Горец в её постели

Глава 6

Мара оттолкнулась от стола и, потянувшись, размяла мышцы и сухожилия, досаждавшие ей болезненными судорогами при каждом движении. Вздрогнув, она покрутила плечами, негнущимися пальцами потерла шею сзади. Вокруг нее пульсировала тишина. Спокойствие этого часа победило легкие шорохи и шепоты библиотеки.

В полночь прекратилось даже потрескивание и шипение пылающих в камине дров, однако за окнами все еще вздыхал сырой ветер. Серые облака неслись, превращая ночь в мир мерцающих теней.

Она задрожала и развернулась, всматриваясь в самые мрачные и пустые углы комнаты. Особенно позади нее. Там, где могли мерцать не только крупинки пыли.

Тишина была настолько неестественной, что она прикусила губу и сощурилась, чтобы лучше вглядеться в темноту.

Ее отец клялся, что Шотландию окутывает магия. Танцующие эльфы и водяные келпи[20], в общем, потусторонние силы. Все это, как он утверждал, присутствовало там, живое и ожидающее, в синеве гор, моря и неба.

Никогда не сомневайся в истинности и целостности своего наследия. Знакомые слова наполнили душу, такие реальные, что она почти почувствовала отца за спиной и его руки, покрытые пятнами возраста, на своих плечах. В Хайленде нет ни дюйма, который не был бы пропитан легендами. Там могут случаться чудеса – если только ты откроешь свое сердце.

И она почти поверила в это.

Или, по крайней мере, начала признавать, что здесь происходило нечто… удивительное.

Притягательная магия струилась из тумана, вереска и рыцарских романов.

Этот соблазн исходил от древних камней и гаэльских мифов, пленительный и чарующий, проникающий в кровь и неуправляемый, вспыхивающий всякий раз, когда пробуждалась родовая память. Особенно, если вы осмелились ступить на шотландскую землю. И не могло быть никакого возврата к прежним мыслям, никакого отрицания зова родины.

В общем, Хью Макдугалл утверждал что-то вроде этого.

Совсем не собираясь доказывать несостоятельность его утверждений в этот мистический час, Мара села, выпрямив спину и расправив плечи, готовая противостоять любой возможной форме непрошенного волшебства Хайленда. Потом решительно заставила себя оглядеть библиотеку еще раз.

– Я знаю, что вы здесь, – выпалила она, отбрасывая волосы назад.

Она была просто уверена в этом. Дыхание перехватывало, а кожу покалывало.

Она чувствовала его. Каждый дюйм этих шести с лишним футов мускулов горца.

Но не там, где были разлиты лужицы серебристого лунного света, струившегося сквозь высокие окна. И не у загроможденного, хорошо освещенного стола, за которым она работала, начиная с ленча.

Тем не менее, он присутствовал. Парил в тенях с каменным осуждающим лицом, его заносчивость и недовольство наполняли темноту ночи, как будто он … шпионил за ней.

Она насупилась, вообразив, что слышит низкий мужской смех.

– Покажитесь, – потребовала она, потирая руки, покрывшиеся гусиной кожей, игнорируя покалывания на затылке.

Но ее внимательный взгляд не обнаружил никаких негодующих рыцарей за спиной.

Или чего-то более горского, чем висевшие на стенах выцветшие тартаны.

И естественно, никаких яростных зеленых глаз, таких же злых, как дикое, бушующее море в одно мгновение, и загорающихся недоумением в следующее.

Казалось, отступил даже пробирающий до костей холод.

Остался только беспорядок, произведенный ею.

Это, и еще ее бурчащий живот. Поморщившись, она прижала к животу ладонь, радуясь, что никто, кроме нее и старого Бена не слышит его грохота.

Последнее сырное печенье она проглотила много часов назад, а об обеде просто забыла. Тот все еще ждал ее на покрытой скатертью тележке на колесиках, нетронутый и остывший, под блестящей серебряной крышкой.

Что бы там ни было, она проигнорировала это. И не хотела есть его сейчас. Изнеможение было сильнее голода, но она не жалела ни о едином мгновении своих усилий.

Этот тяжелый труд стоил каждого страдания и боли. Этого хаоса из опустошенных книжных полок и разбросанных документов. Даже пропущенного обеда и напряжения глаз до тех пор, пока веки не начали натирать, как наждачная бумага.

Она нашла то, что искала: подтверждение существования некоего средневекового рыцаря.

Сэр Александр Дуглас действительно существовал.

Близкий родственник могущественным Дугласам с юга, ублюдок, рожденный женщиной из клана Макдональдов из Мойдарта, что в Западном Хайленде, он рос под сенью отдаленного замка Кастл Тиорам, принадлежавшего клану, и провел юность, служа прославленной семье отца.

Книги Рэйвенскрэйга по средневековой истории описывали его как энергичного молодого мужчину, предприимчивого и обаятельного, утверждавшего, что клан Дугласов принял его с распростертыми объятиями, не смотря на его низкое происхождение. По общему мнению, он стремительно достиг звания рыцаря, со временем присоединившись к своему знаменитому кузену, Сэру Джеймсу Добродетельному, горячо поддерживавшему Роберта Брюса. Вскоре этот возлюбленный бастард из земель Хайленда, таких необузданных, что они были известны как Дикие Границы, обеспечил себе место в истории, став одним из тех героических лиц, которым король доверял более остальных.

Его так ценили, рассказывалось в книгах, что Король Роберт пожаловал ему Замок Рэйвенскрэйг. Вместе с рукой Изобэль Макдугалл.

Эта награда была дарована рыцарю в отдаленном 1307 году.

Мара глубоко вздохнула, сопротивляясь сильному желанию открыть книги и перечитать записи. Но в этом не было необходимости. Она уже знала каждую строчку.

Каждую из тех, что соответствовала рассказу Горячего Шотландца.

Вплоть до той части, повествующей о путешествии сэра Александра Дугласа, чтобы востребовать часть земельной собственности Макдугаллов. И осуществить договорный брак с прекрасной наследницей Рэйвенскрэйга.

Леди Изобэль Макдугалл.

Прародительница Мары.

В этом месте рассказ Горца с волшебным голосом расходился с правдой.

– Мне жаль, – прошептала она, эти два слова соскользнули с ее губ даже прежде, чем она поняла, что огорчена своими открытиями.

Бесспорные разоблачения.

И убийственные.

Сэр Александр Дуглас был крысой.

На пороге мимо нее пронесся порыв холодного воздуха, но она почти не заметила его. Голова болела, а глаза жгло от утомления. Груда книг около лэптопа расплывалась от возросшей усталости. Она мигнула и коснулась одного из самых старых томов, скользнула пальцами по гладкой, тисненой коже обложки. Потом сжала корешок книги, и тишина вокруг нее сгустилась. Это было тяжелое безмолвие, нарушаемое лишь шелестом ветра и стуком дождя в оконные стекла. Мельком взглянув туда, она уловила отдаленную вспышку молнии, услышала приглушенный грохот далекого грома.

Ее охватило какое-то странное настойчивое чувство, странное ощущение, что за ней наблюдают сзади. На сей раз она не собиралась оборачиваться.

Вместо этого она взволнованно выдохнула.

– Как я могла знать, что расскажут книги? – проворчала она, почти уверенная, что он слышит ее. – Вы поэтому так злы? Потому что история оклеветала вас?

Несомненно, он заслужил осуждение.

Настоящий сэр Александр Дуглас, поправилась она, остановив взгляд на широкой полосе лунного света, пересекавшей ковер. Первостатейный негодяй, этот мужлан совсем не был заманен в засаду и убит Колином Макдугаллом.

Исторические факты говорили совсем другое.

И повествование не было героическим.

Хроникеры тех дней заявляли, что сэр Александр украл наиболее ценное достояние Макдугаллов – драгоценную рубиновую брошь, которую они сняли с плаща Роберта Брюса.

Священная реликвия, известная как Гелиотроп Далриады, случайно захваченный в сражении при Далрее.

Еще больше подтверждая обвинение, каждая книга, которую она нашла по тому периоду, рисовала сэра Александра как человека, не имеющего в своем теле ни одной рыцарской кости.

Без каких-либо колебаний он бросил леди Изобэль у алтаря. Не только скрылся с самой ценной семейной реликвией клана Макдугаллов, но и опозорил их наиболее обожаемую дочь.

Мара откинулась назад на спинку стула, прислушиваясь к усиливающемуся стуку дождя. И порывам ветра. Она переплела пальцы и размяла их, хрустнув суставами. Неудивительно, что этот негодяй исчез из истории после такой удачи.

По всей вероятности, он использовал богатство, полученное от продажи реликвии Макдугаллов, чтобы обеспечить себе комфортную жизнь подальше от берегов Шотландии.

Подлец!

И какой подходящий для Горячего Шотландца исторический персонаж, имя которого он выбрал в качестве своего рыцарского псевдонима – мерзавец стремился запугиванием вынудить ее убраться из Рэйвенскрэйга.

Этот мошенник охотился на состоятельных женщин и думал, что мог победить ее подобным невероятным требованием.

Мара вздрогнула и потрепала Бена за уши, когда тот потянулся и прошаркал к ней. Старый пес довольно заворчал и положил голову к ней на колени, с собачьей преданностью заглядывая ей в глаза. Невозможно представить, если когда-нибудь он посмотрит такими сонными глазами на нее.

Или на любую другую женщину.

С такой ошеломляюще красивой внешностью и картавостью, от которых могут растаять все женщины на расстоянии двадцати шагов, он совершенно точно оставил целую вереницу убитых наследниц от Лендс-Энда[21] до Джон О’Гротс[22]!

Мара разозлилась.

Она не была уверена в том, как именно он намеревался обмануть ее, но его план не сработал.

Она может и неопытна в роли наследницы, но Уан Керн Авеню хорошо научила ее кое-чему. Она знала, как позаботиться о себе.

Не имеет значения, насколько настойчиво он может пытаться убедить ее, что является призраком средневекового рыцаря.

По крайней мере, он не утверждал, что является самим Робертом Брюсом или вторым любимчиком Мары – дьявольски лихим Александром Стюартом, печально известным как Баденохский Волк[23].

Хотя, она подозревала, что он превзошел обоих мужчин в успехе у противоположного пола!

– Но мы совсем не легковерны, правда, сладенький? – она наклонилась и поцеловала лохматую голову Бена. Если бы она не была такой уставшей, то без сомнения громко рассмеялась бы.

Этот интриган не мог выбрать худшего плана, чтобы испробовать его на ней.

Призрак!

Удивился бы он, узнав, что ей известно, какую двуличную фигуру он выбрал для своего псевдонима?

Эта пикантная подробность должна положить конец его нападкам.

Как только он узнает, что она раскрыла его, то, несомненно, исчезнет так же быстро, как и его давно умерший тезка столетия назад.

Только этот Александр Дуглас останется с пустыми руками.

Она снова глянула в окно, наблюдая за тем, как луна мелькает между быстро проплывающими облаками. Почти полная, она бросала широкие полосы серебра на чернильные воды устья, прежде чем исчезнуть снова.

Если бы только он остался невидимым.

Еще лучше, если бы она не позволила ему завладеть ею.

Но было слишком поздно, потому что он уже целовал ее. Однако, недолго.

Она все еще чувствовала, как его губы запечатали ее рот, чувствовала интимное тепло его дыхания на своей щеке. Помнила толчок чувственного жара, промчавшегося через нее от одного мимолетного поцелуя.

Невероятный восхитительный жар, текучий и раскаленный, потрясающий своей силой.

Она глубоко, прерывисто вздохнула. Очевидно, ее одолели изнеможение и поздний час. Этот мужчина не достоин ни ее, ни любой другой женщины, каким бы восхитительным не был его поцелуй.

Особенно тот, слишком быстрый: она даже не успела почувствовать вкус его языка.

Черт!

Сердце понеслось галопом, а пульс увеличился. Почему она думает об этом?

Закрыв свои мысли прежде, чем другая подобная ерунда смогла проникнуть в них, она поднялась, прижав ладонь к больной пояснице.

Пора было найти кровать.

– Мою кровать, – подчеркнула она, идя к двери. Старый Бен тащился сзади.

Тишина и тени тоже потянулись за ней.

Чье-то ощутимое присутствие, стремительно на нее накатившее, вызвало дрожь. Как и звук осторожных шагов, приближавшихся к библиотеке.

Она замерла и вцепилась в ошейник Бена.

Потянув его за собой, она быстро пересекла комнату и вжалась в стену у двери в тот самый момент, когда кто-то легонько приоткрыл ее.

Она приказала Бену не лаять, надеясь, что тоже не издала ни звука. И раскрыв рот, почти задохнулась, когда мимо ее укрытия проскользнула Пруденсия.

Одетая в струящееся, шелковое одеяние темно-розового цвета, чем-то напоминавшее мантию, толстая повариха держала руки вытянутыми перед собой и сжимала в пухлых пальцах что-то похожее на металлические плечики для одежды. Полностью погруженная в свой собственный мир, она начала перемещаться по библиотеке качающейся походкой пьяного моряка.

Мара уставилась на нее мгновенно округлившимися глазами.

Мягко напевая под нос, Пруденсия ходила по комнате постепенно уменьшающимися кругами, приближаясь к Маре достаточно близко, чтобы та поняла, что металлические палочки вовсе не были вешалками.

Это были прутки для поиска подземных вод.

Сердце Мары загрохотало, а щеки запылали.

Прутки для поиска подземных вод принадлежали к той же категории, что и призраки и другая подобная ахинея, издававшая шум в ночи.

Вещи, с которыми она не желала иметь дела.

Тем не менее, она наблюдала за происходящим с нездоровым интересом. Испытывая отвращение, и, одновременно, заинтригованная. До тех пор, пока женщина не остановилась в том самом месте, где стоял Александр Дуглас, когда она видела его днем.

К ее ужасу прутки в руках поварихи задвигались, как обезумевшие, стуча друг о друга, когда она отходила и приближалась к тому участку, где он стоял.

– Поговори со мной! – возбужденным шепотом убеждала Пруденсия. – Иди ко…

– Прекратите это немедленно! – закричала Мара, бросившись вперед.

Залаял Бен.

Повариха развернулась на сто восемьдесят градусов. Ее большая грудь вздымалась и колыхалась, а карие похожие на бусинки глаза сияли странным светом. Прутки остановились и показывали прямо на Мару.

– Вы соображаете, что делаете? – На щеке Мары задергался мускул. – Это прутки для поиска воды!

Пруденсия немедленно приняла невозмутимый вид и почти королевскую осанку.

– Да, помимо всего остального.

– Избавьтесь от них. – Мара подошла ближе. – Я не хочу иметь подобные вещи под моей крышей.

Кухарка следила за ней с тем выражением в глазах, которое можно было назвать только высокомерным.

– Здесь присутствует очень страдающая душа, и вам нужно быть мудрее и проявить немного сострадания. Подобные существа нуждаются в нашем понимании.

– Нашем?

Пруденсия кивнула.

– Тех из нас, кто по-прежнему находится на земном плане.

– Думаю, что именно вам будет необходимо понимание, когда я сообщу об этом Мердоку.

С женщины слетела некоторая часть высокомерия.

– Я только пытаюсь помочь, – прутки исчезли у нее в кармане. – Этот новый пришелец очень огорчен. Не думаю, что вы ему нравитесь.

– Меня не волнует, даже если он ненавидит меня. Призраков не существует, миссис Макинтайр. Ни здесь, ни где-нибудь еще.

– О-о-ох! – Пруденсия вздрогнула и прижала пальцы к вискам. – Вы не должны были говорить этого. Он сказал, что вы оскорбили его.

– Думаю, вам пора отправляться к себе. – Мара положила ладонь на локоть женщины и направила ее к двери. – Если подобное не повториться, я ничего не скажу Мердоку.

Пруденсия сжала рот.

– Этому старому паразиту тоже надо думать лучше о своем языке в присутствии духов, – сказала она, выметаясь из двери.

Мара наблюдала за ее уходом по тускло освещенному коридору и сделала длинный выдох, когда повариха исчезла за углом в дальнем конце прохода.

Странно или нет, но эта женщина что-то ощущала.

И от этого вывода у Мары похолодела кровь.

Только дурак не признал бы совпадения, что прутки сошли с ума точно в том месте, откуда Горячий Шотландец обращался к ней.

Поцеловал ее.

Мара вздрогнула. Она не верила в совпадения.

Но по-настоящему верила в судьбу. И та начинала ее беспокоить.

От направления, которое приняли ее мысли, по спине пробежал холодок, но она расправила плечи и вернулась к библиотеке.

Однако, не зашла внутрь.

Беспорядок, который она там учинила, вполне можно убрать и завтра.

Хотя Мара и верила в судьбу, но она еще была и благоразумна. А тени в углах были темнее, чем прежде. И ближе. Длинные, черные пальцы тянулись поперек ковра и указывали на нее так же, как и прутки Пруденсии.

И это было не все.

Лунный свет играл на кресле с высокой спинкой, стоявшем близко к одному из тех углов, и она почти смогла представить фигуру, стоящую там. Мужскую фигуру, расплывчатую в неясном свете луны, но достаточно хорошо очерченную, чтобы показать высокий рост и широкие плечи.

И не может быть, чтобы это было слабым мерцанием щита.

Сердце Мары тяжело застучало. Она с трудом сглотнула, мигнула, и иллюзия пропала.

– Это не сработает, – сказала она, закрывая дверь. – Я не боюсь.

Особенно лунного света, имеющего форму человека.

Несмотря на это, она понеслась в спальню в два раза быстрее.

Алекс материализовался у кресла с высокой спинкой, едва не задохнувшись от возмущения. С негодованием он смотрел на закрытую дверь библиотеки, где она стояла на пороге, и каждый дюйм ее прекрасно сложенного тела был обрисован лунным светом и светом от настольной лампы.

Соблазнительная – вот какая она была.

Настоящая женщина, с роскошными формами и искусительной зрелостью, блестящие медью волосы падали вокруг ее плеч, и еще эти сладкие полные груди, на которых он зациклился. И намек на острые, сжавшиеся от холода, соски. Ее большие янтарные глаза заблестели сильнее, когда она заметила его у кресла, наблюдавшего за ней.

И именно это и злило его.

Она видела его, но отказывалась признавать это.

Плохо, что она не отправилась искать его, когда услышала, что он играет «Парень из Хайленда». Увидь она его тогда, перед ней предстало бы восхитительное зрелище, слишком яркое и бесстыдное, чтобы отрицать. Он играл на волынке в полных горских регалиях, надеясь поймать ее за разглядыванием его из-за штор, и планируя сыграть фокус с сильным ветром, чтобы показать ей то, что носил под клетчатым килтом настоящий горец!

Но эта маленькая фурия не воспользовалась случаем. Что ж, тем лучше.

Его обнаженные мужские чресла выдали бы его, если она на них бы вытаращилась.

– Эта девушка – чума, – прорычал он, одним махом преодолевая расстояние от кресла до стола, за которым она работала, проводя часы за раскапыванием всей лжи, которая когда-либо говорилась о нем. – Да, это худший вид чумы.

Но в комнате сохранялся ее аромат, чарующие, экзотические нотки которого заставляли его сходить с ума. И мучиться. Пока он не вспомнил выражение ее лица, когда он открыл правду.

То, чего он не делал ни для кого из Макдугаллов.

И, тем не менее, она все еще не верила ему.

– Яйца Люцифера! – выругался он, поворачиваясь к окну и пристально вглядываясь в шторм, разразившийся в устье. Темные воды блестели, как полированный оловянный кубок, выглядевший таким же холодным, как сердце этой мегеры. Ничто из того, что он сказал, не убедило ее.

Он снова потерпел неудачу.

Даже пришпилив своим лучшим кинжалом ее ночное одеяние к кровати, он не помог себе в поисках способа избавиться от нее.

А в данный момент он к тому же хотел находиться в ней. И не один раз, а снова и снова. Долгие, плавные удары, медленные и глубокие, потом постоянно убыстряющиеся до тех пор, пока не… Он застонал, злобно вцепившись в свои волосы.

Вожделение к Макдугалл не просто приводило его в бешенство; сама эта идея заставляла подгибаться колени.

Никогда не думал он, что является таким… бесхребетным.

Скоро он будет немногим лучше Хардвика.

– Нет, до этого не дойдет, – поклялся он, упав на колени перед скамейкой у окна. Мрачно хмурясь, он одним сильным ударом руки сбил подушки с кисточками на пол.

Потом наклонился вперед и положил голову на сложенные руки.

Он вовсе не ждал, что святые прислушаются к его молитвам. Не теперь, в этом его злосчастном существовании.

Колин Макдугалл, сукин сын с черным сердцем, превратил его в существо.

Призрак.

Пародия мужчины из плоти и крови, чьи мольбы к высшим сферам игнорировались, вероятно, самим Нечистым, и тем более теми святыми праведниками, которые служили Святому Кресту.

Несмотря на это, он тихо обращался к ним.

Спустя некоторое время он поднялся. Нравилось ему это или нет, у него была работа.

Мара Макдугалл не оставила ему выбора.

Пришло время дать ей неоспоримые доказательства.

Выше над библиотекой, в одной из самых высоких башен Рэйвенскрэйга, Мара прислонилась к закрытой и запертой на задвижку двери Чертополоховой комнаты и сделала глубокий вдох. На полу разливался лунный свет, а мимо окон скользили причудливые клочья тумана. Не было никаких шелестов и пристальных взглядов в спину из теней, но легковерный человек легко мог представить себе этот дух прошлого, витавший над всем этим местом.

И внутри спальни, и в легчайшем сером тумане, скрывающем зубчатые стены.

Туману она просто не придала бы значения.

– Злые призраки и прутки для поиска воды, – она тяжело дышала, сердце билось, как сумасшедшее.

В скором времени она будет слушать по утрам не «Парня из Хайленда», исполняемого на волынке мускулистым шотландцем, а тему к «Сумеречной зоне».

Уже почти слыша ее, она прижала ладонь к груди, изо всех сил пытаясь отдышаться. И привести в порядок мысли. Обрести свое обычное спокойствие.

Но только что она пронеслась через лабиринт коридоров и взлетела по ступеням трех крутых лестниц, одна из которых была ужасно темной и без перил, а каменные ступени были такими узкими, что должно быть были высечены для очень маленьких людей. И каждая из них была на ее вкус слишком средневековой. Или лучше сказать, на ее современный вкус.

До недавнего времени она впадала в экстаз от всего даже отдаленно напоминающего ее любимый период. Но теперь, с появлением в ее жизни кое-кого определенного, она предпочитала предметы более современной эпохи.

Вещи, не представляющие опасности.

Обычные вещи.

А также людей, которые бы не утверждали, что являются призраками, и не носились в их поисках.

Она энергично смахнула завиток с брови и попыталась не прислушиваться к скрипам и стонам замка вокруг нее. Ночные шумы, скорее всего, были вызваны старыми водяными трубами или поспешным бегством мышей.

Или возможно … им.

Александром с шаловливыми пальцами и мимолетными поцелуями. Он доказал, как быстро умел двигаться. И более чем одним способом, вспомнила она, каждое из ее чувств внезапно напряглось. Однажды он уже вломился в увешанную гобеленами Чертополоховую комнату.

Это случилось прежде, чем ей стало известно о двери на крепостную стену.

Теперь она знала больше.

Также она знала, что почти все шотландские замки имели тайные ходы. Многие из них вели в спальни и из них. Может быть, Горячий Шотландец использовал один такой в своих интересах и уже мог поджидать ее в комнате.

Но осторожный взгляд вокруг, по спальне, заполненной антиквариатом, говорил об обратном.

Все равно, она проверила засов на двери и запоры на каждом окне, даже подтолкнула тяжелый обитый материей стул к двери на крепостной вал.

Наконец чувствуя себя в безопасности, она с утомленным вздохом упала на свою кровать. Кто-то зажег для нее огонь, и сладкий аромат торфяного дыма успокаивал, принося хорошее настроение.

Чертополоховая комната была хорошей.

Уютно теплая, пахнущая Шотландией и приветливая.

Улыбнувшись впервые за многие часы, она сбросила ботинки, позволив им упасть вниз. Через секунду за ними последовали ее брюки-стретч и водолазка. Она пошевелила пальцами ног, и довольно выдохнула. Ей нравилось спать без ничего, только кожа и грезы.

Она была виновна в том, что наслаждалась своей наготой.

Ну, в данный момент, она была почти голой.

На ней все еще было черное кружевное бра и соответствующие трусики. Она пока оставила их, не желая оставаться полностью обнаженной, пока не будет абсолютно уверена, что ее не потревожат.

Не то чтобы любой мог проникнуть внутрь, но в дверь мог постучать кто угодно. Теми темпами, которыми она двигалась, к ней могла зайти бедная чудаковатая Иннес, чтобы дать совет относительно ее брачной ночи с лордом Бэзилом.

Если только милая старая леди не упадет в обморок от шока, увидев ее крошечное черное нижнее белье!

У Горячего Шотландца точно был бы совершенно другой отклик.

Того рода, что заставил бы сильно биться ее сердце, а потом он скользнул бы прямо в нее. Неистово, жестко и глубоко. Медленное, волнообразное движение внутрь и обратно, переходящее в быстрый и неистовый грабеж до тех пор, пока она сама не станет неистовой и прижмет его к себе, крича о своей потребности и теряя себя в блаженстве их наслаждения.

Тот дикий и неудержимый секс, который случается только на страницах любовных романов.

И не случится с мужчиной, который думал, что он – призрак!

Даже если его шелковисто-низкая горская картавость делала ее влажной.

Она тяжело дышала от возбуждения, метавшегося в ее животе. Возможно, ей надо бросить вызов и купить себе вибратор. Пылать и слабеть от напевного голоса чокнутого мужика – это было так низко, как только может упасть девчонка.

Даже девчонка, чей последний любовник был быстрее вспышки молнии за окном.

Ее настроение испортилось, она, перевернувшись на покрывале, достала до небольшой магнитолы на прикроватном столике и нажала на кнопку. Комнату тут же заполнила энергичная тема из «Призрака Оперы».

– Ну уж нет, – насмешливо заметила она, тыкая кнопки до тех пор, пока не нашла «Патетическую симфонию» Чайковского. Довольная, она перекатилась на спину и потянулась.

Вот это другое дело.

Не смотря на то, что она обожала «Призрака», и взяла себе за правило смотреть мюзикл каждый раз, когда бывала в Лондоне, этот саундтрек не то, в чем она нуждалась сейчас.

В последнее время у нее было достаточно призраков. «Патетическая» лучше соответствовала ее настроению.

Намного лучше.

Закрыв глаза, она позволила музыке омыть себя. И как всегда, Чайковский унес ее. Прямо в романтический мир, наполненный самыми тайными мечтами.

Некое место, населенное храбрыми, темноглазыми рыцарями, улыбки которых сверкали так, что подгибались коленки, и которые жили своими глубочайшими страстями. Отважные и мужественные герои, которые ничего не боялись и любили так отчаянно, что могли бы повергнуть самого дьявола за даму своего сердца.

Мужчины, которые отдали бы последний вздох ради чести.

Или ради своей леди.

Мара вздохнула. Из-за такого мужчины она могла бы потерять голову. А пока она просто внимала Чайковскому и своей грезе.

Фантазируя о лихом рыцаре, который, как она всегда надеялась, появится и промчится галопом вниз по Керн Авеню, чтобы силой захватить ее и похитить. Он никогда не появлялся, но она продолжала цепляться за свою мечту. И звучащая сейчас, такая волнующая и красивая музыка помогла ей вызвать его образ.

Только по каким-то причинам его карие глаза загадочно превратились в зеленые.

Цвета морской зелени.

И они уставились прямо на нее.

Вздрогнув, она села прямо, широко распахнув собственные глаза.

Он стоял в изножье ее кровати.

В полных рыцарских регалиях.

Кровь Мары застыла.

– О-боже-мой!

Он прислонился к столбику кровати и сложил руки на груди.

– Моя леди, я очень сомневаюсь в его существовании.

Ее сердце понеслось галопом, Мара бросила взгляд на дверь.

Та была надежно заперта.

А большой обитый материей стул все еще блокировал дверь.

Она сглотнула.

– В-вы не можете быть здесь, – проскрежетала она, прижимая к груди подушку. – Я сплю. Если я закрою глаза, а потом открою их, вы исчезнете.

– Ты знаешь, что это неправда, Мара.

– Тогда что вы здесь делаете?

– Ты должна знать, – ответил он с тенью упрека в голосе. – Я прибыл, чтобы доказать свои слова.

Она мигнула.

– Ваши слова?

– То, что я говорил сегодня, оказалось бесполезным, но это правда, а ты все еще сомневаешься во мне. – Под поднятым забралом шлема его глаза опасно сузились. – Я не лгу.

– Я не называю вас лгуном. – Ее пальцы вцепились в подушку. – Но то, что вы утверждаете, невозможно.

Он быстро извлек меч, позволив шипению стали ответить ей.

Мара быстро сглотнула, осторожно придвинувшись ближе к спинке кровати.

– Слушай, приятель, я не знаю, в какую игру ты играешь, но эта штука выглядит слишком реальной, чтобы спорить с тобой.

– Не делай ошибки, – сказал он, его глаза вспыхнули, как изумруды. – Этот клинок действительно настоящий, и я не играю ни в какие игры. Мне доказать остроту его стали?

Он двинулся к ней медленными шагами, и Мара завопила. Его меч мерцал, как будто светился изнутри, и даже Мердок был бы способен разглядеть своими слезящимися глазами, что его края были острыми, как бритва.

Определенно, это была не репродукция или сценический реквизит.

И когда он сделал выпад в ее сторону, она поняла, что умрет.

Но вместо этого ощутила только резкое движение воздуха у своего уха. Не успела она моргнуть, как он уже вложил ту штуковину в ножны и вернулся в изножье кровати.

В его латной рукавице качался локон ее волос.

Он сверкнул дьявольской усмешкой.

– Доказательств достаточно, распутница?

Мара уставилась на него, усмешка раздражала ее больше, чем распутница.

Она задрала подбородок.

– Это доказывает лишь, что вы взяли напрокат подлинный костюм, – бросила она ему. – И что у вас быстрые ноги.

Его усмешка исчезла.

– Ты сердишь меня больше пределов моего терпения. Прочь из моей кровати, женщина, и немедленно, или я отрежу больше, чем просто локон твоих волос.

Мара вспыхнула, уловив, где остановился его взгляд. Слишком поздно она поняла, что прижала подушку так сильно, что та сползла ниже ее грудей. И что один из сосков торчал выше края ее лифчика.

Она ощетинилась, гордость мешала ей прикрыться.

– Итак, вы развратны так же, как и грубы.

Его лицо потемнело.

– Прокаженная неверующая шлюха расшевелила бы меня больше, чем женщина с кровью Макдугаллов. Но знай: если бы я захотел тебя, – клялся он, качая перед ней локон ее волос, – я мог бы взять тебя быстрее, чем мой клинок добыл свой трофей.

– О! – на щеках Мары вспыхнул румянец. – Убирайся отсюда! Сейчас же!

– Как пожелаете, – он отвесил ей низкий поклон и направился к стене рядом с камином.

– Эй, оловянный солдатик! – крикнула она ему вдогонку. – Дверь в другой стороне.

Он продолжал идти.

Но через несколько шагов остановился и обернулся к ней.

– Мне не нужна дверь.

Он опять поклонился ей, на этот раз коротко.

А потом шагнул прямо через стену.