Пролистав свои школьные тетради, Серёжа с удивлением обнаружил, что, с тех пор, как он стал заниматься онанизмом, его почерк сильно изменился.
Он, его почерк, стал корявым и неровным.
Собственно, к такому графологическому анализу Серёжу подтолкнула учительница литературы, которая чуть ли не изо дня в день стенала, что у Чекунова что-то случилось с почерком.
Что он пишет ужасно, как курица лапой.
В конце концов, она заявила, что отказывается читать его сочинения.
Вот тут-то Серёжа и решил сравнить, как он писал прежде и как теперь.
Он нашел в шкафу свои тетради за шестой, седьмой и восьмой класс.
И те, что сейчас, за девятый.
Серёжа был поражен. По его тетрадям за шестой и седьмой класс можно было учить детей чистописанию. Это были настоящие прописи.
Нажим — волосная, нажим — волосная.
Неужели это писал он, Серёжа?
Разве это буква «К»?
Нет, это было подлинное произведение искусства.
А «Ю», а «Ж»?
Любой гравёр мог бы позавидовать!
А вот и восьмой класс. Сентябрь, октябрь, ноябрь. Боже! Что это?
Что случилось в декабре? Серёжа вернулся к ноябрю. Нет, и ноябрь уже не был таким идеальным.
Дальше — хуже.
Январь, февраль, март. Больше не было и намека на прежнего мальчика Серёжу. Это писал другой человек. Или то, прежнее, писал другой человек. Что случилось?
Разве это буква «а»? Почему у неё постоянно дрожит хвостик? А его прежние шедевры «Ю» и «Ж»? Они, вообще, превратились в уродцев!
Отчего это произошло?
И Серёжа стал вспоминать. И вдруг его осенило. Октябрь! Именно в октябре он впервые сделал это. В самом конце месяца. Четверть закончилась, и был организован вечер. Вечер, как вечер.
Девчонки пришли такие расфуфыренные. На улице ещё было тепло и почти все девочки были в легких платьицах. Однако от зорких взоров мальчишек не ускользнуло то, что под платьями надето что-то более существенное, чем те невесомые конструкции, которые были в эксплуатации летом.
Так сказать, приметы осени.
И оно, это нечто более существенное, то ли грации, то ли пояса для чулок, то ли просто штанишки потеплее, вызвали у пацанов какой-то странный, сильный импульс интереса к своим юным подружкам. Танцы превратились в нервное, напряжённое состязание. Ладони кавалеров то и дело соскальзывали с талии партнёрш туда, чуть ниже. Пальцы в осязательной истоме воровато елозили по тонким платьям.
От пальцев шли неуловимые сигналы в юные мальчишеские души, которые трепетали от неясных, таинственных, непознанных чувств.
Серёжа пригласил на танец Лену. Потом объявили белый танец и Лена пригласила его. Серёжу распирало чувство любви к Леночке. Вскоре это распирающее начало материализовалось, и паренёк не знал, как быть. С одной стороны, хотелось прижать девушку к себе поплотнее, но с другой, Серёже казалось, что Лена может возмутиться, если почувствует его дерзко торчащую суть.
И вдруг потушили свет. Совсем. Напрочь.
Толпа радостно закричала, раздался молодецкий свист, казалось, все только и ждали, чтобы свет, вот так, неожиданно, погас. Такое бывало и прежде. Кто-то из десятиклассников тайком выкручивал пробки. Потом эти же парни, с видом героев, при неверном свете спичек, лезли в щиток и включали свет. Девчонки смотрели на них, как на спасителей человечества.
Можно было подумать, что они не знали, отчего пропал свет.
— Вася, не упади! — верещали тонкие девичьи голоса. — Саша, смотри, чтоб тебя не стукнуло! — нежно стонала красавица Аня.
Вот, если бы стукнуло, то, глядишь, следующий раз свет не погас бы!
Но в этот вечер свет погас и больше не включался.
Это означало одно — пробки и десятиклассники тут ни при чём.
Тонкие пальцы Лены вдруг выскользнули из Серёжиной ладони. Девушка что-то прошептала и исчезла. Словно её и не было.
А вокруг стало происходить что-то странное. Серёжа вдруг явственно ощутил, что рядом с ним какая-то парочка целуется напропалую. Потом откуда-то из угла раздался голос физрука, объявившего, что света не будет и танцев, соответственно, тоже.
Как это — не будет танцев? А повзбрыкивать? А оттянуться? Для чего тогда были надушены нежные девичьи шейки? Для чего были отглажены брюки пацанов? И для чего Муфлон принял сто пятьдесят граммов портвейна? Как это — не будет танцев? А выяснить отношения между девятым «а» и девятым «б»? А проводить девчонку после танцев домой? А постоять с ней в подъезде? А подержать её за руку? А ткнуться носом в её щеку? Потом похвастаться друзьям — целовались взасос! Как это — не будет танцев? Зачем мы, вообще, ходим в школу? Да, чтобы учиться. Факт. Но и ради танцев — тоже.
Не будет танцев…
Новость оказалась той самой, абсолютной истиной.
И огорченные соискатели телесных радостей стали расползаться по школе.
И напрасно физрук пытался перстом указующим, голосом зычным и примером личным поставить молодежь на путь истинный, то есть, указать юношам и девушкам, где находится выход. Толпа, казалось, очумела.
Все знали, где выход, но он был никому не нужен.
Серёжа тоже поддался общему влиянию, и его вынесло сначала в дальний коридор, потом, на лестницу, потом он оказался на втором этаже, народу вокруг становилось всё меньше и меньше, а вот и третий этаж, и неожиданно Серёжа понял, что он остался один.
Было совсем темно. Лишь неверный свет с улицы давал некоторую возможность ориентироваться. Серёжа подошёл к окну и увидел, что внизу суетятся школьники, которых учителя смогли выгнать из здания. Но их было совсем мало.
Серёжа вздохнул и пожалел, что не схватил за руку Леночку. Как было бы хорошо, если бы сейчас они стояли рядом. Тогда можно было бы целоваться, а потом он набрался бы, наконец, храбрости и потрогал бы грудь девочки. И сказал бы ей, что любит её.
Серёжа снова вздохнул. Плохо без подружки.
Увы, он был один, а поэтому не было никакого смысла торчать здесь, на третьем этаже, нужно было спускаться вниз и топать домой.
И Серёжа медленно и осторожно пошёл к лестнице.
И тут он услышал.
Нет, вначале он решил, что ему почудилось.
Звук был странный. Словно кто-то шептался. Или тихо хихикал.
Серёжа пошёл на звук.
Он шел неуверенно, а потому держал перед собой растопыренную ладонь.
Чтоб не стукнуться обо что-нибудь носом.
И вдруг он понял.
Он понял, что это за звук, и откуда он исходит.
Серёжа стоял перед колонной, а за ней, с той стороны, расположилась парочка. Серёжа хотел рявкнуть, чтоб напугать их, то-то было бы весело.
Но что-то удержало его.
А фраза, которую он услышал, казалось, обожгла его.
«А ты не сдерживайся.»
Это было сказано девичьим голосом. Тихо, но отчетливо.
И ответ:
— Что, сегодня можно, да? — это сказал парень. Он дышал жарко. — Да, да! Давай! — это снова девичий голос. С каким-то всхлипом.
Серёжа узнал голоса.
Это были десятиклассники из их школы. Максим и Верка. Все знали, что они «ходят». В школе было много таких парочек, про которых так говорили.
Но Серёжа, конечно же, не знал, что отношения старшеклассников дошли до такого… Серёжа понял, что происходит с другой стороны колонны. Тихое, жаркое дыхание и звуки поцелуев. Поцелуев?
Нет, это были не только поцелуи.
Невыносимое желание взглянуть на то, как и что они делают заставило Серёжу слегка шевельнуться и осторожно выглянуть из-за колонны.
Чуть-чуть.
Глаза его уже адаптировались к темноте, и он всё увидел.
Он увидел и обмер от удивления.
Он ожидал, что они стоят, обнявшись. Или лежат на полу. Или сидят. Но нет.
Картина была совершенно иная.
Верка стояла, согнувшись. В поясном поклоне. Её платье было завернуто на спину. Её голые бедра и зад выделялись в темноте ярким белым пятном. Максим стоял сзади Верки и, придерживая руками её попу, прижавшись к ней, делал ритмичные, интенсивные толчки нижней частью своего тела. Его ноги были голыми, а брюки болтались где-то ниже колен, почти у пола.
Они… Страшно сказать… Они сношались…
Серёжа передвинулся назад, так, чтобы они не могли его заметить. Собственно, увидеть его они не могли, потому что он смотрел на них сбоку и Веркиной головы он, вообще, не видел. Но Серёжа всё равно спрятался. Потому что почувствовал, что ещё чуть-чуть и его сердце выскочит из груди. Так сильно оно стучало.
Он жадно хватал воздух и не мог надышаться. Наверное, нужно было уйти, но ноги стали ватными.
И тут Верка стала как-то странно постанывать.
«Что это с ней?» — испуганно подумал Серёжа.
— Что? Кончаешь? — заботливо спросил Максим. — Да! Да! Я уже близко, — плачущим голосом ответила Верка. — Щас, я тебя догоню, — пробурчал Максим.
И он запыхтел резко и энергично.
Верка приглушенно вскрикнула.
— Тише ты, — недовольно прогудел Максим. — Ой! Я не могу! Ой! — взвизгнула Верка. — Можешь! — прохрипел Максим.
Серёжа почувствовал, что он сейчас умрёт.
Или лопнет.
И вот тогда он сунул ладонь под ремень своих брюк и прикоснулся к своему торчащему органу, раз, другой, третий и дикая, хмельная энергия похоти и страсти сильной струей выплеснулась из него.
И ещё, и ещё, и ещё.
Там, рядом, за колонной, видимо, происходило что-то подобное.
Потому что Максим тихо и удовлетворенно рычал и урчал. А Верка скулила и стонала, вскрикивала и, казалось, рыдала.
И Серёжа, собрав последние силы, стал отходить от колонны.
Шаг, ещё шаг. Ещё. Ещё.
Ну, вот. Здесь уже неопасно.
Серёжа пошёл, держась рукой за стену. Он шёл в сторону другой лестницы.
Он так и не понял, как дошёл домой.
В тот же вечер, засыпая в своей кровати, он вспомнил всё, что увидел и пережил там, на третьем этаже, у колонны.
И стал трогать себя рукой. Было сладко, волнительно, трепетно. Он представил, что это не Макс, а он обрабатывает Верку. Потом он подумал про Леночку, и от этой мысли ему стало совсем хорошо.
И он опять разрядился долгим, мучительно-сладким оргазмом.
И почти сразу провалился в глубокий сон.
И если прежде, под утро, ему всегда снилось, что он овладевает какой-то девочкой (чаще всего Леночкой), то теперь он спал, как младенец, без этих стыдных поллюций, без эротических сновидений.
С того дня и началось.
Он делал это каждый день. Он делал это несколько раз на день. Однажды он сделал это семь раз за день.
И понял, что это чересчур.
Он делал это перед сном и засыпал, как убитый. Он делал это в кабинке школьного туалета, после чего плохо соображал на уроке и отвечал невпопад.
Повод для самоистязания мог быть самым неожиданным.
Он поднимался по школьной лестнице, а впереди шла Аллочка из десятого. Сережа смотрел на её высоко обнаженные ноги, взгляд его воровато скользил под короткую девичью юбку — и всё. Нужно было бежать в кабинку школьного туалета.
Он сидел на уроке и внимательно рассматривал спину сидящей впереди него Светочки. Блузка девушки вылезала из-под юбки, и вскоре Серёжа мог видеть маленькую часть голой девичьей спины и краешек её белых трусиков.
Терпеть это бесплатное кино не было никаких сил. Серёжа поднимал руку и говорил: «Можно выйти?»
Хорошо, что в туалете всегда были свободные кабинки.
Он возвращался в класс и, удивительное дело, блузка Светочки была аккуратно заправлена в юбочку. Может, ему почудилось?
Ну и, само собой, эротические фильмы, которые ему изредка удавалось посмотреть. Правда, он долгое время не мог понять, почему в кабаках девицы всегда танцуют у вертикального столба. И так вокруг него вьётся, и эдак. Потом до него дошло, что собой символизирует указанный столб.
А ещё Серёжа стал читать эротические романы. Для этого он ходил в городскую библиотеку. В принципе, в романах всё было куда более откровенно, чем в кино. Нужно было только иметь хорошее воображение.
С воображением у Серёжи было всё в порядке.
Но хорошее воображение приводило к бурной разрядке.
Круг замкнулся.
Вот так всё началось и так продолжалось по сей день.
Теперь Серёжа понял, почему в декабре у него резко ухудшился почерк.
Графологический анализ показал…
Причина была найдена, но отказываться от своей привычки не хотелось.
Или не моглось.
Ведь почерк — это что? Это фигня!
Хотелось другого.
Хотелось попробовать по-настоящему.
С девчонкой.
Но до этого было ещё, видимо, далеко.
Серёже хотелось знать: то, что он делает — очень вредно или терпимо?
Прямо спросить об этом было не у кого. Он слышал шутки одноклассников на эту тему. Но это были лишь шутки. Хотелось истины. И Серёжа стал её искать.
«Всем хорошим во мне я обязан книгам», — сказал классик.
Серёжа решил следовать совету классика.
Он увидел в киоске тонкую книжицу и купил её.
Это была популярная брошюра.
Одна глава так и называлась: «Об онанизме». Её-то Серёжа и стал читать. Было интересно.
Из статьи получалось, что если понемногу, то можно и даже полезно. Автор доказывал, что это вполне естественная разрядка для юношей. Серёжа удовлетворенно хмыкнул. По семь раз за день он больше не делал. Но один, два раза — обязательно. Это много или мало?
Нужно усилить или ослабить? Поднажать или отпустить?
Серёжа продолжил чтение.
«Потом это пройдет», — такая мысль красной нитью проходила через статью.
«Когда это — „потом“? — подумал Серёжа.
Ответа не было.
Серёжа перелистнул страницу.
„Онанизм мальчиков и девочек“.
Серёжа сначала не воспринял всей глубины этой фразы. Но когда до него дошло, он чуть не вскрикнул. Эге!
Что? Онанизм девочек? Не может быть! Девочек? Как это? Невероятно! Девочек? Этих ангелочков в кружевных платьицах?
„Мы белые снежиночки, Собрались все сюда, Летим мы, как пушиночки, Холодные всегда.“
Нет, нет, не может быть!
„Холодные всегда!“
Аллочка из десятого… Светочка, сидящая перед ним… Леночка, его любовь…
Онанизм девочек? Не может быть!
Серёжа сидел за столом, выпучив глаза. Он не мог поверить в то, что прочёл. Может, в книжке опечатка? Ну-ка, ну-ка. Он стал внимательно вчитываться в текст.
Вон, оно что! Ну, дела! Серёжа читал и не верил своим глазам. Ну, дела! Они, девушки, могут кончить при езде на велосипеде или катании на лошади.
В этот момент Серёже захотелось превратиться в велосипедное седло.
Ненадолго. И чтобы Леночка прокатилась на этом велосипеде.
Или стать лошадью. Нет, жеребцом! Ха-ха-ха!
От волнения Серёжа сглотнул. Прошла минута, и он немного успокоился. Нет, велосипедным седлом он не будет. Он мальчик. Юноша. Будущий мужчина.
А велосипед — фиг с ним! Он неживой.
Но — лошади!
Бедные лошади! Ладно — лошади! А если — кони? Жеребцы!
Почему-то в памяти всплыл портрет принцессы Дианы, сидящей верхом на каком-то породистом жеребце. Её красивое, печальное лицо светилось тайным, внутренним светом, словно она ощущала какое-то недоступное для всех смертных удовлетворение. Сразу возникла мысль: „А как у неё с почерком?“
Вот почему в прежние, строгие времена девушки ездили на лошадях, садясь на них боком! Вот почему! Боком!
Он пролистал дальше и ещё раз встретил ту же мысль. Насчет онанизма девочек. Это была не опечатка. Для Серёжи это было величайшее откровение.
Значит, девочки — тоже?
Но как? Как?
А девственность?
Серёжа слышал, что у девчонок там есть некая штучка. И ею они страшно дорожат. Потому что после первого раза она — всё, была и нету. Девственность называется. Как же девчонки могут делать это, не вредя себе? А вдруг их сокровище будет повреждено? Непонятно, ну, да, фиг с нею, с девственностью! Главное — „онанизм девочек“. Интересненько…
Значит, среди девчонок есть, могут быть, такие, которые, как и он, удовлетворяются подобным способом?
Серёжа задумался. Если такие девочки есть, то они его сёстры по несчастью.
Хотя бы одна.
Сестра печали.
С другой стороны, рассуждая логически, если он, Серёжа, хочет преодолеть свое стыдное пристрастие, то, само собой, что и среди девочек существует та же проблема. Они тоже хотят. Непременно.
Ах, если бы знать, кто из девчонок страдает таким грешком!
Может, если подружиться с такой девочкой, то она позволит ему, Сергею, то, о чем он мечтает день и ночь? День и ночь.
Ведь ей тоже, наверняка, хочется, раз она это делает. Зачем ей велосипед или лошадь, если есть он, Серёжа. Но, как ему найти её, на лбу, ведь, не написано.
Не написано… На лбу…
Как?
И вдруг Серёжу осенило.
Почерк!
У девочки тоже должен был измениться почерк!
По почерку он её и обнаружит!
Иди сюда, родимая!
Ты это почему пишешь, как курица лапой?
Отвечай!
Не тупь глазки! Отвечай! Почему у тебя буква „ш“ похожа на букву „т“? Почему у тебя строчка съезжает вниз? Ты что, не видишь линий в тетради? Почему ты прежде писала красиво, а теперь пишешь ужасно? Почему ты пишешь, как курица лапой? Популярную брошюру читала? Называется: „Об онанизме“. Нет? На, прочитай! Читай вот здесь и здесь. Прочла? Что скажешь? Почему ты покраснела? Итак, почему у тебя такой кошмарный почерк? Любишь ездить на велосипеде? А на лошади?
Отвечай!
Что-то сладко заныло в груди. Предчувствие чего-то грешного, запретного и жуткое ощущение возможности этого запретного всколыхнули его юную душу.
Но теперь нужно было поработать.
Серёжа решил всё спланировать.
Так.
Сначала нужно определить круг потенциальных кандидаток.
То есть, тех девочек их класса, у которых плохой почерк.
Затем нужно убедиться, что почерк девчонки ухудшился в течение последних месяцев или одного-двух лет. Главное — не промахнуться.
Вдруг она писала, как курица лапой, начиная с первого класса?
Такие нам не подходят!
В школе, когда на большой перемене все одноклассники, томимые весенними настроениями, хлынули на улицу, Серёжа остался в классе.
На учительском столе лежала аккуратная стопка тетрадей.
Серёжа подошел к столу, стал брать тетради и внимательно их просматривать.
Десяти минут ему хватило, чтоб просмотреть все четырнадцать тетрадок.
Именно столько девочек было в их классе.
Урожай оказался небогатым. Серёжа ожидал большего.
Но, увы, претенденток было всего лишь трое. Зина, Женя и Оля.
Почему-то больше всего Серёжу расстроило то, что почерк Лены никак не отвечал поставленным требованиям. Он был безукоризненным. Идеал.
Зина отпала сразу. Потому что она не вызывала у Серёжи никаких эмоций. Она была такого высокого роста, что никто из пацанов-одноклассников никогда не приглашал её на танцах. Никто не старался сесть рядом с ней в кино. Помимо того, считалось, что у Зины есть парень. Лёшка из десятого. Собственно, другого парня у Зины быть не могло. В школе было две „каланчи“ — Зина и Лёшка. И хорошо, что они подружились. Ведь Зина явно продолжала расти.
Серёжа вспомнил, как в их город приехала женская сборная команда страны по баскетболу. Вместе с одноклассниками он пошёл на игру и во время матча вдруг понял, что трусы любой баскетболистки такие большие, что вполне могут сойти ему, Серёже, за брюки.
И не исключено, что будут даже великоваты. В поясе.
Ощущение было такое, словно он Гулливер в стране великанов.
Лешка тоже, как и Зина, рос и рос вверх.
Метр девяносто пять! В десятом классе!
Может, ему, Лёшке, подсказать? Что так, мол, и так. У Зины плохой почерк. И что это может быть следствием того-то и того-то. Пусть Лёшка задумается. Так, сказать, полезный совет. Мол, пора заняться зинулиным телом вплотную.
Вот будет умора!
Но хватит подхихикивать!
Сперва нужно подумать о себе.
Итак, Женя или Оля.
А почему „или“? Может, Женя и Оля? Серёжа усмехнулся. Хорош союз „и“! Всё меняет. Точнее, объединяет.
Следующая проблема вначале показалась Серёже неразрешимой. Как раздобыть тетради Жени и Оли за предыдущие два года?
Но, может, это и не нужно? Поскольку кандидаток так мало.
И Серёжа решил начать с Жени.
Просто потому, что она ему больше нравилась. Кроме того, ему казалось, что с Олей будет сложнее.
Но как? Как начать?
Нужно оказывать ей признаки внимания. Например, пригласить в кино или кафе. В зарубежных фильмах сплошь и рядом — пригласил в кафе — и всё в ажуре.
Следующие кадры — герои обнимаются в постели.
Серёже нравились эти буржуйские фильмы, особенно те, где было видно, что герои не только жарко обнимаются, а и делают то самое, заветное движение „туда-сюда“, то есть, зрителю было совершенно ясно, что именно происходит: герой лежит на героине, её голые ноги вокруг его торса, а он легонько, всем телом, вверх-вниз, вверх-вниз…
А она: „Ох, ох, ох!“
И глаза у неё закрыты, словно она не знает, что с нею делают. А у него лицо мужественное, смелое, сосредоточенное. Отпад!
Серёже хотелось, чтоб у него было тоже такое лицо.
С другой стороны, Серёжа не любил те эротические фильмы, где делалась жалкая попытка „улучшить“ любовные сцены, сделать их „поэтичными“. Для этого камера металась, то по спине главного героя, то по ноге героини, причем, использовался такой крупный план, что весь экран занимала только спина, только нога. Пособие для врачей-дерматологов. Ничего не было понятно. Чья это спина? Чья это нога? Вот ладонь. Вот другая ладонь. Они схватываются в замок. Пальцы жарко переплетаются. Ну и что? Оказывается, так автор хотел показать всю силу любви своих героев.
Глубину их чувств.
Или, если дело происходило на пляже, то ладонь одного из любовников жадно гребла песок. Сама по себе.
Зачем грести песок-то? Какой смысл?
Зачем оставлять без работы экскаваторщиков?
Серёже такие фильмы не нравились.
Он понимал: ладони — это хорошо, но не они являются главными в этом важном деле.
Он посмотрел на Женю, которая сидела через три парты впереди. В классе было лишь три девочки, которые всё ещё носили косички. Женя была одной из них. Серёжа смотрел на её косички и думал, что и как он должен теперь делать. Почему-то подумалось, а что будет с косичками, когда он начнет ею, Женей, овладевать? Они так и будут торчать в разные стороны? Интересненько. А её ноги? Обнимет ли она его своими ногами?
Нет, наверное.
Постесняется…
Девчонки, они вообще, существа стеснительные.
Потом он посмотрел на Лену.
А как быть с ней? Вот проблемы!
Лена словно почувствовала его взгляд и обернулась. Улыбнулась ласково и доверчиво. И Серёже стало стыдно.
Как он может её предать? Ведь Лена была… Ну, как это сказать? Нет, не его девушкой, но она нравилась ему. А он, похоже, был небезразличен ей. Несколько раз они так классно целовались.
Он кивнул Лене и уткнулся носом в учебник.
„Динамика мировой добычи нефти в двадцатом веке“, — прочёл он.
И в ту же минуту Серёжа почувствовал, что его член встает.
Ну, с чего, казалось бы?
Блузка Светочки была аккуратно заправлена.
Может, тут есть связь с мировой добычей нефти?
Но торчок был непереносимый. Захотелось в кабинку туалета. Но Серёжа решил перетерпеть.
И он стал снова думать о Жене.
Но если она это делает, то как? По ночам, в девичьей кроватке? Конечно! Не в школьном же туалете, как он! Хотя, кто его знает?
Сам-то Серёжа однажды сделал это в городской библиотеке.
Прямо в читальном зале.
Он читал роман Сандры Браун и когда дошёл до описания любовной сцены между двумя подростками, то так возбудился, что ему даже не понадобилось трогать себя пальцами. Он просто слегка, едва заметно, заелозил задом по стулу. Он смог там, внизу, так ритмично напрячь мышцы, что возникшего сладостного трения хватило для того, чтобы он вдруг ощутил привычную, вожделенную судорогу и кончил с мучительным наслаждением.
Прямо в брюки.
Вокруг были люди, немного, но всё же были.
Девушки, юноши. Две старушки. Старичок.
Серёжа боялся, что кто-нибудь догадается, что с ним произошло. Он сидел тихо, как сурок, боясь пошевелиться. А сердце его стучало так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Ну, дела! Кошмар!
Между бедрами было мокро и противно.
Но Серёжа думал о другом.
Вдруг сейчас подойдет библиотекарь и громко скажет:
„Молодой человек, поскольку Вы только что кончили, подите вон, от Вас нехорошо пахнет свежей спермой. Девушки почувствовали запах, они очень волнуются и не могут усвоить прочитанное. Да и на старушек, похоже, нахлынули воспоминания“.
Потом вызовут дружинников.
И поведут они Серёжу под белы рученьки прямо к выходу.
И все будут смотреть осуждающе и шептать ему в спину что-то злобное.
„Подвержен онании“, — он вздрогнул, настолько явственно ему послышалась эта фраза.
Ему показалось, что это прошипела одна из старушек.
Серёжа криво усмехнулся. Нет, это было не смешно.
Но, слава богу, тогда, кажется, никто ни о чём не догадался.
Потом он долго сидел, тупо глядя в стол, и ему хотелось одного.
Порвать пасть этой Сандре Браун.
Порвать её книжку.
В клочья.
Разве можно такое писать?
Но всё это было в прошлом.
Сейчас Серёжа думал о Жене. О своей спасительнице, о своей жертве, о своей коллеге по несчастью. А если он ошибается? Что тогда?
Да, ничего! В запасе есть ещё Оля.
Не нужно комплексовать. Это главное.
И он достал из портфеля листик бумаги и написал:
„Жень, ты видела „Кинг-Конга?“
И отправил послание.
Он проследил эстафету своей записки и невольно замер, когда увидел, что она дошла до адресата. Но ответа не последовало. Это было против всех правил. На записки было принято отвечать, в режиме „cito“, то есть, отложив в сторону все другие дела. А Жена не ответила. Наверное её увлекла динамика мировой добычи нефти в двадцатом веке.
Нахалка! Гордячка!
Лучше заняться Олей.
И вдруг его толкнули сзади.
Серёжа недовольно повернулся. Слон протянул ему маленькую бумажку.
Ничего себе! Теперь до Серёжи дошло. Оказывается, Женя пустила ответ в обход, через соседний ряд, так, что записка пришла к нему сзади.
Почему-то от этого тревожно забилось сердце. С чего бы, спрашивается?
Волнуясь, он развернул записку.
„Нет, ещё не видела“.
Хороший ответ!
Сердце застучало совсем в другом темпе. Тревожно, но радостно.
„Давай, сходим сегодня, на 19“, — написал он и снова отправил послание.
Теперь он следил за продвижением записки ещё внимательнее.
Ответ снова пришел окружным путем.
„Хорошо, сходим“.
Таким был ответ. От волнения стало сухо во рту.
Но почему „Кинг-Конг“? Зачем нам эти обезьяны?
Чёрт, нужно было пригласить её на какой-нибудь эротический фильм.
Чтобы быть, так сказать, ближе к сути.
Ну, да, ладно! Там, у кинотеатра, разберёмся.
Никогда ещё, идя в кино, он не одевался так тщательно. Во-первых, от старательно выгладил брюки. Через марлечку. Потом долго елозил по лицу электробритвой. Нет, все-таки электробритва — фуфло, нужно переходить на что-то сенсорное.
Потом он долго чистил туфли. Получился хороший блеск.
Абиссинский. Или ассирийский?
Обработал себя одеколоном, оделся, сунул в карман денежку и в путь.
Хорошо, что мать работала во вторую смену, иначе она бы очень удивилась тому, как тщательно он готовился к выходу.
Вечерело.
Жени у кинотеатра не было.
Серёжа подошел к афише и прочел название фильма.
„Ускользающая красота“.
Название ни о чём не говорило.
„Режиссёр — Бертоллучи“.
„Который Бертоллучи? Их же двое или даже трое“, — подумал Серёжа.
„Фильм для взрослых“.
А вот это было уже хорошо.
Только Жени почему-то не было, и это было плохо.
Серёжа решил не покупать билеты — вдруг она не придёт?
Но Женя пришла.
Она подошла откуда-то сзади. Он прозевал её приход.
— Привет! — радостно сказала она. — Привет. Что же ты так долго? Опаздываем! — ответил Серёжа.
Но от сердца отлегло.
— Что за фильм? — спросила Женя. — Вот, Бертоллучи, — пробубнил Серёжа. — А ты говорил — „Кинг Конг“, — протянула Женя. — Ну, этот, может, ещё лучше, — сказал Серёжа.
„Он же для взрослых“, — едва не добавил он.
Но Женя уже сама увидела надпись на рекламе.
— А нас пропустят? — она удивлённо подняла брови. — Да это пишут для проформы. И так зрителей нет, — ответил Серёжа.
„Нам, ведь уже по шестнадцать“, — хотел добавить он, но промолчал.
Ему нравилось, как Женя оделась — коротенькая, широкая юбка обольстительно обнажала её ноги выше колен. Намного выше колен. И косичек не было. Были волосы, свободно спадающие на плечи.
Ведь она так оделась с умыслом?
— Ну что? Пошли? — спросил Серёжа. — Пошли, — ответила Женя.
И он купил билеты.
Зрителей было так мало, что киношники не хотели начинать сеанс. Потом, откуда ни возьмись, примчались три солдата с двумя девушками и вопрос с важнейшим из искусств решился в пользу страждущих.
Свет погас, и они окунулись в мир иллюзий.
Серёжа решил действовать сразу, едва по экрану пошли титры.
Чего тянуть-то?
Он осторожно положил руку на ладонь девушки. Нет, она не оттолкнула его пальцы. Отлично!
Серёжа стал бережно, едва касаясь, поглаживать её тонкие пальчики. Нежно-нежно. Женя великодушно позволяла ему это делать. Хорошо!
При этом они делали вид, что внимательно смотрят на экран.
Однако сюжет стал понемногу их увлекать.
Фильм оказался на удивление длинным.
Юная дева приезжает из Америки в Италию. Ей девятнадцать, и она ещё девственница. Об этом заявлено сразу и прямо. И это хорошо.
То есть, хороший намёк.
Серёжа вспомнил про чеховское ружьё на стене, экстраполировал ситуацию и понял, что, поскольку сказано, что героиня — девственница, то, по аналогии с ружьём, которое всё равно выстрелит, с девственностью придет расстаться. Отлично. Быть может, мы это увидим.
Кажется, девушку зовут Люси. Закадровый перевод неважнецкий.
Люси попадает в богемную атмосферу, всё действо разворачивается на фоне идиллических сельских пейзажей. У девушки явный интерес к сильному полу, причём, её определенно влечёт к мужчинам постарше.
Сверстники если и появляются в поле её зрения, то только для того, чтобы подтвердить либо свою низкую похотливость, либо неумение использовать благоприятный момент, алкоголь оказывается сильнее и, несмотря на то, что Люси готова расстаться с девичеством, её партнер, увы, в нерабочем состоянии.
Мужчины же постарше держат себя строго, хотя их явно тянет к юному телу. Вторым планом начинается тема воспоминаний о матери главной героини, с которой, как можно догадаться, у наших Гумбертов имелись в прошлом некие отношения. Словно перекликаясь с "Лолитой", одного из "зрелых" героев играет тот же актер, который снялся в экранизации набоковского шедевра.
"Лолиту" Серёжа уже видел и был откровенно разочарован.
Он мог наизусть процитировать набоковскую фразу, которую считал шедевром.
"Её ноги, её прелестные, оживленные ноги, были не слишком тесно сжаты, и когда моя рука нашла то, чего искала, выражение какой-то русалочьей мечтательности — не то боль, не то наслаждение — появилось на её детском лице."
Конечно, серёжина учительница литературы (если бы не знала, что это Набоков), непременно осудила бы построение этой фразы — не за смысл, а за три слова "её" в одном предложении.
Однако Серёжа был убеждён, что это ключ всего романа. Как и вся история с Аннабеллой. Лолита была потом.
В фильме же всё это было пропущено. Поэтому "Лолита" Серёже не понравилась.
Бертоллучи был явно лучше. Серёжа стал вникать в сюжет. Что у нас там, на экране?
Второй "зрелый" герой — скульптор, работающий по дереву. Он ваяет — долбит и пилит образ девушки, очевидно, Люси.
Однако у Люси свои заботы. Она хочет стать женщиной.
Самое интересное было, как всегда, в самом конце.
Серёжа даже не ожидал, что всё так обернётся. Если бы не такой классный конец, его рука так и осталась бы лежать на ладони девочки.
Невостребованной.
Один из молодых героев фильма, скромный, кудрявый паренёк вдруг стал клеиться к Люси и выяснилось, что это он посылал ей какие-то анонимные любовные письма. Взволнованная Люси соглашается прогуляться с ним, и они идут в куда-то на природу, разжигают костёр и разговаривают.
Вечереет.
Тем временем остальные герои принимают участие в каком-то празднике, многие сильно перегружают себя алкоголем, один из "зрелых мужчин" даже получает что-то вроде инфаркта (тот самый, из "Лолиты!"), другой, наконец, заканчивает долбить образ юной девы.
"Но где Люси?" — спрашивает кто-то.
А Люси уже в объятиях кудрявого счастливчика. Они всё ещё шепчутся о матери Люси, но это уже вторично, Кудрявый целует и всё смелее ласкает девушку, в неверном свете костра зритель всё же имеет возможность увидеть, как рука юноши ласкает девичью грудь, как его ладонь скользит под её короткую красную юбочку, проникает внутрь белых трусиков и бережно и нежно двигается там.
Бережно и нежно! Бережно и нежно!
О, боже! Как это было хорошо снято!
Серёжа едва не взвыл от восторга, ему хотелось отреагировать на эту сцену так, как он делал всегда, но рядом была Женя, не мог же он прямо при ней положить руку на свой разгоряченный орган и помочь себе снять это дикое, нечеловеческое напряжение. Под его ладонью были девичьи пальцы, но этого ему было совершенно недостаточно, и, поразившись своей наглости, он положил руку на девичье колено. Женя не оттолкнула его.
Фантастика!
В это время на экране события приняли совершенно сногсшибательный оборот. Кудрявый навалился на Люси и стал снимать с неё трусики. Девушка совсем не сопротивлялась, более того, по её довольному личику можно было легко понять, что ей очень нравится то, что делает паренёк. И что она хочет, чтобы события разворачивались именно в этом направлении. Делай, милый, делай!
Серёжа решительно двинул ладонь вверх, и его пальцы оказались под юбкой Жени. Это было восхитительно! Но самым волнительным было то, что Женя не противилась ласкам, она словно не чувствовала дерзких движений его руки.
На экране кудрявый жадно целовал девушку, в тоже время было понятно — он расстёгивает свои брюки.
Молодец! Не одними поцелуями жива любовь!
Вся кровь бросилась Серёже в голову, когда он увидел, как вздрогнули и раздвинулись белые девичьи ноги. Кудрявый начал делать движение задом, теперь камера показывала героев сверху, и мурашки побежали по спине Серёжи.
Осторожно, но настойчиво он скользнул ладонью вверх по ноге Жени и почувствовал под пальцами кромку её трусиков. И опять девочка не реагировала. "Значит можно! Значит можно!" — стучало в ушах у Серёжи. Кожа её бедер была такой шелковистой и горячей.
Кудрявый, кажется, достиг своего главного успеха, потому что лицо Люси вдруг исказилось гримасой боли, она резко вскрикнула, и слезы брызнули из её глаз.
Но это были слезы радости и страсти.
И в этот же момент движения зада кудрявого стали совсем другими.
Интенсивными.
Возвратно-поступательными.
У зрителей не было сомнений.
Героиня фильма, наконец-то распрощалась с девственностью.
Её лицо осветилось счастливой улыбкой.
Она жадно обняла своего любовника, который продолжал свои энергичные телодвижения.
Она обняла его руками и ногами.
Как полагается.
Так и должна поступать современная, воспитанная девушка!
Серёжа передвинул пальцы вверх, и сквозь тонкую ткань трусиков ощутил горячее лоно своей подружки.
И только теперь Женя отреагировала — она схватила его руку. Но не стала отталкивать, нет, она просто прижала его ладонь.
Серёжа посмотрел на лицо девушки.
"Выражение какой-то русалочьей мечтательности" отсутствовало.
Может, Набоков ошибся?
Серёжа скосил глаза на экран.
И в этот момент кудрявый, видимо, завершил процесс. Он сладко застонал и тихо замер на своей партнерше.
"Он кончил", — завистливо подумал Серёжа.
Лицо Люси было в слезах, но она радостно улыбалась.
Серёжа провел указательным пальцем и понял, что трогает самое тайное местечко, самую бороздочку, самую щелочку. Женя сжала бедра, но Серёжа прошептал умирающим голосом: "Ну, пожалуйста, я чуть-чуть".
И он был услышан. Девичьи бедра перестали сдавливать его пальцы. Серёжа снова стал ласкать свое чудное и неожиданное завоевание.
Он не мог и мечтать о таком успехе!
Если бы его в эту минуту кто-нибудь спросил: "Кто самый лучший режиссер на свете?"
То он бы не задумываясь ответил: "Бертоллучи".
Если бы его сейчас спросили: "Назови самый лучший фильм всех времён и народов?"
То он бы мгновенно сказал: "Ускользающая красота".
О "Броненосце Потемкине" он даже бы и не вспомнил.
Если бы в этом зале ему был задан прямой вопрос: "Чего бы ты хотел больше всего в жизни?"
То он бы скороговоркой протарабанил: "Чтобы фильм Бертоллучи "Ускользающая красота" никогда не кончался".
Но, увы, фильм неожиданно закончился.
Наступило утро, и Люси рассталась с кудрявым парнем, сговорившись с ним, что они вместе поедут в Америку.
"У меня это тоже в первый раз", — сказал кудрявый.
И Люси радостно рассмеялась.
Камера стала от них отдаляться, и, о, ужас, пошли финальные титры.
Чем хороши западные фильмы? Правильно — в них долгие финальные титры. Наверное, это сделано специально, чтобы влюблённые могли успеть привести в порядок свою одежду.
Женя словно очнулась и решительно выпроводила Серёжину руку из-под своей юбки. Серёжа почувствовал себя обманутым. Дикое, невыносимое желание распирало его. Он хотел девушку, он хотел.
Он хотел продолжения ласк.
"Ну, Бертоллучи! Не прощу!" — подумал Серёжа.
Два часа водил "му-му" и только в самом конце один трах!
Но какой классный трах!
Это было лучше любой "Эммануэль", три серии которой Серёжа уже видел по видику.
Включили свет.
Серёжа взглянул на Женю и увидел, что её щеки заливает густой румянец.
— Какие у тебя красные уши, — улыбнулась Женя. — Да? А я не чувствую, — ответил Серёжа.
"Видела бы ты свои щёчки", — хотелось сказать ему, но он промолчал.
Серёжа и Женя вышли из кинотеатра.
Уже стемнело.
— Куда теперь? — спросила девушка.
"Назад, к Бертоллучи!" — едва не взвыл Серёжа.
Хотя хотелось именно этого, хотелось вернуться в темноту зала и продолжать ласкать девушку, ласкать и смотреть про то, как Люси расстаётся с девственностью.
Тем и хорошо кино, что в нём героиня расстаётся с девственностью столько раз, сколько смотришь фильм.
— Пойдём, погуляем, — хриплым голосом ответил Серёжа. — Пойдём, только недолго, — весело сказала Женя.
"А вдруг нас увидит Лена или ей кто-нибудь передаст?" — подумал Серёжа.
Ответа на этот вопрос не было.
Ноги, казалось, сами вели их туда, куда было нужно.
Они шли в сторону городского парка.
— Как тебе фильм? — спросил Серёжа. — Хороший. Только заумный очень, — ответила Женя. — Что же в нём заумного? — слова застревали в горле. — Ну… Все эти разговоры про маму…
"Неправда. Мама ни при чём", — подумал Серёжа.
"А как тебе сцена близости?" — хотел спросить он, но не решился.
Они подошли к воротам городского парка.
— Зайдём? — стараясь говорить равнодушно, спросил Серёжа. — Давай, зайдём, — ответила Женя.
И они вошли.
Сказать честно — Серёже хотелось поскорее пойти куда-нибудь в тёмный уголок, чтобы сесть на скамейку и продолжить киношные ласки, от воспоминаний о которых ещё, казалось, горела его левая рука.
Но Жене захотелось прогуляться.
И они совершили некий променад: мимо колеса обозрения, мимо качелей-лодочек, мимо площадки с детскими электрическими машинами, мимо аттракциона с жужжащими самолетами, мимо ярких каруселей, и всё равно ноги снова вывели их на аллейку, уводившую в таинственную, манящую, нежно зовущую темноту.
Нужно было сразу туда идти! Зачем себя обманывать? Зачем?
И они пошли по этой аллее. Серёжа взял Женю за руку.
Темнота обступила их неожиданно.
Серёжа думал, что они сразу найдут себе местечко. Но, как назло, все скамейки оказались занятыми.
Одна, другая, третья, четвертая…
На каждой скамейке сидела парочка, и почти все они целовались.
"Они что, все после Бертоллучи?" — подумал Серёжа.
— Куда мы идём? — прошептала Женя. — Не знаю. Просто пройдёмся.
Серёжа с Женей всё шли и шли.
И вдруг стало ясно, что парк закончился. Они стояли у задней стенки.
Дальше идти было некуда.
И тогда Серёжа потянул Женю в сторону от аллеи. Ему казалось, что он слегка захмелел. Как от пива.
Женя послушно, ничего не спрашивая, последовала за ним, и они сделали несколько шагов по влажной траве.
Тёмная громада тополя высилась над их головами.
Серёжа обнял Женю. И радостно ощутил, что она не противится ему.
Он прижимал её к себе, обнимая жарко и страстно, лицо девушки было совсем рядом и, хмелея от восторга, Серёжа чмокнул её в щеку.
Женя рассмеялась. Осмелев, Серёжа коснулся губами её губ, о боже, как это было хорошо, он поцеловал её смелее, ещё сильнее и понял, что она ему робко отвечает.
Страсть, казалось, бурным потоком хлынула на него.
Он стал гладить грудь девушки, просто так, через блузку, пальцами он ощущал жесткую ткань её лифчика, невыносимо хотелось расстегнуть застежку на груди, сдвинуть эту чудную чашечку и коснуться голой девичьей кожи.
Руки действовали словно сами по себе.
Серёжа скользнул ладонью вниз, погладил крепкое, упругое бедро, (при этом они продолжали жарко целоваться), пальцы переместились ещё ниже, вот она, кромка короткой юбки, рука снова пошла вверх, обнажая девичьи ноги и увлекая за собой вожделенную добычу — низ юбки.
И Женя не отталкивала его.
Неужели? Неужели можно?
Вот так, сразу, с первого свидания?
Ну, Бертоллучи, ну, гений.
"Сдам двадцать пять рублей ему на памятник", — подумал Серёжа.
— Женечка, Женечка, — шептал он словно в полубреду. — Серёжа, Серёженька, ну, что ты, не надо, — еле слышно говорила Женя. — Ты мне так нравишься, — пробормотал Серёжа. — А мне казалось, что тебе нравится Леночка.
"Леночка?" — подумал Серёжа.
"Какая Леночка? Ах, да, Леночка".
— Мне нравишься ты, — сказал он уверенно. — Серёжа… — Женя слабо отталкивала его руки. — Женя, давай ляжем, — прошептал Серёжа. — Нет, тут сыро и грязно, не надо, Серёженька.
"А если бы было сухо и чисто — неужели легла бы?" — подумал Серёжа.
Однако вслух он жарко прошептал другое.
— Я люблю тебя, Женя, люблю!
Серёже казалось, что он говорит правду.
Неожиданно девушка резко вздрогнула.
Нет, это не было результатом его натиска.
Она испугалась чего-то другого.
Серёжа повернул голову и понял, что встревожило Женю.
Вдали был виден яркий свет автомобильных фар. Серёжа хорошо знал, что это означает. Милиция совершала традиционный объезд парка и при помощи вращающейся фары освещала все укромные уголки.
Ничего хорошего встреча с блюстителями порядка не обещала.
— Пойдём к Малым воротам, — сказал Серёжа.
Они быстро пошли, почти побежали вдоль тёмной стены.
Однако свет фар явно догонял их. До выхода осталось каких-то десять метров. И в этот момент они попали в луч света.
— Стоять! — громко рявкнул милицейский мегафон.
Женя испуганно остановилась.
— Бежим, ты что! — крикнул Серёжа и потянул её за руку.
И они побежали.
— Стоять! — снова пролаял металлический голос.
Но молодые люди не остановились.
Выход был рядом.
Сноп света окружал их со всех сторон.
Серёже показалось, что они похожи на актёров в театре пантомимы. Не хватало только мощного симфонического сопровождения. Почему-то вспомнился кинофильм "Господин оформитель", который Серёже очень нравился именно за удивительные, сильные световые эффекты. На секунду ему померещилось, что они с Женей попали на съемку этого фильма.
— Ну, зайцы! Погодите! — прорычал мегафон.
Серёжа и Женя нырнули в узкие ворота. Теперь они были на городской улице.
Привет тебе, свобода! Это мы, твои вечные пленники. Это мы, молодежь, славно отдохнувшая в городском парке.
Серёжа и Женя шли по улице, и ощущение страха быстро сменилось на чувство радости от пережитого приключения.
— А что они могли нам сделать? — спросила Женя. — Ничего. Но могли и накляузничать в школу. — За что? — Что, мол, шастаем по парку после закрытия. — А что? Нельзя? — Шастать можно. Попадаться нельзя.
Женя рассмеялась.
— А вот и мой дом, — сказала она. — Да? Так быстро? — удивился Серёжа.
"Сейчас зайдём в подъезд, и я буду её целовать", — радостно подумал он.
— Женя, мы тебя давно ждём, — раздалось откуда-то сверху.
От неожиданности Серёжа вздрогнул. Ему показалось, что это был голос с небес. Он поднял голову — с балкона второго этажа на них смотрел мужчина.
Это был отец Жени.
Поцелуи в подъезде, похоже, сорвались.
— Иду, — сказала Женя.
В её голосе ощущалась досада.
"Наверное, она тоже хотела постоять со мной в подъезде", — подумал Серёжа.
— Я пошла, — Женя смотрела ему в глаза. — До завтра, — ответил Серёжа.
Было неловко. Всем телом он, казалось, чувствовал, что сверху на него смотрят.
Хотелось на прощанье взять девочку хотя бы за руку. Но он не решился. Женя повернулась и вошла в подъезд.
Серёжа снова взглянул вверх, на балкон. Мужчина всё также смотрел на него.
— До свидания, — вежливо сказал Серёжа. — Всего хорошего, — сухо ответил отец Жени.
Домой Серёжа шёл радостно.
В кровати он снова и снова перебирал в памяти все перипетии прошедшего вечера и, увы, не удержался от того, чтобы не поласкать себя.
И Женя, и красавица Люси из фильма Бертоллучи слились в один женский образ, и Серёжа не смог даже понять, кем же из них он овладел в своих бурных фантазиях.
Но процесс получился на редкость сладострастным. Серёжа вздрогнул всем телом и едва не застонал от острого, сильного ощущения.
И тут же провалился в глубокий сон.
На следующий день он воровато взглянул на Леночку и сразу понял, что она ничего не знает о его встрече с Женей.
Леночка разговаривала с ним весело и приветливо.
Серёжа знал, что его девушка очень ревнива.
"Обошлось, обошлось", — подумал он радостно.
Он посмотрел на Женю и ему мучительно захотелось продолжения вчерашних ласк. Тех, что были в кино.
Все мысли о вине перед Леночкой отошли на второй план.
Серёжа вспомнил про свой графологический анализ. Про необходимость развития плодотворной идеи.
В течение дня они с Женей непрерывно перебрасывались записками.
Читая записки девочки, Серёжа невольно анализировал её почерк.
Да, она писала, как курица лапой.
Неужто он всё правильно вычислил? Фантастика!
Вот что значит "научный подход".
Весь день хотелось только одного — снова попасть в кинозал.
И мечта сбылась, хотя её воплощение в жизнь оказалось необычным.
Уже к третьему уроку в своих записках Серёжа убедил Женю, что сегодня они должны снова сходить в кино.
К шести часам вечера молодые люди подошли к кинотеатру.
Серёжа взглянул на афишу и понял, что это именно то, что им необходимо.
Ещё бы. На афише аршинными буквами было написано: "Эммануэль".
Сам-то он уже видел эту серию.
Запомнился негр, ласкающий главную героиню в тот момент, когда она с интересом, не отрываясь, смотрит эротический мультик. Для просмотра использовался какой-то древний аппарат, так что бедной Сильвии Кристель пришлось сильно нагнуться. Тут-то к ней сзади и пристроился негр со своими шаловливыми ручками. Он не овладел ею, но отласкал, судя по всему, на славу.
Серёже хотелось увидеть, как Женя отреагирует на эту сцену.
— Пойдем? — спросил Серёжа. — Пойдём, — согласилась Женя.
Они подошли к кассе.
Но их ожидало невероятное разочарование.
Невероятное не потому, что их не пустили.
Невероятное потому, что фильм оказался бесплатным и его демонстрация была приурочена к какому-то славному государственному празднику, и на сеанс пропускали только ветеранов войны и труда.
Серёже показалось, что кассир шутит.
Но нет.
Именно "Эммануэль" была предназначена для седых бабуль и дедуль.
Серёжа посмотрел в фойе и увидел, что там, и впрямь, полным-полно пожилых людей. Ничего себе! Зачем им "Эммануэль"? Или он, Серёжа, что-то не догоняет? "Не догонять" означало "не соображать".
Но Серёже с Женей тоже хотелось посмотреть этот фильм!
Они робко стояли у кассы. Их никто не прогонял. Но и шансов попасть в зал не было.
— Серый, ты что тут стоишь?
От неожиданности Серёжа вздрогнул.
Рядом с ними стоял Слон.
— Да вот… — пролепетал Серёжа. — Зайти хотите? — Слон нахально смотрел на Женю и улыбался. — Ну… — Значит, так. Когда все зайдут — двери закроют. — То-то и оно, — сказал Серёжа. — Ты слушай! Двери закроют. Но их не запирают. — Ну и что? — Что-что! Тихонько подойдёте и откроете. Цап-царап… — Ну и… — Без места постоите. За портьерой, у двери. — Да? — Да! Зато всё увидите. Главное, как пойдут финальные кадры — сматывайтесь. — А если..? — Сто раз проверенный способ. — А ты как же? — А я пойду к другой двери.
Серёжа посмотрел на Женю.
Нет, она явно не хотела такого кино.
Но Серёжа невольно скосил взгляд на вырез её блузки и ощутил знакомое волнение. Он представил, как они будут стоять в темноте — Женя впереди, а он сзади.
— Ну, я потопал, — сказал Слон. — Бывай, — ответил Серёжа.
Женя молчала.
— Давай, попробуем? — прошептал Серёжа. — Полтора часа стоять на ногах? — Уйдём, если надоест.
"Я буду ласкать твою грудь, и это нам ни за что не надоест".
Эта мысль прямо-таки распирала Серёжу.
— Ну, хорошо, — как-то нехотя согласилась Женя.
Затем они долго стояли у рекламных плакатов, ожидая, когда все ветераны зайдут в зал.
Проникновение на запретную территорию прошло без проблем.
Слон оказался прав. "Цап-царап", — и дверь открылась.
Серёжа и Женя долго стояли перед портьерой, поскольку их глаза никак не могли привыкнуть к темноте.
Наконец, они стали различать предметы вокруг себя. Осторожно сделали ещё пару шагов вперед и взглянули на экран. Женя, естественно, стояла впереди, а Серёжа у неё за спиной. Он легонько обнял её, сначала левой рукой, а потом и правой. Никакого сопротивления.
Серёжа положил ладонь на грудь девочки. Она повернулась в нему лицом. Что-то не так?
— Что? — тихо спросил Серёжа. — Ничто, — тихо, но многозначительно, ответила Женя.
Сережа посмотрел в зал. Что-то было непривычным.
Но что?
И он понял — что.
В зале стояла гробовая тишина. Ветераны жадно смотрели эротику.
Серёжа вспомнил, в каких условиях он смотрел этот фильм прежде. Тогда в зале хихикали и улюлюкали, то и дело слышались советы в адрес главных героев. Особенно много полезного было сказано зрителями мужчинами для мужчин — героев фильма. Можно было подумать, что в зале собрались все наследники Казановы и Дон-Жуана по мужской линии.
Сегодня всё было иначе.
Зритель был серьёзный и внимательный.
Воспитанные на "Чапаеве" и "Кубанских казаках", эти убелённые сединами люди неожиданно для себя попали в другой мир. Очевидно, что все они знали, на какой именно фильм их пригласили. Не было ни возмущенных возгласов, ни ругательств в адрес мирового капитала.
Не было ничего.
Было только одно.
Гробовая, невообразимая, а потому немного жутковатая тишина. То есть, слышен был только звук самого фильма. Гнусавый голос за кадром что-то гундосил по-русски, но зрители, пожалуй, его и не слышали вовсе. Здесь главным было не слово, здесь главным было действие и красивые картинки "об этом".
Никто не кашлял. Не скрипели кресла.
"Дорвались старушки до секса", — улыбнулся про себя Серёжа.
Он слегка сжал пальцы на груди девушки. Уткнулся носом в её ухо. От Жениных волос пахло какими-то волшебными, неземными цветами.
Серёжа искоса взглянул на экран. Сильвия Кристель сидела в плетёном кресле. Грудь её было обнажена. И не только грудь.
"Хорошо в Бангкоке, можно сидеть с голыми сиськами и не замерзнешь".
Серёжа улыбнулся, подумав, что основы русской стыдливости, наверняка, заложены в климатических особенностях страны.
Каждодневное желание согреться привело к тому, что раздетым человек бывает крайне редко. В итоге обнаженное тело стало запретным и, как следствие, выкристаллизовалась стыдливость целой нации.
Однако философские мысли лишь на миг отвлекли юношу от дел праведных. Он обнимал девушку.
Серёжа ухватил губами мочку девичьего уха, Женя вздрогнула, а он, осмелев, скользнул рукой вниз по её упругому животу.
Сквозь тонкую ткань юбки он ощутил тот чудесный холмик, который ему посчастливилось ласкать во время их прошлого похода в кино. Но тогда они сидели на креслах, и всё было совсем иначе. Серёже показалось, что сегодня получается даже лучше, чем тогда. Потому что вся его ладонь лежала там, на девичьей тайне.
Женя схватила рукой его руку и, казалось, хотела оттолкнуть, но Серёжа понял, что отступать не нужно, наоборот, надо ещё сильнее, ещё нежнее, ещё настойчивее ласкать девичье тело.
"Она этого тоже хочет. Она хочет." — убеждённо подумал он.
И скользнул ладонью чуть ниже, прихватил пальцами край юбки и снова перевёл руку назад, к тому самому, заветному местечку. При этом он едва не охнул от восторга. Потому что теперь его пальцы лежали непосредственно на тонких трусиках девочки.
Он продолжал целовать её в ухо, в шею, в щеку, левой рукой слегка сжимал упругую, девичью грудь, но защищенная жесткой чашечкой лифчика, она не давала и доли тех удивительных ощущений, которые рождались там, внизу, между горячими бедрами Жени.
Серёжа снова скосил глаза на экран и увидел, что начинается тот фрагмент кинофильма, где лиловый негр ласкает Эммануэль.
— Посмотри, — едва слышно прошептал Серёжа.
Он сказал так потому, что увидел, что Женя стоит, прикрыв глаза.
Ресницы девочки вздрогнули, она открыла глаза и посмотрела на экран.
На экране негр пристроился к Эммануэль сзади и медленно и осторожно поднимал кверху её платье.
А она смотрела в объектив аппарата и, казалось, не чувствовала сильных и нежных мужских рук.
Негр был ласков и настойчив. Он определенно знал, чего хочет.
Неожиданно Серёжа ощутил, что всё тело Жени мелко вздрагивает.
А ещё он понял, что девочка совсем не удерживает его дерзкую ладонь.
И тогда, шалея от собственной смелости, Серёжа передвинул ладонь вверх и скользнул пальцами под резинку её трусиков. Женя дёрнулась, но он держал её крепко, его разгорячённый от невыносимого желания дружок упирался в упругую девичью попку, Серёжа начал делать тихие, осторожные движения бедрами, движения совершенно недвусмысленные, ему было несколько неловко оттого, что девушка, должно быть, понимала, что это такое он выделывает, но сопротивляться самому себе, своему грешному порыву, не было никаких сил. Он подвинул ладонь ещё ниже и кончиками пальцев ощутил мелкие курчавые волосики девичьего лона.
Это было, как ожог.
Хотелось целовать девушку, хотелось впиться засосом в её нежную шею, но ещё больше хотелось трогать её там, внизу, хотелось, чтобы никогда не кончалась эта сладкая пытка лаской, серёжин палец, словно сам по себе, скользнул вдоль влажной щелочки, и в этот момент Женя задрожала совсем другой, крупной дрожью, и Серёжа вдруг понял, что сейчас произойдёт.
Он понял, что она кончает. От его бесстыдных ласк.
И в то же мгновение Серёжа ощутил, что с ним самим началось то, чем управлять он не умел. Он знал, что это остановить невозможно.
Пронзённый мучительно-сладкой, невыносимой судорогой, он тесно прижался к девичьей попке и едва не застонал от облегчающего чувства то ли взлёта, то ли падения.
Женя охнула и бессильно повисла в его руках. Сам Серёжа едва стоял на ногах. Фантастика!
Наверное они не упали только потому, что рядом была стенка-спасительница.
К ней, родимой, они и привалились.
Ни Эммануэль, ни лиловый негр их теперь совершенно не интересовали.
"Неужели никто не услышал нас?"
Это было первое, что пришло Серёже в голову.
А ещё он подумал: "Боже, как хорошо."
Сказать честно, кое-что было и плохо.
Ленивая струйка, которая противно текла вниз по бедру.
Он по-прежнему обнимал Женю, теперь она повернулась к нему лицом, совсем рядом были вздрагивающие девичьи губы, и Серёжа стал целовать её — нежно и бережно.
Ему показалось, что девочка что-то шепчет.
— Что? — не понял он. — Ты меня любишь? — едва слышно спросила Женя. — Да, конечно. — А как же Лена? — Не знаю, — честно ответил Серёжа.
Неожиданно Женя напряглась и освободилась из его объятий.
Серёжа отпустил её. Чёрт! Нужно было что-то соврать!
Сам он по-прежнему стоял, привалившись к стене. Силы покинули его. Серёжа смотрел, как Женя, стоя к нему вполоборота, поправляет свою одежду.
— Что вы тут делаете?
От неожиданности Серёжа вздрогнул. Пожилая женщина строго смотрела на них из-за портьеры. Господи! Как хорошо, что Женя успела привести себя в порядок!
— Смотрим фильм, — тихо ответил Серёжа. — Это фильм для взрослых, — сердито прошипела тётка. — Мы уже взрослые, — сказал Серёжа. — Этот сеанс благотворительный, для ветеранов. — Мы участники Бородинского сражения, — Серёжа попытался шутить. — Не кощунствуйте! — тётка явно собиралась перейти на высокие ноты. — Конечно! Святая тема! "Эммануэль"! — сердито сказал Серёжа. — Вон отсюда! Бесстыдники! — взвизгнула блюстительница нравов. — Мы уходим, уходим, — проговорил Серёжа. — Нарушители общественного порядка! — раздалось им вслед.
Но Серёжа уже схватил Женю за руку, и они выскочили за дверь.
Миновав удивлённую работницу кинотеатра, которая заботливо протирала тряпкой блестящие листы фикуса, юные нарушители общественного порядка быстро выскользнули на улицу.
Несколько минут они шли по улице молча.
Серёжа пропустил девушку на шаг вперед и украдкой посмотрел на свои брюки.
Нет, вроде, ничего не видно.
— Опять мы попали в разряд преступников, — сказал, наконец, Серёжа. — Опять… — вздохнула Женя. — Пойдём в парк? — предложил Серёжа. — Нет, я сегодня обещала вернуться пораньше, — ответила девушка. — Что? Домашний террор? — Да нет. Просто — обещала и всё.
Дом, где жила Женя был уже совсем рядом.
— А ты встречаешься с Леной? — неожиданно спросила девушка. — Сейчас — нет, — пробормотал Серёжа. — А прежде? — Было немного, ты, ведь, знаешь. — Ничего я не знаю. — Неправда. Вы, девчонки всё знаете. — Она тебе нравится? — Да так себе… — Ленка красивая. — Ты тоже красивая. — И что у вас теперь? — Ничего. А что? — Будет некрасиво, если не будет определённости.
Серёжа обнял Женю за плечи.
— Пусти, ты что! — испуганно произнесла она. — Ты ведь хочешь определённости… — Хочу. — Значит, я могу тебя обнять. — Что-то мысли у тебя не туда. — Туда, туда. — Пусти, не здесь, — прошептала девочка. — А где? — улыбнулся Серёжа. — Хочешь, чтоб мне досталось? — От кого? — От того…
Серёжа понял, о ком она говорит.
Женин отец, словно тень Командора, опять стоял на балконе.
Все права на данное произведение принадлежат автору Копирование и распространение без разрешения автора запрещено!
Вечером Серёжа уже было лёг в постель, но неожиданно ему в голову пришла мысль, показавшаяся весьма забавной.
Он встал, вышел в коридор и тихонько переключил телефон, так, чтобы можно было говорить из своей комнаты.
Затем он вернулся, сел на кровать и набрал нужный номер.
— Алё… — сонным голосом произнесла Женя. — Привет, это я, — прошептал Серёжа. — Привет. Почему ты так поздно звонишь? — Просто хочу поболтать с тобой. Ты не спишь? — Нет. — Можешь выражаться свободно? — Могу, — хихикнула Женя. — Что ты сейчас делаешь? — Отхожу ко сну. — Вспоминаешь фильм? — Вспоминаю. — А ты смогла бы… — Что? — Сниматься в кино, так как она? — Как Сильвия Кристель? — Да. — Нет, наверное. — Почему? — По качану.
Серёжа рассмеялся и высказал Жене ту самую, пришедшую ему на ум в кино, мысль про стыдливость русской нации.
— Может, ты и прав, — засмеялась Женя. — А тебе нравятся такие фильмы? — Какие? — Не притворяйся! Такие, какие мы смотрим уже два вечера. — Ну… Они волнуют. — Жень… — Что? — А тебе нравится?.. — Что? — Твоё тело. — Не совсем понимаю твой вопрос. — Что тут понимать…
Серёжу распирали дерзкие мысли.
"Ласкаешь ли ты себя?" — хотел спросить он.
— Не понимаю, — повторила девушка. — Тебе нравится твоя… грудь?
Сказав эти слова, Серёжа даже испугался.
А вдруг она бросит трубку? Но нет. Женя не бросила трубку.
— Ты нахал, — прошептала Женя. — А ты сказала, что можешь говорить откровенно… — Я сказала, что могу говорить свободно. — А это не одно и тоже? — Нет. — А откровенно не можешь? — Не обо всём.
Серёжа представил, как Женя полулежит в своей кровати, как с её бедер сползло одеяло, как слегка задралась короткая ночнушка, и его ладонь, словно сама по себе, скользнула вниз, дружок под пальцами был твёрдый и задорно торчал кверху. Серёжа продолжал разговаривать с девушкой, но разговор уже не имел никакого смысла.
Тихий девичий лепет в трубке лишь усиливал желание.
— Я хочу быть с тобой, — сиплым голосом сказал Серёжа. — Прямо сейчас? — рассмеялась Женя. — Прямо сейчас, — дерзко ответил он.
Серёжу распирало желание задать вопрос, ради которого он, собственно и позвонил.
"Что ты сейчас делаешь левой рукой?" — хотелось спросить ему.
Нет, он понимал, что никогда не решится задать такой вопрос.
"Неужели тоже, что и я сейчас делаю правой?" — подумал он.
— Завтра увидимся? — спросил Серёжа. — Конечно.
"Почему у неё такой голос?" — подумал Сережа.
Он прикрыл глаза, представил, что Женя лежит под ним и сладко стонет, принимая в себя его таранящего посланца.
"Миленький, не надо!" — воскликнула бы она. "Надо!" — прошептал бы он и вонзился бы в неё.
Мечта была особенно сладкой, потому что он слышал её голос.
— Я хочу быть с тобой, — еле слышно шепнул Серёжа.
И в ту же минуту достиг пика в своей сладостной ласке.
— Что это с тобой? — вдруг донёсся до него голос Жени. — А? Что? Ничего, — с трудом ответил он. — А куда ты пропал? — Никуда. Я здесь. — Почему у тебя так сел голос?
"Почему, почему! Кончил я!" — недовольно подумал Серёжа.
— Спать хочу, — соврал он. — Тогда до завтра, — сказала Женя. — Бывай.
И он положил трубку. Вытерся салфеткой. Выключил настольную лампу. Встал, подошел к окну и выбросил салфетку в открытую форточку.
"Попадет на голову какой-нибудь старушке, ещё забеременеет. Вечно им, старушкам. от меня достаётся", — усмехнулся он, вспомнив библиотеку и книжку Сандры Браун.
Снова лег в кровать.
"Какой же я дуб!" — подумал он, проваливаясь в глубокий сон.
Утром Серёжа вошёл в класс и сразу понял, что Леночка в курсе вчерашних событий.
Очевидно Слон, как всегда, страдал от словесного поноса. Только сегодня жертвой этого недуга стал Серёжа. Всей шкурой он ощутил на себе обиду Леночки.
Как выражают свою обиду девчонки?
Во-первых, они перестают с тобой разговаривать. Во-вторых, они не отвечают на твои записки. В третьих, они не смотрят в твою сторону. В четвёртых, они начинают заигрывать с другими парнями.
Арсенал средств, вроде, и невелик, но всё это очень неприятно.
Но встречи с Женей, похотливые мысли о ней, увлекали Серёжу настолько, что он лишь отметил про себя, что Леночка всё знает. Ну и что? Умереть теперь, что ли?
Каждый вечер Серёжа мчался на свидание к Жене.
Оказалось, что кино — это хорошо, но всё же дорого.
В итоге их приютом стал городской парк.
Точнее, их приютом стал крытый павильон, в котором вечерами происходили баталии шахматистов и шашистов.
Путём проб и ошибок Серёжа определил, что именно шахматный павильон совершенно не интересует стражей порядка, и в своих вояжах они почему-то обходят его стороной.
Вероятно, это происходило потому, что шахматный павильон стоял в стороне от всех прочих парковых заведений и сюда, как правило, заглядывали лишь те, кому это было нужно, то есть, шахматисты и шашисты.
Серёжа и Женя подходили к павильону в половине девятого и робко стояли в тени деревьев, ожидая, когда наследники Роберта Фишера и Александра Алёхина утолят свою страсть к сицилианской защите и гамбиту Эванса.
Потому что у Серёжи и Жени была своя страсть и её тоже нужно было утолить.
Как правило, дольше всех за доской сидели лысый старичок и парень лет двадцати. Он был высокий, немного сутулый и сильно походил на Фишера в молодости. Серёжа про себя так и назвал его — "Фишер". Лысого Серёжа прозвал — "Решевский".
Потому что Серёжа не был чужд шахмат. Кто ещё мог так самозабвенно резаться с Фишером? Конечно же старина Самуэль Решевский!
Тётка, обслуживавшая павильон, делала, казалось бы, всё, чтобы показать своим увлечённым клиентам, что их время подходит к концу: она шумно подметала пол, гремела ведром, вытирала освободившиеся шахматные столики, пересчитывала коробки с фигурами, но всё это оказывало слабое воздействие на "Фишера" и "Решевского".
Они резались в шахматы со страстью доминошников-козлятников.
Наконец, тётка не выдерживала и подходила к поклонникам Каиссы.
"Фишер" смотрел на часы и разводил руками. "Решевский" огорченно качал головой.
"Гроссмейстеры" понимали, что они оба попали в цейтнот.
Послушно и безропотно они складывали фигуры, сдавали шахматные часы, тётка запирала дверь в каморку, где хранились шахматно-шашечные причиндалы, выключала свет, лысый с "Фишером" терпеливо ждали её, затем вся троица уходила в мрачную темноту парка, в сторону главной аллеи.
Серёжа в волнении сжимал ладонь Жени.
Час икс приближался.
Они пережидали минуту-другую, пока стихали шаги и быстро, неслышно, словно тени, проскальзывали внутрь павильона.
Столик "Фишера" и "Решевского" приглянулся им больше других. Наверное, потому что он стоял ближе к каморке и был меньше, чем другие столики освещен неверным светом парковых фонарей.
Серёжа подталкивал Женю к столику, она слегка упиралась, но, так, совсем немного. Серёжа целовал девушку и, обняв её чуть пониже талии, помогал ей сесть на столик.
Знали бы "Фишер" с лысым, как удобен их столик для жарких объятий девятиклассников, которым, увы, было просто негде больше пристроиться!
Страсть и желание распирали Серёжу.
Он жадно обнимал Женю, ловил своими губами её нежные губы, дерзким коленом раздвигал девичьи ноги, притягивал к себе вожделенную добычу и начинался их матч: волнительный дебют, сладостный гамбит, динамичный миттельшпиль, острый цейтнот, непостижимый цугцванг, коварный шах, изощренная жертва фигуры, прорыв пешки в ферзи, патовая ситуация, неожиданная рокировка, — всё это было в их страстной любовной возне.
Не было только одного. Не было победителя. Партия завершалась вничью.
Нет, и ничьей это нельзя было назвать. Эндшпиль оставался за Женей. А Серёжа оставался с носом.
Одурманенный жаркими, страстными объятиями, Серёжа устало шёл домой, и ему в голову лезли самые нелепые вопросы.
"Почему защита сицилианская, а мафия — сицилийская?" "Почему девушки носят юбки, а парни ходят в брюках?" "Почему у женщин лунный цикл совпадает с месячными?" "Почему парням хочется, и они этого не таят? "Почему девочкам тоже хочется, но они молчат об этом?"
И самый главный вопрос!
"Почему она мне не даёт?"
Ведь их ласки были такими бурными, что Серёжа боялся, не услышит ли их кто-нибудь. Женя приглушённо вскрикивала, когда его бессовестные пальцы достигали интимнейших мест девичьего тела. Она вздрагивала, отталкивала его ладони, но всё это скорее походило на некий ритуал.
Ведь она позволяла ему такие ласки, что и сказать-то, какие части девичьего тела он трогал, без того чтобы не покраснеть, было невозможно, так вот, сначала она уступала ему, но чем ближе был вожделенный триумф, тем сильнее оказывалось сопротивление.
— Ой! Серёжа, что ты делаешь! Я, ведь, не железная!
От этого её вопля Серёжу обдавало жаром.
Она не железная? А он, Серёжа, что — железный?
Он приходил домой, отец уже спал, мать досматривала какой-то бесконечный телевизионный сериал. Она слегка бурчала на Серёжу, что-то, как всегда, про уроки, про помощь по хозяйству. Потом был легкий ужин, мать сидела напротив, а Сережа подшучивал над ней, спрашивал, какую серию фильма она сегодня посмотрела, сто восьмую, или сто тридцатую и какая из уже увиденных ей больше всего понравилась — сороковая или двадцатая. Мать улыбалась.
— Где ты гулял? — спрашивала она, не обращая внимания на его подтрунивание. — Да так, прошвырнулись по парку. — С кем? — С пацанами. — Ищете приключений на свою голову? — Ма! — Вот передавали в новостях про маньяка… — Ма! — Вот будут у тебя дети, отпускай их до утра! — Я же не гуляю до утра! Мы были в павильоне. — Каком ещё павильоне? — В шахматном. — Это хорошо.
"Как хорошо я вру", — подумал Серёжа.
Потом он шел спать, но перед сном вспоминал прошедший вечер, жаркие объятия на шахматном столике и не мог воспротивиться своей привычке. Мокрая салфетка летела через форточку, обеспечивая дворника работой и порцией утреннего негодования в адрес жильцов и прохожих.
Учиться оставалось всего ничего.
Девчонки почувствовали приближение лета и сменили свои наряды. Светочка, сидевшая впереди Сережи, стала приходить в школу в такой короткой и тесной юбочке, что сквозь тонкую, просвечивающуюся ткань можно было без труда рассмотреть цветочки на её трусиках. А полупрозрачная блузка! Нет, это было невозможно терпеть!
Но Серёжа терпел и радовался, что у него всё же есть сила воли.
Он думал об одном. Что наступит вечер, а с ним и радостная возня на шахматном столике.
У Серёжи, казалось, закипала кровь, когда Женя позволяла ему развести в стороны свои колени и прижаться к ней так, что своим торчащим дружком он упирался в низ её живота.
Неужели она не чувствовала, что с ним происходит?
Конечно же, чувствовала!
Однажды Серёжа, волнуясь от собственной наглости, взял девичью ладонь и потянул к себе.
— Что? — не поняла его Женя. — Потрогай… — он прижал её ладонь к своим брюкам. — Ты с ума сошел! — прошептала девочка. — Ну, через брюки… — Серёжа… — Чувствуешь, какой? — он знал, она не может не чувствовать. — Ты бессовестный. — Это он бессовестный. — Вы оба бессовестные, — хихикнула Женя. — Хочешь потрогать? — Нет. — А ты потрогай… — прошептал Сережа и расстегнул молнию своих брюк. — Серёжа, мы с ума сошли, — жарко шепнула Женя.
Но он уже передвинул её ладонь и едва не взревел от восторга, ощутив прикосновение девичьих пальцев.
— Вот. А ты боялась, — улыбнулся он.
Они помолчали. Женя не убирала руку.
— Женя, ты д-девочка? — заикнувшись от волнения, спросил Серёжа. — Конечно, — ответила она весело.
Казалось, вся кровь ударила ему в голову! Как запросто она сказала про это.
Почему-то подумалось, что дальше всё будет также легко.
Серёжа поймал своими губами её рот, и они стали целоваться. Его руки стали наглыми и дерзкими. Видимо, Женя сначала не поняла, что происходит. Затем она стала дёргаться и вырываться. Но Серёжа держал её крепко, как зверь держит вожделенную добычу.
При этом его руки действовали словно сами по себе. Его ладони проскользнули внутрь девичьих трусиков. Горячие пальцы паренька прикасались к холмику её лона и трогали влажную щелочку.
— Нет! — вскрикнула Женя. — Давай! — сердито прошептал Серёжа и потянул вниз её маленькие трусики. — Не надо! Пусти! — Женя! Давай сделаем это! — Сереженька! Не надо! — Надо! — Нет, ты с ума сошёл. — Женя, приподнимись! Я не могу их снять… — И не думай! — Ну почему? Почему? — он буквально кипел от злости и страсти. — Этого не будет. — Почему? — Первым у меня будет муж.
Кто?
Муж?
Чей муж?
Господи!
Серёжа был так возбужден, что до него не сразу дошло, о каком ещё муже говорит Женя. Ну, дура!
Он был готов ударить ее.
Сидит перед ним почти без трусов, его пальцы в её теле, его член в её ладошке, а она рассуждает о будущем муже.
Умереть — не встать!
— И когда это будет? — с вызовом спросил Серёжа. — Что — "когда"? — Муж — когда будет? — Не знаю. В девятнадцать. В двадцать. — Но сейчас тебе только шестнадцать? — Да.
Серёжа помолчал и вдруг решительно произнёс.
— И что? Теперь впереди три-четыре года просвещённого онанизма?
Гробовая тишина длилась несколько секунд. Тело девушки мгновенно стало чужим и жестким.
— Ты свинья! — воскликнула Женя.
И резко вывернулась из его рук.
— Стой! — воскликнул Серёжа.
Она встала со столика и торопливо приводила в порядок свою одежду.
— Женя! Не сердись!
Девушка, не оборачиваясь, уходила из павильона.
— Стой, ты что! — он шёл следом, но она не отвечала ему.
Так и пришли они к её дому — Женя впереди, а он чуть сзади.
Командор был на своём месте.
— Папочка, привет! — обрадовалась Женя.
М-да! А ведь прежде она была недовольна тем, что отец торчит на балконе.
— Здрасте… — пробормотал Сережа. — Добрый вечер, — раздалось сверху. — Пока! — сухо сказала Женя и юркнула в подъезд.
"Какой я козёл!" — подумал Серёжа, подходя к своему дому.
В этот вечер он даже побоялся позвонить ей по телефону.
Утром уже две девушки из его класса старательно делали вид, что не замечают даже самого факта сережиного существования.
"Не сердись", — написал он записку Жене.
Коротко и ясно, но ответа не было.
На уроке физкультуры, когда все пацаны уже переоделись в спортивную форму, Серёжа задержался, выждал несколько минут и быстро проскользнул в раздевалку для девушек.
Здесь никого не было. Девчонки уже переоделись и ушли в спортзал. Все шкафчики были закрыты, но они были ему совершенно не нужны.
Он сразу увидел туфли Жени и, схватив одну из них, спрятал её под батарею водяного отопления. Отлично!
Урок физкультуры закончился. Сережа не спешил уходить из спортзала. Затем он также, не торопясь, переодевался.
— Ты последний? Запрёшь раздевалку, — сказал физрук и дал ему ключ. — Хорошо, — ответил Серёжа. — И девчачью тоже, — добавил физрук и ушёл.
Сердце тревожно бухало в груди.
Сережа тихо подошел к девичьей раздевалке.
Неужели сорвалось?
И он решительно толкнул дверь. Нет. Все шло по плану. Отлично!
Женя стояла посреди раздевалки и растерянно смотрела по сторонам. Она уже переоделась, сменила спортивный костюм на легкое платье, но на ногах у неё были только белые гольфы.
В руке она держала одну туфлю.
— Что случилось? — спросил Серёжа, нарочито громко звякнув ключами. — Куда-то вторая туфля запропастилась… — огорченно сказала Женя. — Давай поищем вместе. — Давай.
Он обнял её сразу.
— Ты что… Перестань… — испуганно прошептала Женя.
Сережа молчал и пытался поцеловать её в губы.
— Серёжа… Не надо… Пусти.
Он ласкал её грудь, пытался запустить пальцы под застёжку платья.
— Серёжа… Кто-нибудь войдёт.
Его ладонь, сминая тонкую ткань платья, скользнула вверх по девичьему бедру.
— Серёжа… Перестань… Мы опоздаем на химию. — Скажи, что ты на меня не сердишься, — прошептал Серёжа, оторвавшись от ее губ. — Нам нужно идти в класс. Пусти. — Пойдём. Но сначала скажи, что не сердишься. — Хорошо — скажу. Но прежде ты отдашь мне туфлю. — А при чем тут я? — При том. Нетрудно догадаться. — Ты проницательная девушка, — улыбнулся Серёжа. — А ты — расчётливый молодой человек. — Почему — "расчётливый"? — Потому что ты всё спланировал. — Что — "спланировал"? — Пропажу туфли. — Да вон она! За батареей стоит. — Кто бы мог подумать! Давай её сюда. — Даю. Сегодня погуляем? — Не знаю. — Тогда не отдам. Сегодня погуляем? — Не знаю. Тётя приехать должна. С мужем и детьми. — Ну и что? — Возможно, мне придется побыть дома. — Но я всё равно приду. Ладно? — Ладно.
Ну вот и отлично!
Они заперли обе раздевалки и пошли в класс. Как всё оказалось просто. Словно и не ссорились.
Весь остаток дня Серёжа жил мечтой о предстоящем свидании. Он пришёл к жениному дому, едва начало смеркаться. Спешил.
Отец Жени стоял на балконе и был явно навеселе.
Хреново, значит, гости всё-таки приехали.
— Здрасте, — сказал Серёжа. — Добрый вечер. — Женю можно? — Ты не должен компрометировать девушку, — заплетающимся языком произнес женин отец.
Серёжа почему-то трухнул. С чего бы это?
— Хорошо, я больше не приду, — быстро произнёс он. — Нет. Ты приходи, — уточнил свою позицию отец Жени. — Но, ведь, Вы сами говорите, что "я не должен". — Не фальсифицируй мою ценную мысль.
Похоже, в поддатом состоянии отец Жени имел пристрастие к сложным словам иностранного происхождения. Но они давались ему с трудом.
— Я не фальсифицирую, — сказал Серёжа. — Сейчас мадемуазель выйдет! — Па! Иди в дом! — послышался раздраженный голос Жени.
Покачиваясь, отец девушки исчез. Балконная дверь закрылась. Женя подошла к перилам.
— Привет… — прошептал Серёжа. — Привет. — Ты выйдешь? — Нет, сегодня никак. — Почему? — У нас гости. — А-а… Всё-таки приехали. — Да. В полном составе.
Серёжа смотрел вверх и видел только одно — стройные девичьи ноги под короткой, широкой юбочкой. Ах, как хорошо было бы сейчас очутиться в шахматном павильоне! Желание любви так распирало его, что стало сухо во рту.
Неожиданно озорная мысль пришла ему в голову. И как он такое придумал? Ну, нахал, ну и нахал.
— Покажи мне, — хриплым голосом попросил Серёжа. — Что показать? — тихо переспросила Женя.
Но Серёжа понял, что она сообразила, о чем он её просит. И только делает вид, что не понимает. Ломается! Девчонка!
— Покажи мне… свои ножки. — Ты с ума сошёл, — прошептала Женя, опасливо посмотрев по сторонам. — Покажи, — угрюмо пробормотал Серёжа. — Зачем? — Хочу видеть. — Ты их и так видишь. — Хочу видеть повыше. — Ты бессовестный. — Да, я бессовестный.
Женя, снова опасливо посмотрела по сторонам, а Серёжа едва не взвыл от восторга. Он понял, что сейчас она сделает то, что он просит. И действительно, Женя опустила руки с перил и, взяв край юбки, приподняла её вверх.
Совсем немного.
— Ты что, из-д-деваешься? — Серёжа едва не заикался от волнения. — А что? — Подними повыше. — Это ты надо мной издеваешься. — Если ты не поднимешь выше, я начну орать на всю улицу. — И что ты будешь орать? — Что люблю тебя. И гости твои услышат. — Ты с ума сошёл… — Сошёл. Подними повыше. — Ты чокнулся… — Да, я чокнулся. Подними…
И Женя потянула юбку ещё выше.
О, боги! Какие у неё были классные ножки!
Серёжа едва не кончил от одного их вида. Мелькнул край белоснежных трусиков.
"Я сдохну!" — подумал Серёжа.
— Я хочу быть с тобой… — едва слышно прошептал он. — Завтра, — оказалось, Женя всё-таки его услышала. — Сегодня… — Завтра. — Что "завтра"? — спросил Серёжа. — То, что обычно. — А больше? — А больше нельзя… — Можно. — Нельзя.
"Я сдохну!" — вновь подумал Серёжа.
— Ладно, я пошёл, — сказал он. — Побудь ещё. Давай поговорим, — попросила Женя. — Завтра побудем и поговорим, — ответил он. — Ты грубый, — грустно сказала Женя. — С тобой станешь грубым… Я пошёл. — Завтра приходи.
Он шёл по улице и голове его стучало это: "завтра приходи".
Но завтра было всё, как обычно. Шахматный столик хоть и был крепким, но всё же не был предназначен для такой интенсивной и регулярной нагрузки.
Серёжины ладони, лаская, скользнули по знакомому пути. Поцелуй взасос был сладким и, казалось, бесконечным.
Голая кожа девичьего живота обжигала своей шелковистой нежностью.
— Женя, давай, сделаем это, — произнес Серёжа хриплым голосом. — Ты с ума сошёл! — Ну почему ты не хочешь, Женя? — Что ты придумал?! — Женя, я мучаюсь. — На тему? — На ту самую тему! — он не знал, сказать ей или нет.
Они помолчали.
Вокруг было совершенно тихо.
Неожиданно где-то недалеко раздался странный, мелодичный звук.
— Что это? — удивилась Женя. — Лягушка, — уверенно ответил Серёжа. — Не смеши! А то я не знаю, как квакает лягушка! — рассмеялась девушка. — А вот и не знаешь. Это древесная лягушка. Она не квакает. — Да? — Да! Это она, точнее, он, так красиво поёт. — Хм! Почти, как птица! — изумилась Женя. — Женя! — воскликнул Серёжа. — Что? — Не отвлекайся от основной темы! — хитро улыбнулся он. — Какой темы? — Я хочу, чтобы… — серёжины пальцы нежно коснулись её лона. — Что? — словно не понимая, спросила девушка. — Давай сделаем это. — Нет. — Я сойду с ума, — обреченно прошептал Серёжа.
Слева снова раздалась переливчатая трель древесной лягушки.
— Ты знаешь… — тихо прошептала Женя. — Что? — Хочешь, мы будем просто друг друга трогать… Как тогда.
Трогать?! Что она говорит? Трогать? Ах, вот оно что! Графологический анализ! Серёжины мысли метались, он не знал, что ответить.
Хотелось честно и прямо рассказать ей про свои исследования в области графологического анализа.
Нет-нет, помня минувшую ссору, он решил не искушать судьбу.
И в тот вечер они впервые друг друга "потрогали".
Это было удивительное ощущение.
Во-первых, Серёжа страшно удивился, как остро Женя отреагировала на осторожное, ласковое проникновение его пальца. Она приглушенно вскрикнула и всё её тело мелко задрожало.
Потом она долго приходила в себя и дышала ему прямо в шею, а Сережа целовал её в ушко.
Во-вторых, когда, отдышавшись, она коснулась его своими пальчиками, там внизу, то это было тоже невообразимо хорошо. Это невероятно удивило Серёжу.
— Так? — спросила она, легонько двигая ладошкой вверх-вниз. — Да… — прохрипел Серёжа. — Скоро? — вопросительно улыбнулась Женя. — Да… — Серёжа почувствовал, что задыхается. — Я никогда не видела, как это бывает… — хихикнула девушка. — Всё, не надо, хватит, — он бережно отодвинул её руку.
Серёжа вдруг устыдился, представив, как на пальцы девушки выплеснется густая струйка его семени.
Это было невозможно.
— Серёжа, давай, я помогу тебе… — доверительно прошептала Женя. — Нет, нет, не надо, — вся кровь бросилась Серёже в голову.
"Я и сам себе помогу", — подумал он.
От волнения сердце, казалось, стучало прямо в ушах.
Прибегая домой, он вспоминал всё, что было сегодня с Женей. И, конечно же, предавался своей традиционной разрядке. О, боже! Он не хотел этого делать, но его словно распирало и не было силы, способной остановить действие. После становилось легче. Но Серёжа был очень недоволен собой. Ну почему она не дает! Получалось, что такая горе-любовь с Женей привела его к ещё более сильной зависимости от ненавистного и сладкого порока.
Серёжа не знал, что делать.
Теперь почти каждый вечер он "трогал" Женю и каждый раз изумлялся, как бурно она реагировала на его дерзкую ласку.
— Тебе было хорошо? — спрашивал он немного погодя. — Да, да, да… — всхлипывала в ответ девушка.
Она никак не могла восстановить дыхание.
"Ничего себе!" — думал Серёжа, — "А что будет с ней, если всё произойдёт по-настоящему?"
— Они кусаются! — как-то заявил Слон, когда зашла речь о девчонках.
Тогда Серёжа не поверил ему, подумал, что одноклассник хвастается.
Но теперь, когда он видел, как Женя теряет голову от его прикосновений, теперь Серёжа понял, что опытный Слон говорил истинную правду.
Серёжа целовал девушку, и она, наконец, успокаивалась.
— Бессовестный, что ты со мной делаешь… — шептала она жалобно.
Потом они замирали, прижавшись друг к другу, лицом к лицу. Женя сидела на шахматном столике, Серёжа стоял рядом, а её обнаженные ноги обхватывали его в поясе. И мысли не было о том, как не эстетично они выглядят.
— Ты меня любишь? — спрашивала Женя. — Люблю, — отвечал Серёжа.
"Зачем я вру?" — думал он.
И где-то в глубине души он чувствовал нарастающее желание оттолкнуть её и уйти прочь, уйти, чтобы никогда к ней не возвращаться. Что-то похожее на неприязнь зарождалось в нём.
Он провожал Женю домой, а потом летел к себе, запирался в комнате и тоненькая бумажная салфетка принимала в себя весь буйный всплеск его страсти.
Однажды он вышел во двор и увидел под окнами своей квартиры кучу смятых салфеток. Очевидно, дворник ушёл в отпуск. Кошмар…
Что делать? Что делать…
Теперь, когда Женя почти прямо сказала ему, что ей вполне хватает контакта с его шаловливыми пальцами, что она, пожалуй, ни за что не пойдет на то, чтобы отдаться ему, теперь он понимал, что графологический анализ хоть и вывел его на правильный путь, но, несмотря на это, достижение результата на этом фронте никак не возможно.
"Может подпоить её"? — устало подумал Серёжа.
Эта мысль показалась ему гениальной.
Собственный опыт потребления алкоголя у Серёжи был совсем невелик. Однако он был совершенно уверен, что подпоить девушку ничего не стоит. Нужно только придумать, где и как. Ничего лучше похода к озеру в голову не пришло. Для воплощения замысла Серёжа купил чекушку коньяка и мерзавчик водки. Вечером он, вроде невзначай, сказал Жене, что, вот, мол, неплохо было бы сходить на озеро. Ведь завтра воскресенье. А послезавтра последний звонок, проводим нынешних десятиклассников и сами займём их место.
— Давай, позовём Катю и Машу, — сказала Женя.
"Господи! На хрена нам Катя и Маша?" — едва не взвыл Серёжа.
— Давай, побудем одни, — пробурчал он. — Давай, — неохотно согласилась Женя.
Народу у озера было много.
Почти никто не купался, но загорали все.
Серёжа долго не мог найти удобное место. И тут, и там были люди. Эх, надо было прийти сюда в понедельник.
Наконец, они вышли на узкую тропинку, ведущую от озера в лес.
Это — то что надо!
Голоса на берегу становились всё тише и тише. А вот и уютная, маленькая полянка. Для двоих.
Женя только пригубила пластмассовый стаканчик, а Серёжа залпом глотнул граммов сто пятьдесят. Коньяк обдал жаром изнутри и ударил в голову. Стало весело и хорошо. Захотелось повторить. Повторили. Женя опять едва пригубила. Девчонка! Серёжа быстро захмелел, видимо, потому что был голоден.
Разговор получился откровенным.
— Ты знаешь, что по почерку можно определить характер человека? — Где-то я читала про это, — ответила Женя. — А я научился использовать это практически, — дерзко сказал Серёжа. — Как это? — Секрет! — Зачем же ты дразнишь меня своими секретами? — Чтобы ты знала, что я знаю… — Что ты знаешь? — Всё знаю! — Ты задавака невозможный! — Я, например, по почерку вычислил, что ты девственница! — И как же изменится мой почерк, когда я стану женщиной? — Он станет ровным и аккуратным. — В один день? — В один день. Хочешь — проверим! — Ха-ха-ха! А если ты девственник — у тебя тоже изменится почерк? — Если — что? — Ну, если ты перестанешь им быть? — Конечно! Проверим? — Я тебе уже сказала… — Что ты мне "уже сказала"? — Я тебе всё сказала… — Про мужа? — Да… - Глупости это. — Ничего не глупости. — Но, признайся, тебе, ведь, хочется? — Мне хватает того, что у нас с тобой есть… — А знаешь, как это называется? — Знаю. — Как? — Петтинг. — Кстати, это тоже можно определить по почерку. — Что? — А вот то, что мы делаем! Петтинг! — Ты врёшь, как барон Мюнхаузен.
Где-то рядом послышались голоса.
— Будем загорать? — спросил Серёжа. — Будем.
На Жене был открытый купальник — это очень понравилось Серёже.
Захмелев толи от коньяка, толи от страстного желания, они обнялись и стали страстно целоваться взасос. Серёжа воровато скользнул рукой за спину девушки и попытался расстегнуть застёжку лифчика.
— Серёжа… — Ну, пожалуйста… Я только хочу посмотреть… — шептал он. — Неужели ты никогда не видел… — Не видел…
Ему, наконец, удалось справиться с застёжкой.
Серёжа немного отодвинулся от Жени, она же прижала лифчик к груди.
Конечно, он преодолел её слабое сопротивление.
Впервые в жизни он видел перед собой голую девичью грудь. Вот так, в упор! Прямо перед носом были её соски и ему хотелось прикоснуться к ним. И он положил свои вздрагивающие от волнения ладони на эти волшебные пирамидки, девушка ахнула и Сережа стал заваливать её на спину, и они легли.
Прошло немного времени, и Серёжа целовал упругие девичьи груди, а его дерзкая ладонь скользнула под резинку тонких купальных трусиков.
— Серёжа… — прошептала Женя. — Шестнадцать лет — Серёжа. — Кто-нибудь нас увидит… — Никто не увидит. — Серёжа…
Он заглушил её слабый протест поцелуем и передвинул пальцы ниже. Сколько раз он уже ласкал это волшебное местечно? Много! Но ещё ни разу девушка не была в его жарких объятиях, считай что, голенькая.
— Не надо… — едва слышно прошептала Женя, когда Серёжин палец совершил нежное и осторожное проникновение.
— Женечка! Я чуть-чуть… Ну, пожалуйста! Ты этого тоже хочешь… — Серёженька! Я не могу! Ой! Серёженька… Ой! — застонала девушка.
Что она не может? Всё она может!
— Потрогай и ты меня, — прошептал он, целуя её в шею, за ухом.
И почувствовал, как ладонь девочки осторожно скользнула вниз и тонкие, нежные пальцы прикоснулись к его напряженной плоти.
Наверное, всё-таки, во всем был виновен алкоголь!
Потому что его дружок вдруг наполовину выскочил из плавок и длинная, тугая, молочно-белая струйка выплеснулась на живот девушки. Не только на живот, но даже на грудь.
— О боже! Сережа! Что это? — с неподдельным изумлением произнесла Женя. — Ничего, — прошептал Серёжа, чувствуя, как от стыда становятся пунцовыми его уши. — Сережа… Ты что… Ты кончил? — спросила девочка. — А то ты не видишь. — Серёжа! Как много! Я думала будет маленькая капелька… — А тут полстакана… — усмехнулся Серёжа. — Это всегда так? — Всегда. — Зачем так много? — Откуда я знаю. Наверное, чтоб хватило.
Серёжа вдруг ощутил жуткую усталость и слабость. Ему захотелось спать.
Состояние его было таким, что ни о каком подвиге на любовном фронте уже не могло быть и речи. Конфуз!
Чёрт, а вот если бы с ними пошли Катя и Маша, то, глядишь, он бы и не напился, потому как известно, что частное от деления на четыре всегда меньше, чем от деления на два.
Но тогда непонятно, куда пришлось бы девать Катю и Машу, если бы Сережа не выпил лишнего, а Женя, наоборот, выпила бы.
Мысли путались.
Результат получился совсем не таким, как ожидалось.
Серёжа был пьян, и Женя вела его домой.
Сказать по правде, это было очень стыдно.
Но всё проходит — и это прошло.
Хотелось, чтобы последние школьные каникулы запомнились чем-то особенным. Сказать честно, больше всего хотелось овладеть девчонкой и стать, наконец, настоящим мужчиной.
Серёжа и Женя по-прежнему встречались вечерами. Несколько раз они ходили на озеро. Один такой поход особенно запомнился Серёже. Как обычно, они долго обнимались в прибрежных кустах, а потом, разгоряченные зашли в воду. И вот здесь Сережа снова обнял Женю и они стали целоваться. Как хорошо, что вокруг не было ни души! Удивляясь собственной смелости, Сережа потянул вниз трусики девочки, и она не успела его остановить.
— Женя, Женя, Женечка, — горячечно шептал Сережа и торопливо сдвинул книзу свои плавки. — Сережа! Что ты делаешь! Перестань! — воскликнула девочка.
Он же в порыве какой-то животной страсти тыкался своим раскаленным от желания дружком между вожделенными девичьими бедрами. Желанная цель была, видимо, близка, как никогда прежде, но полное отсутствие опыта сводило на нет все его попытки прорваться в число мужчин. Серёжа оставался мальчиком.
— Не надо! Пожалуйста, не надо! — панически вскрикнула Женя. — Раздвинь ножки. Миленькая, раздвинь ножки, — прохрипел Серёжа. — Нет! В воде этого делать вообще нельзя, — жарко прошептала Женя. — Почему? — спросил Серёжа. Лицо его исказилось от страсти. — Антисанитария… — едва слышно шепнула Женя. — Женя… — Серёжа стал делать толчкообразные движения. — Что ты делаешь? — испуганно застонала Женя. — Не отталкивай меня… Прошу тебя, — хрипло шепнул Серёжа. — Ты с ума сошёл, — охнула девушка. — Сошёл… Сошёл… Сошёл… — Серёжа двигался и задыхался от желания. — О боже! Что с тобой? Что Серёжа? — Женя! Женечка! — он чувствовал, что кончик его дружка касается заветной щелки, казалось, ещё чуть-чуть и ему удастся, у него получится… — Сережа! Не надо! Умоляю тебя! Что ты делаешь! Ты с ума сошёл… — Я чуть-чуть… Я чуть-чуть… — он притянул к себе её попку. — Сережа! Не надо так делать! Я боюсь! Не надо! — Надо! Надо! Надо… — Ой! Мне больно! — взвизгнула Женя. — Отлично! Девочка моя! Отлично! — захрипел Серёжа.
Девушка панически дёрнулась и в это мгновение началось…
Жуткий, невыносимый поток страсти скрутил его и больше он не смог вымолвить ни слова. Сережа чувствовал, что ещё мгновение и сердце выскочит из груди. Он сладко застонал и уткнулся ртом в девичье плечо. Всё кончилось.
— Серёжа! Что с тобой? Серёжа! — откуда-то издалека донесся голос Жени. — А то ты не знаешь… — устало произнес он. — Не знаю… Что? Что с тобой, миленький? — Что? Я… Я кончил… — Ой! Да ты что! Что ты такое говоришь! — А что? — А вдруг оно попадет в меня? — Не попадет. — Давай быстренько выйдем из воды! — Успокойся! Всё, ведь, было понарошку… Мимо! — Серёжа! Мне страшно! Какое у тебя лицо! — Какое? — Ты весь красный! — Всё нормально. Не переживай, — Серёжа понемногу возвращался к жизни.
Но он послушал Женю, и они вышли из воды.
Домой они шли молча.
Точнее, Женя всё время о чем-то щебетала, а Серёжа угрюмо молчал.
"Радуется, что уцелела!" — сердито думал он.
— Почему ты молчишь? — спросила Женя, ласково прижимаясь к нему. — Просто так, — ответил он.
А сам подумал: "Не буду больше встречаться с ней".
И, действительно, он стал всё реже и реже приходить к Жене.
— Почему ты не пришёл вчера? — печально спрашивала она. — Вчера? Устал после тренировки. — Что за тренировка? — Футбол. Меня взяли в сборную школы. — А позавчера? — Позавчера? Поливали капусту. — До самой ночи? — Было темно, когда мы закончили. — Жаль. — Не куксись. Иди ко мне.
Женя грустно вздыхала и послушно подставляла ему свои губы. Это и называлось "иди ко мне". Хотя Сережа прочёл множество книг и знал, что фраза "иди ко мне" означает совсем другое.
И снова они целовались до одури, до изнеможения, их руки не знали покоя, дорожка любви была такой знакомой, но каждый раз молодые люди словно проходили её заново. Женя тихо стонала и охала, когда Серёжа трогал её маленький, курчавый холмик под тонкими, невесомыми трусиками.
Потом было всё как обычно.
Серёжа шел домой и от досады и злости пинал ногами почти все встречные камешки.
"Больше не приду к ней", — думал он.
Но через пару дней снова шёл к знакомому дому.
"Хочу увидеть Лену. Хочу увидеть Лену!" — вдруг подумалось ему.
Но, увы, Леночка уехала к родственникам. До самого сентября.
Лето, а вместе с ним каникулы, всё это, быстро катилось к концу.
— Ленка вернулась, — как-то вечером сказал Слон. — А где она была? — спросил Серёжа, стараясь изобразить безразличие. — К бабке, в Сибирь ездила. — А-а, — понимающе протянул Серёжа. — Что "а-а"? Ты бы видел, в какую кралю она превратилась? — В какую? — недоумённо спросил Серёжа. — Такое впечатление, что её кто-то накачал, — восхищенно сказал Слон. — В каком смысле? — В том самом!
Серёжа злобно сжал зубы и посмотрел Слону прямо в глаза.
— Ты меня не понял. Тело у неё стало такое… — виновато улыбнулся Слон. — Какое? — Ну… Крепкое. Бедра, грудь — отпад! А взгляд! Зовёт! — Отчего бы? — А вот это лучше спросить у неё! — заржал Слон.
Серёжа удивился тому, что сердце его вдруг тревожно забилось.
— Мальчики! Привет! — раздался знакомый голос.
Серёжа поднял голову и увидел перед собой стройные ноги. Августовское солнце разморило и его, и Слона, поэтому они слегка прикорнули на мелком песочке городского пляжа.
Серёжа поглядел вверх. Рядом с ними стояла Лена.
— Привет, — ответил Слон.
Серёжа смотрел и не верил своим глазам.
Не мог человек так измениться за два с половиной месяца. Не мог!
Однако…
Доказательство возможности невозможного находилось прямо перед ним. Серёжа вскочил и почувствовал, что его щёки заливает густой румянец.
— Привет, — вымученно улыбнулся он.
А сам не мог отвести глаз от очаровательных пирамидок, которые едва не касались его — так близко стояла Лена.
— Загораете? — весело спросила девушка. — Да вот… — промямлил Серёжа. — Ложись рядом с нами, — добродушно предложил Слон. — Я бы лучше на лодочке покаталась, — мечтательно произнесла Лена. — Это мы мигом, — сказал Серёжа.
И он помчался на лодочную станцию. Благо — близко.
Через десять минут трое молодых людей уже сидели в лодке.
Хитрозадый Слон уселся на нос, Лена на корму, а Серёжа на вёсла.
Юноши были в плавках, а Леночка почему-то не стала снимать короткое летнее платье. Девичьи колени были крепко сжаты, но бедра были так высоко обнажены, что Серёжа невольно видел тёмный треугольник купальных трусиков.
От волнения ладони стали влажными.
Серёжа грёб и ему казалось, что каждым движением он притягивает девушку к себе.
Слон — ехидная морда — громко запел: "Поедем, красотка, кататься, Я долго тебя поджидал!"
— В субботу финальный матч. Придёшь? — спросил Серёжа. — Ну, если вы меня приглашаете… — улыбнулась Лена. — Приглашаем, приглашаем, — прогудел Слон.
"Как ты изменилась, Леночка!" — изумлялся про себя Серёжа.
Она даже смотрела на него как-то иначе. Взгляд её стал нежным, зовущим, томным.
Ничего себе!
Затем, когда они вдоволь накатались, и Серёжа вернул спасателям лодку, Леночка всё-таки решилась искупаться.
После того как она сбросила платье, Серёжа некоторое время не мог встать.
Так и лежал на песке, вниз лицом.
"Успокойся, остынь", — сердито шептал он.
Но его дружок никак не хотел остывать. Поэтому Серёжа не пошёл в воду, завистливо наблюдая, как радостно плещутся Слон и Леночка.
Потом он всё-таки решился и, разбежавшись, влетел в прохладную стихию. Тут ему полегчало.
Серёжа старательно делал вид, что помогает Лене держаться на воде, а его ладони горели от прикосновений к девичьему телу.
Вечером он лёг в постель и к нему сразу явилась Леночка.
— Пусти меня к себе, — жалобно попросила она.
Серёжа, трепеща от волнения, поднял край одеяла.
— Иди ко мне, милая. Иди… Иди… — шептал он умирающим голосом.
И ласкал её, словно наяву. И себя. И себя. И себя…
Облегчающая судорога была опустошающе-сладостной и полной.
Телефон ещё только зазвенел, а Серёжа уже догадался, кто это звонит.
— Серёжа! Тебя, — сказала мать. — Я уже взял. Положи у себя, пожалуйста, трубку, — сонным голосом ответил он.
Предчувствие не обмануло. Это была Женя.
— Привет, — сказала она тихо. — Привет. — Придёшь сегодня? — Нет, сегодня не смогу. — А завтра? — Завтра мы едем… — Понятно… И когда вернётесь? — Да я… — Понятно. Уже никогда… — Зачем ты так говоришь? — Потому что всё закончилось. — Что ты такое придумала? — Это не я придумала. — А кто? — Тебе лучше знать. — Не понимаю тебя. — Побаловался и хватит? — Ну почему — "побаловался"? — Потому. — Ничего, ведь, не было. — Для тебя — не было, а для меня было. — Не понимаю тебя. — Ладно. Подрастешь, поймешь, — печально вздохнула Женя.
И она положила трубку.
Серёжа был даже рад, что произошёл этот разговор. Ведь, если бы они стали выяснять отношения не по телефону, то всё было бы гораздо сложнее.
Он не мог терпеть женских слёз.
А так — она сама положила трубку. И всё разрешилось само собой.
Как всегда, лето закончилось незаметно. Серёжа испытывал какую-то особую грусть от того, что это его последние школьные каникулы.
Чувство вины перед Женей не покидало его.
Но Серёже больше не хотелось с ней встречаться.
Теперь он мчался на свидания с Леночкой.
Собственно, это были ещё не свидания.
Просто молодежь тусовалась на спортплощадке школьного двора.
Но в этих тусовках постепенно формировались влюблённые парочки.
Серёжа и Лена были на пути к любви.
Он провожал её до дома, и в подъезде они целовались.
В один из вечеров, когда всё, казалось, шло так хорошо, случилась не очень приятная история.
Они сидели на скамейке. Вшестером. Откуда ни возьмись, подъехала машина с "крутыми".
— Какая красивая девочка, — раздался хриплый голос изнутри автомобиля. — Которая? — спросил другой голос. — В красной юбочке.
В красной юбке была только Леночка. Гнев и возмущение охватили Серёжу. Но что он мог сделать против "крутых"?
Ничего.
— Пойдём отсюда, — сказал Серёжа и протянул Леночке руку. — Подожди. Видишь, какая классная машина, — восхищенно произнесла она.
Машина, действительно, была отличная.
— Красавица, где здесь можно выпить чашечку кофе? — спросил "крутой". — Вам хочется кофе? На ночь? — удивилась Лена. — Вот там, за поворотом, кафе, — вставил Серёжа. — Но вам там не понравится, — добавила Лена.
"Зачем она продолжает этот разговор?" — подумал Серёжа.
— А где нам может понравиться? — не унимался "крутой".
Уже почти всё его большое тело высунулось из автомобиля. Рыжая, почти налысо постриженная голова и толстая шея. Маленькие глазки, волосатые руки. "Крутой", он и есть "крутой".
— Хорошее кофе предлагают в кафе "У Карабаса", — сказала Лена. — А где это? — Далековато, на противоположной стороне городка. — Мы сами не найдём? — "крутой" откровенно пялился на бедра девушки. — Не найдёте. Заплутаете. — Не согласитесь ли быть нашим гидом?
— В другой раз, — сердито сказал Серёжа и взял девушку за руку.
Он с ужасом понял, что Лена просто-напросто кокетничает с "крутым".
Это было обидно.
К счастью, "крутой" захлопнул дверь и автомобиль отъехал.
— Ты обещала прийти на игру, — сказал Слон. — Раз обещала — приду, — весело ответила Леночка.
При этом она незаметно положила ладонь на руку Серёжи.
Словно извинялась. На душе стало немного легче.
Серёжа очень любил играть в футбол.
Теперь, когда он перешел в выпускной, десятый класс, тренер сборной школы по футболу позвал его в команду.
За два дня до конца каникул предстоял важный матч. Тот самый, на который они со Слоном пригласили Лену.
Настала суббота — день большого футбола.
По центру шла атака, Слон отчаянно пробивался сквозь оборону чугуевцев, Серёжа набегал на ворота слева, он был уже где-то у угла вратарской площадки, как вдруг Слон, крутнувшись на месте, уложил своим финтом двух защитников, один из них, падая, толкнул Слона и тот тоже стал падать, но при этом успел зацепить мяч и направить его в сторону Серёжи.
Это было невероятно. Серёжа мчался прямо на мяч и чувствовал, что всё должно получиться, он слегка нагнулся и ударил по мячу головой. Вратарь взметнулся вверх и сумел отбить мяч, но сделал это неудачно, прямо на сережину правую ногу. Серёжа ударил слёту, и мяч под острым углом вонзился в ворота. Зрители взвыли от восторга.
Серёжа взглянул на трибуну и увидел Лену. Она восхищенно смотрела на него и улыбалась.
Он помахал рукой. Всем, но впервую очередь ей.
Гол этот оказался единственным, а значит — победным.
После матча Серёжа долго, с наслаждением мылся в душе.
— Иди сюда, — неожиданно позвал его Слон.
Серёжа подошёл.
— На, держи. Сегодня ты герой дня, — Слон протянул ему руку. — Что это? — не понял Серёжа.
В его ладонь лёг маленький металлический предмет.
Серёжа изумлённо взглянул на Слона.
— Бери, бери! Завтра вернёшь, — великодушно сказал Слон.
Это был ключ от музыкального кабинета.
Серёжа едва смог вздохнуть от восторга и благодарности.
— Уши охлади, — засмеялся Слон. — Что? — не понял Серёжа. — Уши того и гляди вспыхнут!
Он чувствовал, что от волнения его уши стали, и впрямь, горячими.
Математичка говорила тихо, но, как всегда, очень убедительно.
— Главное в жизни — иметь свою, внутреннюю константу. Она должна сопровождать вас всегда. По ней вы должны сверять все свои мысли и поступки. Внутренняя константа — это стержень человеческой души. Она либо есть, либо её нет. Каждый день, каждый час вы должны ощущать, что ваша константа с вами, что она крепка и тверда.
Серёжа скользнул рукой вдоль своего тела. Прикоснулся пальцами к напряженной плоти.
"Вот моя внутренняя константа, она тверда", — подумал он.
— Придёт такой момент, когда Высокий Суд спросит вас: "Как вы пользовались своей внутренней константой?"
"Действительно, как?" — задумался Серёжа.
— Настанет миг, когда вам будет горько и стыдно, что вы так глупо и так бездарно израсходовали волшебную энергию вашей внутренней константы! Это ваш догмат, ваш стержень!
Теперь математичка говорила высоким, звонким голосом. Она смотрела прямо на Серёжу, отчего он невольно съёжился.
"Откуда она знает?" — испуганно подумал паренёк.
— Вот ты, Серёжа, расскажи нам про свою внутреннюю константу. Как ты использовал в течение летних каникул мощную силу своего внутреннего стержня?
"Всё лето Женя водила меня за нос", — захныкал Серёжа.
Класс грохнул от хохота.
И в этот момент Серёжа проснулся.
Серёжа проснулся.
И с радостью вспомнил всё, что произошло вчера.
Дала!
Дала!
Она громко ойкнула, когда его напряженный дружок проник в неё. Значит, он, Серёжа, у неё первый! Это здорово!
В памяти ещё и ещё раз прокручивалась одна и та же цепь сладостных событий.
Зря математичка пела про внутреннюю константу.
Вчера, после матча, после волшебных струй освежающего душа он вышел из раздевалки и увидел, что Лена его ждёт. Почему-то гулко забилось сердце, неужели у человека, и впрямь, есть какой-то неизвестный орган, дающий это постижимое ощущение предчувствия? Наверное, есть. Знала ли Лена про то, что Слон дал ему заветный ключик? Нет, конечно.
Уже почти стемнело.
Серёжа подошёл к Лене и взял её за руку.
И почти сразу они стали целоваться.
— Мы с ума сошли, пойдём куда-нибудь, — прошептала Лена, прервав поцелуй. — Пойдём в школьный двор, — также шёпотом ответил Серёжа.
Не мог же он прямо так сразу сказать: "Давай залезем в музкабинет".
— Пойдём, — согласилась Лена.
О, боги! Каким нежным, ласковым и обещающим был её тихий голос.
Серёжа обнял девушку за плечи, и они пошли в сторону школы.
— Посидим на скамеечке? — спросила Лена. — Нет, давай, залезем внутрь, — от волнения голос Серёжи дрожал. — Как это? Внутрь чего? — изумилась Лена. — А так, — ответил он и потянул её за собой.
Музыкальный кабинет находился в пристройке и имел отдельный вход.
— Ты что, будешь ломать замок? — удивилась Лена. — Нет, у меня есть ключ, — ответил Серёжа. — Откуда? — От верблюда, — пошутил он.
А нужно было сказать: "От Слона".
Чёрт, от волнения он не сразу смог попасть ключом в замочную скважину.
Но, наконец, замок щелкнул и дверь со скрипом открылась.
— Заходи, — прошептал Серёжа. — Я боюсь, там темно, — сказала Лена. — Заходи, не бойся, я с тобой, — и он положил ладонь на её тугую попку. — Я боюсь, — повторила девушка и шагнула внутрь.
Серёжа вошёл следом и стал закрывать дверь.
— Включить свет? — спросила Лена. — Ага! И начинай громко играть на пианино! — рассмеялся Серёжа. — Но ведь ничего не видно, — виновато ответила Лена. — Сейчас глаза привыкнут к темноте и всё будет видно. — Что "всё"? — Я буду видеть тебя, а ты меня, — сказал Серёжа и подошёл к девушке. — И скольких подружек ты сюда уже приводил? — Никого я сюда не приводил… — А откуда у тебя ключ? — Оттуда… — Серёжа… — Сядь на подоконник. — Серёжа… — Садись… — Серёжа…
Как она здорово целовалась!
— Ты где научилась так целоваться? — Природный дар. — Лена! — Что? — Я люблю тебя! — Да? — Да. А ты меня? — Не знаю… Наверное. — Почему — "наверное"? — Любовь — это так серьёзно. — А у нас с тобой — несерьёзно? — Не знаю…
Серёжа положил ладонь на грудь девушки. Господи! Да на ней нет лифчика! Отлично! Боже! Как здорово, что она его не отталкивает! Он положил вторую руку на другую грудь.
— Леночка… — прошептал он и стал ласкать девушку.
Сквозь тонкую ткань платья Серёжа ощутил, как отвердели соски её груди. Ничего себе!
И они снова стали целоваться. Сначала нежно, едва касаясь губами. Потом сильнее, жарче.
Серёжа едва не охнул от восторга, когда почувствовал, как язык девушки на мгновение скользнул по его дёснам.
Теперь они целовались совсем иначе.
"Можно! Можно! Можно!" — шептал кто-то прямо Серёже в ухо.
И он стал осторожно расстёгивать застежку платья на груди девушки. Одна пуговка, вторая, третья. Нет, его не отталкивали. Фантастика!
И совершенно неземное ощущение от обнаженной девичьей груди, ласковым котёнком влившейся в его робкую трепетную ладонь.
— Леночка… — задыхаясь от страсти выдохнул Серёжа. — Что? — едва слышно шепнула девушка. — Пойдём… Лапушка моя. — Куда? — Сюда… Пойдём…
И он повлёк её за собой к стоящей у стены кушетке.
— Нам и здесь хорошо, — пролепетала Лена, но шла за ним. — Сядем тут, — пробормотал Серёжа.
И они сели на кушетку.
Он целовал её, заваливая на спину, но Леночка слегка противилась. Серёжа положил ладонь на её колено и, не прерывая жаркого поцелуя, стал гладить девичьи бедра. Разгорячёнными пальцами он прикасался к кромке её короткого летнего платья, потом двигал руку назад, к округлым коленям и вдруг понял, что Лена не отталкивает его.
Значит, можно?
Конечно, можно.
Не нужно мучить себя этим глупым вопросом.
И он решился, и при очередном путешествии ладони вверх по ноге девушки, достигнув заветной границы, не повернул назад, а дерзко скользнул своими дрожащими от волнения пальцами под тонкую ткань её платья.
Платье Лены было таким коротким, что он почти сразу коснулся её трусиков.
Девушка вздрогнула, когда его горячие пальцы легли на холмик её лона. Но не оттолкнула серёжину руку.
Не оттолкнула!
Серёжа стал снова заваливать её на спину и, о, чудо, Лена охнула и легла. Она легла! Легла! Не может быть!
Может! Она легла!
Возникло ощущение, что время остановилось.
Глаза привыкли к недостатку света и теперь казалось, что в помещении совсем светло.
Серёжа и Лена лежали на кушетке. Они целовались, целовались и целовались.
Серёжина ладонь не знала покоя и не покидала вожделенную полянку между горячими бедрами девушки. Страсть обжигала.
Можно! Можно! Можно!
И, набравшись смелости, Серёжа запустил пальцы под резинку тонких трусиков.
Лена охнула и сжала бедра.
— Девочка моя! Прошу тебя… — произнёс Серёжа. — Серёженька… — Леночка… Пожалуйста… Я хочу…
Лена не спрашивала, чего он хочет.
Нежные и требовательные движения ладони паренька лучше всяких слов говорили о его страстном желании.
— Пожалуйста… — прошептал Серёжа ещё раз.
И с непередаваемой радостью почувствовал, как бедра девушки слегка вздрогнули и медленно раздвинулись.
— Милая, милая… — голос Сережи дрожал.
Потому что его пальцы прикоснулись к влажной расщелинке.
— Серёженька… — Любимая… — Мальчик мой… — Девочка моя… — Серёженька… — Что, любимая? — Я не могу… — Что, Леночка? — Я не могу… Не мучь меня.
И тут до него дошло. Что значит: "не могу" и "не мучь меня".
Он оторвался от её нежных губ и слегка приподнялся.
Руки предательски дрожали, когда он скользнул ладонями вверх по упругим бедрам. Слева и справа. Нет, его не отталкивали.
— Приподнимись чуток… — прохрипел Серёжа.
Леночка послушно приподнялась. Всего на пару секунд. Но этого вполне хватило. Тонкие трусики на удивление туго сидели на девичьем теле.
Обеими руками Серёжа потянул их к низу.
Получилось!
Но не оставлять же их на коленях девушки!
И Серёжа сдвинул невесомый валик к самым лодыжкам.
Лена сделала движение ногами, от которого у Серёжи спёрло дыхание. Она полностью сняла с себя трусики.
Вот это да!
В самых смелых фантазиях Серёжа не мог представить, что это будет именно так. Что она сама сделает это.
Сама! Сама! Она помогла ему!
Она хочет! Она тоже хочет!
— Леночка! Любовь моя, — прошептал Серёжа и осторожно лёг на девушку.
Он боялся давить на неё своим телом и опёрся на локти.
— Поцелуй… — жалобно попросила Лена.
Серёжа впился в её губы, но девушка увернулась.
— Поцелуй… — повторила она. — Я целую тебя, — недоумённо сказал Серёжа. — Не туда. — А куда? — В грудь — поцелуй.
Ничего себе!
Серёжа поймал губами тугой сосок девичьей груди. Девушка обняла его за шею. Дыхание её стало шумным.
Ничего себе!
Серёжа никак не ожидал, что поцелуй в грудь так возбудит девушку.
Он стал торопливо расстёгивать свои брюки.
Желание было таким нестерпимым, что, казалось, ещё минута и мужское достоинство лопнет от невозможного напряжения.
Серёжа сделал движение бёдрами, и его член прикоснулся к раскаленной коже девичьего живота.
— Не надо, не надо, — жарко и испуганно прошептала Леночка.
И прикрыла ладошкой то самое местечко — у себя между ног.
— Убери руку, — хмелея от собственной наглости, прошептал Серёжа.
И Леночка, всё так же испуганно глядя ему в глаза, медленно отвела ладонь в сторону, теперь Серёжа видел её таинство, ту полянку, куда он так отчаянно стремился. Черные кучерявые волосики густо покрывали небольшой, вожделенный холмик. И темная вертикальная бороздка. Зовущая. Манящая.
Серёжа всё тыкался и тыкался. Но у него не получалось. Универсальный ключик никак не хотел входить в замочек.
— Не туда, — вдруг прошептала Леночка.
Губы её дрожали.
"Не туда?" — изумленно подумал Серёжа.
— Помоги мне, — умоляющим голосом прошептал он. — Кажется, нужно чуть ниже, — едва слышно ответила Леночка.
Она оказалась права!
Чуть ниже!
Это же совсем другое дело!
Серёжа почувствовал, что кончик его естества попал в плен влажной пещерки. Охнув о восторга, он совершил толкающее движение и понял, что проникает внутрь вожделенного грота. Это оказалось так просто!
Так сложно и так просто.
Леночка громко застонала, когда Серёжа входил в неё.
Целочка? Значит он у неё первый?
Восторг от этой простой мысли удвоил юношескую страсть.
Видимо поэтому чудесное обладание продлилось совсем недолго.
— Девочка! Девочка моя! — шептал он и энергично двигался.
Серёжа проникал в неё глубоко, полно. При каждом толчке Лена тихо охала, все её тело двигалось в ритме тех волшебных и дерзких движений, которые совершал юноша.
Как это было здорово!
Серёжу удивил легкий звук, который рождался от его толчков, звук этот был не совсем приличным, и он едва не рассмеялся от этого, но другое чувство почти сразу затмило всё остальное.
Серёжа почувствовал, что вот-вот кончит.
Но можно или нет? Можно или нет?
Спросить Лену или нет?
Можно! Можно! Давай! Не спрашивай!
Словно какой-то чертёнок шептал ему прямо в ухо.
И Серёжа не стал противиться зову природы.
Или просто не смог.
Дернувшись, он ощутил, как там, в глубине её тела, его член, его кукурузина, его герой, его петушок сладко разрядился тугой струйкой семени, один раз, другой, третий. И ещё раз — чуть-чуть. И ещё. И ещё…
И каждый разряд рождал в его горле непроизвольный стон, он тихо вскрикивал, нежно кусал девушку в плечо и умирал.
От любви к ней.
Как это было здорово!
Наконец-то! Наконец-то! Боже, как хорошо…
Потом он замер.
Только дышал жарко, жадно хватая воздух.
"Наконец-то!" — подумал он удовлетворенно. — "Наконец-то я овладел ею!"
Она моя!
Ему хотелось прокричать эту фразу, чтоб все знали — Лена принадлежит ему.
Но вместо этого он тихо спросил: "Тебе было сильно больно?"
— Не очень, — едва слышно ответила Лена. — Прости, так ведь и должно быть, — тоном знатока прошептал Серёжа. — Да, я знаю. — Ты плачешь? — Нет, это просто так. Не обращай внимания. — Тебе было хорошо?
Лена молчала.
— Ты не кончила? — озабоченно спросил Серёжа. — Не знаю. Нет, наверное, — виновато прошептала Леночка.
Сладкая усталость охватила всё тело. Невольно вспомнилось, как долго и как много он занимался самоистязаниями. Разве это можно сравнивать с реальным сексом?
Небо и земля!
"Никогда в жизни больше не буду делать сам с собой" — подумал Серёжа.
Силы покинули его.
Почему-то хотелось спать и пить.
Его дружок почти утратил приметы былого могущества и как-то сам собой покинул вожделенную обитель.
Дыхание восстановилось.
"Нужно вставать", — подумал Серёжа.
И тут прозвучала фраза, от которой он едва не потерял дар речи.
— Серёженька… — Что? — Давай ещё… — прошептала Леночка.
Ещё???
Как это — ещё?
Разве это можно делать ещё? Ведь — уже!
Но хорошо, что он сумел оставить эмоции при себе.
Однако сразу вспомнились слова Слона: "Кто-то её накачал".
Серёжа понял, что приятель был прав. И что он, Серёжа, никакой не первый.
— Но тебе будет больно, — промямлил юноша.
А сам испуганно анализировал своё состояние. Конфуз, как таковой. Не было главного. Ужас!
Не было эрекции.
Леночка замурлыкала, словно кошка и скользнула рукой вниз по бедру юноши. Серёжа хотел перехватить её ладонь, но тонкие пальчики безошибочно остановились в нужном месте.
— А почему мы спим? — проворковала Леночка.
Господи! Да если бы она была целкой, разве могла бы так говорить!
— Мы не спим, — ответил Серёжа и почувствовал, что природа берёт своё. — Вот это другое дело, — хихикнула Леночка.
Прикосновение её пальцев произвело волшебный результат.
Серёжа прижался к девушке.
Леночка согнула в коленях ноги и получилось, что они лежат у Серёжи на плечах. По-взрослому!
— Иди ко мне, — хрипло шепнула она. — Иду, — радостно ответил Серёжа.
На этот раз он проник в неё безошибочно уверенно и по-хозяйски властно. Отлично!
Кушетка скрипела так, что, казалось, вот-вот развалится.
Восторг финала был не так близко, как первый раз.
Зато Леночка…
Серёжа никак не ожидал, что так будет.
Она закрыла глаза и громко шептала… неприличные слова.
Все они означали одно: ей нравится это делать.
— Миленький! Ещё! Ещё! Ещё! — вскрикивала девушка.
Серёжа делал ещё, ещё и ещё.
— Серёженька, только не кончай сразу, прошу тебя! — воскликнула она.
Ну… Это, уж, как получится…
Но получилось хорошо.
Серёжа стал свидетелем и соучастником того, что прежде он знал лишь со слов приятелей.
Он увидел и понял, как девушка кончает.
По-настоящему.
В какой-то момент ему даже стало жаль её.
Бессвязные фразы, стоны, переходящие в вопли. Холмики её грудей под его ладонями вдруг стали твердыми. Всё тело напряглось и мелкая судорога пронзила Леночку. Потом она словно отключилась.
И этот момент Серёжа кончил. Отлично! Отлично! Отлично!
— Миленький, как хорошо… Миленький, как хорошо, — шептала девушка.
Гордость распирала Серёжу.
Не разжимая объятий, они ненадолго заснули.
— Надо идти. Уже, наверное, поздно, — проговорила Леночка. — Да, пойдём, — встрепенулся Серёжа и встал с кушетки.
Он оделся в один момент, а девушка всё ещё возилась.
— Давай, помогу, — сказал Серёжа. — Не надо, — захихикала Леночка.
А он держал на весу её трусики, помогая девушке попасть в них ногами.
Умора!
Обнявшись, они не спеша шли домой по улицам уснувшего городка.
— Хочу "пи-пи"! — неожиданно заявила Леночка.
Ну, хорошо… "Пи-пи" так "пи-пи".
Леночка спряталась за кустик, а Серёжа стоял в трёх шагах и слушал, как журчит облегчающая девичье тело струйка.
"Моя девушка", — гордо подумал он.
"Но кто у неё был первым?" — эта мысль портила хорошее настроение.
Поцелуй на прощание — в нём почти не было страсти.
— Встретимся завтра? — а вот этот вопрос взволновал душу.
Потому что Леночка сама задала его.
Теперь, после того что случилось, Сереже ещё сильнее хотелось близости с Леночкой. Уже на следующий день он хрипло прошептал ей в ушко: "пойдём?", но она испуганно отпрянула в сторону.
Потому что теперь было ясно, что это означает — "пойдём".
"Пойдём" — это отныне не приглашение в кино. "Пойдём" — это не приглашение на жаркий песочек пляжа. "Пойдём" — это не означает: "послушать музыку".
Теперь "пойдём" означало только одно.
"Пойдём" — означало, что они должны были найти для себя тихое, уютное местечко, такое, где им никто не мог бы помешать.
"Пойдём" — означало бурные жаркие объятия, страстные поцелуи и торопливое стаскивание одежды.
"Пойдём" — означало трепетные ласки обнаженного тела и волнительную негу сладостных предчувствий.
"Пойдём" — означало, что теперь он, Серёжа, имел полное право ласкать девичьи бедра и нежно и настойчиво раздвигать их.
"Пойдём" — означало, что девушка могла противиться и капризничать, но не настолько, чтобы не позволить парню именно того, чего он хочет.
"Пойдём" — означало, что они оба хотят этого.
— Нам больше нельзя, — прошептала Леночка. — Как это? — удивился Серёжа. — Ну… У меня настают такие дни…
Вон оно что…
Конечно. Конечно. Святые дни.
Первого сентября одноклассники взахлёб делились новостями.
В основном эти новости были весёлыми.
И только одна новость была не то чтобы очень печальной, она была огорчительной.
Женя перешла в другую школу.
Серёжа чувствовал, что в этом есть доля его вины.
Быть может, весьма значительная.
Но чувство вины перед Женей возникло и быстро угасло.
Потому что рядом была Леночка.
Теперь они виделись каждый день, и Серёжа украдкой то и дело прикасался к девушке. Одноклассники, конечно же всё видели и деликатно подтрунивали над влюблёнными.
Прошло несколько дней.
"Когда же закончатся её проблемы?" — нетерпеливо думал Серёжа.
И такой вечер настал.
Сперва они пошли на танцы.
Леночка была одета в короткую юбку и топик, так, что её талия была совсем голой и это жутко волновало Сережу. Особенно когда они танцевали медленные танцы, и его ладони обнимали её голое тело.
Под пальцами паренька была нежная девичья кожа.
"Моя девушка. Моя девушка" — думал Серёжа и осторожно гладил Лену.
— Не надо, — хрипло прошептала Лена. — Почему? — спросил Серёжа. — Все видят. И потом, я не железная.
И эти её слова "я не железная" как молния высветили в его мозгу мысль: "да она хочет!" От волнения сдавило горло. Она хочет!
Затем Серёжа вспомнил, что именно так ему говорила Женя. Насчёт того, что она "не железная". Жаркая волна желания охватила его.
Но куда, куда пойти?
На берег — это очень далеко. Да и поздновато уже — на берег. Здесь, в парке? Нет, в парке — нет.
Потому что Серёжа вспомнил, как они с мальчишками именно здесь, в парке, следили за влюбленными парочками. Это было давно, но где гарантия, что новое поколение пацанов не повторяет их прошлые подвиги?
Может, на шахматный столик? Нет, нельзя. Это всё тот же парк. Да и не выдержит столик-то. Кушетка-то вон как скрипела… Фишер с Решевским будут очень огорчены.
— О чем ты думаешь? — вдруг спросила Лена.
"Про шахматный столик", — едва не ответил Серёжа.
— О нас с тобой, — нашёл что ответить он.
Собственно, это означало одно и то же. Только слова другие.
Он ощутил, как в ответ на его слова Леночка чуть плотнее прижалась к нему.
В это мгновение ему почему-то стало её жаль.
"Люблю её", — подумал Серёжа.
И притянул девушку к себе.
Его колено скользнуло между её ног, и он понял, что не может больше терпеть.
— Пойдём, погуляем, — прошептал он ей прямо в ушко. — Пойдём, — послушно ответила Лена.
Они быстро выскочили с танцплощадки. Уже совсем стемнело. Ярко сияли звезды.
— Куда мы идём? — спросила Лена.
"Поведу её к себе домой" — подумал Серёжа.
— Пойдём ко мне, — прошептал он. — А твои дома?
Этот вопрос окончательно поставил всё на свои места.
Раз её волнует, дома ли его родители, значит, она опасается этого, то есть, она знает, зачем они идут, она, как и он, хочет, чтобы у него дома никого не было. И тогда они смогут. Смогут сделать то, чего им, обоим, так хочется.
Вот, какой вывод сделал Серёжа из её, казалось бы, простого вопроса.
— Нет, они должны быть в гостях, — неуверенно ответил он.
Они подошли к его дому. Лифт гудел где-то вверху.
— Не будем ждать. Пойдем, — сказал Серёжа.
Они поднялись на пятый этаж.
— Нет, — вдруг прошептала Лена и остановилась. — Ты что? Почему? — Серёжа стал злиться на неё. — Пойди, проверь, вдруг они уже пришли, — потупив глаза сказала она.
А! Ну, это другое дело. Конечно, Серёжа так не сказал. Но подумал.
— Хорошо, я мигом, — и он побежал вверх по лестнице.
Леночка как в воду глядела. Предки оказались дома.
Серёжа вставил ключ в дверь и потому, что замок оказался закрыт лишь на защёлку понял, что мать с отцом уже вернулись. Ну, непруха.
Он вошёл в квартиру. От досады хотелось выть и грубить.
— О! Что так рано? — обрадовался отец. — А вы? — глупо пробормотал Серёжа. — Дядя Витя заболел, вот мы и вернулись.
"Лечиться, лечиться нужно дяде Вите", — злобно подумал Серёжа.
— Я ещё пройдусь, — сказал он. — Поужинай! — крикнула из кухни мать. — Я не хочу! — воскликнул Серёжа и захлопнул дверь.
Леночки нигде не было.
Тихо гудел лифт. Серёжа понял, что произошло. Она сбежала. Всё услышала и сбежала. Трусиха! Он кубарем помчался вниз, зная, что обгонит лифт.
Они с пацанами регулярно устраивали такие гонки — обогнать лифт. Серёжа был чемпионом по этому виду дворового спорта. Даже для самой сложной дистанции, снизу вверх, с первого этажа по девятый.
Конечно, Серёжа обогнал лифт. Вниз — это раз плюнуть! Дверь открылась, и Серёжа увидел бледную Леночку.
— Ты что? Что с тобой? — Я испугалась, — откровенно ответила Леночка.
"Так я и знал", — подумал Серёжа.
— Пойдём, — сказал он дрожащим от нетерпения голосом. — Куда? — Пойдём со мной, — он потянул её за руку. — Куда, куда? — тихо шептала Леночка.
Но послушно шла следом. Сердце стучало тревожно. Серёжа втянул её в лифт и нажал кнопу девятого этажа.
И они поехали.
Леночка стояла напротив него, и Сереже хотелось только одного.
Обнять её.
Но он почему-то стоял, как скованный и смотрел на её тонкую фигурку.
Это — его девушка! Это — его любовница!
И ничего, что они были близки только один раз.
Всё впереди. Он невольно усмехнулся.
"Всё впереди!"
Спереди, действительно, торчало так, что спрятать это было уже невозможно. Серёжа видел, что Леночка старается отвести взор от его вздувшихся брюк, но, странное дело, она снова и снова, словно завороженная, скашивала взгляд вниз и заливалась стыдливым румянцем.
— Видишь, какой? — вдруг озорно спросил Серёжа. — Вижу, — ответила Леночка хриплым голосом.
И отвела глаза в сторону.
И Серёжа едва сдержался, чтобы не наброситься на неё прямо здесь, в лифте.
Девятый этаж возник неожиданно. Серёжа молил бога, чтобы хоть здесь им повезло.
И им повезло. Во-первых, на лестничной площадке никого не было. А во-вторых, дверь на крышу была открыта.
Здесь, на плоской крыше дома, стоял стол. Самый настоящий письменный стол, который вытащил сюда за ненадобностью кто-то из жильцов верхнего этажа.
— Иди сюда, — прошептал Серёжа и потянул девочку к столу. — Серёжа, что ты, что ты, — лепетала Леночка, но шла за ним. — Иди сюда, — повторил Серёжа и подтолкнул подружку к столу.
Он сразу обнял её, и они стали целоваться. Его ладони нетерпеливо и жадно скользили по её обнаженной талии, по тонкой юбке, вниз к бедрам, снова вверх, к животу, обнажая стройные ноги.
Потом он полуприсел и стал снимать с неё трусики.
Маленькие, в голубую и белую клеточку.
— Миленькая, — прошептал он, раздвигая её колени.
Серёжа сделал движение бедрами, и проник к её таинство. Он задвигался туда-сюда, но понял, что получается не так, как хочется. Серёжа пытался проникнуть поглубже, до самого конца, но, увы! Словно что-то мешало.
— Раздвинь пошире, — нетерпеливо прошептал Серёжа и развел в стороны её ноги. — Не спеши так, — охнула в ответ Леночка.
Не спешить? Разве он спешит?
А вот теперь, когда она послушно раздвинула бедра он толкнулся вновь и проник в неё полностью, так, что Леночка громко охнула. Отлично!
И Серёжа задвигался.
Он чувствовал, как в нём, словно лавина, нарастает страсть.
— Мне больно! — воскликнула Леночка.
"Больно? Опять больно? Не может быть!" — и он задвигался ещё резче.
Где-то в отдаленном уголке сознания мелькнула мысль, что, быть может, сегодня тоже нельзя кончать в Леночку, но уже не существовало силы способной прекратить эту сладкую пытку, и в это мгновение Серёжа, до самого предела вонзившись в девичье тело, стал, содрогаясь, спускать.
Долго. Сладко. Полно.
Серёжа, как сквозь сон, услышал стон и понял, что это стонет он сам.
Потом он припал к её плечу и целовал её вздрагивающие губы, шею, плечи и чувствовал только одно: любовь к этой девушке, с которой он прошел весь путь от мальчика до мужчины, путь такой простой и такой сложный.
— Тебе было хорошо? — спросил Серёжа хриплым голосом. — Не очень, — ответила Леночка. — Почему? — изумлённо спросил он. — Гвоздь в попу колет, — сказала девушка.
От этих её слов Серёжа был готов провалиться сквозь землю.
— Сказала бы мне, — произнёс он укоризненно. — Я же сказала тебе, что мне больно, — ответила она. — Прости меня, — прошептал Серёжа.
Леночка промолчала.
"Опять она не кончила", — грустно подумал он.
— Хочешь ещё? — спросил Серёжа. — Нет. Вполне достаточно, — сухо ответила девушка.
В груди у Серёжи возникло неприятное чувство. Казалось, что стало неровно биться сердце.
Он шагнул в сторону и стал подтягивать брюки. Леночка быстро и споро одела трусики.
Серёжа подошел к краю крыши.
— Ты куда? Осторожнее, — тихо произнесла Леночка. — Смотри, какая бездна, — сказал он, показав рукой вниз. — Страшно, — прошептала девушка. — Совсем не страшно. Кажется, что вполне можно взлететь. — Ага… Взлететь… Один раз. — А что? Хотя бы и один раз. Махнуть руками и взлететь. — Ты фантазёр. — Взлететь не трудно. Нужно только захотеть. — Не стой там. Иди сюда, — требовательно сказала Лена. — Я сейчас, — ответил он.
Серёже было приятно, что она о нём беспокоится.
"Она меня всё-таки любит", — от этой мысли у Сережи сладко заныло в груди.
Со стороны танцплощадки донеслась ухарская песня.
"Ветер в харю, А я шпарю, Что мне грусть моя — печаль, Видел Алку Пугачеву, Горбачева не встречал".
Серёжа засмеялся, ну и стихи! Кто-то же сочинил! И даже получил за это полновесный гонорар.
На душе стало немного легче.
Видимо, от ветра в харю.
С крыши они спускались осторожно, словно мартовские кошки. Серёжа держал Лену за руку и внутренне вздрагивал от любви к ней.
Засыпая, он потрогал себя. Нет, совсем не хотелось. Да и зачем? Глупости-то какие!
— Все, теперь только с Леночкой, — подумал Серёжа.
"Нужно не спешить, чтобы она тоже кончала", — рассуждал он.
"А вдруг она залетит?" — тревожно спросил внутренний голос.
"Нет, не залетит. Куплю этих штучек и все будет отлично".
Внутренний голос замолк, видимо, вполне удовлетворенный такой идеей.
"Но где покупать?" — на этот вопрос ответа не было.
Хорошо на Западе! Серёжа вспомнил, что как-то читал, будто там есть автоматы для продажи этих самых изделий. И в школах, вроде, ставят. Брехня, наверно. Серёжа усмехнулся, представив, что он вместе со своей девушкой, то есть, с Леночкой, на большой перемене спускаются в фойе школы, где стоит этот самый автомат, подходят к нему, а он такой красочный, разноцветный, привлекательный. За стеклом образцы предлагаемых изделий. И Серёжа спрашивает Леночку: "Какой ты хочешь?" А Леночка, тупя глазки, показывает пальчиком на понравившийся ей презервативчик. А Серёжа щедр, он покупает и те, что приглянулись Леночке, и другие, подороже, с изысками, девушка капризно спрашивает: "Зачем так много?" А сама-то знает, что в этом деле никогда не бывает много.
Мечты, мечты.
"Ладно, где-нибудь купим", — подумал Серёжа.
Он снова усмехнулся.
Вспомнил про свой графологический анализ.
— Не нужен мне больше ни анализ, ни капризная Женечка, — подумал он.
Серёжа сладко зевнул.
— Потому что у меня есть Леночка, — впадая в сон, пробормотал он.
Откуда-то издалека, наверное, с танцплощадки доносилась лихая песня.
"Где же вы, девчонки, девчонки, девчонки, Короткие юбчонки, юбчонки, юбчонки, Где же вы, девчонки, девчонки, девчонки, Короткие юбчонки, юбчонки, юбчонки".
Потом вдруг стало тихо.
Потому что он просто уснул.
Вечер следующего дня принёс неприятности.
— Пойдём? — спросил Серёжа. — Куда? — На крышу. — На крышу — не хочу, — Леночка капризно скривила губки. — Почему? — Потому что я не кошка. — Ну… Пойдём куда-нибудь. — Куда? — В школьный двор. — В школу я хожу утром. — Пойдём в детсад. — Туда я ходила десять лет назад. — Пойдём в парк. — Нет. А музыкальный кабинет? — Там сменили замок. — Значит — не судьба. — Не издевайся. — Я не издеваюсь. — Леночка… — Что? — Пойдём… Я не могу на тебя спокойно смотреть. — Не смотри! — засмеялась девушка. — Лена, — он сжал ладонью её грудь. — Пусти! Больно! — Раньше тебе не было больно. — А теперь — больно!
Серёжа огорчённо поджал губы.
"Она меня не любит", — подумал он.
Начиная с этого дня, Леночка стала куда-то пропадать по вечерам.
Невыносимая тоска сжимала серёжино сердце.
В один из вечеров он пришёл на спортплощадку.
Леночка была здесь.
Серёжа хотел обнять её и увести куда-нибудь. Хотя бы поговорить.
— Подожди. Сегодня я не смогу, — как-то недовольно произнесла Леночка.
Почему? Что случилось? Сколько нужно ждать?
Неожиданно за школьной оградой зашуршали шины автомобиля.
Серёжа присмотрелся и узнал тот самый "Мерседес", хозяин которого приставал тогда к ним по поводу хорошего кофе.
Автомобиль постоял некоторое время и затем медленно отъехал.
Через пару минут Леночка стала прощаться.
— Я тебя провожу, — сказал Серёжа. — Нет, сегодня не надо, — возразила девушка. — Да ты что! Пойдем вместе! — удивился юноша. — Нет, оставайся здесь! Я пошла!
Голос у неё был какой-то непривычно злой и решительный.
И Серёжа остался.
Весь вечер он недоумевал, почему ей захотелось идти домой одной.
После этого Лена снова перестала появляться вечерами.
В школе он писал Лене записки, но ответы были такими холодными и вымученными, что Серёжа перестал досаждать ей своими опытами в эпистолярном жанре.
— Что? Не приходит? Да плюнь ты на неё! — посоветовал Слон. — Отстань! Не твоё дело! — огрызнулся Серёжа. — Говорят, её видели с "крутым", — задумчиво заметил Слон. — Не может быть! — с трудом произнёс Серёжа. — Тебе виднее, — философски ответил Слон.
Ноги сами принесли Серёжу к её дому.
Он немного отошёл в сторону, чтобы видеть окна.
Видны были только занавеси.
Серёжа ловко влез на дерево грецкого ореха. За окнами горел свет, но что-то разглядеть было совершенно невозможно.
Серёжа уже хотел спрыгнуть вниз, как вдруг услышал тихий шум двигателя.
Тёмный автомобиль, мягко шурша шинами, подъехал к дому и остановился прямо под орехом. Открылась передняя дверь.
— Спешишь? — раздался хриплый мужской голос.
Серёжа вздрогнул. Где он слышал этот голос?
— Нет, не очень, — раздалось в ответ.
В этот момент Серёжа показалось, что его сердце остановилось. Потому что он понял, что мужчина — это тот самый "крутой", что был тогда на спортплощадке, и что отвечала ему именно Леночка.
Неужели Слон сказал правду?
— Так что? Мы договорились? — послышался мужской голос. — О чём? — ошибки не было. Это был голос Леночки. — О том, что завтра ты приведёшь с собой подружку. — Да. Она согласна. Но её отпускают только до десяти часов. — Валера шустрый. Управится и до десяти, — заржал "крутой".
От ужаса Серёжу словно парализовало. Лучше бы он никогда не слышал такого.
Но разговор продолжался.
— Ты меня всю искусал! — капризно сказала Леночка. — Сама виновата, — ответил "крутой". — В чём я виновата? — Завела меня!
Ответ Леночки Серёжа не расслышал. Наверное потому что стук его сердца заглушил все прочие звуки.
Не может быть!
Сучка! Проститутка!
Он почувствовал, что задыхается от бессильной ярости.
— Я пошла, — сказала Леночка, и её стройная нога показалась из машины. — Подожди! — зарычал "крутой".
Нога зависла.
Секунда, другая, третья. Целуются они, что ли?
— Ну хватит тебе! — засмеялась Леночка. — Давай, закроем дверь… — Нет, я пошла.
И она выскользнула из автомобиля.
— Не забудь! — воскликнул "крутой". — Не забуду! — Леночка зашла в подъезд.
Раздался мягкий стук — дверь машины закрылась.
Серёжа не помнил, как он слез с дерева.
Ощущение было такое, будто всё его тело покрылось чем-то липким.
Мерзким казалось всё: воздух, запахи, звуки.
Серёжа шёл быстро, почти бежал.
Куда?
Он не задавал себе такого вопроса.
Ноги, казалось, сами несли его.
А вот и родной дом. Вот подъезд. Никого.
Лифт гудел где-то вверху, и Серёжа не стал его ждать.
Он даже не заметил, как взбежал на свой этаж. Чемпион!
Остановился у двери своей квартиры.
Здесь Серёжа словно очнулся.
Нет, домой идти совсем не хотелось.
И он продолжил свой путь вверх.
А вот и крыша.
Вот столик, на котором совсем недавно они с Леночкой занимались любовью.
Серёжа подошёл к самому краю крыши.
Осенний воздух приятно холодил лицо.
Серёже показалось, что он вполне может взлететь.
Нужно только сильно-сильно захотеть.
Один раз в жизни влететь может каждый.
Мысль показалась простой и ясной.
Серёжа повернулся и побежал по крыше.
Чтобы взлететь — нужно разбежаться, как делают журавли и лебеди.
Чёрная бездна города стремительно приближалась навстречу.
Он не мог не взлететь.