Глава 11

Длинные мыски обуви Меланты крепились к ее подвязкам золотыми тонкими цепочками. Все это не было приспособлено для долгого хождения. Через мягкие подошвы она болезненно ощущала каждый камешек или веточку, но сейчас совсем не обращала на это никакого внимания. Она была свободна.

Ей нечего было бояться. Правда, эта мысль являлась не совсем бесспорной. Ее рыцарь как раз наоборот полагал, что здесь множество опасностей, но это было естественно для него — так думал любой охранник. Ей нравилось идти рядом с ним, сшибая юбкой длинные стебли, отбрасывая в сторону ветви, подбирая юбки, чтобы перескакивать через небольшие лужицы и ручьи. Несмотря на свои наряды, она была не более скована в движениях, чем он сам в своем тяжелом обмундировании. Она прикинула, что его доспехи, должно быть, весили никак не меньше полусотни фунтов и, конечно же, сильно мешали хотьбе.

Они мало говорили между собой. Хотя охота и создала некоторое подобие близости между ними, устранив неприятную натянутость и официальность, она была потом сильно обижена его дикими подозрениями. Подумав, она решила, что не будет подыскивать ему жену.

Его кольчуга позвякивала в такт шагам и стала привычной за многие-многие часы их молчаливого марша. Теперь, когда они вышли с заболоченных участков на более твердую землю, копыта коня стали выбивать дробь. Луга стали переходить в лесную местность. Прямые стволы берез казались тысячами соборных колонн, поднимающихся из удивительного пола, покрытого пожухлой травой.

— Когда-то это было пашней, — нарушил он молчание, указав своей рукой в тяжелой перчатке на поле, едва хранившее теперь очертания борозд. Там и сям на нем были видны молодые березы.

— Боже, — сказала тихо Меланта. — Давно покинуто?

— Да. Лет двадцать, а то и более того.

— Смерть?

— Да, моя госпожа. Никогда не было особенно оживленным местом, а затем… — Он пожал плечами. — Зачем держаться за него, когда на востоке имеются хорошие земли и нужны работники.

Она кивнула. Да, конечно. Так было везде. Многие земли пустели, когда на самых плодородных местах не хватало людей.

Ей было девять лет, когда умерла ее мать, и она осталась с братом Эдвардом и отцом. Отец очень переживал и больше не женился. И никогда больше он не смеялся и не был весел, а затем заплакал еще раз — когда Меланта отправилась в Италию в роскошном караване, присланном за нею принцем Лигурио.

Больше она уже не увидела своего отца. Но он помнил о ней. Он не осуждал ее за смерть брата, а в своем завещании указал как наследницу всех своих владений.

То была другая жизнь.

С тех пор, как она оставила дом, она постоянно чего-нибудь опасалась. Боялась. Она боялась каждый час, каждую секунду. Все восемнадцать лет.

Находясь здесь, в удалении, она искренне желала, чтобы эпидемия чумы усилилась и убила их всех: Риату, Навону. Может быть, лучше бы было не возвращаться вовсе, даже в Боулэнд. Никогда не встречаться с другими людьми. Только она и ее рыцарь. Они станут охотиться на драконов, воевать с бродягами и преступниками.

Здесь царствовал покой. Опасности были заботой рыцаря, и она была спокойна. И ей так хотелось покоя. Больше, чем Боулэнда.

— Здесь, в этой глуши, мы можем найти какую-нибудь деву, Зеленый Рыцарь, и спасти ее.

— Нам прежде надо самим уберечься, моя госпожа.

— Да ну, деву, в горе и отчаянии, в беде.

— Моя госпожа сама в беде. Нам больше не нужно никого.

— Так что же, сэр, — произнесла она, приподнимая юбку и продираясь сквозь заросли чертополоха. — Ты удовольствуешься малым? А где же ядовитый змей? Наш огненный червяк?

— Не хочет же и вправду моя госпожа повстречать дракона?

— Твой вопрос оскорбляет меня. Конечно, хочу.

Он покачал головой.

— Вы не понимаете, о чем говорите. Заинтригованная его словами, а еще больше уверенностью в голосе, она посмотрела на него. — Ты видел его когда-нибудь?

— Да, моя госпожа.

Он сказал это таким обычным тоном, словно говорил о том, что пойдет дождь. Меланта поджала губы.

— Ты не должен разыгрывать меня, сэр Рук. Мой муж говорил мне, что все подобные создания погибли во время потопа.

Он громко фыркнул.

— Мне показалось, что моя госпожа только что желала встретиться и повоевать с таким существом.

— Что же, я всего лишь женщина, — весело ответила она. — У меня полно сумасбродства и фантазий.

— Ага, — сказал он громко и замолчал. Они еще некоторое время шли в тишине.

— Где же ты, рыцарь, видел дракона?

Он кивнул в том направлении, в котором они шли.

— Недалеко отсюда, к северу.

— Да ты просто хочешь меня напугать!

— Ха, да ведь моя госпожа ничего не боится — ни волков, ни бродяг. С чего бы огненный змей должен заставить ее дрожать?

— Огненных змеев не может быть в Британии, — упорствовала она. — Мне так объяснял мой муж. Они могут быть только в Эфиопии, Индии и тому подобных жарких странах.

Он пошел дальше.

— Наверное, я убил последнего, — сказал он. — А может быть, это все-таки был не последний дракон. Хотя больше с тех пор я их не видел. Ваш муж мог не знать всего этого, он же не провел столько лет в этих дебрях, как я.

— Он много читал. Наверное, ты просто ошибся и не разобрал, какого зверя ты убил. Говорят, что змея можно перепутать с большим скатом.

Он остановился и возмущенно произнес:

— Но это же была не рыба!

Меланта снова остановилась. Ее любопытство было задето.

— Опиши мне его.

— Не смогу, — ответил он, отворачиваясь, и снова пошел.

Она дотронулась до его руки.

— Сэр Рук, будь любезен и опиши, какого зверя ты убил.

Он покосился на нее, но не стал убирать своей руки.

— Зимой случилось это, — начал он. — Все звери далеко ушли в долины с тех утесов. Только бродяги вне закона в такое время желают оставаться там, в том гиблом месте. Однако их я не боюсь. Но стужа приносит мне заботы. Я спал на голых камнях, висела изморозь. На голове моей росли сосульки, похожие на зубья змей. Мне говорить про это страшно даже. Поверьте. Теперь не так. — Он мотнул головой на траву, которая в лесу оставалась совсем зеленой.

— Ну рассказывай же о драконе! Как он выглядел?

— Моя госпожа не желает разве знать, какую погоду он предпочитает и где обитает? Вот я обо всем вам и рассказываю.

— А! Прошу прощения. Итак, была суровая зима. И все дикие животные ушли в долины. Драконы, как я читала об этом в книгах, обитают, кажется, в душных местах.

— Я духоты не ощущал. Заночевать решил я там, в ущелье. Рядом обрыв ужасной кручей уходил… Ночь черная упала. — Он прищурился, словно снова оказался на обрыве темной ночью. — Усталость сковала тело, я упал в бессильи, дрожа от холода.

Меланта теснее обернулась мантией. Они приблизились к разрушенной каменной стене. Он повернул вдоль стены, взяв Меланту за руку и помогая ей идти.

— Из тьмы ночной с небес звучали завывания, чтобы любого путника привесть в душевный трепет. — Легкий ветер раскачивал ветви над головой. Он поднял глаза и стал рассматривать их.

— Теперь я думаю, то были звуки зверя того.

Меланта посмотрела на небо. Там мчались новые облака. Она посмотрела под ноги, и ей показалось, что там, на замерзшей почве, имеется еле уловимый след, словно раньше еще кто-то ходил здесь.

— Была ли молния? — спросила она. — Может быть, просто разразилась гроза? Так бывает иногда зимой.

— Да, молнии сияли, — сказал он сзади. — Молнии и свет. И ложе каменное стало жечь меня. Моя броня вдруг стала накаляться. И тут услышал я шипение: ужасное и мерзкое, и сердце сразу же упало в пятки.

— Иногда ветер издает такие звуки.

— Оно летело из пещеры, сопровождаемое воздуха движеньем, как вы заметили. И с ним шел запах мерзкий и противный. Я вынул меч из ножен. Вокруг вдруг камни начали шататься. Воздух стал тяжелым. И вылез, извиваясь, гадкий змей. Он был небесно-голубого, цвета, и он поднялся в небо.

Она замерла, приподняв свою юбку, и обернулась к нему.

— Через стену, моя госпожа, если не возражаете, — сказал он нормальным тоном и слегка кивнул головой.

Меланта посмотрела вниз и заметила, что еле заметная тропинка поворачивает в месте, где стена была совсем разрушена. Он ухватил ее за руку, помогая удержаться на ногах после того, как она переступила через стену. Затем провел через пролом своего коня.

— Он был небесного цвета?

— Да, но весь блестел к тому же.

— Змеи некоторых видов блестят, чтобы своим обликом напугать и сбить с толку жертву, — нахмурившись, сказала она.

— Мои глаза слезились и ослепли от блеска этого.

— И воздух вокруг стал нагреваться? Он согласился.

— Жара настала, как в аду, в своих доспехах мне было невмочь. Ожоги достались мне от ночи этой.

Она задумчиво покачала головой.

— Да, это мог быть дракон. Известно, что, согласно преданиям, они могли сжигать людей. Правда, я нигде не встречала упоминаний о голубом цвете. Говорилось, что они беловатые или покрыты белыми полосами. Но у них были крылья, и они могли летать.

— Да, крылья были. Но он качался, как осенний лист. Он был тяжел, чтобы летать, как птица. Он издал звук, как… звук, как… — он запнулся, немного подумал, а затем продолжил: — … который трудно с чем-нибудь сравнить. Нет слова нужного. Звук был похож на…

Меланта продолжала идти, стараясь вспомнить все, что она читала в книгах, и почти перестала слушать его. А он все никак не мог продолжить и повторял одну и ту же фразу.

— Похож на… звук косы, ударившей о камень! — наконец воскликнул он.

Она споткнулась о камень и с трудом удержалась. Оглядевшись, она увидела, что здесь борозды кончились. Впереди возвышался огромный темный лес.

— Не хочет ли моя госпожа поехать теперь верхом? — спросил он.

Она не могла сопротивляться такому предложению. Они стали продвигаться дальше. Причем скорость их продвижения заметно возросла. Оказывается, его доспехи не настолько уж мешали ему идти. Она пригибалась, уклоняясь от ветвей, а сама все думала и никак не могла понять, что же за зверя убил ее рыцарь. Его описание было достаточно полным: огромный размер, голубая чешуя, гнилостный запах. Кажется, похож на змея, но голова, широкая и плоская, как добавил он потом, наводила на мысль о ящере. Зубы, по его описанию, были волчьими, а крылья — слабыми.

Конечно, надо было учитывать и возможность того, что он что-то преувеличил. Охотник не может обойтись без этого. И все-таки, чем больше она думала, тем больше приходила к выводу, что он и впрямь убил большого дракона. Затем он показал ей шрамы на шкуре у Ястреба, оставшиеся от того яростного сражения, и она опять заколебалась.

— Гриффон ненавидит лошадей, — рассуждала она. — Но ты говоришь, что его голова походила на голову ящерицы. Не орла?

— Нет, моя госпожа. На орла похож мой конь, точнее, у него орлиное сердце. Он взвился и стал атаковать чудовище. Лягнул его и попал в его поганый глаз. Дракон отскочил с ревом и нанес ему раны. — Он положил руку на Ястреба и провел ею по шкуре в том месте, где были заметны шрамы старых ран. — Я ударил его мечом, и он вдруг вошел между чешуей в его тело. Хлынула яркая кровь, которая забрызгала весь мой нагрудник. Но тут создание это адово опять напало. Оно обвило мое тело, и я не мог дышать. И двигаться. Свет начал меркнуть. Мой меч потерян был, был вырван из руки. Он стал пытаться заглотить мою ногу, как змеи полевых мышей глотают.

Он снова запнулся. Меланта вдруг почувствовала, что она обеими руками с силой сжимает луку седла. Она попыталась взять себя в руки и, расслабившись, сказала.

— И что ты сделал?

— Я отдал свою душу на милость Марии. — Он посмотрел на нее. — Потом я пришел в себя, лежа. И рядом валялся он. Мы были все в крови. Его… Мой меч торчал в груди его. Я встал и возносил еще там долго свои благодарения Богу и милости его.

— Боже мой! А что стало со зверем?

— Я вам покажу, моя госпожа.

— Покажешь? Мне?

Он утвердительно кивнул головой.

— Видите между деревьев часовню? Там находятся кости этого чудовища.

Она соскользнула с седла еще до того, как он сумел предложить ей свою помощь. Маленькая часовня казалось ветхой на фоне мощных деревьев леса. Она была неубранной, без окон. Рыцарь открыл скрипящую дверь и посторонился, давая ей пройти.

Она сразу увидела его. Череп лежал в потоке света, проникавшего сюда из окна, на большой скамье, которая находилась рядом с алтарем. Он был огромных размеров. В полном соответствии с его описанием он был продолговатым и заостренным спереди, с большими отверстиями глазниц и носа. Ужасные зубы такой формы она видела первый раз в жизни. Останки хребта были разбросаны под скамьей.

— Да, это дракон. — Меланта быстро двинулась к черепу, снимая перчатки. Рыцарь остался стоять у двери, придерживая ее в открытом положении. Она наклонилась над черепом.

В полутьме помещения это действительно выглядело, как череп, но при первом же прикосновении она поняла, что это было не так. Перед ней был камень, и ошибиться теперь было невозможно. Меланта задохнулась от возмущения.

Камень. Не череп, а твердый и тяжелый камень, сплошной в тех местах, где череп должен был бы иметь пустоту. А то, что она восприняла за глазницы, было всего лишь темными вкраплениями.

Она резко обернулась. Он все еще опирался на дверь, сложив руки на груди. На губах играла еле заметная тень улыбки. — Ты лгал мне. — Ее глаза превратились в щелочки. — Это же камень.

Его губы дрогнули.

— Ты лгал мне!

— Моей госпоже хотелось дракона. — Его скрытая усмешка трансформировалась в откровенную улыбку.

— Но ты же видел, что я поверила тебе. Ты наслаждался своим обманом. Ты лгал мне! — Ее слова, которые она произнесла с бешеной горячностью, стали эхом отражаться от стен и пола: Лгал — лгал — лгал!

— Лгал? — Он немного отступил, словно под напором ее атаки. Дверь слегка скрипнула. — Сказание, моя госпожа, которое я сочинил, чтобы позабавить вас. В стихах… — он слегка пожал плечами. — В некотором смысле.

— В стихах! Я… — она вдруг запнулась. Меланта вспомнила, что он действительно говорил медленно, как бы подыскивая наиболее удачные выражения, часто повторяя отрывки тихо, про себя. Да и сам текст был явно организован ритмически, создавая общее звучание старых преданий. Она немного привыкла к его торжественности и некоторой напыщенности выражения, и поэтому теперь не обратила на стиль внимания.

Он смотрел на пол и улыбался. Ему все это казалось смешным.

Голосом, полным жуткого холода, она произнесла:

— Если еще хоть один раз я обнаружу, рыцарь, что ты мне солгал, то тебе придется жалеть об этом до самой смерти.

Веселость Рука сразу пропала. Он поднял глаза. Меланта стояла бледная, как полотно. Она заметно дрожала.

— Поклянись мне, что никогда за всю свою жизнь ты ни при каких обстоятельствах не станешь мне лгать. Клянись сейчас же!

— Госпожа… — он же хотел только развеселять ее. Она не поняла.

— На колени! — закричала Меланта.

Он заколебался. Он подумал, что сейчас она улыбнется и расхохочется, как тогда, когда она стала бросать в него песком.

— На колени, негодяй! — Она указала на пол. Ее рука дрожала.

Он был потрясен. Негодование, отвращение охватили его. Но чувство долга пересилило, и он медленно оторвался от двери.

— Никогда больше не произнесу я ни одного ложного слова моей госпоже, — сказал он отрывисто.

— Поклянись! — Ее голос почти сорвался на визг. — Поклянись всем, что ты считаешь самым дорогим.

Он медленно опустился перед ней. Чувство собственного достоинства и гордость не позволяли ему склонить свою голову.

— Клянусь сердцем моей любимой. Клянусь! — закричал он. — Перед Богом я заявляю, что ни одного раза не промолвлю вам я лжи, и не лгал я вам никогда. Это же была только сказка, сказание. Только позабавить вас, только ради этого!

Она отвернулась и, все еще задыхаясь, отошла к каменному черепу. Он поднялся. Она заговорила тише и спокойнее.

— Я буду верить тебе. — Она теперь снова внимательно смотрела на него, как бы вглядываясь. Ее сиреневые глаза почти не мигали. — На всей земле у меня есть только один человек, кому я могу доверять — это ты.

Произнеси она какое-нибудь заклятие, вымолви какое-нибудь ужасное колдовство, окрапи его кровью жертвы, свари жабу, укради локон его волос и смешай их с воском — никогда ей не удалось бы привязать его к себе так крепко и так бесповоротно, как этими словами.

Любовь к ней ощущалась им, словно боль. Любовь к ней! Хотя он толком и не знал, кто она и что из себя представляет.

Она сказала совсем тихо:

— Ты ведь не предупредил меня, что это сказание.

— Моя госпожа… — он горько и жалобно рассмеялся. — Это глупое и жалкое подобие сказания, которое я придумал сам. Никогда не буду я больше неискренним с вами, и никогда я не буду ничего сочинять.

Она провела пальцем по «черепу».

— В твоем сказании было много очарования. Ты можешь сочинять красиво, и делать это дальше, но только говори мне. — Она подняла голову и посмотрела на него. — Только говори мне, когда ты придумываешь.

Он слегка наклонил голову в знак согласия. Он все еще злился на нее, на себя и все еще не отошел от унижения, которому она его подвергла. К тому же, он не спал уже двое суток, и это, наверное, затмило его сознание. И теперь он не мог понять, как это он решился на то, чтобы шутить с ней?

— Это была недостойная глупость, моя госпожа.

— Ты только скажи мне. — Она казалась какой-то нудно настойчивой. — Только предупреди меня.

— Хорошо, моя госпожа.

Неестественно широко улыбнувшись, Меланта провела рукой по камням..

— Ужасное создание. Знаешь ли ты, как он попал сюда?

— Я нашел его сам. В одном месте, к югу отсюда. На краю обрыва. Я принес его в искупление моих грехов. Ужасно тяжелый, надо сказать.

— Твоих грехов! — Она вернулась к манерам придворной леди. — Да когда же ты успел нагрешить, рыцарь-монах?

Его рот сжался. Ему не нравились ее насмешки над той добродетелью, которую он так отчаянно пытался сохранить в ее присутствии, чтобы противостоять ей. Она воплощала в себе грех, бесчестье и соблазн.

— Каждый день, моя госпожа, — пробормотал он.

— Каждый день! — подхватила, словно эхо, она, переводя глаза с дракона на него и обратно.

Он следил за тем, как нежно и мягко гладила она кончиком своего большого пальца этот камень, и не мог оторваться.

— Каждый час, моя госпожа, каждую минуту. Она постучала по камню.

— А знаешь, я начинаю верить, что это настоящий дракон. Утонул во время потопа. Или, может быть, утащил какую-то очень уродливую даму себе на горе, бедный, и когда вгляделся в нее, то от ужаса превратился в камень. Кое-кому из нас, чтобы постоять за себя, совсем не требуется помощь верного рыцаря.

— Больше похоже на потоп.

Она стала с повышенным вниманием рассматривать свою руку.

— Чистый, воздержанный, так о тебе все говорят. — Она чуть заметно улыбнулась. — Скажи, а сердцем какой дамы ты клялся, Зеленый Рыцарь?

— Моей жены, — ответил он. Это не было неправдой. Он был уверен, что это правда. Это должно было быть правдой.

— Увы, — она приподняла одну бровь. — Мне остается только жалеть, что не моим.

— Если я решил говорить правду, то я не должен льстить, — ответил он настойчиво.

У нее покраснели щеки.

— Что же, я получила честный ответ на нелюбезный вопрос.

Рук не сказал неправды. Он, должно быть, поклялся именно Изабеллой, так как она была его женой. Но он смотрел на лицо принцессы Меланты и никак не мог вспомнить, как выглядела Изабелла. Кажется, он не мог ее вспомнить уже несколько лет.

— Что же ты хочешь от меня, моя сеньора? — спросил он резко. — Ласк и поцелуев?

— Ага, — сказала она, не поднимая глаз. — Да, кажется, я именно этого и хочу. Иначе бы я не вела себя так смело с тобой. Это ведь совсем на меня не похоже. Но я не совсем уверена.

Ему еще никогда не приходилось встречать женщин, которые говорили бы так открыто об этом. Ее слова дурманили, сводили с ума. Сердце стало сильно колотиться, по телу разлился жар.

Она как-то странно рассмеялась.

— Как удивительно. В душе я почувствовала, что я теперь совсем свободна, что мне не надо притворяться и обманывать. Мне можно говорить то, что я думаю, и я вдруг обнаружила, что сама не понимаю, что правда, а что — нет. — Она открыто посмотрела ему в лицо. — Я забыла, как говорить правду.

За ее спиной возвышалось распятие, и, чтобы успокоить себя, Рук сказал:

— Святые отцы посоветовали бы моей госпоже молиться и спросить правду у Бога.

— Они бы уж точно это посоветовали. А затем сами бы удалились к своим обедам и любовницам. — Она вскинула г олову. — Но как странно. Ведь у тебя жена — монахиня. Это же немыслимо, мир воистину повернулся вверх тормашками!

— Моя госпожа, мир воистину повернулся вверх тормашками, если такая достойная, как вы, соблаговолила обратить внимание на такого бедняка, как ваш рыцарь.

— А, — ответила она, протягивая руку и глядя в затемненный угол. — Но из сотни моих ухажеров ты мой фаворит.

Он не знал, что теперь ему надо было делать. Она стояла совсем рядом с ним, буквально предлагая ему стать ее любовником. Сам бы он никогда не осмелился смотреть так высоко, как бы ни любил ее, но сейчас она первой делала шаг навстречу.

Он с силой ухватился за край двери.

— Мы говорим о всякой ерунде, а на дворе скоро будет ночь.

— А что, если я подниму твое положение. У меня много земель, но еще нет их хозяина. Давай, я сделаю тебе подарок.

Она задела его гордость.

— Я хозяин своих собственных земель, моя госпожа. Так, как до этого их хозяином был мой отец. Мне не нужны любовные подношения.

Она так резко взглянула на него, что он сразу же пожалел о своей грубости. Но она заговорила очень спокойно.

— А где твои земли?

Он широко открыл дверь.

— Не желает ли моя госпожа выйти?

— Куда же ты зовешь меня? — спросила она, не двигаясь с места.

— Я грубый и неотесанный северянин. Так что же? Пожелаете ли вы идти сами, или мне налететь на вас, перекинуть через седло и умчать в дикую местность, чтобы исполнить свои дикие желания?

Она громко расхохоталась.

— Нет, раз уж мир — вверх тормашками, то не ты, а я возьму тебя в плен. — Она подошла к нему, шелестя накидкой и обдавая теплом. Взяла его за руки. — Ты мой пленник, и поскольку я не могу забросить тебя поперек седла, чтобы умчать в дебри, то я удовлетворю свои желания прямо здесь. Считай, что мы уже в необитаемой местности.

Она приподнялась и поцеловала его, такая мягкая и нежная, что силы сразу оставили его, и он и вправду почувствовал себя пленником. Ему вдруг стало не до раздумий о колдовстве и очарованиях. То, чего желала она, желал и он. Он обхватил ее одной рукой и прижал к себе, не обращая внимания на то, что его доспехи не дают ему ощутить ее тело.

— Моя госпожа, — пробормотал он ей в щеку, когда она оторвалась от его губ, чтобы перевести дыхание. — Это же церковь.

— Тогда отпусти меня, рыцарь-монах, и я выведу тебя отсюда.

Он расслабил руку, и она опустилась на землю, все еще смеясь. Он побрел за ней, как дворняжка за добросердечной деревенской девушкой, надеющаяся получить корочку хлеба.

Снаружи она повернулась к нему, снова встав на мыски. Он снова не чувствовал ее тела, но одна только мысль о ней, о ее талии и груди заставила его напрячься. Он снова обхватил ее и поднял, прижимая к себе. Затем отклонился, прислонившись к двери, и она оказалась полулежащей на нем. Теперь он стал слегка ощущать ее даже через доспехи.

Ее губы встретились с его губами, и это показалось ему таким сладостным, что он почувствовал, что может умереть от счастья, и что готов ради такого счастья умереть. Он почувствовал, как она начала соскальзывать с него и ухватилась руками, чтобы остаться на месте. Не отрывая своих губ, он, скользя спиной по двери, сел на ступеньку, держа ее между своих ног.

Она опустилась на колени, обхватила его лицо ладонями и улыбнулась. Он стал немного приходить в себя.

— У меня есть жена, — сказал он, обращаясь к нежной коже под ее ухом. — Я не должен делать этого.

— Ты ничего и не делаешь. Ты захвачен, скручен, и на тебя грубо напали. — Ее дыхание ласкало угол его рта. — Я догадалась, что на самом деле ты переодетая принцесса, Зеленый Рыцарь. И у тебя обширные владения в укромном месте. Наверное, мне придется силой жениться на тебе ради твоих богатств.

Он отклонил голову назад, чтобы избежать ее поцелуев. Он порывисто и шумно дышал, с трудом сдерживая свое желание.

— Боюсь, вы были бы горько разочарованы своим выбором, моя госпожа.

Она тоже откинулась назад и, осторожно взяв его подбородок своими пальцами, стала изучать его лицо.

— Да, на хорошенькую благородную даму ты не походишь. Но говорят, что женитьбы из-за внешности всегда плохи. Мы поженимся из-за твоих богатств.

Он покачал головой и, вопреки своему желанию, улыбнулся. Затем осторожно снял ее руки с лица, но не стал выпускать их, продолжая держать в своих тяжелых рукавицах.

— Госпожа, ты не понимаешь, как тонка сейчас эта нить, которая удерживает меня.

— Может быть, я хочу, чтобы она была тонкой, — прошептала Меланта. Она подняла ресницы и посмотрела прямо ему в глаза. — Может быть, я хочу, чтобы она порвалась.

Ему показалось, что сейчас его оборона рухнет. После его долгого воздержания и одиночества тринадцати невозможных лет от ее слов и взгляда он воспламенился.

— Умоляю, подумайте еще раз, моя госпожа, — сказал он хрипло. — Ни место, ни время не подходят для вас. Я гораздо ниже вас. И сами вы сказали, что не уверены в своем желании. — Он обхватил ее руками. — Моя сеньора, когда мы снова вернемся ко двору, ваша гордость и честь будут оскорблены воспоминаниями о том, с кем вы были так близки.

Она молчала, покорно оставаясь в его объятиях. Небольшие пряди ее длинных волос, давно выбившихся из-под сетки, ниспадали на шею и колыхались возле висков и щек.

— Нет, я буду гордиться, — прошептала она. — Я буду гордиться этим, особенно вспоминая о тех плохих людях, с которыми мне приходилось общаться. — Затем еще тише добавила. — А может быть, буду плакать, вспоминая твою чистую душу.

Он опустил свою голову.

— Никогда в жизни я не мог представить себе, что смогу хотя бы дотронуться до вас.

Она провела своими пальцами по его рукам, по плечам. В ее глазах появились слезы. Это потрясло его. Он затряс головой.

— Нет, госпожа, не надо. Из-за этого не стоит так огорчаться.

Она быстро наклонилась и поцеловала его. По телу опять разлилось непреодолимо сладостное чувство. Он прижался лицом к ее шее, чтобы она не могла целовать его в губы.

— Умоляю вас, моя госпожа, — сказал он. — Это погубит нас. Это погубит нас обоих.

Она с силой прижалась к нему головой. Он мог чувствовать ее дыхание, ощущал ее слезы, которые, щекоча, сбегали по его шее под кожаную куртку. Он сидел и ждал. Сказать еще раз «нет» было уже выше его сил. Его тело и его воля сейчас уже принадлежали ей, невзирая на расстояние между ними, на ее возможное колдовство, на честь, на то, что у него была жена.

— Ты ошибаешься, — сказала она, с силой выговаривая слова. — Это погубит не нас обоих, а только тебя, и я этого не допущу. Больше у нас ничего не будет, кроме дружеских отношений. И хотя этого, может быть, теперь уже мало, но поверь, моя дружба тоже кое-чего стоит. Я никогда не оставлю тебя без моей дружбы, что бы ни случилось в будущем.

Он дотронулся рукой до ее щеки, потом до шеи. Его руки так и остались в металлических рукавицах, и теперь этот мощный слой металла и кожи как бы подчеркивал то расстояние, которое было между ними. И еще то, кем был он и кем оставался. — Никем.

— Я ваш верный слуга и готов сложить свою жизнь за вас по первому вашему требованию.

Ее заплаканное лицо исказила гримаса.

— Но этого как раз я совсем и не хочу! Молю тебя, оставайся живым и здоровым, сэр Рук, если не хочешь причинить мне величайшее горе.

Она стала тереть глаза, с усилием сглотнула. Затем отстранилась от него и встала, низко склонив свою голову. Она дрожала, но даже не пыталась закутаться.

Рук тоже поднялся. Он мог бы обхватить ее своими руками, обнимать всю ночь, согревать ее. Они бы так тесно прижались друг к другу, что стали бы единым целым.

— Я мог бы заплакать сам, госпожа, — сказал он, — из-за того, что мог бы получить от вас и чего лишился.

Она: улыбнулась, все еще продолжая плакать.

— Какого, однако же, любовника я лишилась!

— Моя госпожа, ничего не потеряно. Я все еще с вами и буду с вами всегда, буду служить вам и говорить только правду. И я клянусь об этом всем, что считаю самым дорогим для меня в этой жизни… — он протянул руку и дотронулся до нее, осторожно прижав ладонь к ее груди, к мягкому зеленому войлоку и горностаю.

Она подняла на него глаза. Даже через свою толстую рукавицу он чувствовал, как билось ее сердце.

— Сердцем моей любимой, моей жизнью, моей верностью и моей честью. Клянусь вашим сердцем, и ничьим иным.

Загрузка...