Госпожа аптекарша или как выжить в Германии Xvii века (Людмила Вовченко) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 3.

Глава 3

Утро пахло зольным мылом, не моим, чужим — тем самым серо-зелёным, которое больше стирает совесть, чем грязь.

Ирина стояла у бочки с водой во дворе и, как нормальный химик, делала вид, что это эксперимент: температура — «ледяная», растворимость — «никакая», аромат — «на любителя». Руки ныли, но мозг наконец вошёл в рабочий режим: означает — записать.

— Frau Braun! — Ханна высунулась из двери, — Markttag. Рынок.

Слово «рынок» подействовало как кофе. Если ты попал в XVII век и хочешь держать лавку, сначала нужно увидеть, чем дышит город: кто возит соль, кто прячет сахар, кто умеет молчать про долги. Ирина затянула шнуровку (дышать теперь научилась коротко, экономно), сунула в карман чистый платок, в другую ладонь — свой брусок лимонного мыла, завернутый в ткань, и вышла на улицу.

---

Линдхайм с утра был деловой и честный.

Фахверковые стены, будто склеенные шоколадом и белой глазурью. Вывески с коваными завитками: сапожник, пивовар, свечник. На площади — гомон, запахи: свежий хлеб (плотный, как решение), дым, кислое вино, сено, квашеная капуста из бочек, корица, мед. У телеги с пряностями — перец горошком, гвоздика, длинный перец, кусочки корицы размером с палец. У травницы — связки шалфея, полыни, мелиссы, сушёные цветы бузины.

— Frisch! Frisch! — кричал мясник, подбрасывая сосиски, как жонглёр.

— Eier! Milch! — звенели девчонки у корзин.

Ирина шла медленно — нюхала город. Пряный, кислый, мокрый от росы, с золотой нотой меда. Тут же — боковым зрением — ловила нужное: соль (дорога, но без неё нет ни рассолов, ни мыловарения), зола хорошего выжига (белая, мелкая), живой уксус, медные крышки и, главное — стекло. Без стекла ты не аптекарь, а поэт.

— Стекло у Шустера, — подсказала Ханна. — Der Glaser. Стекольщик.

Шустер оказался угрюмым человеком с руками, которые помнили огонь. На полках — бутыли, пузырьки, стаканы с толстой шейкой. Ирина выбрала несколько: две маленькие колбы, одну запаянную бутыль, тонкую трубку (почти капилляр), пару пробок.

— Teuer, — буркнул он: «дорого».

— Gute Arbeit ist nie billig, — ответила Ирина сухо. Хорошая работа никогда не дешёвая.

Он фыркнул и всё-таки убавил цену. Уважение стекольщиков — валюта надёжная.

У травницы она купила лавровый лист, розмарин, шалфей, чабрец. Запахи мешались, как оркестр перед началом — ещё не музыка, но уже обещание.

— Frau Braun, — окликнул её кто-то низким, ленивым голосом. — Вы закупаетесь без меня? Я обижусь.

Ирина обернулась.

У прилавка с пряностями стоял мужчина — высокий, тёплых тонов, как хороший мёд: смуглая кожа, тёмные волосы, слишком умные глаза. На нём — длинный плащ, под ним — охотничья аккуратность. На запястье — браслет с крошечным камеолоном (в Линдхайме это называли «колониальной ухваткой»), у пояса — нож, у ботинка — прилипший к нему мир.

— Йоханн Мейер, — представился он сам, чуть склонив голову. — Торгую тем, что пахнет далеко: смолой, миррой, сандалом, ладаном, «мечтами купцов».

Улыбнулся прямо — как у человека, который уверен, что ему рады.

— А вы — вдова аптекаря. Слухи бегут быстрее меня. Говорят, у вас в лавке пахнет лимоном. Это почти преступление.

— Преступления у нас в гильдии, — ровно ответила Ирина. — А лимон — всего лишь чистота.

— В городе, где на добрую мыловарню молятся, чистота — форма ереси, — парировал он. — Позвольте угадать — вам нужна соль, зола, уксус и терпение.

— И стекло, — добавила Ирина.

— Стекло у Шустера. Терпение — у меня. Остальное — найдём.

Он наклонился к прилавку и легко, одной рукой, отмерил ей полфунта мирры — смолы цвета янтаря, которая пахла древней аптекой и церковью.

— Подарок, Frau, — сказал он негромко. — Знак знакомства. За право первым узнать, если у вас появится что-то… нездешнее.

— Нездешнее в моём доме — счёта гильдии, — отрезала Ирина. — Остальное — обсудим после проверки.

— Значит, вы играете в долгую, — Йоханн щурился, как кот на солнце. — Люблю умных женщин. Они портят город, но делают его интересным.

— И дорогим, — мимоходом добавила Ханна, вытащив из-под его локтя мешочек соли. — Не болтай, Мейер. У нас рынок, а не бал.

Он отступил, поднял ладони — мол, сдаюсь. Но в глазах осталась весёлая настойчивость: таких из города ветром не сдуешь.

---

Обратная дорога была короче: когда в руках стекло и соль, шаги становятся быстрее — как у человека, который нёсёт будущее.

В лавке Ирина первым делом расчистила самую светлую часть прилавка, протёрла его уксусом (да, пахло салатом, но чистота — не для запаха, для глаз), и разложила три «свидетельства»: брусок лимонного мыла, ровную колбу, маленькую бутылку с уксусом и лист — «Расчёт мыла». Писала густыми буква́ми, как в местной книге, но структурой XXI века:

Состав: жир (говяжий), зола (зольный щёлок), вода, лимон (1–2 капли).

Процесс: нагрев — умеренный, мешать — час, выдержка — сутки.

Назначение: руки, бельё.

Примечание: чистые руки — меньше лихорадки.

Ханна, заглянув через плечо, охнула:

— Вы это повесите?

— Да. Пусть видят, что у нас порядок. Даже если не понимают половину слов.

Потом Ирина занялась дистилляцией «на костре».

Ничего волшебного: большая глиняная «кастрюля», сверху — стеклянная миска, в центр — маленькая колба-приёмник; краёв коснулась тестом — герметик по-немецки, на крышу положила холодную тряпицу.

— Будем ловить душу розмарина, — объяснила она Ханне. — Не пугайся, это не колдовство. Это вода и терпение.

Огонь — тихий, не жадный. Пар поднимался, целовал холодное стекло, падал в колбочку первой водой. Пахло дитячим лбом — чисто, тепло, травяно.

— Heilige Maria… — выдохнула Ханна, но креститься не стала. — Красиво.

— Это всего лишь правильно построенная кухня, — улыбнулась Ирина. — У нас каждая женщина так умеет. Просто забыла.

---

Днём заглянул Фогель.

— Слух о «лимонной ереси» дошёл до монастырских, — сообщил он, положив на прилавок тонкий конверт. — У вас будет не только гильдия. Но я… — он замялся, — я не враг. Если что, я видел чистые руки и чистую логику.

— Доктор, — спокойно сказала Ирина, — некрещёные микробы не знают латинских слов. Им всё равно, кто их смоет — монахи или мыло.

Он всмотрелся в неё — внимательно, почти тепло.

— Вы опасны для моего покоя, фрау Браун. И, может быть, — полезны для города.

— Пусть город решит, — отозвалась она. — Через три дня.

Фогель кивнул на аккуратно написанный «Расчёт мыла».

— Это останется?

— Да.

— Тогда готовьтесь к спорам. Буквы иногда страшнее снадобий.

Он ушёл. Ирина, не двигаясь, слушала, как за стеной капает в приёмник её первая розмариновая вода. Кап… кап… кап… — как тихий метроном новой жизни.

---

Под вечер в лавку вошёл Йоханн Мейер — без стука, но с хлебом (подкупить Ханну — святое) и узким свёртком.

— Frau, — сказал он, — я подумал, что вам нужен друг. Не только поставщик.

Он развернул ткань: медная крышка с носиком и тонкая трубка.

— Это, — он коснулся предметов с гордостью ремесленника, — по-турецки делают — для перегонки воды и «души цветка». Klein, aber gut. Маленько, но толково.

Ирина провела пальцами по меди — рабочая вещь, ровный шов, носик в порядке.

— Сколько?

— М-м, — он сделал вид, что думает, — пусть будет половина цены, если вы подпишете вот это.

Он положил лист, на котором очень честно было написано: «Право первоочередной поставки редких товаров в лавку фрау Браун на один год». Подпись — Й. Мейер. Свидетель — пусто.

— Вы хитрый, — сказала Ирина.

— Я — живой, — поправил он. — А вы — смелая. Давайте дружить по правилам.

— Одно условие: — Ирина коснулась листа, — цена — ровная. Цена, как мера. Без «конуса».

— Вы говорите странные слова, — усмехнулся Йоханн. — Но мне они нравятся. Ровная так ровная.

Она подписала — коротко и чётко: G. Braun.

Он — тоже. И впервые за день в лавке пахнуло не розмарином, а приключением.

---

Поздно вечером Ирина спрятала договор под «Книгу долгов», откупорила маленькую колбочку «первой воды» — розмариновый гидролат — и умылась.

Кожа сказала «спасибо». Душа — тоже.

Потом она помыла руки своим лимонным мылом — вспенила, медленно, как молитву, и вытерла полотенцем, которое Ханна сушила на печи.

В голове встали три короткие строки:

Чистые руки. Ровная цена. Свидетель — нос.

Она улыбнулась в полумраке.

Завтра — проба мыла на рынке (пускай потрогают, понюхают), послезавтра — подготовка к проверке, а на третий день — спор.

Но сегодня — кап… кап… кап…, и в маленькой колбе собирается вода, которая пахнет домом.

Город засыпал.

Лавка дышала.

А у порога — как будто совсем неслышно — коснулся шаг.

Колокольчика у них ещё не было, и только нюх Ирины заметил чужой ладан на ночном воздухе.

— Приходите, — сказала она тихо тьме. — У нас для вас есть чистая правда.

И закрыла ставни — ровно, не стукая.

Утро следующего дня встретило Ирину туманом, в котором звуки были мягче и запахи — гуще. Город ещё спал, только редкие подмастерья шлёпали по булыжникам, а на башне кто-то звонил в колокол, сбивая с ветвей капли.

Она вышла во двор, вдохнула — дым от каминов, кислое тесто, лошадиный пот. Всё реальное, материальное, древнее, как сама химия.

— Ханна, где котёл?

— У кузнеца, фрау. Чинят.

— Чудесно, — Ирина закатила рукава. — Тогда займёмся тем, что не требует котла.

На стол легли холсты, пучки трав, листы с расчётами. Она вывела углём:

«Проект — новое мыло. Проба 2. Основа: свиной жир + зола (1:1), добавки — мирра, розмарин, соль.

Цель: убить запах города.»

---

К полудню в лавку заглянула Фрау Клаус, соседка-пивоварша, румяная, громогласная.

— Слышала, ты варишь своё мыло, девонька! А то у моего пса от старого шерсть выпала!

Ирина подала ей аккуратный ломтик лимонного бруска.

— Только не ешьте. Это не сыр.

Фрау Клаус засмеялась и ткнула пальцем:

— Пахнет как праздник! Сколько стоит?

— Пока ничего. Но если завтра у пса снова будет шерсть — принесите отзыв.

Женщина ушла, оставив запах пива и обещание слухов.

---

Под вечер в лавке показался мальчишка-посыльный из гильдии.

— Бумага, фрау, — протянул свёрток.

Плотная печать с гербом весов и ключей. Внутри — повестка:

Гильдия аптекарей Линдхайма уведомляет: проверка деятельности вдовы аптекаря Греты Браун назначена на следующий понедельник, девять часов утра. Обязательное присутствие.

Ирина перечитала трижды.

— Понедельник. Прекрасно. У нас есть три дня, чтобы превратить долги в порядок.

Ханна побледнела.

— Они будут спрашивать про разрешения, про рецепты…

— …и про то, умеет ли женщина считать. — Ирина усмехнулась. — Докажем, что умеет.

---

Поздно вечером снова пришёл Йоханн Мейер. Без шуток, серьёзный, пахнущий дождём и смолой.

— Вы просили соль и канифоль. Принёс. И ещё кое-что.

Он поставил на стол плоский деревянный ящик. Внутри — стеклянные ампулы с прозрачной жидкостью.

— Что это?

— Spiritus vini, чистый спирт. Из монастыря. Добыть трудно, но он нужен тем, кто понимает цену чистоты.

Ирина взяла одну ампулу, покрутила. Свет свечи разложился в радугу.

— Вы продолжаете меня удивлять, Мейер.

— Я просто люблю смотреть, как кто-то делает невозможное, — тихо ответил он. — В этом скучном мире слишком мало смельчаков.

Она почувствовала, как к щекам прилила кровь. Не от слов — от того, как он их произнёс: спокойно, без игры.

— Тогда держите дистанцию, — сухо сказала она, пряча ампулу. — Я опасное химическое соединение.

Он улыбнулся.

— Тем интереснее реакция.

---

Позже, когда лавка опустела, Ирина снова зажгла свечу. На столе лежали травы, ампулы, записки мужа, договор с Йоханном. Всё чужое, но теперь уже её.

Она писала в блокнот:

«Итог: город принял запах лимона настороженно, но не враждебно.

Появился поставщик — возможно, союзник. Проверка через три дня.

Состав будущего мыла готов.

Осталось самое трудное — научиться спать в прошлом.»

За окном ветер гнал облака. Где-то далеко пел ночной сторож.

А в маленькой лавке, среди стекла и трав, новая аптекарша Германии XVII века шаг за шагом выстраивала формулу выживания.

И если бы кто-то в ту минуту заглянул внутрь, то увидел бы, как в пламени свечи отражаются две женщины — одна из будущего, другая из прошлого, обе решительные и упрямые, и обе пахнут лимоном и розмарином.