает, что может вот так запросто войти в ее жизнь и начать командовать?

– Понятно, что деловая, ничего другого мне не могло бы и в голову прийти, – ледяным тоном отрезала она.

Он понизил голос, чтобы его хрипотцу слышала только она, – решил зацепить ее за живое.

– Не переоценивай себя, Силвер. Ты теперь для меня слишком стара.

Слова эти ужалили ее, словно пощечина. Как он смеет так с ней разговаривать? Как он смеет?

Точно так же понизив голос, она парировала:

– Ты, Захария, был для меня стар всегда.

Он сухо засмеялся – вспомнив ее слабое место.

– Дорогая Силвер, ты всегда плохо воспринимала критику.

Не в силах сдерживаться, она прошипела:

– А катись ты, дорогой Захария, в свою дряхлую задницу!

– Как поживаем?

Мелани-Шанна, возвращавшаяся из дамского туалета, едва не подпрыгнула на месте. Над ней навис Чак Нельсон, замутненные глаза и мальчишеская ухмылка.

Взяв себя в руки, она ровно сказала:

– Вы преследуете меня всякий раз, когда я иду в туалет?

– Только когда знаю, что вы не против.

Он привык действовать в наглую. Обычно номер удавался. Но не сегодня.

– Вы меня с кем-то перепутали, мистер Нельсон, – сказала она. – Если не отстанете, я пожалуюсь мужу.

– Эй, эй! Зачем так сразу, красавица! Я же не хватаю вас за ваше шикарное тело, а просто вежливости ради.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Не надо. Договорились?

Он вскинул руки.

– Как пожелаешь, девочка.

Она скользнула мимо него и поспешила к своему столику – занять место рядом с Мэнноном. Может, сказать ему? Посмотреть, какая будет реакция? Нет, кому нужны эти неприятности, как-нибудь справится сама. Всю жизнь она справлялась с неприятностями сама…

Пожалуй, впервые в обществе Силвер Уэсу стало скучно. Оказаться среди сильных мира сего, которых он привык видеть по другую сторону бара, – как-то это было ему не в кайф. Ну, хорошо, вот его окружают богатые и знаменитые, но стоило ему с ними заговорить, как стало ясно: они такие же зануды, как и весь остальной мир.

Карлос Брент оказался не Бог весть каким остроумцем. Орвилл Гусбергер говорил слишком много и слишком громко. Его жена и вовсе кошмар, причем заткнуть этот мутный фонтан не мог никто. Мэннон Кейбл мрачно помалкивал, а Мелани-Шанна Кейбл, хоть и обалденная красотка, за весь вечер ни разу не открыла рта.

Оставались Ди Ди Дион – особа вполне очаровательная, Захария К. Клингер, который монополизировал Силвер, едва сев за стол, и хозяйка вечера, Поппи Соломен – комок нервов, по которым бегал электрический ток.

Все без исключения поглядывали на дверь – может, кто-то, интересующий их, войдет или выйдет? Уэс разобрался в обстановке быстро. Стоило ему заговорить и добраться до середины предложения, как их глаза заволакивались дымкой, а внимание, наоборот, рассеивалось. Тут любой почувствует себя неуютно. Тем более, что всем было в высшей степени насрать на рассказы окружающих.

Силвер, похоже, была под присмотром Захарии Клингера, который что-то нашептывал ей на ухо, и вскоре Уэс, извинившись, пошел прогуляться, подсчитывая в уме – сколько же ему здесь встретится звезд? Он не имел удовольствия говорить с Уитни Валентайн Кейбл, а поскольку она была самой шикарной женщиной среди собравшихся, он решил: надо познакомиться, вдруг жизнь станет интереснее? Он приближался к ее столу, не в силах оторвать от нее взгляда.

Она улыбнулась ему, сверкнув неповторимо белыми зубами.

Он подошел и протянул ей руку.

– Ужас Мани. Какая улыбка!

– Поздравляю.

– Спасибо.

– Вы знакомы с Чаком Нельсоном?

Как же, как же. Старине Чаку он продавал кокаин на тогдашнем приеме у Силвер. Но тогда он был всего лишь барменом, а разве барменов кто-нибудь помнит? Во всяком случае, ни один из тех, кто собрался откушать сегодня в этом зале.

– Здорово, приятель. – Чак пожал ему руку – так, что едва не захрустели кости. – Вы с Силвер обязательно сделаете друг друга очень, очень… – он вдруг затих и беспомощно посмотрел на Уитни.

– Счастливыми, – подсказала та, продолжая сиять своей ослепительной улыбкой.

Айда Уайт откинулась на спинку стула и положила ему на запястье испещренную синими венками худющую руку.

– Надеюсь, вы будете добры к Силвер, – заметила она, кивая головой в знак подтверждения. – Мы все ее так любим. Она ведь – наша. Если вы…

– Она – профессионалка, – перебил Зеппо, каждое слово выскакивало из него, как пуля из автомата. – В Голливуде важно всегда быть профессионалом, и Силвер на этот счет даст фору любому. За исключением, разве что Элизабет Тейлор, Ширли Маклейн… еще кое-кого. Во всяком случае, Силвер – это высокий класс.

– Да, – согласился Уэс. – Тут сомнений нет.

– Эта женщина – настоящая звезда, – добавил Зеппо. – Одна из последних подлинных звезд Голливуда. Посмотрите на сегодняшних – носятся нечесаные в футболках и мешковатой одежонке. Нынче все молодые актрисы похожи на соседскую горничную.

– Спасибо! – вставила Уитни.

– К тебе это не относится, – рыкнул Зеппо. – Ты, детка, выглядишь на все сто.

– А я? – вопросила Беверли.

– У тебя есть оригинальность, но вам всем есть чему поучиться у Силвер, – продолжал Зеппо, с удовольствием возвращаясь к приятной теме. – Качество! Звездный уровень! Я это в ней увидел еще тридцать лет назад, когда мы только познакомились. Все при ней и по сей день.

Еще минут пятнадцать он пел ей дифирамбы. Чак поднялся из-за стола.

– Покурим? – предложил он Уэсу. Уэс кивнул, и они направились к двери.

– Пройдемся, а то здесь жарко, – предложил Чак. Они спустились по лестнице и вышли на улицу. Чак зажег самокрутку, глубоко затянулся и протянул ее Уэсу.

Уэсу не хотелось выглядеть неблагодарным букой – он затянулся разок и тут же вернул сигаретку.

– Товар высшего класса, – гордо объявил Чак.

– Угу, – согласился Уэс. Ему попадался товар и получше, но что он понимает, этот безработный актеришка с вечно задурманенными мозгами?

– Зеппо Уайт – зануда, каких свет не видывал, мать его, – кисло заметил Чак.

– Чем он занимается? – спросил Уэс. Чак посмотрел на него с удивлением.

– Ты, что, яйца мне морочишь? Уэс пожал плечами.

– Я же не по этой части.

– Ха! Зеппо бы паралич разбил, узнай он, что кто-то здесь о нем никогда не слышал.

– Этот «кто-то» – я. Чак начал смеяться.

– Он агент. Да не простой, а великий – по крайней мере, так он считает.

– Он твой агент тоже?

– Если бы. Зеппо берет только тех, кто уже и так на коне. Сейчас он агент Уитни. Думаешь, этот старый прохиндей не пытался ее трахнуть? Еще как.

Уэс не сумел скрыть удивления.

– Зеппо Уайт трахнул Уитни Валентайн Кейбл?

– Нет же… только пытался. Что уже плохо.

– Да ему же самое малое семьдесят.

– И что? Думаешь, после шестидесяти пяти часы показывают только полшестого?

– Слушай, оставил бы ты меня в покое. – В голосе Силвер чувствовалась тугая пружина. – Как ты вообще сюда попал?

– Я же тебе сказал, – терпеливо произнес Захария. – Я все шестнадцать лет думал о тебе. Теперь я свободен и хочу, чтобы ты была моей.

Она фыркнула от смеха.

– Ах, я польщена! – Потом с иронией добавила: – Мне показалось, Захария, что я для тебя слишком стара. К тому же ты слишком стар для меня – это уж точно.

Пропустив мимо ушей ее иронию, он сказал:

– Я хочу тебя, Силвер. На сей раз – навсегда. Каков наглец! А сколько самодовольства!

– Возможно, ты не обратил внимания, – холодно сказала она, – но этот ужин устроен по поводу моей свадьбы. Я вышла замуж.

– Как думаешь, за сколько я смогу выкинуть его из твоей жизни? По-моему, особо раскошеливаться не придется.

– Какой же ты подонок! Всю жизнь считал, что за деньги можно купить все, да? Так?

– Если хочешь, мы можем это проверить, – мягко предложил он.

Раздраженно вздохнув, она поднялась из-за стола. Уэса нигде не было видно – куда же он, черт возьми, подевался! И она порхнула в сторону дамской комнаты.

Поппи, которая очень чутко реагировала на происходящее, подскочила и направилась за ней.

Мэннон заметил, что Чак куда-то испарился, и не преминул остановиться у соседнего стола и поприветствовать свою бывшую жену.

– Привет, Мэннон, – сдержанно сказала Уитни.

– Прекрасно выглядишь, – ответил он не менее сдержанно.

– Ты тоже.

Они не разговаривали несколько месяцев, и возникла некоторая неловкость. Но Мэннон бросился вперед очертя голову, хотя и знал: половина сидящих за столом отчаянно пытается их подслушать, особенно Зеппо, которому до всего было дело.

– Я хочу с тобой кое о чем поговорить. Она повертела основание своего бокала.

– О чем?

– Не сейчас.

– Почему?

Он показал на сидящих.

– Сама не догадываешься?

– Привет, Мэннон, – воскликнула Айда Уайт, перехватывая его взгляд.

– Мэннон, мальчик мой, – обрадовался Зеппо. – Я слышал, ты подумываешь о роли, от которой отказался Рейнольдс. – Он погрозил пальцем. – Не делай этого. Ни в коем случае.

– И не собираюсь.

– Вот и хорошо.

В отдалении Мэннон увидел Чака. Зачесались кулаки – врезать бы этому слизняку по челюсти. Почуяв неладное, Уитни быстро сказала:

– Была рада видеть тебя.

И тут же отвернулась, надеясь, что он уйдет.

К столу подошел Чак. Выглядел он неплохо, пока рядом не оказывался Мэннон, и тогда становилось ясно: Чак – всего лишь худшая копия.

– Ого – мой старый кореш! – воскликнул он. – Как делишки?

Мэннон не считал себя другом Чака, хотя когда-то они были близки. Он также не считал себя обязанным соблюдать условности с этим болваном, поэтому пропустил его слова мимо ушей.

Чак оскорбился.

– Какого хрена ты выпендриваешься? – вскричал он воинственно. – Нечего тут вынюхивать вокруг Уитни, если ты мне даже «здравствуй» сказать не желаешь.

Мэннон пошел прочь.

Чак остановил его, сердито положив руку на плечо.

– О, Боже, – вздохнула Уитни. Она знала, что сейчас произойдет, и ничего не могла с этим поделать.

Мэннон мгновенно обернулся, скинул руку Чака и сильно его отпихнул.

Чак потерял равновесие и рефлекторно махнул кулаком – но Мэннон изящно отвел этот выпад, а потом сделал то, о чем мечтал весь вечер, – с правой изо всех сил шваркнул Чака в подбородок.

– Я сделала большую бяку, да? – спросила Поппи. Силвер в это время накладывала на губы обильный слой блеска и изучала себя в зеркало.

– Ты это про что?

– Захария, – настойчиво заявила Поппи. – Я не должна была сажать его рядом с тобой.

Силвер обдумала ответ. Едва ли кто-то знал о ее романе с Захарией. Шестнадцать лет – большой срок, к тому же он был женат, и они соблюдали правила игры. Видимо, она неправильно истолковала действия Поппи. Та решила, что посадив Захарию рядом с ней, окажет ей честь – самым влиятельным человеком в зале был, безусловно, он.

– Не беспокойся, – отмахнулась она.

Поппи поняла, что ее подозрения оправдались.

– Я и понятия не имела, что вы знакомы.

– О-о, мы старые соперники, – туманно ответила Силвер. Потом, поняв, что ступила на зыбкую почву, добавила: – Мужчины с раздутым «я», как Захария Клингер, всегда наводили на меня тоску.

– Согласна, – подтвердила Поппи, поглаживая сложное сооружение у себя на голове. – Я терпеть его не могу. Такой напыщенный! Надо было посадить его за стол к Хауэрду, они его вполне заслуживают.

– Это точно! – согласилась Силвер.

– Может, он скоро уедет, – выразила надежду Поппи.

– Если не он, то я.

Поппи поняла: весь вечер может рухнуть на глазах.

– Ты не можешь уехать. – Сказала она встревоженно. – Ты же у нас – почетная гостья.

Силвер облизнула губы, чуть поморщилась и сделала шаг назад – оценить результат косметического ремонта.

– Могу, Поппи, – возразила она с милой улыбкой. – И уеду.

Не успела Поппи взмолиться и бухнуться в ножки – а она вполне была на это готова, лишь бы спасти прием! – в дамскую комнату влетела Мелани-Шанна, по ее хорошенькому личику бежали слезы.

– Я ее ненавижу! – вскричала она. – Ненавижу!

– Кого? – хором вопросили Силвер и Поппи.

– Эту стерву – Уитни Валентайн. Она испортит мне всю жизнь!

В глазах Поппи Мелани-Шанна всегда была тихой мышкой – не более того. И такое излияние чувств было для нее откровением. Надо же, оказывается, не такая она и тихоня.

– И что натворила Уитни? – поинтересовалась Силвер, скорее из вежливости – если сплетни не касались ее лично, они ее мало волновали.

Мелани-Шанна открыла рот, чтобы ответить, но в туалет вломились Айда Уайт и Кармел Гусбергер, возбужденно тараторя наперебой.

– Поппи! – громыхнула Кармел. – Ты что, не знаешь, что там идет драка?

– Кро-овь! – протянула Айда своим низким и монотонным голосом. – Кругом кро-овь!

Общество стало для Силвер слишком многочисленным. Она бочком направилась к двери.

– Драка? – взвыла Поппи. – На моей вечеринке?

– Все из-за этой стервы! – крикнула Мелани-Шанна. – Из-за этой падлы! Я бы ей все кости переломала!

54

Раскаяние наступило немедленно:

МИСС ДЖЕЙД ДЖОНСОН РАСКАИВАЕТСЯ. СНОВА ПРЕДАВШИСЬ ЛЮБВИ С АНГЛИЙСКИМ ЗАНУДОЙ, ОНА СОВЕРШИЛА ВЕЛИЧАЙШУЮ ОШИБКУ.

Она смотрела на него, спящего в ее постели. Он лежал на спине, рот чуть приоткрыт, меж губ сочился легкий посвист.

Было семь утра, она уже полностью проснулась, мозг ее работал четко; так что же произошло прошлым вечером?

Зачем она вообще ему позвонила?

В ту минуту ей это показалось уместным. Ее слишком выбил из колеи Кори своими новостями.

Естественно, Марк был счастлив ее звонку и примчался, как ей показалось, через несколько минут, хотя, скорее всего, прошло не меньше получаса.

Она выключила свет и украсила квартиру маленькими обрядовыми свечками. Из динамиков, создавая прекрасную атмосферу, доносилось негромкое пение ее любимого Спрингстина. На прикроватном столике стояли бутылка охлажденной водки «Абсолют» и две стопки. Она встретила его в огромного размера черной футболке, благоухая «Опиумом», – больше на ней не было ничего.

Он начал говорить, едва переступил порог квартиры.

Но ей хотелось другого. Приложив палец к его губам, она увлекла его в сторону спальни.

Понять ее настроение ему удалось без труда.

Секс был ничего. Не потрясающий. Если начистоту, скорее, вполне заурядный. Как там поется в старой песне? «Уж нету страсти, уж нету страсти, в твоих руках, в твоих глазах… Уж нету страсти».

Прикрыв за собой дверь спальни, она босиком протопала на кухню, включила чайник.

Что ж, она все для себя решила. Их отношениям пришел конец. У нее, во всяком случае, на этот счет сомнений не было.

– Мне нужно ненадолго смотаться в Нью-Йорк, – сообщил Джек племяннице. – Ты можешь на это время выписать сюда подружку?

– Когда?

– Чем быстрее, тем лучше.

Она задумалась: кого бы пригласить? Получалось, что некого. Нет, конечно, в школе клевые девчонки были, но как-то ни с кем из них она не сблизилась. Если у нее когда и был друг, так это Эдди, но после дурацкого приема у Силвер, когда он примкнул к толпе мамашиных фанатов, она как-то потеряла к нему интерес.

– Кого-нибудь притащу, – пообещала она. – Когда хочешь ехать?

– Ну, например, завтра? Она кивнула.

– Отлично.

А сама подумала: и ничего страшного, вполне могу поторчать здесь одна.

– Тогда порядок. Я всего-то на пару дней. Пожить немного одной – эта мысль ей понравилась.

Может, она свистнет Эдди, и они немного порепетируют. Все их последние опусы были полной лажей. То ли он, то ли ей надоело горланить рок-н-ролл.

Дядя Джек так ни одной ее кассеты и не слышал. Во, блин! Ну он-то все равно чувак клевый, по крайней мере, она ему не безразлична, не то что родимой матушке.

Однажды, когда она станет богатой и знаменитой, когда на нее не будут смотреть, как на малое дитя, она явится пред ясные очи Дражайшей Силвер и о многом ее спросит.

Например: Кто мой отец?

Например: Почему я для тебя не существую?

Например: Почему ты взяла и выпихнула меня из своей жизни?

На душе стало горько и муторно. Что за хренота, почему она не имеет права знать, кто ее отец?

Марк выплыл из спальни в четверть десятого, включив свое взъерошенное очарование на полную мощность.

Джейд сидела на кухне, в джинсах и рубашке, закинув ноги на стол, она смотрела по телевизору очередной сериал. Рядом стояла чашечка черного кофе, в пепельнице дымилась сигарета (ее новая привычка). Она думала о Кори. Во время ленча и он, и она чувствовали себя не лучшим образом, и теперь, все переварив и взвесив, она понимала, что должна ему позвонить.

– Доброе утро, милая дама, – сказал Марк, наклоняясь ее поцеловать. На нем было только туго завязанное на поясе розовое банное полотенце – не самый лучший наряд при его худосочной фигуре. И руки, как две сучковатые палки.

– Привет.

Она попыталась дружески улыбнуться. Но, конечно же, не получилось – скрывать свои чувства она не умела никогда.

– Что случилось? – спросил он, мгновенно учуяв, что ей как-то не по себе.

Вперившись в него взглядом, она сказала:

– Между нами все кончено, Марк. На сей раз – навсегда.

Он решил пока на ее заявление не реагировать.

– Почему ты куришь? – строго спросил он. – Ты ведь давно бросила.

– Как Фиона? – спросила она. – Огорчена из-за развода?

Он обдумал ее вопрос. Марк не дурак: поймать себя в ловушку не позволит.

– У нее очень сильный грипп, – объяснил он серьезно. – И уже долго тянется. Едва не перешел в воспаление легких.

– Сочувствую.

– Да, случай не из легких. Естественно, поднимать вопрос о разводе я не мог.

– Естественно.

Он глубоко вздохнул.

– Ты поэтому на меня гневаешься?

О-о, эти утонченные англичане. «Гневаешься». Как изящно!

– Я думала, о твоих бракоразводных планах Фионе известно, – честно сказала она.

– В следующий же приезд домой я ей скажу.

– Когда это будет?

– Очень скоро.

– Надеюсь, что не из-за меня.

Он присел рядом с ней, при этом полотенце немного распахнулось, и взору ее на секунду предстали его аристократические ядра, колыхнувшиеся, как парус на ветру.

– Я все ей скажу, дорогая моя Джейд. И мы с тобой поженимся.

– К сожалению, есть одна неувязочка.

– Какая, радость моя?

– Такая, Марк, что finito. Прошлая ночь это доказала.

Он постучал пальцами по столу, не зная, что на это ответить.

– Ты не испытала оргазма? – спросил он наконец.

Как это на него похоже! Поменять тему, увильнуть.

Мужчина, называется.

– Секс был замечательный, – соврала она. – Неужели ты не понимаешь? Это не играет никакой роли. Ты и я – это уже история.

– Ни за что, – возразил он непреклонно.

– Уверяю тебя. – Непреклонность слышалась и в ее голосе.

– Когда мы с Фионой разведемся, ты все это воспримешь иначе, – уверенно заявил он.

– Нет, Марк.

– Да, Джейд.

Продолжать спор было бессмысленно. Зачем? Марк Рэнд стал историей – все.

55

Уэс выскользнул из дома, когда все еще спали. Вечером он сказал Силвер, что, возможно, уедет рано, и она ответила: «Делай, что хочешь, только меня не буди. Мне надо как следует выспаться, чтобы прийти в себя после этого дебоша».

Да, вечеринка удалась на славу – Мэннон Кейбл и Чак Нельсон кинулись друг на друга, будто главные задиры в пьяной сваре где-нибудь в баре. Поппи Соломен вопила, как резанная. А когда главное событие окончилось, Уитни Валентайн и Мелани-Шанна устроили свой матч – кто кого перекричит. Вот уж дамочки порезвились – показали, на что способны. Уэс не мог не заметить, что когда Уитни Валентайн пришла в ярость, груди ее вспучились, как две дыни, а соски сами так и лезли в глаза всему мужскому населению.

Вот, значит, каков высший свет Голливуда. Ничего, он-то думал, что с ними гораздо зануднее.

Естественно, ему пришлось вмешаться. Кому же еще, как не ему? Никто и не думал разнимать дерущихся кинозвезд, между тем Мэннон Кейбл уверенно вышибал дух из его нового приятеля, Чака Нельсона, тот так одурманился, что не мог толком защититься. Из носа его хлестала кровь, сам он кувыркался по всей комнате, а Мэннон явно вознамерился превратить его в котлету.

– Господи, – простонала Уитни, – ну сделайте хоть что-нибудь.

Тут Уэс и взял игру на себя и с помощью двух официантов не без труда оттащил Мэннона в сторону, а Чак постанывал, распластавшись на полу.

К этому времени Поппи выскочила из дамской комнаты и увидела, как ее замечательная вечеринка приказала долго жить. С яростными воплями она накинулась на обалдевшего Хауэрда Соломена. Но подлинный сюрприз всем устроила Мелани-Шанна, которая за весь вечер не проронила ни слова. Она появилась вслед за Попли из дамской комнаты, подошла прямо к Уитни Валентайн и закричала:

– Оставь моего мужа в покое, ты, потаскуха! Задвинулась на сексе! Он больше не твой, помни об этом, не то пожалеешь!

На что Уитни лаконично ответила:

– Катись на хрен, телка сраная! Не смей со мной в таком тоне разговаривать!

И они почти вцепились друг в дружку, но Мэннон сгреб Мелани-Шанну и буквально уволок ее, даже не обернувшись.

– Рядом с этим «Династия» – чистое баловство, – просипела Кармел Гусбергер, наслаждаясь зрелищем.

Вечеринка, как гласит поговорка, затрещала по швам.

По пути домой Силвер была на удивление молчалива, и Уэс, естественно, это заметил. Обычно она с удовольствием обсуждала всех и вся.

– Что случилось? – спросил он.

– Переутомилась, – ответила она. «Переутомилась» – ее любимое выражение. Она пользовалась им постоянно. Уэс разобрался довольно быстро: она переутомлялась лишь когда это было ей удобно.

Теперь он имел право не только на «Мерседес» и для утренней поездки выбрал «Роллс-Ройс». Он решил навестить свое бывшее жилище, собрать скромные пожитки и официально съехать с квартиры. Сейчас ему уже ничто не угрожает. Он теперь – мистер Андерсон. Принадлежит к элите и потому – неприкасаемый.

Едва он уехал, Силвер проснулась. Она почти всю ночь не сомкнула глаз и чувствовала себя ужасно. Она потянулась к телефону, не обращая внимания на ранний час, и позвонила Норе.

– Угадай, – начала она разговор.

– Он сбежал с твоими деньгами, – произнесла Нора сквозь зевок.

– Обожаю, когда ты умничаешь.

– Как прошла вечеринка?

Нору, разумеется, задело, что ее не пригласили, но она прекрасно разбиралась в этикете Беверли-Хиллс и знала, что некоторые хозяйки отказываются приглашать людей из окружения звезд. Именно в эту категорию она и попала. Понятно, если бы Силвер очень хотела ее там видеть, ее бы включили в список гостей, но это был не тот случай. С тех пор, как в жизни Силвер появился Уэс Мани, необходимость в присутствии Норы отпала.

– Об этом ты прочитаешь в газетах, можешь не сомневаться, – сухо произнесла Силвер.

– Это значит, что рассказать мне сама ты не можешь?

– Это значит, дорогая, что прием в мою честь завершился кулачным боем между Мэнноном и Чаком. И словесной баталией между Уитни и нынешней женой Мэннона – которая оказалась не таким безмолвным существом, каким выглядела.

– Без шуток?

– Но главное потрясение вечера – мой сосед по столу.

– Кто? Неужели аятолла?

Силвер с тоской в голосе засмеялась.

– Ничуть не лучше. Захария Клингер. Нора четко знала, когда в ней возникала надобность.

– Сейчас приеду.

Запарковав «Роллс» в боковой улочке, Уэс подумал: может, он поступил опрометчиво, приехав в убогий район Венис на такой шикарной тачке? Вдруг что-нибудь открутят или разобьют?

Не страшно. Силвер купит еще одну. Надо привыкать не мелочиться. Всю жизнь он считал центы; теперь можно расслабиться и пожить в удовольствие. Его жена – богатая женщина! И пусть все это знают!

Он быстро прошел по набережной к своему прежнему жилищу. Стояло яркое калифорнийское утро, несмотря на ранний час было жарко, и несколько серьезных любителей скейтборда уже вовсю катались: девушки, затянутые в тугие шорты и крохотульки-кофточки, и парни, на них было и того меньше. Они жаждали как следует загореть, а что может быть лучше для загара, чем катанье под солнцем?

Впрочем, может, пожалуйста: лежишь у шикарного бассейна Силвер, Владимир подносит тебе прохладительные напитки, у локтя подмигивает цветной переносной телевизор.

К старому жилищу он подходил со странным чувством. Даже слегка поежился. Возвращаться к прежней жизни желания не было – его вполне устраивала нынешняя.

Он достал ключ от входной двери, сунул в замок и с удивлением обнаружил – не подходит!

Вот те на! Кто-то поменял замок!

Хотя чему удивляться? Ведь Ребе Виногратски он задолжал. Не позволит же она ему так запросто прийти и увезти свое барахлишко. Молодец, Реба!

Он постучал в дверь Юнити. Можно забрать свою тысячу долларов и заодно посмотреть на собачку. Он даже соскучился по нелепой дворняге.

Никто не ответил, и он постучал снова.

Дверь широко распахнулась, и на пороге возник трансвестит. Шести футов, с ежиком на голове, лицо вымазано остатками вчерашнего грима. Он был закутан в цветочное покрывало, ногти непомерно больших пальцев ног покрашены тускло-розовым лаком.

– Какого дьявола… – Голос изменился. Гость этому красавцу явно понравился. – При-ивет. Ты сюда в гости или жить?

– Я ищу Юнити.

– Звучит божественно. Это новый религиозный культ?

– Что?

– Ты предлагаешь мне к нему присоединиться?

– Юнити – так девушку зовут. Она здесь живет. Трансвестит захлопал жесткими накладными ресницами, которые не отвалились за ночь.

– Ты похож на моего первого любовника, – игриво сказал он. – Такой лапочка.

Уэс вздохнул. Педики его обожали. Он будил в них животные инстинкты – по крайней мере, так ему не раз говорили. Он терпеливо повторил:

– Я ищу девушку, ее зовут Юнити. Она здесь живет, или жила раньше. Где она?

– А-а. Эта. По-моему, она смылась и прокатила домовладелицу, оставила ее с носом. Когда я сюда въехал, тут все было как в тюремной камере. Бурая краска потрескалась…

– А куда она уехала? Трансвестит пожал плечами.

– У меня в кармане ее нет. – Он похабно осклабился. – Можешь проверить.

– Телефон есть? Позвонить можно?

– Звони в любое время! Только откуда я знаю, вдруг ты меня ограбишь и изнасилуешь?

Уэс смерил его тяжелым взглядом. – Придется тебе жить и надеяться.

Сидя за кофе, Силвер и Нора обсуждали возможные последствия пребывания в городе Захария К. Клингера.

– Меня от него тошнит! – продолжала уверять Силвер. – Сидеть с ним рядом – это была кошмарная пытка. Сама не понимаю, как я выдержала.

– Уэс про тебя и Захарию что-нибудь знает? – спросила Нора.

– Нет, конечно. Никто не знает. Только ты.

Нора, с навеки прилипшей к нижней губе сигаретой, кивнула.

– На твоем месте я бы так это и оставила.

Силвер поднялась и стала ходить по комнате. На ней был светло-фиолетовый спортивный костюм, волосы завязаны на затылке пучком, никакой косметики. Нору всегда поражало, как прекрасно Силвер выглядит безо всяких украшений. Если бы тщеславие позволило ей взяться за какую-нибудь неприметную роль, многие ее просто не узнали бы.

– Хорошо, по крайней мере, что Захария ничего не знает про Хевен, – сказала Силвер, как бы успокаивая себя.

Нора решила ступить на опасную территорию.

– Что тут, собственно говоря, хорошего? – спросила она. – Девочка наверняка спрашивает, кто ее отец. И что ты ей отвечаешь?

– Не спрашивает. А если спросит, скажу, что это не ее дело, – бросила Силвер без большой логики.

Нора неодобрительно фыркнула. Эту тему они уже обсуждали, и Силвер твердо стояла на своем: она имеет полное право держать имя отца Хевен в тайне.

– Не могу взять в толк, какой тебе смысл скрывать от девочки, что ее отец – Захария Клингер. Он миллиардер, детей у него нет. Ты лишаешь ее возможности унаследовать огромное состояние.

– Он меня унизил, – упрямо сказала Силвер. – И он никогда не узнает, что в результате этого унижения стал отцом.

Иногда Нора думала – лучше бы она не была посвящена в величайшую тайну Силвер. Она была единственным человеком, знавшим правду, а такую ношу нести нелегко – она слишком хорошо понимала, что утаивать правду от Хевен просто негуманно. Тяжело вздохнув, она потянулась к кофейнику.

По ту сторону двери, весь превратившись вслух, притаился Владимир. После того, как Силвер застала его в своей ванной, и он едва не потерял работу, он решил слегка подстраховаться. Его страховым полисом из шести цифр стала толстая записная книжка, заполненная сплетнями о его знаменитой хозяйке. Он делал записи о ее настроениях, телефонных разговорах, покупках, одежде, особый раздел был посвящен ее мужу – бывшему бармену. И вот сейчас он узнал о Силвер нечто самое интересное, самое сенсационное. Отец Хевен – Захария К. Клингер! Да одно это – целое состояние! Надо только с умом этой информацией распорядиться.

56

Хауэрд Соломен не считал, что завтрак в восемь утра в отеле «Беверли-Хиллс» – лучший способ вступить в новый день. Но выбора у него не было – так повелел Захария К. Клингер.

Хауэрд проснулся поздно, кинулся в душ, порезался во время бритья, поспешно оделся и, хватанув дежурную порцию кокаина для поддержания духа, выскочил из дома.

По счастью, Поппи еще спала. Полночи она не давала ему заснуть своими разговорами, а повторов Хауэрд не выносил. Лично он был только рад, что Мэннон измолотил эту мразь – Чака Нельсона. Но Поппи была безутешна.

– Весь мой прием – насмарку, – стонала она всю ночь.

– Наоборот, другого такого еще не было, – уверял ее Хауэрд. – О нем будут вспоминать не один месяц!

Гостиничный парковщик забрал его машину, и он вбежал внутрь, зная, что опаздывает на десять минут – а старый Зах, скорее всего, маниакально пунктуален.

Захария сидел в «Лоджии», садовой части бара-ресторана, где было пристойно появляться только на завтрак или воскресный ленч. Большой босс приветствовал Калифорнию без галстука. Он был в сером костюме и белой рубашке. Хауэрд поверх свитера грубой вязки накинул спортивную голубую куртку, а темные брюки удачно скрывали подъемнички в его туфлях.

– Опаздываешь, – встретил его Захария.

– Движение, – беззаботно ответил Хауэрд.

– По-моему, твой дом где-то близко? Что еще за инквизиторские штучки?

– Как спали, Зах… то есть… Захария?

– Твоими молитвами.

Появилась официантка и начала наливать ему кофе.

– Ага, – отреагировал Хауэрд, чуть гримасничая. – Кофеин – лучший способ приготовиться к старту. Верно, Захария?

– Кофеин вреден для сердца.

– Правда?

– Мой доктор позволяет мне напитки только без кофеина.

– Вот как? – Хауэрд отхлебнул из чашечки и обжег язык. Последние несколько месяцев сердчишко у него пошаливает – может, в этом виноват чертов кофеин? Надо обязательно пройти полное медицинское обследование. – Вы раз в год обследуетесь? – спросил он из чистого любопытства.

– Каждые три месяца, – последовал ответ.

Хауэрд заметил, что перед патриархом стоит стакан воды с кусочком лимона, а на тарелке лежит простая булочка.

– Надо пересмотреть свои кулинарные привычки, – объявил он, когда официантка передала ему меню. Не глядя туда, он заказал омлет, копченую лососину и порцию мелко наструганной поджарки.

Глаза саднили. Наверное, надо носить очки. Пора идти к окулисту. Только бы не забыть сказать обо всем этом секретарше. Милая девочка с молочной кожей и сочными губками. Вылетит, как и все ее предшественницы, едва попадется на глаза Поппи. Поппи хотела бы, чтобы его секретарши походили на женщину-борца Халк Хоган в самый плохой из дней.

– Надолго в Лос-Анджелес? – спросил он, надеясь услышать «на пять минут».

Из изящного кожаного чехольчика Захария извлек очень длинную кубинскую сигару и любовно ее погладил.

– Это зависит от тебя, Хауэрд, – сказал он зловеще. Хауэрд угодливо развел руками.

– Я в вашем распоряжении. Хотя лучше было бы провести эту встречу в моем кабинете, где под рукой все цифры и факты.

– Цифры и факты мне известны.

На этом Хауэрд решил внимания не заострять. Ясно – у Захарии везде свои шпионы. Ну и что? Главное – чтобы студия зарабатывала деньги, и все будут довольны.

– Тогда вы слышали о моих планах поставить «Романтическую историю» с Карлосом Брентом в главной роли и Орвиллом Гусбергером в роли продюсера? Этот фильм, Зах… Захария, пойдет с колоссальным успехом. Мы заработаем миллионы.

– Я читал сценарий.

Тут Хауэрд удивился по-настоящему. Сценария не читал даже он. Обычно он прочитывал краткое содержание, и в данном случае идея была блестящей, куда лучше первоначальной версии.

– Здорово, да?

– Дороговато.

– Хочешь заработать – надо вкладывать.

– Это мне известно.

Официантка принесла Хауэрду его завтрак. Расставила перед ним яства, а Захария тем временем запалил сигару, и клубы дорогостоящего дыма лениво поплыли к тарелке Хауэрда. Только этого ему не хватало. Вот старый хрен! Должна же быть элементарная культура!

– Это вы зря, – указал Хауэрд на сигару, стараясь говорить шутливо. – Хуже любого кофеина. Что про это говорит ваш доктор?

– Я его слушаю, когда это меня устраивает, – резонно объяснил Захария. – Я плачу ему за информацию, а потом сам принимаю решение. Во всех своих деловых операциях я придерживаюсь именно этого принципа.

Хауэрд почувствовал – вот-вот грянет гром. Он не ошибся.

– Пример. – Захария сделал паузу. – Я плачу тебе большие деньги, чтобы ты управлял для меня «Орфеем». Но окончательное решение принимаю все равно я. Я делаю, что хочу и когда хочу.

– Нормальный ход. – Хауэрд подмигнул, фальшиво улыбаясь. – Если мы говорим на одном языке.

Лицо Захарии осталось непроницаемым. Затянувшись сигарой, он смотрел на двух девушек в теннисных костюмчиках, садившихся за соседний столик. Хауэрд и сам был охотник поглазеть на девушек, но Захария смотрел на них так пристально, что даже Хауэрду стало неловко.

– Я хочу, чтобы в «Романтической истории» главную женскую роль играла Силвер Андерсон, – сказал Захария, не отводя взгляда от девушек. – Я хочу, чтобы Мэннон Кейбл сыграл журналиста в «Убийстве», а Уитни Валентайн Кейбл – его партнершу. Кларисса Браунинг появится в эпизоде в роли жертвы.

Хауэрд начал смеяться.

– Это что? Утренняя шутка?

– Я еще не закончил, – холодно произнес Захария. – Каждому из них ты предложишь ровно вдвое больше, чем он или она заработали на своем последнем фильме. А если у них есть какие-то контракты, дай им вдвое больше, чем там. – Он снова сделал паузу и отвел глаза от девушек – те уже ерзали под его неумолимым взглядом. – Никаких переговоров. Эти предложения сделаешь их агентам немедленно – в письменной форме.

Хауэрд почувствовал, как тыльная часть шеи наливается сталью, а краска гнева неотвратимо наползает на лицо.

– Надеюсь, вы это не всерьез? – спросил он, построжав.

– Не надейся. Абсолютно всерьез, – спокойно ответил Захария. – А в чем дело? Вам разве не кажется, что, заполучив Мэннона Кейбла, Силвер Андерсон, Клариссу Браунинг и Уитни Валентайн Кейбл, «Орфей» здорово выиграет?

– Да, конечно, – ответил Хауэрд, думая, как урезонить этого маньяка, ни хрена не смыслившего в кино. Умаслить его – другого выхода не было. – Просто я сомневаюсь, что Кларисса Браунинг согласится на эпизод.

– Да? А я считаю, согласится. За неделю работы она получит больше, чем за весь последний фильм. «Оскара» она завоевала четыре года назад и с тех пор не снялась ни в одной прибыльной картине. Согласится, никуда не денется.

– Мэннон откажется, – мрачно выставил второй аргумент Хауэрд.

– Ни за что. Он купится на деньги. И на возможность работать с мисс Браунинг.

Хауэрд решил, что упоминать здесь Уитни не стоит – она возьмется за все, что ей предложат, – но Силвер Андерсон? Это уже не устраивало его.

– Силвер не годится. Слишком стара, – без обиняков заявил он.

– А сколько лет Карлосу Бренту? – весьма логично поинтересовался Захария.

– Не знаю… пятьдесят пять… шесть.

– Шестьдесят три. А Силвер – за сорок. В паре они будут смотреться прекрасно.

– Она звезда дневного телевидения! – яростно возразил Хауэрд.

– Главное, что звезда. Остальное не важно. И она мне нужна. – Захария выпустил клуб дыма прямо Хауэрду в лицо и поднялся. – Буду ждать тебя в четыре часа здесь, у себя в номере, с письмами-предложениями для агентов каждого из актеров. Перед отправкой я хочу их просмотреть.

Он еще раз взглянул на двух теннисисток, потом вернулся к Хауэрду, беспомощно сидевшему в табачном дыму перед остывавшей яичницей.

– Прием вчера прошел великолепно, – между делом заметил Клингер. – Распорядись, пусть со студии пошлют от меня букет твоей жене.

С этими словами он ушел, оставив поверженного Хауэрда дымиться от ярости.

57

Как только Уэс объяснил, что он проживает по соседству и ищет домовладелицу, чтобы зайти к себе и запаковать пожитки, трансвестит по имени Трэвис сразу все понял, дал ему номер Ребы и вообще принялся активно вилять хвостом.

– Вы женаты на Силвер Андерсон, – с благоговением произнес он, позволяя покрывалу в цветочек слегка соскользнуть с его плеча.

– Угу, – согласился Уэс, протягивая руку к телефону – позвонить Ребе.

– Уэсли? – в голосе ее слышалось и удивление, и неверие. – Оставайся там. Я приеду через двадцать минут.

Трэвис приготовил ему убийственно крепкий кофе и принес его в чашке, на которой сбоку было написано:

«ДОСТАВЬТЕ МНЕ ТАКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ, МИСТЕР ИСТВУД, НУ ЧТО ВАМ СТОИТ?»

Потом он уставился на Уэса с открытым ртом и спросил, едва дыша:

– Ну, а какая Силвер Андерсон на самом деле?

Уэс отбивался от его вопросов вплоть до прибытия Ребы. Она явилась в сопровождении молодого громовержца с детским личиком, в джинсах с проносившейся заплаткой на мошонке и веревочном жилете. Он походил на восемнадцатилетнего сутенера, которого сию минуту выдернули с бульвара Санта-Моника.

Трэвис мгновенно потерял голову от страсти.

– Ах, Уэсли, Уэсли, – воскликнула Реба, как всегда окидывая его плотоядным взглядом. – Ты взлетел на самый верх, да? Уж удивил нас, так удивил!

– Я и себя удивил не меньше, – честно признался он.

– Ты обещал мне фотокарточку, – с укором напомнила она.

– Ой-й… я тоже хочу фотокарточку, – вмешался Трэвис. – С подписью, если можно. «Трэвису. С любовью и восхищением. Силвер Андерсон».

– Я бы тоже не отказался, – вставил уличный громила.

– Заткнись, – осадила его Реба. – Я тебе плачу за то, чтобы ты был моим телохранителем, а в мои разговоры влезать нечего.

Уэс вопросительно поднял бровь.

– Телохранитель?

– Ты думаешь, ты один теперь такой важный? – Она фыркнула. – У меня проблемы с разводом. Мне нужна охрана.

Ее охрана и Трэвис уже прониклись друг к другу, любовью и обменивались долгими взглядами, явно намереваясь совершить половой акт.

– Зачем ты поменяла мои замки? – спросил Уэс.

– Сейчас увидишь, – загадочно ответила она. – Идем.

Он попрощался с Трэвисом.

– Не забудь про фотографию, – напомнил Трэвис, чуть надув губки. – А если захочешь привести сюда Силвер – я всегда буду ей рад… – Он игриво качнул подбородком. – И тебе тоже.

Силвер в этом квартале? Уэс едва сдержал ухмылку.

Он пошел за Ребой. Она извлекла связку ключей, отперла дверь и отступила в сторону, позволяя ему войти первым. Вот оно что. Внутри все было перевернуто вверх дном, и она хотела, чтобы он насладился увиденным в полной мере. Да, кто-то здесь здорово покуражился.

– Что они искали, Уэсли? – спросила она, поднимая с пола небольшую лампу, выдержавшую шквальный налет, и водружая ее обратно на стол.

– Откуда я знаю? – раздраженно ответил он. – Я здесь только живу.

– Жил, – уточнила она, доставая из сумочки большую записную книжку. – Как я понимаю, ты уже перебрался в Беверли-Хиллс или в Бель-Эйр – не знаю точно, где там живет Силвер Андерсон.

– Перебрался.

– Мог бы и заранее мне сообщить, – укорила она.

– Вот же я приехал, что еще нужно?

Она начала ставить в своей книжке какие-то галочки.

– Ты мне должен за три месяца. Плюс за разбитую…

– Я ничего не разбивал, – возразил он.

– Кто-то сюда залез и все разбил.

– Я должен расплачиваться за взломщиков?

Она поджала губы.

– Да.

– Реба, это ты размечталась.

– Не будь дешевым фраером. Ты жилец и отвечаешь за все, что происходит в квартире. Все по закону.

Он пнул раскиданные по полу шмотки, наклонился и поднял рассыпанные фотографии – его короткая карьера певца. В комнате стоял тяжелый запах сигаретных окурков и нестиранной одежды – дворец Силвер в Бель-Эйр словно находился на другой планете. Скорее бы отсюда сделать ноги! С этой мыслью он схватил затертый чемоданишко из байки и принялся пихать туда все, что еще подлежало спасению.

Реба, прислонясь к стене, наблюдала за ним. Ее «охрана» осталась снаружи.

– Идеальным жильцом ты не был никогда, – заметила она с хитроватой улыбочкой. – Но мы с тобой… всегда понимали друг друга, верно, Уэсли?

– Вроде так, – согласился он.

– И с сексом у нас было недурственно, да? Ну, тут спорить просто глупо.

– Лучше не бывает, – осторожно заверил он.

Она облизнула губы, покрытые липкой алой помадой.

– Силвер привлекло в тебе именно это? – спросила она. – Секс?

Он неопределенно пожал плечами, лихорадочно складывая в чемодан манатки.

Реба откашлялась и призывно стала теребить верхнюю пуговку на блузке.

– Как насчет гульнуть напоследок, а, Уэсли? – предложила она. – Что скажешь?

– Перестань, – пожурил ее Уэс. – Я теперь – человек женатый.

Пропустив эту информацию мимо ушей, она начала расстегивать пуговки.

– Мы с тобой вдвоем – это всегда было фирменное блюдо, да?

Фирменнее некуда, как сэндвич из солонины. Она почти скинула блузку, обнажив розовый бюстгальтер «Фредерикс», благодаря которому грудь гордо дыбилась. Он предупреждающе поднял руку.

– Реба, уймись.

– Что значит «уймись», Уэсли? Ты же всегда на взводе, разве нет? А уж твоей популярной кинозвезде я всегда фору дам.

Он вдруг понял, что миндальничать с ней больше не обязан. Реба Виногратски ему больше не нужна. Она – его прошлое. Как и этот обшарпанный дом, как и его жалкие потуги зашибить деньгу, где удастся, как и работа за стойкой бара. Все! Он теперь – свободный человек!

Чувствуя себя победителем, он сунул руку в карман и извлек оттуда пачку банкнот. За день до этого он нанес визит в банк и взял из своего сейфа наличность, чтобы с ней рассчитаться.

– Сколько я тебе должен? – спросил он кратко и по-деловому.

Задумавшись на секунду, она расстегнула застежку своего фирменного «Фредерикса».

– Скажу, когда мы закончим. Он покачал головой:

– Нет, дорогая, так не получится. Потому что мы ничего не начнем. Я тебе должен деньги – вот и все. Остальное не продается.

Мэннон опасливо посмотрел на Мелани-Шанну, вышедшую к завтраку. В ниспадающем пеньюаре она выглядела вполне спокойной, золотисто-каштановые волосы завязаны сзади степенным узлом.

Сев напротив него, она протянула руку к жареному тосту.

– Доброе утро, – произнес он. Она что-то буркнула в ответ.

Он окинул ее вопросительно-изучающим взглядом. Он и понятия не имел, что его жена способна на такое буйство. Вчера вечером она просто оглушила его – да всех, кто оказался рядом с ее гремучим язычком. Ему пришлось просто выволочь ее из «Бистро», не то она вцепилась бы Уитни в горло. Эти две бабы уже навострили коготки к кошачьему бою.

По дороге домой она выплеснула на него все, что накопилось, отчехвостила Уитни под орех. Сила ее гнева пробудила в нем дремавшие чувства, и в уединении семейной спальни он заставил ее замолчать, предавшись с ней любви, какой не помнил со дня их брака. А ведь он не прикасался к ней больше месяца – почему? Уитни знай себе спит с Чаком. Почему он не может насладиться собственной женой? Даже если он намерен с ней разводиться.

– Как себя чувствуешь? – спросил он.

– Прекрасно, – ответила она, не поднимая глаз.

С тарелкой домашних блинов – любимое блюдо Мэннона – вплыла домоправительница. Он взглянул на Мелани-Шанну.

– Это ты заказала?

– Нет.

Ясно, на задушевный разговор она не настроена. Вчера она обвинила его в том, что он все еще влюблен в Уитни. Святая правда. Но признаться в этом – ни за что! И он отбивался, как мог.

Мэннон сейчас был в простое. Только что закончились съемки вестерна – крутого и малобюджетного. А до следующего фильма – несколько месяцев. Первые несколько недель он всегда наслаждался отдыхом, но если передышка затягивалась, он начинал ерзать и томиться от безделья.

В принципе захоти он – и от работы не было бы отбоя. Но такого желания не было. Важно сохранять благоразумие, и всякую новую работу он выбирал весьма тщательно. Карьера его достигла вершины, и покидать эту вершину он не собирался.

С утра он пребывал в прекрасном настроении. Еще бы – как смачно он вчера врезал Чаку Нельсону, впечатал кулак в эту тупорылую тварь. Какой кайф – посадить этого козла на задницу в присутствии всей киношной братии. И – что важнее всего – в присутствии Уитни.

Чак Нельсон – беспринципная скотина. Поделом ему. Трахать чужую жену за просто так – ишь чего захотел! Тем более, если это жена твоего бывшего друга!

– Чем сегодня собираешься заниматься? – спросил он.

Мелани-Шанна отказывалась смотреть в его сторону. Она сидела, уставившись в окно на широченную лужайку, ведущую к почкообразному плавательному бассейну.

– Не знаю, – сказала она.

– Ну, что ж. – Он поднялся. – У меня теннис, так что увидимся потом.

Она расслабилась, лишь когда он вышел из комнаты. Быть с ним элементарно вежливой – ей было трудно даже это. Из-за него она вчера выставилась дурой перед всем светом, и ее бросало в дрожь всякий раз, как она вспоминала о своем поведении.

Мэннон Кейбл. Кинозвезда крупнейшей величины. Первейшей величины любовник. И что? Да, вчера он предался любви с ней, но думал при этом об Уитни – это она знала точно. И ненавидела его за это. Да, да, ненавидела!

Телефон в доме Соломенов начал трезвонить в половине девятого. Первую волну отразила няня Роузлайт, вторую – личная секретарша Поппи, появившаяся в половине десятого.

Сама Поппи явила себя миру только к полудню. Она поцеловала дочурку, игравшую с куклой – одной из дюжины подаренных ей на прошлое Рождество сотрудниками Хауэрда, – и проследовала в свой светлый кабинет, где ее секретарша смотрела по портативному «Сони» передачу «А глобус вертится».

– Я тебя мало работой загружаю? – ядовито осведомилась Поппи.

– Извините, миссис Соломен, – встрепенулась женщина, с виноватым видом выключила телевизор и поставила его перед Поппи на огромный двухтумбовый резной стол.

Поппи нравилось, когда ее называли «миссис Соломен», в английской манере. Панибратство американского трудового люда, когда все друг с другом запросто, все зовут друг друга по имени – Поппи это не устраивало.

Медовый месяц она с Хауэрдом провела в Лондоне, в отеле «Савой», и была сражена наповал – вот это достоинство, вот это респектабельность! И в Голливуде она проходила только как миссис Соломен, чем безгранично наслаждалась.

– Звонки? – раздраженно спросила она, будучи отнюдь не в ангельском настроении.

– В половине девятого звонила миссис Уайт. В девять – миссис Гусбергер. Арми Арчерд – в десять, просил перезвонить.

Поппи слушала, стараясь решить, кому позвонить сначала. Было еще семь звонков, включая журналистку Лиз Смит из Нью-Йорка. С кого же начать? Лиз или Арми? Нет, пожалуй, сначала послушаем Кармел. Не дай Бог она прогудит: «Катастрофа года!»

– Поппи! Дорогая! – воскликнула Кармел Гусбергер. – Одна из лучших вечеринок в моей жизни! Я в восторге! Ты слышала жену Мэннона? Господи, я думала она вообще глухонемая, а тут она такое выдала, что даже Орвилл поразился! А на Силвер и Захарию Клингера обратила внимание? Не знаю, я ли одна заметила, но…

На телефонный треп ушел час. После болтливой Кармел Губергер Поппи перенеслась в холмы Беверлди, Бель-Эйр и прочие места, где нечего и думать купить дом меньше чем за миллион долларов, – и отовсюду одна звонкая мелодия: вечеринка прошла на ура! Сногсшибательно! Умопомрачительно!

Она позвонила Хауэрду – порадовать, но у него было совещание. Жалко. Вчера вечером она выкатила на него бочку – мол, во всем виноват он. Бедный Хауэрд. Да, она иногда с ним грубовата – но легкий пережим с ее стороны ему только на пользу, заставляет быть начеку. А когда поблизости этот змей Захария Клингер, быть начеку просто необходимо.

А не купит ли ей Хауэрд под это дело ожерелье из не-ограненных рубинов в золоте, на которое она положила глаз в «Талларико» – новый ювелирный магазин, что-то божественное!

Через десять минут она решила – купит. Раз вечеринка имеет мощный резонанс, значит, Хауэрд в выигрыше, а раз так – она заслужила награду.

Без дальнейших раздумий она надела простой костюмчик от Карла Лагерфельда, водрузила на нос очки от солнца «Кристиан Диор».

При входе она насчитала двенадцать корзин с цветами – прежде чем достойно украсить дом, они ждали ее внимания. Она выдернула белый конвертик из самой экстравагантной корзины, надорвала его и быстро прочитала.

ВАША ВЕЧЕРИНКА – ПРОСТО ЧУДО

ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ НА УЖИН В СУББОТУ, ХОРОШО?

СИЛВЕР И УЭС

Поппи просияла. Конечно, Силвер, большое спасибо. Мы с Хауэрдом обязательно приедем.

Довольно улыбаясь, она поспешила к машине.

58

После совещания с Захарией Хауэрд влетел в свой кабинет, как маленький торнадо. Бросил секретарше:

– Меня нет. Ни для кого, хоть для самого президента, ясно? – и заперся в собственном туалете.

Она знала, когда его нужно оставить в покое, и снова углубилась в захватывающую статью о лишае.

Хауэрд снял пиджак, плеснул в лицо холодной водой. Сердце в груди бешено металось, как и мысли в голове.

Какого хрена этот Захария Клингер себе позволяет? Он ему что – мальчик на побегушках?

Он – Хауэрд Соломен.

Хауэрд Соломен. Извольте это помнить.

«Я хочу» – ишь ты, он хочет! А «заплати им вдвое больше» – это еще что за хохма? Он, что, этот Захария Клингер – серьезно?

Да, черт бы драл этого твердолобого, – серьезно. А стало быть, Хауэрд Соломен должен претворять его команды в жизнь.

Да пошел он! Хауэрд Соломен еще ни перед кем на цырлах не ходил.

Он сидел на крышке унитаза, обхватив голову руками, пытаясь сосредоточиться.

За то, что он управлял «Орфеем», Захария Клингер платил ему огромные деньги, и за первый год на троне Хауэрд добился исключительных результатов. Когда Захария отдал ему бразды правления, студия была в полнейшем дерьме. У его безмозглого предшественника были астрономические накладные расходы, а продукции – никакой. За несколько месяцев студия у Хауэрда заработала, как хорошо отлаженная машина. Накладные расходы он свел к минимуму, снял с зарплаты кровососов и прихлебателей, закупил для проката продукцию на стороне. Не говоря уже о том, что запустил в производство три картины и заключил два десятка перспективных сделок.

Да, суперзвезды или актеры с мировым именем у него пока не снимаются. И что? Зато его фильмы сделают большие деньги. Что, в конце концов, важнее? Тьфу!

Тут прилетает Захария Клингер и начинает изображать из себя Санту Клауса. «Заплати им вдвое больше».

Хауэрд обязан обернуть это себе на пользу – иначе он с треском вылетит вон. Выбора нет – разве что стать самым высокооплачиваемым олухом года.

Под глазом у Чака Нельсона алел синяк, губа была разбита.

– Я на этого сукиного сына в суд подам! – завопил он, проснувшись в постели Уитни.

– Вылезай и уматывай, – распорядилась она сухо. – Сегодня у меня две встречи и совещание с моими новыми рекламщиками. Лучше, чтобы тебя здесь не было.

– Какие еще новые рекламщики? – недовольно проворчал он. – И почему мне здесь не быть?

Она терпеть не могла, когда он начинал ее допрашивать. Какого черта, он ей не муж, почему она должна перед ним отчитываться? Когда-то успешная карьера Чака вдруг резко и по необъяснимой причине дала по тормозам, и это приводило его в бешенство. Ее – тоже. И она всерьез обдумывала совет Зеппо Уайта. «Избавься от него, детка. Зачем тебе такой камень на шее? Пусть гуляет».

Придется так и поступить. Чем быстрее, тем ей же лучше. Но просто так ей от него не отделаться. Чак легко впадает в крайности, то он – глупый восторженный щенок, то – разъяренный псих.

Понятное дело, ее карьера вызывала у него зависть, а теперь, благодаря Зеппо, ее ожидает новый виток.

Вызывал у него зависть и Мэннон.

По сути безумную ревность у него вызывали все и вся в ее орбите.

К счастью, они жили порознь. Она приезжала в его дом на побережье. Он изредка оставался ночевать у нее в Лома-Виста. Но никаких обязательств перед ним у нее не было. Слава Богу!

– Тебе лучше здесь не быть, – терпеливо объяснила она, – потому что ты будешь дохнуть от скуки.

– Да, ты права, – согласился он. – Так кто твой новый рекламный агент? И с какой стати? Я думал, ты вполне довольна теперешним.

– Так и есть. Просто Зеппо хочет, чтобы у меня сменился образ, поэтому мной будут заниматься «Брискинн энд Бауэр».

Какой новый образ?

– Более серьезный.

Он загоготал.

– Более серьезный? У тебя?

Он насмешливо фыркнул.

Рот ее приоткрылся – кому же приятно слышать такое? Чак не воспринимает ее, как актрису. Он никогда так прямо не говорил, но она чувствовала, и это ее раздражало.

Зеппо прав. Пора делать Чаку Нельсону ручкой.

Кокаин прожег полосу. Полосу ясных и четких мыслей. Эдакую тропу-просвет сквозь темные замыслы Захарии К. Клингера.

Из туалетной комнаты Хауэрд вышел другим человеком. Ему предстоит шагнуть в вихрь. Он возьмет немыслимую ситуацию и заставит ее работать на себя.

Звонком он вызвал секретаршу.

Она вошла в кабинет – эдакий спелый кумкват,[10] подрагивающие губы и упакованная в ангору пышная грудь.

– Да, мистер Соломен?

Интересно, как этот лакомый кусочек просочился сквозь сито Поппи? Ах, да, ведь его секретарша в отпуске; так что это всего лишь временная замена.

– Мне нужны фамилии агентов Силвер Андерсон, Мэннона Кейбла и Клариссы Браунинг.

Насчет Уитни можно не спрашивать, ее представляет легендарный Зеппо Уайт – легендарный в собственных глазах.

– Да, мистер Соломен.

– Вы актриса? – не удержался он.

Она кивнула.

Вот и сыграйте это, едва не сорвалось у него с языка. В нем вдруг зашевелился мужчина. Наверное, взбудоражила возможность перехитрить Клингера.

Вытащив из ящика стола коробочку с зубочистками, он разломил одну пополам и яростно набросился на собственные десны. В список врачей, которых надо посетить, придется добавить и зубного. Наверняка разболталась коронка, где-нибудь появилась дыра. У кого есть время ходить к зубному?

Секретарша добыла нужные фамилии в считанные минуты. Он внимательно их изучил.

Кларисса Браунинг входила в большую корпорацию, «Артистс». Ее представителем был Сирил Мейс, человек хваткий, этого на мякине не проведешь.

Мэннон Кейбл платил свои десять процентов Сейди Ласаль. Ах, Сейди… королева агентского корпуса. Иметь с ней дело было всегда приятно.

Силвер Андерсон обслуживал Куинн Лэттимор. Мелкая рыбешка.

Было всего лишь начало одиннадцатого. Он снова вызвал секретаршу.

– Соедините меня с Сейди Ласаль, – распорядился он. – Потом я хочу поговорить с Сирилом Мейсом, Зеппо Уайтом и Куинном Лэттимором – именно в такой последовательности. Никаких входящих звонков не принимаю, даже если позвонит жена – любая из жен.

Секретарша кивнула.

– Да, мистер Соломен, – послушно сказала она.

– По-моему, – поразительное лицо Уитни было на редкость серьезным, – в глазах публики я – чересчур легкомысленная особа.

– С чего вы это взяли? – удивился Берни Брискинн, старший партнер в компании «Брискинн энд Бауэр». Старая голливудская гвардия, круглолицый, толстогубый, на глазу – черная повязка. Если верить слухам, он потерял его, сцепившись с Хамфри Богартом из-за женщины.

Уитни нетерпеливо отмахнулась от него.

– Я слишком многое показывала – и слишком часто.

– В «Плейбое» тоже? – заинтересовался Берни. Ему было под семьдесят, но вкуса к жизни он не потерял.

Норман Гусбергер счел нужным вмешаться.

– По-моему, мисс Валентайн хочет сказать, что она шла по тропе ролей, в которых одежда играла декоративный характер, и много ее не требовалось, но это не совсем то, что… обнаженная натура.

Лицо Уитни зажглось – она улыбнулась темноволосому молодому человеку, который явно знал свое дело.

– Именно, – подтвердила она. – Я никогда не снималась обнаженной. И не собираюсь.

На лице Берни Брискинна отразилось разочарование.

– Я понимаю, какие проблемы стоят на вашем пути, – быстро сказал Норман, беря инициативу в свои руки. – «Брискинн энд Бауэр» помогут вам их решить целиком и полностью, не сомневаюсь.

– Правда? – выдохнула Уитни.

– Несомненно, – заверил ее Норман.

– Ах, – вздохнула Уитни, – я так довольна!

Берни Брискинн с посвистом втянул воздух через вставную челюсть. Он был чисто номинальной фигурой, но на первую встречу с красивыми актрисами всегда являлся лично.

– С чего начнем? – спросила Уитни, готовая взять с места в карьер.

Норман не замедлил с ответом.

– Первым делом, отбросим от вашей фамилии «кейбл». Люди сразу вспоминают вашего бывшего мужа, а сейчас в этом нет надобности. Потом – постричься.

– Что? – в голосе ее зазвенела паника.

– Волосы привязывают вас к тому, кто вы есть сегодня. Поэтому – прощай Кейбл и прощай волосы.

– Может, проведем и хирургию по уменьшению груди? – спросила она язвительно.

– Вот это не требуется, – ответил Норман, дружески ухмыляясь.

– И слава Богу, – подхватил Берни. Норман набирал обороты.

– У вас есть свой образ, – сказал он с жаром. – В результате нашей с вами работы возникнет образ сильной и прекрасной актрисы. Сейчас, при всем моем уважении, мисс Валентайн, вас воспринимают несколько легковесно. Когда компания «Брискинн энд Бауэр» закончит работу с вами, продюсеры… да, я не боюсь этого, буду воспринимать вас, как Джессику, Клариссу и Салли.

Уитни засияла.

– Вы это серьезно?

– Помните, с чего начала Джессика Ланж? Сидела в лапах Кинг-Конга. А Салли Филд играла молоденькую Гиджет. Если уж удалось с ними… – Норман оборвал фразу, будто своим взлетом они были обязаны лично ему.

Уитни была заметно возбуждена. Берни Брискинн одобрительно кивал. Этот парень Орвилла – настоящий клад. Он обладал даром убеждения, а в рекламном деле убеждение ценится дороже золота. Берни был доволен, что пять лет назад нанял парня по настоянию Орвилла. Обычно родственники – это пустая трата времени. А этот – настоящий клад.

– О цене договоримся с Зеппо, – сказал Берни. – Норман лично подготовит ваш счет. Он – один из наших лучших работников. И лично я всегда к вашим услугам. В любое время. В любое… – Он опять втянул воздух через вставную челюсть и пустил легонького шептуна в ее белую кушетку. – Компания «Брискинн энд Бауэр» вам поможет, дорогая Уитни. Разочарованы вы не будете.

Следующие два часа Хауэрд занимался интригами. Не на самом высоком уровне, но подошел к делу весьма творчески и свою задницу прикрыл.

С Сейди и Зеппо оказалось просто. Они знали, что такое деньги, власть и выгодная сделка. Они знали также, что если подпереть его плечом, он в долгу не останется. С одной стороны, он предлагал им серьезную сделку, а с другой – рассчитывал на «комиссионные», и это им было вполне понятно. Сейди была склонна думать, что уговорит Мэннона, к тому же сценарий «Убийства» был более или менее приличным. А про Уитни Зеппо сказал:

– Она тебе все яйца вылижет, Хауэрд. Ну, это была бы колоссальная удача.

– Часть нашего уговора: я хочу присутствовать, когда ты будешь говорить ей о моем предложении, – потребовал Хауэрд.

– Скажем ей вместе, – пообещал Зеппо. И вскоре перезвонил: Уитни освобождается в шесть часов, тут они ее и обрадуют.

С Сирилом Мейсом он повел разговор в открытую. Тут никакого творчества не требовалось. Сирилу все нужно говорить открытым текстом.

– Присылай сценарий и предложение в письменном виде, – сказал Сирил. – Как себя вообще чувствуешь, Хауэрд?

– Щедрым и прекраснодушным дядюшкой, – ответил Хауэрд. – Результат мне нужен в течение двадцати четырех часов, иначе предложение снимается.

– Дай неделю.

– Исключено.

– Кларисса в Нью-Йорке. День уйдет на то, чтобы отправить ей сценарий. Потом она должна его прочитать.

– За такие деньги читать не обязательно. Она на экране-то будет всего десять минут. Так и быть – сорок восемь часов.

– Три дня. Договорились.

Для страховки Хауэрд позвонил Джеку, рассказал об условиях и попросил уговорить Клариссу. Оказалось, что Джек как раз летит в Нью-Йорк. Хауэрд, в восторге от такой удачи, тут же с посыльным переправил ему экземпляр сценария, чтобы Джек передал Клариссе лично.

Оставался Куинн Лэттимор. Честный середняк, огня в нем было не больше, чем в затхлом болоте. С этим надо поосторожнее. Именно об таких честных сукиных детей всякий раз приходится спотыкаться. Хауэрд выяснил, что «Сити телевижн» платило Силвер Андерсон куда меньше, чем она заслуживала. От контракта, который заключил Куинн, за милю разило дерьмом. Хауэрд решил удвоить сумму, которую она получила за полтора месяца работы в «Палм-Спрингс», – должна клюнуть! Все равно это мелочь, хотя Куинн едва не задохнулся от счастья.

К тому времени, как все предложения были подписаны, Хауэрд проникся верой в успех сделок. То, что он предлагал на бумаге, у него действительно было, к тому же он заключил свои побочные сделки с Сейди и Зеппо. И та, и другой отстегнут половину своей комиссии от сумм сверх обычного гонорара, которые по договору получат их клиенты. Это устраивало всех. Мэннон и Уитни станут стоить вдвое дороже. Сейди и Зеппо в будущем могут рассчитывать на более высокие комиссионные. У Хауэрда на студии – звезды первой величины, а в кармане – еще веселее. Эти денежки пойдут непосредственно на его счет в швейцарском банке.

У «Орфея» он ничего не крадет. Просто подошел к поставленной задаче творчески – по-голливудски.

59

Не успел Джек уехать, Хевен лихорадочно принялась за дело. Она уже пригласила Эдди, и сейчас он был в пути. Самое подходящее время позвонить типу с приема у Силвер, тому, у которого куча связей в мире звукозаписи. Она несколько раз пыталась его вызвонить, но неудачно. У него работал какой-то дурацкий автоответчик с придурочным голосом. С автоответчиками она не разговаривала принципиально.

– Алло?

Наконец-то! Он сам взял трубку!

– Рокки? – осторожно спросила она.

– Кто его спрашивает?

– Мм… он дома?

– Как вас зовут?

– Хевен. Но… мм., наверное, он меня не помнит. Скажите ему, что мы встречались на приеме у Силвер Андерсон несколько месяцев назад. Он просил меня позвонить. Как бы… по делу.

Последовала долгая пауза. Потом:

– Минуточку, да я вас хорошо помню. Такая лисичка в красном платье и длиннющем плаще. Хотите стать певицей. Точно, голубка?

– Это Рокки?

– Собственной персоной.

– Чего же сразу не сказали?

– Эй, малышка, кончай канитель разводить. Я никому и ничего говорить не должен. Какие трудности?

– Вы мне сказали, что у вас есть связи, – как бы отчитала его она.

– Ты, что, в загуле?

– Вы сказали, – медленно повторила она, – что сможете помочь мне с карьерой. У вас в мире звукозаписи есть друг… и вы обещали, что он послушает мои записи.

Наконец-то монетка проскочила в цель. Рокки все вспомнил. Да ведь она – куколка! И молоденькая – именно таких он любит.

– А чего ты так долго до меня добиралась? – спросил он.

– Некогда. Школа… то и се.

– Ясно. Усек. Молчание.

– Так вы можете помочь? – спросила она, теряя терпение. – У меня есть записи, Антонио сделал мне клевейшие фотографии. Вы сказали, что можете любое дело продвинуть. Так как?

– Эй, лисичка, ты великому Рокки вызов не бросай. Я могу все.

– Тогда вперед? Я готова.

– Мистер Питон. Как приятно снова вас видеть.

Джек окинул стюардессу оценивающим взглядом. Чудесные ноги. Чудесная попка. Чудесная улыбка. Ни с того ни с сего он вдруг возбудился, даже самому стало неловко. Клариссы не было слишком долго, а если не считать вечера, когда он едва не сблизился с Джейд Джонсон в Лас-Вегасе, на его горизонте все это время не появлялся никто. Джек Питон хранил верность – до полного занудства! Вот и думай, изменился его стиль жизни или нет!

Приятно, что он на это способен. Значит, сила воли у него есть.

– Вам что-нибудь нужно? – спросила стюардесса. Он вспомнил: действительно, летал с ней несколько месяцев назад. В ее глазах виделось приглашение.

– Меня устроит «Джек Дэниэлс».

Она улыбнулась.

– Меня устроит Джек Питон.

– Что?

– Шутка, мистер Питон.

Но это была не шутка, и оба это знали. Он решил взять у нее номер телефона – на потом, если придется рвать с Клариссой.

Нью-Йорк встретил их проливным дождем. В аэропорту представитель турагентства провел его к вытянутому черному лимузину, ждавшему у кромки тротуара.

Он не сообщил Клариссе, что едет. Всю жизнь элемент неожиданности работал в его пользу. Посмотрим, какой будет ее подлинная реакция на его внезапный визит.

Эдди был сражен наповал. Он пытался не подавать вида, но разве такое скроешь? Где там!

Хевен с трудом сдерживала улыбку. Пусть покусает локотки. В ее хит-параде он уже не занимал первую строчку.

Впрочем, в черной кожаной куртке, узких джинсах, с зализанными назад волосами, он выглядел весьма прилично. Под пятидесятые. С собой он притащил рюкзак и гитару.

– Пришлось маме твой номер телефона оставить, – признался он неохотно. – Сказал ей, что здесь будет целая компашка. Узнай она, что нас всего двое, начала бы кудахтать. Сама знаешь, как мамы к этому относятся.

– Кстати говоря, не знаю, – подчеркнуто заявила Хевен. – По-моему, ты слишком староват, чтобы мамочка так за тобой приглядывала, а?

– Пока не поступлю в колледж, придется терпеть, – пожаловался он.

Для всех ее приятелей поступление в колледж было само собой разумеющимся. А она ни в какой колледж не собиралась. Убивать еще четыре года на то, чтобы тобой помыкали какие-то глупые учителя?

Зато она установила контакт с Рокки – вот где кайф! По крайней мере, первый шаг сделан. Может, он и трепло, но кто знает – вдруг у него в мире звукозаписи и правда есть связи? Попытка – не пытка.

Она пригласила его приехать. Он сказал – постарается. Скорее бы!

Эдди разделся – остался в шортах и легкой маечке. Высокий, поджарый, с фигурой спортсмена. Почти все девчонки в школе от него тащились. А Хевен – плевать.

Они сидели за круглым столиком, на нем стоял портативный магнитофон и два стакана с пивом. Эдди поглаживал свою драгоценную гитару, Хевен прижимала к голому животу кипу бумаги. На ней был купальник бикини и пестрый платок а-ля Брюс Спрингстин. Листы бумаги были исписаны текстами ее последних песен.

Эдди взял несколько аккордов, и она начала мурлыкать.

– М-м… у меня есть пара медляков, хочу их попробовать, – сказала она вскоре.

Он застонал. Эдди признавал только рок-н-ролл. Ни о чем другом слышать не желал.

– Ладно тебе, подыграй чуть-чуть, – попросила она. – А потом сбацаем еще кое-что – тебе понравится.

Она запела, поначалу на низких нотах – слышать себя без оглушительного аккомпанемента было непривычно.

Голос ее зазвучал крепче, понесся к заоблачным высям. В ее пении было что-то среднее между Карли Саймон и менее утонченной Энни Леннокс из группы «Эуритмикс». Невинность сочеталась с какой-то мудростью, а в голосе слышалась благородная хрипотца.

На Силвер Андерсон ее пение не было похоже вовсе, хотя она, безусловно, унаследовала талант матери – и добавила что-то свое.

Даже Эдди с неохотой признал – сегодня она в порядке.

– Песня – фигня, но поешь ты классно, – сказал он и тут же мощно сбацал на гитаре «Голубые замшевые туфли» из репертуара Пресли.

Не нравятся Эдди ее медляки – не надо. Сама она знает их цену – вот что важно.

– Давай еще разок, – велела она. – Я хочу эту песню записать, и чтобы без дураков.

В постановке небродвейского театра, где появлялась Кларисса, роль ее любовника играл молодой актер. Естественно, у нее сразу возникло желание избавить его от скованности – хотя он жил с одной из ее лучших подруг. «Кэрол ни о чем не узнает, значит, и страдать не будет. А нам близость нужна для работы», – все разложила по полочкам Кларисса.

Он слабо посопротивлялся, сдался и нашел это занятие таким привлекательным, что предложил совершать обряд каждый вечер – во благо публике. Кларисса согласилась.

Когда Джек приехал в театр, ему сказали, что миссис Браунинг запрещает беспокоить ее перед началом спектакля. Категорически.

– Думаю, для меня она сделает исключение, – уверенно сказал он.

Войдя в небольшую гримерную со сценарием Хауэрда под мышкой, он застал следующую картину: Кларисса стояла, согнувшись вдвое и навалившись грудью на свой столик, а худощавый молодой актер, сверкая голыми ягодицами, обрабатывал ее сзади.

Она увидела его в зеркале на туалетном столике – их взгляды встретились. Ее лицо не отражало никаких чувств.

Не говоря ни слова, он бросил на пол сценарий и вышел.

60

– Должен заглянуть Куинн. – Лежа у кромки бассейна, Силвер с улыбкой потянулась. – Говорит, у него что-то важное.

– Куинн – это твой…

– Агент, – закончила она за него.

– Толковый? – спросил Уэс, протягивая руку к открытой банке «кока-колы».

– Будь он бестолковый, стала бы я его держать? Легко пожав плечами, он ответил вопросом на вопрос:

– Я в ваших киношных делах хрен чего понимаю, но вроде бы лучший агент – Зеппо Уайт?

– Ах… Зеппо. – Силвер кинула в рот белую виноградинку, причмокнула от удовольствия. – Когда я собиралась возвращаться в Америку, Зеппо Уайт даже не отвечал на мои звонки.

– Теперь, небось, жалеет.

– Naturellement.[11] Все крупные агенты жалеют. А Куинн тогда не испугался меня взять, и я этого никогда не забуду. Он один в меня безоговорочно верил.

– Твои контракты он пересматривает каждый сезон? Внимательно посмотрев на него, она взяла со стеклянного блюда еще одну виноградинку.

– Для человека, который ничего не смыслит в шоу-бизнесе, ты заметно поднахватался.

– Я разговаривал с Чаком Нельсоном. Он подумывал о том, чтобы заключить контракт с Куинном.

– И что, заключил? Уэс покачал головой.

– Сказал, что идти к Куинну Лэттимору – значит, признавать свое поражение.

– Хм-м… может, для Чака так оно и есть. Если от него отказалась Сейди Ласаль…

– Кто это?

– В Голливуде среди женщин – агент номер один. Она была моим агентом – давным-давно и далеко отсюда. Можешь не спрашивать – она тоже не отвечала на мои звонки, когда я была в отчаянном положении.

– Отчаяние рождает презрение.

– Еще бы! Через что я только не прошла.

Она села, протянула руку к огромной соломенной шляпе. Глаза уже были укрыты от солнца большими плотно прилегающими очками. Она считала, что много солнца ее лицу ни к чему. Солнечные лучи сушат кожу, отсюда – преждевременные линии и морщины.

На ее тело в розовом купальнике без тесемок и с высоким вырезом на бедрах ложился добротный загар.

– Здорово, что в «Спрингсе» мне дали чуток передохнуть, – пробормотала она. – Раз я теперь свободная женщина, надо этим воспользоваться. Как только начнется работа, голову будет некогда поднять.

– Значит, ты очень много работаешь.

– Как собака! – воскликнула она, без сомнения в восторге от такого напряженного ритма.

– А зачем?

Она вытянула перед собой ногу.

– Чтобы денежки зарабатывать, дорогой. Чтобы держаться на уровне, к которому ты очень, очень скоро привыкнешь.

Засмеявшись, он поймал ее точеную лодыжку.

– Уже привык.

Она изогнулась, чуть подалась к нему.

– Знаю. Роскошь затягивает, да?

Пальцами он пробежался по ее ноге, дал им притормозить у низа живота и принялся плавно его поглаживать.

– Приятно, – уведомила его она с легкой хрипотцой. Пальцы его забрались под ткань купальника.

Она замурлыкала от удовольствия.

Он уже был готов предпринять решительные действия, как появился Владимир.

У Владимира выработалась привычка по возможности Уэса игнорировать. Русский управляющий решил для себя, что точно знает, кто такой Уэс Мани: уголовник, проныра и платный жеребец – в таком порядке.

– Телефон, мадам, – объявил Владимир, протягивая ей аппарат. – Мисс Карвелл.

Она взяла трубку.

– Нора? Чем занимаешься?

– С журналистами воюю, – сварливо буркнула та. – Все хотят больше знать об Уэсе. Если мы им чего-нибудь не скормим, они начнут копать по-настоящему.

– Пусть копают, – бросила Силвер с вызовом. Потом повернулась к Уэсу. – У тебя есть что-нибудь жуткое, что надо скрывать, дорогой?

Он указал на мощную выпуклость в своих плавках.

– Только это.

Она тоненько засмеялась.

Стоявший позади Владимир бросил на Уэса свирепый взгляд.

Уэс посмотрел на него.

– Нам ничего не нужно, – сказал он. – Можешь идти.

– Я жду телефон, – ответил Владимир упрямо. – Я беспокою мадам только теми звонками, которые ей нужны.

Уэс глянул на Силвер – та болтала с Норой.

– Слушай, Влад, валил бы ты отсюда, – сказал он негромко. – Понадобишься – я крикну. Будь себе в кухне или где ты там любишь ошиваться – а нас не дергай. Ясно?

Лицо Владимира налилось густой краской.

– Я выполняю распоряжения мадам… – начал он.

– Нет мои, – резко перебил его Уэс. – Иначе живо получишь пинка под зад.

Не говоря ни слова, Владимир отступил, исчез в доме.

Уэс сосредоточил внимание на Силвер.

– Повесь трубку.

– Я разговариваю с Норой…

Он снова принялся поглаживать ее бедро.

– Повесь, говорю.

Она по-девчоночьи захихикала.

– Нора, будем прощаться, у меня тут маленькое ЧП. Перезвоню.

Его пальцы отправились в глубокую разведку. Под лучами жаркого солнца она откинулась на спину и раздвинула ноги, пробормотав:

– Легкая добыча.

– Идем. – Он поставил ее на ноги. – Покажи мне, как включать «Джакузи».

– Волосы промокнут, я не хочу, – заупрямилась Силвер.

– А мне плевать.

– Уэс! Ты неисправим!

Теперь это так называется, подумал он с усмешкой. Она нажала на два рычага, и «Джакузи» забурлил жизнью.

Он взял ее за руку и свел вниз по ступеням в дымящуюся воду. Шляпа и очки все еще были на ней, но его это не смутило. Он вдруг ощутил себя неистовым кобелем, учуявшим суку во время течки. Предаться любви в «Джакузи» – так далеко его фантазия еще не простиралась.

Присев на мраморное основание, она пожаловалась:

– Не очень хорошая это мысль. Мои волосы… кожа… эта вода такая жесткая… мне…

Он залепил ей рот поцелуем, снял с ее головы шляпу и отшвырнул прочь, а другой рукой опустил верх купальника и нащупал сосок.

Перестав возражать, она откинулась на спину.

Обеими руками он стянул с нее купальник до самого низа, притиснул груди одну к другой и стал легонько полизывать оба соска.

– А-ах, – выдохнула она.

Он высвободился из плавок и, расположившись перед ней, заставил ее крепко сомкнуть ноги у него на поясе. Потом без малейших колебаний ринулся вперед, сквозь волны и брызги.

– Ах, хорошо, – бормотала она. – Еще, еще, я хочу еще!

Со всех сторон их атаковали сильные струи воды. Очень медленно он вышел из нее и, не позволяя ей свести ноги, положил ее прямо перед одной из струй.

– О-о… Боже… Боже! – вскрикивала она. – О-ооохх… Я сойду с ума!

Оргазм наступил мгновенно. Но его это лишь больше возбудило, и он без промедления вернулся к ней – добавить ей удовольствия, поймать в минуты агонии, позволить ей взрываться сладострастием снова и снова и, наконец, с победным воплем взорваться самому. В ту же секунду оба ушли под бурлящую воду.

Силвер, к удивлению Уэса, оказалась еще и неплохой спортсменкой. Захлебываясь и кашляя, она вынырнула на поверхность – волосы прилипли к голове, очки сбились на сторону.

– Ну, ты сукин сын! – воскликнула она, хохоча сквозь брызги. – Раз от раза все лучше!

Да, что правда, то правда. Хоть щипай себя – уж не снится ли все это? Надо же, о такой везухе он не смел и мечтать!

– Полотенце, – скомандовала она.

Быстро выпрыгнув из «Джакузи», он схватил большое в полоску полотенце и широко распахнул перед ней.

– Благодарю, – сказала она официально. – Вы очень любезны.

– Ну ты бабенка что надо!

– Да мы еще и красноречивы!

– Хоть отбавляй!

Он снова впрыгнул в «Джакузи» – достать ее купальник и свои плавки.

За занавеской гостиной притаился Владимир – он видел все, и когда они стали приближаться к дому, поспешил на кухню, подробно все записать. На этих записях он еще заработает целое состояние!

61

Потихоньку до Хауэрда Соломена стало доходить – его привычка втягивать кокаин перестает быть безобидным баловством. Теперь он чувствовал себя уютно, только если знал: магический белый порошок где-то под рукой.

Ничего, думал он, я могу себе это позволить. Вреда не больше, чем от алкоголя, а об общественном резонансе и говорить нечего – у алкоголя в этом смысле репутация куда хуже.

Одна проблема – теперь он без подпитки не может протянуть и дня. Собственно, какая это проблема – подпитка всегда есть.

За последние месяцы у него появилось несколько новых источников поставки, и он не зависел от кого-то одного. Привычка, понятное дело, дорогая – но, честное слово, такое вложение его заработанных тяжким трудом долларов стоило того.

День прошел спокойно – он быстро сориентировался и по-умному разобрался с самодурскими приказами Захарии. К половине пятого все предложения в письменной форме были готовы, и посыльный был готов разнести их по заранее предупрежденным агентам.

Хауэрд подъехал к личному бунгало Захарии в отеле «Беверли-Хиллс», вручил шефу документы и с самодовольным видом сидел в кресле, пока тот внимательно их изучал.

Я самый высокооплачиваемый в мире мальчик на побегушках, думал Хауэрд, внутренне улыбаясь. Захария перешел к предложению для Силвер.

– Почему так мало? – спросил он.

– Это вдвое больше, чем она получила за полтора месяца съемок в своей мыльной опере. По-моему, более чем щедро.

– По сравнению с другими это мелочь.

– С другими речь идет об огромных деньгах. Увидите, Куинн будет целовать нам задницу отсюда до Австралии. И Силвер, тоже если у нее мозги на месте. Ее ведь в кино не сильно зазывают. Да, на телевидении она звезда, но разве это деньги? Так, коровьи лепешки. Возьмите Тома Селлека. Он на телевидении стоял еще выше Силвер. Ну, сняли его в трех фильмах – а много ли заплатили? Кому охота платить, если можно проехаться за так?

– Посмотрим, – сказал Захария.

– Надеюсь, вы правы, – весело заметил Хауэрд. В горле у него першило. Он сидит здесь уже двадцать минут, а старый пень даже не предложил ему выпить. Либо жмот, либо хамло – одно из двух. Скорее всего, то и другое. – Ничего, если я закажу выпить?

Сложив письменные предложения в аккуратную стопку, Захария поднялся.

– Я уезжаю, – объявил он бесцеремонно. – Если хочешь выпить, пожалуйста – «Поло-лаундж» к твоим услугам.

– Хорошая мысль. Так и сделаю.

Забирай свои дела и засунь их себе в задницу. Запор тебе в прямую кишку, говноед.

– Хауэрд, пока ты здесь. Две просьбы.

– Да?

Дешевый фраер.

– Раз уж я решил здесь задержаться, у меня сегодня свободный вечер. Я могу отужинать в твоем обществе?

– Конечно. Иначе и быть не может. Бог ты мой. Поппи будет в экстазе.

– И, пожалуйста, организуй компанию.

Хауэрд не сразу врубился.

– Компанию?

– Две шикарные дамы. Не болтливые, до тридцати. – Многозначительная пауза – потом: – На каждую – справку от врача, датированную сегодняшним днем.

Эта просьба Хауэрда потрясла, как и собственное заикание в результате.

– А-а… гм… к-конечно, Захария. Я с-сейчас же этим займусь.

Ну, мать честная! Платный мальчик на побегушках – одно дело. Но сутенер? Может, пора приискивать другую работу?

– Тут настоящий крупняк, детка, – сказал Зеппо Уайт, подвигаясь ближе к своей очаровательной клиентке. – Я ведь тебе обещал.

– Что? Что? – умоляла Уитни.

– Пока не явится Хауэрд – ни слова. Я ему обещал.

– Ха! Обещание агента – все равно, что «Кровавая Мэри» без водки. Ни черта не стоит. Сам знаешь.

Зеппо продемонстрировал безупречную вставную челюсть. Сняв ее, он мог доставить женщине удовольствие, какого ей еще не приходилось испытывать.

– Терпение, детка. Хауэрда лучше не злить.

– Тебе ли его бояться, Зеппо, – попыталась умаслить его она. – Ты такой важный.

– Лестью можно добиться многого, – заметил он и уже был готов все ей рассказать, но тут приехал Хауэрд.

Уитни постаралась не нервничать. Не день, а сплошные волнения. Сначала встреча с компанией, которая возьмется за создание ее нового образа, а теперь к ней домой заявились Зеппо Уайт и Хауэрд Соломен с явно интересным предложением.

Собственно, она знала, о чем пойдет речь. Они хотели объявить ей, что она все-таки получает роль в «Романтической истории». Сценарий ей прислали давно, но это ничего не значило. Вроде бы Орвилл Гусбергер искал актрису, которая умеет петь. Что ж, она научится, не впервой.

Хауэрд выглядел еще безумнее обычного. Расставшись с Клингером, он заглянул в «Поло-лаундж», проглотил вместо ленча большой кусок шоколадного торта и запил его двумя стаканами теплого молока – побаивался язвы. При этом успел поговорить с начальником отдела рекламы «Орфея».

– Достань мне двух проституток, для очень важной персоны. Дорогих. На сегодня, и пусть принесут справки от врача, подписанные сегодня. – Пауза. – Да, да, сам знаю, что круто. Пусть расходы на врача внесут в счет.

Это было несложно. Следующая задача – потруднее. Звонок жене.

– Поппи, радость, это ты?

– Хауэрд, все только и говорят, что о нашей вечеринке! Газеты захлебываются от восторга! Ура! Когда приедешь?

– Еще одна встреча – и лечу.

– Роузлайт хочет сделать папочке-папуле чмок-чмок спокойной ночки, – просюсюкала Поппи.

Фу! Видно, настроение у нее – выше крыши.

– Что мы сегодня делаем? – спросил он.

– Обедаем в «Мортонс» с Уайтами. Буду нежиться в лучах славы!

– Добавь еще троих.

Тон ее изменился.

– Кого?

– Захарию Клингера, его даму и ее… подругу.

Зловещая тишина.

– Поппи, котик, работа есть работа.

Он терпеть не мог, когда она заставляла его переходить на, по ее собственному выражению, «у-тю-тю». Снова молчание. Черт!

– Завтра можешь заглянуть к «Картье», – предложил он.

Виноватый смешок.

– Я уже была в «Талларико» сегодня.

Нет, жена у него молодец. Точно знает, когда нанести удар.

Уитни, как всегда, была в блеске – до чего же лакомый кусочек! Она лучилась здоровьем, ослепительная внешне и сексуальная изнутри.

– Что-нибудь выпить? – спросила она дрожащим голосом.

– Воды, – ответил Хауэрд.

Она побежала на кухню и налила ему воды сама. Уитни не окружала себя прислугой. Для разнообразия приятно. Почти всех его знакомых женщин перспектива сломать ноготь повергала в ужас.

Зеппо сиял.

– Итак, детка, – объявил он, – я хочу, чтобы Хауэрд все сказал тебе сам – это его студия.

– Я буду сниматься в «Романтической истории», да? – опередила она.

– Бери выше, – сказал Зеппо. – Ты… Хауэрд прервал его на полуслове.

– «Орфей» хочет, чтобы ты сыграла главную роль в потрясающем новом фильме «Убийство». Могу объявить сразу – на главную мужскую роль мы хотим заполучить Мэннона, а жертву – второстепенная женская роль – будет играть Кларисса Браунинг.

– Кларисса Браунинг! – благоговейно прошептала Уитни.

– Эй, мы не о каком-то третьеразрядном фильмишке говорим. Это будет высший класс, – гордо добавил Хауэрд.

Она глянула на Зеппо, будто не могла поверить собственным ушам. – Правда?

– Еще какая правда! И я пробил тебе двойную ставку, детка.

Хауэрд внимательно наблюдал за ее сосками. Они твердели прямо у него на глазах. Надо, обязательно надо увидеть их без прикрас! А для этого – вставить в фильм «обнаженную» сцену.

– А Мэннон захочет со мной сниматься? – спросила она.

– Предложение он получил. Думаю, ответит «да», – высказался Хауэрд.

– Готов поклясться своей задницей, – согласился Зеппо.

Уитни улыбнулась и вспомнила, как скромно она начинала.

На нее валится такое счастье, о каком она не смела и мечтать.

62

В ресторане «Мортонс» на углу Мелроуз и Робертсон толпилась голливудская знать. Беверли д'Амо вела себя по-хозяйски: обменялась поцелуями с метрдотелем, всем и каждому махала рукой.

– Вижу, ты в этом городе устроилась, как у себя дома, – заметила Джейд.

– Подружка, я устраиваюсь, как дома, почти всюду. Иначе не проживешь. Тем более здесь.

Их посадили за один из передних столиков – только здесь и можно сидеть, заверила подругу Беверли.

– Задворки этого ресторана – настоящая Сибирь, – предупредила она. – Земля неудачников. Даже не смотри в ту сторону.

Джейд засмеялась. Стремление занять лучший столик в ресторане она никогда не могла понять.

– У тебя шикарный вид, малышка, – объявила Беверли. – Ну, давай, рассказывай мне все про мертвого англичанина и контракт с «Клауд». Ходят слухи, ты перебралась в страну супердолларов. Врут или правда?

– Вроде бы правда, – скромно призналась Джейд.

– Лафа!

– А у тебя как?

Беверли ухмыльнулась.

– Собираюсь стать кинозвездой. Кайф, да?

– Если тебя это греет, конечно.

– Еще как. В двух фильмах я уже снялась – ничего особенного. Но на этой неделе я поменяла агента – заключила контракт с Зеппо Уайтом. Он мне все устроит. Он буйный, мужиковатый, как моряк, и я его обожаю! У него все кипит под руками! Я вас познакомлю, ты тоже в него влюбишься!

– Сомневаюсь.

– Чего?

– Голливудские мужчины меня не возбуждают. Они все похожи на свои тачки, а стало быть, для меня на одно лицо – «Порш» и «Порш»! Беверли заухала от восторга.

– Я не имею в виду, что ты захочешь с ним потрахаться. Он – как озорной щенок. Когда начинает лаяться – есть что послушать. И ужины клевые закатывает – вечеринки то есть.

Беверли остановилась, чтобы обменяться поцелуями с интересным мужчиной в белом свитере и брюках под пару. И туфли белые, а по контрасту – ровный шоколадный загар. Его спутница была постарше, чопорная особа. Она ткнула его в спину – поторапливайся! Знакомство с двумя ослепительно красивыми фотомоделями ее не интересовало.

– Пенн Салливен. Мы с ним вместе берем уроки актерского мастерства, – объяснила Беверли, когда пара удалилась. – А дамочка с ним – Фрэнсис Кавендиш, агент по подбору актеров. Спорить буду, сегодня она подберется ему в штаны!

– Ты знаешь весь Голливуд?

– Только тех, кто что-нибудь значит.

В обществе Беверли Джейд отдыхала. Нью-Йорк потихоньку стирался из памяти, она с удовольствием слушала треп Беверли, рассказы об общих знакомых. Казалось, Беверли знает все и про всех. Это отвлекало от мыслей о Марке. Хотя выбросить его из головы было трудно. И Кори – надо позвонить ему и сказать: пусть строит свою жизнь, как хочет, это его личное дело, любой вариант ее устраивает, лишь бы устраивал его. Сутки она изводила себя, а потом поняла – пусть делает, что хочет. Это его собственная жизнь.

– А вот человек, с которым я хотела бы познакомиться, – заявила Беверли с восхищением в голосе. – Мистер Крупняк. Захария К. Клингер. Хозяин студии «Орфей» – не шутки.

Они смотрели, как дородный мужчина садится за передний круглый столик, а с ним – огненно-рыжая грация и невозмутимая блондинка.

– Оказывается, все-таки здесь есть человек, которого ты не знаешь? – поддразнила подругу Джейд.

– К концу вечера узнаю, – уверенно заявила Беверли. – Вчера, на свадебной вечеринке в честь Силвер Андерсон, я едва с ним не познакомилась. Он сидел за соседним столом, я уже готова была к нему подкатиться, как Мэннон Кейбл и Чак Нельсон схватились не жизнь, а на смерть!

– Шутишь?

– Ты разве не слышала?

– Беверли, говорю же тебе, меня киношная жизнь не интересует даже отдаленно. Почему я должна об этом слышать?

– Потому что, дорогая, надо знать, что происходит вокруг.

– Зачем?

– Хороший вопрос.

Беверли продолжала болтать, но центр ее внимания сместился. Она во все глаза следила за Захарией Клингером. Она хотела, чтобы он ее заметил, и пробудить у него интерес ей удалось довольно быстро. Собственно, он заметил их обеих. Их никак нельзя было назвать серыми мышками. На Беверли был облегающий костюм из красной ткани, фиолетовый кожаный жакет и высокие сапоги, смоляные волосы убраны назад и заплетены в одну длинную косу. Медного оттенка взлохмаченные волосы Джейд обрамляли ее открытое манящее лицо. Поверх короткого вязаного платья был накинут жакет из черной джинсовой ткани, а украшало наряд множество всякого серебра.

Большинство мужчин в ресторане старались делать вид, что не замечают их. Но число ходок в мужской туалет было рекордным – просто чтобы на них посмотреть.

Захария окинул их долгим взглядом.

Беверли, сидевшая к нему лицом, этот взгляд выдержала.

– Играем в глазки? – поддразнила Джейд.

– Да я могу его завести, будь он хоть в другом конце ресторана!

– Можешь или нет – ты никогда об этом не узнаешь, вот в чем беда.

– На твоем месте держать пари я бы не стала.

– Беверли, он же старый.

– И Рейган старый. Я бы к нему в постель так и прыгнула, только бы позвал. Обожаю власть, подружка. Все за нее отдам.

– Да ну тебя!

– Правду говорю. – Она подалась вперед. – А две бабешки с ним – не иначе как проститутки… погоди-ка, вон идет его компания.

В зале появились Поппи и Хауэрд Соломен, а следом – Айда и Зеппо Уайты.

Беверли в секунду вскочила на ноги.

– Зеппо! – вскричала она. – Это я! Твоя новая звездочка!

Зеппо остановился в нерешительности. Что сделать сначала: лизнуть Захарию в задницу или облабызаться с Беверли д'Амо? Он отдал предпочтение Захарии. Один из первых уроков, которые ты усваиваешь в Голливуде: чья задница важнее.

– Минуту, детка, – и он сделал рукой волнистое движение, спеша воздать должное Захарии.

– Кто эти женщины? – вопросил Захария, не обращая внимания на Хауэрда и Поппи, извинявшихся за опоздание.

– Это Беверли д'Амо, – сказал Зеппо. – Очаровательная женщина. Хорошая актриса. Она стоит дорого, но если у «Орфея» что-то для нее есть, я готов провести переговоры.

– А вторая?

– Не знаю. Хотите, чтобы я выяснил?

– Потом. Садитесь. Я готов заказывать.

Беверли плюхнулась в свое кресло и наблюдала за развитием событий издалека.

– Сволочь! – воскликнула она.

– Что такое? – удивилась Джейд.

– Этот хорек не удосужился ко мне подойти. Я это ему припомню.

Потягивая вино, Джейд спросила:

– Тебе не кажется, что ты принимаешь это чересчур всерьез?

– Нет и нет! Голливуд – это зона боевых действий. А я, моя дорогая, признаю только победу!

Светлые глаза Поппи начали пускать лучи по ресторану. Свое новое ожерелье из неограненных рубинов в золоте она носила, как знак доблести. Хауэрд пришел от него в восторг. Правда, пока он не знал цену.

– Спасибо за роскошные цветы, – накинулась она на Захарию. – Вы так внимательны. Орхидеи – это моя слабость. Как вы узнали?

Он посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.

Ну, невоспитанная свинья, давай, зажигай свою сигару. Уж по крайней мере мог бы похвалить ее вчерашнюю вечеринку, не развалился бы.

Она еще раз оглядела ресторан – на сей раз преисполненная гордости. Миссис Хауэрд Соломен. Лучшие вечеринки в городе. Кто бы знал, чего ей стоило подняться на такую высоту…

Кто бы знал, сколько сил она на это положила…

63

Вечером волны обрушились на берег с мощным рокотом. Хевен решила, что готова слушать эти звуки хоть всю жизнь.

– А дяди долго не будет? – спросил Эдди, удобно растянувшись на деревянном настиле; негромко пел что-то со своего старого альбома Пресли, рядом стояла банка пива.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Завтра должен позвонить. Наверное, через несколько дней.

– Давай устроим вечеринку, – предложил он. Эта мысль ей самой приходила в голову.

– А кто будет платить? – спросила она.

– Складчина. Каждый принесет что-нибудь выпить. С сомнением в голосе она сказала:

– Ну, вообще-то не знаю…

– Прямо здесь, на настиле – и на берегу. В дом можно вообще не заходить. – Запустив руку в карман шорт, он извлек оттуда мятый бычок. – Что скажешь?

– А когда?

– Ну, сегодня уже не успеем, как насчет завтра? Она была сердита из-за того, что не приехал Рокки.

Да, может, у него и связей никаких нет.

– Давай, чего там! – согласилась она, прекрасно понимая, что узнай об этом дядя Джек, он будет жутко огорчен.

– Точно! Вперед! – воскликнул Эдди. – Позовем нашу группу, еще кое-каких орлов. Попросим Рыбака, чтобы привез пиццу. Гулять так гулять!

– Пятьдесят человек – максимум, – предупредила Хевен. И чтобы в дом – ни ногой.

– Ясное дело, – пылко поддержал ее Эдди.

Джек Питон напился. Заложил изрядно, дал себе волю. Ну и плевать! Сидя за одним из задних столиков в «Илейн», он пребывал в отличном расположении духа и наслаждался беспечной болтовней. По крайней мере, он не был пьян в усмерть – активно поддерживал разговор, вовсю шутил.

Сама Илейн наблюдала за ним издалека; приглядывать за знаменитыми клиентами, следить за тем, чтобы их не беспокоили, – это было ее правило. Иногда она подходила и подсаживалась сама, могла немножко выпить, но бдительность не теряла.

За столом с Джеком сидели двое писателей, актер, издатель и злоязычная светская дама. У «Илейн» кто только не собирается. Ей нравилось сажать знаменитых одиночек за большой круглый стол.

Джек сказал себе, что напивается не с отчаяния, не потому, что несчастен. Нет, он празднует. Он порвал отношения, которые приходилось неохотно поддерживать, потому что якобы они шли на пользу его новому образу.

А пошел он на хрен, этот образ. И Кларисса Браунинг – туда же. Джек Питон снова в поле.

Против воли он засмеялся.

– Что смешного? – спросила светская дама. У нее были затянутые в пучок рыжие волосы, выступающие скулы и ослепительные бриллианты.

– Так, думаю, – пояснил он, размышляя над иронией положения, в котором оказался. Ведь это у него – репутация жеребца. Кларисса сама рассказывала: все подруги ее предупреждали – он тебе обязательно будет изменять. И вот поди ж ты – сходить налево вздумала она! Невероятно!

– О чем? – приставала она, полная решимости привлечь его внимание.

Он оглядел ее – медленно, неторопливо. Она была из тех, кто всю жизнь жил с большими деньгами, – наследница миллиардного состояния.

Он понизил голос, чтобы его ответ слышала только она.

– О том, как бы нам с вами потрахаться. Миллиардной наследнице прелюдий не требовалось.

– Чего же мы ждем?

В итоге он оказался в постели светской дамы, в квартире на крыше на Парк-авеню – снаружи визжат полицейские сирены, внутри позвякивают бриллианты.

– Я никогда их не снимаю, – объявила она с неуверенной улыбкой.

Она оказалась ненасытной, но на этот счет Джек был мастером. Если он включался в игру, то выходил из нее только по просьбе дамы – и никак не раньше.

Проснувшись, он испытал горькое похмелье и сильнейшее желание поскорее исчезнуть. Женщина спала рядом. Рыжая копна волос, голая бледная кожа, сияющие бриллианты в ушах, на запястьях и шее.

Он поспешно оделся стараясь ее не будить, и выбрался из пышных апартаментов.

Между небоскребами пробивался утренний свет – Джек быстро шел к отелю «Хелмсли-палас», где у него был снят люкс.

С ним дружелюбно поздоровалась дежурная за стойкой, а в лифте – хорошенькая лифтерша.

Он поднимался на сорок восьмой этаж, думая – надо же, как повезло! Не прилети он в Нью-Йорк и не застукай Клариссу, он, вполне возможно, никогда бы и не узнал. А ведь он серьезно подумывал о женитьбе!

Господи! Один раз он совершил эту ошибку – хватит на всю жизнь.

– Я обожаю ваше шоу, мистер Питон, – с улыбкой сообщила лифтерша.

– Спасибо.

Он улыбнулся в ответ. Голова очищалась от хмеля.

Оказавшись в люксе, он сначала включил телевизор, потом скинул с себя одежду и встал под холодный душ – смыть с себя слабый аромат дорогих духов «Прайвит коллекшн».

Джек Питон вернулся в строй. Он снова свободен – покушайся, кто смелый!

Пойманная с поличным, но далекая от раскаяния, Кларисса внимательно прочитала сценарий «Убийства», а вместе с ним – невероятное финансовое предложение – в высшей степени смехотворное и в высшей степени соблазнительное.

Она прочитала сценарий дважды. Внимательно.

Потом позвонила своему агенту – за его счет. Легкомысленным отношением к собственному кошельку Кларисса не отличалась никогда.

– Ну? – взволнованно спросил Сирил. – Знаю, это барахло. Но за пять дней работы такие деньги… В общем, Кларисса, решать предоставляю тебе самой.

– Это вовсе не барахло, – ответила она резко. – Ни в коей степени. Это пикантный боевик, изящно выписаны отношения между главными героями, да и юмор приличный.

В голосе его послышалось облегчение и удивление.

– Ты хочешь взять эту работу?

– Безусловно. Только слушай меня внимательно, Сирил. Играть жертву я не буду. Я хочу быть главной героиней. Именно такую роль я давно искала.

64

– Здравствуйте, – приветствовал гостя Уэс. – Располагайтесь, Силвер сейчас спустится.

– Спасибо, – сказал Куинн Лэттимор, кряжистый мужчина за пятьдесят цветущего вида. Он с опаской посмотрел на Уэса. Как все друзья и знакомые Силвер, к ее новому мужу он относился с глубоким подозрением. Кто он такой? Откуда взялся? И что у него на уме?

– Силвер сказала мне, что у вас – хорошие новости, – дружелюбно начал Уэс.

– Просто отличные, – уверенно ответил Куинн. – То, что я собираюсь сообщить Силвер, сделает ее по-настоящему счастливой.

Уэс прошествовал к бару. Английский чай Владимир уже подавал, но Уэсу хотелось чего-нибудь покрепче, и он налил себе изрядную дозу виски, бросил в стакан два кубика льда и повернулся к агенту, чтобы рассмотреть его повнимательнее.

На солидняка он не тянул. Вроде бы раскован, но в деньгах не купается. И не излучает энергии, на убийцу не тянет.

Уэсу вспомнилась собственная короткая карьера певца. У их группы был агент, он обещал им золотые горы, но все без толку. У серьезной публики агенты – с глазами убийцы. Уэс навсегда запомнил этот взгляд. К примеру, Зеппо Уайт – их типичный представитель.

Чак Нельсон его предупредил:

– Лэттимор – это дорога в никуда. Силвер может взять себе в агенты, кого захочет. Пусть она его сменит, подскажи ей.

Через несколько минут вошла Силвер. Взбитые волосы, идеальный грим, пижама с золотистой ниткой. Ей нравилось производить впечатление – даже у себя дома, даже если вся публика – это ее агент.

– Куинн, дорогой!

Она поцеловала его в обе щеки, по-европейски.

– Роскошно выглядишь, как обычно, – сказал он. Куинн всегда по ней тихо страдал.

– А чувствую себя просто умопомрачительно. – Она протянула руку в сторону Уэса. – Видимо, брак идет мне на пользу. Сплошное наслаждение!

Куинн неловко фыркнул.

– Налей мне шампанского, дорогой, – обратилась она к Уэсу, потом, кокетливо опустив глаза, добавила: – Я ведь его заслужила, да?

Он легко согласился с ролью бармена. Подумаешь, печаль!

Куинн взял Силвер за руку и провел к дивану.

– Потрясающие новости, – объявил он, и по голосу было слышно, как его распирает от гордости. – «Орфей» хочет, чтобы ты сыграла главную роль вместе с Карлосом Брентом в «Романтической истории». Это совершенно конкретное предложение – ты сейчас упадешь, когда услышишь, сколько они нам предлагают!

Силвер вполне смирилась со своим статусом звезды телевидения и не рассматривала кино всерьез – потому что кино не рассматривало всерьез ее. И сейчас она завизжала от восторга.

– Не может быть! Когда предложили?

Уэс налил шампанское, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Сегодня, – счастливо сообщил Куинн. – Как гром среди ясного неба. Съемки начинаются через десять дней, график точно вписывается в твой перерыв в «Палм-Спрингс».

– Потрясающе! – воскликнула она. – А сценарий можно посмотреть?

Приблизившись легкой поступью, Уэс передал ей стакан холодного шампанского. Она посмотрела на него, сияя от радости.

– Слышал, дорогой? Меня хотят снимать в кино!

– А что тут странного? Ты же звезда!

– Телезвезда, – уточнил Куинн.

– Крупнейшая телезвезда Америки, – со своей стороны уточнил Уэс. – Удивительно, что ее не снимали раньше. Для съемок в каких фильмах вы ее предлагали? И кто, хотел бы я знать, отказывался ее снимать и почему?

Куинн начал что-то бормотать насчет того, что они никогда не ставили себе целью работать в кино, что не было времени, а это предложение – просто класс.

Силвер хотела что-то сказать, но Уэс взглядом ее остановил. Он видел, что вынуждает агента защищаться.

– Вы это предложение проталкивали, или оно само легло на ваш стол? – спросил он.

Куинн был человеком честным. Но его отношения с Силвер Андерсон в эту минуту потерпели крах.

– В общем, я за ними не охотился. Они пришли ко мне сами.

Уэс лишь взглянул на Силвер, как бы говоря: Вот это – агент? Агенты должны бегать с высунутым языком и стараться продать товар. Выбивать побольше денег для своих клиентов. Проталкивать свои предложения, действовать энергично.

Когда через двадцать минуть Куинн Лэттимор ушел, обоим было ясно – толку от него никакого.

Повисла красноречивая тишина. Силвер подошла к большим стеклянным дверям, открыла их и вышла.

Уэс последовал за ней.

– Куинн всегда был очень добр ко мне, – сказала Силвер.

– Ты платишь ему комиссионные?

– Странный вопрос. Естественно.

– То есть, за свои услуги он получил сполна?

– На что ты намекаешь?

– Мы поднимаемся на ступеньку выше. – Он обнял ее за талию. – Ты звезда гигантской величины, девочка моя. Твоим агентом должен быть Зеппо Уайт. И ты получишь то, чего не может дать Куинн Лэттимор.

Впервые после смерти матери кто-то давал ей совет, помогал принять решение, проявлял к ней истинный интерес.

– Ты так считаешь? – с дрожью в голосе спросила она.

– Я в этом уверен. И не хочу, чтобы тебя это беспокоило. Я все сделаю сам. Завтра же встречусь с Зеппо. Этот новый киношный контракт передадим ему, а Куинн получит щедрые отступные. Задницей клянусь, что Зеппо пробьет тебе лучшие условия. А потом пусть Зеппо проверит твои контракты с «Сити телевижн». Не знаю, сколько они тебе платят, но спорить готов, что с удовольствием заплатят больше.

– Ты действительно хочешь за все взяться сам? – спросила она с надеждой.

– Почему нет? Не могу сказать, что я сейчас сильно занят.

– И возьмешь на себя бухгалтеров и адвокатов и всю прочую канитель, которую я так ненавижу?

Мысль о том, чтобы вести все ее дела, пришлась ему по вкусу.

– Я возьму на себя все, Силвер. Ты только играй. Все остальное – моя забота. – Он смолк, крепко ее обнял. – В конце концов, кому, если не мне, ты можешь в этой жизни доверять?

65

Атмосфера, царившая в ресторане «Ле Доум» на бульваре Сансет, пришлась Мэннону по вкусу. Сюда собиралась разношерстная публика: музыканты, продюсеры, агенты, прочие представители шоу-бизнеса. Столики стояли довольно свободно, в задней части ресторан подразделялся на четыре секции, и при желании всегда можно было уединиться.

Через бар Мэннон прошагал к столику Сейди Ласаль. Сейди была мощнейшим агентом. Коренастая, темноволосая, рука всегда где-то около яремной вены. Года два назад в ее жизнь ворвался жуткий скандал, когда в ее доме были совершены два убийства. Но Сейди не потонула в этой буре и стала заключать еще более выгодные и крупные сделки.

Она окинула Мэннона критическим взором.

– Ты все еще самый красивый сукин кот в Голливуде, – заявила она, опрокидывая порцию чистой водки. – Как насчет подснять восемь миллиончиков за одно вшивое кинишко?

Он улыбнулся.

– Если кто и даст мне такие деньги, Сейди, то только ты.

Со свободного кресла рядом с собой она взяла сценарий.

– Вот текст. Цену я тебе назвала. Это «Орфей» – они тебя очень хотят.

Взяв у нее сценарий, он спросил:

– Речь идет о солидном уровне?

– С карликами не танцую.

– Звучит интересно.

– Прочти. Они хотят заполучить Клариссу Браунинг…

– Если Кларисса согласится, я тоже, – быстро перебил он.

– Клариссе предлагается второстепенная роль, главную отдают Уитни.

Он искренне удивился.

– Моей Уитни?

– Я думала, она давно не твоя.

Он полистал страницы, выигрывая время, чтобы подумать. Ему предлагалось сыграть заглавную роль вместе с Уитни – за гонорар, вдвое превышающий сумму, какую он получил на прошлой картине. Почему же он мнется?

Потому что… он всегда был против актерской карьеры Уитни.

Потому что… актриса из Уитни никудышняя.

Потому что… с какой стати он должен платить половину от этих восьми миллионов долларов Мелани-Шанне, с которой собирается разводиться?

– Слушай, – сказала Сейди, – ты знаешь, я никогда ничего тебе не навязываю, но этот сценарий я прочла, и он неплох. – Она сделала паузу, подала официанту знак принести еще одну порцию водки. – Кроме того, ты станешь стоить в два раза дороже и попадешь в новую категорию. Это не значит, что такие деньги нам теперь будут платить всегда, но мы выходим на принципиально новый уровень. И мне это нравится.

– Деньги неплохие, кто говорит. Она приподняла бровь.

– Ну, слава Бо-огу!

– Но надо подумать.

– Ты будешь думать, соглашаться ли на восемь миллионов долларов? В чем дело?

– Личные проблемы.

Она пронзила его взглядом.

– Какие именно? Женился в знак протеста на техасской красотуле и теперь хочешь от нее избавиться? Или из-за близости Уитни твои гормоны начнут работать сверхурочно?

Он засмеялся. Она так хорошо его знала. Сейди примирительно положила руку ему на запястье.

– Вот тебе мой совет. Бери деньги и беги. Эти деньги – бросовые. А сценарий, повторяю – нормальный. Не «Офицер и джентльмен», но играть есть что. И Уитни со своей ролью справится. – Она пожала плечами. – Но если хочешь отказываться, то и это не страшно. Я твой агент, могу советовать, а решаешь ты сам.

Мэннон кивнул. Восемь миллионов долларов, а он кочевряжится! Господи! Да, многое он теперь может себе позволить!

Вечеринка началась в девять часов, когда завалились друзья Эдди и Хевен. Она разглядывали дом, приговаривая: «Вот это клево!» и «Домик не кислый».

Но от этого обалдения они пришли в себя довольно быстро. Были извлечены на свет ящики с пивом, коробки с пиццей, пакетики с травкой.

Хевен наслаждалась всеобщим вниманием. Это был ее дом, и она расхаживала по нему гордой походкой, позабыв и думать о том, чтобы вынести вечеринку за его пределы. Народ все прибывал – прошел слух. Открытая вечеринка – почему бы не приехать повеселиться?

Эдди собрал свою группу, и они сыграли несколько старых вещей Элвиса Пресли – пела Хевен. Когда она только начинала петь, ей по-настоящему нравилась громкая музыка – чем громче, тем лучше. Что угодно, лишь бы не походить на мать. Голос у Силвер был мощный, сильный. В свое время ее сравнивали со Стрейзанд и Гарленд. Но с годами – чего только не было в эти годы! – голос загустел, погрубел. Однако Силвер всегда была традиционной певицей – она пела в шоу прекрасные вещички, написанные Сэмми Каном, Колом Портером и другими выдающимися композиторами сороковых и пятидесятых.

У Хевен был совершенно другой стиль. В бурной манере исполнив «Тюремный рок», она присела передохнуть.

Появлялись все новые и новые люди. Казалось, у молодежи налажена какая-то своя система связи – желающие повеселиться приезжали даже из Пасадины, даже из Хэнкок-Парка.

У Хевен мелькнула мысль – а не осадить ли лошадей? Она пошла искать Эдди.

Он изрядно накачался наркотиками и выяснял отношения со старшеклассницей, походившей на Дэвида Ли Рота в женском варианте.

Хевен прекрасно поняла, зачем он клеится к этой девице. Чтобы она, Хевен, приревновала – как же, держи карман шире! От своей матери она усвоила одно – никогда ни на кого не рассчитывай, тогда никому не удастся тебя подвести. Силвер вбила ей эту мысль, когда ей было лет шесть или семь. И этот чуть ли не единственный урок она запомнила на всю жизнь.

– Надо всю эту кодлу вытолкать на берег, – предупредила она Эдди.

Он окинул ее заторможенным взглядом – взгляд пустой, нижняя губа отвисла. Играть перед благодарной и восторженной аудиторией – кайфа уже не было. Залиться пивом и потрахаться – вот все, что ему на данный момент хотелось.

– Да народ видишь как балдеет, – сказал он, притягивая к себе мисс Дэвид Ли Рот.

Громкий звон возвестил о том, что хрустальная лампа приказала долго жить.

– Черт! – Хевен даже подскочила. – Давай, Эдди, гони их всех на берег, иначе вечеринке конец!

– Я тебе что, Супермен? Они меня и не заметят.

Взять бы его сейчас за сальные черные патлы да коленом в мошонку! Это ведь он уговорил ее собрать эту вечеринку, а сам теперь в кусты! Поганец! Все, с ним кончено, хватит.

Дом подвергался уничтожению прямо у нее на глазах. Несколько парней играли в бейсбол пустыми консервными банками, на всех кушетках, уделанных жирной пиццей и окурками, валялись парочки, кто-то выломал замок бара и пустил по кругу бутылки виски и водки, кругом в открытую тянули наркотики, а какая-то девица – кровь с молоком – выдавала стриптиз под восторженное улюлюканье пестрой компании.

Хевен вспомнила Лондон, шесть лет назад. Ей было десять лет, но она на многое успела насмотреться. Силвер и она жили у женщины по имени Бенджи. Только Бенджи на самом деле была не женщина, а мужчина. Собственно, в то время Хевен не могла понять, кем все-таки был Бенджи – просто Бенджи забрал их к себе, когда посреди ночи они выехали из лондонской гостиницы, потому что маме – тогда Хевен называла Силвер так – нечем было оплатить счет.

Два месяца они жили у Бенджи – диковинные вечеринки, странные друзья. И вдруг однажды вечером на маму нашло. Она выбежала на балкончик, выходивший на Кингс-роуд в Челси, сорвала с себя всю одежду и стала без умолку кричать. «Я брошусь вниз! Не останавливайте меня! Я брошусь вниз!» В чем мать родила, она пыталась взобраться на шаткую оградку, а перепуганный Бенджи пытался перехватить ее за талию и истерично вопил: Хевен, вызывай полицию!

Что она и сделала. Ничуть не волнуясь. Приехала полиция, и маму увезли.

Она тогда свернулась в тугой клубочек, забилась в угол и сидела там, сунув в рот большой палец, а Бенджи тем временем не слезал с телефона, уверяя всех: он знал, что этим кончится.

Она тогда словно впала в транс. И сейчас – то же самое.

Возникло ощущение deja vu.[12] Она потеряла контроль над происходящим, и хотелось просто найти угол и спрятаться там.

Джек улетел из Нью-Йорка в Лос-Анджелес последним рейсом. У него была мысль поболтаться в Нью-Йорке, с кем-то повидаться, решить кое-какие вопросы. Но Хевен сидит одна на побережье – устроим ей маленький сюрприз. К тому же, у него состоялась любовная встреча с одной из самых богатых женщин Нью-Йорка – разве можно получить от этого города что-то большее?

Листая в самолете журнал, он наткнулся на рекламу «Клауд косметикс». На него смотрела Джейд Джонсон. Она была ослепительна, но не в стиле Уитни Валентайн, не по-кинозвездному. Она стояла у старой кирпичной стены, одетая в поблеклые джинсы в обтяжку и застиранную хлопчатобумажную рубашку, небрежно расстегнутую до самой талии. Грудь была скрыта, но если присмотреться внимательно, сквозь ткань можно было различить чуть восставшие соски, просматривалось углубление между грудями. Талия была перехвачена ремнем с серебряной пряжкой, сидевшим совсем низко. На ногах – ковбойские сапоги.

Она смотрела прямо в камеру – взгляд открытый, манящий. Широко посаженные глаза, прямой нос, чувственный рот, агрессивный квадратный подбородок. Медная взлохмаченная грива – до плеч – падающей волной обрамляла лицо.

Надпись была простой:

КОСМЕТИКА «КЛАУД» – ДЛЯ ЭЛЕГАНТНЫХ ЖЕНЩИН

Господи! Как он мог ее упустить? Ведь их обед в Вегасе – в его жизни это было событие!

Джейд Джонсон.

Сейчас он свободен.

Хочется верить, что она – тоже.

66

– Мистер Уайт спрашивает, не согласятся ли дамы пересесть за их стол, – обратился к ним официант.

– Нет, спасибо, – быстро ответила Джейд, а Беверли мгновенно брякнула:

– Да, с удовольствием!

Официант, безработный актер, подмигнул Джейд, как какой-нибудь провинциалке.

– Зеппо Уайт. Агент, с большой буквы, – сказал он со знанием дела.

– Он – мой агент, – ревностно перебила Беверли. Это произвело на официанта впечатление, он бы с удовольствием выяснил, что нужно для того, чтобы непобедимый Зеппо Уайт взялся представлять твои интересы.

Но Беверли о нем уже забыла.

– Идем, – взмолилась она. – Это важно для дела.

– Не хочу я сидеть с людьми, которых не знаю, – возразила Джейд.

– Я тебе представлю.

– Ну да, это многое изменит.

Они обменялись горящими взглядами. Десять лет назад, когда они жили в одной квартире, до ругани доходило нередко. Обе говорили то, что думали, и не уходили от конфликта.

– Я тебя прошу, – сказала Беверли. – Будь хорошей девочкой, пожалуйста, для меня это очень важно.

– Садись к ним, а я пойду домой. Мне завтра рано вставать. Так что никаких проблем.

– Нет, так не пойдет.

– Почему?

– Потому что если ты сейчас мне не поможешь, значит, я слишком хорошо о тебе думала. Значит, ты мне не подруга.

– Черт, Беверли. Что ты несешь?

– Ну я тебя прошу-уууу!

Отрешенно вздохнув, Джейд сказала:

– Хорошо. Но учти: сидеть и смотреть, как ты будешь целовать задницу богатым и могущественным, – это против моих принципов.

Беверли, торжествуя, расплылась в улыбке.

– Сейчас увидишь, как работают настоящие профессионалы.

Она поднялась, сбросив с плеч свою ковбойскую куртку, и какой-то мужчина за соседним столиком едва не поперхнулся. Беверли – пружинистое черное дерево – была само совершенство. Рядом с ней меркла даже прекрасная певица Грейс Джоунс.

Статным кораблем она подплыла к столику Зеппо, вокруг которого уже хлопотали официанты, втискивая еще два стула.

– Беверли, детка.

Зеппо подскочил с места, его ярко-оранжевый хохол даже вздыбился.

– Зеппо, милый, привет! Познакомься: моя лучшая подруга, Джейд Джонсон.

Он хлопнул ее по руке.

– Джейд, очень приятно. Вы никогда не хотели сниматься в кино?

Она вежливо улыбнулась.

– Никогда.

– Таким путем прошла Лорен. Мариза. Ким Бэсинджер.

– Спасибо, мистер Уайт, но меня это не интересует.

– Называйте меня Зеппо. Так меня зовут все друзья. И враги тоже!

Он даже хрюкнул от удовольствия. Беверли, между тем, не теряя времени, взяла в оборот Захарию.

– Мистер Клингер, – промурлыкала она. – Я ваша поклонница. Статья про вас в «Форбсе» – это что-то потрясающее. Кстати, – она дружелюбно протянула руку, – меня зовут Беверли д'Амо.

Поппи под столом пнула Хауэрда. Мало того, что на голову свалился Захария – да не один, а с двумя, судя по всему, проститутками, – так еще эта черная оторва; хотя Поппи не могла не признать, что Джейд Джонсон она обожала – не раз видела на обложках журналов «Вог» и «Базар».

Хауэрд же тем временем лихорадочно обшаривал переулки памяти. Беверли д'Амо напомнила ему его первую жену, фанатичную активистку, в браке с которой он не задержался – всего сорок восемь часов. Иметь такую пантеру в койке! С ума сойти!

Две дорогостоящих дамы по вызову обменялись скучающими взглядами. Все это они давным-давно проходили и ничему не удивлялись. Они могли сказать наверняка: в конце концов чернокожая присоединится к их изысканной прогулке по эротическим фантазиям Захарии Клингера.

– Какая здесь жарюка, – раздраженно заметила Айда Уайт. – И гвалт.

На нее никто не обратил внимания, включая Зеппо, который под столом пытался погладить Беверли по бедру. Она стряхнула его руку, как назойливого муравья, и спросила Захарию насчет положения дел на фондовой бирже.

Дает подружка, подумала Джейд. Ничего в жизни не меняется. Когда-то, во время фотосъемок в Теннесси Беверли переспала с хозяином местного универмага, с его сыном и зятем – с каждым в отдельности, разумеется, – просто потому, что фотограф поспорил с ней на сотню долларов: ей это не удастся. Добиваться невозможного – это было хобби Беверли.

Хауэрд Соломен внимательно смотрел на нее.

– Мы раньше не встречались?

Джейд кивнула, набрала в легкие побольше воздуха.

– Лет десять назад, – сообщила она. – Я приехала сюда на пробы. Вы что-то делали на студии, либо были агентом, точно не помню.

Хауэрд сочувственно покачал головой:

– Не вышло, да?

– Хауэрд! – возмутилась Поппи. – Джейд Джонсон – одна из лучших фотомоделей в стране!

Но на Хауэрда эти слова не произвели впечатления. Он был убежден: каждая женщина хочет стать кинозвездой. Как же, великая американская мечта!

– Вы извините моего мужа, – сказала Поппи, обворожительно улыбаясь. – Он ничего не понимает. Лично я от новой рекламы «Клауд» в полном восторге. Антонио – великолепный фотограф. А простых смертных он когда-нибудь фотографирует?

Джейд удалось унести ноги через час, и за это время Поппи стала ее новой лучшей подругой.

– Мне очень рано вставать, – сказала она, извинившись.

– Позвоните мне, – настойчиво повторил Зеппо. – У меня есть что вам предложить.

– Позвоните мне, – сказал Хауэрд, – если передумаете насчет кино.

– Позвони мне, – сказала Поппи. – Посидим за ленчем. – Позвони мне, – сказала Беверли, подмигнув всем лицом. – Лучше всего завтра.

Она вбежала на стоянку, где, ожидая свою машину, оживленно спорили Пенн Салливен – актер, с которым ее знакомила Беверли, – и Фрэнсис Кавендиш, агент по подбору актеров.

До слуха Джейд донеслось:

– Я тебе не какое-то бездомное убожество, я классный актер.

И в ответ:

– Как скажу, так и сделаешь.

Все еще препираясь, парочка забралась в «Мерседес» и с ревом умчалась в ночь. Джейд снова осталась одна. Естественно.

– Сядьте рядом со мной, – распорядился Захария Клингер, когда Беверли появилась в его гостиничном бунгало через несколько минут после него самого. Свою машину она оставила парковщику перед входом в отель. Его привез лимузин с шофером.

– Мне удобнее здесь, – возразила она, устраиваясь на диванчике напротив него. – Где ваши подружки? Вы развезли их по домам?

– Я хочу, чтобы вы сели рядом со мной, – повторил он.

– Хотеть не вредно, – пошутила она.

– Не надо играть со мной в игры, мисс д'Амо. Скажите мне, чего хотите вы, а детские долгие игры мы оставим детишкам.

– Я, мистер Клингер, хочу быть звездой, только оч-чень большой. Такой большой, что вы и представить не можете.

– Тогда сядьте рядом, а там поглядим.

– Обещания меня не устраивают.

– Что же вас устраивает?

– Дела. Сделайте что-то для меня, тогда и я сделаю что-то для вас.

– Согласен. Но кое-что я хотел бы получить прямо сегодня.

– Не выйдет. Зря вы отослали ваших подружек. Вот они точно много чего могли для вас сделать.

– Сделают, сделают. А вы будете сидеть рядом со мной и смотреть. Я к вам и пальцем не прикоснусь. И они тоже. Если сами не попросите…

Э-э, да он извращенец! Беверли согласилась. Терять ей было абсолютно нечего, а выиграть она могла много.

– Я устала, – пожаловалась Поппи.

Не он устал, а она. Здорово! Целый день полировала задницу, оторвала ее от кресла, только чтобы в очередной раз расколоть его на украшения и слопать ленч со своим бабьем.

Вслух же он сказал:

– У меня был трудный день. Вымотался так, что ноги не держат.

Поппи хихикнула.

– Неужели мы оба так устали, что не сможем побаловаться?

– Прости, дорогая, но сегодня поднять меня сможет разве что Арнольд Шварценеггер.

Она снова хихикнула.

– Ты такой хохмач!

– Стараемся.

– Да уж мы знаем, котюнчик, знаем!

Чем-то он ей для разнообразия угодил. Интересно, чем?

Они подъезжали к дому. У массивной металлической решетки он остановил машину и нажатием кнопки открыл ворота.

– Хауэрд? – в голосе Поппи послышались печальные нотки. – Ты меня любишь?

– Что это еще за вопрос? Ты же знаешь, что люблю. Дурацкого сюсюканья он терпеть не мог.

Они уже въехали на свою территорию.

– Съедь на обочину, – шепотом попросила она. – Останови машину, Хауэрд. И представь, что мы – школьники-старшеклассники.

– Что?

– Давай.

Неохотно он повиновался. Поппи не из тех женщин, с которыми вступают в пререкания – разве что есть желание провести бессонную ночь.

Едва он выключил двигатель, она голодным кроликом кинулась ему в колени.

– Что ты делаешь? – взревел он, когда она вцепилась в молнию его брюк.

– То, Хауи, что ты любишь больше всего на свете.

Забравшись к нему в трусы, она при свете луны победно извлекла наружу его обмякший и истомленный пенис.

– Поппи…

– Успокойся. Ты же это любишь.

И объяв его ртом, она применила свой особый метод – «поцелуй жизни». Этим методом она воспользовалась в самый первый раз, когда их отношения переросли отношения босса и секретарши. Каким-то образом ей удалось оказаться под его столом и проявить свои особые способности. Через три месяца они поженились.

– Поппи! – простонал он, когда она совершила невозможное и вернула умершего к жизни.

В эту ночь впервые за долгое время, погружаясь в сон, он не думал об Уитни.

67

У Рокки была походка Силвестра Сталлоне. Он копировал ее довольно долго, пока не довел имитацию до совершенства. Легкая раскачка, поступь настоящего мужчины, движение вперед всем корпусом. Пожелай он – и вполне мог бы зарабатывать на хлеб в передаче «Двойники знаменитостей». Только минуточку – это не он копирует Силвестра, а Силвестр копирует его.

Дорога до Транкаса была – чистый атас, и раза два он был готов развернуться на своем «Джипе» и помчаться назад, в цивилизованные края. Трасса вдоль побережья будила в нем какие-то странные инстинкты. Всякий раз у него возникало безумное желание пересечь осевую линию и поиграть в кошки-мышки со встречным потоком. Он даже боялся за себя: вдруг как-то вечером накачается сверх меры и отважится на такое безрассудство. И загремит в каталажку. Снова.

Занятно, ведь он дразнил закон всю свою жизнь, но попал за решетку всего лишь за бесшабашную езду в пьяном виде. Упекли на полгода, а за что? Пара стариков сломалась прямо на скоростной трассе, а он ехал следом, ну, и врубился в них. Невезуха! Любой другой врубился бы в них точно так же.

Значит, Хевен. Лисичка-сестричка. С собственным домиком на побережье. Скорее всего, какая-нибудь хибара, но минуточку – сначала надо проверить.

Наконец, он нашел нужный поворот. Изгиб дороги был заставлен машинами, из дома, к которому вели несколько пролетов каменных ступеней, доносились шум и громкая музыка.

Вечеринка! Вечеринки Рокки любил больше всего на свете.

Стюардессы клевали на Джека всегда. Проверено. В обратном рейсе ему сопутствовала немыслимая красотка, эдакий солнечный калифорнийский персик.

– Давно летаете? – спросил он.

– Полтора месяца, – ответила она. – Все время на ногах, это правда, а так мне очень нравится. Столько интересных людей встречаешь. – Она сделала паузу, лучась и сияя энтузиазмом. – Таких, как вы, мистер Питон.

– Можете называть меня Джек.

– Если оставите номер телефона, – расхрабрилась она.

Она проработает стюардессой от силы еще полтора месяца – потом ее кто-то приметит и пригласит сниматься, либо просто заберет замуж. Такая красотка здесь долго не задержится.

– Какие у вас планы на Лос-Анджелес? – поинтересовался он.

Она горестно улыбнулась.

– Мне бы только до подушки добраться.

У него возникло сильное желание провести с ней ночь. Она являла разительный контраст с дамой света и для одноразовой встречи была, без сомнения, очень привлекательной.

Он сидел, пристегнутый к своему сиденью, держал в руке стакан виски со льдом и размышлял, благо фотография Джейд была надежно укрыта среди журнальных страниц, – нужен ему мимолетный роман со стюардессой или нет?

«Боинг-747» уже готовился к посадке. Господи, думал Джек, я хранил верность полтора года, и чего ради? Чтобы увидеть, как талантливая задница Клариссы порхает перед каким-то доблестным актером? К черту!

Он нажал кнопку вызова стюардессы, и та мгновенно примчалась.

– Если вы свободны, я угощу вас ужином, – сказал он.

Хевен уже не переживала. Надо придумать какую-нибудь байку для дяди Джека, и все. Скажем, она пригласила всего двоих, а в ворота вломилась целая толпа. Кстати, не так далеко от истины.

Дом был почти полностью низведен до состояния притона. В обеих спальнях упражнялись пары, повсюду слонялись Бог знает откуда взявшиеся типы. Кто-то включил «Джакузи», и туда набилась куча обнаженных тел.

Эдди нигде не было видно. Вот подонок! Этого она ему не простит никогда. Слова больше ему не скажет.

Одним из тех, кто слонялся по дому, был Рокки. Во попал! Детвориный рай! Телок столько, что можно застрять по колено! Какие лисички, какие у них тугие попки и бойко торчащие сисечки! Обалдеть можно!

Рокки случалось бывать на вечеринках. Обычно там было полно неприступных с виду дамочек под тридцать, которые изображали из себя актрис или фотомоделей, но по большей части подторговывали на стороне собственным телом. С несколькими такими он жил, их даже было не так мало. Тела упругие, ничего не скажешь, но мысли – только бы побольше урвать. А делиться заработанными деньгами Рокки не любил. У него была сносная квартира и прошедший через несколько рук «Меркьюри», который он чередовал с «Джипом». На «Джипе» разъезжал только по делу. Как сегодня, к примеру. Он отработал барменом на крупной вечеринке и уволок оттуда три тысячи долларов – в желающих раззадорить себя наркотиками недостатка не было – плюс ящик отличного виски.

Но он не уволок Силвер Андерсон – которой, собственно, так и не было.

Мысль о том, как неслыханно подфартило его так называемому другу Уэсу Мани, просто не укладывалась у него в голове. Бывает же ослам такое везенье! И благодаря кому? Ему, Рокки, настоящему мужчине, – ведь это же он привел Уэса в дом Силвер Андерсон! И даже «спасибо» не удостоился за хлопоты. Хоть бы на ужин пригласил. Или в гости. Как же, от такого дождешься!

Есть же люди.

Не люди, а дерьмо собачье.

Рокки нахмурил брови. Поиграл мускулами – не такими уж незаметными. Пуганул пятнадцатилетку: – Эгей, лисичка! – и та быстро смылась.

Рокки уже забыл, что именно он подставил своего доброго друга Уэса под удар в Лорел-Каньоне. Масштабов аферы он не знал, но знал, что дело там нечисто, и настоящий друг никогда бы не дал Уэсу тот номер телефона.

Зацапав какого-то высокого лунатика в обрезанных джинсах, он спросил:

– Хевен не видел, старичок?

Парень даже подпрыгнул от волнения.

– «Хевен»? Рай, что ли? Тут кое-кто продает «Экстаз». А «Хевен» – это клево?

Рокки понял, что теряет драгоценное время. Тут же уйма покупателей! Можно ужас сколько насшибать!

У стюардессы оказались гладкая – персиковый пушок – кожа, роскошный абрикосовый холмик лобка и полное желание угодить. Любовь с ней напоминала прогулку по магазину сладостей где-нибудь в провинции.

Они были в номере Джека в «Беверли-Уилшир», время перевалило за полночь. Он уже подумывал о том, как бы от нее избавиться.

Вдруг на него накатило чувство вины. Прелестная ведь девушка и так старается сделать ему приятное.

В придачу она оказалась его поклонницей, и тут он уже не мог сдержать раздражения.

– Каково это – быть Джеком Питоном? – спросила она, млея от восторга.

А правда, каково?

– Не принадлежишь себе, – сказал он наконец, и этот ответ, похоже, ее устроил.

– Вы, наверное, со всеми встречались.

– Ну, не со всеми.

– С Полом Ньюменом наверняка встречались.

– Да, – признался он.

– Я всегда покупаю его приправу для салатов, – благоговейно произнесла она. – Такая вкуснятина! Вы пробовали?

Так, пора расползаться. Самое время.

Но при отсутствии практики теряешь навык – он забыл, как это лучше сделать.

Она сама подсказала ему выход. Села в постели и потянулась, выставив сочные и упругие мячики грудей.

– Я проголодалась, – объявила она. – А вы?

Его выдуло из постели, как ветром.

– Есть отличная мысль.

– Какая?

Он натянул брюки.

– Где ты живешь?

– В Санта-Монике. На Одиннадцатой. Но я не спешу… – она выжидательно посмотрела на него.

– Одевайся, – весело велел он. – Поедем в супермаркет «Хьюз» и целиком его закупим. Потом я отвезу тебя домой, и ты приготовишь лучший в моей жизни завтрак.

– Я? – неуверенно спросила она, слегка разочарованная – ее куда больше устроил бы завтрак в гостиничном номере.

– Ты ведь умеешь готовить?

– Вроде бы.

– Вот и поехали!

Раскалывать детвору было куда веселее, чем выгребать денежки из карманов их богатеньких мамуль и папуль. И, кстати, молодежь знала, чего хотела – только самый лучший товар, самый модный. Особой популярностью пользовался «Экстаз» – новый фирменный наркотик. И, как вскоре выяснил Рокки, многие лисички были готовы совершить бартер, рассчитаться натурой.

Он уже подумывал пригласить одну благодарную отроковицу прогуляться по бережку, как вдруг обнаружил Хевен – свернувшись клубочком, та сидела в углу, никак не реагируя на окружающее буйство, будто ничего и не происходило. Издав победный вопль, он кинулся на нее.

– А вот и я!

Она посмотрела на него своими янтарными глазами и усилием воли вернулась в реальный мир.

– С опозданием на день, – пробурчала она.

– Не хотел пропускать вечеринку, – сказал он беззаботно. – Местечко тут основательное. Тебя сюда твой старик замуровал или как?

– Я живу здесь одна, – пробормотала она. Уж он-то обойдется без ее объяснений.

Он посмотрел на нее с уважением.

– Да?

Она окинула его оценивающим взглядом.

– У вас правда есть друг в мире звукозаписи?

Он почесал под мышкой.

– Угу. Хочешь мне что-нибудь пощебетать?

– Если выгоните из дома всю эту шайку недоносков, я поставлю вам мою кассету. Можете их шугануть?

Он как бы даже обиделся.

– Перед тобой Рокки, – хвастливо заявил он. – И не такие вечеринки приходилось расшвыривать.

В супермаркете Джек накупил продуктов на двести долларов, а блондинка-стюардесса только успевала ойкать:

– С ума сошел! Ну кто все это съест?

– Могу я доставить себе удовольствие? – настаивал он. – Мне самому приятно.

Побросав на заднее сиденье «Феррари» бумажные мешки с продуктами, он поехал к ней домой – в скромненькую квартирку, которую она делила еще с двумя стюардессами, милыми девушками, жившими надеждой выловить из салона первого класса богатого бизнесмена или звезду крупнейшей величины.

– Ш-шшш! – Она захихикала, когда он вывалил все съестное на крохотный кухонный столик для готовки. – Сейчас три часа ночи!

– Что ж, пожалуй, я поеду, – сказал он, покончив с продуктами.

– Нет, нет. Я же должна приготовить вам завтрак, забыли? Ведь мы из-за этого и в магазин ездили.

Он поцеловал кнопку ее носа.

– Я уже не голоден. А дома на побережье у меня малолетняя племянница совсем одна. Надо ехать.

В каком-то смысле у нее отлегло от сердца. Объяснять девчонкам, что здесь в три часа ночи делает Джек Питон, – задача не из легких.

Она понимающе кивнула и едва слышно спросила:

– Мы еще увидимся?

Лгать не хотелось.

– Сегодня был особый вечер. – Если и ложь, то только белая. – По правде говоря, я только что прервал довольно долгую связь и не хочу давать обещаний, которые могу не выполнить. – Он погладил ее по щеке. – Так что, очаровательная мисс, ждать звонка не надо, потому что сейчас я – не самый надежный мужчина в мире.

– Спасибо за откровенность, Джек, – сказала она взволнованно. – Но мой номер все-таки запишите – кто знает, когда вам захочется пройтись по магазинам?

Он улыбнулся.

– И спасибо за продукты, – добавила она.

Он вышел из ее дома с добрыми чувствами. Приятно, когда при расставании тебя не мучают угрызения совести.

Он оказался не трепачом! Рокки вышвыривал их пачками! Объявлял, что вечеринка закончена и ничего не желал слушать.

Единственным, с кем у него возникли трудности, оказался Эдди.

Хевен отвернулась, когда Рокки затолкал его в укромный уголок и что-то шепнул на ухо.

Эдди, красный как рак, смылся мгновенно, держа под мышкой гитару.

Все, Эдди, пока.

Надо сказать дяде Джеку, чтобы перевел ее из ее теперешней школы в другую. А еще лучше – вообще обойтись без учебы, сразу стать профессиональной певицей: концерты, золотые диски, встречи на телевидении – все, что положено.

Наконец, всех пришельцев унесло прочь, и в некогда идеальном доме, павшем жертвой урагана, она осталась с Рокки вдвоем.

– Садитесь, – сказала она решительно! Уж сейчас хоть кто-то послушает ее кассету. – Садитесь и внимайте.

Джек гнал машину на бешеной скорости, безрассудно нарушая все существующие запреты. «Феррари» ревел, вонзаясь в ночь холодным клинком.

Уже брезжил рассвет, вдоль береговой линии появилось бледное сияние. Движения на трассе почти не было, и быстрая езда давалась безо всяких усилий. Нью-Йорк уже казался каким-то сном. Прилетел. Улетел. Полноте, да был ли он там вообще?

Негромко мурлыча себе под нос, он домчался до дома в Транкасе в рекордно короткое время.

– Неплохо, – скупо похвалил Рокки. – Привязчивый мотивчик.

Только что отзвучала медленная песня – самая новая. А теперь надо попотчевать его старым добрым рок-н-роллом.

Она поставила забойную музыку и стала ждать, что он скажет.

Она наблюдала за Рокки, который развалился в кожаном кресле и для полного кайфа покуривал бычок, – и в эту минуту вошел Джек.

Рокки заметил его первым.

– Минуточку, – начал он, пытаясь выпрямиться в кресле. – А вы, случаем, не…

– Какого черта здесь творится? – вскричал Джек.

ГДЕ-ТО НА СРЕДНЕМ ЗАПАДЕ…

КОГДА-ТО В СЕМИДЕСЯТЫЕ…

Из дома приемных родителей девочка убежала. Убежала ночью и без оглядки, прихватив с собой триста долларов, которые нашла в тайнике, на кухне, за мешком с мукой.

Она все еще была подростком, хотя выглядела старше своих лет и – несмотря на дешевую одежонку и любительский грим – была вполне привлекательной.

Работу она нашла довольно быстро – в отделе туалетных принадлежностей скромного магазинчика. Денег хватало, чтобы снимать комнату и как-то сводить концы с концами.

Хозяину магазина она нравилась. Это был приземистый человечек с носом картошкой, без двух пальцев на левой руке. Средних лет, женатый, он все время пялился на нее. Не прошло и двух недель, как он поймал ее в задней комнате и сунул руку – ту, на которой не хватало пальцев – ей под юбку.

Она отпихнула его, обозвала свиньей. Но ее сердитые слова его только раззадорили, и он продолжал приставать к ней.

Девочка старалась не обращать на него внимания, но он все хотел добиться своего и никак не оставлял ее в покое.

Однажды в магазин пришла его жена. Она оказалась еще ниже его ростом и толще. Верхнюю губу украшала ниточка черных усиков.

В тот день хозяин вел себя прилично, дал ей передохнуть. Но на следующий день удвоил натиск, и девочка пожаловалась на него водителю одного из грузовиков, привозивших в магазин товар.

«Я знаю, как его утихомирить, – сказал молодой водитель. – Давай встретимся после работы, я тебе расскажу».

Они встретились. Один раз, другой, и скоро девочка стала подружкой шофера, которого звали Чич, – вроде бы неплохой парень, правда, он не очень любил мыться, а лицо было угреватым.

Конечно, ему хотелось одного. Девочка уже знала, что всем мужчинам нужно одно. Она знала также, что происходит, если уступишь, поэтому все его попытки решительно отвергала.

Чич не привык, чтобы ему отказывали. Угри угрями, запах запахом – а девчонкам он нравился. И Чич всякий раз давал ей это понять.

«Будешь строить из себя недотрогу – больше меня не увидишь», – предупреждал он ее.

«Ладно», – отвечала она.

«Что «ладно»?»

«Не увижу».

Чич был озадачен. Наверное, она… как это называется… еще Джейн Фонда в каком-то фильме это слово говорила…

Фригидная – да, точно, фригидная. И они перестали видеться.

Однажды хозяин магазина зашел в дамскую комнату, когда она сидела на унитазе.

«Выйдите отсюда!» – закричала она.

Был седьмой час, и все продавцы уже разошлись по домам.

«Не дури, – заявил коротышка. – Ты сама этого хочешь. Я же вижу, какие черти у тебя в глазах прыгают».

И не успела она натянуть трусики, как он накинулся на нее.

На миг она потеряла равновесие, и он сунул жирную руку ей между ног.

Она увидела его пенис, торчавший из брюк жирной сарделькой.

Что было сил она саданула ему по яйцам коленкой. «Ай-йййй!» – взвыл он и согнулся вдвое. Она выскочила из магазина и больше туда не вернулась. Через две недели в ее меблированных комнатах появился Чич.

«Почему ты мне не сказала, что хочешь уезжать?» – спросил он.

«А зачем?» – ответила она.

Схватив ее за талию, он произнес слова, которые ей так хотелось услышать. Слова, которые навсегда защитят ее от злобного мира.

«Выходи за меня».

Через два дня они поженились, официально вступили в брак. Она сказала ему, что ей девятнадцать лет, и она – сирота. Они были друг другу под пару, потому что у него тоже никого не было, кроме старшего брата. В дом брата они и переехали.

Чич потребовал секса, не успели они переступить порог дома, и она послушно уступила – теперь она его жена, как можно отказываться?

Он затащил ее в отведенную для них комнатку и задрал ей юбку. Повалил на узкую кровать и, громко пыхтя, принялся за дело.

«Ты не целка», – сказал он через минуту.

«Я никогда этого и не говорила».

«Мать честная! – вскричал он в сердцах. – Надо же так наколоться! Не целка! Надула меня, сучка!»

Он наотмашь хлестнул ее по лицу, продолжая шипеть и браниться.

От ее «подлого вранья» Чич так никогда и не оправился. Однако, гнев не мешал ему вонзаться в нее каждый вечер, а порой и по утрам.

Брат его был угрюмым типом, он состоял в гражданском браке с женщиной, которая приходила и уходила, когда ей того хотелось. Она работала танцовщицей в баре и обременять себя домашними делами напрочь отказывалась. В результате уборка, стирка, готовка и хождение по магазинам – все легло на плечи девочки. Она обслуживала всех, в том числе и приятеля брата – Брайана, который по пятницам, после покера и мощной попойки, оставался ночевать. Брайан был здоровяк – шесть футов два дюйма в высоту и триста фунтов в ширину. Длинные патлы, неопрятная борода и не сходящая с лица ухмылка.

Девочка вскоре поняла – выйдя за Чича, она совершила большую ошибку. И все-таки… одной еще хуже. Она молча страдала, принимая свою судьбу, как неизбежность. По крайней мере, у нее есть муж – а это немало.

Незадолго до Рождества в пятницу вечером, она почуяла серьезную опасность. Чич явился домой пьяный, размахивая полупустой бутылкой виски – подарок босса. Позже пришел брат – злой как черт, потому что его гражданская жена позвонила ему на работу и сказала: она встретила другого и больше не придет. К приходу Брайана братья уже здорово накачались. Брайан догнал их без особого труда.

Девочка, нервничая, суетилась на кухне. Она подала им жареный бифштекс с картошкой, а потом укрылась – от греха подальше, – заперлась в комнатке, где жила с Чичем.

За дверями трое мужчин громогласно ржали и орали друг на друга. Она знала – скоро Чич придет и начнет ползать по ней, облапит всю целиком. По крайней мере, управлялся он быстро, и она закрывала глаза и находила успокоение во сне.

Так и вышло, не больше чем через двадцать минут он ввалился в комнату, что-то пьяно бормоча.

Собрав волю в кулак, она приготовилась принять его домогательства. Чич живо, без предисловий, взгромоздился на нее и сразу перешел к делу, но ее холодная неподвижность пробудила в нем злобу.

«Что это с тобой? – прохрипел он с отвращением. – Вся сухая».

Молчание.

«Тебе говорю!» – вскричал он и хлестнул ее по лицу – это вошло у него в привычку.

Она попыталась сесть, но он грубо толкнул ее назад, на узкую постель.

«Встанешь, когда я тебе разрешу».

Он ударил ее снова и снова вошел в нее.

Устало вздохнув, она отпустила державшие ее путы, расслабилась. Чем скорее все кончится, тем скорее он оставит ее в покое.

Алкоголь затормозил его рефлексы, подорвал мужскую удаль. Бранясь, на чем свет стоит, он скатился с нее.

«Все ты виновата», – буркнул он сердито.

В дверь постучал его брат.

«Че ты там застрял? – невнятно пробухтел он. – Мы вроде в бар собирались, не?»

«Иду, – раздраженно рыкнул Чич, вставая и застегивая ширинку. – У меня на тебя уже не стоит, сучка такая. Только и знаешь, что динамо крутить».

И он, ругаясь, вышел вон; слава Богу, на сегодня все, подумала она.

Но через пять минут в комнату ввалился его брат. «Ты почему расстроила Чича?» – взвыл он. «Я ничего ему не сделала», – мягко возразила она. «Он к тебе неплохо относится, верно?» – спросил брат, подсаживаясь на край узкой кровати. «Неплохо», – солгала она. «Кормит тебя, шмотки покупает». «Да».

Его большая лапа вдруг взлетела вверх и обхватила ее левую грудь.

Прижавшись к стене, она прошептала: «Пожалуйста, не трогай меня». На нее пахнуло перегаром.

«Должен. Надо проверить, нормальная ты или нет. Чич говорит, что нет».

На нее наплыл его мясистый рот, а руками он пытался развести в стороны ее ноги.

Он навалился на нее всем телом, и она стала отчаянно сопротивляться. Но силы были неравны. И под ее яростные крики он вошел в нее.

«Чич прав. Ты какая-то приторможенная», – невнятно промямлил он, прижимая ее руки к бокам со всей своей мужицкой силой.

«Сам ты приторможенный», – дерзко ответила она, хотя едва дышала от боли.

«Я тебе пообзываюсь, телка». Он дважды наотмашь ударил ее по лицу, пресекая бесплодные попытки сопротивляться. Потом с животным воплем удовлетворения закончил начатое.

Когда он оставил ее, она приложила руку ко рту – оказалось, из уголка сочится кровь. Провела языком по зубам – один шатается. Груди ныли от боли, под обоими глазами – синяки. Еще один кошмар. Не много ли для ее короткой жизни?

Дрожа всем телом, она попробовала сесть. Но в эту минуту в комнату вошел Брайан. Они с опаской посмотрели друг на друга. Брайан был вдребезги пьян. Будь он трезв, она бы отговорила его, упросила бы ничего с ней не делать. А так…

«Не надо! – Она замотала головой, видя, как он подходит к ней. – Не надо! Пожалуйста!»

Не говоря ни слова, он просто подмял ее под себя могучим торсом.

Наверное, она потеряла сознание, потому что очнулась в кузове грузовика Чича – и услышала, как три пьянчуги о чем-то совещаются.

«Выкинем ее прямо на середину городской свалки». – Она узнала голос Чича.

«Нет. – Это уже брат. – Лучше в реку».

«Болван! – зарычал Брайан. – Могли бы за двадцать долларов взять шлюху».

«Это все ты громила, – взъярился Чич. – Задавил ее до смерти».

Такого страха она в своей жизни еще не испытывала. Ужас колючками впился в кожу, когда она поняла: она потеряла сознание, а они по пьянке решили, что она умерла, что они ее убили. И теперь думали, как избавиться от тела. От ее тела.

Ее колотила дрожь, но она решила – облегчать им страдания она не будет.

Минут через двадцать грузовик остановился. Трое зверей еще спорили: как быть с алиби, что отвечать, если кто-то станет задавать неприятные вопросы.

Наконец, Чич подвел итог.

«Да кто она такая была? Никто. А раз никто, кто заметит, что ее нет?».

Они согласно захрюкали, стащили ее тело с грузовика и швырнули в глубокий ров с мусором.

Она уже знала, какой будет ее месть.

Только пришлось немного выждать – полтора месяца.

Чиркнуть спичкой оказалось очень просто…