Пятнадцать минут спустя Энн находилась там же, где очутилась чуть раньше, когда бросилась бежать по коридору и скрылась за первой же попавшейся незапертой дверью. По счастью это оказалась какая-то темная кладовая без окон, и, пошарив вокруг себя, она нащупала виолончель, три кларнета и, кажется, тромбон.
Вполне подходящее место, ведь здесь медленно умирали музыкальные инструменты семейства Смайт-Смит. И вот теперь она застряла здесь до тех пор, пока не закончится творившееся в коридоре безумие. Энн не знала наверняка, что там происходит, хотя до ее слуха доносились громкие крики, глухое ворчание и еще какие-то тошнотворные звуки, напоминавшие удары плоти о плоть.
Присесть здесь было негде, поэтому пришлось опуститься на холодный деревянный пол, опершись о стену рядом с дверью, и ждать, пока там все не закончится. Что бы там ни происходило, она в этом участвовать не хотела. И что еще более важно, ей совершенно не хотелось оказаться поблизости, когда этих возмутителей обнаружат. А это непременно скоро произойдет, ибо поднятый ими шум вряд ли остался незамеченным.
Мужчины в большинстве своем идиоты, но в коридоре находилась и женщина, поскольку кричала именно она. Энн расслышала имя Дэниел и, кажется, Маркус. Похоже, это был граф Чаттерис, которого она встретила в начале вечера и который был явно влюблен в леди Гонорию…
Похоже, кричала как раз она.
Энн покачала головой: это не ее дело, и никто не осудит ее за то, что она пожелала остаться в стороне. Никто.
Кто-то с силой ударился о стену у нее за спиной, так что она отлетела на целых два дюйма и со стоном закрыла лицо руками. Ей никогда отсюда не выбраться. Может, пройдут годы, прежде чем ее бездыханное высохшее тело найдут поверх трубы и двух флейт, образующих крест.
Энн покачала головой. Нужно перестать читать на ночь мелодраматические романы, которые она брала у Гарриет. Ее юная подопечная мнила себя писательницей, и день ото дня ее произведения становились все мрачнее и трагичнее.
Наконец звуки ударов прекратились, и противники в изнеможении сползли на пол – Энн почувствовала это через тонкую стену. Один из них сидел прямо позади нее, и они наверняка прислонились бы спина к спине, если бы их не разделяла стена. До слуха Энн доносилось тяжелое дыхание и обрывки фраз. Она вовсе не собиралась подслушивать, но что было делать, раз уж она застряла в этой кладовой.
И тут вдруг до нее дошло: незнакомец, что ее поцеловал, не кто иной, как граф Уинстед, старший брат леди Гонории! Энн видела его портрет и должна была бы узнать. Художник прекрасно передал основные черты: волосы оттенка крепкого кофе и красиво очерченный чувственный рот, но в остальном сходство было неполным. Да, вне всякого сомнения, он был красив, но ни один художник не смог бы передать спокойную изысканную уверенность мужчины, знавшего свое место в мире и находившего его вполне удовлетворительным.
Господи, ну и вляпалась же она! Поцеловалась со скандально известным Дэниелом Смайт-Смитом! Энн знала о нем все – впрочем, как и остальные жители Лондона. Несколько лет назад он стрелялся на дуэли и был вынужден покинуть страну, чтобы остаться в живых. Но, очевидно, с отцом соперника они заключили своего рода перемирие. Леди Плейнсуорт как-то сказала, что граф наконец вернется домой, а Гарриет пересказывала Энн все сплетни. В этом отношении девочка была весьма полезна. Но если леди Плейнсуорт узнает о том, что случилось сегодня вечером… Карьере гувернантки придет конец. Энн не только не оставят в этом доме, но и наверняка не возьмут ни в какой другой, если станет известно, что она крутила шашни с графом. А ведь она с таким трудом добилась этой работы! Только вот ни одна заботливая мамаша не наймет своим дочерям гувернантку сомнительных моральных принципов.
Но ее вины в случившемся нет. На этот раз она действительно не сделала ничего дурного.
Энн вздохнула и прислушалась. В коридоре вроде бы воцарилась тишина. Нет, шаги еще слышались, но разобрать, сколько там народу, не представлялось возможным. Она выждала еще несколько минут, а потом, уверенная, что коридор опустел, повернула дверную ручку и осторожно вышла из своего убежища.
– А вот и вы, – произнес граф, второй раз за вечер.
Должно быть, Энн подскочила на целый фут, и не потому, что граф Уинстед застал ее врасплох, хотя так оно и было. Ее поразило то обстоятельство, что он оставался в коридоре так долго, не издавая при этом ни малейшего звука. Ведь она и в самом деле ничего не слышала.
И все же глаза ее округлились вовсе не из-за этого.
– Выглядите ужасно! – не удержавшись, выпалила Энн.
Граф сидел на полу в полном одиночестве, вытянув длинные ноги перед собой. Энн и представить себе не могла, что сидящий мужчина может выглядеть таким слабым, и была совершенно уверена, что граф непременно упал бы, если бы не прислонился спиной к стене.
Граф поднял дрожащую руку в шутливом приветствии:
– Маркус выглядит еще хуже.
От внимания Энн не ускользнул лиловый синяк у него под глазом и перепачканная кровью рубашка.
– Не уверена, что подобное возможно.
Лорд Уинстед испустил протяжный вздох.
– Он целовал мою сестру.
Энн ждала продолжения, но граф, очевидно, счел, что такого объяснения вполне достаточно.
– Э… – протянула она и осеклась, ибо в книгах по этикету не существовало никаких рекомендаций относительно поведения в подобных ситуациях. В конце концов, она решила поинтересоваться итогом стычки, а не причинами, что привели к ней. – Стало быть, вы обо всем договорились?
Подбородок графа опустился на грудь.
– Моя сестра вскоре будет принимать поздравления.
– О, это чудесно! – улыбнулась Энн, потом кивнула и сцепила руки перед собой в попытке собраться с мыслями. Ситуация весьма неловкая. Что полагается делать с раненым графом, который только что вернулся домой после трехлетнего изгнания и имел довольно скандальную репутацию?
О поцелуе, случившемся некоторое время назад, Энн и вовсе не хотела думать.
– Вы знакомы с моей сестрой? – устало спросил граф. – Ну конечно, раз выступали с ней на одной сцене.
– Ваша сестра – леди Гонория? – сочла благоразумным уточнить Энн.
Дэниел кивнул.
– А я – Уинстед.
– Да, конечно. Мне сообщили о вашем скором возвращении. – Энн смущенно улыбнулась, однако улыбка не помогла сгладить неловкость. – Леди Гонория очень мила и добра. Я рада за нее.
– Но играет она отвратительно.
– На сцене она была лучшей, – возразила Энн.
В ответ граф громко рассмеялся:
– Из вас получился бы неплохой дипломат, мисс…
Немного подождав, граф продолжил:
– Вы ведь так и не назвали мне своего имени.
Энн замялась: так происходило всегда, когда возникала необходимость представиться, но потом напомнила себе, что разговаривает с графом Уинстедом – племянником хозяйки, а следовательно, опасаться нечего, тем более что их никто не видел вместе.
– Я мисс Уинтер, – ответила Энн. – Гувернантка ваших кузин.
– Каких именно? Плейнсуортов?
Энн кивнула.
Граф заглянул ей в глаза.
– Бедняжка, очень вам сочувствую.
– О, перестаньте! Они чудесные! – с жаром запротестовала Энн, потому что обожала своих подопечных. Может, Гарриет, Элизабет и Фрэнсис и были более взбалмошными, нежели большинство юных леди, но зато обладали добрыми сердцами.
Граф вскинул брови.
– Чудесные? Не спорю. Но их поведение оставляет желать лучшего.
В его словах была доля правды, и Энн, не удержавшись от улыбки, чопорно произнесла:
– Уверена, они очень повзрослели с тех пор, как вы видели их в последний раз.
С сомнением взглянув на нее, граф спросил:
– Как случилось, что вы оказались за фортепьяно?
– Леди Сара заболела.
– А! – Как же много скрывалось за этим коротеньким восклицанием! – Передайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления.
Энн была абсолютно уверена, что леди Сара почувствовала себя гораздо лучше в тот самый момент, когда мать освободила ее от участия в концерте, но ничего не сказала графу, а лишь кивнула, пообещав передать ей его слова, хотя и не собиралась этого делать, ибо никому и никогда не расскажет о своей встрече с графом Уинстедом.
– Ваша семья знает, что вы вернулись? – спросила Энн, внимательнее присмотревшись к графу. Он и впрямь был очень похож на свою сестру. Интересно, у него такие же удивительные глаза – ясные, бледного оттенка лаванды? В тусклом свете коридора разглядеть это не представлялось возможным, не говоря уж о том, что один глаз графа заплыл так, что от него осталась лишь щелочка. – Кроме леди Гонории?
– Пока нет. – Граф бросил взгляд на ту часть дома, где сейчас собрались гости, и досадливо поморщился. – Как бы ни обожал всех этих людей, заставивших себя присутствовать на концерте, я предпочел бы пока не показываться на публике. – Он опустил взгляд на свою порванную и перепачканную одежду. – Тем более в таком виде.
– Да, конечно, – поспешно кивнула Энн. Трудно представить, какая поднялась бы суматоха, появись граф в зале в таком виде – в крови и синяках.
Предприняв попытку пошевелиться, лорд Уинстед тихо застонал, а потом пробормотал себе под нос нечто такое, что явно не предназначалось для женских ушей.
– Мне нужно идти! – выпалила Энн. – Мне ужасно жаль, и… э…
Она мысленно приказала себе сдвинуться с места. Каждый уголок сознания взывал к ее здравому смыслу, заставляя убраться отсюда поскорее, пока в коридоре не появился кто-то из слуг или господ, но она думала лишь о том, что граф защищал сестру.
Разве могла она оставить в беде мужчину, поступившего столь благородно?
– Позвольте вам помочь, – предложила Энн вопреки здравому смыслу.
Граф слабо улыбнулся:
– Если вас не затруднит.
Энн присела на корточки, чтобы получше рассмотреть раны. Ей не раз приходилось обрабатывать порезы и царапины, но таких видеть еще не приходилось.
– Где болит? – спросила она, а потом, откашлявшись, уточнила: – Кроме очевидных ран.
– Очевидных?
– Ну… – Энн осторожно коснулась его глаза. – Вот тут синяк. И тут… – Прежде чем переместиться к плечу, выглядывавшему из-под разорванной окровавленной рубашки, указала она на левую часть подбородка. – Там тоже…
– Маркус выглядит еще хуже, – заметил лорд Уинстед.
– Да, – кивнула Энн, едва сдержав улыбку. – Вы говорили.
– Это важное уточнение. – Криво улыбнувшись, граф тотчас же сморщился и схватился за щеку.
– Зубы? – с беспокойством спросила Энн.
– Кажется, все на месте, – пробормотал Дэниел, а потом, приоткрыв рот, словно хотел проверить целостность челюсти, вновь застонал. – Мне кажется…
– Может, кого-нибудь позвать? – спросила Энн.
Граф вскинул брови.
– Хотите, чтобы кто-то узнал, что вы оставались здесь со мной наедине?
– О! Конечно, нет. Я что-то плохо соображаю.
Граф вновь одарил ее этой своей сухой полуулыбкой, от которой у Энн перевернулось все внутри.
– Я оказываю на женщин такой эффект.
На ум Энн пришло множество разных ответов, но она не рискнула их озвучить и предложила:
– Что, если я помогу вам подняться на ноги?
Граф склонил голову.
– Или просто сядете рядом и поговорите со мной.
Энн ошеломленно уставилась на него: опять эта полуулыбка.
– Я просто предложил, – пожал плечами граф.
Довольно неблагоразумное предложение: она совсем недавно его целовала и должна находиться где угодно, но только не на полу рядом с ним. Ведь стоит ей только повернуть голову, приподнять лицо…
– Пожалуй, надо раздобыть немного воды, – выпалила Энн. Слова сорвались с ее губ столь поспешно, что она едва не закашлялась. – У вас есть носовой платок, чтобы отереть лицо?
Граф сунул руку в карман и, выудив сильно измятый клочок ткани, устало пояснил:
– Превосходный итальянский лен – во всяком случае, был таковым.
– Уверена, он идеально подойдет. – Энн взяла из рук Дэниела платок, сложила, а потом осторожно коснулась им щеки графа. – Больно?
Он покачал головой.
– Жаль, под рукой нет воды: кровь уже успела подсохнуть. У вас, случайно, нет бренди? Во фляжке, например?
Энн знала, что мужчины носят с собой фляжки, – как ее отец. Он никогда не выходил из дому без нее.
Однако лорд Уинстед ответил:
– Я не пью спиртного.
Что-то в тоне его голоса удивило Энн. Девушка посмотрела на него и едва не задохнулась от взгляда его таких близких глаз: она и не догадывалась, насколько придвинулась к нему.
Ее губы слегка приоткрылись. Она хотела… слишком многого. Всегда хотела слишком многого.
Энн отстранилась, испытывая неловкость из-за того, что так легко поддалась чарам этого мужчины. Он легко и часто дарил улыбки окружающим. Чтобы понять это, хватило всего нескольких минут в его обществе. Именно поэтому резкие нотки в его голосе так настораживали.
– Но вы, возможно, сможете найти бренди в одной из комнат дальше по коридору, – внезапно нарушил молчание граф, и поработившие Энн чары тотчас же рассеялись. – Третья дверь направо. Когда-то это был кабинет моего отца.
– В дальнем конце дома? Довольно неожиданное место.
– В кабинете две двери. Одна из них ведет в главный холл. Сейчас кабинет пуст, но будьте настороже, когда войдете.
Энн поднялась и отправилась в кабинет. В окно лился лунный свет, и она с легкостью нашла графин, забрала его и, бесшумно прикрыв за собой дверь, пошла обратно.
– Стоял на полке у окна? – пробормотал граф.
– Да.
– Кое-что не меняется, – заметил он с улыбкой.
Энн плеснула на платок щедрую порцию бренди, и воздух тотчас же наполнился густым ароматом.
– Вас это беспокоит? – поинтересовалась она с тревогой. – Запах?
На последнем месте работы, еще до того, как она устроилась к Плейнсуортам, дядя ее юной подопечной слишком много пил, а потом вдруг бросил. Находиться рядом с ним стало невероятно сложно, в отсутствие алкоголя его характер стал еще более скверным, а почуяв малейший запах спиртного, он словно лишался рассудка. Энн пришлось уволиться, хотя и не только по этой причине.
Лорд Уинстед лишь покачал головой:
– Нет-нет, я могу выпить, просто предпочитаю обходиться без этого.
Должно быть, на лице Энн отразилось недоумение, и он поспешил объяснить:
– У меня нет тяги к спиртному, скорее отвращение.
– Понимаю, – пробормотала девушка (очевидно, у графа свои секреты) и предупредила: – Вероятно, будет жечь.
– Определенно будет… Ой!
– Простите, – пробормотала Энн, осторожно промакивая рану платком.
– Надеюсь, Маркуса обольют этой дрянью с головы до ног.
– Если он действительно выглядит хуже вас!
На лице графа отразилось недоумение, но потом его губы растянулись в улыбке.
– Так и есть.
Энн переключила внимание на сбитые костяшки его пальцев и пробормотала:
– Я знаю это из надежного источника.
Лорд Уинстед тихо засмеялся, но Энн не подняла головы. Было что-то очень чувственное в том, как она склонилась над его рукой, чтобы промыть раны. Она совсем не знала этого мужчину, но почему-то ужасно не хотела отказываться от этих неожиданных мгновений близости. Она повторяла себе, что дело вовсе не в нем, просто… прошло так много времени с тех пор, как…
Она так одинока, и знает это, потому чувство, которое испытала, не стало для нее неожиданностью.
Энн указала на порез на плече и протянула графу платок. Лицо и руки – одно дело, но прикоснуться к его телу она никак не могла.
– Наверное, вам стоит…
– О нет, не позволяйте мне вас остановить. Я поистине наслаждаюсь вашими прикосновениями.
Энн вскинула бровь:
– Сарказм вам не к лицу.
– Верно, – согласился граф, – и так было всегда. К тому же это не был сарказм.
Энн не могла себе позволить всерьез задуматься над этим утверждением, а потому прижала платок к ране на плече и поспешно предупредила:
– А вот сейчас точно будет жечь.
– А-а-а-а-а! – взвыл граф, и Энн, не удержавшись, рассмеялась.
Его голос звучал не лучше, чем у бездарного оперного певца или одного из персонажей кукольного представления «Панч и Джуди».
– Вам стоит делать это почаще, – заметил граф. – Я имею в виду смеяться.
– Да, но не получается. – Ответ прозвучал не слишком оптимистично, и она поспешно добавила: – Мне не так уж часто выпадает возможность помучить взрослого мужчину.
– В самом деле? А мне показалось, вы делаете это постоянно.
Энн в недоумении посмотрела на него.
– Когда вы входите в комнату, даже воздух меняется.
Рука Энн застыла в воздухе – в дюйме от его тела, – и она посмотрела ему в глаза: ничего не могла с собой поделать. И что же увидела? Неприкрытое желание. Он хотел ее. Хотел, чтобы она подалась вперед и коснулась его губ своими. Это же так просто, стоило лишь чуть наклониться. Энн могла бы сказать, что это не специально, просто потеряла равновесие и все, но знала, что делать этого не стоит. Это не ее мир. Он граф, а она… Она та, кем заставила себя стать, та, кому не пристало флиртовать с графом, тем более с таким, чье прошлое омрачено скандалом.
Вскоре на него обрушится поток всеобщего внимания, и Энн не хотелось оказаться рядом с ним, когда это произойдет.
– А теперь мне действительно нужно идти, – сказала Энн.
– Куда?
– Домой. Я очень устала. День выдался долгий и непростой.
– Я вас провожу, – предложил граф.
– В этом нет необходимости.
Граф взглянул на Энн, оттолкнулся от стены и, поморщившись, поднялся на ноги.
– Как вы намереваетесь добраться до дома?
– Пойду пешком.
– До Плейнсуорт-хауса?
– Это недалеко.
Граф нахмурился:
– Да, но не для леди без сопровождения.
– Я гувернантка.
Кажется, эти слова его позабавили.
– А что, гувернантка не леди?
Энн вздохнула с нескрываемым раздражением:
– Со мной все будет в порядке! К тому же улицы хорошо освещены и наверняка полны экипажей.
– Но от этого мне не легче.
Да уж, упрямства ему не занимать.
– Знакомство с вами – честь для меня, – решительно произнесла Энн. – А теперь, уверена, вас ждут родные.
Его пальцы сомкнулись на ее запястье.
– Я не могу позволить вам отправиться домой без сопровождения.
Губы Энн слегка приоткрылись. Кожа графа была такой теплой, а ее собственная и вовсе едва не воспламенилась от его прикосновения. Какое-то странное и смутно знакомое чувство всколыхнулось в ее душе, и она с ужасом поняла, что это желание.
– Уверен, вы это понимаете, – еле слышно пробормотал граф, и Энн едва не сдалась.
Ей хотелось этого – той девушке, которой она когда-то была, очень этого хотелось, ведь она так давно не открывала свое сердце и душу, чтобы выпустить ее на волю.
– Вы не можете никуда идти в таком виде! – заметила Энн.
И это была правда: лорд Уинстед выглядел так, словно сбежал из тюрьмы.
Граф пожал плечами:
– Так проще остаться неузнанным.
– Милорд…
– Дэниел, – поправил он.
– Что? – не поняла Энн.
– Меня зовут Дэниел.
– Мне это известно, но я не собираюсь называть вас по имени.
– Что ж, очень жаль, но попытаться стоило. А теперь… – Он протянул ей руку, но она оставила этот жест без внимания. – Идем?
– Я никуда с вами не пойду.
Губы графа изогнулись в грешной улыбке. Даже с распухшей разбитой губой выглядел он точно дьявол.
– Значит ли это, что вы останетесь здесь, со мной?
– Вас сильно ударили по голове, – заметила Энн. – Только этим я могу объяснить ваше поведение.
В ответ граф лишь рассмеялся, словно ее возражения не произвели на него ни малейшего впечатления.
– У вас есть пальто?
– Да, но я оставила его в репетиционной. Я… Не пытайтесь сменить тему!
– Хм…
– Я ухожу, – заявила Энн, решительно подняв руку, – а вы остаетесь.
Его этот вариант явно не устраивал, и он преградил ей путь, так что его вытянутая и плотно прижатая ладонью к стене рука превратилась в жесткую горизонтальную линию.
– Возможно, я недостаточно ясно выразился, – заметил граф, и в ту же минуту Энн поняла, что недооценила его. Вся его беззаботная веселость куда-то улетучилась, уступив место суровой решительности, а голос зазвучал тихо и твердо: – Есть вещи, в отношении которых я никогда не пойду на компромисс. И безопасность леди – одна из них.
Вот и все. Сдвинуть его с места не представлялось возможным, а следовательно, при условии, что они будут держаться в тени и идти переулками, где их никто не увидит, Энн позволила его светлости проводить ее до черного хода Плейнсуорт-хауса. Там граф поцеловал ей руку, но она постаралась сделать вид, будто ей совершенно все равно.
Энн могла обмануть лорда Уинстеда, но уж точно не себя.
– Завтра я нанесу вам визит, – сообщил граф, все еще удерживая ее руку в своей.
– Что? Нет! – Энн отдернула руку. – Вы не можете.
– Разве?
– Конечно! Я гувернантка и не имею права принимать в доме мужчин, иначе потеряю место.
Граф улыбнулся, словно решить эту проблему не составляло труда.
– В таком случае я нанесу визит своим кузинам.
Неужели ему настолько чужды правила хорошего тона? Или он попросту слишком эгоистичен?
– Меня не будет дома, – решительно ответила Энн.
– Я приеду снова.
– И опять меня не застанете.
– Какое несерьезное отношение к своим обязанностям! А кто же будет присматривать за моими кузинами?
– Уж точно не я, если вы станете мне докучать. Ваша тетушка непременно меня уволит.
– Уволит? – усмехнулся граф. – Звучит не слишком оптимистично.
– Так и есть.
Господи, ну как же заставить его понять? Не имело никакого значения, кто он такой и какие чувства пробуждает в ее душе. Исполненный чувственного трепета вечер, неожиданный поцелуй – все это очень мимолетно. Важно лишь то, что у нее есть крыша над головой и еда: хлеб, сыр, масло, сахар – и все те восхитительные вещи, которые ежедневно присутствовали в ее жизни, когда она была ребенком. Это было у нее и теперь, когда она жила в доме Плейнсуортов, равно как и стабильность, положение в обществе и чувство самоуважения.
И Энн не принимала это как должное.
Она подняла глаза на лорда Уинстеда. Он внимательно наблюдал за ней, словно полагал, будто может заглянуть ей в душу. Но он ее не знал, как не знал никто другой, поэтому, облачившись в мантию благопристойности, Энн отняла у графа руку и присела в реверансе.
– Спасибо, что вызвались проводить меня, милорд: очень ценю вашу заботу о моей безопасности.
Энн отворила заднюю калитку и направилась к дому. Плейнсуорты прибыли почти сразу после нее, и ей пришлось сказать, что она как раз собиралась оставить записку с объяснением причин своего спешного ухода с концерта. Взволнованная Гарриет болтала без умолку. Судя по всему, после концерта действительно состоялась помолвка леди Гонории и лорда Чаттериса, которой предшествовали весьма пикантные обстоятельства. Потом вниз сбежали Элизабет и Фрэнсис, поскольку никак не могли заснуть.
Прошло целых два часа, прежде чем Энн смогла наконец удалиться в свою комнату, где надела ночную сорочку и забралась в постель, но заснуть ей удалось не раньше чем через два часа: все это время она смотрела в потолок, размышляла о минувшем вечере и мысленно вопрошала: «Аннелиза Софроуния Шоукросс, во что ты опять ввязалась?»