Голубые фиалки

Глава 18

На следующее утро их отношения уже не были столь безмятежными. Грегори попытался воззвать к ее здравому смыслу, но с этим у Виолетты всегда были проблемы. А ведь теперь он думал не о своей безопасности и выгоде, а о ее судьбе.

— Твой план попросту невыполним! Да то, что тебя до сих пор не убили и не поймали, — это просто чудо!

— Все пошло не совсем так, как я планировала, — признала она. — Я могла бы просто поехать в Канзас и забрать братьев и сестру, но мне так хотелось отомстить негодяю.

— Я думал, ты осознала, что месть не такое уж сладкое чувство.

Она с негодованием уставилась на него:

— Ах, вот как! Значит, по-твоему, я должна простить отца? Он продал меня, словно я была вещью. Он бил — а может, и убил — мою мать! Он бил всех детей, когда бывал пьян. И кстати, я не помню его трезвым.

— Это плохо. Это очень плохо, — согласно кивнул Грегори. — Но жажда мести заставляет тебя постоянно рисковать жизнью — и не только своей. Как, интересно, ты спасешь братьев и сестру, если тебя убьют или посадят в тюрьму? А кроме того, нравится тебе или нет, он все же твой отец, и я бы предпочел, чтобы он умер своей смертью… С людьми, подобными ему, это, как правило, случается довольно быстро.

— Не напоминай мне, что я его плоть и кровь… Я ведь никогда не называла тебе свою настоящую фамилию?

— Я думал, твоя фамилия Мэллори.

Грегори знал, что у Майлза в Бостоне есть сестра, которая после замужества стала носить фамилию Мэллори, но Виолетта ведь призналась, что она не родственница Майлзу. Он просто забыл об этом.

— Моя фамилия Далтон, — пробурчала она.

— Далтоны… Те самые?

— Да.

— А я-то думал, что у тебя нет родословной!

Виолетта поднялась и, сунув одеяла ему в руки, с восхищением заявила:

— Хоть твои руки и рот иногда бывают выше всяких похвал, в остальном ты порядочная свинья, мистер Грегори Клайн!

И повернулась к нему спиной. Но Грегори не хотел вот так заканчивать их разговор.

— Так я все же не понял, как ты будешь спасать семью, если тебя повесят или пристрелят во время Ограбления?

— Если мне удастся отправить его в тюрьму, это избавит детей не только от нашего отца, но и от преследований остальных милых родственничков. Он, не колеблясь, продал меня и обрек на жизнь в аду. Я отплачу ему той же монетой, не задумываясь ни на секунду и не испытывая ни малейшей жалости. Пусть он тоже получит свою долю страданий.

Девушка пошла к лошади. Но Грегори не сдавался:

— Гораздо разумнее было бы позволить Майлзу использовать свои деньги и влияние…

— Это моя семья! — вскричала Виолетта сердито. — Я два с половиной года пыталась выяснить, живы ли они вообще! На деньги, которые мне давал Майлз «на булавки», я наняла частного детектива. Когда я впервые попросила его узнать, что с моими братьями и сестрой, оказалось, что все они сбежали из нашего дома. Думаю, закон подобрался к отцу слишком близко, когда властям стало известно, что он укрывал в своем доме членов банды. И он предпочел на время исчезнуть. Два с половиной года! Я не могу больше откладывать! Я не вернусь к Майлзу, не позаботившись предварительно о том, чтобы папаша оказался наконец за решеткой и не мог больше мучить детей.

Грегори удивленно смотрел на Виолетту. Потом вспомнил, что Майлз рассказывал ему о подозрительном типе, с которым Виолетта встречалась тайком. Должно быть, это и был детектив. И все же Грегори искренне считал, что она не права.

— А если ты не вернешься, потому, что тебя поймает шериф или просто убьют, когда будешь грабить очередной банк?

— Неужели ты не понимаешь? Я делаю это ради своей семьи! Разве ты не поступил бы так же? Не стал бы рисковать всем, чтобы спасти своих братьев?

Несколько секунд Грегори честно обдумывал вопрос. Потом с неохотой проворчал:

— Не стал бы. Нас воспитали в уверенности, что каждый должен заботиться о себе сам. Мы с братьями никогда не были особенно близки.

— Мне жаль тебя.

— Ты? Ты жалеешь меня? Но мои родители очень богаты! Имеют положение в обществе. У нас в детстве было все, что могло произвести впечатление на окружающих: одежда, экипажи…

— Это всего лишь вещи! — гневно прервала его Виолетта. — Но любовь — это совсем другое, и деньги тут ничего не значат! Моя семья всегда была очень бедна, иногда мы ели один раз в день, нам приходилось терпеть побои от отца, но мы — я, сестра и братья — любили друг друга.

И в этот момент, видя, с какой страстью она говорит о своей семье, Грегори ей позавидовал. Пусть она и старалась выжечь в своем сердце любовь и сострадание, оставить только ненависть, но там по-прежнему жили и сострадание, и любовь.

— Я рад, что в твоей жизни было хоть что-то светлое, — улыбнулся он. — Мне всегда хотелось, чтобы члены моей семьи были близки друг другу. Но родители делали деньги, и им было не до нас… И все же послушай меня, Виолетта! То, что ты творишь, — безумие! И оно зашло слишком далеко!

— Что ж, может, я и вправду действую не слишком разумно, но я иду на это ради любви! Не потому, что впереди меня ждет награда или возможность наложить лапу на чужие деньги! У тебя свои причины для поступков, а у меня — свои. И мои чище и лучше!

Она отвернулась, а у Грегори появилось чувство, что Виолетта ударила его по лицу. Что он вообще здесь делает? Следует как тень за девушкой, которая без малейшего колебания ставит под угрозу его жизнь из-за своих безумных планов. Ему давно надо было убраться отсюда… И вернуться… К кому? Кроме Виолетты, у него никого нет.

Между тем она села на лошадь и поинтересовалась:

— Ты едешь или остаешься? Я должна торопиться — пора опять грабить банк.

Сказано это было таким тоном, каким любая другая женщина сказала бы «мне надо помыть посуду» или «повесить белье». Грегори печально покачал головой и сел на лошадь позади Виолетты. Через некоторое время он вернется к этому разговору и еще раз попробует уговорить ее бросить безумную затею. Если к тому моменту их не убьют.

Виолетта направила лошадь в сторону Канзаса. По пути им встретился небольшой городок. Выбора у них не было: нужны были вторая лошадь и припасы. Городок небольшой, но в нем есть гостиница. И банк.

— Даже не думай об этом, — прошептал Грегори, когда они ехали по улице. — Я слишком устал, чтобы опять убегать.

— Я тоже, — кивнула она. — А еще я хочу забраться в ванну, а потом поспать на настоящей кровати.

— Господи, мне кажется, что все это уже было: и город, и наш разговор!

Виолетта повернулась в седле, чтобы взглянуть на него.

— Я говорю правду. Я очень устала и грязная, как мусорщик.

«Мы оба усталые и грязные, — думал Грегори. — Что ж, может, на этот раз она и не обманывает».

— Ну и хорошо, — произнес он. — Но давай все же купим лошадь и припасы прямо сегодня. Тогда, если утром твое настроение вдруг изменится, мы будем готовы.

Виолетта блаженствовала в ванне, наполненной мыльной пеной. Грегори сидел на кровати и ждал своей очереди. Они купили лошадь и необходимую в дорогу провизию. Отослали грязную одежду в прачечную. Виолетта мечтала снова надеть платье и почувствовать себя красивой и женственной.

— Как ты думаешь, они успеют привести в порядок нашу одежду к обеду?

Грегори не ответил. Взгляд его был прикован к пенным пузырькам в ванне.

— Грегори!

— Что?

— Я насчет одежды. Как ты думаешь, мы успеем к обеду?

— Думаю, да. Виолетта хихикнула:

— Думаешь, если смотреть так пристально, пузырьки исчезнут?

— Я бы с удовольствием залез к тебе в ванну. — Ей показалось, что его взгляд обжег кожу.

— Тут мало места.

— Я знаю.

Вчера им места хватило, хотя они не ванну вместе принимали, а кое-что другое…

— Ты обещал не делать ничего без моего разрешения, — быстро напомнила Виолетта. — Но если ты по-прежнему согласен мне подчиняться, тогда можешь присоединиться ко мне.

— Пожалуй, я отложу пытку на другой раз, — буркнул Грегори, отворачиваясь.

Виолетту такой ответ разочаровал. Она хотела увидеть, как он будет раздеваться. Было бы чудесно прижаться к его горячему телу… А если его кожа будет влажной и скользкой… Она тоже все время вспоминала вчерашнюю ночь.

— Грегори, а почему вообще нужно… все остальное? Почему мужчина и женщина не могут просто ограничиться руками и ртом?

Он поднял на Виолетту глаза. Как всегда после ее вопросов, Грегори чувствовал себя не в своей тарелке.

— Это нужно для того, чтобы родить ребенка.

— Но если двое не хотят детей? Может мужчина быть удовлетворен?..

— Нет, — заверил он ее.

— Но почему?

— Потому что… потому что любой мужчина хочет «остального», как ты выражаешься, больше, чем всего прочего.

— Но почему? — не сдавалась она. — Ведь можно получить удовольствие и помимо…

— Виолетта, этот разговор просто неприличен!

Виолетта с трудом подавила нервный смех. Она сидит в ванне, а он наблюдает за ней. А вчера они делали вещи, которые и представить-то страшно — и она все делала добровольно и получала от этого удовольствие! И пожалуйста — теперь это «неприлично»!

— Ты ханжа! — поддразнила она с улыбкой.

— Вовсе нет! — Он покраснел.

— А вот и да! Ты бы хотел многое сделать, но боишься об этом говорить.

— Потому что все эти разговоры только разжигают мое желание, — объяснил Грегори.

— Значит, ты по-прежнему хочешь… этого больше всего? — Теперь Виолетта задумчиво нахмурилась.

— Когда — или если — ты будешь готова. — Он расстегнул пару пуговиц на рубашке, так как ему показалось, что комната раскалилась. — А пока, думаю, я ограничусь тем, что есть.

— Ты очень любезен.

— Иногда.

Виолетта задумалась: «Как он вел себя с другими женщинами при сходных обстоятельствах? Или сходных не было? Помнится, он говорил, что был близок с несколькими женщинами — не с одной и даже не с двумя… А почему, собственно, ему можно — и никто его не осуждает, — а мне нельзя? «

— А еще ты лицемер! — вдруг заявила она.

— Почему это?

— Для тебя нормально быть не чистым, иметь близость с любым количеством женщин, а для женщины это — преступление.

— Так принято в обществе…

— А мне плевать, как принято в обществе! — Неожиданно Виолетту охватил гнев. — Я ведь не виновата в том, что со мной случилось! У меня отняли невинность, не спросив… И вот теперь мне не остается ничего иного, кроме как стать шлюхой уже сознательно — просто чтобы выжить.

— Это не совсем так. — Грегори подошел к ней и ласково спросил: — Потереть тебе спинку?

— Давай. — Она протянула ему мыло. — И объясни, что ты имел в виду.

— Ты можешь увезти куда-нибудь подальше братьев и сестру и начать новую жизнь. Ты можешь представиться вдовой. Даже не знаю, почему мне это раньше не пришло в голову. Ты очень красивая женщина, и я уверен, что найдется немало богатых мужчин, которые будут увиваться вокруг тебя. Выйти замуж за одного из них гораздо разумнее, чем стать содержанкой.

Виолетта блаженствовала, пока его сильные, но сейчас такие нежные руки гладили ее кожу.

— Но ведь это значит обмануть человека! Я уже говорила тебе, что не хочу вводить в заблуждение кого бы то ни было.

— Меня ты обманывала без малейших угрызений совести.

— Но я же не собираюсь за тебя замуж, — резонно возразила Виолетта. — И я, в конце концов, сказала тебе правду… хотя могла бы дурачить тебя и дальше.

— Да.

Ответ был каким-то слишком кратким, и она подумала, что он, должно быть, жалеет, что узнал эту правду. Иногда, если Грегори замыкался в себе, как сейчас, она тоже об этом жалела. Промолчи она — он не отправился бы к Веге и не возникла бы ситуация, когда единственным выходом для нее стало убийство. И хотя она была рада, что негодяй мертв, лучше бы ей не знать, что она способна убить человека. Потому что теперь ей придется убить отца.

— Ну все, — произнесла Виолетта. — Ты не мог бы выйти? Мне надо вылезти из ванны.

— Давай я помогу тебе вытереться.

Что у Клайна всегда прекрасно получалось, так это отвлечь ее от мрачных мыслей. И она не должна забывать, что он дрался за нее и спас ей жизнь. И всегда был честен с ней.

— Но сейчас светло! — Виолетта смутилась. Грегори смыл мыло с ее спины, потом принес полотенце и остановился возле ванны, развернув его в руках.

— Тебе нечего стыдиться. Ты прекрасна и знаешь это.

Она покраснела от удовольствия. Это был настоящий комплимент, и теперь она смогла принять его. Работая в салуне «Салли», она старательно скрывала лицо и фигуру, считая их своим проклятием. Вега всегда издевался над ней, высмеивая ее черты, заставляя ее чувствовать себя грязной и убогой. Но Грегори — он смотрел на нее так, словно она была шедевром изобразительного искусства. Или античной статуей. Она встала и спокойно вышла из ванны. Грегори завернул ее в полотенце и повел к кровати.

После многих ночей, проведенных на жесткой земле, матрас показался ей неправдоподобно мягким. Ей стало интересно, что Грегори будет делать дальше. Он приспустил полотенце с ее плеч и осторожными прикосновениями осушал кожу. И целовал каждое вытертое местечко.

Сначала шею и плечи. Соски Виолетты напряглись уже от прикосновения шершавой ткани. Грегори заметил это и немедленно приник губами к торчащему розовому бутончику. Вздохнув, Виолетта запустила пальцы в его волосы. Теперь он спускался ниже, вытирая ее живот. Виолетта вздрогнула, когда грубая ткань коснулась чувствительного места меж ее разведенных ног. В следующий миг он убрал полотенце и приник к ней губами. Застонав от наслаждения, Виолетта закрыла глаза. Теперь ее тело быстрее реагировало на ласки Грегори. Страх прошел, и она ждала удовольствия, а не боли. Он шире развел ее ноги, гладя нежную кожу на бедрах и прижимаясь ртом к самой чувствительной части ее тела. Вскоре дразнящие прикосновения его губ и языка привели Виолетту на край, за которым — она уже знала — ее ждал экстаз. Она выгнулась ему навстречу, задыхаясь, не зная, то ли продолжать сладкую пытку, то ли достичь наконец разрядки. И вот наконец волна страсти разбилась где-то внутри на сотни сверкающих брызг, и Грегори бережно опустил ее дрожащее тело на кровать. Он поцеловал ее в губы глубоким, страстным поцелуем.

— Я хочу тебя, Виолетта… Хочу быть в тебе, чтобы ты и я слились в одно…

Сначала ей показалось, что и она хочет того же — так сильно было желание отблагодарить его за наслаждение. Но она не могла, не могла заставить себя вновь вытерпеть ту боль, которую причиняло ей проникновение мужского органа в ее тело.

— Часть меня тоже хочет этого… Но я боюсь, боюсь, что воспоминания вернутся, и я опять перепутаю тебя с Вегой. Ты не можешь представить, сколько боли он мне причинил. Он терзал меня… а потом уходил, оставляя истекать кровью. Я не уверена, что раны… внутри… зажили.

— Когда-нибудь они заживут. — Он ласково провел пальцем по ее лицу. Потом встал и начал раздеваться.

— Ты хочешь?..

— Я собираюсь принять ванну.

— Но вода уже остыла!

— Вот и хорошо, — проворчал он. — А ты пока поспи. После купания я схожу за одеждой, и мы пойдем обедать.

Виолетта послушно откинулась на подушки, натянула одеяло и закрыла глаза. Но сквозь неплотно сомкнутые ресницы она тайком наблюдала за ним. Ей стало жарко, когда она разглядела наконец символ его мужественности, гордо торчащий вверх.

Возможно, она все же начала уже расставаться со своим прошлым, ибо Грегори показал ей, что отношения между мужчиной и женщиной могут быть прекрасны. Виолетта верила ему и не боялась… почти. Он залез в ванну, и она закрыла глаза. Ей надо подумать. Больше она не начнет ничего, что не смогла бы пройти до конца. Грегори, сколь бы терпелив он ни был, тоже сделан не из мрамора, и его терпению может наступить конец.