Часть II. Сказы нечисти о людях, Каменный Пояс населяющих.

Глава 1

Алёнка еле держалась на жёсткой скамейке в трясущейся на скорости коляске и думала, правильно ли поступила?

Кудрявый мужчина в кожаной куртке стегал несчастных коней, чтобы увезти её как можно дальше от барских преследователей.

Но когда он утащит её в подземелье, что сделает? Гуманный ли вообще этот вид нежити? Или женщин за завтраком кушает?

Алёнка ничего о нём не знала, если не считать сказок Варвары, и по-прежнему всерьёз опасалась за свою жизнь…

Коляска мчала по дорогам города к его окраине до тех пор, пока впереди не показалась высокая крепостная стена. Полоз притормозил, направил коней в узкий проулок и, доехав до тупика, остановил коляску. Он быстро спешился и помог Алёнке спрыгнуть на землю.

— Главное из города выбраться, а уж в лесу им до нас не добраться, — он взял её за руку и повёл между избушками и огородами прямо к высокой бревенчатой стене, опоясывающей Екатеринбург.

— Тёплая, — отчего-то сказала Алёнка.

— Что тёплая?

— Рука у тебя тёплая.

— А какая должна быть?

— Мм… не знаю. Но ты ведь — нежить…

Мужчина хмыкнул и промолчал. Они добрались до густого кустарника, скрывающего знакомую Алёнке дырку в стене, и Полоз отпустил её руку.

— Иди за мной и не отставай.

Алёнка нырнула в кустарник следом за своим провожатым, несколько минут пробиралась в темноте гуськом, закрываясь локтями от упругих веток, и наконец вывалилась на открытое место.

Скупая луна высвечивала позади высокие брёвна, вкопанные в землю, один к одному. Потемневший со временем высоченный забор местами светлел пятнами лишайника. И всё же, лунном свете крепостная стена смотрелась гораздо внушительнее, чем днём.

— Скорее, — поторопил Полоз и уверенно шагнул в чернеющую впереди чащу.

Алёнка засеменила следом. Идти в ночной лес не очень-то хотелось — с недавних пор подобные прогулки стали для неё ожившим кошмаром. Но это было лучше, чем возвращаться в город, где её могли найти и осудить за кражу. И ещё не ясно, каким может быть наказание — каторга или смертная казнь? Местного уголовного кодекса, или какой там сейчас у него субститут, она не читала. Поэтому о своем теперешнем правовом статусе могла только догадываться.

В лесу пахло лучше, чем в городе. Аромат свежих листиков и тумана отчего-то поднимал настроение. «Просто это — весна», — объяснила себе некоторую эйфорию Алёнка. — «Ну и то, что сбежала от барина».

В темноте Полоз опять схватил её за руку.

— Не хватало ещё потерять тебя… снова… — прошептал он, но Алёнка отчётливо услышала каждое слово.

— Снова?.. — кажется, она начала понимать…

— Мне за ту ночь срок наказания ещё не вышел… Если и сейчас тебя не доведу…

— За какую ночь?

— За купальную.

— Так ты?.. — Алёнка хотела было возмутиться, но потом подумала, что сложилось всё, наверное, к лучшему.

Не займись тогда Полоз своей личной жизнью, она бы сразу попала в пещеры и не встретила ни Авдея, ни Малашу с Варварой. И детям помочь не смогла бы.

— Я… Должен был встретить тебя, так сказать… А тут, как на грех, моё время пришло. Не пойди я к костру, остался бы снова на 20 лет одинёшенек… Думал, успею… Забыл, как оно бывает… Как увидел её, отойти уж не смел… А Хозяйке я сразу сказал, но она — ни в какую. Купалин день, говорит, самый сильный в году… У неё силы уже на исходе, каждая крупица была важна… Да ты и сама всё увидишь…

— Так девушка у тебя? — почему-то обрадовалась Алёнка за чужую дочку и сестру. — Жива, здорова?

— Жива, но могла бы быть здоровее… Хозяйка все силы себе забрала. И помочь я пока не могу.

— А что с Ариной?

— Не знаю… Говорю же, без сил не могу её просканировать.

— Просканировать?.. Я не ослышалась?

— А что тебя удивляет?

— Слово родом из 20-го века, произнесённое нечистью в 18-ом.

— А то, что я золото перемещаю и живу уже тысячу лет, в норме вещей? — В лунном свете сверкнула улыбка на змеевом моложавом лице.

— Сколько-сколько?.. Тысячу?.. — Алёнка округлила глаза. — Фууухх… Просто не верится, что всё это со мной происходит.

— За 10 месяцев не привыкла?

— За 10 месяцев я не встречала нечисти!

— Вот и встретила… И мне тоже не верится, что уже 10 месяцев я без сил, и домой не могу просочиться.

— И-и как ты просачиваешься? Ну, когда владеешь своими силами?

— Попадёшь к Хозяйке — узнаешь. А теперь нам до лаза дойти надобно и волкам не попасться.

— Боже, зачем ты напомнил про них? — с досадой спросила Алёнка. — Ай! — украшения ударили её микро-разрядами тока. — Скажи, а у Хозяйки какие-то личные счёты с Богом? Я заметила, что камушки нервно реагируют на упоминания о нём.

— Потом… Всё потом… — Полоз приложил к губам указательный палец с широким перстнем и заозирался по сторонам.

Он явно прислушивался к тёмному лесу, и Алёнка решила больше не мешать ему разговорами.

На их счастье волков слышно не было. Ухали совы, пищали мелкие зверьки, зудели комары над ухом… Лес жил своей ночной жизнью, издавая сотни звуков и тонкие запахи.

Они шли несколько часов, почти молча, и каждый размышлял о своём…

Алёнка понятия не имела, как её встретит Хозяйка, и продумывала разные тактики разговора. Ясно было одно — этой женщине что-то нужно. И возможно, Алёнка всё сделает, лишь бы вновь оказаться в родном измерении. А в том, что камни работали лишь с разрешения Хозяйки, она уже не сомневалась.

Замаячил рассвет.

— Поторопимся… Видишь скалу впереди? В ней наш лаз… А коли не успеем до первых лучей, темноты ждать придётся.

«И как знать? Не найдут ли с собаками?» От такой перспективы у Алёнки пересохло в горле. Дышать стало труднее, и ноги давно уже гудели от усталости. Скала медленно, но верно приближалась.

Добежав, Полоз немного обошёл её и коснулся мшистой поверхности рукой. Алёнка услышала, как он шепчет буквенно-цифровую абракадабру. «Как пароль на компьютере».

Сверкнул алым камень на перстне, и твёрдая порода со скрипом начала разверзаться. Сверху посыпалась земля и мелкие камушки. Не дождавшись, пока лаз станет более-менее широким, Полоз боком протиснулся в расходящуюся трещину и скомандовал:

— Скорее!

Алёнка последовала за ним в узкий ход и начала медленно продвигаться, практически касаясь плеча мужчины. Ход под гору медленно расширялся, но буквально через несколько минут всякое движение прекратилось. Будучи в каменной расщелине, они не видели, как первый рассветный розово-золотой луч коснулся верхушки скалы. Но оба догадались о причине остановки самого настоящего чуда.

— Чёрт! — ругнулся мужчина и от отчаяния начал пинать каменную стену шириной с пол метра, преградившую путь внутрь скалы.

Алёнка расстроилась. Она не представляла, что теперь делать? Лезть на дерево? Петлять по лесу до ночи? Она устала и очень хотела спать, но просто лечь и уснуть беглецы не могли, так как за пару-тройку часов ушли недалеко от города и могли быть обнаружены многочисленной погоней.

Полоз упорно продолжал бить камни подошвами сапог.

— Мы ж дошли почти… — зло прошипел он.

Вдруг внутри скалы что-то хрупнуло, будто камни где-то перекатились, и стена пошла тонкими трещинами.

— Хоть бы и так, — прокомментировал змей и принялся расшатывать руками куски скальника.

Алёнка притиснулась сбоку и начала помогать. Самыми первыми поддались мелкие камни. Затем более крупные, и из-под них посыпалась спрессованная земля и мох. В четыре руки они продолжали шатать и отламывать куски скалы, расширяя лаз. Наконец, Полоз подцепил руками сверху и сзади огромный булыжник, поднатужился и… с усилием откатил его назад. Если бы Алёнка не успела вжаться в боковую стену, каменюка отдавил бы ей ступни. Она хотела было возмутиться, но при виде дырки в скале так обрадовалась, что забыла про всё на свете! Ведь у них получилось!

Из лаза веяло холодом. Полоз сунулся в темноту дырки, втащил себя внутрь скалы и позвал Алёнку оттуда.

Девушка поёжилась и, представив себе, что она — дождевой червяк, полезла в лаз. Ноги вязли в длинном сарафане. Но через несколько секунд, которых хватило, чтобы к Алёнке подступила клаустрафобия, Полоз крепко схватил её за руку.

Всё прошло.

А такая поддержка помогла ещё и не упасть на каменистое дно пещеры. «Вот повезло-то — мужчина попался галантный». Окончательно вползая в пещеру, она-таки ударила коленку об какой-то камень. «И сарафан окончательно изгваздала. Супер.»

Меж тем «кавалер» молча оставил её в темноте, и вскоре справа послышались частые стуки камня о камень. Алёнка усиленно моргала, но глаза не торопились привыкать к сумраку пещеры. Лишь когда из-за спины сидящего на корточках змея вспыхнул язычок пламени, Алёнка поняла, что Полоз высекал кремнем искру, которая, упав на кусок сухого мха, вспыхнула синеватым пламенем. На полке, выдолбленной прямо в стене, лежал штабель из факелов. Один из них он и поджёг.

— До Красной горки этого хватит, а там… Дома, как говориться, и стены помогают, — он двинулся в узкую штольню, которая вела из пещеры вглубь горы.

Алёнка потопала вслед за ним, отмечая, что штольня уходит вниз.

Не любила она пещеры.

В закрытых пространствах вообще чувствовала себя не уютно.

— А те, из погони, сюда не пролезут? — открытый лаз не давал ей покоя. — Трещина в скале-то осталась широкая.

— Не рискнут. Барин — горняк, да и в свите его много людишек, кои горный промысел знают. В подземелье всякое может случиться. И обвалы бывают, и газы горючие. И заплутать можно так, что навеки останешься.

Сказанное Полозом не прибавило Алёнке уверенности. Немного успокаивало только наличие этого самоуверенного мужчины. «В конце концов, я нужна им живая. Значит, он не допустит, чтобы со мной что-то случилось».

— Барин прагматик, — продолжал Полоз излагать свои аргументы. — И ради служанки народ на погибель не отправит…

— Ага, только на мне украшения, которые целого состояния стоят.

— И за них… — последовала театральная пауза, — барин твой ни рубля не отдал.

— Что ж это получается?.. Украл он их чтоль у приказчицы?.. Так вот почему она на меня вскинулась! Шкатулка у неё пропала… И она решила, что я… И как бы я — простая сенная девка это сделала? У неё ж дом наверняка охраняется. Об этом она подумала?..

— А зачем приказчице думать?.. Ну и к камушкам она шибко привязалась. А тут ты в них.

— Наверное, камни ей что-то приятное наговаривали… — Апёнка вдруг поняла, что уже несколько часов носит на себе весь набор, но не чувствует какого-либо дискомфорта, напротив, будто грели её украшения в холодной штольне.

— Правильно думаешь. Раз выпало приказчице стать владелицей малахитовой шкатулки, Хозяйка временно программу изменила. Чтоб побрякушки с Пояса далеко не ушли. Отслеживать с больших расстояний ей тяжко стало.

— Значит, она и сейчас за нами следит? — от этой догадки стало не по себе.

— Ага, через камни. И, предваряя вопросы, у вас GPS-навигаторы по такому же принципу работают.

Алёнка какое-то время молчала, переваривая услышанное.

— И всё-таки, как камни у Турчанинова оказались?..

— Хозяйка всё просчитала. Она знала, что на свадьбе ты всяко появишься. Ну а горничной приказчицы нашептать, чтобы в лес шкатулку снесла, дело техники, в общем-то. В лесу я шкатулку забрал и в пещерке рядом с забоем оставил. Через несколько дней дар Хозяйкин рабочий нашёл. Да не начальству отнёс, а как камни приказали, самому Турчанинову в руки отдал. Барин в тот день, как раз, по приезду из-за границы, с инспекцией на заводы да рудники пожаловал.

— Понятно… И всё-таки, откуда ты про навигаторы знаешь? И про сканирование?.. И вообще, ты тысячу лет живёшь…

— И что?

— Ты сразу нежитью родился? Или тебя инициировали? Ну-у, как вампиров, например, из людей делают.

Змей ухмыльнулся.

— Если ты желаешь услышать сентиментальную историю моего детства и превращения в Полоза, то не надейся. А что до остального, потерпи. Узнаешь всё разом, обещаю. Обычно этот процесс занимает несколько часов.

— Какой процесс? — испугалась Алёнка.

— Поймёшь всё, когда согласишься… — Полоз какое-то время помолчал, а потом добавил. — Только помни, неволить тебя никто тут не станет.

— Ага, неволить не станете. Просто отпустите доживать свою жизнь в Полевском.

— А ты стремишься покорять большие города? — съязвил Полоз.

— Домой хочу… В 21 век. К сыну, — набычилась Алёнка.

Провожатый её отмолчался. Вздохнул только тяжко.

И потом за оставшийся путь ни словечка не проронил.

Наверное, это был плохой знак.

Глава 2

Факел горел ещё около получаса. Потом его свет стал бледнеть, остатки ткани затлели, зачадили и вовсе погасли.

— Погоди, — остановился Полоз. — Дай постоять. Надо глазам к новому свету привыкнуть. Ч-чёртово бессилье… Как вы живёте без тёмного зрения?..

Это явно был риторический вопрос, и Алёнка ничего не ответила. «Тёмное зрение… о чём это?..» И вслух не просила. Вообще-то она ужасно устала. Полоз шёл по штольне слишком резво, и ей приходилось прилагать сверх усилия, чтобы не потерять из виду островок света и не заблудиться в разветвлённой системе ходов. Но она предпочла не жаловаться — всё же, была обязана этой нечисти за то, что подоспел вовремя и помог скрыться от преследователей.

Глаза привыкали к темноте, и Алёнка увидела на стенах вкрапления породы, дающей зеленоватый отсвет в тоннеле. Такой она видела во сне. И теперь, наяву, чувствовала себя будто в знакомом месте.

— Так мы уже пришли?… — она и сама не поверила сказанному.

— Да, у Красной горки почти…

— Как это? Мы шли всего часа три от крепости, а до Полевского пеший путь часов девять, как минимум, занимает.

— У Хозяйки свои переходы. И я ими пользуюсь. Сейчас. За неимением собственных возможностей.

— Всё равно. Как ни спрямляй, путь в полсотни вёрст за три часа не пройти, — упёрлась Алёнка.

— Ты скажи ещё, что попасть в 18 век невозможно, — хохотнул Полоз.

— Убедил, — пришлось согласиться.

Зелёные коридоры постепенно становились просторнее и немного теплее. Из барского дома Алёнка выскочила в одной рубашке с сарафаном. Пока бежали по лесу, она особо не мёрзла. Ночь выдалась тёплая, да и близость опасности горячила кровь. Но под землёй воздух был не в пример холоднее. Тепла камней не хватало, Алёнка подрагивала, и даже быстрый ход не спасал. А попросить кожаную куртку у Полоза она постеснялась.

А тут начала ощутимо отогреваться.

Минут через пять Полоз снова остановился.

— Вот и пришли, — в стене штольни проявилось подобие двери.

Мужчина снова приложился рукой с перстнем к стене, пробубнил пароль, и каменная створка с грохотом отодвинулась вбок.

— Проходи, будь, как дома, — Полоз первым зашёл в пещеру, больше напоминающую уютную комнату в восточном стиле.

В слабом отсвете стен Алёнка рассмотрела широкую кровать с узорчатым балдахином, одноногий мраморный стол и пару каменных цилиндров высотой с табурет.

К их приходу накрыли лёгкий ужин. «Или завтрак уже?» Рядом с кувшином и кружками стояли плошки с ягодами и блюдо с буханкой хлеба. «Прямо, как у Варвары дома… Но откуда здесь хлеб?.. И ягоды в мае?..»

— Отдыхай, тебе надо поесть, — увещевал её Полоз, хотя сам заметно валился с ног.

— Не хочется что-то… Лучше посплю. Соскучилась по нормальной кровати, — Алёнка непроизвольно улыбнулась.

— Выпей хотя бы из кувшина. Это важно. А я пойду, дел ещё много.

— Иди. И, спасибо тебе за всё, — попрощалась Алёнка.

«У тебя там Арина и перед Хозяйкой отчитываться надо», — подумала она, с сожалением отпуская мужчину. Оставаться одной, понимая, что над ней сотни метров горы, было тревожно. А когда дверь с грохотом задвинулась и сравнялась со стеной, Алёнка и вовсе почувствовала себя замурованной.

Осознав, что на неё накатывает самая настоящая паника, она села за стол, налила из кувшина питья с пряным запахом и глотнула его пару раз, чтобы выпить всё залпом. Горло обжёг высокий спиртовой градус. «Неожиданно!» Алёнка захрипела, а прокашлявшись, понюхала содержимое кружки. «Толи водка, толи коньяк… сквозь специи не разобрать…» Её тут же заметно повело.

Гостья еле успела дойти до кровати и, как была одетая и в украшениях из шкатулки, рухнула на расшитое покрывало…

Снилось Апёнке, будто она — комарик…

Летела утром туманным над заводью, торопилась, чтобы не съели стрекозы да птицы, что от солнышка просыпаются. Сквозь ветви деревьев, мимо толстых изрытых стволов, вниз над мшистым булыжником, вверх и внутрь паутинной ячейки, росой обрисованной. А над полем стало полегче. Мужик с бабой шли на покос по дороге от Полевского.

Вот и крепость с воротами. Стоит бревенчатый частокол десятками лет и ещё столько же простоит… Комар взмыл высоко над стеной и увидел посёлок заводских да рудничных рабочих. С высоты показалось, что стал он пошире, улиц будто прибавилось.

Алёнка начала было считать, да на третьем десятке и сбилась, чуть не подхваченная гигантской прожорливой ласточкой. Повезло, птица съела другую мошку, а её отшвырнуло воздушным потоком вбок и вниз. На лету выправляя курс, комар увидел двускатный навес над колодцем, ринулся к нему и залез в щель серого сырого бревна.

Лица баб она узнала сразу. Только дивно то было, что девки её знакомые будто подросли и сами обабились. Вон, Глафира идёт — года три, как молодка, на рубашке красного чуть, а всё больше жёлтых цветов. Вон Лукерья с животиком. И когда понесла? Но в платке, значит-баба замужняя.

А издалека Татьяна Малашина будто пава ступает. И куда только девичье подевалось? Уж не веточка тонкая, а деревце крепкое. Горделивая? Скорее, знающая себе цену. И тоже в платке. Значит, права была Варвара, и устроив счастье своё женское, про обиды она позабыла? Но лицо всё одно недовольное. Да и с чего ей в радости быть? Может, муж обижает, может родные его? А может быть, просто устала…

— Просыпайся, Алёна, — позвала её мама.

Алёнка так с кровати и подскочила. Она тёрла сонные глаза, как в детстве. «Маму-то уж лет шесть, как не видела… Может, я… того?.. Убила-таки меня Хозяйка… Вот и встретились».

— Вот и встретились, — повторил голос ласковый.

Алёнка убрала руки с глаз.

На кровати сидела красавица в точно таком же царском уборе, в котором уснула и сама Алёнка. И пахло от неё какими-то нежными цветочками и скошенным лугом.

Белокожая девушка смотрела на неё огромными зелёными глазами с длинными ресницами.

И Алёнка смотрела.

На черные волосы, гладко зачёсанные в косу до пола. На блузу из зелёной органзы с медным отливом, сквозь которую просвечивали точёные плечики. На богатую вышивку бисером и драгоценными камушками по верху приталенного сарафана. А вот на сам сарафан смотреть не смогла — всё казалось, что малахитовый узор на нём шевелится, будто змеиный клубок.

— Что Алёнушка замерла? Будто впервой лицо это видишь… Али в зеркало давно не смотрелася?

— Отчего ж… Намедни, в прихожей у Турчаниновых, — Алёнка сказала первое, что пришло ей спросонья в голову.

— Любовалась собой?

— Чему любоваться? Кожа серая, под глазами круги, руки задубевшие с ногтями обломанными, — перечислила она, и саму себя жалко стало.

— Ой, ли? — усмехнулась красавица. — Вставай скорее и пойдём покажу что-то, — и подмигнула.

Алёнка нехотя поднялась с кровати. «И что я там увижу?.. Лицо опухшее, сонное… И саму себя немытую и растрёпанную».

Хозяйка хлопнула в ладоши, зазвенели на запястьях браслеты, и в стене выступили росой жидкие капли металла. Они ширились и сливались друг с другом, пока не образовали ровную зеркальную поверхность.

— Глянь, — счастливо улыбалась Малахитница.

И Алёнка встала рядом с нею.

«Чертовщина… в глазах, что ли двоится?»

Из зеркала на Алёнку смотрели две Хозяйки. Одна в роскошном зелёном платье, другая в испачканном голубом сарафане.

Изумрудная Хозяйка заливисто засмеялась. Потом снова хлопнула в ладоши, и Алёнкино отражение в зеркале поменяло цвет платья на малахитовый.

Алёнка часто-часто заморгала, потёрла глаза, но ничего не изменилось. У неё явно двоилось в глазах… Попаданка подошла вплотную к зеркалу и прикоснулась к его холодной глади.

— Я… Это я…

Это было так странно…

Видеть свою кожу в прекрасном состоянии. Будто не с нею случились десять месяцев труда, абы какого питания и хронического недосыпа. На руках исчезли все трещины и грязь. И ноготки стали крепкими и округло подпиленными. Алёнка приподняла подбородок и провела по его низу тыльной стороной холёной ладони.

— Хороша? — спросила Хозяйка.

— Твоя работа?.. А как? — В голове у Алёнки теснилась масса вопросов.

Она отвернулась от зеркала и шагнула в сторону Хозяйки. Но новое платье оказалось настолько тяжёлым, что подгорная гостья не смогла в нём сдвинуться с места. Алёнка посмотрела вниз и увидела, что малахитовый подол прирос к каменному полу.

— Ой… Что за фокусы? — растерялась она.

— Ты должна понимать, что…

— Я вся в твоей власти, — закатив глаза, перебила она похолодевший тон Хозяйки.

— Умница, — буднично ответила зеленоглазая нечисть и снова хлопнула в ладоши. Платье Алёнки превратилось в удобный голубой сарафан и отлипло от пола.

— Позавтракай, — ласково предложила Хозяйка. — День будет длинным, силы понадобятся.

— Спасибо, — ответила Алёнка, впрочем, не слишком обольщаясь вернувшимся расположением сумасбродной красавицы.

Она села за стол. Хозяйка оставила ей компанию, причём самолично налила гостье холодной воды из кувшина и поближе пододвинула плошки с оладьями, ягодами и сметаной.

Алёнка совала в рот оладьи и думала. Разговор изначально пошёл вразрез с ожиданиями. Оказалось, что в арсенале Хозяйки есть самый мощный рычаг давления на попаданку. Бесполезно что-либо требовать у той, кто может хлопком в ладоши замуровать всю Алёнку в камень. И отказать этой нежити невозможно.

С другой стороны, Забаву же она отпустила. И интересы простого народа блюдёт. Значит, сердце не каменное. И если очень-очень попросить, может и откликнется? И всё же, бесполезно что-то выдумывать, пока не ясно, что ей понадобилось. Причём, настолько сильно прижало, что она сквозь сотни лет перетащила сюда человека.

— А зачем я вам, собственно, нужна? — не стала Алёнка ходить вокруг да около.

— Для того чтобы на этот вопрос ответить, мне придётся тебе всё тут показать. Ведь пока ты своими глазами не увидишь, не поверишь мне и добровольного согласия не дашь.

— Ну, тогда я сказать хочу сразу, чтобы потом недопонимания не вышло. Я намерена вернуться домой. В 21 век. К сыну. А без вашей помощи это невозможно. Потому и с Полозом согласилась поехать.

— А не от каторги? — будто бы искренне уточнила Хозяйка.

— Признаться честно, вас я больше боялась… И не хотела с вами встречаться. А то бы просто в рудник зашла или за гору. Сказывали люди, что и без магии всякой поговорить с вами можно. Если позвать хорошо. Чай, Корней, чтоб с вами увидеться, царских уборов не надевал.

— Сказывают люди много разного… — откинулась Хозяйка на выросшую тут же спинку каменного табурета. — Признаюсь, были времена, когда могла я наружу выйти легко. Теперь уж нет… И если бы ты в рудник зашла да позвала меня, я бы услышала… Вот только выйти к тебе не смогла бы. И даже хода бы в свои палаты не открыла. Потому как невмочь больше породу долго держать. Тебя бы просто прихлопнуло. И тогда всем усилиям конец. — Хозяйка задумалась. — А впрочем, полноте, Алёна, «на вы» меня называть. Давай уж «на ты». Будем подружками.

Алёнка кивнула, оладь запивая. «Да уж, подружки». И вдруг её осенило…

— Так значит, нас с Полозом прихлопнуть могло? — испуганно и одновременно с возмущением спросила Алёнка.

— Не могло — гора Змея не тронет. Он — часть системы. Потому на него я ставку и сделала.

— А то, что он сил лишился…

— Себе забрала, мне нужнее. А он провинился. И вообще, полезно ему хоть немного человеком себя почувствовать.

— Десять месяцев разве немного?

— Что это по сравнению с 1000-ю лет, которые он уже прожил? И ещё проживет… — добавила нечисть не то с завистью, не то с усталостью. — А про сына твоего… Знаю, милая, всё знаю. — От этих хозяйкиных слов надежда затеплилась в Алёнкиной груди. — Но только ты взвесь: качество жизни одного человека… И заметь, я сейчас про «качество» говорю, а не про «потерю» этой самой жизни. И угрозу жизням тысяч людей. Тысяч тварей невиновных человеческих… Подумай над этим… А пока, в баньку сходи, да переоденься. Не хватало ещё, чтобы люди потом сказали, будто Хозяйка горных богатств гостей своих не привечает.

Малахитница поднялась со стула, хлопнула в ладоши и в стене открылась приземистая дверца, из которой пахнуло паром, берёзовыми вениками и какими-то травяными отварами.

— А чтоб нескучно было, вот тебе мои помощницы, — улыбнулась она хитро.

Из-под подола её побежали ящерки. Зелёные, голубые и жёлтые. Хозяйка хлопнула в ладоши, и все они превратились в девушек. Точнее в одну до боли знакомую девушку.

Алёнка и так, от слов подгорной нечисти опешив, сидела истуканом, а тут и вовсе рот от удивления открыла.

Перед ней стояло пять девушек, на лицо и фигуру все — вылитые Малаши. Только цвета сарафанов разные.

Малаши разом будто ожили, заговорили каждая о своём, заулыбались. Две из них принялись помогать Алёнке снимать украшения и складывать их в невесть откуда взявшуюся на кровати малахитовую шкатулку

Алёнку будто сковало. Но не от чар малахитницы. Слишком много на неё за раз чудес навалилось. И она зависала, будто перегруженный компьютер, не в силах обработать столько новой информации.

Хозяйка куда-то исчезла. Малаши распустили Алёнкину косу, помогли раздеться и повели её в баню отмываться с долгой дороги.

Глава 3

Долго мыться в бане Алёнка не собиралась. И об этом сразу сказала ближайшей Малаше.

— Как угодно, — девушка мило улыбнулась, и все Малаши веники берёзовые обратно на полок отложили.

Малаши эти вообще подозрительно часто улыбались.

Когда Алёнка вытерлась сухой холстиной и обмоталась в неё, одна из помощниц, что успела уже рубашку да сарафан натянуть, подошла к двери и быстро произнесла пароль. Алёнка попыталась запомнить и проговорить его про себя, но запнулась уже на пятом символе, и даже общее их количество сосчитать не смогла.

На кровати лежало новое платье цвета розовой фуксии, расшитое спереди прозрачными кристаллами. От подобных расцветок Алёнка успела отвыкнуть и, поразмыслив, поняла, что в этом мире ни у кого такой ткани не видела. Платье фасоном напоминало Хозяйкин приталенный сарафан, только с пришитыми рукавами и без декольте.

«Это она правильно сделала, что платье закрытое дала. Мало ли сквозняк, а я с голой грудью». Полушутками Алёнка пыталась избавиться от тягостного ощущения, которое осталось у неё после первого разговора с Хозяйкой.

Намерения нечисти были совсем непонятны. А эти намёки насчёт ценности жизни Артёмки и каких-то там тысяч людей, и вовсе приводили в ступор. Для неё важнее сына никого не было. Даже Авдея, при мыслях о котором учащалось дыхание, и краснели щёки, Алёнка готова была оставить в 18 веке. Лишь бы вернуться обратно.

«И какое мне дело до жизней людей незнакомых?»

— Косу заплести? — спросила Малаша в жёлтом сарафане.

Алёнка потрогала спутанные сырые волосы и ответила:

— Так оставлю, пусть высохнут.

— Оделась, Алёнушка? — Хозяйка будто из-под земли выросла.

— Кажется, да, — Алёнка повернулась к зеркалу.

Малаши застёгивали последние пуговки на узких манжетах выданного платья.

— Спасибо вам, девушки. Идите, порезвитесь на травке, — Хозяйка, кажется, пребывала в благостном настроении.

Миг… и не стало Малаш. Только ящерки с узорчатыми спинками по полу забегали.

— Идём.

Алёнка будто очнулась от голоса Хозяйки. «Вот же они были — эти девки… и разом исчезли… Это вообще как?..»

Они вышли из комнаты, и попали в знакомую штольню. Позади каменными перекатами закрылась дверь, а когда Алёнка обернулась, никакого входа уже и не было.

— Ой, — она только сейчас поняла, что даже без факела видит в штольне отлично, как в пасмурное утро.

И в комнате после пробуждения тоже видела. Только из-за всех этих чудес не об том думала.

— Я всё различаю… А как это? — Она оглядывалась по сторонам.

Мягкий свет вкраплений породы на стенах из бледно-зелёного превратился в почти белый.

— Это зрение тёмное. Пока ты спала, я с тобой своей силой поделилась.

Алёнка решила проверить. Она остановилась, закрыла глаза и загадала, чтобы в каменной стене открылась дверь. Да ещё и в ладоши хлопнула, как Хозяйка.

Ничего не произошло.

Только малахитница заливисто засмеялась.

— А ты учишься, это хорошо. Вот только силы в тебе крупица. На здоровье и зрение в темноте хватает. На прочее — нет. Не волнуйся, это не навсегда. Через пять лет клетки организма полностью обновятся, и сила каменная без вливания иссякнет… И ещё. Дороги подгорные абы где не открываются. Существуют карты и схемы силовых потоков. Это если понятным тебе языком объяснять.

— Ясно… — хотя нечего ей было неясно. — А откуда вы…

Хозяйка зыркнула многозначительно.

— Ты, — поправилась Алёнка, — узнала, что я про дверь подумала?

— По губам читать умею. Ты когда что-то загадываешь, так потешно губами шевелишь.

«Всё-то ей шуточки», — от смущения внутри Алёнка проснулась зануда.

— Ладно, идём. Обещала ж тебе палаты свои показать.

И они отправились дальше.

Штольня вскоре закончилась, оборвавшись внезапно за резким поворотом. Впереди открылся знакомый Алёнке лес. Босиком — после бани девушка сняла изношенные лапти, а туфель к платью ей не подали — она готовилась наступить на мягкий мох. Но когда Хозяйка занесла над ним ногу, во мху образовалась узкая тропинка, выложенная простым камнем. Камень оказался прохладным и приятным коже. Алёнка попыталась рассмотреть, надета ли какая-то обувь на Хозяйку, но длинный подол её сарафана расширялся книзу, будто на ободе, и сама она шла так плавно, будто скользила.

Женщины гуляли по лесу. Алёнка наслаждалась тишиной и покоем. Впервые за долгое время ей не приходилось куда-то бежать, держать в голове уйму дел и трудиться до ломоты в спине. А ещё она наконец-то чувствовала себя по-настоящему чистой и одета была не в мешковатый сарафан с вечно мятой домотканой рубашкой, а в красивое платье.

Алёнка шла степенно, как принцесса в волшебной чаще, рассматривала каменные деревья, их кору и листочки резные. Они выглядели, как живые, даже капельки смолы на коре поблёскивали. На кустах цвели звездоцветы, а над ними кружили жучки с горошину и давали мутное свечение. То и дело из травы ящерки показывались. Алёнка заметила, что бегали хвостатые как-то осознанно, будто игру какую затеяли. Нырнут в траву, а луговые цветочки раскачиваются, выдают места, где ящерки резвятся.

— А почему здесь всегда сумерки?

— Почему же всегда? Скоро ночь наступит. Ты весь день проспала… — впрочем, в голосе Хозяйки Алёнка не уловила упрёка. — Так ты уже бывала здесь раньше?

— Во сне видела… А я думала, это ты мне сны про подземелье посылаешь.

— Нет… Но это же чудесно… Дар предвидения… Слабенький, конечно. Может, разовьётся, а может и зачахнет. Не волнуйся, другие способности появятся, — Хозяйка выглядела довольной.

Между тем действительно стало темнее. Будто ночь наступала в пасмурный день. Светлячки на кустах засияли поярче. Их свет и ещё новая способность Алёнки видеть отчётливо в сумраке позволяли не терять тропинку и просматривать лес до самого дымчатого горизонта.

И вот странно — вроде и лес один в один, как настоящий. Но что-то в нём было такое, отчего сразу становилось понятно — неживое место. Хотя и не отталкивающее…

— Хорошо здесь так… — поделилась Алёнка, — будто в ночном лесу, только страха нет… И звёзд на небе не хватает…

— Звёзд?.. Смотри… — Хозяйка слегка хлопнула в ладоши и тотчас все светлячки взмыли ввысь.

И летели вверх до тех пор, пока их свет не начал напоминать звёзды, сияющие в тёмном небе золотыми блёстками.

— Так красиво… Спасибо… — Алёнка любовалась стайками светлячков в сизом «небе».

— Этот лес я давно построила… Ещё когда по верхнему миру скучала…

Алёнка запомнила. Она могла уцепиться за эти слова и спросить нечисть про время, когда нечистью та не была. Но вести серьёзные разговоры в этом месте отчего-то не хотелось.

Вместо этого она осматривалась и прислушалась… Шелестели листочки от лёгкого-лёгкого ветерка, и травинки гнулись, как живые.

— Только в твоём лесу зверя нет, и противные насекомые не ползают, — догадалась Алёнка. — Кроме ящерок и светлячков.

— Это да, поселила сюда только тех, кого очень любила.

— Значит, бабочек ты не уважаешь?

— Их создавать сложно… Гляди сюда, — Хозяйка выставила вперёд ладонь, и сверху на неё спикировала одна светящаяся жужелка.

Алёнка приблизилась к ладони и начала рассматривать светлячка. Жучок с круглым тельцем из прозрачного самоцвета имел забавную закруглённую головку с глазками-бисеринками и шесть ножек. Летал он с помощью двух прозрачных крылышек. И вообще напоминал оживший детский рисунок.

— А камень этот?..

— Жёлтый топаз. Я его сама подсветила, — ответила малахитница. — А в природе светляки страшные и на тараканов похожи.

— Бррр… — усатых Алёнка тоже не шибко любила, и часто просила Варвару сварить отвар для отпугивания домашних насекомых, которым потом стены и пол опрыскивала.

Только смысл? Через несколько дней противные рыжие обратно из леса приползали.

— Лети! — Хозяйка подкинула жучка, тот взмыл и поднимался до тех пор, пока не стал новой звёздочкой.

— А летают они, как пчёлы, на гормонах?

Малахитница звонко засмеялась.

— Какие гормоны? Они ж каменные! Им и крылышки больше для красоты нужны… Ой, насмешила! Ой, не могу! — хохотала она так звонко и так по-девичьи, что если б Алёнка не знала, кто это, подумала бы, что перед ней девчонка подлеток.

Будто читая Алёнкины мысли, Хозяйка подскочила к ней, хлопнула по плечу и глянула озорными глазами:

— Тебе водить! — развернулась и, смеясь, побежала прочь по лугу.

Остановилась, обернулась на Алёнку и крикнула:

— Чего стоишь? Догоняй! И не бойся, в лесу этом нет никого, можно бегать, куда пожелается!

Апёнке и самой вдруг захотелось побегать. Когда она делала это в последний раз? В прошлой жизни с сыном? А когда в полную силу?.. В детстве, наверное…

Она сорвалась с места и помчалась вслед за изумрудным сарафаном, сверкающим самоцветной вышивкой. И когда догнала, так обрадовалась, как давно уже не радовалась — чисто и искренне…

Теперь нужно было убегать от Хозяйки, которая со смехом грозилась догнать, и Алёнка рванула к деревьям. Среди стволов играть было интереснее. И спрятаться можно, и выследить тайно. Она сама хохотала, как ненормальная. Убегала и догоняла. Это было так здорово! Вот правда, как в детстве. И теперь она даже жалела, что не ходила ни игрища с хороводами.

Она бегали так уже прилично по времени. Алёнка раскраснелась и запыхалась, а нечисти хоть бы что! В какой-то момент гостья зацепилась длинными волосами за сухую ветку куста, и Хозяйка, бросив игру, подошла, чтобы помочь выпутать все тонкие прядки.

— А давай расчешу, да косу заплету. С косой оно знаешь ли, сподручнее.

Алёнка потрогала подсохшие, но всё ещё спутанные волосы.

— Почему бы и нет, — уселась она на мшистый камень.

Хозяйка достала из складок юбки частый гребень и начала медленно вычёсывать гладкие Алёнкины волосы.

— Мама моя всегда мне косы заплетала… Это сейчас девушкам одна коса положена, а женщинам — две, но вокруг головы да ещё и платком укрытые. А у нас с детства можно было хоть с десятком косиц ходить. И никто супротив слова не скажет. Мы были свободными от обрядов и обычаев…

Повисла тишина, в которой Алёнка смотрела на звёздное небо и больше не думала ни о чём печальном или серьёзном. Хозяйка запела приглушённым голосом на незнакомом Алёнке языке… Мелодия переливами уносилась ввысь, и возвращалась тихими волнами эхо, напоминая, что не в лесу они сейчас находятся, а в огромной-преогромной пещере под толщами земли… Казалось, и деревья шелестеть перестали — прислушались. И ящерки бросили игры, прибежали, кругом уселись, а глазки их бусинки так и блестят…

— Красивая… Это твой родной язык? — спросила Алёнка, когда песня была окончена.

— Ага… Знаю, что историю мою хочешь узнать. Длинная она… Начало сейчас расскажу…

Хозяйка вздохнула, а Алёнка вся обратилась в слух.

— Родилась я в местной пещере. Сейчас уж нет её, от времени засыпало. Да и невысокая она была. И сколько помню детство, под каменными сводами мы только ночевали и дни коротали в морозы. Ещё мама моя готовила там в непогоду… Сколько еды за всю жизнь перепробовала, а мамина похлёбка всё равно вкуснее… И лепёшки у неё чудо какие выходили. А если братцы мёду добывали — так вообще праздник. Праздников мы, кстати, мало отмечали. Всё больше свадьбы да рождения, солнцевороты ещё… Жаль, что мёд только летом бывал. К холодам его, обычно уже и съедали… Зато с теплом снова наступало приволье… Потому и ждали всегда равноденствия. Как отметим его, так солнышко наподольше гостить остаётся. Только в ночь эту нельзя было спать. Собирались мы вокруг костра, с семьями соседними. Пели, танцевали, играли да сказы слушали. Про охотника удалого да смелого, про Змея, что золотом ведает, про зверя невиданного подгорного с огненными ушами. И про горного духа, что живёт под землёй, одной рукой зверя своего гладит другой — горы держит, дома наши каменные от обвалов защищает. В других горах и пещерах тоже люди жили. Ночами их костры издалека искорками светились. Между собой мы дружили, в гости ходили, и всегда друг друга выручали. А иначе никак. Край наш хоть и красив, но суров…А потом орды татарские стали набеги совершать. Они незадолго до этого башкиров захватили, обложили их данью немыслимой. Да разве ж много бывает богатства? Прослышали они, что в землях здешних много золота лежит и камней самоцветных. Да что золото? Рудами медными эти горы богаты. Видела синие туманы? Дедушка бывало, сказывал, что это — правильный знак. Сейчас уж я знаю, что синие туманы в тех местах бывают, где меднорудные скопления на поверхность выходят. Про медный купорос слышала?.. А вот отец мой с мужами соседскими просто брали с земли куски камня, краснотой и зеленью отливающих, плавили их в печках по особому сложенных и отливали топоры и ножи, ложки ещё, бывало и украшения для женщин… Про татар-то давно нам весточки доходили. Наш народ на дорогах дозоры расставил. В один день и пригодились дозорные. Зажгли костры сигнальные, люди в пещерах поняли, что захватчики жестокие близко уже…Родные мои вещи самые нужные похватали и в бега. И меня бы забрали, да приболела я шибко. А шли пешими, если б несли, убежать далеко не успели. В самой-то суматохе со сборами вышел из горы дух. Не великан то был, а женщина красоты невиданной. Обещала она обо мне позаботиться, вылечить и выпестовать. Так я здесь и очутилась…

Тонкие пальчики ловко доплели длинную косу, кончик её Хозяйка украсила металлической заколкой с бубенцами.

— Принимай работу, — Хозяйка закинула косу Алёнке на правое плечо.

Та с удивлением трогала плотно сплетённые волосы. «Толще коса моя стала и тяжелее».

— А скажи, — Алёнке не терпелось удовлетворить своё обывательское любопытство.

— Это ваш народ чудью звался? Про них ещё легенды ходят, будто под гору все ушли и богатства свои туда же забрали.

Хозяйка рассмеялась.

— Никакой чуди отродясь на здесь не было… Разные племена места эти населяли. Одни другими сменялись. Чудными другие существа были. Те пришли сюда малым числом. Но про них тебе после скажу… А мои родные по всему Каменному поясу да по Сибири рассеялись. Растворились, забыли старые времена и живут теперь, происхождения своего не зная… Ну хватит, пойдём лучше прочие мои владения смотреть, — свернула разговор Хозяйка, — Только прохладнее там, одеться бы надо.

Она хлопнула в ладоши и будто из-под земли выросли Малаши с летниками и сапожками, подбитыми мехом, на вытянутых руках.

Глава 4

Светляки снялись с «неба» и следовали за Хозяйкой и Алёнкой, помогая освещать пещеры и переходы, где зеленоватая порода не проглядывалась.

Из леса Хозяйка вывела Алёнку в пещеру. А потом в ещё одну и ещё…

Напоминали подземные полости рты гигантских чудовищ, усыпанные сверху и снизу рядами длинных зубов. Иногда эти зубы срастались и образовывали целые колонны. Между каменными наростами на дне пещер разлеглись вывороченные глыбы. По всей видимости, периодически они обрушивались сверху, и Алёнке было не по себе.

«Упадёт такая, мокрого места не останется».

— Не бойся, Алёна, я же рядом, — будто прочитала её мысли Хозяйка. — Смотри лучше, по сторонам, вон там изумруды у меня имеются… — показывала она на скопления прозрачных камней цвета зелёной травы в стенах. — А вон там аметисты…

Фиолетовые камушки, сидящие в серой породе, мутноватые и будто полинявшие, смотрелись не так впечатляюще, как в ювелирных украшениях.

— Правильно думаешь, — подтвердила Хозяйка её догадку. — Они при обработке совсем по-другому выглядеть начинают. Как и яшма. Будет лежать на дороге, пройдёшь мимо рябого камушка, даже не взглянешь. А если шкатулку гладкостенную из яшмы сделают, или фигурку какую, залюбуешься… И слои все увидишь, и переливы… Пошли, бериллы тебе покажу… — Новый переход вывел путниц в другую пещеру. — Если возьмёшь в руки кусочки берилла и лазурита, их спутать лёгко, потому что, по сути, это — одно и тоже. Но лазурит мастера особо выделяют за прозрачность и насыщенный сине-голубой цвет. С изумрудами так же, хотя по составу все трое одинаковы… И всё же, бериллы я больше люблю. — Хозяйка указала на сероватую глыбу, посыпанную сверху мутноватыми голубыми бочонками. — Для поделки все эти вкрапления железа, пузырьки газов и звёздочки от повреждений — всего лишь брак. А для меня — история жизни кристалла…

Следующая пещера оказалась, будто покрашена неровными мазками розовой, чёрной и светлой краски. И очень впечатлила Алёнку.

— Это родонит — марганцевый минерал.

Алёнка рассматривала хаотичные переходы розового цвета в малиновый, и даже вишнёвый, а потом резко в чёрный.

— Я такие бусы у Малаши видела. Ей Демид подарил перед свадьбой. Так она их просто камнями с краснинкой называет… А они вот, оказывается, какие… От природы марганцовкой окрашены.

Хозяйка улыбнулась.

— Пошли в самую любимую тебя отведу…

Хороши были каменные палаты Хозяйки. Но чтобы добраться до каждой новой пещеры со скоплениями камней и минералов, приходилось делать переходы в земных полостях, ничем не примечательных, кроме низких сводов, торчащих сверху сталагмитов и наваленных всюду булыжников.

— И правда красиво, — ответила Алёнка, рассматривая красно-зелёные стены любимого хозяйкиного места.

Одна сторона грота была преимущественно красно-бурого оттенка, другая — покрыта зелёным налётом. Цвета эти постепенно перемешивались друг с другом на потолке, образуя причудливую мозаику. То красные цветы на зелёном поле распускались, то зелёные на красном.

— Гематитовые руды, с медью и малахитами… И знаешь, покраснее камушки в хозяйстве имею — альмандины, гранаты да крокоиты те же… Но эта бурая краснота всех милее… А про зелёную стену даже рассказывать не буду, сама видишь.

— Вижу… малахиты… Необычная пещера… А мне одна из прошлых очень понравилась. Где стены цвета кофе с молоком и будто золотистым стеклярусом вышиты.

— А, та из шпата со слюдами, — отмахнулась Хозяйка. — Посмотрим, что ты на это скажешь, — и малахитница топнула ногой…

Что-то хрустнуло внутри стены пещеры, от пола до потолка образовалась тонкая трещина. Посыпались куски и кусочки породы, Алёнка вскинула руки вверх, инстинктивно пытаясь защититься от отскакивающих камней, и закрыла глаза от страха.

Хозяйка расхохоталась, но Алёнке было не до смеха.

Как только движение стены прекратилось, и последний камешек подкатился к её ступням, девушка смогла отнять руки от лица и посмотреть вперёд.

Сквозь проход, достаточно широкий, чтобы в него прошла Хозяйка со своей широкой юбкой, виднелась пещера, покрытая множеством лазоревых кристаллических наростов. И когда женщины вошли внутрь, у Алёнки глаза загорелись от этого сине-голубого великолепия, сверкающего в тех местах, где светляки пролетали мимо.

— А если бы стену не раскрыла, обходить нам долго пришлось, — пояснила Хозяйка.

И зарождающаяся обида исчезла — оно того стоило.

— Тут пегматиты у меня с гранитами — для бериллов и аквамаринов раздолье. А ещё немного сапфиров есть. Но они, как и аметисты мутные и серым разбавлены, так что в глаза не бросаются.

Алёнка ходила мимо сверкающих гладкими гранями голубых кристаллов и думала, что ничего красивее в жизни не видела.

Оказалось — она ошибалась.

Тонкая тропинка между высоченными стенами и огромными булыжниками уводила их из синей пещеры и приближала к источнику какого-то странного шипения. Чем ближе они подходили к нужному месту, тем громче становился странный равномерный шум. Толи гул, то ли плеск воды…

Наконец, они пришли. И Алёнка просто лишилась дара речи.

Открывшуюся из-за камней пещеру природа вырубила внутри какого-то гигантского прозрачного камня, подбеленного молочными разводами. Оттого казалось, что стены грота, дно и полоток покрыты толстенным слоем обыкновенного льда. То там, то здесь диковинными цветами распускались друзы прозрачных кристаллов. Но не каменный лёд поразил Алёнку — из широкого приплюснутого тоннеля под самым потолком дальней стены вырывались и падали на острые белые обломки мощные потоки подземной реки. Воды её — могучие, студёные с шумом разбивались на несчётное количество блестящих капель. Сверкнув, они падали вниз, в голубеющую на самом дне чашу, чтобы потом размеренно вытечь глубокой рекой уходящей в разлом на левой стене.

Алёнка смотрела, как заворожённая на подземный водопад в снежной пещере, и казалось ей, что не из воды это чудо природы, а из бриллиантовой крошки создано.

— Это кварц? — спросила она наугад про стены.

— Хрусталь преимущественно. Ещё топазы, бериллы и слюды. Но что где, тебе будет сложно увидеть… Нравится? — приглушённо спросила Хозяйка. — Это место долго моим любимым было.

Алёнка погладила ближайшее соцветие кристаллов, каждый из которых не превышал по толщине её мизинец, и призналась:

— Я когда-то мечтала, чтобы у меня серёжки из горного хрусталя были.

— Серёжки?.. Их легче лёгкого изготовить.

Когда Малаша выросла перед ними, будто из-под земли, Алёнка поймала себя на мысли, что перестала удивляться этим волшебным появлениям.

Хозяйка легко, будто мел, отломила пару кристаллов из друзы и протянула помощнице.

— Отдай мастерам. Пусть серёжки Алёне сделают.

Малаша широко улыбнулась, поклонилась, скукожилась в ящерку с девичьей головой и убежала куда-то по узкой тропинке.

— Нам тоже пора, — Хозяйка лениво потянулась. — Перекусить уже хочется.

Обратный путь в Алёнкину комнату занял всего минут десять.

«Может, шли мы кругом? А может, открыла Хозяйка какие-то свои тропы… С этими самыми силовыми потоками…»

Вообще, чем больше Алёнка думала о происхождении данного вида нечисти, тем чаще приходила к выводу, что никакого волшебства и в помине нет. А есть некие физические законы, не исследованные человечеством даже в начале 21 века. И все чудесные явления, которые она увидела под землёй, будут объяснены и возможно воссозданы учёными будущих столетий. Хозяйка всё говорила про что-то… И Алёнка, вынырнув из потока собственных мыслей, услышала:

— Подводные реки силой обладают немалой. Помни об этом, Алёна. И сила у них не магического толка, а самого что ни на есть материального. Мощный поток сносит горы и топит высокие гроты, смывает слои плодородной земли и губит имущество людей, не готовых встретить стихию… А они никогда не готовы… Честное слово, как дети малые…

— Да ещё и подневольные. Где им сказали, там посёлок и поставили, — огрызнулась Алёнка, защищая обычных крестьян и рабочих.

— Так я про тех и говорю, что властью облечены. Большие дети играют с большими игрушками… За ними особый присмотр нужен.

Они вошли в знакомую Алёнке штольню с зеленоватым светом породы, только леса по пути уже не встретили.

— Свет этот я сама для себя сделала. Скучно было однажды, вот и попробовала силу в каменный коридор запустить. Кристаллы и зёрна минералов хорошо её приняли, накопили и излучают, как задумывала. Сплошные же породы устойчивее оказались. Пришлось основные коридоры немного перелицевать.

На обед у малахитницы подавали тыквенную похлёбку с морковкой и луком и рыбный пирог. Запивали всё это женщины травяным чаем, которые Хозяйка любила, так же как и Варвара Степановна. А закусывали привычными уже лесными ягодами.

— Так откуда здесь ягоды в мае? — поинтересовалась Алёнка.

— Из ледника, — пожала плечами Хозяйка. — Холодильника, по-вашему. А ты что подумала? Что я их из молекул как-нибудь складываю?.. Из неорганики органики не получится. Живое я только поправить могу, и то при строгом соблюдении множества индивидуальных условий. Зато с не живым по-всякому можно забавляться. Могу платье себе поменять, причёску, цвет волос и даже лицо…

— Правда? Значит, этот твой облик — не первоначальный?

— Конечно. Мне почти пятьсот лет, а сарафаны такие совсем недавно в моду вошли.

— Ого… А какая ты раньше была?

— Про то вспоминать не люблю. Загадай лучше любого другого человека, если видела его хоть однажды, смогу стать такой же.

Алёнке так понравилась эта игра, что она даже на месте подпрыгнула и от нетерпения в ладоши захлопала.

— Превратись-ка ты Хозяюшка… В Варвару Степановну!

Алёнка моргнула, а через миг пред ней стояла травница, какой она её помнила — в синем сарафане и сером платке на голове.

Алёнка так и ахнула.

— А теперь… Хочу чтобы стала ты царицей Екатериной Великой.

— Это которой? — спросила Хозяйка голосом Варвары Степановны.

— Которая сейчас на троне Российском… сама-то я её вживую не видела.

— Немного потеряла, — Хозяйка обернулась вокруг своей оси, и из сарафана будто выпрыгнули широкие парчовые шижмы, а плотное тело, обёрнутое в корсет, стало голым в районе глубокого декольте.

Впрочем, декольте это было завешено десятком жемчужных колье.

Алёнка только вздохнула и рот рукам закрыла — наружу рвалось «О, боже!». Но вовремя вспомнилось, эти две силы рядом несовместимы. Молча смотрела она на женщину, оставившую глубокий след в истории. Лет сорока, с волосами ещё не седыми, но запудренными «до седины». Тонкий нос и тяжёлый подбородок. Внимательные миндалевидные глаза, со слегка опущенными вниз внешними уголками.

— Ууух… Это она?..

— Это я, — ответила Хозяйка своим девчоночьим голосом и проступила сквозь оболочку императрицы. — Кого ещё увидеть желаешь? Только давай красавицу на этот раз.

— Красавицу… А Анжелиной Джоли можешь стать? — хохотнула Алёнка. — У меня дома постер на стене висел, в зеркале отражался.

— Аа, эта женщина в открытом платье? Отчего ж? Смотри…

Малахитница закрыла глаза, развела руки в стороны и… На плечи её упали мягкие каштановые локоны, губы стали полнее, на над томными глазами проявились черные стрелки. Платье сузилось и поменяло цвет на винный. И рукава с бретельками исчезли, оголив безупречно белые плечи и руки. На лицо это была самая настоящая Анжелина…

Хозяйка, рассмеялась, глядя на удивлённую Алёнку, и вернула себе прежний облик, но открытое винное платье оставила и волосы длинные распущенные. Всё это очень ей шло, только вот…

— Что это?.. — Алёнка только сейчас заметила, что по белой коже груди, плеч и рук Хозяйки пошли тонкие трещинки…

Выглядело это так странно, так неестественно… Будто и не женщина перед ней, но статуя, хоть и искусно из камня вырезанная и раскрашенная…

Алёнка потянулась к ней и коснулась тонкого плечика.

— Холодная… — она отпрянула, только сейчас в полной мере осознав, что перед ней не человек.

— Ой, — взглянула на свою кожу малахитница и, будто извиняясь, пояснила. — Подогрев закончился… Силы к концу подошли… А раз так, значит время пришло о самом главном тебе рассказать.

Хозяйка изящно уселась за стол и позвала Малашу.

— Вина принеси… Садись Алёна, — обратилась она к своей гостье.

Та молча рухнула на стул. От волнения кровь прилила к лицу и руки вспотели…

Глава 5

— Женщина эта, которую мы Духом подземным прозывали, не зря меня оставила. Сказала, что давно присматривалась. Что бойкая я и смышлёная. А самое главное

— силу имею. Человеческое тёплое сердце, чистое, любящее что мать свою, что отца, что братьев. Чтобы стать Хозяйкой над богатствами подгорными, чтобы силу иметь двигать горы и останавливать реки, взращивать до срока драгоценные камни и менять неживую материю по одному только желанию, нужно силу иметь неисчерпаемую, что в народе любовью зовётся… Не в каждом человеке сила такая имеется. Если пуст он, или страсти низменные сердцем овладели, алатырь-камень не оживёт, не преумножит силу человеческую, а самого человека и вовсе с ума свести может.

У Апёнки сердце заухало… Те догадки, которые давно на самом краю сознания зародились, и которые сама Апёнка так старательно от себя прятала, вышли на белый свет и ужаснули…

«У неё силы на исходе… Срок годности, короче вышел… И надо вместо неё… Пятьсот лет под землёй… О, нет… Нет-нет-нет!..»

— Я никого не люблю, и вообще очень корыстная, поэтому не подхожу вам, — Алёнка резко поднялась со стола, задела рукой яшмовый бокал, и по белой мраморной столешнице разлилось красной лужей хозяйкино вино.

— Любишь. — В зелёных радужках Хозяйки заклубилась дымка, оттого глаза её стали, будто из живого малахита сделанными. — Потому и уйти сейчас хочешь… И отпустила бы тебя. Только выбора у меня нет.

— Враньё. Вокруг сколько угодно людей любящих. Та же Малаша ужас как своего Демида любит. А Варвара Степановна? Она вообще любит всех людей! Иначе не лечила бы их и не сидела рядом с больными сутками! Кого ни возьми, у всякого — мать, ребёнок, муж любимый… — Алёнка запнулась, вспомнив, про своего бывшего мужа и про здешний обычай заключать браки по расчёту, и уточнила. — Просто любимый, даже не муж. Если — не муж, так ещё лучше! Тогда любовь вообще ого-го какая! Запретная…

— Просто любви к ближнему недостаточно, — прервала Алёнкину тираду Хозяйка. — И страсти — тоже. Во-первых, чувство это достигает пика именно в разлуке. Как у тебя… А ещё… Когда я задумалась о преемнице, а случилось это лет за сто до конца моего срока, то начала большое исследование. Изучала память бывших Хозяек, их изначальный биологический материал. И вот, что выяснила: абы кто Хозяйкой стать не может.

— И как ты проверяла? Крала невинных девушек и на Алтарь свой складывала?

— Язвишь?.. А ведь я ничего плохого тебе не сделала.

— Ага, всего лишь лишила сына и благ цивилизации… А за что моему Артёмке детдом, а?!

— Ничего, я стерплю… Что каменной сделается? А про сына… Ты же знаешь, что всё относительно?..

— И что?

— А то, что время относительно тебя в 21 веке ещё ни на секунду не сдвинулось с того момента, как ты исчезла.

— Как это? Я думала, что там оно параллельно идёт.

— Не всё так просто… Пока есть хоть одна миллионная вероятностей, что ты снова появишься в родном пространственно-временном континууме, относительно тебя время там не движется. Оно попросту замерло…

— Замерло… — Алёнка повторила, осознавая услышанное. — Значит… сын мой всё ещё в детском саду… ждёт, пока я его заберу, и никакого расставания со мной с ним не случилось?!

— Ну, для него время течёт, как обычно. Мир не может замереть только потому, что ты куда-то там подевалась. Ты всего лишь выпала оттуда. На время. Но относительно тебя твой мир продолжит свой путь без тебя только тогда, когда ты физически перестанешь существовать в обоих временных слоях.

— Значит, я могу стать здесь Хозяйкой, дожить до того дня, когда я исчезла и вернуться?

— Нет. Если станешь Хозяйкой, полная трансформация окончится через пять лет — время, за которое клетки твоего организма полностью будут заменены другими клетками, преобразованными каменной силой.

— Значит, изменения на клеточном уровне происходят…

— Да… так приятно, что я не ошиблась. Уровень твоего образования позволяет многое понимать в кратчайшие сроки. А меня этому лет десять учили, и то, пока всю информацию с алатыря не впитала, полного понимания не было… Так вот, новые клетки укрепят тебе кожу, волосы, ногти, ткани и органы. Это всё даст вечную молодость, красоту и здоровье, сверхспособности… Но биологическое тело Алёны перестанет существовать, и мир в 21 веке продолжит своё движение дальше… Не переживай, ты сможешь увидеться со своим сыном… В первые три сотни лет, Хозяйки обладают максимумом своей силы. Этого тебе хватит с лихвой на все процессы и даже на то, чтобы наладить каналы связи.

— Каким образом?

— Через места преломлений. Где свет преломляется, там и разрывы в пространственных слоях случаются. Ма-аленькие. Но тебе хватит, чтобы транспонировать своё изображение и даже звук голоса. Меня вот на голос не хватило. — Хозяйка вздохнула, будто о чём-то жалея. — Для этого подойдёт любая отражающая поверхность — зеркало, стеклянная пуговка, гладкое дно тарелки. Лучше тёмной.

— Ага, и он будет думать, что сходит с ума… Пока маленький, люди спишут всё на фантазию, а потом?..

— Подожди, пока вырастет… Или потрать силы и время, как я, и перетащи его сюда… Можешь воспользоваться моими наработками… Когда я… перестану существовать, в твоем распоряжении останутся дорожки с моей памятью. Там много всего — каждый день записан, но время у тебя будет, найдешь нужное, разберёшься… Правда я на это столько силы потратила, что лежала потом целый год на алтаре, мизинцем пошевелить не могла… Но ничего, восстановилась…

— Перенести…. И держать его человеком рядом с собой?

— Можешь выпустить к людям…

— Чтоб его в забое морили или на заводе?

— Ты поможешь…

— Могут беглым объявить… Много рисков… А если нечистью сделать? Чтобы способности какие-то были к выживанию… В здешнем мире без супер-силы — никак, — Апёнка захихикала.

«У меня истерика… Тихо шифером шурша… Я и правда, всерьёз подумываю, чтобы сделать своего ребёнка нечистой силой?..»

— Разве что ценой собственной жизни… Но на пике силы такой обмен его просто разорвёт… Да и путешествия сквозь пространство небезопасны.

— Но ты рискнула! Мной рискнула!

— У меня не было выбора!!! Твой генетический материал подходит идеально! — издалека донёсся гул, который постепенно приближался.

Стены пещеры содрогнулись раз, второй и затряслись мелко-мелко. С потолка начали отваливаться куски породы…

Хозяйка глубоко задышала, закрыла глаза и развела руки в стороны. Какое-то время она медленно водила руками по воздуху, шепча то ли коды, то ли заклинания. Её кожа стала ещё бледнее, губы посинели, под глазами залегли тёмные круги, а трещин на плечах стало больше. Наконец землетрясение прекратилось, и даже гул вдалеке утих… Хозяйка с облегчением выдохнула.

— Алёна… Не серди меня больше, пожалуйста… Мои эмоциональные всплески очень чреваты. Сейсмоактивность — это последнее, что сейчас нужно… Людские забои и штольни укреплены так, что смотреть больно. И я их держать уже не могу… В одном из забоев сейчас произошёл обвал. Хорошо, что рассвет только через час, и рабочих там не было…

Апёнка расширенными глазами смотрела на Хозяйку. За себя она не переживала — вокруг Хозяйки, как она поняла, существовало некое силовое поле, охраняющее драгоценное тельце полезной нечисти. А вот осознание того, что кого-то из-за неё могло насмерть засыпать, заставило взять себя в руки и остудило весь пыл. Вспомнился Потап Чипига, и те тысячи людей, о которых говорила Хозяйка…

«Я не в ответе за всех», — попробовала она заглушить зарождающееся отчего-то чувство вины. «Ничего страшного не произошло!.. А могло бы… Чёрт!»

Она уселась за стол, подняла свой бокал, налила из кувшина вина и выпила большими глотками, не почувствовав вкуса…

«И я не виновата, что почему-то подхожу ей…»

— Ладно… Давай дальше разбираться… Если я очутилась здесь, то хотя бы ответы хочу получить…

Хозяйка осталась стоять посреди пещеры, прислушиваясь к чему-то далёкому.

— Ты что-то там про генетику говорила, — продолжила допрос Алёнка. — Значит, Забава тебе тоже подходила, как и я? Но почему именно мы?

— У нас общие предки… — Хозяйка присела на корточки и, подхватив на руку жёлтую ящерку, сосредоточилась на её блестящих глазках.

— У кого это «у нас»?

— У меня, тебя, Забавы и Турчанинова, — ответила нечисть, считывая информацию, которую принесла ящерка.

— У барина что ли?..

— У него самого… Он же говорил тебе, что урожденный Васильев?

— Да только не говорил, почему…

— Скоро тебе расскажут, — Хозяйка была чем-то озабочена, но явно не собиралась делиться этим с Алёнкой.

— Откуда ты знаешь?

— Ты увидишься с ним очень скоро. И с теми, по кому так скучаешь… Уходи, пока отпускаю.

— Как отпускаешь?..

— А так. Не согласна ты, значит, Алатырь тебя не примет.

Хозяйка притопнула ногой, каменная дверь ме-едпенно открылась и впереди показалась штольня, ведущая не вправо и влево, как раньше, а прямо. Только свет в ней значительно потускнел.

— И ещё… — малахитница протянула ладонь, на которой лежали серёжки из горного хрусталя. — Надень их. А то гора не признает, и ход может схлопнуться. А ты мне понравилась…

— Значит правда это про горных мастеров, которых ты у себя держишь?..

— Врут всё. Украшения мне машины делают. Работа выходит тонкая, подобная местным мастерам пока ещё не под силу. Вот и выдумывают местные… Бери. И иди уже, а то передумаю.

Алёнка дрожащими пальцами продела серёжки в уши и прошептала: — Спасибо.

Быстрыми шагами она пошла прочь из палат Горных богатств Хозяйки.

А Хозяйка меж тем открыла каменную дверь в стене напротив и вошла в малахитовую пещеру с высокими сводами.

Стены и потолок её оставались от природы неровными и покрытыми необработанными кусками зелёного камня. Местами малахитовые друзы походили на грядки с брокколи, и на них расселись стайки ящерок.

Только пол был очищен от осыпей и идеально отполирован, будто дно гигантской малахитовой шкатулки. У дальней стенки зала стоял пустой трон из чёрного турмалина, а в середине — белел неправильным овалом Алатырь.

Хозяйка легла на алтарь и вздохнула.

Камень будто засветился изнутри. Слабенько. Едва заметно. Сначала ничего не происходило… Хозяйка спокойно лежала на камне и думала о чём-то своём… Потом трещинки на коже ме-едпенно стали сужаться и исчезать на периферии. На губах появился лёгкий румянец, а синяки под глазами значительно посветлели.

— Подогрева не надо. Не перед кем теперь живую из себя строить…

В затемнении комнаты сверкнули две золотые радужки.

— Подойди. Что стоишь, как неродной? — слабым, но властным голосом позвала нечисть.

— У родных силу не отнимают, — ответил Полоз и вышел из тени. — Красивая…

— Оценил?.. Это платье из Алёнкиного времени…

— Только смысла в той красоте?

— Не рви душу. Зачем пришёл?

— А если есть у тебя ещё остатки души и совести, верни силу.

— Про совесть кто б говорил… На Купалу получишь, как договаривались. Как раз наберётся. Чуть больше месяца подождать осталось.

— Нет у меня месяца — Арине всё хуже.

— Веришь — нет, я бы рада помочь… Но программу изменить не могу.

— Уууу! — Полоз стукнул кулаком об алатырь. — Мстишь за неё?! Но её уже нет! И ты

— не она!

— Я — не она, ты прав… Потому и не мщу. Просто сил нет. Видишь, в каком сама состоянии? А резервы на человеческие забои кинула, ими пожертвовать не могу.

— Лес?

— Замер уже…

— Свет в коридорах выключи.

— Не могу — там Алёна.

— Придумай же что-нибудь! Хоть крупицу мне дай — просканирую Аринку. Может если пойму, что с ней, трав соберу.

— Не помогут ей травы. Белокровие… Я видела.

— Я же сказал, чтобы ты ни на шаг!.. — разозлился Змей, но сразу опомнился, затих.

— Что у неё, ты сказала?..

— Ты слышал. Не повезло вам. Даже если всю силу прямо сейчас вернёшь, не факт, что сумеешь излечить… Алёна могла бы помочь. У новой Хозяйки сил будет много… Больше, чем у тебя. Правда и совладать с этим ей будет сложно. Ты уж помоги нашей гостье, когда время придёт, ладно?

— Ас чего ты взяла, что она согласится?

— Просто надеюсь… Есть ещё один выход…

— Нет.

— Всего одна капля крови…

— Я сказал уже. Нет! — Полоз зло отвернулся и, громыхая сапогами, вышел из главного зала подгорных палат.

Глава 6

Апёнка бежала по зелёному каменному коридору, уходящему вверх, около часа.

В какой-то момент от бега стало жарко, и она скинула прямо под ноги и летник, и сапожки на меху. «Ничего мне от неё не надо… Платье это тоже выкину, когда до дома доберусь. И серёжки…»

Наконец, показался выход. Снаружи только-только рассвело, но Алёнке этот свет показался гораздо ярче, чем она помнила, и пришлось прищуриться. А когда глаза немного привыкли, стало ясно, что стоит она на вершине Думной горы.

Спускалась Алёнка осторожно. Попадаться на глаза местным не хотелось, да и опасно это сейчас было.

«А цвет фуксии — самое то, чтобы в лесу маскироваться, ага».

Но ей повезло — половина посёлка ещё спала в это время, другая половина — занималась дворовыми делами.

Алёнка топала по тропинке живого настоящего леса, и сквозь тревогу нет-нет да и подступала какая-то нервная радость. Шелестящий, пахнущий хвоей, с трелями птиц и разбегающимися от шагов человека мелкими зверюшками и насекомыми, этот лес ей нравился гораздо больше, чем рафинированное лесоподобное пространство, созданное под землёй Хозяйкой. Даже мошки, которые с радостным зудом накинулись на неё, не портили настроения.

Ситуация с Хозяйкой была конечно странная. Вот только принимать на себя груз чужих проблем Алёнка ни за что не хотела. «Со своими бы разобраться. Хорошо, что Артёмка не в детдоме… А Хозяйке скоро каюк…»

Сердце дрогнуло.

Живая она там или каменная — эта нечисть не казалась каким-то злобным существом. Скорее несчастным.

«А Полоз-то в местных магических технологиях разбирается… Надо помощи у него попросить. Сердце подсказывает, что именно он мне поможет домой вернуться…»

Алёнка шла бойко, не сбавляя темп. Вон и избушка Варварина показалась. И почему-то сразу навалилась усталость.

«Правильно, я же с вечера не спала…»

Когда она вошла во двор, Варвара как раз выгоняла кур из хлева.

— Алёнушка! — всплеснула руками травница. — Неужто, Филька проведать меня отпустила? И любит она тебя верно, вона платье какое пожаловала.

— Не отпускала она меня, Варвара Степановна. Но давайте я после вам всё расскажу… А сейчас та-ак спать хочется… Только переодеться мне надо в рубашку свою запасную и сарафан синенький.

— Проходи да ложись, одежду в дальнем сундуке возьми.

Алёнка вошла в избушку, в которой за время отсутствия ничего не поменялось. Вытащила свои льняные тряпочки, переоделась, спрятала Хозяйкино платье в тот же сундук, растянулась на своей лавке и уснула крепким сном до самого вечера.

В сумерках к Варваре прибежала Малаша. И когда Алёнка открыла глаза, спросонья ей показалось, что перед не й одна из Малаш Хозяйки, что это во сне она видела Варварину избушку, и что сейчас находится в каменных палатах под горой.

— Ты чего это, Алёнка? Не признала?

Малаши-ящерки с ней так не разговаривали, поэтому в голове у Алёнки всё встало на свои места. А запуталась она ещё и потому, что зрение тёмное при ней осталось, и теперь комната, освещенная золотистым светом лучины, виделась непривычно яркой. Будто лампочка это светила, а не маленький огонёк.

— Признала, Малаша… И я так рада тебя видеть! — подружки крепко обнялись.

— Авдей тоже скоро придёт, — передала Малаша подруге хорошую новость.

— Вот и хорошо… Я всем вам расскажу, что со мной приключилось с самого начала.

Свой рассказ Алёнка окончила под утро, с третьими петухами. Варвара и Малаша сидели, как замороженные. Авдей крутил в руках Алёнкины серьги из горного хрусталя — поделку дюже любопытную, и заметно нервничал.

Все молчали… Каждый из них раньше знал лишь кусочки Апёнкиной истории. А тут вся картинка сложилась.

В то, что Хозяйка действительно существует, а Алёнка перенеслась сквозь столетия, до сих пор с трудом верилось даже самой Алёнке. Полевчан же и вовсе потрясло это знание. Но доказательства были весьма убедительными.

— Вон оно что, — подала голос Малаша. — И что делать теперь собираешься, Алёна?

— Просто жить.

Авдей взял её за руку. При мыслях о барине на лицо мастера, будто тучи набегали. За обиды, причинённые любимой, хотелось дать в морду зарвавшемуся старику. Вот только вряд ли это поможет беглой Алёнке спастись от барского гнева.

— Остаётся один только выход — бежать из Полевского куда подальше. И чем скорее, тем лучше, — процедил хмуро Авдей. — Барин от тебя просто так не отстанет… Лошадь в ночь отдыхала, собраться мне — пара минут…

— Не торопись, Авдей, — уговаривала его Варвара. — Надо выспаться вам, в дорогу, еды подсобрать.

Малаша тоже опомнилась, что светает уже, и на сон у неё всего часик остался. Засим решили пока разойтись, а вечером снова собраться и решить уже, что дальше делать.

Барин ближе к вечеру явился. Самолично в коляске к Варвариной избушке подкатил.

— Донёс уже кто-то, — заворчала Варвара, глянув на шум лошадиной двойки в открытое окно. — Видно недруги у тебя в Полевском появились, Алёна.

Алёнку затрясло изнутри. Барина она не боялась. Да и тяжёлой жизни в ссылке. Но оказаться за тысячи километров от Полевского означало, что и Полоза она не отыщет, и домой в скором времени не вернётся.

— Не знаю, на кого и думать, Варвара Степановна. Вроде ни с кем из мужиков не ссорилась.

— А причём тут мужики? Ты о бабах подумай. Скорее даже про девок, которым дорожку-то перешла.

— Танюшка?.. — догадка кольнула Алёнку, но времени размышлять над этим уже не осталось.

Барин без стука открыл двери в горницу. Одернул зелёный камзол серебристыми позументами и сделал постное выражение лица.

— Здравствуй, тётка Варвара, — с полупоклоном приветствовал он травницу, снял треуголку и повесил на сучок, торчащий из стены.

— И тебе не хворать, племянничек, — Варвара даже не поднялась, из-за стола, продолжая вышивать на рушнике с синими цветочками зелёные листики.

— А слышал я, укрываешь ты беглую преступницу, — с ходу начал Турчанинов и многозначительно глянул на Алёнку из-под своих кустистых бровей.

Алёнка сидела на лавке и дрожала, будто мышь на ветру, зато Варвара отчего чувствовала себя уверенной.

— Не беглая она — а сирота. По отцовской линии моя троюродная племянница. Из погорельцев… И работать к тебе пошла не от хорошей доли. А обижать её не позволю. — Варвара сурово глянула на барина исподлобья.

— Она сама, кого хочешь, обидит. — Барин уселся без приглашения за стол напротив Варвары. — Одела давеча украшений драгоценных из шкатулки, и бежать.

— Окстись, Алёшка. Не твои те камни были. Сам знаешь, — осадила его Варвара.

Барин усмехнулся и набрал, было, ртом воздуха, чтобы ответить, но Варвара не дала:

— Думаешь, не знаю, что ты Саму собственными глазами видел? И сразу понял, что от неё подарочек, когда его тебе из забоя прямо в руки отдали.

— Дак, немцы потом сказали, что горючего газа там в воздухе много было… Вот и наглотался, да отравился маленько… А мало ли что в полузабытьи привидеться могло?

— Вот и шкатулка, считай, что тебе примерещилась.

— Варвара! Выпороть велю за такие речи! — от злости глаза барина стали круглыми, а полные губы сложились в тонкую скобку.

— Запори, милок. Только сам знаешь, в Полевском сейчас много чинов, серьёзными людьми подкупленных. Так и рыщут, к чему бы прицепиться, чтобы заводы твои отписать. Оно-то верно, много ты сапог истоптал, прежде чем богатства свои преумножил. А если я трепать начну, каким путём ты первые капиталы свои урвал, да фамилию?.. А Феодосья Михайловна? Чай не старая ещё была женщина…

— Глупости… Домыслы бабьи… — барин заметно побледнел, замахал руками и уселся на лавку, стоящую рядом со столом. — Бог с тобой, Варвара… — тяжело задышал промышленник.

— Алёна, подай гостю водицы испить, — попросила Варвара Степановна, — день видно жаркий был, Алексей Фёдорович совсем упарился.

Алёнка подскочила с лавки, зачерпнула воды из кадки и прямо в ковше с полупоклоном подала Турчанинову. Тот жадно приложился к воде, утёр губы кружевными манжетами и с тоской посмотрел на Алёнку.

— Фелициата Стефановна по тебе тоскует.

Алёнка почему-то улыбнулась, вспомнив маленькую барыньку, подающую большие надежды:

— Мой поклон ей передавайте.

Турчанинов тяжело поднялся на ноги.

— Ну, тё-отя… Не ожидал, признаться, на ожида-ал… — он с любопытством оглядел Варварину избушку, будто только сейчас впервые её увидел. — И ведь говорил же, переезжай ко мне. Будешь в большом доме жить, как человек, а не в этой… каморке.

— Как человек, говоришь? — Варвара бровь подняла. — Чтобы человеком оставаться, мне не нужно кружева носить да волосы пудрить. А если добро тётке сделать хочешь — пуд соли передай. Соль в лекарском деле завсегда нужна.

Турчанинов выслушал молча. Встал из-за стола, снял треуголку с сучка.

— Доброго здравия. Будет тебе пуд соли, — барин надел треуголку, развернулся и вышел из горницы, хлопнув обоими дверями.

За окном послышалось его требовательное «Н-но!» и звук удара хлыстом об лошадь. Коляска тронулась, и Алёнка пришла в себя.

— Это что сейчас было? — она по-прежнему дрожала и не верила, что опасность, исходившая от барина, кажется, миновала.

— Эт племянник мой в кои-то веки тётушку навестил. Ты не думай, Лёшка у меня хороший. Раз в несколько лет сам наезжает. Уговаривает в Полевскую резиденцию переехать. А я не хочу к нему в ключницы. Хозяйство у него большое, на людей времени совсем не останется.

— Так сколько вам лет-то? — Алёнка никогда не спрашивала, а дни рождения тут обычно не праздновали, Варвара про день именин своих вообще отмалчивалась.

— 64 годочка.

— А сморитесь лет на двадцать моложе.

— Это род у нас такой… Сильный. Ну и травки возраст с лица отгоняют… А чего ты удивляешься? У тебя среди родных долгожителей что ли не было?

— У меня?

— Ну да, у тебя. Хозяйка ж прямо тебе сказала, что мы — родичи.

Алёнка только сейчас связала сказанное Хозяйкой про единого с барином предка и вскрывшийся только что факт родства Турчанинова с Варварой Васильевой.

— Так получается, он мой пра-пра… дедушка? — понимание это потрясало не меньше, чем чудеса подгорной Хозяйки. — А долгожителей у нас не было, потому что умирали все от несчастных случаев, не дожив до старости… — стало грустно, и в то же время какое-то волнение никак не могло покинуть сердце. — Расскажите про него, Варвара Степановна… Почему Алексей Фёдорович фамилию поменял?

— Отчего ж, расскажу… Только хватит уже бездельничать, вон на полке греча стоит, а соринки не выбраны. Коли ты у нас шибко глазастая стала, принимайся за работу, да слушай…

— Узнаю Варвару Степановну, — улыбнулась Алёнка.

А Варвара продолжила:

— Ради богатства люди не многое идут. Вот и Лёшка с раннего детства с нашей бедностью смириться не мог. Мать его — моя старшая сестра Степанида служила в доме Соликамского купца Турчанинова. А отец был сыном турецкого пленника, который принял нашу русскую веру и обласкан был тогдашним царём Петром.

Про то, что прислуга от купцового сына понесла, никто не знал, окромя меня и нашей бабки-травницы. Жили мы бедно, на окраине города. К травному делу меня с мальства тянуло, бабка и обучала. А сестра моя была красавица, да работница — не чета мне криворукой. Всё у неё спорилось и ладилось. Когда сына бог послал, до последнего скрывала, потом отпросилась, якобы родственников в Перми повидать. А как родила, сразу почти опросталась, ребёнка на меня-подлетка да на бабку оставила и в дом вернулась.

Лёшка сметливый рос, мать его быстро к хозяйству купцовому пристроила. Сам-то купец холостой ходил, даже когда отец его с матерью померли, не спешил себе семью заводить. Сестра до-олго надеялась, что разглядит он её заботу да красоту, возьмёт и женится на служанке. Чай, не подневольная. А он не спешил. Вот и сестра про сына молчала.

Сколько-то времени ещё прошло, красота у Степаниды совсем сошла. Вот тогда купец на жене молодой и женился. Да не просто так, а с прибытком торговому делу.

Вот только жену шибко малохольную выбрал — родить она не могла. Сначала ещё по церквам и храмам ходила и ездила, обеты давала и милостыню щедрую. Потом купец приказал прекратить казну семейную разбазаривать, на том и успокоились.

Лёшка к тому времени совсем возмужал. В приказчики купцовые выбился. Сам купец его с детства привечал, мальчик шустрый да сообразительный по нраву ему пришёлся. То сластями угостит, то рубашечку подарит. В школу при церкви пристроил, грамоте своей Купцовой обучал. Лёшка всё схватывал. Потому как хотел в люди выбиться.

С возрастом купец совсем смурной стал. Наследника Феодосья ему так и не подарила, а другую жену завести не мог — не по-божески. Всю жизнь, почитай, трудился, дело своё множил, а кому всё оставить? Бабе глупой?

Про то, что он собственного сына, хоть и приблудного, на груди пригрел, вскрылось случайно.

Тёмное дело тогда приключилось. Мне про то Степанида на смертном одре рассказала… Поехали они в Пермь. И случилось так, что в одной повозке купец, Лёшка и Степанида оказались. Степаниду-то они подвезти взялись до Березников. Что-то ей понадобилась там по хозяйству. Дорогой сестра и призадумалась. А сама болела уж какой месяц и выздороветь не чаяла. Это она зря, мы с бабкой потом её выходили. Да кто ж знал, что оно так обернётся?

В общем, ехали, не тужили, Степанида возьми да и скажи, как на духу, что Лёшка их с купцом сын. Сказала и ревёт, слезами заливается. Лёшка от такого дела дар речи потерял. А купец давай бабу костерить за то, что сразу не сказала. Она же, нет бы замолкнуть, в ответ все обиды ему припомнила.

Ну, купец совсем разошёлся, покраснел весь от злости и собственными руками душить сестру начал. Лёшка долго не думал, схватил первое, что в руку попало, и по голове его тюкнул. Оно и верно было — купец дюже тяжёлый на старости лет стал, но сильный ещё, как медведь, отодрать от матери не вышло бы. В общем, из купца дух сразу же отлетел. А Степанида отдышалась, слёзы утёрла, и вместе с сыном давай думать, как дальше сделать.

Лёшка сразу в город вернулся, вроде как и отлучался он ненадолго. Степанида же медленно обратно поехала. Как в Соликамск показался, слёзами горючими залилась, у ворот стражникам сказала, что лошадь понесла, упал, купец батюшка с повозки, об камень головой стукнулся, в Пермь не доехал. А в том, что повозка доверху нагруженная была, и лошадь её даже после ударов плетью с места сдвигала с трудом, никто особо не разбирался.

Схоронили купца, вроде как время Лёшке в наследство вступить, да чем докажешь, что он и есть самый подходящий преемник? И приблудным ему прослыть страсть, как не хотелось. А жена купцова — в самом соку, старше Лёшки всего на восемь годочков. Он её быстро охмурил. Года не прошло — поженились. Племянничек фамилию жены на себя принял, якобы для торговых дел это дюже полезно. Оно-то верно, про купца Турчанинова по всей Пермской волости слава была. А то, что детей в первом браке не нажили, так не о том тогда думал…

— Так значит… он — убийца, Варвара Степановна?

— Как сказать?.. Будь ты на его месте, что бы сделала?

Алёнка вскинулась. Подумала немного и, опустив глаза, выдавила:

— То же самое…

— То-то и оно.

Глава 7

— На покос? — разочарованно переспросила Алёнка, по уши перепачканная в дворовой грязи.

Солнце садилось поздно, и куры, видя, что на улице ещё светло, никак не хотели загоняться в хлев на ночь. Беготня за пернатыми по двору отняла последние силы. Вдобавок Алёнка поскользнулась и, растянувшись на грязи от грибного дождичка, испачкала новый красный сарафан — подарок Авдея, привезённый из самого Екатеринбурга.

— Покосы завсегда в Хлеборост начинают. Самое время — трава высокая, а семена ещё не выпустила. И так запозднились, — настаивала Варвара, и спорить с ней было бесполезно.

— Уэээ, гадость какая, — Алёнка оглядела себя. — Хотела пораньше улечься, да стирать теперь придётся.

— Алёнушка, — у калитки свежепоставленного, жёлтенького ещё забора стоял Авдей.

— Доброго вечера, Варвара Степановна.

Алёнка подняла на любимого виноватые глаза.

— Уже испачкала? — усмехнулся Авдей и поднял над калиткой свёрток. — Вовремя. Я тебе новый принёс. Тоже красный только, с широкой тесьмой. И рубашку отбеленную.

— Спасибо, — Алёнка больше не знала, что ещё и сказать.

Оправдываться? Прыгать от радости? Обновки так скоро она никак не ожидала. Но понимала, что мастер просто спешит порадовать её лишний раз до… До чего-то такого, что ждёт её в туманном будущем.

— Проходи, Авдей, гостем будешь. Чай, не для того забор ставил, чтоб у калитки топтаться, — пригласила Варвара.

— Я сейчас, — Алёнка схватила свёрток и побежала в баню, чтобы сполоснуться, переодеться и замочить в кадке грязную одежду.

Вернулась она в избушку, когда Варвара вовсю потчевала гостя взваром с жимолостью, постными оладьями и новостями, которые собрала за день. Алёнка уселась рядом с Авдеем и взяла его за руку. Ужинать не хотелось.

— Хорошо тебе в красном… Ещё ярче и краше становишься… — светлые глаза мастера скользили по Алёнке, любуясь. — Призадумалась о чём-то?

От его бархатного голоса по телу побежали мурашки… Но скрывать свои страхи она не умела.

— Угу… Чем ближе Иван Купала, тем тревожнее отчего-то становится.

— Потому что Полоза этого боишься встретить? Так я рядом буду.

— Не боюсь я его. Он не злой и поможет. Вот только…

— Не думай об этом… — Авдей заправил за ухо тёмную прядку, выбившуюся у Алёнкиного лица.

— Парень дело тебе говорит, — поддержала Варвара. — Живи, как жила. Что в будущем случится, нам знать не дано… Завтра после полудня на покос идём. У змеиной горки надел выделили.

— Наш рядом, Варвара Степановна, так что вместе отправимся, — пообещал женщинам Авдей и прижал к себе уставшую и сонную уже Алёнку.

Следующий день выдался не по-июньски жарким. Вчерашний сарафан к обеду совсем высох, и Алёнка надела его.

Место покоса ей показалось совсем незнакомым, хотя шли до него всего ничего. Большая поляна раскинулась у самой дороги, с трёх других сторон на неё напирал кустарником лес, а у дальнего края высилась каменистая возвышенность — та самая Змеиная горка.

Пару-тройку часов Авдей и Варвара усиленно махали косами, а Алёнке, как самой криворукой, доверили грабли с редкими зубьями для сгребания скошенной травы в маленькие копны.

Когда работа была окончена, решили немного отдохнуть. Авдей и Алёнка улеглись под тенью берёзы с краю поляны.

— Место нам, конечно, «отличное» дали. Малаша говорит — самый змеюшник, — кисло заметила Алёнка, хотя ни одной змейки покосники за всё время не видели.

Авдей ободряюще сжал загорелую ладошку, но промолчал. Он вообще в последнее время стал каким-то серьёзным, мало шутил, и всё чаще Алёнка ловила на себе его задумчивый взгляд.

— Одного Змея уже ты знаешь. Может, и прочие не обидят? — сказала наперекор Варвара. — Ну, я за травами. Приду через час, — она подхватила пустую корзину и вскоре совсем скрылась за густыми кустами и деревьями.

Алёнка жевала травинку, смотрела на белое облачко и думала о том, что всё-таки счастлива именно в это мгновение…

От того, что знает — с сыночком её всё в порядке. Сама она лежит на коленях любимого мужчины. А в небе заливаются трелями мелкие пичуги, летают бабочки над полевыми цветами и одуряюще пахнет свежескошенный луг…

Идиллию нарушил чёрный силуэт, который вышел из леса, и приближался к месту, где лежали Алёнка с Авдеем.

— Неужто, пора… Авдей? — Алёнка подняла голову на любимого в поисках поддержки, но тот крепко спал, разморенный от дневного зноя.

Меж тем Полоз остановился на границе солнца и тени от берёзы и уселся на траву, облокотившись руками на колени. Глаза его посверкивали золотом, споря с лучами солнца. Улыбка таила насмешку.

Алёнка молчала. Как-то вдруг вся решимость оставила её.

Полоз задумчиво грыз травинку. В чёрной шёлковой рубахе, кожаных штанах и сапогах змею, видимо, было жарко. По лицу струйками стекал пот, и кудрявые волосы прилипли ко лбу и вискам.

«И вот видно же, что плохо ему от солнца, а всё равно всесильного из себя строит…»

— Приветствую тебя, хозяюшка, — мягким голосом начал разговор властитель над золотом всея Каменного Пояса и его околотков.

— Хозяюшка чего? — этакое навязывание чужого бремени, от которого Алёнка всеми силами отбивалась в пещерах малахитницы, отчего-то просто взбесило.

— Известно. Этого куска земли и стола вашего немудрящего, — Полоз кивнул в сторону расстеленной скатерти, на которой вкривь и вкось стояли кувшины, корзинки и тряпицы с остатками снеди.

— A-а… Здравствуй, кстати. Водицы прохладной будешь? — предложила «хозяюшка» совсем не радушным тоном.

— Спасибо, не хочется. Разговор есть.

— И у меня к тебе просьба… — Алёнка запнулась. Раздражение испарялось. — Даже не знаю, с чего начать…

— Я знаю. Ты хочешь домой. Но я не могу тебе помочь, — рубанул с плеча Полоз, и пока Алёнка не опомнилась, продолжил. — А вот ты меня очень обяжешь, если станешь Хозяйкой и вылечишь Аринку от белокровия.

— В смысле… Вылечу что?! — Алёнка вскочила на ноги и сделала пару шагов в сторону. — Я поняла…

Она утёрла руками мокрое красное лицо, убрала за уши волосы.

Полоз смотрел.

Оттягивать ответ не было смысла:

— Но к-как? И я не могу. Нет. Нет-нет… Что хочешь, со мной делай… — видимой твёрдостью она пыталась заглушить собственное отчаяние.

Но вместе с тем накатила и злость: «Почему я обязана спасать всех и вся?!»

О том, чтобы стать всеобщей благодетельницей в ущерб собственной нормальной жизни и речи быть не могло!

Но и Аринку было жалко до ужаса…

А если она не поможет Полозу, он отплатит той же монетой…

Змей тем временем сложил ногу на ногу, растянулся на коротенькой подкошенной травке, подложил под голову руки и уставился в небо с видом обреченным и независимым.

Уходить он явно не торопился.

«Но чего тогда ждёт?»

— А правду говорят, что если разгадать твои загадки, то ты исполнишь любое желание человека? — попробовала наобум Алёнка, скорее для того, чтобы уйти от продолжения тяжёлого разговора.

— Хм… Хороший ход… Но я-то без сил. Ничего сделать всё равно не смогу. Вот Купала минет, обращайся. — Кривая усмешка ничуть не испортила его симпатичное лицо.

— Хорошо, — Алёнка против воли улыбнулась.

Отчего-то появилась уверенность, что всё получится, она ответит на Полозовы вопросы, и Змей просто вынужден будет помочь ей.

Только нерешенный вопрос с Аринкой всё ещё царапал Апёнкину совесть.

— Сколько ей осталось?

— Да кто ж его знает?

— Купала через пару недель… Когда снова станешь нечистью, разве не сможешь восстановить её здоровье?

Полоз медленно поднялся на ноги и потянулся. Сплюнул травинку. И повернулся в строну Змеиной горки. А потом вскинул подбородок и отчётливо проговорил:

— Хозяйка сказала, что не хватит там моих сил… Только ты теперь — наше спасение. Алёнка вздрогнула.

Она просто не знала, что ответить… Кто же знал, что с Аринкой всё настолько плохо? Она судорожно подбирала слова, но мысли разбегались в стороны, и ни одна успокаивающая фраза в данном случае не годилась.

Впрочем, говорить ей всё равно не пришлось…

— Любимый…

Алёнка с Полозом резко обернулись в сторону дороги на глухой бабий голос.

Анисья стояла столбом и смотрела на мужчину, которого страстно любила всю свою жизнь, и которого уж не чаяла встретить…

Через пару мгновений она бросила прямо на дорогу грабли с косой и побежала к Полозу, не сводя с него глаз.

Алёнка вдруг подумала, что мать у Аринки совсем молодая, хотя и чуть-чуть полноватая, но здесь и не любят худых.

«Ей всего 36… Люське с Галькой из кредитного по 35. Так они частенько ходят по клубам, и всё время виснут на сайтах знакомств… Про Анисью бабы тоже говорят, что она молодится, до сих пор не наденет синего сарафана, вышивает одежду красным, будто молодка. И серьги носит девичьи — крупные, с огромными хризолитами».

Искомые серьги с камнями цвета первых берёзовых листочков блестели сейчас в ушах полевчанки, и вправду делая её более привлекательной.

— Миленький мой, пригожий, — гладила Анисья Полоза по лицу и прижималась к его широкому торсу.

Теперь пришла очередь Змея изображать истукан. Он прекрасно понял намерения любящей женщины, но не желал участвовать в этих жарких объятьях, и даже руки в стороны развёл. На лице его при этом читалась досада, что без сил он, а так бы ссыпался золотым песком и глубоко под землю просочился.

Наконец терпение мужчины иссякло. Он перехватил тонкие запястья заливающейся слезами бабы и отстранил её от себя.

— Анисья, угомонись ты уже… Никогда я тебя не любил. И не полюблю. Я с Ариной твоей крепко связан, понимаешь? — Полоз буквально пронзал женщину суровым взглядом.

Анисья всхлипнула и замерла.

А Апёнка вдруг осознала, что мать впервые за год услышала о судьбе своей дочери. «Сейчас она ему такую трёпку задаст за то, что дочку к себе уволок», — Алёнка в серьёз начала опасаться за жизнь очень нужного ей Змея. Но, как мать, она, безусловно, сочувствовала и Анисье.

Однако, вылетевшее из уст ошалевшей бабы, повергло Алёнку в шок…

— Брось её… Оставь. — Анисья рухнула на колени и обняла сапоги единственного существа, которого любила всем своим сердцем. — Она негодная. Не послушная… И никогда тебе так служить не сможет, как я…

Полоз попятился, растерявшись от такого поворота. А Анисья пошла прямо на коленях следом за ним, размазывая по пухлым щекам слёзы, и продолжала шептать:

— Не нужна тебе Аринка… Она молодая, найдёт ещё жениха… Брось её… Самым дорогим тебя заклинаю…

— Мама?..

Алёнка обернулась на звук нового голоса слабенького, почти детского.

Ситуация из странной за секунду превратилась в катастрофическую.

На краю поляны со стороны горки под руку с Варварой стояла бледная худая девушка. Видимо, Аринка. Белые губы её высохли до чешуек, а под глазами коричневели тёмные круги. И не смотря на парчовый сарафан, шёлковую белую рубашку и ленту, украшенную самоцветами, выглядела девушка жалко. А от душевного страдания, читавшегося на узком лице, у Алёнки самой на глазах выступили сочувственные слёзы.

— Анисья, совсем ты от горя ума лишилась, — строго обратилась к непутёвой матери Варвара.

Безумными глазами смотрела пристыженная женщина на тонкую фигурку в богатом убранстве, и вдруг замахав руками, заговорила, дыша часто-часто:

— Не дочь она мне больше… Сгинет пусть… Сгинь говорю! Нечистая сила! — Анисья перекрестилась, неловко поднялась на ноги, развернулась и скачками побежала прочь от клятой поляны, забыв напрочь про оставленные на дороге косу и грабли.

Аринка закрыла лицо синюшными руками и почти беззвучно зарыдала.

— Вышли, называется, свежим воздухом подышать, — угрюмо резюмировал Полоз, подошёл к Аринке и легко подхватил её на руки. — Спасибо тебе, Варвара, что присмотрела за моей женой. Впрочем, права ты была, всё зря. Алёна ваша упрямая, что ослица. — Полоз был зол.

Так ни с кем и не попрощавшись, он пошёл куда-то за Змеиную горку, нашептывая что-то ласковое на ушко своей исхудавшей избраннице.

— Вот дела… — подал голос Авдей.

Алёнка не заметила, когда он проснулся, но видимо, достаточно давно, чтобы стать свидетелем всей ситуации.

— Вы тоже считаете, что я виновата? — спросила Алёнка Варвару, губы которой были сложены в ниточку.

— Да я тут при чём? Твоя это жизнь, тебе и решать, — сухо ответила травница, собирая туески и рушник во вторую корзину. — А к Анисье я вечером зайду, сбор занесу успокаивающий, да прослежу, чтобы она всё за сон приняла от солнечного удара. Если балакать у колодца станет про Полоза, да про Аринку, не ровен час, за помешанную примут. Тогда ей не жить уже. Детей по семьям. Избу отымут. А сыновьям-то всего пару годков надо, чтоб подрасти, да хозяйство на себя принять… Авдей, подхвати Анисьины инструменты, во двор ей закинешь, когда к дому своему пойдешь.

Каждый поднял положенную ему ношу. Все, молча, вышли на дорогу до Полевского. И до самого дома не разговаривали.

Глава 8

На Ивана Купалу гуляния, против ожидаемого, начались ещё засветло.

Весь Полевской играл, водил хороводы, пел и веселился у плотины. На ночные костры в лесу, как узнала Алёнка, ходили немногие. В основном незамужние девки да парни. Молодые женатики, по большей части, ночные бдения игнорировали. А на поляну «для старших», где год назад Алёнка впервые увидела Варвару, приходили люди в возрасте. У тех ритуалы были связаны не с поисками суженых, а с сжиганием хворей и горестей. И песни отличались от молодёжных, а хороводов и плясок на этих сходках попросту не было.

Алёнка к вечеру набегалась в игры, и как раз собиралась сходить домой, сполоснуться да переодеться, чтобы со свежими силами снова встретиться с Авдеем у купалиного костра в лесу.

Они только что расстались, и Алёнка будто бы парила, пережив полный радости день и предвкушая ночное свидание.

О будущем она совсем не думала — упивалась всласть настоящим.

— Отдайте! — с обидой закричала Стеша, когда мальчишки постарше отняли у неё что-то ценное и начали бегать вокруг.

«Дразнятся, значит».

Алёнка огляделась по сторонам. Время заката. Детей помладше уже увели укладывать спать. Вот только Ганя замешкался — заговорился с вдовушкой басенькой. А та зарумянилась, улыбается мужичку, глазки строит. «Может быть, сладиться у них, и будет у Стеши новая мама?»

Как бы то ни было, маленькую подружку надо было выручать.

— А ну отдайте, что у девочки отобрали, — Алёнка вошла в круг, встала рядом со Стешей и хмуро взглянула на ватагу мальчишек в грязных рубашках.

Светленький, который у них, видимо, был за главного, протянул Алёнке камень величиной с детскую ладошку. Да не простой. Овальный, а одна сторона, будто зеркало отполирована.

— Ишь ты, диво-то какое… — Алёнка внимательно рассматривала каменное зеркальце и не спешила возвращать его законной хозяйке. — Стеша, откуда взялось у тебя такое?

— Это мне тятя вчера из забоя принёс… Он ещё грустный был, сказал, что Хозяйка подгорная гневается, зеркало своё большое разбила. И теперь гора сильно обвалиться может. — Стеша вздохнула и перешла на шёпот. — Тятя сказал, что если с ним завтра на работе что-то случится, чтобы я к вам с Варварой Степановной шла. Что вы-то обо мне позаботитесь. А я тебя и тётю Варвару очень люблю, но тятю люблю ещё больше. Алёна… мне стра-ашно, — глазёнки у Стеши расширились будто плошки.

Алёнка вся внутренне сжалась.

— Не бойся, родная, — обняла она дрожащую девочку, а у самой от принятого тут же решения сердце будто плитой каменной придавило. — Я знаю, как тяте твоему помочь. И сегодня всё сделаю, — Алёнка отдала гладкий камень малышке и доверительно посмотрела ей в глаза. — Оп! — легонько щипнула её за кончик носика. — Уже улыбаешься. Пойдем к папе тебя отведу.

Девочка кивнула. Алёнка тайком утёрла собственные глаза, в которых уже притаились мелкие слёзки, и повела её к Гане.

Сдав девочку в отцовские руки, Алёнка припустила домой.

«А Ганя — молодец, конечно, что решил напоследок… Я бы, правда, лучше с дитём своим побыла… А в прочем, не мужик — я. И никакого права судить его не имею».

О своей дилемме она уже и не думала. Не о чем было. И не зачем.

А вот куда она серьги с горным хрусталём подевала — та ещё загадка. После визита под гору Алёнка их больше не видела. Но стресс заставил собраться и вспомнить все важные мелочи. Потому что идти по горным зелёным коридорам можно было, только имея при себе этот хрустальный хозяйкин артефакт.

Варвара уже, видимо, ушла, и в избушке стремительно темнело.

«Спасибо за тёмное зрение».

Алёнка глотнула воды из кадки и принялась заглядывать в каждый угол и каждую пустую посудину на полках. Серьги в итоге нашлись в сундуке, завёрнутые в розовое платье.

«Следовало догадаться», — ругнула себя Алёнка за проволочку. Быстро вдела их в уши и, вылетев из дома, побежала на вершину Думной горы.

Дорогой она злилась — всё складывалось не по плану.

«По доброй воле не удалось ей меня получить, так она шантажировать вздумала — зеркала колотить, да рабочих пугать… Когда я теперь с Полозом увижусь? Как обратно буду из горы выбираться?..» Она сторонкой обходила поляны с кострами, зная, что если сейчас её увидит Авдей, ничего не получится, потому что он просто её не отпустит. Алёнка устала за день, но праведный гнев — ещё та движущая сила, и она довольно-таки быстро поднималась наверх.

«И не оставишь же всё… Даже если к Турчанинову пойду, вряд ли он поверит в обвал и отменит работы в горе. Потому что услышит об этом не от инженера немецкого, а от бывшей служанки, на которую зуб точит… В общем, выхода нет. Надо попробовать убедить Хозяйку, чтоб не рушила горы. Она же пять сотен лет о народе заботилась. Неужели всё зря? И надо ли поступать столь жестоко только оттого, что под конец жизни проиграла и не получила желаемого?»

Наконец показался тот самый камень, который закрыл зелёный коридор в то утро, когда Алёнка на воздух выбралась.

— И что дальше? Пароля-то я не знаю… — она стояла и растеряно оглядывалась.

Внизу редкими огоньками светился Полевской, и новая способность позволяла рассмотреть каждый домик и каждый маленький силуэт человека на улице.

Возникла даже мыслишка вернуться…

Спуститься вниз до поляны, встретиться с Авдеем, взглянуть снова на ночные хороводы у дерева с лентами при свете костра. С облегчением подумать, что ей тоже не надо идти на реку и отпускать на воду венок. Поцеловаться с любимым и лечь спать под утро. И будь, что будет…

А утром придёт к ним заплаканная Стеша, и половина баб Полевского взвоет от горя волчицами…

— Я так не могу… Господи, боже! Как же я устала выбирать… — в ушах пребольно кольнуло. — Хозяйка! Впусти на порог! Я с добром и без всякого умысла злого! — проговорила Алёнка, как принято было в посёлке, если в гости заранее не звали, и приложила руку к шершавому холодному камню…

Тишину нарушал писк мошки и далёкое уханье филинов…

— Ничего… Тоже мне, спасительница всея Полевского… Вот так всегда бывает, когда план тупой и ни разу не продуманный, — теперь Алёнка злилась уже на себя.

— Отчего же непродуманный? Поверь, она всё тщательнейшим образом взвесила.

— Полоз, ты? — обрадовалась девушка. — Ты за мной пришёл?

— Нет, отсюда виды чудесные открываются. Особенно ночью, и когда у тебя зрение человеческое.

Алёнка прыснула. Полоз приложился рукой с кольцом к серому камню, прошептал код и отскочил, в сторону, подальше от откатывающегося куска гранитной породы.

Внутри мерцал зеленоватым светом каменный коридор.

— Пошли скорее, — поторопил провожатый.

Алёнка шагнула под знакомые каменные своды и начала часовой спуск вниз, как она думала, до комнаты, в которой ночевала в прошлый раз у Хозяйки.

Однако через час Полоз ввёл её незнакомую каменную палату изнутри больше похожую на гигантский малахитовый ларь.

На белом ложе неровной овальной формы лежала каменная статуя, в виде женского силуэта в платье с широкой юбкой и знакомых царских украшениях из приснопамятной малахитовой шкатулки.

Статуя эта была изъедена трещинами в местах открывающих белую кожу — на лице, тонкой шее, груди и ладонях. Зато узор малахитового платья казался живым и медленно клубился разводами, будто зелёнка, размешанная в воде.

— Что ты наделала? Останови свой обвал немедленно! Шантаж — это низко! — накинулась Алёнка на Хозяйку, лежащую на каменном ложе.

— Она тебе не ответит. Тело почти полностью разрушено, остатки разума перестанут существовать через несколько часов, — невозмутимо ответил вместо Хозяйки Полоз.

— Значит… Переубедить её не получится?..

— Как видишь, она в таком состоянии, что уже ничего не может сделать самостоятельно.

— То есть, она наворотила, а нам с этим жить?

— Она виновата лишь в том, что резервы практически выбраны. Её время прошло. Вот и всё.

— Тогда выход… только один?..

— Да. И я даже не стану говорить тебе, что сожалею.

Алёнка оторопела.

Потом злость, угасшая было на время интенсивной пробежки по горному коридору, захлестнула до самой макушки и выше…

— Потому что ты — нечисть поганая… И ты… И она! — Алёнка гневно указала пальцем на разваливающуюся буквально на глазах Хозяйку.

Или то, что ещё оставалось на алтаре от каменной девы.

Алёнка закричала. От отчаяния. От бессилия. Она рухнула на пол, как трёхлетка в истерике, и начала стучать кулакам по гладкому малахитовому полу, не обращая внимания на то, что рыдания её со стороны могут показаться кому-то бесполезными и безобразными…

Полоз тоже сел на пол, облокотившись спиной на белый Алатырь, и безучастно смотрел на бьющуюся в истерике, растрепавшуюся, орущую бабу…

Сколько это продолжалось, Алёнка не осознавала…

Вот были рыдания, а потом попросту бесследно иссякли. Алёнка отвернулась от алтаря и тупо смотрела в стену. В звенящей тишине засохли последние слёзы. И когда уже совсем не осталось ни сил, ни мыслей, пришло понимание, сродни озарению, что и её человеческое время вышло почти. И это правильно. Иначе — никак.

Эти люди, с которыми Алёнку разделяли 250 лет прогресса, стали ей очень близкими — знакомыми, родными знакомых. Но даже если бы это было не так… Сколько раз она, глядя на катастрофы и стихийные бедствия по телевизору, думала, что если бы это от неё зависело, она бы хотела спасти хотя бы одного человека…

А тут десятки семей потеряют кого-то родного…

И только она может это предотвратить… И снова, и снова укрощать стихию. И жить. Точнее, существовать столетиями на благо людей. Спасти не десятки, но сотни. Потерять связь со своими любимыми, но сделать так, что прожить в любви смогут другие люди. Много людей.

— Что нужно делать? — голос её охрип.

— Успокоилась? — апатично поинтересовался Змей. — Надевай побрякушки и ложись рядом с ней. Когда контакт установится, Хозяйка сама тебе скажет, что делать. Не пугайся её голоса у себя в голове. Это ненадолго. И ещё… Что такое 3-д проекция знаешь?

— Ты б ещё про шариковую ручку спросил, — вяло огрызнулась Алёнка и полезла на камень, который оказался холоднючим, как лёд.

Змей услужливо подал взявшуюся откуда-то шкатулку с камнями. Алёнка, не особо задумываясь, переодела серьги и нацепила всё остальное. Полоз сдвинул немного тело Хозяйки и Алёнка улеглась на Алатырь более свободно.

Камень прямо-таки морозил спину, но толи от тепла Алёнкиного тела, толи от учащённого стука её сердца, постепенно стал нагреваться. И кажется, даже изнутри засветился поярче. Сама Алёнка прислушивалась к собственному организму и вскоре начала различать мерное уханье разгоняющейся волнами горячей крови.

— Алёна… Апё-о-она… — сначала тихо, а потом всё громче раздавалось прямо изнутри черепушки.

Преемница Хозяйки даже покрутилась, пытаясь избавиться от не очень-то приятного сверлящего ощущения внутри головы.

— Я тебя слышу. Рассказывай.

— Говори лучше мысленно…

«Вот так?»

— Уже лучше… Я рада, что ты согласилась.

«Давай вот без этого. А то встану сейчас и уйду».

— Хорошо. Начнём с основ. Сейчас я покажу тебе проекцию проблемных участков и дам подробные инструкции, как генерировать силу и направлять её на трансформацию материальной субстанции.

Перед глазами Алёнки действительно развернулась прозрачная трёхмерная схема подгорных человеческих шахт и забоев, которая медленно крутилась, показывая все уголки, каждый камешек на полу и даже забытые горняками кайла и мешки с личными вещами.

— Жалко времени не было потренироваться на кусочках разных пород, — продолжал разговаривать в Алёнкиной голове разум горной Хозяйки. — Но алгоритм почти всегда один, и он прост — сканируешь образец, определяешь его основные свойства и воздействуешь с нужным уровнем силы. Это дело привычки, и я верю — ты быстро научишься. В данном проблемном случае нам потребуется укрепление определённых пластов породы, устранение трещин, местами плавление металла и отвод межпластовых вод с последующим замещением образовавшихся полостей твёрдой субстанцией.

Проекция менялась по каждому слову Хозяйки. Зарастали трещины, зрительно уплотнялись слои, утекала вода. Алёнка видела, как именно это будет происходить в жизни, внутри горной массы, и старалась запомнить всё это, как можно точнее.

— …породу выберешь из прилежащих вариантов, но советую ориентироваться на полезные свойства. В нашем случае лучше остановиться на чём-то прочном и быстро воспроизводимом. А то вдруг да задумаешь изумруды выращивать, а их ждать очень долго, сегодня на них времени просто не будет…

Голос Хозяйки сверлил и сверлил Алёнкину голову, наполняя её необходимыми знаниями для предотвращения обвала в шахтах. В какой-то момент Алёнка поймала себя на том, что на щеках её снова остались тонкие дорожки от слёз.

Через несколько часов она станет новой Горных богатств Хозяйкой…

Нечистью ли? Существом с около-магическими возможностями…

И что её ждёт в этой новой жизни?

— Алёна, прошу тебя, не отвлекайся… И перестань ты горевать. Когда познаешь все тонкости, поймёшь, как тебе повезло. И какие возможности перед тобой открываются. Продолжим…

Глава 9

Апёнка, высунув язык, сосредоточенно ваяла каменистые наросты внутри последней межпластовой полости, освобождённой уже от воды. Процесс оказался весьма творческим и здорово отвлекал от грустных мыслей.

Вначале она ещё консультировалась с «высшим разумом», оставшимся от Хозяйки, но потом немного освоилась, и дело пошло быстрее. Правда усилий эта работа требовала таких, что на лбу выступала испарина. Не отвлекаться, всё время визуализировать актуальную картинку, хотя есть возможность и соблазн просмотреть схему-прогноз или влезть в Хозяйкины старые наработки, шаблоны…

Само превращение собственного человеческого тела в нечисть уральскую Алёнка почти не застала. Хозяйка и Полоз в один голос сказали, что трансформация слишком болезненная, а на восстановление психики после подобного шока времени нет.

Поэтому для переноса заранее приготовили мощную анестезию. Всё, что Алёнка запомнила в начале — это медленно переползающая на неё субстанция Хозяйкиного каменного платья, которая образовала вокруг человеческого тела некое подобие кокона. И то, что внутри сформировались две тонюсенькие иглы. А после уколов в вены Алёнка погрузилась в темноту и тишину.

Сразу же по окончании превращения в вены ввели особый состав, который вернул ей сознание, и она увидела, как кокон меняет свои очертания, усаживаясь вокруг тела и превращаясь в простое закрытое платье.

Чувствовала себя Алёнка при пробуждении так, будто её много раз трактором переехали. А перенос части памяти вообще оказался настолько противным — тысячи голосов одновременно в одной голове — что Алёнка очень скоро взмолилась о прекращении сверлящей мозг процедуры.

— Потерпи ещё хотя бы пару минут, и так самое необходимое загружается, — попросил её Полоз.

Алёнка поморщилась и принялась вслух отсчитывать секунды.

— Всё, есть две минуты. Как мне прервать загрузку?

— Попробуй подняться с камня. Если сможешь, значит, минимально достаточное количество данных получено, — ответил Полоз.

— И что, работать можно будет даже не лёжа на алтаре?

— Хочешь — сиди, хочешь — в воздухе пари. Хозяйка и так умеет. Правда, для подобных спецэффектов ты ещё не вполне готова.

Алёнка с трудом оторвалась от камня. Собственное тело показалось ей тяжелее, чем раньше. Усевшись, она свесила ноги на край алтаря.

Голова кружилась и гудела, как после… Да не с чем ей было сравнивать! Стены пещеры в глазах то приближались до самой молекулярной сетки, то отдалялись на адекватное расстояние.

«Это как вообще?..»

А следовало собраться с мыслями — ей предстояла долгая и очень важная работа.

…И она приступила к её заключительной части, когда Полоз вошёл тихими шагами в главную малахитовую залу.

— Как там? — поинтересовался Змей ходом дела.

— Скоро закончу… Ещё успеваю?

— Куда?

— К концу света… Обвал я успела предотвратить?

— Давно. Отдохни пока. А потом надо снова загрузкой заняться, там инфы ещё на четыре часа, и ещё кое-какие формальности, чтобы спокойно выходить наружу.

— Хорошо, — машинально ответила Алёнка, занятая сращением последних микропустот в гематитовом слое. — Всё… Хозяйка, готово, принимай работу, — привычно обратилась она к разуму бывшей главы подгорного мира, но ей никто не ответил. — Полоз… Она что?.. Ушла?

— Угу.

— Для соратника бывшей Хозяйки ты чересчур равнодушен… Слушай, ведь вы лет пятьсот бок о бок прожили. А теперь она фактически умерла… И тебе всё равно?

— Ну, не преувеличивай. С Айной мы почти не общались до тех пор, пока ей не понадобилась моя помощь.

— Айна?

— Так звали твою каменную подружку.

Алёнка оглянулась на кучку светлых камней, лежащих на Алатыре — всё, что осталось от прежней Горных богатств Хозяйки. Уцелели лишь украшения из шкатулки. Алёнка нашла глазами на полу залы малахитовый ларец, брошенный Полозом, подняла руку и притянула его к себе прямо по воздуху. «А что? Если с каменными глыбами получается, значит и такая мелочь теперь мне по силам… Теперь разленюсь, растолстею и заведу сто котов. Или ящериц». Глаза невольно скользнули по цветным ящеркам, ползающим по полу и стенам. «Хм, я не оригинальна…»

Полоз с интересом смотрел, как Алёнка практически разорвала шкатулку на две равные копии, в одну сложила весь царский убор, а вторую значительно увеличила в размере, поставила у края Алатыря и руками сгребла в неё камни от тела А йны.

— Хозяйка почила, да здравствует новая Хозяйка… Отметим? — подмигнул нечисть. Но Алёнка внутренним чутьём уловила — прикалывается.

— Иди ты… Домой к себе. Кстати, как там Арина?

— Подземное царство — мой дом, — картинно раскинул в стороны руки змеюка. — Только что от неё. Ей лучше. Спать уложил. Но она не поправится полностью, пока ты её не долечишь. А сделать ты это сможешь после полной загрузки из Алатыря.

— Ясно… Я пропустила, как к тебе силы вернулись.

— Обыкновенно. Мощный выброс энергий при переносе перезапустил и мои собственные процессы. От тебя действительно пришло много силы. Больше, чем когда-то от Айны.

Апёнка пристально посмотрела на Полоза. Теперь это и вправду был не человек, а нечто смешанное на клеточном уровне, но не с камнем, как она, а с чем-то совершенно иного рода.

— Вижу… Ты сейчас будто золотистым подсвечен… А скажи мне, пожалуйста, где тут у вас бывших Хозяек хранят?

— Айна Аиду в подземной реке растворила. Она Хрустальный водопад тебе показывала?

— Угу.

— Вот там.

Перед Алёнкиными глазами так и встала эта картина — горюющая Айна сидит на хрустальном полу. Рядом с ней малахитовый короб с раскрошенным телом Хозяйки. Айна плачет и время от времени кидает в мощный поток по горсти камней…

— А откуда ты знаешь про это, если с ней не общался?

— Ооо… Смерть существа, которого я ненавидел сотнями лет… Такое нельзя было пропустить. С Айной опять-таки познакомиться не мешало.

— Что ж такого плохого Аида тебе сделала?

— Вижу, без сказочки на ночь не обойтись, — усмехнулся Полоз.

— А Хозяйки подгорные разве спят?

— Скорее, время от времени восстанавливаются на Алатыре. Но стопроцентной Хозяйкой ты станешь лет через пять. А пока в твоём организме сохраняются все человеческие процессы. И тобой так же сильно владеют все человеческие страсти.

— То есть, через пять лет я перестану… испытывать чувства и эмоции?.. Ни любви, ни привязанности? — это открытие сильно потрясло Алёнку.

— Ммм… Лишь тень их. Истерить и кататься по полу уж точно не будешь.

— А я?.. — Алёнка осеклась. — А любить?..

— Любить… — Полоз поковырял носком сапога малахитовый пол. — Да кто их знает, этих Хозяек? Слушай, там от каждой прежней владычицы дорожки с памятью остались. Покопайся на досуге, наверняка найдёшь ответы на все свои вопросы.

— Хорошо, — Алёнка зевнула, ей действительно захотелось поспать. — Ты тут сказочку обещал. Расскажи? Интересно узнать, откуда ты всё-таки взялся…

— Окей. Всё равно всё узнаешь. Но если услышишь мою версию, может, поймёшь… Айна, кстати, осталась верной Аиде… И да, наколдуй раскладушку с периной и еду попроси у своих ящериц.

Алёнка хорошо помнила, какая перина на ощупь и какие там перья внутри. Воспроизвести заказанное Полозом не составило большого труда. Заодно и на Алатыре появилось мягкое тёплое ложе. Проваливаясь в приятную усталость, Алёнка слышала фоном дыхание земли, гул далёких подземных рек, и убаюкивающий голос Полоза…

— А начало у моей истории и в правду на сказку похоже… Как ты знаешь уже, случилось это ровно тысячу лет назад… У самого Каменного пояса жило себе племя людей. Небольшое, обособленное. Питались они с реки и с леса, так что удачливые охотники почитались особо. А кто за большой солнечный оборот с десяток лис принесёт, может выбрать себе в невесты любую красавицу из поселения. Самату тринадцать исполнилось, когда он впервые принёс десять лис. Родители сыном гордились. Друзья уважали. Девчонки улыбались, когда он изредка с кем-то из них заговаривал. А одна из них больше всех жалела лесного зверя, и никогда не смеялась, завидев Самата…

— Самат? Значит, так тебя звали?..

— По-нашему это означает «вечный»… — усмехнулся Полоз.

— Родители так угадали?

— Нет. Это имя мне шаман подарил. Знать, действительно видел он будущее… Три зимы минуло с той поры. Ещё больше лис отловил Самат, и не только рыжих красавиц. В его доме хранились и волчьи шкуры, и змеиные пояса. А белок с зайцами он бил без числа. Даже медведя-шатуна удалось победить. Правда, не силой, а ловкостью, острым ножом да камнями. Сам еле жив остался, а тушу до охотничьей тропы дотащил. А там увидели верные товарищи, и принесли его в поселение без памяти. Когда открыл он глаза, рядом на шкурах сидела та девушка, которую Самат полюбил. Удивился он. Ведь давно уже мог поставить свой дом и забрать себе в жёны её, неприветливую. Вот только она охотника будто не замечала. А против воли жениться Самат не хотел. И тут она сама его выхаживать взялась. Он обрадовался, быстро на поправку пошёл. Свадьбу решили по первой траве сыграть. Так бы и прожил он жизнь, как отец и как дед. Но судьба по-иному сложилась. Пока он ходил по лесу звериными тропами, ждала его в поселенье ещё одна девушка — улыбчивая Аида. Ждала и не дождалась — пропала по осени. И без следа. Всю зиму про Аиду слыхом не слыхивали. К весне потихоньку стали забывать, что жила тут такая. Перед самой свадьбой ушёл Самат в лес за подарком для суженой. Отговаривала она его от этой охоты, да он не послушал. Плох тот охотник, что зверя жалеет. И зимой, надев шубу из пушистой лисицы, жена его добрым словом помянет и меткость Самата, и его охотничью удачу. Вот только попал горделивый юнец в такую ловушку, какую ни одному самому умелому охотнику соорудить не под силу. Заманила его Аида в глубокую тёмную пещеру и назад уже не отпустила. А пошёл он за девкой, потому что до последнего верил, что сумеет поймать смеющуюся сумасбродку и вернуть её в поселение родным отцу и матери. И зачем она только из племени убежала? А того и не заметил, что платье на ней новое и убранство чужестранное.

— Аида трансформировала тебя?

— Ага… Она пол года прожила под землёй. Три месяца её прошлая Хозяйка учила, и три месяца она сама осваивалась. Только скучно ей стало. Захотелось мужа себе сделать под стать. Сил вложила в меня она много…

— Но не так много, как в Хозяйку, я чувствую… Ты отличаешься от меня… Ты какой-то стабилизированный что ли… цикличный… А почему золото?

— Самый ценный металл, как ей сказала прошлая Хозяйка. Та тоже сначала хотела себе мужа. Долго готовилась, оставила много записей. Но почему-то так никого и не обратила.

— Может быть, пока придумывала, как это сделать, чувства угасли, и потребность в ком-то просто отпала?

— Я тоже об этом думал. Потом. А когда только-только нечистью стал, сбежать хотел. И ещё откупиться пробовал. Собрал всё золото, что в округе в земле лежало, и принёс ей. Она только рассмеялась в ответ. Ты сама знаешь, сколько добра в Каменном поясе скрыто. «Любимого никакими богатствами не заменишь,»

— сказала мне злая ведьма… Самое смешное, что я-таки вернулся в родное селение. Только до дома своей невесты дойти не сумел. Шаман на тропе меня встретил. Сказал, что теперь наши с ней судьбы расходятся, и у меня совсем другая тропа. А я тогда ещё впечатлительный был. Поверил и вернулся под землю. Построил себе собственные золотые комнаты. И живу, как видишь, припеваючи…

— Скажи, а ты ещё любишь ту, которая так и не стала твоей женой? — тихо спросила Алёнка.

— Конечно же, нет. Даже лица не помню, — ответ этот должен был прозвучать цинично, но получился с тенью какой-то ностальгии. — Первые десять лет я думал, что никого больше не полюблю. А потом прошло ещё десять лет. И однажды я скинул свою старую шкуру, помолодел и понял, что пора бы Вечному найти себе новую невесту.

— И как Аида к такому отнеслась? Холодно? У неё же эмоции должны были за двадцать лет атрофироваться…

Полоз хмыкнул.

— Аида рвала и метала. Способность любить у неё, может быть, и истаяла, как весенний снег. А ревность и мстительность почему-то никуда не подевались. Тут горы тряслись и обваливались, а реки подземные течения меняли. Ну а когда ящерка принесла в подарок моей новой любимой корзинку с ядовитыми ягодами, стало понятно, что здесь больше небезопасно. Тогда и ушли мы подальше, в Солёные земли.

— А что потом было, я кажется знаю… Значит, права Варвара, а я её выводы за сказки считала… И всё-таки… Почему каждые двадцать лет ты меняешь любимую?

— Не любимую, а шкуру. Вот только не каждая женщина под землёй больше 20 лет живёт.

— И ты не можешь продлить их жизни?

— Не всегда получается.

— А к Хозяйкам обратиться, вот как сейчас ко мне?

— Я делаю это впервые, потому что повезло наконец-то с дружественным прототипом.

— И ты знал про короткий срок жизни девушек, но всё равно тащил их к себе…

— Нуу, во-первых, люди и сейчас редко доживают до почтенного возраста. А во-вторых, никого я не принуждаю. Просто влюбляюсь. И мои невесты влюбляются. И идут за мной по доброй воле.

— Может, ты в периоды смены шкуры афродизиак какой-то в воздух распыляешь? Вот девки голову и теряют, и льнут к тебе, как загипнотизированные?

— Алёна, не поверишь, никакой приманкой не пользуюсь, — искренне рассмеялся Полоз и руку к груди приложил. — Если хочешь, сама у Аринки спроси, почему она меня выбрала. А сейчас отдыхай. И, как проснёшься, будь добра, закончи загрузку остальной информации. Через сутки приведу к тебе свою болезную на исцеление.

Когда Полоз ушёл на значительное расстояние, Алёнка подскочила с Алатыря.

Отдохнуть ей может, и следовало. Но разлёживаться, пока близкие наверху не знали, что с ней случилось, она не собиралась.

Выстраивать новый коридор тоже не стала, воспользовалась старым с выходом на вершину Думной горы. В итоге путь ножками длился целую вечность — платье из малахита оказалось достаточно тяжёлым, да ещё и усталость, накопившаяся за вторые сутки, сказывалась.

Однако не это оказалось самой большой бедой. Чем ближе Алёнка поднималась к выходу на свет божий, тем нестерпимее становился для неё этот самый свет.

Сначала она не понимала, почему виски вдруг сдавило и стало мутить, как когда-то при токсикозе. Потом пришло понимание, что способность чувствовать и сканировать каждый объект, живой и неживой, в радиусе нескольких километров, прямо-таки давила на мозг. Тысячи зверей и птиц сотен видов, миллиарды мух, мошек, комаров, пауков, копошение личинок… Алёнка знала, где все они находятся и слышала токи их биожидкостей и ритмичные биения сердец — бесчисленные ритмы бесчисленных маленьких сердечек…

«Вот значит, какого это… Тяжко как… Но надо как-то справляться… Надо найти Авдея или Варвару…»

Наконец, впереди показалась большая гранитная глыба — единственное препятствие, отделяющее Алёнку от солнечного света и свежего воздуха. Она наступила на последний метр коридора, сработало автооткрытие, и глыба с громким хрустом и мелкими осыпями начала откатываться в сторону, открывая Хозяйке выход из горы наружу.

В следующую секунду её ослепил яркий солнечный свет, а звуки живой биомассы обрушились мощной оглушающей своим разнообразием волной…

Жуткий шум никак не прекращался, напротив, сильнее и сильнее давил со всех сторон… Голова закружилась, и Алёнка рухнула, как подкошенная… Дезориентированная, она инстинктивно поползла в сторону света, и когда оказалась на траве, улеглась плашмя лицом вниз и закрыла уши руками.

Не помогло.

Алёнка с усилием приподняла чугунную голову и попыталась хоть на чём-то сфокусировать зрение. Но в глаза бросалась только трава, и в каждой травинке с шорохом текла влага. Клетки пухли и делились от резкого жаркого света, и их сочные, с ярко-зелёными хролофиллами кусочки всасывала хоботками тля. Стрекотали кузнечики, работая суставчатыми лапками, мерзко жужжали пчёлы и оводы, муравьи тащили тысячи мелочей и…

— Хватит! — Алёнка ударила ладонью по влажной земле и, мгновенно, приняв решение, испарила в секунду всю воду в радиусе пяти метров.

Вокруг неё до коричневого пожухла зелень, земля потрескалась, а насекомые попадали замертво, лишь везучим удалось отлететь. Эта мера не принесла облегчения. Но убить всё живое на несколько километров вокруг она попросту не могла. Да и не имела морального права.

Усилием воли Алёнка поднялась на карачки и поползла обратно под спасительные своды толщи скальных пород, свободных от биомассы, а значит, хранящие тишину и покой Хозяйки. Вот только каменная глыба, следуя ранее заложенной программе, уже закатилась обратно, и сдвинуть с места физически Алёнка её не могла.

— Откройся, — прохрипела она.

Но камень стоял не пошелохнувшись.

«Пароль не верный. Введите актуальный пароль» — раздалось внутри головы.

— Какой ещё к чёрту пароль! Я! Твоя! Хозяйка!!! Откройся, сказала, не то в песок раскрошу…

К угрозам глыба осталась равнодушной, только расплывалась в глазах ухающей мутной пеленой.

«Ошибка идентификации. Объект Хозяйка заполнен на 5 %. Заполните память на 100 % и введите новый пароль, чтобы войти в силовые потоки».

— Ууууу! — последние силы Алёнка вложила в удар, но сконцентрироваться не удалось.

Она только ушибла ладошку и, теряя сознание, сползла на сухую землю.

Глава 10

Очнулась Алёнка в малахитовой зале на Алатыре.

Над ней нависали два лица — мужское смуглое со смоляными кудрями и девичье румяное, украшенное знакомой широкой лентой с самоцветами.

— Вы… спасли меня? — прохрипела Алёнка. — Спасибо.

— Это он тебя спас, — улыбчивая девушка с обожанием смотрела на Змея.

— Угу. Кабы не нужна ты была Аринке, честно слово, оставил бы дуру такую на солнышке засыхать, — золотые глаза Полоза, казалось, искры метали.

— И что бы тогда со мной стало? — почему-то полюбопытствовала Алёнка, поднимаясь с белого камня и держась за голову, в которой что-то стучало.

— Что-что? Сошла бы с ума и погибла от обезвоживания на третьи сутки. Или люди прибили бы.

— За что? Я им ещё ничего плохого не…

— Алёна! Ты хоть понимаешь, что наделала? Да если б тебе в таком состоянии, хоть один человечек попался, ты бы одурела от одного только звука его сердца и тут же прибила! И знаешь, что случилось бы после этого?!

— Что?

— Милый… — Аринкина рука легла на полозово плечо.

— Она уже взрослая. И должна понимать, что её бы на колья подняли!

— На колья?! Благодарное население… Пфф… Я их от обвала спасла. Собой пожертвовала, — надулась Алёнка.

— Да, но они-то ничего об этом не знают. Когда Аринка со мной ушла, знаешь, сколько они волков в лесу с дури перебили?

— Понятно… — Алёнка тряхнула головой, но мерный стук не спешил затихать.

— Что тебе понятно? — огрызнулся Полоз.

— Отчего меня серые летом чуть не сожрали… Защищались… А людям я бы рассказала…

— Как? Ты и шевелилась с трудом. Ну, промычала бы им что-нибудь, превозмогая поток, с которым не готова справляться. А скорее всего, просто не пришла бы в сознание…

— Но откуда я знала?! — Алёнке стало обидно оттого, что на неё орут.

Но ещё горше было понимать, что Полоз-то прав.

— Смирить с тем, что ты вообще знаешь ничтожно мало! — Нечисть перестал мерить шагами залу. — Но это изменится, когда ты загрузишь оставшееся. Так что, давай, быстро ешь и ложись обратно на Алатырь, — его голос стал деловитым.

И Алёнка всё поняла.

Змей возился с ней не из личной симпатии или какой-то там зарождающейся дружбы. Захотелось выкрикнуть, что это он из-за проволочки с выздоровлением Аринки так бесится. Но Алёнка успела одуматься и промолчала.

— Так странно, в голове шум и стук… И не проходят…

— Это от Аринки, она ж — человек. Но в изоляции от прочих живых организмов, это должно быть терпимо.

«С трудом».

Алёнка внимательно посмотрела на человеческое тело девушки и удивилась, почему раньше не видела людей так, как сейчас? Подробно, понимая все закономерности… Отчётливо различая то, что мешает системам работать…

«Это же так естественно…»

Правда, как оздоровить Аринку, она пока совсем не понимала.

Пожевав кашу с ягодами и запив её чистой водой, она смиренно легла на алтарь и приготовилась, стиснув зубы, вытерпеть многочасовое ковыряние в собственной голове.

Лечение человека оказалось не менее интересным, чем «строить куличики» во внутренностях горы.

Аринка наконец-то была полностью здорова. И сияла от счастья!

Змей стал — сама любезность и благодушие. Он дурачился, показывал фокусы с золотыми монетками, браслетами и кольцами. На глазах у девушек превращался в огромного чёрного змея с мужской головой и золотыми глазищами-плошками.

— Теперь я тебя никому не отда-а-ам! Муа-ха-ха! — смеялся он зловеще и свивался вокруг Аринки широкими кольцами, заключая таким образом в высокую змеебашню.

— Пусти! — Аринка шутя пинала шечуйчатого изнутри стенок крепости, и кольца, распадаясь, превращались снова в мужчину, который хватал свою возлюбленную на руки и со смехом кружил по огромной зале.

Сначала Алёнка с удовольствием любовалась на влюблённую парочку. А потом почему-то возникло желание, чтобы они уже делись куда-нибудь, и оставила её в покое.

Полоз будто почувствовал настроения Хозяйки и начал откланиваться. На прощание сваял из золота, меняющего форму по одну только его желанию, высокую зубчатую корону:

— Надеюсь, этот королевский подарок достоин новой Владычицы Каменного пояса, — куртуазно поклонившись, он обнял Аринку и растаял вместе с ней в воздухе.

Только песок золотой во все стороны брызнул.

— Позёр, — фыркнула Алёнка и поставила увесистую корону на ближайшую малахитовую кочку-друзу.

В одиночестве она принялась мерить шагами свою залу.

Во время переброса оставшейся памяти она узнала кое-что важное. И это необходимо было хорошенько обдумать и как-то принять.

Фактически Хозяйки никогда не покидали подгорных палат.

Именно из-за мощного воздействия фонящей биомассы, которое испытала на себе Алёнка, выбравшись наружу. И какой-либо способ защититься от этого побочного эффекта просто отсутствовал. А фигуры Хозяек, которые редким людям довелось увидеть на земной поверхности, были всего лишь проекциями. Именно поэтому, по словам очевидцев, Хозяйки могли растворяться в воздухе, превращаться в ящерок и даже перемещаться в пространстве рывками, оставаясь не пойманными.

— И перспективы у нас с Авдеем вовсе не радужные: его общество станет мучительным для меня. А он не сможет жить под землёй вдали от близких людей и привычных занятий. Разве что в гости будет приходить. Изредка.

Стало грустно.

«И надо бы с ним попрощаться. Нечего жизнь парню портить…»

Алёнка почувствовала кожей — каменный лес вздохнул и запустил какой-то новый процесс. Захотелось оказаться среди высоких деревьев, и уже через несколько минут она брела по тропинке, покрытой мягчайшим мхом…

Лес, как ей вспомнилось, в целом был синхронизирован с внешними циклами природы. Но эмоциональное состояние Хозяйки тоже сказывалось на нём. И хотя сильные перепады настроений Хозяек были редки, так как каменные существа изо всех сил сохраняли спокойствие, Алёнка откуда-то вспомнила, что при Айне однажды листва пожелтела не в срок. И случилось это после того, как она решила оставить в покое Корнея.

Алёнка уселась на зелёную траву и обхватила колени руками в драгоценных браслетах и кольцах. Ящерки медленно ползали или дремали, смежив тонкие веки в морщинках.

«Хорошо им — не по кому тосковать…»

Сама она вспоминала объятья любимого, его взгляды, сильные руки и завитки над загорелым к июню лбом. Она не плакала, вот только на сердце, будто плиту положили… и как её снять — в памяти Хозяек способа не находилось…

Первый листок пожелтел высоко прямо над Апёнкой, и выделялся на фоне сочных зелёных веток. Заметив его, Алёнка поднялась на ноги и протянула руку. Листок отвалился и медленно падая, приземлился ей на ладошку.

— Не повезло тебе, лес, с Хозяйкой. Какая-то нюня досталась… — трогала она пальчиком зубчатые края тонкого каменного листика. — А ведь сама я учила Артёмку не сдаваться. И живя тут, не поверишь, старалась всё время держать нос по ветру. Ну, ночами, конечно, рыдала. Зато днём никому не жаловалась. И честно пыталась сделать пресловутый лимонад из всех этих гадских лимонов, которыми меня твоя создательница обложила.

Алёнка физически почувствовала, как на неё начинает накатывать горечь.

— И зачем только Айна меня сюда выдернула? — топнула она с досады и губы поджала.

Земля предупредительно мелко-мелко завибрировала, ближайшие деревья затряслись и начали медленно обнажать из-под грунта толстые корни.

— Спокойно, Алёна, спокойно… Дыши-ы-ы… Вот та-а-ак… — краем глаза она заметила, что ящерки напряженно подняли головы.

Землетрясение затихало. Привычно сканируя пространство, Алёнка пробормотала под нос:

— Что за жизнь? Психануть нормально нельзя… Можете бегать спокойно, — обратилась она к своим ящеркам. — Будет грустно, если это всё однажды завалит булыжниками… Молчите?.. Это потому что вы каменные. А если б живые были, я бы вас разогнала, честно. Уж извините, но слушать ваши сердца и кровь в сосудах оказалось выше моих сил. То ли дело, кристаллическая решётка. Молчаливые молекулы. Тихие атомы. Почти невидимые нейроны с протонами. Не знаете, кто такие протоны? Счастливые… Ладно. К делу. Надо уже наконец-то собраться с силами и придумать, как увидеть Авдея или весточку ему передать.

Она направилась к выходу из леса в каменный коридор, продолжая рассуждать вслух.

— Но когда я его увижу, то скажу, что нам надо расстаться. Он расстроится. И я — тоже. Вот только мне лить слёзы категорически запрещено. Иначе тут рухнет всё к чёртовой бабушке. И как быть? Ситуация не однозначная… — Алёнка прислушалась к внешнему миру. — Впрочем, там ночь. А не дать мастеру выспаться — как-то эгоистично… Подожду часа три до рассвета. А пока…

За время переноса она узнала ещё кое-что: память Хозяек выгружалась с момента рождения. Наконец-то Алёнка могла исполнить хотя бы одно из своих заветных желаний — увидеться с сыном.

Поэтому, когда она добралась до Алатыря, первым делом нашла собственные дорожки времен материнства. И с изумлением окунулась в симулятор прожитой жизни…

Утро в квартире… Она открывает шторы. Под пальцами гладкая ткань… А утренний свет такой яркий, что хочется просто чихнуть. Сын упинал одеяло к спинке кровами. «Родной! Наконец-то!» Она укрывает его — пусть поспит ещё — и идёт в ванную…

Она предполагала, что это будет сродни старым видео, которыми в своё время забила память смартфона. Но всё оказалось гораздо реалистичнее — картинка и звуки, запахи и тактильные ощущения…

Она проживала, почти по-настоящему, предпоследний день в родном измерении… Это было так странно… Так волнующе… Это захватывало!

Она обнимала и целовала сына, вдыхала его детский запах, гладила лёгкие светлые волосы — делала то же, что и всегда, когда он был рядом. С той лишь разницей, что параллельно она ещё чувствовала комок в горле тела, лежащего на Алатыре и мокрые щёки. А Артёмка их не видел.

Надев на него голубую рубашечку в клетку и шорты, Алёнка ведёт его в детский сад…

«О, дорожку можно перемотать. Очень кстати… Не хочу я снова встречаться с заведующей…»

…Когда сказка на ночь была окончена, и в той жизни Алёнка уснула, она запустила новую дорожку — за на несколько дней до того.

А потом другую — месяцем раньше.

И в какой-то момент в её голову пришла идея прожить рядом сыном всё с первого дня… И…

Вот она просыпается в роддоме через несколько часов после родов…

Новорождённое чудо тихо кричит, и Алёнка осторожно берёт его на руки. А он лёгкий и тёплый, спелёнутый на первый раз медсестрой. Он открыл свои глазки и посмотрел на неё. «Привет. Это я — твоя мама…»

Наконец, он заснул, но Алёнка не спешит откладывать его, прижимает и удивляется, насколько он маленький и красивый. Родной… Она внимательно рассматривает при свете дня маленькие пальчики с крохотными ноготочками… Тонкие веки подрагивают… Сопит малюсенький носик… И, несмотря на такой реалистичный послеродовый дискомфорт в теле, она заново переживает ту эйфорию!..

Она не хочет уходить из этого дня… И следующий день не менее чудесен…

Но дорожки, оказывается, можно ещё и повторять! И она снова запускает первый день в роддоме…

«Внимание! Хозяйка, организму требуются питательные элементы», — проговорила система фоном в Алёнкиной голове, но она отмахнулась от сообщения — очень уж не хотелось отвлекаться на какие-то посторонние раздражители…

А потом Вадим встретил их с дежурным букетом цветов…

Вот они дома, и она целует маленькие пяточки и ручки, а потом укладывает ребёнка спать…

«Внимание! Хозяйка, примите срочные меры по снабжению организма».

Он просыпается ночью, и Алёнка чувствует настоящую усталость — спасает перемотка, и вот уже новый день, и она радостная катит коляску по парку…

Снова день… Какой уже по счёту? Младенец крепко схватил погремушку и смотрит на маму таким осмысленным взглядом…

«Внимание! Приняты экстренные меры. До запуска протокола «Сохранение» осталось три… две… одна секунда».

Артёмка впервые пополз, уселся, заплевал слюнявчик и столик пюре из цветной капусты… зажевал картонную книгу, поднялся в кроватке. И обрадовал её первым «мама»!

Артёмка сделал первый шажочек!

Вот он сидит и собирает пирамидку… Играет в песочнице, а она учит его лепить куличи, но это пока бесполезно, лучше катать по песку машинки…

Пляж, солнце и мелкие волны стирают маленькие следы…

— Артёмка, иди ко мне! Надо снова кремом обмазаться, чтобы на солнышке спинка не обгорела.

Сын не хочет вылезать из воды, мотает головой и смеётся.

Он сидит на песке, и волны, набегая, щекочут загорелые за лето ножки, перепачканные в крупном речном песке. Алёнка встает с покрывала, в руках её тюбик с детским кремом от загара…

В дверь постучали. Громко, требовательно. Внутри Алёнки всё сжалось — Вадим пришёл поздно и пьяный… «Это надо перемотать». И снова прожить классный день… Подготовку и празднование дня рождения! Как он счастлив, когда раздирает упаковочную бумагу и добирается до подарков в коробке! И Алёнка ничуть не жалеет, что потратила на все эти декоративные штучки и деньги, и время… Артёмка совсем разговорился. Рассказывает на память тётям на улице стихи про зверей и любит, когда они вместе читают книжки… А потом наступает день, когда она вышла на работу. Но время работы смотреть тоже не совсем интересно.

Она, видимо, какая-то богиня, раз может проживать вечера после садика и выходные снова и снова…

А может, это всё сон?

Не правда… Ведь сны не могут длиться так долго…

Глава 11

«Внимание! Резервы истощены на 99 %. Принудительное отключение информационного потока будет осуществлено через… три… две… одну секунду…»

Алёнкины глаза разлепились в самый неудобный момент — она как раз читала Артёмке на ночь ужасно интересную сказку. Сын совсем не хотел засыпать, да и Алёнке не терпелось узнать, чем закончится детская книжка…

— Что за…

«Приятного пробуждения, Хозяйка. Резервы питания истощены. Информационные потоки отключены принудительно. Следует пополнить продовольственные запасы. Оставайтесь на месте. В течение пяти минут будет проведена диагностика, профилактика и запуск жизненно-важных систем».

— Понятно… что ничего не понятно, — Алёнка попыталась встать, но тело оказалось прямо-таки неподъемным.

Она осмотрелась.

Сумрачно. А её крепко держит прочный малахитовый кокон… И в венах торчат тонкие каменные иглы…

«Как тогда… А, собственно, когда?»

Кратковременная память восстанавливалась. И вспомнилось, что такой же кокон образовался вокруг неё в процессе превращения в Хозяйку.

А ведь под горой она провела всего-то несколько дней, но было ощущение, что с тех пор прошли годы…

— Ммм… Я — Хозяйка… Это не был кошмар… Чёрт.

«Системы в порядке. Настоятельно рекомендуется принятие пищи, как быстрого источника необходимых для жизни веществ. В противном случае, в течение суток запустится процесс распада».

— Так-так… Значит, Хозяйкой тоже можно нечаянно самоубиться. Влезть по самые уши в дорожки с памятью… а там было так хорошо, — Алёнка почувствовала, как иглы вышли из рук, кокон растёкся и мягко обволакивал тело, усаживаясь простым малахитовым платьем с длинной юбкой.

Она зевнула и сладко потянулась. По телу разлилось приятное ощущение, как после долгого сна в отпуске. Но тут же желудок скрутило сосущее чувство голода.

— Ящерки, завтрак, пожалуйста.

«Запасы продовольствия истощены. Пополните запасы продовольствия».

— Окей, как это сделать? — мозг спросонья отказывался думать.

«Дайте задание ящеркам выйти наружу. Сейчас август. В лесу растут ежевика, малина, черника и голубика».

— Хорошо, — Алёнка отправила мысленный приказ ящеркам стать двумя девушками и собрать ягоды.

— Идите, красавицы… — образ для девиц Алёнка выбрала из тех, которыми пользовалась Айна. — И, чур, людям на глаза не показываться… Ягоды это, конечно, хорошо. Но где вся еда? Много же было.

«В рамках протокола «Сохранение» продовольствие перерабатывается на внутривенное питание».

— Что это за протокол такой?

Но на этот вопрос голос в голове не стал отвечать однозначно, а поднял в памяти пласт воспоминаний о том, как именно Хозяйка может годами лежать на Алатыре и сохранять при этом свою жизнеспособность.

— Ясно. Спасибо.

Пока ждала еду, Алёнка просканировала всё свое хозяйство и нашла несколько очагов, нуждающихся в её работе и контроле. В следующие часы она занималась налаживанием собственного быта — отправкой целой делегации ящерок в виде пары мужчин и двух лошадей за закупом провизии в Екатеринбург. Благо запасов медных монет от Айны оказалось достаточно. Сама Алёнка долго бы их ваяла, особенно без образца.

Следовало так же навести порядок в забоях и штольнях.

— Сахарные они, что ли… Я же укрепляла недавно, а их состояние такое, будто ничего и не делала. Вон сколько воды набежало… Кстати, голос в голове, а ты кто?

«Коллективный разум системы Хозяйка».

— A-а… типа виртуального помощника? А можно тебе тембр поменять? Давай ты будешь говорить, как Айна?

«Как угодно, Хозяйка», — ответил внутри головы голос Айны.

Алёнка поморщилась:

— Уээ… звонкий звук внутри черепушки — это так неприятно… Ты можешь звучать откуда-нибудь… извне?

«Требуется конкретный ориентир».

— Во-он, из того камня, — Хозяйка указала на большую брокколиобразную малахитовую друзу. — Давай проверим, что получилось. Скажи: «Я — Айна».

— Я — Айна, — раздалось из каменной кочки в полу у стены.

— Вот так хорошо, — с облегчением выдохнула Хозяйка.

— Теперь помоги мне с поиском Авдея. Я правильно понимаю, что без изображения Полевского сверху проекцию нормально не поставить?

— Всё верно. Разведку можно осуществить, внедрив часть сознания в любой летающий организм.

Через какое-то время Алёнке удалось пересадить часть сознания в комара. Выбор, по мнению Айны, не самый удачный, но Алёнка и так, толком не восстановившись, потратила слишком много сил. А перекусила только чашкой свежей ягоды. Так что не могло быть и речи о том, чтобы взять под контроль более сложный организм — например, воробья. С каменной ящеркой, куда Алёнка внедрялась для тренировки, было проще, а вот живое всё время сопротивлялось.

Для вылета Алёнка дождалась предрассветного времени, когда птицы и стрекозы только-только просыпаются, но уже можно хорошо рассмотреть местность. Над заводью стлался туман, а на толстых стволах и мшистых булыжниках лежали мягкие рассветные блики. Завидев издалека паутину в крупных каплях росы, Алёнка проложила иную траекторию, но та оказалась значительно опаснее из-за птиц, притаившихся в ветвях, и пришлось лететь через паутинную ячейку, надеясь на то, что сонный паук не успеет дёрнуть за сетку. Наконец лесистая часть закончилась, и лететь над поляной стало проще — существам, несущим опасность, прятаться было некуда.

По дороге шли не знакомые баба с мужиком и несли на широких плечах косу и грабли.

«На покос собрались. Что-то рано. Наверное, живут у родных».

Наконец, показалась срубленная из толстенных брёвен крепостная стена. Алёнка взмыла высоко и увидела рабочий посёлок. С высоты показалось, что улиц и домов в нём прибавилось.

Алёнка начала было пересчитывать домики, но на третьем десятке сбилась, чуть не схваченная гигантской ласточкой. Повезло — птица съела другую мошку, а её отшвырнуло воздушным потоком вбок и вниз. Кувыркаясь в воздухе и на лету выправляя курс, Алёнка увидела двускатный навес над колодцем. Она ринулась к убежищу и залезла в щель посеревшего от сырости бревна.

Лица баб она узнала сразу. Зато девки её знакомые будто подросли и сами обабились, и это было странно. На Глафире одежда с вышивкой, будто замужем она не меньше трёх лет. Рядом Лукерья стоит с животиком. И когда забеременеть успела? Но раз в платке, значит — баба замужняя.

А вдали Татьяна Малашина степенно несёт коромысло. И куда только девичье подевалось? Уж не веточка тонкая, а деревце крепкое. И тоже в платке. Значит, права была Варвара, не ушло от Танюшки женское счастье. Может и про обиды она позабыла? Но лицо всё равно недовольное. Да и с чего ей радоваться? Может, муж обижает, а может родные его? А может быть, просто устала…

Отдохнув несколько минут у колодца, Алёнка мелкими перелётами начала продвигаться к избе деда Михея. Но какого было её удивление, когда она никого там не обнаружила.

«Странно, время утреннее, а Авдея нет в мастерской. И в избе никого. Даже если бы и уехали куда, то не раньше десяти часов. И возвращался дедко домой всегда до темноты».

Оставалось лететь к Варваре.

Пролетая над одной из изб, Алёнка заметила во дворе Малашу, выпускающую кур во двор и отметила её координаты на всякий случай.

И случай этот вскоре понадобился, так как до Варвары комар не долетел. Расстроенная первой неудачей Алёнка, стала задумчивой. Тут-то стриж и слопал комарика на лету.

Апёнку выкинуло на Алатырь.

— Ладно. Зато я Малашу увидела. Айна, помоги мне сделать нормальную голограмму себя любимой, чтобы поговорить с подругой.

— Первым делом убедитесь, что ваш внешний вид не вызовет нежелательных реакций у населения.

Алёнка подошла к стене и выплавила зеркало, как это когда-то делала для неё Айна. Зелёное платье смотрелось вполне обычно. Коса вот растрёпана, но кого это сильно волнует? В глаза бросались только украшения из шкатулки, которые к Алёнке, казалось, уже приросли. Сняв их и положив на алтарь — не привыкла Малаша к такому великолепию, могла и не признать, — Алёнка подошла к зеркалу поближе и внимательно посмотрела на своё лицо.

То, что она увидела, понравилось бы фотографу глянцевого журнала. Но не ей. Кожа стала совсем белоснежной, будто фарфоровой. Брови чёткие, яркие, ресницы густые и губы, как ягоды. Она была красива, но как-то не по-человечески, отталкивающе.

— Ладно. Айна, что делать дальше?

Через полчаса проб и ошибок перед Алёнкой стояла более-менее приличная, не растекающаяся голография. Было странно смотреть одновременно своими глазами и глазами собственной копии — картинка двоилась, и Айна предложила Алёнке-оригиналу просто закрыть глаза.

— Так-то лучше, — Алёнка сделала пару шагов назад, нащупала алтарь и села на него.

А потом переместила голограмму в баню к Малаше.

Ей повезло.

В бане, конечно же, никого не было. Зато, выглянув в окошко без стёкол, Алёнка увидела, как Малаша пропалывает грядки с морковкой.

— Малаша.

— А, — оглянулась подруга на звук женского голоса и закрыла рот грязной ладонью.

Глаза её выпучились, и не удержав равновесия, полевчанка бухнулась задом в соседнюю грядку с луком.

— Малаша, это я — Алёнка. Разве не узнала?

— Как не знать тебя, Хозяюшка? — с подобострастием ответила Малаша, а потом, будто вспомнив что-то, сменила тон голоса. — А ну отдавай обратно Алёнку! А не то я тебе быстро косу-то повыдергаю. Не посмотрю, что ты — нечисть поганая!

Малаша поднялась и угрожающе двинулась в баню, рывком отворила двери и бросилась на Хозяйкину фигуру. Но пробежав сквозь проекцию, едва удержалась на ногах.

— Малаша. Это я. Алёна. Если ты успокоишься и присядешь, я всё тебе объясню.

— Хватит мне в уши-то заливать! Не верю я тебе, змеюка подколодная. Креста на тебе нет! — Малаша яростно перекрестилась, а голография подёрнулась помехами, да и самой Алёнке на Алатыре стало весьма дискомфортно.

— Малаша прекрати, пожалуйста! Это я! Помнишь, как мы про первую брачную ночь разговаривали? Мы ещё тогда фасоль перебирали…

— Алёна?.. — Малаша отпрянула и посмотрела внимательно на незваную гостью. Потом вздохнула и уселась, наконец, на полок.

— Алёна, что ж ты наделала?..

— От обвала спасала рабочих… Малаша… Мне пришлось сделать этот выбор. До сих пор, как представлю, что Стеша сироткой могла остаться…

— Так она и так — сирота.

— Как? — Алёнка неприятно удивилась. — Обрушения же не было?

— С тех пор как ты пропала? Обвалов-то я не припомню… Но за четыре года много другого случилось.

— Четыре?.. — неприятный холодок пополз по спине.

— Ага. Ты скажи лучше, что с тобой приключилось, и почему ты теперь, будто дух бесплотный, про коих нам батюшка в церкви давеча рассказывал?

— Если вкратце, после гуляния ко мне подошла Стеша и показала кусок руды со шлифом, который Ганя с рудника принёс. Ты же знаешь, к чему такая находка?

Малаша нахмурилась.

— Хозяйка гневается? Так говорят… Михей ещё сказывал, что зеркало она своё бьёт.

— Так и есть. — Алёнка не стала объяснять, что нет никакого зеркала, геологические подробности Малаша бы просто не сумела воспринять. — Я отправилась к Хозяйке, чтобы уговорить её забои не обрушивать. Но оказалось, что она уже помирала и сделать ничего не могла. Зато мои силы сгодились бы. Вот и пришлось вместо неё на алтарь лечь, чтобы всё исправить. Времени было мало, поэтому прости, что не попрощалась.

Малаша насуплено молчала. Звенела в углу муха, пойманная в паутину.

— Я-то тебя завсегда прощу. И Варвара. А вот с Авдеем сама разбирайся.

— А где он? Я сначала к нему подалась, а там пусто.

— Агафья уж год, как померла. Михей к Варваре подался. Оно ж в тесноте, да не в обиде.

— А Стешка у них?

— Просилась. Но Фрол её к одному семейству приезжему пристроил. Тут у нас новых людишек тьма понаехала. Опять селить негде, зато работники — хоть куда.

— Малаша, так что с Авдеем?

— К тому и веду. К Татьяне моей приезжие парни шибко заприставали. Один раз даже зажать попробовали в тёмном углу, Авдей еле оттащил. Защитил, значит, честь девичью, тут к нему Фрол и пристал, чтоб он на Таньке женился. А та и рада. Ходила же вокруг него три года, прохода не давала. И Агафья вроде как, помирая, завещала Авдею хозяйку новую в дом привести. Он еще немного посупротивился. А потом Фрол пригрозил Таньку за одного из обидчиков выдать. У нас тятька, сама знаешь, богатств так и не нажил, подкупить Фролку нечем. Да и накладно стало девку кормить. Мамка-то моя ещё одного родила. И стыдно, и радостно — всё ж мужик, хоть и мал пока. Ой… — Малаша вздохнула. — В общем, женаты они теперь — Авдей и Татьяна.

Алёнка прижала руки к груди.

«Всё кончено… Ох».

Сердце остановилось. А потом вскачь понеслось. Но как-то рывками…

И пол в малахитовой зале начал подрагивать.

— Малаша, успокой меня, скажи, что он счастлив…

— Дак, нет же! Про то и сказываю… Запил наш Авдеюшка с горя. Давно уже. Первый год ещё держался, потом в разнос и пошёл. Фрол, наверное, потому и женил его. Чтоб Авдей хозяйством занялся и прежним стал. Да бестолку. Ровно наоборот вышло! Танька наша ему — явно обуза. И Авдей ей не мил уже. Видели вон, как с приезжим одним зубоскальничает. Но самая-то беда в том, что рука у него точность свою потеряла. А это для мастера — всё одно, что смерть. Давеча глыбу малахитовую сильно попортил. Скрывать его пьянство от большого начальства невмочь уже стало. Вот и решили пока в Сысертьский острог посадить.

— Надолго?

— Да, нет, вроде. Демид сказывал, что его хотят подержать сколько-то, чтоб протрезвел хорошенько. А потом новую работу дадут. А коли снова попортит, в забой отправят. В забое-то что главное? Чтоб молодой был, да кайлом со всей мочи махал.

— Спасибо, Малаша, мне уходить надо срочно.

Развеяв голограмму, она открыла мокрые глаза на Алатыре:

— Айна, помоги проложить коридор. Кратчайший и максимально далеко от людского жилья. Не смогу я сдержаться.

…И было в горах на севере страшное землетрясение…

Глава 12

Возвращалась Алёнка пешком. Медленным шагом. А до места, где она смогла выплеснуть всю свою ярость и отчаяние тройка лошадей с кучером унесла. Полезные ящерки и тут пригодились.

Теперь уже незачем было торопиться.

Алёнка прислушивалась к собственным ощущениям — выброс энергии помог. Где-то на севере, внутри Каменного пояса не стало десятка красивейших гротов и пещер — внутренних пустот, которые природа старательно создавала сотнями тысяч лет. Они обвалились, засыпались навеки кусками породы величиной с дом.

«Плевать… Люди их всё равно никогда бы не увидели…»

На поверхности в реку свалился кусок скальника с лесным массивом, но река с этим справится — вымоет мелкие камни с землёй, спрямит русло, сгноит вековые стволы. И даже те деревья на склонах Каменного пояса, что остались лежать засыхая на солнце с вывороченными из земли корнями, лет через тридцать зарастут новым лесом. И уже никто не вспомнит, что однажды здесь случилось землетрясение, принёсшее гибель тварям живым на многие десятки вёрст.

Зато её саму больше не трясло и не мотало.

Правда, внутри стало пусто…

Она не знала, что теперь делать… Делами людей заниматься хотелось в последнюю очередь…

Лес открылся внезапно — погружённая в собственные мысли за дорогой она не следила. Листопад в нём осеннем прямо-таки завораживал…

Стайки листьев красиво кружились, приземляясь на землю мягко, с едва слышным шуршанием. Или это ящерки ловили упавшие в траву слёзы леса? В полуголых ветвях далеко просматривались тусклые светляки.

Уходить не хотелось, и дойдя до поляны, Алёнка сама закружилась, подняв голову и раскинув руки. Юбка-солнце расправилась от кружения большим малахитовым диском. И сама Алёнка со стороны напоминала, наверное, огромную юлу. Вот только увидеть её было некому… Потеряв равновесие, она с дёрганным смехом упала на мягкие листья, и смотрела на сказочный танец тех жёлтых и коричневых листьев, которые тусклыми бабочками всё ещё летали в воздухе, кувыркались и то и дело меняли своё направление.

— Прости меня… Я так чувствую, потому что ещё — человек…

Лес не ответил, только тихо пульсировал, будто говоря ей «я рядом, и я всегда на твоей стороне…»

Сколько времени Алёнка лежала в лесу, она больше не знала. Под землёй в отсутствии солнца, её внутренний хронометр постоянно сбивался. А может быть, время здесь просто теряло былую важность?

Как бы то ни было, она просто лежала и думала. «Как странно… когда я был человеком, казалось, что жизнь будет длится вечно… А теперь я — Хозяйка и знаю наверняка, что проживу в шесть раз дольше среднего хомо сапиенс. Но от этой конечности, от того, что я знаю последнюю свою дату, жизнь ощущается настолько короткой…» Лес не ответил и ящерки остались безмолвными…

Появилось ещё несколько соображений, но для проверки их точности нужно было вжиться в дорожки бывших Хозяек. И подробнее изучить некоторые их мысли и наработки.

Этим Алёнка и решила заняться.

Она вернулась в залу и приказала ящеркам-девушкам приготовить вкусный обед. А поев без особого аппетита, просто потому, что иначе нельзя, легла на Алатырь.

Информации нашлось много, и она всё текла ручейками из архивов мыслеформ прошлых Хозяек. И спрессовывалась в пласты памяти. Чтобы поднять нужные факты, приходилось задавать самой себе или Айне ряд точных вопросов. От всех этих изысканий она уставала и часто сама поднималась с Алатыря, чтобы переключиться на что-то другое.

От упаднических настроений на досуге Алёнка спасалась, как настоящая женщина

— блаженствовала в термах, сооружала вместе с ящерками-девушками на голове новые причёски и извращалась перед зеркалом над своим малахитовым платьем. Меняла расцветку, фасоны и даже отделку на ткани.

— Фижмы сделать? Или узкое, с длинным шлейфом?..

А однажды взяла и укоротила юбку до мини.

— Что, не нравится? — обратилась она к коричневой ящерке. — Вижу, что не солидно.

— По щелчку платье стало напоминать её свадебное с корсетом и пышной юбкой. — Вот так… Только короны не хватает. Королева я, в конце концов, или — не королева?

Ящерка промолчала.

Алёнка надела корону, подаренную Полозом на прощанье, и сразу как-то выпрямилась. Лицо превратилось в надменную маску. А сама она начала ходить по зале царской походкой. Потом посидела на турмалиновом троне, скучая и постукивая пальцами по гладкому чёрному подлокотнику… «Скучно. Придворных себе, что ли, завести? Они хоть и куклы-манекены, зато… Обучить наверное можно всякому — всё лучше, чем в пустой зале сидеть».

Наконец она отправилась в лес, который теперь стоял голый. Зато листья толстым ковром сплошняком покрывали траву.

Валяясь в лесу, в разметавшихся по листьям юбках и развлекаясь со светляками, Алёнка думала, что как ни прислушивается, нигде не чувствует Полоза.

— Наверное, сбежал. Ну и зря — я не мстительная, и прекрасно его понимаю, — сформировав из светляков единое небесное светило, Алёнка отправила его под потолок перемещаться по ходу солнца. Получилось вполне реалистично. — А на закате добавлю им в свет розового подтона. И будет у меня собственная заря, — похвасталась она ящерке, которая влезла на белую ладошку Хозяйки и вдруг соскочила на землю.

Апёнка перевернулась на живот, и огромная зубчатая корона слетела с её головы и осталась лежать, утопая в листьях. Она же смотрела на ящерку и продолжала делиться своими мыслями.

— А ещё я узнала, что можно ускорить окаменение, тогда я скорее потеряю эмоциональную чувствительность, и начну воспринимать ситуацию с Авдеем, как данность. Но на это много сил потребуется. Как думаешь, стоит заняться?.. Не стоит? Вот и я разделяю твоё мнение… Я недавно узнала, что процесс окаменения вполне обратим, и я ещё успеваю. Надо только оказаться далеко-далеко от Алатыря… Ну и вместо себя обязательно кого-то другого положить. И для такой подмены не обязательно ждать пятьсот лет. Оказывается… — перешла Алёнка на шёпот. — Ты не знаешь эту историю, потому что Айна тебя недавно сделала, а я тебе расскажу… Несколько тысячелетий назад в Каменном поясе потерпело крушение инопланетное судно. Люди, которые жили в равнинах, приняли этих иных, малочисленных весьма дружелюбно. А иным этим — не вполне людским существам

— нужна была помощь в добыче некоторых металлов и кристаллических структур. Чтобы восполнить сырьё, починить свой корабль и отправиться на нём на родную планету… Так вот они уговорили и переселили несколько молодых семей с равнины в Каменный пояс. Научили металлы добывать с драгоценными камнями, сделали запасы на первое время и улетели. Чтобы опять вернуться через пятьдесят лет и забрать добытые за это время людьми излишки металлов. А ещё золотые самородки и камушки ценные. Люди-то древние ценности подземных богатств просто не знали… А чтобы люди помнили свою задачу и не боялись ходить в пещеры, ну и не умирали целыми семьями от землетрясений, которые в те времена ещё часто случались, иные оставили здесь Хозяйку — жрицу из рода вождя. Но не просто человека. Они модифицировали её — значительно увеличили срок эксплуатации организма, наделили поистине нечеловеческими способностями. Нуу, чтобы этому существу и прочим людям сразу было понятно — Хозяйка. Богиня. Дух гор, если хочешь. Обладает таким могуществом, что хочешь, не хочешь — послушаешься… Это я всё к чему… Хозяйка могла перестать быть Хозяйкой в первые пять лет, передумать, найти замену и дожить как человек до старости. Вот только ни одна из Хозяек не воспользовалась этой возможностью. Может, не хотели терять могущество, а может, просто спросить у себя не догадывались…

Информацию, кстати, иные местами ограничили. Например, я знаю, что Каменный пояс — не единственное пристанище для Хозяйки. Духи горы есть в Перу, на Тибете, в Памире, в горах обоих Америк и Африке. Но связаться со своими коллегам по несчастью я не могу — доступ ограничен под угрозой досрочного распада. Представляешь?.. Зачем нужны были такие Хозяйки? Чтобы люди, ценой своего здоровья и задаром добывали полезные ископаемые. Иные, скорее всего, продавали их у себя на планете. У них бизнес был. А я просто под горячую руку попалась… Кстати, в помощь хозяйкам иные оставили целую систему с огромным количеством информации и способность одушевлять камень, чтобы делать себе послушных помощников. В прежние времена у Хозяек были целые подземные дворцы с многочисленной дворней. Хозяйка до Аиды слуг упразднила, оставила несколько человек. Сама Аида ничего не меняла, так как жила с детства просто, а Айна любила одиночество, поэтому в ящерок вас превратила.

Шли годы и тысячелетия. Иные забыли дорогу сюда. А Хозяйки остались. У них на уровне инстинкта, или, как мне это видится, в виде прошивки, заложена задача — сохранять популяцию человечков в условиях формирования горного пояса. Вот только знаешь, что я думаю? Всё это бесполезно, бессмысленно. Ты знаешь, сколько людей здесь погибнет при Пугачёвском восстании? А потом? В Русско-турецкой войне? В Первой мировой? В Революцию и Гражданскую войну? А в Великую Отечественную?.. Ты не знаешь, а я тебе скажу — много. Так много, что годами в деревнях и посёлках будут жить только старики, калеки и бабы. Всё это бессмысленно… Бессмысленно сохранять сотню жизней, если от них и так потом ничего не останется…

«Внимание, распознан и запущен секретный протокол. Распад объекта Хозяйка начнётся через одну… две…»

— Что за?! — Алёнка резко вскочила на ноги, и в голове зашумело.

«Три секунды… Распад начался. Объект Хозяйка прекратит своё существование через тридцать дней», — голос Айны, наконец-то, закончил сверлить бедную Алёнкину голову, и за разъяснениями она побежала в главную залу.

Подлетев к малахитовой кочке и едва не поскользнувшись на гладком полу, Алёнка закричала:

— Айна, что за хрень ты только что сказала?! Что это значит?

— Секретный протокол распознается при озвучивании объектом Хозяйка ключ-слов. Объект Хозяйка самостоятельно принимает решение о собственной бесполезности. Объект Хозяйка выполнил поставленные задачи. Ввиду отсутствия новых задач поддержание жизнеспособности объекта Хозяйка прекращается естественным способом.

— Но моя трансформация ещё не окончена! Я ещё год буду с остаточными признаками человека!

— Ткани человеческого организма значительно проще поддаются распаду.

— Это значит, что когда внутри меня начнётся разрушение на клеточном уровне, мой организм просто не справится? Не успеет заменить большую часть клеток, и я буду буквально разваливаться, не потеряв чувствительности?! — осознание этого было едва ли не ужаснее момента, когда Алёнка встретила ночью стаю волков в лесу. — Распад обратим? — с надеждой спросила она у малахитовой кочки.

— Нет.

— Ооооо… — она ползла на пол и облокотилась спиной на Алатырь.

— Внимание, опасность! Плотина на реке Полевая разрушается. Вода полностью затопит Гумёшевский рудник через десять минут. Необходима экстренная эвакуация тридцати четырёх человеческих единиц.

— Так чего торомозишь?! Голограмму на рудник! Быстро!

Проявившись в центральной шахте, Алёнка напугала мужиков, стоящих у подъемника. Все они онемели и пооткрывали рты.

Был конец рабочего дня, и большую часть людей уже подняли наверх. Группа из пяти человек ожидала своей очереди на подъем. Остальные доколачивали в забоях положенные им уроки. И удары кайлом по камню разносились из четырёх ответвлений внутрь горы.

— Большая вода идёт! Быстро все сюда!

— Хозяюшка! — два мужика бухнулись на колени, остальные поснимали шапки, кое-кто коротко поклонился, приветствуя свою покровительницу из сказов.

— Ау! Мужики! Кончай работать! На выход! Плотину на Полевой прорвало! Не поторопитесь — затопит, как котят! — раздался Алёнкин командный голос сразу во всех забоях.

Рудобои всё побросали и ринулись к выходу. Упрашивать долго их не пришлось. Технически в то время подобные аудио-эффекты никак не могли быть делом рук человеческих. Так что, услышав указ «прямо из воздуха», да ещё и женским голосом произнесённый, работники сразу поняли: Сама повелевает.

И через несколько минут человек тридцать с чем-то шахтёров и двое надсмотрщиков столпились под дыркой, в которой на высоте десятиэтажного дома безмятежно голубел пятачок вечернего неба.

— Хозяюшка! Дак как нам поднять-то всем? Подъемник всего на десять душ рассчитан.

— К чёрту подъемник! — выругалась Алёнка (настроение было под стать). -Вставайте плотнее под дыркой, да руками держитесь. Плиту подниму. Да смотрите, сверху окажетесь, дёру давайте! Зальёт там знатно, почитай все искупаться успеете.

С этими словами она представила, как вокруг группы людей в светлой породе на дне шахты образуется трещина. Кусок камня, на котором стояли рабочие с треском вырвался из пола. Людей очень сильно встряхнуло, и двое чуть не свалились с краю, но были подхвачены крепкими руками товарищей. И быстро — так быстро, как только могла Алёнка своими нечеловеческими силами — каменный диск с людьми полетел наверх, как пробка шампанского. С той лишь разницей, что когда её «лифт» сравнялся с поверхностью земли, он сломал краями широкий колодезный сруб, резко замер и люди попадали на ноги. Кто-то больно ушиб спину о брёвна сруба, кое-то сломал руку.

«Бедные… Хрупкие… Но лучше так, чем верная смерть от потопа».

Выбираясь из человеческой кучи-малы, люди панически разбегались от толщи воды, которая с шумом катилась со стороны реки Полевой. Кто-то падал, споткнувшись о брёвна, которые раскатились во все стороны от входа в рудник. Через полминуты на шахту хлынули высокие мутные воды с плотины. И правду сказала Алёнка, рабочие не успели далеко убежать и были подхвачены потоком воды…

Какое-то время она ещё держала гигантскую затычку, закрывающую большую часть диаметра шахты, чтобы барахтающиеся в воде люди не угодили в смертельную воронку. Но когда увидела, что рабочие в массе своей достигли суши, или крепко держатся за брёвна, а те отплыли от шахты на значительное расстояние, она отпустила плиту, и воды хлынули в шахту.

— Фууух… Вот и всё.

— Внимание, восточном забое лежит человек. Координаты прилагаются.

Алёнка моментально просканировала рудник и увидела скрюченную фигурку, пульсирующую совсем слабо. Должно быть, парень заснул или потерял сознание, и не слышал её команды. И она, сосредоточившись на главной угрозе, его не заметила.

Алёнка приблизила картинку как можно ближе и вся затряслась. На её глазах вода в секунды заполнила горную полость, не оставляя ни шанса на спасение молодого мужчины.

— Коридор туда! Быстро! — Алёнка бегом бросилась в зелёную штольню. — За сколько добегу?

«Три минуты, двадцать четыре секунды».

— Спасать уже будет некого… Почему так долго? — спрашивала она запыхиваясь и морщась от голоса Айны в своей голове.

«Огибаем месторождения бериллов, сапфиров, хризолитов…»

— К чёрту бериллы! Спрямляй! — Спереди хрупнуло, грохнуло, застонало. Хрустальная крошка брызнула из стен свежепроткнутого горного массива, оставив на лице и руках Алёнки тонкие порезы.

«И камни живые… Поют… Плачут».

Когда от неё до стенки нужного забоя оставалось всего метров тридцать, Алёнка нанесла мощный силовой удар по породе. Стена хрустнула, и вода сначала веером, а потом шумным пенным потоком хлынула в зелёный коридор, сокрушая толщу породы и тащя за собой булыжники, грязь, инструменты из штольни и обмякшее тело Авдея…

Глава 13.

Авдей лежал на Алатыре и спал. Ухало сердце, мерно вздымалась грудная клетка в почти высохшей рубашке, и лицо наконец-то приобрело нормальный оттенок вместо синюшного. На Алатырь Алёнка его положила только потому, что это было единственное место в горе, которое могло согреть умеренным теплом. Вообще-то она и сама была способна создать из камня постельку и даже утеплить её. Но побоялась — в растрёпанных чувствах могла и поджарить ненароком любимого. Был ещё вариант — в баню отправить, но пока он в себя не придёт, делать там ему нечего, даже с помощниками-ящерками.

Алёнка ходила кругами. Саднили порезы на лице и руках, но пока она сама не ляжет на белый камень, об ускоренной регенерации можно было забыть.

«Не важно… Лишь бы с Авдеем всё было в порядке…»

Губы мужчины постепенно становились румянее. Хотелось поцеловать их, но…

Что-то мешало ей.

Может, то, что Авдей теперь — чужой муж? Или чувство вины? Или разбудить его боялась? Истощённому организму отдых был просто необходим.

— Не понятно, почему он в таком состоянии? — шептала она ящерке, примостившейся на плече. — Турчанинов о работниках радеет. На руках, конечно, не носит — условия в горе скотские, что говорить? Но кормёжкой обеспечивает лучше, чем в среднем крестьянском доме питаются. И за здоровьем следить велит. Лекарь у них даже имеется. Бездарный и пофигист — Варвара и то лучше с внутренними хворями справляется. Но такое измождение проглядеть…

— Воды… во рту сушит, — подал голос Авдей.

Алёнка схватила кружку со столика, на котором была приготовлена еда и склонилась над мужчиной:

— Чай не напился, когда в забое тонул? Выпей отвара, в голове прояснится.

— Алёнка… Какая ты стала… — приподнялся он на локтях и припал губами к отвару.

— Какая? Человеческий облик потеряла?.. Больше не нравлюсь?.. A-а, ты про царапины… Так они заживут через час, я же — нечисть. Что каменной сделается? — сказала так и пожалела.

В конце концов, не в том он сейчас состоянии, чтоб отношения с ней выяснять.

— Спать будешь или поешь?

— Алёна… Поглядеть на тебя хочу. Напоследок полюбоваться. И умереть уж спокойно.

— Ты прав, напоследок… Вот только не блазнится тебе. И ты не умрёшь. Во всяком случае, не сейчас. Если кушать будешь вволю и отдыхать, скоро станешь, как новенький, — она невольно поморщилась.

— Что с тобой?

— Шум в голове… ты очнулся, и стало сложнее… Оно и раньше было, будто я в квартире, где одновременно видео с поездами крутят, и стиральная машина скомканное одеяло отжимает и ходуном ходит. А теперь будто громкости ещё прибавили, и стучит быстрее…

— Алёна… ты о чём это?

— Вот и я говорю, не пара ты мне… Даже про стиральную машину ничего не знаешь…

— Это из-за меня тебе плохо? Малаша говорила что-то такое, да я — дурак, с её слов не понял… — Авдей поднялся с Алатыря и, кажется, начал осматриваться вокруг в поисках выхода.

— Я просто слышу твоё сердце громко-громко. Но ты не переживай, я стерплю. К этому просто привыкнуть надо. И не отвлекаться… Теперь понимаю, как тяжело было Айне со мной…

— Айна? Кто это? — Авдей покачнулся.

Алёнка в секунду оказалась рядом, подхватила под руку и усадила в каменное кресло перед столом со снедью.

— Я всё тебе расскажу, ты только поешь и поспи, пожалуйста… Совсем тебя в забое голодом заморили…

— Я сам от пайка отказался… Не хотел остаток жизни в забое. И без тебя.

Алёнка на это только вздохнула и попыталась перевести разговор на что-то более жизнеутверждающее:

— А мы потом с тобой к Хрустальному водопаду сходим. Дело там у меня одно имеется.

«Айну похоронить… Очень жизнеутверждающе».

Авдей уселся и продолжил осматриваться:

— Темно тут… Вроде огоньков от лучины много, а все тусклые какие-то, углов не видно…

— А ты выпей вот этого, — Алёнка кувшин с отваром по рецепту Хозяек к нему пододвинула. — Когда снова проснёшься, будешь видеть также, как я.

Дорогой к водопаду Алёнка показывала Авдею свои богатства подземные и рассказывала о том, что случилось с ней за эти четыре года.

Утомить не боялась — после трапезы Авдей проспал ещё около суток. Потом Алёнка снова его накормила, отправила в баню, дала чистую мужскую одежду. И теперь вот вела по галерее пещер с драгоценными минералами.

Как и в прошлой её прогулке с Айной, стая светляков из леса сопровождала их весь путь. И хотя в этом не было особой необходимости — Авдей больше не жаловался на темноту — всё же со светляками пещеры выглядели как-то уютнее.

Когда её долгий рассказ подошёл к концу, она уже сидела на хрустальном берегу, свесив ноги с двухметрового обрыва над подземной рекой и, открыв большую малахитовую шкатулку, выкидывала тело Айны в клубящиеся ледяные потоки.

Авдей молчал.

Может, на водопад красоты неземной любовался. А может, на Алёнку. Смотрел и не узнавал. Его любимая стала совсем холодной. Даже за руку себя взять в пути не позволила. А камень, на который вскарабкаться не сумела, раскрошила в щебень и прошла по нему, как царица, не замечая хруста под подошвами кожаных сапог. И на богатства свои смотрела как-то равнодушно. Будто всю жизнь была Хозяйкой подземных каменных палат.

Когда шкатулка опустела, Апёнка, к изумлению Авдея, сжала её слабыми женскими руками, и камень поддался, заскрипел и уменьшился до двух пядей. Она встала на ноги и начала внимательно осматривать хрустальную толщу. Не удовлетворённая результатом, Алёнка коротко сказала Авдею:

— Идём.

На обратном пути она всё больше молчала, задумчиво откалывала от стен пещеры самые драгоценные камни — Авдей узнавал и изумруды, и аметисты, и сапфиры с рубинами. А когда спросил её, зачем она их в шкатулку кладёт, Алёнка ответила:

— Подарок вам с Танюшкой собираю. Этого хватит, чтобы Фрола с прочим начальством купить и зажить богато. Хотя, людишки, как я убедилась, до дармовых драгоценностей шибко охочие. Отобрать могут. Так ты уж смотри, Авдеюшка, про богатства свои громко не хвастайся…

— Алён, да ты чего?

— Как чего? На свадьбу вашу я опоздала, уж простите. Так хоть подарком ценным откуплюсь. Татьяне понравится. Могла бы и шкатулку ей отдать ту самую, с украшениями. У меня же второй комплект имеется. Да штучки эти уже примелькались у вас, как бы беды не вышло…

— Алёна!

— Не ори тут у меня, — осадила его Хозяйка и к дыханию гор прислушалась.

Отколов последнюю друзу с лазуритами, она захлопнула шкатулку. А через полминуты из-за поворота открылся каменный лес…

— Вот теперь говори всё, что хочешь. Здесь стволы звуки дробят — акустика не такая разрушительная. Можно и поорать вволю.

— А я и поору, — рассердился Авдей. — Не женат я на Таньке!

— В смысле?.. Мне ж, Малаша сказала.

— Малаша не знала… Екатеринбург мы и правда вместе ездили. Всем сказали, что поженились. А на деле в церковь зашли, свечи заупокой родных и знакомых поставили и вышли. Мы с ней так и договаривались. И вместе жили в Михеевом доме для отвода глаз.

— Но зачем?

— Я тебя ждал! Знал, что рано или поздно, ты объявишься… А у Танюшки беда приключилась.

— Малаша рассказывала, как ты её от насильников спас.

— Вот её спас, а себе недругов нажил. Да ещё и Татьяна… Шибко люб я ей был. И она чаяла, что если будем в одном доме колготиться, у нас сложится. Она старательная оказалась, хозяйство вела, как умела. Я ей в деньгах не отказывал, всё что хотела, покупал. А на неё не смотрел даже.

— Боялся, что соблазнит?

— Работой завалили, не до того было.

— Ага… Сказывала мне Малаша, как ты работал… На дне бутылки каменный цветок искал…

— Алёна, ты что такое… — Авдей растерялся. — Да не пил я. А что слухи такие ходили… Так то, бабьи выдумки. Сама знаешь, как сплетни рождаются.

Алёнка присмотрелась к организму Авдея. Следы истощения ещё угадывались, но трёхлетнее пьянство… желудок, печень, сосуды… вот не видела она существенных изменений.

Они дошли до поляны внутри каменной рощи, и Хозяйка уселась в толстый слой опавшей листвы. Авдей сел напротив неё.

— Оно-то, правда, когда год минул с твоей пропажи, я на гуляния пошёл. Зря, конечно, а тогда… Думал, может, появишься на Купалу… До самой полночи тебя не было, зато девки одолели. Почитай каждая вторая подошла и напомнила, что невесты моей больше нет, может она заменит беглянку? В Полевском-то слухи ходили, что от барской немилости ты в бега подалась… Тогда я и вправду напился. Домой под утро пришёл. И вся деревня меня видела. Потом три года почитай на гулянки носу не казал, в праздники сидел дома, работал. Но и то правда — работа стала не в радость. Когда невмоготу было, уходил окольными тропами то на горку Змеиную, то на вершину Думной горы. Искал тебя, звал, и… Полоза тоже — всё бестолку. По срокам и впрямь стал запаздывать. Начальству это не по нраву пришлось.

— Полоза я и сама давно уж не чую… А недавнюю поделку почему испортил?

— Дак не портил я. Пришёл утром в свою мастерскую, а вазу будто молотом ударили. Пока думал, как исправить, откуда кусок малахита похожий достать, начальство не в срок набежало. А я, как на грех, после именин Демидового дядьки и впрямь с перегаром был.

— Именины дядьки? — Алёнка искренне удивилась, именины в деревне за праздники не считали.

— Демид позвал, попросил помочь в случае чего. Дядька у него — бобыль. Посиделки у Демида с Малашей в избе затеял. А он, как выпьет, буяном становится. У Малаши дети малые. Вот и пошёл. И сам не заметил, как надрался.

— А Демид?

— Демид, на диво, с утра, как огурчик…

— Вот шельмец, — криво усмехнулась Алёнка, складывая одно с другим.

— Ты думаешь… Но зачем ему?..

— Затем, что давно он тебе завидует. Ты ж — первый мастер на всю округу, а он… Ему тоже признания хочется, — Алёнка горько усмехнулась. — И Малаша хороша, помогла эти сплетни по Полевскому разнести.

— Ты не думай про неё плохо. Не со зла она…

— Верю, что не со зла… А после острога ты, значит, снова не справился?

— В остроге-то понял я, что одна мне дорога — в рудник. Или сам попаду, или помогут. Так что с умыслом поделку со сколами сделал. Про себя так и решил: жива ты там или сгинула, а в горе всё одно, к тебе ближе…

Лес вздохнул или это Хозяйка вздохнула?..

— Ну, ничего, теперь у тебя всё наладится, — натянула Алёнка улыбку. — Выберешься, продашь камушки… В Полевском-то наверняка думают, что ты в забое утонул… Так что можешь туда и не возвращаться. Сейчас лето, если поторопишься, да в пути осторожен будешь, до осени к вольным казакам доберешься. А там… Мастера они, знаешь ли, всем нужны.

— Никуда я сбегать не собираюсь, — неожиданно твёрдо произнес Авдей. — Алёна, надо вытащить тебя сначала. О себе я потом позабочусь.

— Обо мне не думай.

— Как не думать? Жить и знать, что самый родной человек под горой на куски распадается?!

— А какая альтернатива?

— Что?

— Извини. Когда волнуюсь, забываю, что ты до моего уровня образования не дотягиваешь, — намеренно уколола она честолюбивого мужчину.

— Прекрати, я знаю, зачем ты это делаешь… Я всё равно тебя люблю, — Авдей кинулся к Алёнке, схватил за узкие холодные плечи и посмотрел в расширившиеся нечеловечески-зелёные глаза. — Всё равно… Я знаю, что ты — не каменная. — Требовательные губы впились в её холодный рот поцелуем.

В голове Алёнки зашумело так, будто то самое видео с поездам включили на полную громкость. Потерявшись на мгновение в пространстве она, очнулась, лёжа на листьях, когда Авдей целовал её и пытался разорвать на груди малахитовое платье. И она могла силой мысли укрепить ткань, и откинуть дерзкого человечишку на ближайший куст с колючками. Но не стала этого делать. Она практически не чувствовала его поцелуев на шее, но помнила, какие они жаркие и как плавили её человеческое тело редкими ночами в зимовье… И истончила свой покров — ничего этому платью не сделается, хоть жги его, хоть режь на лоскуты — от очередного рывка ткань легко разорвалась с хрустом, обнажая белые плечи. И Алёнка, улыбаясь, отдалась воле рук и губ своего любимого, звук сердца которого, да и её собственного раздавались в голове ударами гигантских молотов…

Платье медленно срасталось на ней, в отличие от рубашки Авдея. Когда она разорвала её? Алёнка не помнила… Она вообще ни о чём не думала, отвечая в слепую на его поцелуи и ласки… И эти синяки на его руках и торсе, от неё же — с Алатыря после восстановления Авдей поднялся с чистой кожей и практически полностью здоровый.

— Тебе пора уходить…

— Алёна, надо что-то придумать.

— Да что тут думать?

— Надо найти тебе замену. При переносе Хозяйки, как я понял, произойдёт мощный выброс энергии. И если её направить, нужным образом, у тебя должно получиться попасть в твоё родное пространство…

— Быстро схватываешь… Должно… Значит, понял ты, что именно я исследовала в памяти Хозяек? — Алёнка даже улыбнулась. — Но где ж я женщину найду, в роду которой сильные мира сего отметились?

— Варвара поможет. Она — целительница, ей поверят. Она сможет крови по нескольку капель в склянки собрать, а я тебе принесу, и проверим… Мы найдём подходящую девушку. Времени у нас меньше месяца, но мы успеем! Если надо, в соседние посёлки отправимся, весь Екатеринбург прошерстим! С такими-то деньгами, — Авдей покосился на шкатулку, полную самоцветов, — нам многое по силам…

— Одного состава крови недостаточно. Без её согласия ничего не получится. А как его получить? Алатырю нужна женщина, у которой сердце от любви трепещет пойманной бабочкой. Такое человеческой энергией прямо-таки сочится. И только такое сможет снова отогреть Алатырь-камень и сам алтарь, с моего позволения, её признает… Но даже если найдём мы такую, выполним все условия… Авдей… Я — не Айна. Не фанатик идеи, которому в течение пяти сотен лет мозги промывали. И я не смогу живого любящего человека обречь на участь Горных богатств Хозяйки…

Загрузка...