Голос империи

Глава 6

Триединая империя, Джалан

Летний императорский дворец

Иммур-Кемаль Велес, размахивая руками с экрана, вопил так, будто собирался перекричать толпу, беснующуюся возле здания городской тюрьмы:

— Люди требуют расправы! Виктор Коннор — убийца! После казни его сердце нужно сжечь, превратить в пепел и развеять над Альварскими горами, из которых он и прибыл в столицу! Действия доктора Коди, хоть и были, по сути, преступными, но все же помогли вылечить город от наркотиков. Это был единственный возможный способ остановить безумие. Заставить людей понять, что умирать они будут в мучениях. И никто не в силах это прекратить. В следующий раз каждый, кто решит попробовать наркотики, сто раз подумает. Так что, еще неясно, кого из этих двоих стоит называть народными героем. Ведь, если мы будем судить с такой стороны, то Коди тоже заслуживает оправдания — уже посмертно. До этого друидский доктор неоднократно подавал в департамент здравоохранения законопроект о летальном медицинском вмешательстве. Он был известен в определенных кругах как инициатор фармакологического умерщвления в случаях, где медицина бессильна…

Принц Джеремиан, зевнув, выключил новости. Ему надоело.

— Вылечил он, как же. Чернь лечится только плетью или палкой. Разумный человек всегда понимает, что не надо пихать в себя что ни попадя. Не можешь покупать чистый продукт — не покупай никакой.

— Чернь всегда будет подражать, — потянулся в кровати Эйдан. — Высшему захотелось побаловаться с девкой, угостил ее чем-нибудь. Ей понравилось — и понеслась.

— Ее проблемы. Значит, сдохнет.

Эйдан впервые посмотрел на принца с плохо скрытым сомнением. Друидские инстинкты даже у неодаренных никуда не девались. Да, их рано отправляли «в более подходящее общество», но постулат о том, что каждая жизнь священна, вбивали в головы накрепко. И теперь юноша испытывал к принцу те чувства, которых раньше не было. Более того, начинал догадываться, почему Тагир не хочет допускать Джера до власти. Все-таки правитель не должен относиться к людям, как к расходному материалу. И, тем более, бросаться подобными заявлениями.

Несмотря на отсутствие глубокого аналитического ума, Эйдан наконец-то понял, о чем когда-то говорил его учитель истории… Люди во главе государства встали в свое время неспроста. Друиды не способны на жесткие, но порой необходимые меры. Альвы не умеют сдерживаться. А человека формирует среда и воспитание, все решает мораль и здравый смысл… Если они, конечно, есть.

Обилие странных мыслей в голове было списано на новое курево, которым они с принцем баловались час назад.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, резиденция семьи Райвен

Завтрак остался нетронутым. Только лежавшая на столе вилка была скручена в замысловатый узел.

Гаральд уже даже не матерился. Он молча выключил телевизор, решив, что после окончания всей этой эпопеи лично разберется с говорливым журналистом. Идея с развеиванием пепла ему очень импонировала.

Появляться в таком взвинченном состоянии на работе не хотелось. Поэтому до департамента лорд Райвен пошел пешком, пусть это и противоречило всем правилам безопасности. Но полчаса прогулки сейчас помогли бы проветрить голову и успокоиться.

И это была… так себе затея. На улице было непривычно людно и шумно. Всегда спокойнейший район Фирих, место проживания высших лордов и самых богатых семей Джалана, с утра наполнился тысячами громких голосов и суетливо снующих людей.

Понять причину этого странного оживления никак не получалось.

— Возьмите! — внезапно на пути лорда образовался мальчишка, держащий в руках стопку ярко-зеленых газет. Сунув экземпляр в руки озадаченному Гаральду, он тут же побежал дальше.

— Тааак, — лорд Райвен ошарашенно смотрел на передовицу.

Вместо заголовка на ней большими буквами было написано: «Я, мы, все — Виктор Коннор!», после чего следовал портрет его друга и какая-то статья, суть которой уловить на ходу было сложно, но, если это на первой полосе — значит, не проходная новость.

Вчитываться было некогда. За опоздание на работу можно было нарваться на штраф. Поэтому газета отправилась в сумку — до более подходящего времени. Очередной мальчишка, только уже с красной газетой и точно таким же заголовком, появился на его пути буквально через пять минут.

— Возьмите! — потребовал он почти приказным тоном и всучил свой опус.

— Да что тут происходит?

— Мы требуем императорского помилования для Виктора Коннора! Мы все — Виктор Коннор!

Мальчишка побежал дальше, а Гаральд с нарастающим изумлением понял, что даже объемов его немаленькой сумки не хватит для всех газет.

Они были везде. Синие, черные, зеленые. Их раздавали мужчины в костюмах и женщины в нарядных платьях, школьники и благонравные старушки…

— Джа… — выдохнул Гаральд, лавируя между снующими и переговаривающимися людьми. — Ну ты сумасшедшая…

«Доброе утро, красавчик» — сообщил телефон.

Джалан, летний императорский дворец

Канцлер стоял перед императором, бледный и трясущийся от страха. На монаршем столе лежали две дюжины разноцветных газет и журналов с одинаковой передовицей: «Я, мы, все — Виктор Коннор!».

— Что. Это. Такое? — Тагир сидел, глядя на канцлера исподлобья.

— Это… с утра. Везде. Народ хлынул в Фирих. Вызвать охрану?

— Есть причины? — поинтересовался император. — Погромы? Давка? Убийства? Ранения?

— Нет… пока нет, ваше величество. Просто люди, их много. И они раздают вот эти газеты.

— И?

— Везде требование о помиловании. А возле городской тюрьмы — тоже… народное сборище. Только там требуют немедленной выдачи Коннора для расправы. Отдать приказ разогнать?

— За что? Они нарушают закон?

— Нет…

— Бунтуют?

— Кричат. Беснуются.

— Дороги перекрывают? Баррикады строят?

— Нет…

— Ничего не громят и никого не трогают. Я прав? — Тагир очень неласково посмотрел на канцлера, и тот еще сильнее затрясся. — То есть они просто шарахаются вокруг дворца и комплекса департаментов, одни раздают газеты, а другие слишком громко вопят?

— Да, ваше величество.

— Мешают вам спать?

— Нет, ваше величество. Но…. отменить ваш сегодняшний выезд?

— В театр? Нет, с чего бы, — Тагир почти удивленно воззрился на канцлера.

— Нет. Они просто…

— Гуляют по центру. Не в том настроении?

— Ваше величество!

— Не вижу проблемы.

— Там журналисты, это все идет в эфир. Туристы тоже видят…

— И что? Пусть видят. Народ империи есть право голоса.

— Это давление на власть! — задребезжал канцлер.

— Не давление, а попытка. Вечно вы путаете потуги с действиями. И это мне решать, как расценивать этот балаган. Пока еще власть здесь я! Охрану усилить, патрули в центр, выезд в шесть.

— Это может быть небезопасно, — еще раз осмелился высказаться канцлер.

Тагир привстал, тяжело опираясь на руки.

— Небезопасно — демонстрировать слабость! Если я буду прятаться от каждого мальчишки с листком или менять планы из-за пары оглоушенных крикунов, вот что точно будет небезопасно для империи. Не трогать их — пусть выпускают пар! Собака, которая лает, редко способна укусить. А себе закажите смену белья, если вы так впечатлительны. Жду в шесть. Свободны.

Канцлер сник и, пятясь, вышел из кабинета.

Триединая империя, Джалан

Район Эззо, Академия государственного управления

Де Зирт любовался бирюзовыми сполохами на кончиках пальцев.

— Красота! А вот сообщать нашей дикарке, зачем я на самом деле потащил ее в арканный зал, действительно не стоило. Пусть дальше думает, что полагается. Не все же им, излишне любопытным, надо знать?

— Угу, — подтвердил Сивус.

— Нет, ну можно было, конечно, уговорами… Или даже грубой силой. Поделилась бы эфиром, от нее не убудет. Девка сильная. В конце концов, накопитель можно выпросить. А новый у меня создавать времени нет. Но она же обидится. А зачем мне обиженная ведьма? Незачем…

— Угу.

— Вот и я так думаю. Теперь надо разобраться с карателями. Просто вывести их на улицы можно, но это уничтожит сам их институт… Народ просто сожрет нас, и ботинок не останется. Значит, не просто вывести, а так, чтобы этот демарш вписался в их убогую картинку мира. И заставил не только обосраться от страха, но и благоговейно возрадоваться — вот где задача! Понимаешь, пернатый?

— Угу.

— Так-так, — де Зирт постучал пальцами по столу. — Они ведь жаждут его крови?… А мы жаждем мира во всем мире…

Сивус промолчал, демонстрируя ложное подобие интеллекта. Не со всем же соглашаться пусть и механической, но все-таки сове.

— Надо сделать моих мальчиков чуть более чувствительными к жажде крови… А что может быть страшнее чувствительного убийцы?

— Угу.

— В конце концов имеют же они право эволюционировать. И какая, по большому счету, разница, сами они это сделают или при помощи Создателя!?

— Угу…

— Молчать! Я их создал. Я их демиург, и я вполне могу решить, что моим деткам пора немного вырасти. И стать умнее.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, комплекс зданий департамента правоохраны и судейства

Де Зирт приложил руку к заблокированной двери центра управления имперскими карателями. Давным-давно, создавая институт, наводящий ужас на людей, он оставил эту лазейку. Словно предчувствуя, что однажды придется воспользоваться. Правда, пришлось потратить изрядное количество сил, чтобы провернуть композитный замок. Проект которого тоже создавал он.

Человек в униформе института карателей стоял возле металлического стола, содрогаясь от холода и паники. Он смотрел на тело, лежащее на этом столе. На свою дочь. Мертвую. Холодную.

Рядом с ней стоял еще один человек. Нет, не человек, альв. Почти полностью скрытый под балахоном. Из-под черной материи виднелись только белые волосы, похожие на паклю, и очки-гоглы.

Альв протянул руку к мертвому телу. Нежно, сладострастно провел по обнаженной груди, лаская соски. Спустился ниже, изящным движением, будто художник, провел линию по животу. А затем его пальцы ворвались внутрь, разрывая плоть, купаясь в застывшей мертвой крови. И вернулись под свет операционной лампы — липкими, мокрыми, грязными и дрожащими от возбуждения. Держащими что-то…

Альв полюбовался своей добычей, рассматривая ее так и сяк. И с аппетитом начал есть.

Де Зирт похлопал лежащего на полу человека по щекам. Тот с трудом разлепил глаза и, увидев перед собой его лицо, то самое, которое только что… там… задрожал, попятился и попытался дотянуться рукой до кнопки вызова охраны.

— Даже не думай, — ласково предупредил альв.

— Вы… ментальное воздействие? — мысли путались, во рту пересохло, а в ушах стоял такой звон, что казалось, слова проникали сквозь него с большим трудом.

Гость кивнул и оскалился по-настоящему хищно.

— Что еще ты помнишь?

— Н-ничего…

— Вот видишь, как нехорошо спать на рабочем месте! Такая ответственная должность — и такое упущение… Куда тебя теперь? Форму стирать, наверное? Хотя… через сутки ты уже не вспомнишь всего, что видел. И снова придешь на свое заслуженное место. Всегда есть выбор.

— Но… Я обязан доложить!

— Что именно? Что ты ничего не помнишь? Или что тебе снятся кошмары? И как ты представляешь жалобу на меня? Ты же понимаешь, что твоей карьере… — старик с помощью одного емкого нецензурного слова объяснил все не радужные перспективы. — Я не сделал с карателями ничего такого, что приведет к системному сбою. Мальчики будут работать, как и раньше. А ты сделаешь вид, что меня здесь не было. Я просто сквозняк.

Человек на полу понимал, что его просто казнят за измену. Разбираться никто не будет. А если сообщит… Готов ли он расплатиться за это так, как показал ему хренов старик?

Если в его силах — войти в ультразащищенное помещение департамента, в центр управления имперскими карателями, стоит ли сомневаться, что он способен просто убить… и съесть человека?

Джалан, район Фирих, департамент финансов

Гаральд дописал файл отчета и посмотрел на часы. Можно было идти обедать. Столовую департамента он не жаловал. Несмотря на то, что в финансовых структурах работало большое количество аристократов, готовить нормально в казенных заведениях так и не научились. Зато ушлые частники быстро сообразили, что возле государственных зданий всегда будут иметь успех небольшие ресторанчики, куда пускали только по «клубным картам». Но, видимо, сегодня мироздание было против любых проявлений нормальности.

На выходе из департамента Гаральд столкнулся с двумя такими же любителями «клубных обедов», которые почему-то шли сейчас в сторону столовой.

— Можешь не ходить, ресторан закрыт, — буркнул один из коллег.

— Внеурочный санитарный день?

— Там какая-то демонстрация на улице началась, — чиновник скроил недовольное лицо. — И чего с ними миндальничают? Давно бы уже вызвали охрану или карателей — и разогнать этих бездельников, работать мешают!

Гаральду стало любопытно. То, что он наблюдал с утра, можно было назвать провокацией, массовым хулиганством журналистов, но никак не поводом для того, чтобы в обеденное время закрывались рестораны Фириха. Значит, дело уже не в раздаче безобидных газет.

Он вышел на улицу ровно в тот момент, когда началось.

Сначала послышался гулкий бой барабанов и какой-то странный свистящий звук. Флейты. Затем ритмичный топот — он нарастал и окружал. Но через минуту на широком кольцевом бульваре вдруг стало очень тихо. Темно. Черно. Отовсюду бежали люди, друиды, альвы, и из каждого переулка в центр города ползла черная тьма.

Каратели. Они стекались из переулков, выходили из подземных переходов, строились ровными квадратами и шли. Молча. Сотни, а затем уже тысячи огромных фигур, с ног до головы одетых в черную униформу. Они шагали по бульварному кольцу. Только теперь черная ткань, скрывающая их лица, словно обрела очертания знакомого лица лорда Коннора. А на черных робах красной краской была нарисована руна «В».

Галдящие, барабанящие и орущие люди, решившие атаковать департамент правоохраны и судейства, разбегались в панике, бросая все. Люди на улице, не успевшие удрать подальше, падали на землю, сталкивались в панике друг с другом, закрывали руками головы и прятались, кто куда мог. Вставать на дороге у карателей желающих не было.

И там, куда наползала чернота, воцарялась абсолютная, мертвая тишина. Каратели шли к зданию департамента правоохраны. Вспарывая волну беснующихся, вопящих и жаждущих крови людей. Рассекая ее острым ножом страха. Инстинктивного ужаса.

Гаральд почувствовал, как по спине побежали мурашки. Даже у него — после всей жути военной академии.

Тьма молча шла по бульварному кольцу Фирих — молчаливая. Разбитая на идеальные черные квадраты. Готовая защищать закон. И карать тех, кто жаждет крови.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, летний императорский дворец

— Ваше величество! На улицу вышли каратели! — канцлер даже не удосужился дождаться приглашения в кабинет. — Их там тысячи!

— И это повод орать? — Тагир снова стоял возле окна. Оттуда ему был прекрасно виден бульвар, некогда зеленый, а теперь поделенный на шагающие черные квадраты. — Я еще не ослеп от старости. Вижу.

— Что прикажете делать?

— Подавать обед. На дорожное кольцо выставить регулировщиков движения. Послать дежурные машины скорой помощи.

— Мы отменяем ваш визит…

— Вы. Ничего. Не отменяете. Решать буду я, — Тагир встал во весь рост и угрожающе навис над канцлером. — Зачинщики беспорядков этого и добиваются. Я не собираюсь менять свои планы.

— Но каратели…

— Тоже вышли погулять?

— Ваше величество!

— С этим разберется специальная комиссия. Если никаких чрезвычайных происшествий, выдвигаемся в шесть.

Тагир проводил канцлера напряженным взглядом и снова сел. Закрыл глаза и… улыбнулся.

Его сын в тюрьме. Никто, кроме пары самых близких людей, не знает, кого именно совет лордов приговорил к смертной казни. И то, что происходит сейчас… не только люди на улицах, но и каратели — бездушные, не умеющие чувствовать, являющиеся только на запах крови…

Император тонул в собственных чувствах. Страх. Боль. Растерянность. Если бы не его собственная принципиальность и глупое отрицание, всего этого не произошло.

Если бы на месте Виктора был кто-то другой, они бы также реагировали?

С другой стороны, происходящее было ему на руку. Еще недавно он не мог придумать решение, не привлекающее лишнего внимания. Казалось, вариантов не было! А сейчас, когда под окнами стояло несколько тысяч… очень весомых аргументов, его жест уже не вызовет никакого изумления. Ведь смерть одного прокурора, пусть и по приговору высочайшего суда, не стоит массовых беспорядков.

Он догадывался, кто мог устроить всю эту камарилью. Злился за это упрямое самоуправство. Но в глубине души, пожалуй, он был даже рад…

И для себя отметил, что после всего нужно будет обязательно поговорить с этим старым хреном. И узнать, как ему удалось вывести карателей на улицу? Собрать чрезвычайную комиссию. Она попросту неизбежна. Но это для лордов. А с Люсом потом за чашкой чая. То, что это его рук дело — ни малейших сомнений. Никто в империи больше не обладал такой силой. Вопрос лишь в том, что именно натворил старый безумец. И зачем.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, департамент финансов

— Имперская транспортная служба. Пакет для лорда Райвена.

Гаральд неохотно повернулся. Он ненавидел, когда его отвлекали от работы. Пожалуй, он саму свою работу ненавидел чуть меньше, чем внезапные появления посторонних в кабинете.

На стол лег конверт с фирменной маркировкой журнала «Дива». Внутри оказались два приглашения на сегодняшний концерт в Имперском театре. И снова завибрировал телефон.

«Твоя задница должна быть сегодня на этом шоу».

«Должна?»

«Должна. И будет. Сегодня там будут все высшие семьи».

Игнорировать подобный тон не стоило. В некоторых случаях безоговорочное подчинение и умение не задавать лишних вопросов было самым разумным способом остаться в живых.

Два билета. Седьмая ложа. Лучшие места. Рядом с ложей его величества.

Лорд Райвен уже научился понимать ход мыслей Лори. И, раз уж вся элита Джалана должна там быть, сомнений не было — появятся все. Как именно это произойдет — можно было только догадываться. Но, раз уж приглашение поступило в столь ультимативной форме, то из чистой вредности стоило сделать ответный ход. И Гаральд набрал номер младшей леди Страго.

Джа сама напросилась!

Розалинда Страго едва сдержалась, чтобы пропустить пару гудков. Нельзя хватать телефон, как будто только и ждешь звонка. Пусть подождет. И совсем нереальных сил ей стоило сохранить спокойный тембр голоса, когда Гаральд Райвен озвучил свое предложение на вечер.

— Ооо, я как раз хотела пойти, и уже не было билетов, — с притворным сожалением сообщила леди Страго. Радуясь тому, что ее лицо он сейчас не видит. Равно как и ее руки. Рвавшие на мелкие клочки персональное приглашение. Только что принесенное курьером имперской транспортной службы.

Джалан, главный концертный зал

До выступления оставалась пара часов. Сафира нервничала, как никогда раньше, и расхаживала по гримерке, которую можно было смело назвать небольшим залом — места было более чем достаточно для всей труппы, ну и еще оставалось — чтобы на самокате кататься.

— Перестань мельтешить, — приказал Венсан. — В глазах уже рябит.

— Страшно же.

— Я знаю. Мне тоже.

— Нам еще страшнее, — буркнула девушка из кордебалета. — Тебе-то выступление в поддержку Виктора Коннора простят в силу того, что ты иномирянка. Венсана максимум депортируют, а нас…

Девушка осеклась под взглядом балетмейстера.

— А вас я, кажется, за ноги на сцену не волок, — черты маэстро моментально заострились, а голубые глаза угрожающе сверкнули. Незачем нервировать звезду перед началом. — У вас была возможность не соглашаться и покинуть театр, как это сделал господин Эйдан. Сейчас мы все одна команда. С одной целью на всех. Если вам это непонятно, сегодняшнее выступление будет для вас прощальным.

— Простите, — девушка покраснела и сделала вид, что старательно пудрится.

Балетмейстер понимал, что зря на нее рявкнул, но вариантов не было. Солистке не стоило сейчас чрезмерно много думать. Лишняя информация порой… сбивает с ног.

Сафиру тем временем отловил гример. Венсан облегченно выдохнул и принялся придирчиво наблюдать за процессом. Глаза девушки густо накрасили черным, тени крыльями разлетались к вискам, лицо и шея — выбелены, а ярко-красные губы на этом фоне смотрелись кровавым пятном.

— Отлично. Просто великолепно!

— Нуу, — Сафира не стала комментировать финальный результат. На ее вкус, получился довольно вульгарный вурдалак. Даже по театральным меркам. — Маэстро, у меня вопрос, как так получилось, что прокурор стал… народным героем?

— Птичка моя, — хореограф уселся напротив. — Как такой же приезжий, только со стажем побольше, поясню. В империи прокурор — это наблюдатель. Его задача — следить за соблюдением закона и юридических процессов. Например, ты решила подать на меня в суд за жестокое обращение на репетициях, — Венсан строго посмотрел на одновременно захихикавших артистов. — И прокурор будет следить, чтобы твой адвокат не затягивал умышленно процесс для получения большей выгоды. А когда меня придут арестовывать и провожать в тюрьму, он может появиться, чтобы проконтролировать соблюдение моих прав.

— Что он такого сделал, что все кинулись его защищать?

— Решил, что просто наблюдать ему надоело, — уклончиво сообщил Венсан и еще раз предупредительно зыркнул на труппу. Все дружно сделали вид, что заняты подготовкой к выступлению.

Сафира зацепилась взглядом за глянцевый журнал, лежащий на туалетном столике. На обложке было изображено крупным планом лицо помянутого прокурора. Породистое, смуглое, с необычными, нечеловеческими глазами. По телевизору лорда близко не показывали, и он постоянно отворачивался от камеры. Она рассматривала его, не в силах оторваться. Человек буквально притягивал к себе взгляд.

— Какой красивый…

— Кто, Виктор красивый? — изумилась одна из танцовщиц. — Ты смеешься что ли? Даже если его уменьшить раза так в два и в отбеливателе прополоскать, все равно не поможет.

— Не надо ничего уменьшать и отбеливать, — запротестовала Сафира. И отважилась сказать то, что давно стоило. — В мире, откуда я родом, таких мужчин считают очень красивыми.

— Выиграешь конкурс — лично познакомлю, — пообещал Венсан.

— Он же в тюрьме? — подали голос сразу две девицы. — И вроде как его должны казнить.

— Ну не сегодня же, — невозмутимо напомнил маэстро. — Отработаем выступление — и можно хоть со всеми высшими лордами перезнакомиться. Во всех позициях. Что за балаган, все загримированы? Тогда одеваемся! Нам еще костюмы обрабатывать.

Магистр де Зирт самым грязным образом ругался. Причем, на себя. Меры безопасности в концертном зале были усилены до монструозного размаха, и виной тому — народные волнения, организованные, по большому счету, с его личной подачи. Так что, обложить отборным матом можно было только свою непредусмотрительность. Но задуманное требовалось осуществить.

Поэтому альв, обряженный в комбинезон технического рабочего, пробирался на сцену, воровато озираясь и волоча за собой тележку с оборудованием.

Он тоже нервничал: по зданию разгуливали эмпаты, менталисты и артефактники из охранки. На входе проверяли все, что казалось подозрительным. Благо, альв по старой доброй привычке пришел в здание сразу после совещания с карателями и затаился в рубке звукорежиссера — на самой верхотуре, за неприметнейшей дверью. Туда, как он абсолютно правильно предположил, просто поленились лезть по длинной лестнице. А теперь… любое неверное движение и даже любая неверная мысль — и будет не просто сорвана прекрасная задумка, а самому магистру придется долго и очень вдохновенно объясняться с дознавателем.

Целью альва сейчас был задник сцены, точнее, гигантское пышное дерево с двенадцатью ветвями — символ пресветлых богов. Теперь самое главное — успокоиться. Любым способом успокоиться и делать свою работу так, чтобы не выдать себя ни эмоциями, ни мыслями. Думать о чем-нибудь… о ком-нибудь… да пусть будет хотя бы такая же высокая и пышногрудая леди Уоллес. С ее роскошной копной каштановых волос, грудью размера так седьмого и поразительно тонкой талией. Притом, что задница у нее… мммм, просто грандиозная во всех смыслах! В общем, леди Уоллес была прекрасна. И главное, уже пару лет как старательно вдовела. Встреча на совещании лордов, а потом и на суде запала магистру в душу.

«А ведь я только по человеческим меркам старик», — размышлял альв, возясь с деревом. — «Срок жизни таких как мы, может достигать двухсот лет. Не считая, правда, тех, которыми пришлось пожертвовать… Но это ничего. Тагир не младше, а на старости лет и женился второй раз, и сына родил. А сколько лет леди Уоллес? Сорок? А, тридцать шесть, точно. Совсем молодая. Или, может, альву присмотреть? Тогда и детки будут… А если не получится, усыновим. А то я совсем о себе не думаю, ни супруги, ни деток».

Под аккомпанемент этих мыслей магистр закончил колдовать над деревом и перешел к фронтальному осветительному ряду. Теперь здесь пара штрихов…

Шастающие по залу проверяющие ничего не заметили. Ну подумаешь, декоратор дерево раскрашивает, гирляндами обвешивает, а потом возится с какой-то еще неведомой установкой, отверткой крутит. Делом занят. Думает о бабе и ее жопе.

Альв поморщился — даже от легкого касания голова заболела. Давно в его мозг не пенетрировали посторонние. Поотвык. И теперь, что называется, как в первый раз. Но снять часть блоков пришлось — чтобы не привлекать лишнего внимания. Зато проверили, убедились, что все там, как в обычной голове, угу… Знали бы они.

Закончив уже свою работу, альв снова погрузил инструмент в тележку и покатил прочь со сцены.

— Магистр? Мы вас уже заждались! — теперь нервничал Венсан. — До выступления час, а костюмы…

— Мы все успеем! — отрезал де Зирт. Голова все еще болела. Он успел сменить робу на привычный балахон и нахлобучил капюшон. Не хотел, чтобы лишний раз его здесь запомнили. К сожалению, на сцене, под пристальными взглядами артефактников и менталистов, в подобной одежде не побродишь. Зато здесь, в гримерках, так не шерстят. Теперь он деловито выгружал из необъятной сумки фляги. — Господа артисты, внимание! Кто уже работал со мной, руки вверх подняли! Ага, вижу. Остальным объясняю. Ничего не бояться. По полу в ужасе не кататься. Ничего с вами не случится, ясно? Сами смотрите.

Де Зирт схватил одну из фляг, щедро плеснул себе на руку и продемонстрировал смысл своей задумки. Артисты среагировали по-разному: одни вытаращились, вторые шарахнулись.

— Кто смелый? Маэстро Венсан, можно вас? — магистр налил состав на рубашку хореографа и повторил эксперимент. — Так понятно? Солистка где?

— Здесь, — откликнулась Сафира.

— Садись, — скомандовал де Зирт и тут же вцепился жесткими пальцами в волосы.

Альв показался ей смутно знакомыми, то ли голосом, то ли чертами, но вот где она могла с ним пересекаться? Не упомнишь, в предгорье таких — десятки тысяч. И все на одно лицо, одинаково чернокожие, красноглазые и беловолосые. А еще мелкие все. Говорят, из-за того, что живут в пещерах, поэтому так эволюционировали. Могут видеть в темноте и не вырастают выше полутора метров с небольшим.

— Магистр! — девушка подпрыгнула, когда ей чуть не выдрали клок волос. — Осторожнее, пожалуйста, не выдергивайте последнее, у меня там не сады.

— Сто лет как магистр. Сиди смирно, иначе совсем лысой останешься! Тебе особенно повторяю. Не бояться! Ясно? Состав для тебя абсолютно безопасен. Я алхимик, знаю, что говорю.

— Подтверждаю, — кивнул Венсан. — Мы уже сколько, лет десять с вами работаем?

— А я помню? — рыкнул де Зирт, продолжая вплетать в волосы Сафиры тонкие красные ленточки, пахнущие чем-то острым и химическим. — Вас таких… упомнишь всех. Не вертись, я сказал! Егоза какая. Вы, балетные, все такие круженые? Готово. Облачайся.

Сафира без малейших стеснений скинула с себя халат и отдалась в руки костюмера, который споро надевал на нее концертный наряд: сверкающий черный китель, украшенный красными рунами, тонкие брюки и белые перчатки. Ко всему этому добавились легчайшие композитные «доспехи», а еще цепи и «крылья», которые крепились за спиной и по одному жесту распахивались. Они выглядели так, будто были сделаны из хромированного металла, но на самом деле легко гнулись во все стороны и были практически невесомыми.

Остальные артисты облачались в форму — тоже черную, белую, зеленую и малиновую. Всех их по очереди магистр обработал из пульверизатора тем же пахучим составом и осенил знаком пресветлых богов.

Когда подготовка закончилась, и довольный собой альв отошел в сторону, Венсан жестом повелел всем замолчать:

— Господа артисты. Мы работаем с вами многие годы. Сегодня от нас зависит не только настроение зрителей. Не только победа в конкурсе. Но и судьба человека. Не буду просить вас стараться, вы это сделаете и без меня. Я хочу, чтобы вы запомнили сегодняшний вечер. Чем бы он ни закончился. И я хочу, чтобы вы знали, вы моя лучшая труппа. Я бесконечно счастлив работать с вами. А теперь на сцену!

И, уже когда труппа пошла к кулисам, балетмейстер подумал, что получилось, конечно, пафосно — но и концерт не проходной. В зале сегодня был император. Весь высший свет Джалана. И десять тысяч простых зрителей.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, главный концертный зал

Маэстро Венсан не знал языка этой песни. Он выбрал ее интуитивно. Не понимая, о чем поет женщина с красивым мелодичным голосом. Но чувствовал, что это оно. И когда попросил Сафиру перевести текст, мысленно кивнул — то, что нужно:

«Это конец всем надеждам -

Потерять ребенка и утратить веру,

Покончить с невинностью

И быть кем-то вроде меня.

Это возрождение всех надежд -

Обрести, что однажды имели.

Не получив прощения,

Эта жизнь закончится возрождением».

И в смолкшем от предвкушения концертном зале зазвучали первые аккорды: Nightwish, End Of AllHope.

Первыми на сцене оказались артисты кордебалета — двенадцать человек в белой, черной и малиновой форме. С грозными выбеленными лицами, на которых софиты освещали кровавые пятна ртов и черные провалы глаз.

Резкие, рубленые движения, которые только что казались хаотичными, сплетались в удивительно слаженный рисунок танца, где каждый из двенадцати стал частью единства.

И затем появилась тринадцатая фигура — в сверкающем черном кителе, на котором полыхали, пульсировали под прожекторами красные руны.

Зал несколько секунд ошарашенно смотрел… и завыл в десять тысяч глоток, перекрикивая музыку, вставая с кресел в едином порыве.

Двенадцать фигур на сцене нападали на одну — клевали, швыряли, рвали на куски, как стая хищных гиен. И в ритм музыки, под каждый удар на сцене вспыхивал кровавый огонь.

Зрители в первых рядах инстинктивно вжимались в кресла, краны с камерами спешно отъезжали от пламени, режиссера уже уносили от кулис двое дюжих друидов…

Император Тагир стоял в своей ложе. Опершись на перила, у самого края. Смотрел, не мигая, на тонкую фигуру в сверкающем черном кителе. На то, как девушка восходит на постамент, похожий на эшафот. Встает, раскидывая руки в стороны, за ее спиной расправляются черные крылья и…

Сначала загорелись ее красные волосы, затем пламя охватило все ее тело, крылья за спиной, вслед за этим — все двенадцать фигур, застывших внизу, и как эндшпиль — вспыхнула декорация в виде древа пресветлых богов. И вместо него на заднике сцены появилась и полыхнула красным гигантская руна В.

Высшие лорды замерли, не зная, как им быть. Все ждали реакции императора. Одним движением руки он мог прекратить представление, но он стоял, напряженный и сосредоточенный.

Никто не мог ни уйти, ни оскорбленно потребовать прекратить «этот балаган», ни устроить скандал. Император смотрел представление.

Песня закончилась. И на несколько секунд наступила по-настоящему зловещая тишина, в которой замерли артисты — и беззвучно полыхала сцена.

Тагир поднял руки. И нарочито медленно сделал три протокольных хлопка — пальцами по ладони.

Зал взорвался аплодисментами. Обезумел. Зрители неистово закричали на тысячи голосов. Ведущий завопил в микрофон, а на экране, показывающем количество голосов, отправленных жителями империи, замелькали цифры. На десятом миллионе табло остановилось — это был предел счетных возможностей.

Никогда в истории шоу «Голос Империи» не было такого количества желающих одновременно выразить свое мнение.

Магистр де Зирт извлек из-по балахона еще одну флягу и протянул стоявшему за кулисами Венсану. От содержимого снова пахнуло чем-то острым и химическим, но уже другим. Маэстро непослушными, дрожащими руками вцепился в сосуд. Но горный коньяк, изготовленный лучшим алхимиком империи, сделал свое дело. И уже второй глоток не столкнулся со стучащими от нервов зубами. Он прошелся огненной волной, выжигая страх, успокаивая и умиротворяя.

Де Зирт удовлетворенно хмыкнул, взял маэстро под руку и повел в гримерку. Где в «походные» стопки уже было разлито такое же остро пахнущее «успокоительное» — для возвращающихся со сцены артистов.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, главный концертный зал, банкетная зона

«Понравилось представление?» — Джа была в своем духе.

Лорд Райвен аккуратно обвел глазами всю немалую территорию банкетного зала. Высматривая характерное яркое пятно. Модная редакторша никогда не появлялась на публике в скромных нарядах. Но, по всей видимости, сегодня решила изменить своей привычке. Или вовсе не появиться.

Зато он увидел двух других разнаряженных представителей «Дивы». Сотрудников главного вестника имперской моды всегда можно было легко опознать по манере подражать стилю высокого начальства.

По залу пронесся, коротко поздоровавшись со всеми, Флоран. Маэстро выступал в роли распорядителя фуршета. Гаральд поймал себя на мысли, что в империи, благодаря активному влиянию лангардца, появилась прекрасная традиция — нормально кормить гостей во время длительных мероприятий. В тех же ниратских театрах, куда ему неоднократно доводилось ходить, культурная программа была намного богаче, а вот организация — однозначно хуже. Видите ли, в храмах искусства «жрать не принято». Поэтому во время антракта работал один-единственный буфет, где предлагали коньяк в пластмассовых стаканчиках редкой убогости и полностью соответствующую этому основному блюду скудную закуску. Нередко — в весьма заветренном состоянии. А, чтобы окончательно превратить представление в театр абсурда, буфет располагали рядом с туалетом. Чтобы пятьсот человек, стоящих в очереди, смогли в должной мере насладиться ароматами. Неясно, откуда появилась эта более чем сомнительная традиция, но в империи ее быстро удалось изжить.

Лангардцы о себе в шутку говорили, что они думают не только головой, но и желудком. Поэтому у них в театрах считалось хорошим тоном включать в стоимость билета фуршетный зал. Каковой стараниями Флорана теперь появился и в имперском театре.

Учитывая, что утром аппетит отбили новости, пообедать на работе не вышло, Гаральд не просто хотел есть. Ему было наплевать на все культурные традиции и правила этикета, вместе взятые и в пучок связанные. Поэтому, пользуясь тем, что все активно и громко обсуждали представление, он занял одно из кресел возле стены и уютно разместился там с огромной тарелкой закусок. На возможные косые взгляды ему тоже было плевать. Пусть хоть глаза сломают.

Теперь он спокойно ел и с интересом слушал разговоры. Банкетный зал гудел, обсуждая и саму постановку, и поведение императора — как ему удалось в таких безумных обстоятельствах сохранить столь завидное спокойствие. А мог бы и уйти. Но не ушел. Мог бы и прекратить! Но не прекратил.

«Стальные нервы у мужика», — подумал Гаральд.

И тут началось второе представление. Какая-то расфуфыренная девица подлетела к Фарадею и начала громко высказывать ему все, что думала. О его обещаниях, о том, что он посмел ее бросить, и что это за девка рядом с ним? По степени внезапности сей выпад можно было сравнить только с его неуместностью.

Лицо Фарадея изобразило перекошенную гримасу, которую моментально поймал в кадр репортажный фотограф. Лорд выругался так, что даже прошедший Военную академию капитан Райвен удивленно воззрился на всегда благостного старого паскудника.

Следующей жертвой стала леди Страго, мило чирикавшая с кем-то из таких же раззолоченных. Неопознанный пьяный юноша сбился с ритма шагов и буквально повис на леди. В кадр он попал ровно тот момент, когда крепко держал ее за плечо. Точнее, почти за пышную грудь.

Естественно, дальше последовали извинения, расшаркивания и заверения в исключительной случайности произошедшего, а также приглашения на ужин, где молодой человек будет истово замаливать свой промах. И пощечина в качестве ответа.

Гаральд отставил тарелку и подобрался: наблюдать за работой журналистских провокаторов было не менее увлекательно, чем за артистами балета. Особенно, если у тебя места в первом ряду, а не на импровизированной сцене. Но от Лори можно было ожидать чего угодно.

И рядом с ним тут же оказалась корреспондентка, высокая девица с огненными кудельками на голове и внушительным фотоаппаратом. Гаральд не вспомнил ее имени, но опознал: заместительница Лори. Она задержала на нем взгляд и сделала неуловимый жест — приподними подбородок. А затем взяла кадр, кивнула и самоустранилась. Остальные обитатели Хеске даже не приближались. Они словно игнорировали большого и заметного лорда.

Гаральд извлек из кармана телефон и отправил сообщение всего с одним словом:

«Шалишь?»

«Шалю».

А затем прилетело еще одно сообщение.

«Приятного аппетита, сладкий».

Лорд Райвен вернулся к еде. Хлеба и зрелищ этим вечером было в избытке.

— Рад, что тебе понравилось, — оценил содержимое тарелки внезапно материализовавшийся Флоран. Удивительным образом его также не касались нападки акул пера ни при каких обстоятельствах. Видимо, кормил вовремя. — О, мои солнышки идут!

Гаральд заинтересованно глянул туда, куда смотрел ресторатор. Венсан гордо шел под руку со своей новой протеже — той самой танцовщицей, которая так храбро изобразила Виктора на сегодняшнем представлении. И, похоже, направлялись они аккурат в их сторону.

Лорд Райвен встал, поприветствовал артистов и самым галантным образом поцеловал даме пальчики.

— Поздравляю с победой. Вы были обворожительны. Я потрясен вашей смелостью. И хотел бы лично поблагодарить вас за этот храбрый поступок.

Сафира моментально растерялась. За поступок? Смелый? Ей было совершенно непонятно, о чем вообще разговор. И это непонимание так ее озадачило, что она принялась рассматривать молодого человека, который уже забыл про нее и теперь рассыпался в комплиментах Венсану. Обсуждая с ним гениальность постановки, либретто и оригинальную композицию.

Лорд был очень крупным, очень красивым и неуловимо отличающимся от всех остальных. Наверное, потому что в его образе сквозило что-то такое…

Например, он носил серьги, подчеркивающие нереально яркие синие глаза. Грациозно жестикулировал, будто дирижировал оркестром. И отлично разбирался в искусстве.

От всего пережитого и от слишком крепкого алкоголя, выпитого сразу после выступления, Сафира почувствовала легкое головокружение — и не только. Ее начало мутить. Извинившись перед Венсаном, она направилась к туалетной комнате.

На полпути ее подхватила под локоть незнакомая девушка:

— Я тааак рада, что ты выиграла, дорогая!

— Что? — Сафира с большим трудом сообразила, кто это вообще.

— Боже, Райвен! О, если бы не его баба, я бы взяла его в оборот.

— Простите, вы о чем сейчас?

— О ком! Лорд Райвен, красавчик, которому ты только что глазки строила. Эй, ты меня не узнаешь? Я Аня. Или ты думаешь, что одна в столицу перебралась?

Только сейчас Сафира поняла, кто с ней разговаривает. Та самая любительница боевой раскраски, которой очень приглянулся плеер. Только теперь она была одета в какое-то умопомрачительное платье и накрашена еще более ярко.

— Ой.

— Тебе ничего не светит, дорогая. Я слышала, он встречается с ведьмой. И ты не поверишь, она вообще халахинка.

Последнее слово она произнесла сквозь зубы и почти зловещим шепотом — видимо, это что-то должно было значить.

— И что? — Сафира мучительно искала возможность обойти внезапную преграду и все-таки добраться до туалета.

— Ты никогда здесь не освоишься, — вздохнула девица. — Говорю, не надейся. Во-первых, он жуткий бабник, а во-вторых, у него подружка — ведьма.

— Видела я его подружку, — в ситуацию вмешалась Лейла, которая буквально подбежала «на знакомые лица». — Выглядит вполне прилично.

— Это не она, — отмахнулась Аня. — Приличная, видимо, припасена для приличного общества. Я поражаюсь, как вообще можно здесь выжить при такой способности ничего никогда не знать.

— А для меня загадка, как ты собираешь все сплетни, — парировала Лейла, оттирая Аню подальше от двери. И Сафира, пользуясь моментом, сбежала.

— Ну знаешь, хочешь жить — умей вертеться, — пожала плечами Аня. — А хочешь жить хорошо — вертись в три раза быстрее.

— Во-во, я смотрю, ты и вертишься. Волчком на каждом члене.

— Далеко не на каждом. А ты, смотрю, таки пообтесалась тут. Обнаглела даже.

— О чем болтаем, девочки? — накаляющийся конфликт остановила подошедшая Арина. — Вы же не сплетничаете тут? А то сплетни добавляют морщин.

— Ну что ты, — Лейла улыбнулась своей бывшей односельчанке так, что это больше походило на угрожающий оскал. — Нет, конечно. Так и помрем, серьезными и гладкими.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, летний императорский дворец

Император Тагир проснулся среди ночи — мокрый от холодного пота. С чудовищной головной болью. Он в деталях помнил приснившийся ему сон, где отчетливо видел пышную похоронную процессию — такую устраивают только для усопших монархов. Пасмурный город в трауре. Перекрытый проспект. И длинный, бесконечный кортеж, сопровождающий колесницу с лакированным черным гробом.

Он видел себя — в этом черном гробу. Свое посеревшее, осунувшееся лицо. Выбеленные сединой волосы. Навсегда закрывшиеся глаза. Видел, как сыплются на гроб цветы и клочковатая стылая земля.

Видел Джеремиана. Стоящего посреди главного храма всех пресветлых богов, окруженного раззолоченной толпой придворных. Патриарха Кима, который водружал на его голову тяжелую, усыпанную драгоценными камнями корону. И он видел, как за спиной принца загорается герб Триединой империи — превращаясь в кроваво-красную руну. А затем — как преображается лицо Джеремиана, меняет черты, и под золотой короной оказывается хищная черная морда, капающая слюной с оскаленных клыков.

Тагир вздрогнул, тяжело спустился с кровати и пошел в ванную умыться. Такие сны следует смывать ледяной водой.

Ночевавший в спальне дежурный камердинер не мешал, не задавал лишних вопросов. Он знал, что императора часто мучают кошмары. Поэтому привычно отдал распоряжение заварить чай и, повинуясь монаршему жесту, открыл примыкающий к спальне малый рабочий кабинет. Его величество сядет писать.

Тагир всегда так делал. И на этот раз не изменил своей традиции. Засунув руки в карманы бархатного халата, проследовал в кабинет, долго смотрел на стеллаж с книгами, достал тяжеленный фолиант — свод законов империи — и только после этого уселся за стол.

Чай был подан дважды, прежде чем император закончил изучать книгу, сделал запись в дневнике, убрал его в сейф, а оттуда достал сложенную вчетверо бумагу. Расправил ее, перечитал и потянулся за пером. Монарх заверял документы только специально изготовленным артефактом, подтверждающим подлинность, добровольность и правоспособность императорской подписи.

— И ведь твоя правда, козел ты старый. Помилование не равно оправданию, — обратился Тагир неизвестно к кому, и на бумагу тяжело опустилась большая императорская печать.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, департамент правоохраны и судейства, городская тюрьма

Виктор вздрогнул от лязга замка. Чувство времени изменило ему. Там, где нет солнечного света и возможности понять, день на дворе или ночь — не мудрено сбиться со счета часов и минут. Впрочем, какое это теперь имеет значение?

Мрачный охранник открыл дверь и отодвинулся от прохода, не говоря ни слова. Только всем своим видом показывая, что заключенный должен выйти. Виктор не стал его задерживать. Лишние минуты ничего не изменят. Единственное, с чем он немного замешкался, это теплый свитер, который в последний момент было решено снять. Незачем появляться на эшафоте в этом тряпье.

«И все-таки бардак!» — проснувшийся прокурорский дух решил напоследок побурчать, отметив, что охранник топает следом, даже не удосужившись надеть на заключенного наручники. — «Выводить смертника с таким халатным конвоем?»

Резкий свет из открытой двери в коридор ослепил, заставил зажмуриться; сильно закружилась голова, и Виктор не сразу понял, что ему только что сказали. А затем и вовсе растерялся, когда внезапно его со всей силы сжали медвежьи объятья.

— Полегче, ты, слон! — раздался знакомый женский голос. Чей? Виктор никак не мог понять, кто это говорит. — Раздавишь мне ребенка, нового сам будешь делать! Вот ведь неразлучные. Дай я хоть сама обниму.

Железная хватка, сдавившая плечи, отпустила, зато тут же чья-то властная рука дернула за косу, заставляя нагнуться, и в шею вцепились крохотные женские пальцы.

Виктор, наконец, смог открыть глаза. Нора. Впервые в жизни он видел ее плачущей. В шаге от нее Гаральд — кто ж еще может так хватать, что трещат ребра. Эдвард, все это время стоявший рядом, не вмешивался в ревностное столкновение двух самых близких людей. Впрочем, и ему тоже дали возможность пообниматься.

— Гаральд, мы в горы, — сообщил старший Коннор. — Ты с нами полетишь?

— Я бы рад, но не сейчас. Попозже приеду.

— Выходные же? — удивился альв.

— У кого выходные, а у кого еще куча незаконченных дел, — лорд Райвен снова обнял друга. — Не напивайся без меня, я скоро приеду. Может, отгул возьму на работе.

— Бери, — Виктор все еще пытался осознать, что произошло, и никак не мог. — Напьемся вместе.

Пока мужчины общались, Нора вспомнила, что в этой всей суматохе совсем забыла один важный момент, отошла в дальний конец коридора и достала из сумки телефон:

— Тасита? Доброй ночи, прошу прощения, что звоню в такое время…

— Доброй ночи, я на дежурстве, все нормально, — сообщил грустный, но совсем не сонный голос.

— У нас хорошие новости, император подписал для Виктора помилование. Мы его уже забираем…

— Поздравляю. Я очень рада за вас и вашу семью.

И связь отключилась.

Нора смотрела на погасший экран телефона со спорными чувствами. С одной стороны, она прекрасно понимала, что девушка имеет полное право даже элементарной вежливости не проявлять. А с другой, ей очень хотелось, чтобы она простила Виктора за эту грубую попытку уберечь дорогого человека от неприятностей. Ну мужчины, ну что с них возьмешь… Недаром же у альвов главенствуют женщины. Они всегда мудрее.

Триединая империя, Альварские предгорья

Аэродром филиала Академии управления

Венсан подал руку Сафире, помогая выйти из конвертоплана. Флоран не преминул на эту тему беззлобно съехидничать, хотя подопечную своего любовника он полюбил всей душой. Даже притом, что с ней маэстро проводил в два раза больше времени: «Птичка, милая, ты не представляешь, как я счастлив! Он снова горит, он пишет, а не слоняется по дому в поисках, кого бы разбить и на что наорать. Он весь в творчестве, весь в огне, и он тааакой горячий! Боги, как я его люблю! Не бросай его, хорошо? Ты на него положительно влияешь!».

Очаровательный, невероятно галантный и обходительный Флоран мог бы стать самым популярным мужчиной столицы, не будь его любовь к женщинам исключительно платонической. Впрочем, Сафиру это более чем устраивало: ей нравилось дружить с обоими лангардцами. А не отбиваться от приставаний и пошлых намеков.

Стоило об этом подумать, и организм предательски затрепетал — Сафира вспомнила, кто вызвал у нее самые… пошлые мысли. Красавчик с магическими глазами.

Имперцы все-таки удивительные. Как можно возводить в ранг канонической мужской красоты худобу на грани исчезновения, куриную бледность и почти женоподобную манерность? При этом считать, что рослый плечистый мужчина с густой шевелюрой — это «фу и бе»? Странные.

И вкусы у них тоже ненормальные. И одежда. Одно успокаивало: на волне этой моды сама Сафира была признана невероятной, просто ослепительной красавицей.

— Какой бы высоты не выстроили сцену в Империи, зрители все равно смотреть на тебя будут сверху вниз, — Венсан закончил какую-то мысль, которую она даже не услышала. Пришлось срочно кивнуть. Маэстро явно ждал одобрения и продолжил. — Печально это. Уровень этикета наивысший, а уровень культуры в стране — просто ужасающий. Отношение к художникам, которые, замечу, интеллектуально развивают общество, как к ремесленникам, которые красят заборы. Артисты балета — клоуны для жующей публики. В развитом обществе культура — это неотъемлемая часть воспитания, самой жизни людей. А в империи — позорная страница биографии.

— Ветряная мельница, — констатировала Сафира, понимая, что Венсан уже пятнадцать лет пытается побороть эту ментальность.

— Что?

— Ничего, это… из нашего мира.

— Птичка моя, сначала Флорана к магистру забросим, а потом поедем в твой поселок.

Сафира кивнула. Сердце бешено колотилось. Она столько времени не видела тетю Глашу, и даже созвониться не было возможности. Просто потому что во всей этой суете у нее не было ни времени, ни денег, чтобы купить себе и тетке по мобильному телефону. От мысли, что тетя, наверное, страшно волнуется, стало очень стыдно.

По настоянию Флорана они везли с собой огромное количество еды и батарею бутылок с чем-то «исключительным», потому что «нужно же девочке отпраздновать победу со своими, тем более, от лабораторий де Зирта совсем недалеко!». Лангардцы были настоящими душками.

Триединая империя, Альварские предгорья

Горнодобывающий поселок Белый Камень

Андрей Иванович разрешил открыть для празднования столовую административного здания. Чтобы поместились все желающие встретиться с «народной артисткой».

Желающих оказалось около тридцати человек. Костя, к вящему счастью, не пришел. Зато явились бывшие «одноклассники», которые решили не уезжать дальше предгорий, и несколько почти незнакомых людей из числа сослуживцев тетки. Ну и сама ревущая от счастья тетя Глаша. Она суетилась, помогая Венсану справиться с закусками, бутылками и прочей застольной снедью. Сафиру атаковали вопросами — про столицу, про конкурс, а потом перешли на мужчин и на то, каков в постели маэстро Венсан.

— Замолвишь там за меня словечко? — дернул ее за рукав совершенно незнакомый парень. Они, кажется, даже не учились вместе. И непонятно было, где, что и перед кем нужно было «замолвить». Но лучше на всякий случай кивнуть.

— Говорят, вас всех там обхаживал какой-то лорд.

— Кто говорит? — нахмурилась Сафира.

— Сорока. На хвосте принесла.

— Сороку-то он стороной и обходил, она же не признается!

Какие-то девушки злобно захихикали. Пришлось сильно сжать кулаки, чтобы не высказаться.

Тренькнули гитарные струны — откуда-то уже появился плохо настроенный инструмент, и с правого фланга понеслось нестройное бренчание, через пару аккордов добавилось хрипло-фальшивое пение. Лабали Цоя, только с неуловимо переделанным текстом, повествующим о местных реалиях.

— Слышь, Васян! А ты правда того, педик?

Потребовалась минута, чтобы понять суть этой реплики. Сафира вытаращилась на гыгыкающих посельчан. Ей внезапно стало невыносимо противно.

После общения с другим миром, пусть и не со сливками высшего общества, но все-таки с людьми, не обделенными интеллектом, она испытывала физическую тошноту от этих лиц. От этого запаха перегара, паскудного смеха, глупых вопросов — и от разлитого в зале ощущения зависти, ненависти, детской обиды.

— Маэстро Венсан — гений. Лучший хореограф-постановщик империи. Он воспитал десятки талантливых артистов! — Сафира полыхала негодованием. — А вы даже имя его не в состоянии запомнить! Да вы… — казалось, она захлебывается в негодовании. — Вас волнует только то, кто с кем спит?

— Слышь, цыпа. Тебя-то саму как зовут? Сафари? Ты ж Дашка! Дашкой была и осталась! Хорош выпендриваться, садись, давай накатим. Никто твоего голубка не обидит, мы ж тоже тут люди культурные.

Сафира посмотрела на маэстро. Тот печально улыбался. Бесполезная попытка девочки поговорить об искусстве была такой трогательной и наивной. И как эта милая птичка могла опериться в таком месте?

Тетка, опомнившись, раздала несколько подзатыльников особо ретивым, шикнула на разнузданных гитаристов и села рядом с племянницей, обнимая и привычно защищая от мира.

— Ну что ты, ребенок. Ну такие они. Ты уехала, они остались.

— У них негативное мышление и пространство граненого стакана! — зашипела Сафира, едва сдерживая слезы. — Настоящее гетто. Только с Камчатки они перенесли его сюда. Были и остались…

— Но ты же не осталась? Ты уехала. Устроилась там? Нормально? Ну не всем же так повезло, как тебе.

Сафира вздрогнула и вырвалась из объятий. Ее больно резанули эти слова. Повезло? Это не везение, это работа!

Но высказываться она не стала. Тетя была действительно заботливой. Пусть и не самой… интеллектуально одаренной женщиной в мире.

Они еще немного посидели, и тетя Глаша пошла их провожать. Обнимая Сафиру на прощание, сказала:

— Простите их. Они такие, ничего толком и не умеют. Только языками да кулаками чесать. И меня прости. Я тоже невысокого полета птица.

— Да теть Глаш…

Словно в подтверждение этих слов где-то в углу стола уже завязалась драка. Бабы завизжали, мужики вскочили с мест разнимать, а Венсан, пользуясь случаем, схватил Сафиру за руку и потащил на выход. Тетя Глаша поспешно засеменила за ними.

— Наверное, тебе не стоит сюда больше приезжать, — вздохнула она. — Тут, говорят, горы фонят. Все злые стали… Ненароком и прирезать могут. Езжайте уже отсюда. С богом, детки. Береги ее, Васенька. Она хорошая девочка.

И Сафира вдруг поняла, что она действительно больше сюда не приедет. Никогда.

Триединая империя, Джалан

Район Фирих, усадьба семьи Райвен

Гаральд понимал, что после всего случившегося не позвонить Джа было бы свинством. Она не просто ввязалась в опасную авантюру лишь потому, что он ее об этом попросил. Она сдержала свое обещание, и одним богам известно, каким чудом или какой ценой.

Две недели его добровольного «рабства» были сущей мелочью по сравнению с тем, что сделала халахинская ведьма. И насколько это оказалось сложнее и опаснее, чем он предполагал. Поэтому позвонил. Несмотря на то, что она потребовала от него исчезнуть сразу после того, как все закончится.

— Тебе нужно от меня что-то еще, милый? Я закончила. Надеюсь, заказчик доволен.

— Мы с тобой пару дней не разговаривали…

— До этого мы не разговаривали пару лет. Как видишь, я жива, здорова и не нуждаюсь в утешении.

— Я хотел лично поблагодарить…

— Правда? Похвальное желание, — хмыкнула Джа. — Запиши адрес. Фиалковый переулок, дом пять. Забери мои туфли из ремонта и привези в редакцию. Они как раз записаны на твою фамилию.

— Туфли? — растерялся Гаральд.

— Да. Мои любимые. Которые ты весьма неаккуратно порвал. А они мне, знаешь ли, невероятно дороги.

— Я могу купить тебе такие же.

— И разнашивать их за меня тоже будешь ты или твоя очередная пассия? У какой из двенадцати подходящий размер, не помнишь?

— Хорошо, заберу, — Гаральд глубоко вдохнул и досчитал до десяти.

С подобным поручением легко справилась бы ее ассистентка. Отправить высшего чиновника, как простого курьера, за туфлями? Да еще и записать их на фамилию лорда? Пожалуй, Джа не могла бы придумать наказания унизительней. И была, в сущности, права.

Нажав на отбой, лорд Райвен выругался уже вслух. Мало того, что придется ехать в эту хренову мастерскую прямо во время рабочего дня, рискуя попасться, еще и придется лично показаться в ее редакции. С парой модных босоножек наперевес. Можно заранее предположить, какое представление Джа устроит из этого появления. Упускать такой момент она точно не станет.

Можно было, конечно, отказаться. Только, повинуясь какому-то особому внутреннему чутью, которое Гаральд предпочитал называть здоровым прагматизмом, он решил, что сейчас лучше не спорить. Джа знает границы допустимого хулиганства. Точнее, уже показала, что переходить их не только не будет, но и не позволит это никому другому.

Гаральд только сейчас это понял: его чиновничья карьера ни разу не спотыкалась ни о какие компрометирующие публикации. И не потому, что он пушистый белый котик, и ни в чем предосудительном не был замечен. Просто кое-кто давно заполучил эксклюзивное право решать, какие именно подробности из жизни лорда Райвена пресса будет освещать — и в какой тональности.

Так что, босоножки в зубах принести — не самая великая цена за то, ведьма все еще незримо стояла за его спиной.

Триединая империя, Альварские горы

Горный филиал академии управления

Де Зирт вымотался за прошедшую неделю. Так, что сил не осталось совершенно. Но субботних лекций это не отменяло. Разве что можно было немного… видоизменить программу и отпустить студентов чуть пораньше. А то и вовсе ограничиться выдачей самостоятельной работы и отправить всю группу в библиотеку. Идея показалась прекрасной. Осталось приступить к ее осуществлению.

— Итак, господа студенты. Вы у нас будущие чиновники класса А. Ваша задача — решать проблемы. Любые. Даже самые неординарные. Любыми средствами. Давайте-ка представим, что вы, — магистр попытался задуматься, но то ли усталость, то ли лень не позволили выдать ничего более вразумительного, — Вы некрофил.

Он даже не заметил, как аудитория синхронно выпала в осадок. Даже самое нескудное воображение студентов не способно представить такое. Но, несмотря на все безумие, задача показалась, как минимум, творчески потенциальной.

— Ваша цель — срочно добыть труп! Как вы это сделаете? — пара десятков глаз смотрели на него не мигая. — Ну! что застыли? Варианты!

Выйдя из оцепенения, студенты начали сыпать идеями, одна дурнее другой. От убийства — забавно, как в неординарной ситуации они быстро позабыли карателей — до попытки осквернить могилу (идиоты! Там же все уже несвежее совсем!).

— Вот она, демонстрация способности к неординарному мышлению. Творческая разминка мозга. Поздравляю, вы все трупы! И достанетесь мне в прозекторской, когда каратели с вами закончат. Одноклеточные вы мои. Ну и как вам страну доверять? Морскую войну как вести будете? У нас двадцать миллионов жителей и флот в сорок девять парусных судов. А вы даже один труп добыть неспособны! Так, на следующей неделе жду от каждого доклад на тему, как выиграть морское сражение на территории Изварского пролива.

— Мы собрались с кем-то воевать?

— Когда соберемся, хвататься за книжки будет поздно.

Огорошив студентов окончательно, де Зирт гордо удалился из аудитории. И, продолжая спиной ощущать растерянность и недоумение этих великовозрастных детишек, принялся бурчать вслух.

— А ведь я вас не просто так эпатирую, детки вы мои. И крыша-то у меня не поехала. Это вам, высшим чиновникам, надо решать задачи любого плана. Развивать умение системно и фантазийно мыслить. Научишься — сможешь и войну выиграть, и детский праздник организовать.

Усталость валила с ног, шатала и заставляла скрипеть кости. Слишком частые отлучки от гор. Слишком много времени проведено вне столицы. Слишком много энергии израсходовано. Даже измененный древней магией организм дал сбой.

Де Зирт мечтал об одном — бухнуться в кровать и проспать хотя бы сутки. Но нужно было еще кое-что проверить. Поэтому по дороге к себе магистр заглянул в комнату к Павлу.

Тот сосредоточенно листал старый, можно было сказать, древний гримуар. Текст в нем был написан от руки, но хотя бы не на альварском, уже хорошо, иначе это вообще невозможно было бы прочитать. Книга, точнее даже летопись описывала первые эксперименты имперцев с трансфизикой. Естественно, никто не разрешал адепту брать из хранилища эту книгу. Она относилась к закрытому фонду. Увлекшись чтивом, Павел даже не замечал, что за его спиной уже несколько минут стоит ректор академии.

— Если нельзя остановить безумие, его можно возглавить! — пошутил де Зирт и без спроса стащил со стола яблоко. Когда он последний раз ел?

Павел подскочил, как ужаленный.

— Добрый день, магистр.

— Сто лет как магистр. Запоминай. Охрана в хранилище сменяется в два тридцать ночи. Примерно полчаса у них пересменка, но могут нагрянуть раньше, совершенно внезапно. Поэтому действуешь быстро и аккуратно. Если услышал шаги — затаился и не дышишь. Сидишь внутри. Сутки. Да, не жрамши, а ты как хотел? Часы наручные надевай обязательно, чтобы время отследить, во сколько уходить.

— Магистр? — пораженно прошептал Павел.

— Фто магистр? — жуя, передразнил де Зирт. — Это фейчаф мне фсе двери открыты. А когда-то приходилось тоже подежурить. Так что, не попадайся.

— Зачем? В смысле, зачем вы мне все это…

— За надом. Учитывая твое рвение, помноженное на безрассудство, ты со своим потенциалом разнесешь все к ядреной кочерыжке. От гор пеньки останутся. И где мне тогда жить?

— Магистр, — осмелел Павел. — Я что хотел сказать. У меня тут возникла теория.

— Нда? И какая? — де Зирт снова вгрызся в яблоко.

— По поводу терранусов. Я читал…

— Угу.

— В общем, я читал про первые их появления. Тогда пространство же не изменялось.

— Так-так, — магистр отложил огрызок и наклонил по-птичьи голову, почуяв интересную мысль.

— У меня такое впечатление, что они… ну, первые из них, они не пытались здесь угнездиться. Как потом они стали делать. По описаниям получалось, что они вроде как растеряны? То есть они просто бродили бесцельно, пока их того.

— «Того» будешь девок на сеновале. Изъясняйся нормально.

— В общем, — Павел смутился, покраснел ушами и начал подбирать нужные слова. — У меня сложилось впечатление, что они сюда сначала случайно попали. А потом уже разобрались и начали гнездиться. Ну и менять пространство.

— Продолжай, — магистр сцепил пальцы на животе и засверкал глазами, перепугав адепта окончательно.

— В записи о препарировании говорится, что было два типа трупов терранусов. Что-то вроде обычных особей, ну эти, ящеры. И был еще один, которого в здании уже убили. Так вот, у него физиология сильно отличалась. Другое устройство мозга, другая структура тела. Я так понимаю, что это именно они изменяют материю и время.

— Ты думаешь? — почти удивленно переспросил магистр.

— Я думаю, — упрямо подтвердил Павел, — Что это контроллер. И рабочие особи подчиняются ему. Во время последующих операций они стали значительно осторожнее. И из зоны действия портала уже не выходили. Солдаты убивают только обычных звероящеров. Но они пытаются здесь закрепиться. Значит, могут здесь жить.

— Ииии?

— Нам нужно поймать живого контроллера.

— Ты себе это как представляешь? Что кто-то сунется живьем в портал? С риском оттуда уже не выбраться?

— А выманить? — азартно предложил Павел.

— Чем, морковкой? Ну-ну.

— Я пока не знаю.

— Мы не можем рисковать. Если мы не закроем портал до того, как контроллер появится на нашей территории, искажения станут слишком сильными. Мы и так не можем использовать на территории портала ни бронетехнику, ни артиллерию. А они не сдаются живыми и создают зоны искажений в радиусе два километра. Хорошая попытка, но нет. Изучай дальше. Пока слишком сыро. Но твой ход мыслей мне нравится, — одобрил де Зирт. — Что-то в нем есть. Просмотри литературу из хранилища, стеллаж трансфизики. Про время помнишь?

— Помню. Спасибо, магистр.

— Не смей попадаться!

Де Зирт счел свой долг за неделю выполненным на сто двадцать процентов. Зашел в свою дежурную комнату, снял балахон и обувь, покосился в сторону душа, но решил, что проще с утра поменять постельное белье. С этой мыслью он, как и планировал, повалился в кровать и моментально уснул.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, редакция журнала «Дива»

Рабочий кабинет Лори отделяла от общего редакционного муравейника прозрачная стена из альварского композита. Такое решение было принято с логической целью: подчиненные всегда должны чувствовать на себе взгляд начальства. Но при этом не мешать своим вечным гулом и топотом. При необходимости уединиться всегда можно. Достаточно нажать кнопку на пульте — и композит за секунду приобретал стопроцентную непроницаемость, а происходящее в кабинете полностью скрывалось от глаз сотрудников.

Сейчас стекла были прозрачными. И Драган, сидевший в редакторском кресле, смотрел на одну из сотрудниц за перегородкой. Та, кажется, полностью позабыла, зачем вообще пришла на работу. Потому что за спиной у молодого человека стояла сама госпожа главный редактор и… разминала ему плечи.

— О как смотрит. Сейчас дыру глазами просверлит. А потом ведь будет думать, не пойми что, — заметил Драган и подмигнул незнакомой журналистке. Та в ответ вспыхнула и, прикусив губу, поспешно отвернулась.

— Если она вообще начнет думать, хотя бы о том, как затащить тебя в постель, это будет уже большой успех. По крайней мере, напишет о тебе восторженный репортаж. Организую ей аккредитацию на твой концерт.

— Чем мне нравится имперская либеральность. Хоть две жены, хоть пять мужей.

— Законопроект еще не одобрен.

— Но свобода нравов уже цветет.

— Некоторым хватает и одного партнера, — хмыкнула Лори.

— Такие хваткие — большая редкость.

— Во всех смыслах большая. Смени тему.

— Сменил. Ты как сама-то как? После всей этой… истории?

— Паршиво, — Лори положила голову на плечо Драгана. — Устала. Сдать что ли номер и на неделю свалиться?

— Когда ты последний раз валялась? — молодой человек поцеловал ее руку. — Не переживай, скоро все закончится.

— Как раз по этому поводу, мне кажется, я и переживаю. Но это все глупости. И пора выкинуть их из головы.

— Легок на помине…

По журналистскому муравейнику пробиралась крупная фигура лорда Райвена.

Драган тут же встал с кресла и философски произнес:

— Что-то кончается, что-то начинается… А я, пожалуй, пойду.

Лори выругалась и дотянулась до пульта, активирующего композит. Наблюдать за подчиненными, конечно, важно. Им только дай почувствовать слабину — и о работе забудут моментально. Но с еще большей вероятностью они окончательно впадут в забытье, если будут и дальше наблюдать за личной жизнью редактора.

— Имперская транспортная служба, — Гаральд с вызовом посмотрел на Джа. Драгана, выходящего из кабинета, он словно проигнорировал. — Не желаете примерить?

— Примерить? — Джа уселась на кресло и скинула туфли. — Почему бы и нет? Вдруг плохо отремонтировали, и придется еще раз везти в мастерскую. Не вызывать же… курьера повторно?

Карикатурно поклонившись, Гаральд встал на одно колено и на несколько секунд задержал руку на лодыжке Джа. В огромной ладони миниатюрная ножка казалась совсем крохотной. А лаковая туфелька — и вовсе кукольной.

«А потом исчезни из моей жизни. И на этот раз желательно навсегда», — снова прозвучали в его голове слова, сказанные там, на балконе Донжона.

Лорд внезапно осознал: это его последняя шутка. Он больше никогда не прикоснется к этой женщине. И от этой мысли стало невыносимо тоскливо. Он бессильно припал лбом к колену Джа, пытаясь отсрочить неизбежное.

Халахинка вздрогнула, почувствовав его тяжелое дыхание на своей коже.

Гаральд поднял на нее глаза и произнес то, что можно успеть сказать только сейчас — или больше не получить ни единого шанса.

— Я не смогу без тебя. Понимаешь?

Джа понимала. Она положила ладонь ему на щеку. А он наклонил голову, ложась на ее руку, как большой белый кот. Способный открывать ногой дверь императорской канцелярии. Принимать решения, переворачивающие жизнь целой страны. И убивать, не задумываясь.

Она смотрела на него очень долгим взглядом. И сомневалась. Потому что помнила, чем все закончилось в прошлый раз.

Но не каждый день такой мужчина стоит перед ней на коленях, даже ради примерки туфель.

Со стороны казалось, что она сомневается, только решение было принято давно. Просто даже себе признаться в этом было мучительно больно.

— Я закончу в девять.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, Дом журналистики

Венсан настоял на том, чтобы Сафира приехала на полчаса раньше — «для инструктажа». Теперь они сидели в просторном кафе на первом этаже высотки, занимаемой десятками газетных и журнальных редакций, и маэстро спешно вбивал в свою протеже необходимые знания.

— На все вопросы буду отвечать я. Надеюсь, понятно, почему? Народная любовь — дама капризная. Сегодня тебя все обожают, а завтра забыли, как звать.

— Это я хорошо понимаю, — кивнула Сафира, вспоминая некогда знаменитое шоу «За стеклом». Его героев тоже когда-то обсуждали всей страной, а потом в одночасье забыли.

— Превосходно. Рад слышать. Дальше. Я буду держать тебя за руку. Вот так, — Венсан бережно сжал ее ладонь. — Если я давлю большим пальцем, отвечаешь утвердительно. Если мизинцем — отрицательно. Давай потренируемся. Говоришь, да или нет.

— Да. Нет. Нет. Да. Да.

— Молодец. Если на вопрос нельзя ответить ни да, ни нет, берешь многозначительную паузу. Ты артистка балета, а не политик на трибуне. От тебя не ждут красивых речей. Я успею подхватить.

— Маэстро. Можно вопрос? Все со мной так возятся… как будто я какая-то ценность.

— Напрягает? — усмехнулся Венсан. — Я тоже первое время не понимал. Но это имперцы, менталитет у них такой, всех в зубах таскать. Во все влезть, везде нос сунуть. Чужие заботы важнее своих. Я, как видишь, за столько лет тоже нахватался. Странно, правда? Два гея переезжают из цивилизованной и культурной страны в дикую империю, где к таким как мы относятся, мягко говоря, с осуждением. Да и с культурой, как ты заметила, здесь не то, чтобы хорошо.

— Почему тогда вы переехали?

— По приглашению от императора. Молодые были, наивные. Флоран — уникальный кулинар, алхимик. А я хореограф. Хотели принести высокое искусство в эту дикую страну. Только у него все получилось, он звезда. А я…

— Вы же главный балетмейстер имперского театра?

— Синекура, — поморщился Венсан. — Как ни прискорбно это признавать, тот мальчишка, которого я выгнал, был прав. Когда-нибудь мы с тобой съездим хотя бы в Нират, увидишь разницу между тем, что ставят в Имперском театре, и тем, что творят там. Это… как сравнить танцы в вашем сельском кабаке и на большой балетной сцене. Мы словно застыли во времени… Так, а не пора ли нам? — встрепенулся Венсан и, взяв Сафиру под руку, повел в сторону конференц-зала.

На полпути он притормозил прямо посреди длинного коридора. Посмотрел девушке в глаза и сообщил:

— Еще кое-что. Запомни. Ни один серьезный мужчина не потерпит, чтобы его жена была танцовщицей. Тебе надо объяснять что-нибудь относительно репутации балетных?

— Н-нет.

— Отлично. Высшие — только ради баловства и денег. Ни на что больше не рассчитывай. На богемных они не женятся.

— Да не собираюсь я замуж! И вообще, никуда я от вас не уйду! — Сафира бросилась на шею Венсану.

За спиной раздался сухой щелчок. Сработала вспышка фотоаппарата. Господа артисты мысленно поздравили себя с тем, что завтра где-то обязательно появится скабрезная статья о романтических отношениях между примой и хореографом имперского театра.

— Экая ты нервная, — маэстро усмехнулся. — В конце концов, я тоже не женат. И ничего. Кстати, хорошо, что напомнила. Я ведь обещал познакомить тебя с лордом Коннором.

Гаральд ждал на парковке, стоя возле машины. Игнорируя косые взгляды сотрудников Дома журналистики. Сегодня их было особенно много — и все как сговорились выйти одновременно. Впрочем, ему было наплевать. Даже наоборот, в глубине души он хотел, чтобы эти люди его видели. И сделали нужные выводы.

Джа появилась в числе последних. Она всегда задерживалась допоздна.

Молча села в машину. Лорд Райвен так же молча поместился рядом и обнял ее за плечи. И на его ладонь легли тонкие пальцы его личной ведьмы.

Вышколенный водитель знал, куда следует ехать.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, компаунд «Зеленый жемчуг»

Гаральд лежал на кровати, прикрыв глаза — так можно было полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Джа выводила ногтем какие-то замысловатые рисунки на его груди. Она всегда так делала, когда пребывала в хорошем настроении. Жаль было портить момент, но другой возможности спросить не будет.

— Расскажешь, кто этот молодой человек, с которым ты общалась в кабинете?

— Я думала, ты уже не спросишь, — длинный ноготь продолжал путешествовать по еще разгоряченной коже.

— Ты же знаешь, я любопытный.

— А ты знаешь, что я не распространяюсь о своих отношениях с кем бы то ни было. В отличие от…

Она не договорила, но этого и не требовалось. И так было понятно, что она имела в виду.

— Прости, — Гаральд прижал свою женщину к груди. Слишком ярко представил, что она может быть с кем-то еще, кроме него. Например, с тем друидом. И ведь он не имел никакого права даже заговаривать об этом. Сам же сообщил когда-то, что у них свободные отношения. Демонстративно встречался с другими. Не испытывая никакого удовольствия от этих встреч и продолжая эту игру с единственной целью — не дать ведьме возомнить слишком много о своей роли в его жизни. Одной чрезмерно влиятельной женщины ему было более чем достаточно.

Он старательно убеждал себя, что ему все равно, есть ли у Джа другие мужчины. Давалось это легко — до недавних пор ни разу не видел ее ни с одним таким «другим». И она, в отличие от него, ничего не рассказывала о своих романах. Он не знал, с кем она была последние два года. Пожалуй, не хотел знать. Сейчас — тем более. Потому что сейчас она была с ним.

Джа зевнула и выбралась из его объятий. Надо было успеть принять душ и расплести косы перед тем, как усталость окончательно свалит с ног.

Даже у самых сильных женщин есть свои большие слабости. С красивыми синими глазами.

— Покормишь меня? — Гаральд перевернулся на живот и с любопытством рассматривал ее обнаженное тело. Как будто видел первый раз.

— С ложечки?

— Можно с вилочки.

— Дани, — Джа покачала головой. — Ты невыносим.

— Не надо меня никуда выносить. Можно я останусь до утра?

— Еду добывай сам, — на кровать полетел домашний телефон и меню ресторана компаунда. — Я хочу куриный стейк и овощное рагу. Скажешь, что это для меня. Повар знает, как делать.

Лорд Райвен проводил ее взглядом до ванной. Сейчас он был готов забыть обо всех, кто возле нее отирался. И сделать все, чтобы она забыла о них.

Потому что она снова называла его Дани. Потому что без лишних слов, идеально выверенными жестами она показала, что он снова дома. И его простили за все, что он натворил.

Джа, закутанная в махровый халат, остановилась на пороге комнаты. Чтобы с нескрываемым удивлением рассматривать идеально сервированный стол. И вазу с букетом, источающим яркий аромат. Ваниль и миндаль.

Организовать все это за тот час, что она была в ванной? Впрочем, когда для лорда Райвена существовало слово «невозможно»? И когда ему изменяло идеальное чувство вкуса. Не было такого случая.

Удивительным было только одно: откуда осенью живые цветы? Да еще и такие редкие.

— Я хотел тебя поблагодарить, — Гаральд нежно обнял Джа и поцеловал в висок. В полумраке комнаты он только сейчас рассмотрел не самую очевидную деталь: в ее черных волосах появились седые пряди. Которых на прошлой неделе точно еще не было. Или он их просто не замечал?

— Не уверена, что эту историю можно считать законченной. С твоим другом очень много непонятного.

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно переспросил лорд.

— Если бы я сама хоть что-то понимала. И, похоже, выяснять ты это будешь долго, — Джа без лишних церемоний уселась за стол. После нескончаемого рабочего дня она внезапно осознала, насколько проголодалась. — Давай только не сейчас. Я устала и хочу на ручки.

— Будут ли еще пожелания? — Гаральд церемонно разложил по тарелкам курицу.

— Еще?.. — Джа хитро прищурилась. — Да. Еще секса. И новые туфли.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ