Данцигская ночь под затянутым низкими дождевыми тучами небом была абсолютно темной.
Он услышал, как впереди, в таверне, мужчины горланят песни, да так весело, что он почувствовал непреодолимое желание войти и пропустить с ними кружку эля. Но напряжение охватило его при этой мысли. Он должен продолжать поиски.
К счастью, просачивающегося сквозь крошечное переднее окошко таверны света было вполне достаточно, чтобы не сойти с посыпанной гравием дорожки и не угодить в вонючую сточную канаву, вырытую рядом с ней. Такие канализационные рвы шли по всему городу и вели к Северному морю.
Одному небу известно, куда подевался Уилл вместе с четырьмя парнями. У него было ощущение, что он ищет уже целую вечность, а не какой-то час или около того. Данциг хоть и является оживленным морским портом, не настолько велик, чтобы поиски длились часами. Ему надо посмотреть в таверне, а потом идти дальше.
Не успела эта мысль прийти ему в голову, как он услышал впереди крики, и дверь таверны распахнулась, выпуская больше света на тротуар. Он услышал, как кто-то бежит к нему.
— Бандиты! — прокричал мужской голос. — Убийцы! Бегите!
Невысокая, крепко сбитая женщина вышла из таверны и, повернувшись к кричавшему, проорала:
— Was ist los?[2]
— Raubers mit messern! Morders! Ausreissen!
Он прекрасно все понял, ибо кричавший просто развил то, что прокричал, до этого: «Грабители с ножами, убийцы! Спасайся кто может!»
Женщина из таверны стояла разинув рот.
Когда он пробегал мимо нее, спеша на шум в конце улицы, женщина отскочила от двери. Кричавший мужчина перепрыгнул через сточную канаву на пустую дорогу и побежал дальше. Через какое-то мгновение его и след простыл.
Услышав звон мечей, он вытащил свой из ножен на спине.
Теперь он мог разглядеть темные фигуры, вовлеченные в яростную схватку. Пока бежал, увидел, как двое из них упали. Остальные разбежались, один пустился в погоню за другим.
Еще не добежав до перекрестка, он знал, что перпендикулярная дорога направо уходит на мост и теряется в темноте, а налево спускается к морю. В этой стороне было настолько светлее, что ему удалось разглядеть две бегущие фигуры.
Он бы помчался за ними, если бы не услышал стон.
Первое тело, на которое он наткнулся, не подавало признаков жизни. У мужчины было перерезано горло. Хотя он был незнаком, на рукаве его легкой кольчуги виднелась эмблема Дугласов. У второго мужчины, тоже мертвого, была другая эмблема, указывающая на то, что он англичанин, служащий лорду Клиффорду.
Снова услышав стон, он взошел на мост, где все было окутано кромешной тьмой, и нашел то, что с самого начала своих поисков боялся найти.
Наклонившись, осторожно ощупывая мускулистое, покрытое кольчугой плечо, он встревожено спросил:
— Уилл, это ты? Скажи же что-нибудь, дружище!
— Гар…
Лежащая фигура шевельнула рукой, пытаясь ее поднять.
Позвав на помощь, он встал на колени рядом с Уиллом Дугласом и схватил эту руку, руку, которую помнил такой сильной и твердой.
Больше она такой не была. Она вяло лежала в его руке.
— Принесите факел, кто-нибудь!
Затем, не уверенный, прокричал он это по-английски или по-немецки, он прокричал снова на обоих языках и смачно выругался, не услышав ответа.
Он осматривал Уилла, насколько позволял свет, но ран не находил. Не было ни крови, ни отверстия в тяжелых доспехах. Но он был уверен…
— Халдейн, — пробормотал Уилл. — Бен Халдейн, Гар. Найди ублюдка и отправь его…
Он резко втянул воздух, что-то заклокотало у него в горле, и больше он ничего не сказал.
Слезы заструились по щекам Гарта…..
Лицо его было в слезах, а горло все еще болело от напряжения, когда он проснулся в Суитхоуп-Хилле в маленькой комнатке, которая временно принадлежала ему.
Не в состоянии дольше оставаться в постели, когда в голове вертятся данцигские события, а душа болит от воспоминаний, которые они разбередили, он встал. Быстро натянув штаны, сапоги и кожаный жилет, умылся холодной водой прямо из стоявшего на умывальнике кувшина. Затем, проворно обтершись грубым полотенцем, отправился на улицу, чтобы наполнить легкие бодряще прохладным утренним воздухом.
Серый рассвет прогнал звезды, но половинка луны плыла высоко в небе над темным западным горизонтом. Небо на востоке было чуть светлее.
Он зашагал на конюшенный двор через сад, очевидно, обеспечивающий кухню овощами и зеленью. Сад отделяла живая изгородь из шиповника. Запахи, витающие в воздухе, были знакомы ему с детства, напоминая о материнском саде.
Он не стал бы выводить свою лошадь после четырех с половиной дней пути. Хоть они и ночевали в Линлитгоу, а потом в Далкейте, его коню нужно как следует отдохнуть. Но конюшня принцессы легко может предоставить свежую лошадь.
В конюшне он нашел Ангуса Грэма, старшего конюха, с которым познакомился днем ранее, занятого упряжью и сбруей. Среднего возраста, с дубленой кожей, Ангус приветствовал его с уважением, но без подобострастия, явно зная себе цену.
Ответив на приветствие, Гарт сказал:
— Я рад, что нашел тебя здесь! Нет ли для меня свежей лошади?
— Бог с вами, сэр, у нас нет недостатка в лошадях. Я всегда поднимаюсь задолго до рассвета и укладываюсь спать вскоре после вечерней звезды. А двое из моих парней уехали еще полчаса назад.
— Двое из твоих грумов?
— Ну да.
Гарт думал, что поднялся раньше остальных, по крайней мере на час.
— А кто их взял, Ангус? Не может быть, чтобы кто-то из дам ездил на конную прогулку в такую рань.
— Так оно и есть, сэр. По крайней мере леди Амалия…
— Куда она поехала? — рявкнул Гарт, не дожидаясь, когда услышит, кто еще отправился с ней.
Увидев, как старший конюх нахмурился, он взял себя в руки и проговорил спокойнее:
— Поскольку я отвечаю за безопасность дам, а леди Амалия самая младшая, я беспокоюсь, Ангус. Она часто ездит на прогулку так рано?
— Прежде принцесса жила здесь всего неделю или две, сэр, ведь замок ремонтировался почти год. Поэтому я не могу сказать, каковы привычки юной барышни. Но могу отметить, что до сих пор не видел, чтобы кто-то из них отправлялся на прогулку наутро после нескольких дней пути.
— Оседлай мне вон ту лошадь, — велел Гарт, — и покажи, в какую сторону она поехала.
Ангус без возражений подчинился, и Гарт выехал со двора, чувствуя почти такое же напряжение, какое испытывал во время сна. Он знал, что не успокоится, пока лично не удостоверится, что никакие приграничные рейдеры, возвращающиеся из очередного набега, не решили позабавиться с ней. Ибо если такое случится, два грума не смогут их остановить.
Амалия вдыхала свежий воздух и наслаждалась покоем невысоких, поросших деревьями холмов. Два грума, едущие сзади, вначале болтали, потом затихли. Единственными звуками теперь были ритмичное кваканье лягушек и приглушенный цокот лошадиных копыт по поросшему травой склону холма.
Милю назад они перешли вброд реку Идеи, поднимая брызги. Меньше чем в миле впереди гораздо большая река Твид держала путь среди низких холмов.
Суитхоуп располагался на отлогом склоне в двух милях позади нее, и она не спешила возвращаться. После двух недель женской болтовни, вынужденной вежливости и постоянного осознания требований общества почти забытое чувство покоя и свободы, сопутствующее ранней утренней прогулке, было пьянящим.
Изабелла не станет возражать, если она поздно вернется, потому что принцесса тоже любит одиночество и понимает потребность Амалии время от времени побыть наедине с собой.
Сегодня ей требуется уединение, чтобы подумать.
Впереди открывался пойменный луг, лежащий между двумя густыми рощами и спускающийся к самой реке. С запада дубы, вязы и грабы закрывали вид на речную излучину. С востока поросшие кустарником холмы представляли еще одно препятствие. Но прямо впереди, хоть местность и шла под уклон, река манила. Она откликнулась на призыв, пустив лошадь быстрее.
Услышав позади приближающийся стук лошадиных копыт, Амалия не придала этому значения. В обязанность грумов входит не выпускать ее из виду и следовать за ней, куда бы она ни поехала.
Краешек солнца только-только показался над восточными холмами, и она услышала первых певчих дроздов и соек, перекликающихся друг с другом в лесу. От удовольствия присутствовать при их пробуждении она пришла в восторг.
Стук копыт сделался громче, теперь слышно было только одну лошадь. Парни, должно быть, решили пуститься наперегонки, и если ближайший не поостережется, то может пролететь мимо нее.
Амалия вздрогнула, заметив краем глаза справа голову лошади, оглянулась и увидела сэра Гарта Нейпира на великолепном гнедом. Пришпорив своего серого и наклонившись над лошадиной холкой, она припустила вперед, но он не отставал, скача с ней рядом. Они стрелой летели вниз по пологому склону к реке.
Когда он вскинул руку, сделав ей знак придержать лошадь, она уже начала натягивать повод. Она прекрасно понимала, что нельзя галопом подлетать прямо к воде.
Только оглядевшись и поняв, как далеко позади остались грумы, так далеко, что их вообще не видно, она испугалась.
Контролируя выражение лица и тон с легкостью, достигнутой путем долгих тренировок, она спросила:
— Что вы сделали с моими грумами, сэр?
— Отправил их домой, — ответил он. — Со мной вы в полной безопасности.
— В самом деле? Вам бы следовало больше заботиться о моей репутации, если вы намерены продолжать служить принцессе. Она бы не одобрила, если бы кто-то из рыцарей катался наедине с одной из ее фрейлин, не говоря уж о том, чтобы этот рыцарь отсылал прочь ее грумов.
У него хватило ума изобразить раскаяние.
— Поэтому вы ездите с двумя грумами, миледи, — чтобы не быть наедине с одним? На мой взгляд, для вас было бы безопаснее, если бы вы ездили с одним грумом и еще одной или двумя дамами.
— Возможно, и так, сэр, но когда ты постоянно находишься в обществе одной или двух других дам, это становится утомительным. Что касается езды с двумя грумами, то это мой выбор.
Она стащила с правой руки перчатку, сунула два пальца в рот и пронзительно свистнула.
Сэр Гарт выглядел ошеломленным, но, как она и ожидала, ее грумы тут же появились из леса на середине склона.
— Что за дьявол! — воскликнул он. — Я же велел им ехать домой.
— Ну да, только я велела им никогда не оставлять меня одну, кто бы какие приказы им ни давал. А Изабелла хорошо платит им, чтобы они мне подчинялись.
К ее удивлению, он улыбнулся:
— Говоря по правде, девушка, я чувствовал себя виноватым оттого, что услал их прочь. Я сделал это не задумываясь, потому что хотел поговорить с вами там, где никто не может нас подслушать.
— Угрозами заставить меня рассказать вам то, что вы хотите знать, полагаю?
На мгновение лицо его сделалось недоуменным, словно эта мысль не приходила ему в голову. Затем он печально усмехнулся.
— Сомневаюсь, что вы поверите, но я недобирался этого делать, — сказал он. — Однако я рад тому, что они не вернулись в Суитхоуп-Хилл.
Она не могла заставить себя сказать, что поверила каждому его слову или что мысли его читаются у него на лице достаточно ясно.
Признание в первом было бы совсем не на пользу его характеру. Как и неправильно было бы позволить ему вообразить, даже ненадолго, что он убедил ее, будто всегда говорит правду. Одна правда еще ничего не значит.
— Я не собираюсь обвинять вас в том, что вы последовали за мной с целью меня запугать… если только… — Она пристально взглянула на него. — Вы же не из тех занудных мужчин, которые вечно поучают и твердят, что женщины никогда не должны поступать так, как им хочется?
— Вы ждете от меня обещания никогда вам не советовать не делать только то, что вам хочется? Потому что, если в этом состоит ваша цель, вы ее никогда не достигнете.
— Значит, вы все-таки зануда. Мне жаль ваших дочерей.
— Если бы у меня были дочери, то я, без сомнения, не отпускал бы их далеко от дома. Но вы не моя дочь. И я бы выглядел глупо, прикажи я вам возвращаться в Суитхоуп, после того как отослал ваших грумов, просто чтобы поговорить с вами.
— Вы явно не одобряете мое поведение, — заметила она.
Гарт с трудом удержался от усмешки, услышав это утверждение. Одобрение или неодобрение не имеет никакого отношения к делу.
— Я не одобряю подслушивание под дверью, — сказал он, пытаясь придать голосу суровость и понимая, что ничего у него не вышло. — Особенно под дверью у опасных людей. Что до вашей прогулки сегодня утром, я не имею права отдавать вам приказы. Более того, я прекрасно понимаю ваше желание прокатиться верхом. Твид — красивая река, а в этой части она особенно живописна.
Она заглянула ему в глаза, словно пыталась проникнуть в душу.
— Вы правда хотели поговорить со мной наедине?
— Да, хотел, — признался он, взглянув на двух грумов, которые тактично ехали на некотором расстоянии.
— Они нас не потревожат, — сказала Амалия. — Мы можем проехаться вдоль берега, если хотите. Место тут ровное и деревья растут не густо, поэтому мы сможем ехать бок о бок.
— Я никогда не ездил вдоль этого отрезка Твида, — проговорил он. — В детстве я рыбачил возле Мелроуза. У меня там родня, и я проводил у них по месяцу каждое лето, пока мне не исполнилось двенадцать.
— О чем вы хотели поговорить?
Прямой вопрос — в точности такой, как он сам любил задавать, — застиг его врасплох, заставив почувствовать несвойственное ему косноязычие. Он хотел еще раз поговорить с ней, и когда конюх сказал, что она уехала кататься, порыв последовать за ней был непреодолимым. Первостепенной причиной было защитить ее, но он также испытывал необычное побуждение рассказать ей о своем сне. Сейчас он не мог представить почему.
Он взглянул на нее, подыскивая ответ, который объяснил бы его прежние слова, не открывая о нем так много, как это могло сделать описание сна.
— Вы всегда сами так рано вскакиваете или, может, попросили кого-то разбудить вас, если я покину Суитхоуп?
— Нет, девушка, я прекрасно понимаю, что не имею на это права, если только Изабелла не прикажет. Честно говоря, я проснулся так рано потому, что мне приснился дурной сон.
— Кошмар? — На лице ее тут же отразилось сочувствие. — Страшные сны ужасны, но я никогда раньше не слышала, чтобы взрослый мужчина признался, что ему приснился кошмар.
Гадая, связано ли ее сочувствие с тем, что она тоже страдает от кошмаров, он сказал:
— Сомневаюсь, что есть на свете хоть один мужчина — особенно если он повидал сражения, — которому бы они не снились. Большинство просто не рассказывает о таких проблемах.
— Но не вы?
Он улыбнулся:
— Я решил, что тоже не стану рассказывать.
Не спрашивая у нее, он повернул на запад, чтобы восходящее солнце было позади них. Его сестра или мать стали бы настаивать, чтобы он продолжил, объяснил, почему не хочет рассказывать свой сон, попытались бы всеми правдами и неправдами выудить у него подробности.
Он упорно, даже сердито сопротивлялся бы их усилиям.
Воспоминания о сне всколыхнулись, образы темных данцигских улиц стремительно вернулись, как это часто бывало после той ужасной ночи.
— Я был с Уиллом Дугласом, когда он умер, — сказал он.
Ее взгляд по-прежнему был устремлен вперед, но он увидел, как она прикусила нижнюю губу.
— Ясно, — проговорила она. — Как ужасно это, должно быть, было!
— Ужасно — это еще слишком слабо сказано.
— Ваш кошмар, он был о его смерти?
Гарт кивнул:
— Он почти всегда один и тот же, но все же каждый раз как-то отличается от реальности.
— Отличия вас тревожат?
Она смотрела так, будто ответ на этот вопрос значил для нее больше, чем можно было ожидать.
— Да, — признался Гарт.
еперь он наблюдал за ней внимательнее, чем прежде. Он заметил ее легкий кивок, прежде чем она снова заговорила.
— Почему? — спросила она.
— Потому что это то, чего не было. Наверное, мне не следует описывать такую страшную сцену девушке, но, быть может, я…
— Вы можете рассказать мне все, что видели, если хотите, — заверила она его. — Обещаю, что не упаду в обморок и никоим иным образом не приведу вас в смущение.
Это вызвало у него усмешку.
— Девушка, не думаю, что вы могли бы смутить меня, даже если бы постарались, но надеюсь, вы правы насчет обморока. Мне бы не хотелось, чтобы вы свалились с лошади.
Она улыбнулась:
— Женщины Приграничья не сваливаются с лошадей, сэр.
— Никогда?
— Сестра Изабеллы, принцесса Гелис, знает, что вы были с сэром Уильямом, когда он умер? — вернула она его к прежней теме.
— Нет, — признался он.
— Думаю, ей бы хотелось об этом услышать, — сказала Амалия. — Впрочем, возможно, я лишь выражаю то, что чувствовала бы сама в подобных обстоятельствах. Быть может, Гелис смотрит на это иначе.
— Я слышал, она почти не разговаривает с тех пор, как узнала о смерти Уилла.
— Его смерть потрясла ее, а она на последних месяцах беременности. Изабелла говорит, Гелис очень боится за ребенка, не хочет потерять его. Поэтому она не говорит о сэре Уильяме и запрещает Изабелле распространяться о том, как его смерть похожа на смерть Джеймса и что, вероятно, это дело рук одного человека.
— Изабелла так сказала ей?
— Да, а Гелис ответила, что если она не может изгнать такие недобрые мысли из головы, то по крайней мере не должна позволять им слетать с языка. Она напомнила, что, по словам его людей, это был результат ссоры между ним и лордом Клиффордом.
— Его люди действительно говорили так, — согласился Гарт.
— Вы не были одним из его людей?
— Я был его другом и товарищем по оружию, — ответил Гарт. — Вскоре после свадьбы в Данфермлине мы вместе отправились в Кенигсберг, в Пруссию, искать приключений. Уилл прослышал, что тевтонские рыцари собираются вести армию в Литуанию.[3] Такие экспедиции все еще считаются крестовыми походами, хотя литуанцы давным-давно стали христианами. Но когда мы прибыли, то узнали, что король Англии тоже намерен присоединиться к рыцарям. Он обещал привести им флотилию, но не раньше июля.
— Но ведь вы отправились в Пруссию в январе?
— В начале февраля, а это неподходящее время для морских путешествий. Тем не менее, по настоянию Уилла, рыцари согласились нанять корабли в ближайшем порту, Данциге, и позволили Уиллу ими командовать. На подготовку снаряжения требовался месяц, а поскольку у меня не было причин задерживаться, я провел три недели, обследуя прусскую глубинку и часть Франции.
— Места там такие же красивые, как и здесь?
— Природа отличается от шотландской, но холод там такой же. Уилл сглупил, поехав так рано. Он и сам это знал, но говорил, что хочет чем-то занять себя, чтобы не думать о…
Осознав, что не имеет права повторять резоны Уилла кому-то еще, он замолчал, пытаясь собраться с мыслями.
Она склонила набок голову и окинула его внимательным взглядом.
— Сэр Уильям был очень близок с Джеймсом и надеялся быть избранным третьим графом Дугласом, не так ли?
— Он знал, что многие говорили об этом, и был бы хорошим предводителем, — признался Гарт, — но он был рожден бастардом…
— Лютый Арчи тоже, — заметила она, когда он замолчал в нерешительности.
— Да, верно, но его отец был прославленным Добрым сэром Дугласом.
— Тот, кто умер, пытаясь доставить сердце Брюса в Святую землю?
Он кивнул.
— К тому же Арчи был старшим, а также отцом Уилла.
— Да, но Файф желал Арчи, а не сэра Уильяма, — заметила она. — И Файф убедил многих Дугласов поддержать Арчи.
— Иисусе, девушка, да вы знаете об этом столько же, сколько и я! — воскликнул он.
— Это результат жизни с Изабеллой. Она проявляет огромный интерес ко всему, что у Дугласов связано с Файфом.
— Из-за уверенности, что Файф приказал убить Джеймса?
— Да, — отозвалась она и снова прикусила нижнюю губу.
Несколько минут они ехали в молчании.
— О чем задумались, девушка?
Она пожала плечами:
— Да так, ничего особенного. Что произошло, когда вы вернулись, чтобы встретиться с сэром Уильямом и остальными?
— Уиллу была поручена какая-то дипломатическая миссия к английскому лазутчику у тевтонских рыцарей, и он снял номера в Данциге. Он ушел раньше, взяв с собой четырех парней, и все никак не возвращался. Мои люди устали, в городе было спокойно, и я сам отправился его искать.
— А вы могли задавать вопросы в городе? Вы говорите по-немецки?
— Говорю, и хотя не слишком бегло, но довольно неплохо… благодаря своим путешествиям. И в этом одна из странностей в моем сне, где я говорю по-немецки так же бегло, как по-шотландски или по-английски.
Она кивнула:
— В моем сне тоже так бывает. Не с языками, но кое-что происходит по-другому, как вы говорили. Вам этот сон снился не единожды?
— Точно, хотя и одного раза вполне достаточно, скажу я вам.
Он описал ей свой сон. Когда Гарт закончил, она поинтересовалась:
— Что еще было иначе? Вы действительно видели женщину, выходящую из таверны?
— Да, и парня, который предостерегающе кричал, тоже. Я также нашел двух мертвых, хотя понятия не имею, сколько убежало. Было темно, как в преисподней, пока кто-то не принес факел. Тогда я увидел раны Уилла, и на нем не было тяжелых доспехов.
— А люди, которых вы видели, говорили то же, что и в вашем сне?
— Думаю, слова могли быть другими, но смысл тот же. Один, тот, который кричал, сказал, что на мужчин напали грабители и пытаются их убить. Я побежал на помощь, а кричавший перебежал через дорогу и скрылся раньше, чем я успел его разглядеть.
— Он был немец?
Гарт заколебался.
— Знаете, я полагал, что, должно быть, да. Но в моем сне он кричит вначале по-английски или даже по-шотландски, потом по-немецки.
— Вы говорили, сэр Уильям назвал своего убийцу. Рискну предположить, что его имя не Клиффорд, иначе вы бы гак и сказали.
— Это был не Клиффорд, — согласился он.
— Я не буду просить вас сказать мне, кто это, — проговорила она, удивив его.
— Вы тактичны, девушка.
— Вовсе нет, — покачала она головой. — Просто я знаю, что вы мне не скажете.
— Я скажу вам, что слова, которые Уилл говорит мне во сне, всегда те же самые, что он сказал мне на самом деле. Я также скажу, что он произнес только одно имя, а затем попросил, чтобы я отправил злодея в ад.
— Значит, вы думаете, что он попросил вас сделать это по какой-то другой причине?
Он отметил, что она склонна перескакивать с мысли на мысль безо всяких оснований. Но только он собрался указать на ошибку в ее рассуждениях, как до него дошло, что она, возможно, вовсе не ошибается.
— Полагаю, я страшился такой возможности, — признался он, снова думая о том, что в действительности сказал Уилл. — Он ведь так и не закончил последнее предложение. Он просто сказал: «и отправь его в…» Я сам подставил слово, которое, мне казалось, он имел в виду.
— Как вы можете быть уверены?
— Черт, мы же сражались и тренировались вместе с Джейми Дугласом при первом графе, поэтому могли почти читать мысли друг друга. Я мог бы поклясться, что в ту ночь он назвал имя своего убийцы. Но его парни сказали, что человек, которого он назвал, покинул Данциг за две недели до того, он уплыл на корабле назад в Шотландию.
— Это сэр Уильям отослал его?
— Между ними случилось какое-то разногласие, сказали парни, но никто точно не знает, чья была идея, чтобы он уехал.
— Мне известно, что причина, по которой некоторые из Дугласов хотели, чтобы сэр Уилл стал третьим графом, заключалась в том, что он был необыкновенным воином, — сказала Амалия.
— Он был исключительным, — согласился Гарт. — Вы когда-нибудь встречались с ним?
Она покачала головой.
— Он был высоким, как я, и смуглым и черноволосым, как Арчи. Он обладал удивительной силой и держался по-королевски. В то же время был учтив и приветлив. В сущности, он был одним из самых сердечных и веселых людей, которых я знал, и почти такой же прекрасный воин, как Джеймс.
— Если вы так им восхищались, то должны ужасно скучать по нему.
— Да…
От одного лишь признания в этом горло больно сдавило.
— При его навыках как сумел кто-то убить его так быстро и легко?
— Нападавшие застигли его и его людей врасплох. Двое выживших сказали, что это произошло стремительно и они даже не разглядели лиц нападавших. Было темно хоть глаз выколи, это так, но обе стороны несли факелы, чтобы освещать себе путь, сказали они. Во время драки факелы укатились в сточную канаву.
Он оглянулся, проверяя положение восходящего солнца, которое уже немного поднялось над горизонтом.
— Думаю, нам пора возвращаться, сэр, — сказала Амалия. — Изабелла не станет возражать, что я отправилась на прогулку, но мне надо выполнять свои обязанности.
Он кивнул, и они повернули лошадей, Проехав мимо грумов, которые потрусили позади них, держась на почтительном расстоянии.
Они ехали молча, пока она не спросила:
— Почему вы приехали в Суитхоуп-Хилл?
— Чтобы служить принцессе Изабелле, — ответил он и с улыбкой добавил: — Были у меня и другие причины, но пока я не готов поделиться ими.
— Вы ищете информацию, полагаю, — предположила она. — Несомненно, о смерти Джеймса, поскольку никто здесь не может ничего знать о сэре Уильяме.
— Подозреваю, вы считаете себя очень умной, но я больше ничего вам не скажу. Впрочем, я действительно ищу сведения об одном деле, — напомнил он ей, посмотрев открытым взглядом.
Она снова устремила взгляд вперед и вздернула подбородок. Поскольку солнце светило в глаза, она прищурилась. Затем встретилась с ним взглядом и неожиданно сказала:
— Я думала об этом.
— Собираетесь рассказать мне, что решили сделать?
— Я решила только сказать вам, что размышляла над этим. Но не давите на меня, сэр. Если на меня давить, я становлюсь упрямой.
— Значит, мы сменим тему, — бодро заявил он. — Что вы можете рассказать мне об этом парне, Харальде Бойде?
— Думаю, он тот мужчина, которого моя семья прочит мне в мужья.