Город моей мечты (СИ)

Глава 6. Вячеслав и его наследство

Весь следующий день до самого вечера я о нем вспоминала. Старалась гнать эти волнительные мысли прочь, но не могла не думать о странном таксисте. Почему-то хотелось с ним поговорить по душам, просто по человечески узнать, кто он такой, как в городе оказался, насовсем переехал или снимает жилье, каково ему тут приходится. А, может, он женат и дети есть? Чего ко мне лез тогда, развлечений захотелось? Пусть не надеется!

От столь противоречивых дум даже голова разболелась. Но встреча наша поздняя не сложилась. Я сдала ключи немного раньше вчерашнего, примчалась на остановку как угорелая и… села в первую остановившуюся «маршрутку». Не ждать же ту самую, с водителем, родом из Каменки.

Без происшествий добралась я до дома и все места себе найти не могла от какой-то глупой досады. Вертела в руках бумажку с номером Рублева, телефон его выучила наизусть, а так и не решилась позвонить. Зачем? Вот, правда, зачем?

На следующий день приехала Аня. И я не словом не обмолвилась о своем нечаянном знакомстве. Анютка угощала меня домашним салом, кормила холодцом, козье молоко навеливала, но я от молока отказалась — непривычна к таковскому. А вот перед золотистыми шанежками не устояла, зато потом опять корила себя, вся моя диета пропала.

Через несколько дней потихоньку стала «водителя Славу» забывать, сессия на носу, да еще такая сложная, целых пять предметов, надо готовиться всерьез. Учила с утра до ночи, ездила пару раз на консультации в корпус. С надеждой заглядывалась на подъезжающие «маршрутки», на водительском сидении располагались незнакомые хмурые мужики.

Уж не померещился ли мне деревенский Рублев, так нет же, «визитка» его самодельная сохранилась, до сих пор наизусть помню номер. А вот набрать заветные циферки не решусь. Теперь и вовсе это будет не хорошо.

А еще не хорошо, что я ужасно боялась Аллу Адамовну Грачевскую. Строгая женщина. И первый экзамен у меня как раз ее философия. Уж я учила это предмет, учила, но порой приходила к знаменитому Сократовскому выводу: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Так ведь Алла Адамовна не зачтет мне такой ответ. Пожаловалась я тете Маше, и та немного успокоила, подсказав одно «верное средство»:

— Ты утром встряхни одежду, в которой собираешься на экзамен пойти, и скажи такие слова: «Кто за Господом шел, его учениками стали. Я иду за Господом, пошли мне, Боже, удачу в учении». Три раза это нужно повторить. И когда будешь порог школы переступать, нужно прошептать про себя: «Истина в том, что за этим порогом моя сила». Вот так! И все будет легко. Только учить-то все же не забывай. Совсем-то пустой голове трудно помочь даже наговорами.

Не знаю, действительно ли мне пригодились советы Вологодской или просто попался удачный билет. Но я одна из немногих в нашей группе получила по философии «отлично». А дальше уже проще пошло, историю я всегда любила и понимала. Следующие три предмета сдала спокойно. Последним экзаменом была «психология», вот здесь мне опять поволноваться пришлось, зато потом долго радовалась отметке «хорошо». Сессия закрыта, можно расслабиться чуть-чуть и даже на несколько дней снова съездить домой с чувством выполненного долга.

Этот конец января в Совиново запомнился мне красными закатами и большой белой луной, заплутавшей в ветвях огромного соседского тополя. Я заболела, кажется, гриппом, лежала в постели с температурой, не могла согреться под двумя одеялами и к возвращению в город похудела так, что тетя Маша ахнула, покачивая головой, а на лице Ани высветилось явное одобрение. Однако, новости меня ожидали весьма интересные:

— Тебя тут парень один искал. Славой зовут. Из вашей деревни, что ли?

— Ннет… Просто так знакомый.

— Ты мне такие штучки брось! Это ж надо додуматься — связаться с таксистом из «тьмутаракани»! Тань, ты в своем уме? Надо тебе найти нормального парня, городского.

— Аня, давай, я сама разберусь, кого мне найти.

— Да что в нем хорошего-то? Видела я твоего Славу — блеклый весь, шапчонка какая-то дрянная, куртка задрипанная… Ни роста, ни фигуры!

Меня пошатывало от слабости, я, видимо, еще не оправилась после болезни, да и сумку пришлось большую с остановки тащить — мне бабушка мяса положила, капусты квашеной, по баночке варенья и меда. Сил спорить совершенно не оставалось.

— Аня, лучше не лезь, я разберусь сама.

Зашла в нашу комнату наверху, ничком упала на диванчик и долго лежала, не отвечая ни на чьи расспросы. Почему-то было так плохо, плакать хотелось, а слезы не шли. За Славку этого было обидно, вот зачем приезжал, к чему узнавал про меня, что ему надо, навязался тоже — таксист!

Мы встретились через два дня в его «маршрутке». Утром оказалось свободно одно место спереди, рядом с водителем, и мне некогда было раздумывать. Глядя на дорогу, Слава начал разговор первым:

— Как домой съездила?

— Нормально, только заболела немного. Сейчас лучше.

Он посмотрел на меня пристально, но быстро отвел глаза на лобовое стекло:

— Что не позвонила-то? Я ведь ждал.

— Постеснялась.

Если я не знаю, как лучше ответить, всегда честно говорю то, что думаю.

— А я приезжал к бабуле твоей.

— Мне сказали. Только она не моя бабуля. Лучше ее Мария Васильевна звать. Или тетя Маша…

Повисло молчание. И мне вдруг показалось, что вот сейчас я выйду возле факультета, а Слава поедет дальше, и мы никогда не заговорим снова. Повода нет. И эта мысль отчего-то сделалась просто не выносима, возникло ощущение, что мне нужно непременно еще слышать его, видеть его взгляд, обращенный в мою сторону.

Зря Аня сказала, что он «блеклый», просто волосы светлые, будто выгорели на солнце и глаза, вроде бы, голубые, как у меня. Слава даже вполне симпатичный, и не старый совсем, хотя, явно не мой ровесник. С возрастом я никогда не угадываю, всегда прибавляю годы. А вот другим кажусь моложе своих лет.

— Как у тебя дела?

Голос мой звучит немного скованно, сама его не узнаю, неужели осмелилась все же спросить. Только Слава не ответил, а задал свой вопрос:

— Ты завтра что делаешь после учебы? У меня выходной, я бы заехал за тобой. Я вообще скоро с маршрута уйду, другую работу нашел. Мне надо больше свободного времени, дело у меня одно, надо оформлять документы по наследству. Отцова мать померла, дом остался, старый совсем, но стоит в центре среди новостроек, понимаешь?

Я не сразу поняла, что такого особенного в его доме, а Слава продолжал:

— Снести хотят, там же земля «золотая», еще можно «свечку» воткнуть, хоть в двадцать этажей, все коммуникации есть. Мешает им бабкин домишко, а я — единственный владелец теперь, им придется мне квартиру выделить. Вот и бегаю по адвокатам, столько денег уже угрохал, слава Богу, вроде сдвинулось малехо. А раньше застройщик даже разговаривать не хотел, представляешь? Уже два суда прошло, но решилось все в мою пользу. Немного осталось ждать.

И вот зачем он мне все это сейчас рассказывает? По сути же я для него — незнакомый человек, что же он сразу в откровенности-то пустился. Прямо вся душа на распашку… Я хоть и в селе выросла, но с чужими людьми стараюсь держаться настороже. Мало ли у кого что в голове. Могут и посочувствовать деланно, а про себя посмеются. Был у меня такой случай в первый год учебы, да, кажется, не один.

— Тань, во сколько завтра заехать-то к тебе?

— Я в три точно дома буду.

— Это хорошо! Меня уже тетенька твоя знает, еще покажусь, отпрошу тебя погулять.

Я плохо слушала лекции в этот день, на последней «паре» даже не стала ничего записывать, просто не смогла сосредоточиться. Один парень из нашей группы не удержался от замечания, прислал мне записку: «Таня сегодня задумчивая. Наверно, в меня влюбилась». Еще пару дней назад я бы, конечно, покраснела от столь пристального внимания к своей скромной персоне, но не сегодня.

Ночью тоже плохо спала, все ворочалась, а в голове одна только мысль: «Завтра у меня свидание!» Аня с Васей остались на городской квартире, я была одна в комнате. Уже за полночь поднялась с диванчика и села к окну. Луна стояла прямо над нашим домом, будто нарочно заглядывая в мои «покои», где-то у соседей выла собака, и сами собой вдруг сложились у меня рифмованные строчки:

Луна скатилась на подоконник,

Пес хриплым воем пророчит метель,

Ближе кладу потрепанный сонник,

Ежась от страха, крещу постель.

В доме жарко, а пол изо льда,

Свечка плачет слезами сальными,

На небе не удержалась звезда,

Упала она за лесами дальними.

Вот еще новости, никогда прежде не сочиняла стихов, а тут с чего-то решила их еще и оставить на память. Достала из тумбочки потрепанную толстую тетрадку, куда еще со школы записывала всякую всячину — от интересных книжных фраз, до собственных «афоризмов», аккуратно занесла и свою нынешнюю придумку. А потом не удержалась, заглянула на заднюю корочку…

Там приклеена Славина «визитка». Уж не знаю зачем, телефон ведь и так помню наизусть. Но пусть будет. Первая моя почти настоящая визитная карточка — «Вячеслав Рублев».

Он заехал за мной на какой-то странной машине, точно не иномарка, но и наших таких я не встречала, кажется.

— Слава, а какая это марка?

— Эге, да ты что, «Волгу» не узнаешь? Это ж «русский мерседес», модель для советской элиты.

— Ясно все с вами…

— От отца наследство, поезжу маленько еще и тоже продам. Я сам двигатель перебрал, кстати, и много чего поменял, привык уже как к родной за полгода. У меня раньше-то «Хонда» была подержаная, а пришлось продать, когда с адвокатами связался, столько возни, но вроде оно того стоило.

— А родители твои где? Отец-то жив?

Видно, что ответ Славе дался не просто:

— Помер он прошлой зимой. А я даже слезу не пролил, представляешь? Не могу ему маму простить за все, что он с ней сделал. И меня бросил на бабушку, когда сам новую семью завел. Под старость только опомнился, у него же две девчонки, а я вроде, как единственный сынок, хоть и не любимый.

Мать свою — старуху уговорил городской дом переписать на меня, машину вот от него получил по завещанию. Грехи, видно, хотел замолить, только я не сильно-то с ним общался перед кончиной, но отказываться от добра тоже не стал, мне-то надо о себе думать.

Про маму Славину я спрашивать уже не стала, видела, что тяжело ему говорить о ней. Только позже все-таки узнала ее грустную историю — она работала товароведом на крупном складе, а начальство проворовалось. Директор попросил ее взять всю вину на себя, мол «у тебя маленький ребенок, сильно не осудят, повинись». Обещали потом помочь, а может, просто запугали.

Отец Славы работал водителем в этой организации, не смог жену отстоять, подсказать правильное решенье. Женщине дали приличный срок заключения, а вернулась она оттуда хоть и раньше, чем должна была, но уже сломленным человеком. Вскоре ее не стало, а Славика вырастила бабушка, так как отец потерял к нему интерес, увлекаясь новыми романами.

И вот теперь Вячеслав Рублев один на целом свете и светит ему квартира в городе взамен старого бабкиного домишки. И зачем-то этот Рублев теперь катает меня на древней синей «Волге» по заснеженным улицам Зареки, потом увозит в центр и смущенно предлагает зайти в заведение с огромной вывеской «Советская столовая».

— Слава, я есть не хочу!

— Зато я хочу очень, я голодный с самого утра. Ты не думай, что это забегаловка какая-то, здесь кормят получше, чем в ресторане напротив, я там бывал разок у другана одного на свадьбе. А что вывеска такая чудная, так это реклама, мол, все как раньше, у них даже флаги с серпом и молотом в зале висят и пионерские горны для антуражу.

— Да уж…

— А порции, знаешь, какие большие? И всегда все горячее, свежее, сюда с бизнес-центра «офисные» обедать ходят, место намоленное. Тут блинчики делают, как при Первом Петре.

— Ага! Ты и те пробовал? У тебя «Волга» не машина времени случайно?

— Не-а! Но я представить могу, у меня знаешь какая фантазия. Я в мечтах уже сына своего второго в школу веду. А у тебя какие планы на жизнь? Вот скажи!

Я задумалась. А тем временем мы прошли в чистенький, светлый зал, сели за свободный столик в самом дальнем углу и пока ожидали заказ, продолжили беседу.

— Я, Слава, ничего особенного не планирую. Все как у всех, как правильно должно быть. Через полтора года закончу учебу, найду работу в городе, жилье буду снимать, может, тетя Маша еще не выгонит — поживу у нее.

— А замуж когда? А детей хочешь? — допытывался Рублев, строго глядя мне в глаза.

Эти вопросы застали меня врасплох. Как-то уж очень напрямик, слишком откровенно, разве можно вот так сразу личные вопросы задавать.

— Когда встречу хорошего человека, тогда и пойму…

— А пока, значит, никого не встретила?

— Пока нет.

— Ну, ведь встречалась же с кем-то?

— А если нет, и что?

Он тоже вдруг призадумался, уткнувшись взглядом в скатерть перед собой.

— У тебя, разве, ни с кем ничего не было?

Тут меня прямо зло взяло, обязательно ему это все выспрашивать:

— Не было, ну и что? Мне сначала бы с учебой разобраться, профессию получить.

— Так одно другому не мешает. Или ты привередливая просто? Запросы высокие?

«Хоть стой, хоть падай, да какие у меня запросы, просто не нравлюсь никому, вот и все объяснение». В груди будто тесно стало, как-то даже сердце заныло, а в горле комок…

— Слава, что тебе надо от меня, только честно скажи!

Нам принесли поднос, составили на стол тарелки с борщом и куриным рулетом. Все это изобилие Рублев сам выбирал, хотя я отчаянно заверяла, что совершенно не голодна. Когда официантка отошла, Слава чуть наклонился ко мне и шепотом пробормотал:

— Влюбился я в тебя, понимаешь, еще тогда, когда вез в пустой машине до твоего колдовского дома. Ты меня, наверно, приворожила, это как пить дай. Жить без тебя не могу.

Высказал мне все это и, как ни в чем не бывало, начал хлебать борщ. Кажется, и правда, очень голодный был. Уплетал за обе щеки, а потом занялся рулетом. Я же только шевелила ложкой в тарелке и кусочка хлеба не могла проглотить, все пыталась понять — это он сейчас в шутку сказал или все всерьез.

— Слава… я тебя не привораживала. Я такого даже не знаю и знать не хочу.

— А мне не важно. Все равно жить не могу.

— Шутишь, да? Издеваешься?

— Почему это вдруг? Тань, я человек-то серьезный и уже не очень молодой. Мне осенью тридцать три будет, пора уже что-то понимать в жизни. Я тебя давненько приметил, даже в будние дни ждал, когда сядешь ко мне в «маршрутку». Ты особенная, не похожа на других совсем. На остановке стоишь, как будто не из этого мира. Все вокруг обычные люди, а ты другая. Необыкновенная. Я давно познакомиться хотел, да как к тебе подойти. Вы же — студентки «универовские» от таксистов шарахаетесь, мы для вас низший сорт. И с чем к тебе подкатить?

Я ведь нет первый год в городе, кое-чего уже понял. Девушкам нравятся парни с крутыми «тачками» и желательно с квартирой уже. Чтобы сразу на все готовое, и чтобы на руках носил и подарки дарил, а она будет куклой в бантиках. Я этого досыта нахлебался, понял, что ради такой «куклы» жилы рвать не могу. Силенок не хватит. Мне ровня нужна. Чтобы меня хоть немного ценила и принимала таким, какой есть. А вот не банкир! Не бизнесмен, не спортсмен! Я по жизни — водитель, машины знаю и люблю. Без работы не останусь никогда, на хлеб с маслом хватит. И жену прокормить смогу и детей. Только, чтобы на меня не смотрели свысока, нос не задирали оттого, что жена в чистом ходит и книжки читает умные, а я в бензине пришел, с дырявыми от сварки штанами.

Почему-то Славины откровения меня поразили. Прямота его и какая-то горечь в каждом слове, обида на весь женский род. Будто и я тоже в чем-то виновата перед ним, вот же глупости какие. Сейчас расплачусь и пожалею, может, он на это и рассчитывает? Притворяется?

Слава доел свой рулет, вздохнул, отвернувшись к окну, и я, переведя взгляд в этом же направлении, убедилась, что началась метель.

— Да ты ешь, Тань, вкусно же все. Не хотел тебя грузить, что-то навалилось в последнее время. Там заморочки, здесь пустые хлопоты. К гадалке твоей сходить, что ли? Может, посоветует, как на одну хорошую девушку впечатление произвести. Напугал тебя, да? Расчувствовался… Эх, вечная моя беда, не могу в себе держать и таиться, все скажу напрямик. Мне и бабушка говорила, «хитрее надо быть, Славик», а я не научился еще. И уж поздно теперь-то учиться.

Какая тут еда, я сидела и смотрела на него молча, едва сдерживая слезы. У нас ведь, оказывается, столько общего. Обоих, по сути, вырастили бабушки, оба неприкаянные такие, не можем места себе найти, гоняет нас по жизни как сухие листы, к какому бы берегу прибиться, где найти дело по себе, друга по душе, любовь по сердцу.

— Тань, а хочешь, я тебе свой дом покажу? Ну, тот, что под снос готовят. Тут же рядом совсем, на Челюскинцев, сорок пять. Пойдешь?

— Пойду. Только поздно, может, лучше завтра увидимся.

— Завтра я работаю опять до ночи. Еще две недели на маршруте осталось и расчет. А там меня уже ждут на заводской развозке. Приятель один помог устроиться на «Сибмаш», должно получиться, предприятие солидное, оклад обещали хороший. Но завтра у меня никак, понимаешь? Давай сейчас забежим ненадолго, просто хочу, чтобы ты увидела наследство мое. У него лестница вместо крыльца и кладовка и сени, все по старинке. Сейчас даже в деревнях такие дома не встретишь. Музей бы, конечно, вышел отличный, да есть уже в городе похожие. Солить их теперь, что ли…

Мы все-таки зашли в его дом на Челюскинцев. Он, и правда, стоял в окружении высоченных новостроек — отеля и «Делового центра». Рядом было развернуто строительство жилой многоэтажки.

Я с замиранием сердца поднялась за Славой по старым черным ступеням, зашла в горницу и сразу уловила этот знакомый тревожный запах брошенного жилья, забытых вещей, ветоши и гнили.

— Я тут пробовал прибираться немного, — извинялся мой спутник, — вот, электричество наладил недавно, они же хотели мне все отрезать, мол, никто не живет. А я взял, да и прописался тут, дом в Каменке продал, и теперь другого жилья у меня нет. Только поэтому и обещают квартиру.

— Так ты здесь и живешь теперь? — ужаснулась я.

— Не, я пансионат снимаю на Ямской. Там во дворе и ставлю машину, здесь-то подожгут еще или шины проколют. Знаешь, как я ругался с этими застройщиками, как они меня гнали отсюда. Не хотелось им мне жилье выделять, а вот суд обязал. В первые же выходные поедем с агентом варианты смотреть. Взять тебя с собой?

— Я-то при чем? Слава, ты что опять чудишь?

— Так я хочу тебе показать, что я не совсем уж нищий, угол свой будет у меня, по-крайней мере. Ну, совсем не интересно тебе?

— Да ты торопишься что-то, я даже понять не могу, что ты за человек.

— Я простой человек, Тань, все на виду.

Он стоял передо мной, разведя руками, а мне вдруг захотелось его обнять. Подойти близко совсем и погладить по голове, как маленького. Славка, кстати, не очень-то выше меня. То есть, выше, конечно, но не намного. И худощавый, но это, может быть от всех передряг, и еще потому что никто за ним не следит, не кормит как следует. Вот и свитер надо бы постирать и ворот у рубашки желтый. И сам Славка какой-то растрепанный, волосы торчат, подстричь бы его.

Я вдруг поняла, что смотрю на него сейчас как-то совсем по-матерински и мне его жалко до слез, и хочется сразу о нем заботиться, будто это я старше его и больше знаю про жизнь и людей. А он просто мальчишка, который только выучился на машине ездить, ничего сложного. Да за ним еще приглядывать надо, наставлять, а все его бросили, вот он и мыкается по свету один, взрослого строит из себя.

Не умея совладать с нахлынувшим на меня чувством, я шагнула вперед, и правда, обняла его обеими руками за плечи. А Слава будто замер на мгновение от неожиданности, а потом тоже обхватил меня и тихонько прижал к себе. В щеку поцеловал, добрался до губ, а я голову опустила, пришлось ему целовать и в лоб. Шепчет еще в самое ухо:

— Тань, а может, нам с тобой расписаться уже, ты как думаешь?

— Ты совсем дурной, ты же меня не знаешь!

— Знаю. Кажется, всегда знал и ждал. И вот, наконец-то, встретил.

Как-то это все сказочно получалось, невероятно просто и легко. И ничего страшного в этих поцелуях, зря я раньше боялась. Мне понравилось сразу же, а потом мы сели на какую-то древнюю, скрипучую кровать, и я тут же опомнилась от визга пружин. Попыталась отодвинуться от Славы, мягко отвела его руки и поднялась.

— Таня, ну ты что, я опять тороплюсь, да?

— Оба торопимся, не кажется тебе?

— Нет. Но я тебе буду верить.

— Тогда отвези домой.

У ворот Вологодских мы снова целовались и нас заметал снег, таял на носу и щеках, отчего губы становились мокрые и холодные.

— Беги уже домой, а то вовсе замерзнешь, курочка.

— Какая я курочка тебе, вот чего ты придумываешь опять!

— Ну, котенка тогда.

Я уже в голос расхохоталась. Это что еще за выражение — «котенка», еще бы сказал «котиха». Слава тоже смеялся, а я стряхивала снежинки с его колючей щеки и была самая счастливая на свете.

— Таня, пойдем в воскресенье в цирк.

— Ты что, маленький? Может, тогда уж в Кукольный театр?

— Ну, куда ты сама хочешь. Хочешь, в кино?

— Нет.

— А куда мне тебя позвать? Сама придумай культурную программу.

Вот же задал задачу, откуда же я знаю, просто хочу с ним по городу гулять, держаться за руки и смотреть на дома и магазины. Мечтать о лете…

— Тань, а поехали на Верхний Бор, там горячий источник. Была когда-нибудь?

— Нет, я нигде не была кроме Зареки, Филармонии и Драмтеатра. А-а, еще с девчонками ездили в ночной клуб «Бегемот», но мне там не понравилось, потом вся одежда пахнет сигаретами.

— Хорошо, что не куришь, сейчас многие девушки это дело любят, а мне не нравится.

— А у тебя, кажется, вовсе дурных привычек нет? Или скрываешь?

Улыбается во весь рот, крепче меня стискивает, пытается оторвать от земли:

— Я во всех смыслах положительный мужчина. Ты потом сама поймешь, что я настоящее сокровище.

— Скромности тебе точно не занимать.

— Не похвалишь, не продашь, слышала такую поговорку?

— Теперь слышала, а ты не продешевишь, сокровище мое ненаглядное?

Серьезным стал, даже отодвинулся от меня, держа на вытянутых руках мои плечи:

— Жениться-то когда будем?

— А давай чуть больше годика обождем, вот я диплом получу…

— Тань, я ведь серьезно спрашиваю.

— Мне ведь тоже не до шуток. Или тебе все бегом-бегом надо, скорей-скорей. Так не по адресу, это не ко мне.

Руки медленно опустил, смотрел уже вопросительно, морщинка на переносице собралась:

— Думаешь, я трепло, только языком чесать умею. Тань, я уже три года один, отец в друзья напрашивался, будто чуял, что недолго осталось, а я не поддался особо. Не нужна мне его запоздалая дружба, я как-то справился сам. И с девушками у меня никогда не ладилось. Что я мог девушкам предложить? Гол, как сокол, а какую попало мне тоже не хотелось брать.

Тебя встретил вот и уже вижу, что вместе у нас все получится. Ты ведь тоже такая, тебе тоже не сладко пришлось. А город этот наш, Танька, я давно это знаю. Город нас любит, оттого и помог друг друга найти. Он будто живой, у него своя душа, свои мысли, он все о нас наперед знает, и всегда будет помогать. Потому что я его чувствую и тоже люблю, как живого. Ты только мне верь так же, как я буду верить тебе, слышишь? Только так и справимся.

Он сейчас странно говорил, как будто читал текст какой-то старинной книги. И я понимала в глубине души, что Слава во многом прав. Да, во всем он прав. Надо держаться вместе и заботиться друг о друге по мере сил. Раз уж мы встретились январской морозной ночью, раз уж оба знаем особый дух брошенных домов, раз так нам было хорошо целоваться в метель.

— Беги домой, руки уже красные, как у гусенка. Спокойной ночи, девушка моей мечты.

— Спокойной ночи, мужчина… эм…

— Ну-ну, какой я мужчина? Какой?

— Болтливый не в меру!

— А я думал, найдешь, что похвалить. Эх, ты, а еще ученая!

— Завтра придумаю, чего бы хорошего про тебя сказать!

— Тогда до завтра, Снегурочка!

И напоследок так поцеловал, что… даже сказать неловко, отпускать его уже не хотелось, а хотелось скорее остаться с ним наедине, да хотя бы в его старом доме на Челюскинцев.

Поднималась потом к себе, ничего перед собой не видя, не замечая, на Анькины вопросы не реагировала, от ужина оказалась. Когда, наконец, в комнате потушили свет, лежала с открытыми глазами, уставясь в темный потолок и вспоминала, вспоминала, вспоминала… Губы горели, сухие, обветренные, трогаю их пальцами и чувствую, как сладко ноет в груди и в животе что-то будто сжимается.

Может, правда, сойти с ума и выйти за него замуж… Город, услышь меня, дай совет! А еще лучше, помоги нам удобно устроиться в твоих сильных «руках», найди нам со Славой славное местечко, и мы станем частью тебя, капелькой твоей крови, плоть от плоти твоей. Ты слышишь нас, город? Город нашей мечты…