Уорд закрыл дверцу экипажа, и тот, дернувшись, покатил вперед. Морган сняла свой рыжий парик. Лицо ее было бледным, черты заострились. Она изнуренно улыбнулась:
– Я опять устроила неразбериху, да?
– Ну, с ней мы разобрались. Куда вас отвезти, мадам? У вас есть номер в гостинице?
– Нет. Они нашли меня на железнодорожной станции.
– На станции, – повторил Уорд. – Ты уезжала из города. Значит, ты все-таки решила не признаваться?
Морган свела брови.
– А откуда ты об этом знаешь? И вообще, как ты узнал, что я здесь, Уорд?
– Эми предположила, что ты можешь решиться на чистосердечное признание, и тогда Эдвард нанял детективов и велел им обойти все закладные лавки – вдруг ты надумаешь продать бриллианты, чтобы раздобыть денег. Кстати, – добавил он, сунув руку в карман, – вот они.
Морган глубоко вздохнула и потянулась к бриллиантам. Она провела по ним пальцами, и солнце, светившее в окно, заискрилось на драгоценных камнях.
– Я… я думала, что уже никогда их не увижу, – призналась Морган.
«А я боялся, – отозвалось его сердце, – что уже никогда не увижу тебя». Уорд не сказал этого вслух, он просто всматривался в каждую черточку ее лица, в каждую гримаску, в каждую тень, стараясь запомнить все это на случай, если все-таки навеки потеряет ее. На какой-то краткий миг там, в полицейском участке, ему показалось, что она его простила.
– Если вспомнить нашу последнюю встречу, – осторожно произнесла Морган, – можно предположить, что Эдвард сделал бы все, что в его силах, лишь бы расширить трещину между нами.
Уорд замялся.
– Ты еще увидишь Эдварда таким, какой он на самом деле. Тогда он думал, что действует в моих интересах, но теперь все понимает правильно.
– Он считает, что я убила Ричарда.
– С этим уже покончено.
Морган подняла голову. Глаза ее не выражали ничего, кроме бесконечной боли, пронзившей сердце Уорда. Он готов сделать все, что угодно, лишь бы эта боль исчезла, он готов даже на развод, ибо скандал – ничто по сравнению с ее терзаниями.
– А что думаешь ты? Ты в полиции говорил правду или это просто был такой хитрый фокус? Уорд, – напряженно сказала она, – я там была. Когда я ударила Ричарда, он выглядел совершенно здоровым.
Ноющая боль в груди Уорда сделалась сильной, мучительной. Ей досталось слишком много бедствий, его безрассудной, импульсивной любовнице.
– Я сомневаюсь, что твой удар убил его, но он мог вызвать сердечный приступ.
Морган тяжело вздохнула:
– Как тяжело идти по жизни, не зная, убила ты человека или нет!
– Он все равно мертв.
Она опять вздохнула, снова и снова пропуская ожерелье между пальцами, и повернулась к окну. Через минуту она спросила.
– А куда мы едем?
– Я велел отвезти нас к Эдварду.
– Да уж, он будет мне очень рад, – с сарказмом произнесла Морган, потом закрыла глаза и совсем другим тоном спросила: – Ли тоже там? Я могу его увидеть?
– Конечно, можешь.
Морган открыла глаза.
– Может быть, он не захочет видеть меня после того, как я его бросила. Я… я оказалась не лучшей матерью, да?
Уорд едва удержался, чтобы не заключить ее в объятия и не утешить. Но если она оттолкнет его, то сердце в груди просто разорвется, а если примет, расставание будет еще мучительнее.
– Ли всего три недели. Он еще не знает, чего хочет. Что до твоего отсутствия… – Уорд замялся и, решив облегчить ее страдания, ласково поддразнил: – Конечно, сам я так не поступил бы, но должен отдать тебе должное – на этот раз у тебя был план.
– План! – воскликнула Морган, печально покачав головой. Уорд с радостью отметил, что она слегка расслабилась, расслабился и он, услышав: – О, Уорд, я не понимаю, как я могла ударить тебя ножом! О чем я вообще думала?
Он усмехнулся:
– Подозреваю, что ты просто хотела сбежать от мужа-тирана. Как вы думаете, мадам, если я принесу вам клятву, что больше никогда не буду удерживать доктора, вы сможете в дальнейшем воздержаться от насилия по отношению ко мне?
– О, да разве я смогу сделать что-нибудь подобное еще раз? – с жалким смешком отозвалась Морган. – Кроме того, у меня больше нет ножей. О Боже! – воскликнула она, и из глаз ее снова брызнули слезы, – да как я могу говорить такие вещи?! Я и в самом деле ужасная жена.
Уорд широко улыбнулся:
– Ах, любовница, ты определенно не для слабых сердцем мужчин.
– Слабых сердцем? – воскликнула она, не то всхлипнув, не то засмеявшись. – Милостивый Боже, три покойных мужа за три года, Уорд! А ведь мне всего двадцать один год!
– Это, безусловно, рекорд. Однако я и здоровьем не слаб, и не юный болван.
Экипаж замедлил ход. Лицо Морган снова приняло затравленное выражение. Она глубоко вздохнула, выглянула из окна и сказала:
– Ты – бостонский аристократ, женатый на скандальной леди. Именно этого я и пыталась избежать – не хотела, чтобы твое имя и дальше смешивали с грязью. – Ее голос дрогнул, дрогнуло и ноющее сердце Уорда.
– Я никогда…
Кучер открыл дверь, оборвав слова Уорда. Этот разговор не предназначался для чужих ушей.
Морган стояла около двойной двери, ведущей в гостиную. Дворецкий, положив руку на дверную ручку, ждал, когда она соберется с силами. Уорд здорово удивил ее тем, что привез в Филадельфию Мейв и весь гардероб Морган. Поплакав от радости встречи, Морган и Мейв выбрали самое консервативное шелковое платье из всех, чтобы спуститься к Эдварду и его гостям, – изумрудно-зеленое, с двумя оборками, отделанными черной тесьмой; с застежкой впереди до белого кружевного воротника, с умеренно широкими рукавами и девственно-белыми нижними рукавчиками. Мейв уложила волосы Морган в строгий узел, украшенный простой черепаховой шпилькой. Внешне Морган выглядела как настоящая английская леди, даже накинула черную шелковую шаль, словно платья было недостаточно, чтобы подчеркнуть ее благопристойность. «Роб мог бы мной гордиться», – подумала Морган, изогнув в усмешке губы.
А здесь ли Роб? О, как ей хотелось увидеть его лицо, ощутить его пусть прохладную, но поддержку! Мейв толком ничего о гостях Эдварда не знала, сказала только, что Уорд путешествовал с кучей народа, в том числе с каким-то человеком в шляпе. Наверняка это Роланд Хатауэй, который поклялся покончить с их браком. Уорд, похоже, вполне готов последовать его совету.
– Мадам? Они ждут, – напомнил дворецкий.
– Да. Да, разумеется, ждут. Ну что ж, ладно. Пожелайте мне удачи!
Он нахмурился, но открыл дверь и объявил о ее приходе. Дрожа, Морган собралась, призвав на помощь всю свою вышколенность, высоко подняла голову и вошла в комнату.
Первое же лицо, на которое упал взгляд, заставило Морган замереть на месте. Реджи!
– О Боже, Реджи! – изумленно вскричала она и, как на крыльях, полетела к нему, чтобы упасть в любящие объятия брата. Темная шерсть костюма и знакомый запах его любимого нюхательного табака – Морган окружили сладкие воспоминания.
– Морган, дорогая моя, – произнес он своим добрым голосом. – Ну, не плачь, будь хорошей девочкой.
– Я и не плачу, – ответила Морган, подняв голову. По щекам ее катились слезы. – Ну ладно, – то ли икнув, то ли засмеявшись, согласилась она. – Чуть-чуть плачу. Но, Реджи, что ты здесь делаешь? О, как я по тебе скучала! Обними меня еще раз, даже если я окончательно изомну твой костюм.
– Я потом переоденусь, – засмеявшись, пообещал он и снова притянул ее к себе. Морган почувствовала, как взволнованно он дышит. Через мгновение, ощутив, что на нее смотрит множество глаз, а вокруг приглушенно разговаривают, она попыталась отстраниться, но Реджи не отпустил.
– Подожди, дорогая. Еще чуть-чуть.
Наконец он отпустил Морган и внимательно посмотрел на нее сквозь монокль. Чувствуя комок в горле, она заметила, что глаза брата покраснели.
– Какое прелестное платье! Ты надела его ради меня? Или, может, ради своего мужа? Тебе должно быть стыдно дорогая. Со времени нашей последней встречи ты четыре раза выходила замуж!
Фыркнув, Морган вытерла глаза.
– Да уж, приключений мне хватило.
В комнате раздался веселый смех, и Морган оторвала взгляд от брата. Ища источник смеха, она заметила, что находится в большой комнате со множеством окон от пола до потолка, задрапированных золотистым шелком. Комната была обставлена красивой резной мебелью розового дерева. На одном из диванов сидели Эми и Эдвард, У другого дивана стоял Роланд Хатауэй. Глаза его светились весельем.
– Прошу прощения, миссис Монтгомери, – произнес он – но мне кажется, «приключение» – это слишком сдержанно сказано.
– Я рада, что смогла позабавить вас, сэр, – язвительно ответила Морган.
– Что ж, это самое малое, что вы могли сделать – если учесть тот танец, в который вы вовлекли всех нас, – сказал он, направляясь к ней и обнажая в широкой улыбке ослепительно белые зубы. – И все же я рад видеть вас в полном здравии. – Он низко поклонился Морган и взял обе ее руки в свои.
– Сэр, – со сдержанным смешком сказала Морган, – мне кажется, вы ужасный любитель пофлиртовать.
Уорд покинул свое место около огромного, выложенного мрамором камина и подошел к ним.
– Так и есть, Морган. В том числе и со своей, женой! – хмыкнул он.
– С женой?
– Да, – ответил Ро и через всю комнату подвел Морган к высокой белокурой женщине, чопорно сидевшей на диване. – Моя жена, Фрэнсис Хатауэй, мэм, – самая красивая женщина на свете, как вы, разумеется, видите, и поэтому я приношу ей свои извинения по нескольку раз на день. А даму, которая сидит рядом с ней, вы, конечно, знаете.
К тому времени как Ро закончил говорить, Морган полностью утратила к нему интерес. Ее глаза с недоверием расширились. Она смотрела на собственную мать, взиравшую на нее своими холодными сапфировыми глазами. У матери на руках лежал малыш в белой распашонке. Ли.
– О! – ахнула Морган. Глаза ее наполнились слезами. Она опустилась перед матерью на колени. – О, он такой красивый! – Осторожно, чтобы не разбудить сына, Морган протянула руку и легко провела пальцем по нежной пухлой щечке. Ли вскинул маленькую ручку.
– Он очень красивый, правда, Морган?
Она подняла голову. Невероятно – в глазах матери стояли слезы и светилось тепло. Множество эмоций раздирали душу Морган – гнев, обида, тоска…
– Он так вырос, пока я его не видела!
– Насколько я понимаю, прошло всего две недели. Вряд ли он сильно изменился.
– Я… я думала, что больше никогда его не увижу.
– В мире есть и более ужасные вещи, дорогая. Но я полагаю, что ты это уже поняла, да?
Снова почувствовав досаду, Морган встала и посмотрела на мать сверху вниз. Ей хотелось сорвать на ней все свои обиды, те, что затмевали добрые чувства.
– Нет, мама, этого я не поняла. Нет ничего страшнее потери ребенка, – холодно ответила она. – А где отец? Я потрясена тем, что он позволил вам приехать сюда.
В глазах матери отразилась боль, но она быстро с ней справилась – сказывалось строгое воспитание, которое она пыталась в свое время привить и Морган.
– Он умер.
– Умер? Когда?
– Семь недель назад.
– Так, значит… – начала Морган, пытаясь найти в своем сердце хоть какие-то чувства – печаль, угрызения совести сожаление, хоть что-нибудь. Но ничего не находила, кроме некоторого облегчения. Отец умер для нее давным-давно. Нет, это неправда. Для нее он никогда по-настоящему и не жил. – Значит, это не мятеж?
Сзади подошел Реджи и ласково положил руку ей на плечо.
– Мы не знали, где ты, Морган. Как же мы могли навестить тебя раньше?
– А сейчас? – спросила она. Ей очень сильно хотелось верить, что они по-прежнему любят ее, что они скучали по ней даже после ее отвратительного поступка. – Вы стали разыскивать меня после смерти отца?
Реджи ответил:
– Когда я стал перебирать бумаги отца после его смерти, то обнаружил среди них письмо от мистера Монтгомери. Выяснив таким образом, где ты живешь, мы тотчас же купили билеты на пароход.
От Уорда? Ошеломленная Морган повернулась к нему. Он стоял рядом с Эми. Та, глядя на него снизу вверх, что-то говорила. Услышав свое имя, он повернул голову, наткнулся на взгляд Морган и робко улыбнулся – так не похоже на столь уверенного в себе капитана.
– Ты писал моему отцу? О чем? Когда?
Уорд замялся. Реджи ответил вместо него:
– Он написал несколько писем. Просил твоей руки. Хоть и поздно, но мы дали ему свое благословение.
Он писал ее семье… Морган растерянно склонила голову набок.
– Ты просил у него разрешения? Но, Уорд, это же было до…
– Давай поговорим об этом позже. Мы собрались здесь для того, чтобы обдумать, как поступить, когда твое дело – и некоторые моменты нашего брака тоже – получит огласку.
– Другими словами, как придержать скандал и свести его до скучных слухов, – добродушно подсказал Ро.
– Морган, любовь моя, – сказал Уорд, кивая на пустое место рядом с ее матерью. – Почему бы тебе не сесть рядом с сыном. Мне кажется, ты скучала по нему.
«Любовь моя»? Сердце подскочило и полетело куда-то. Неужели она все еще его любовь? Или это просто вырвалось по привычке?
– Хорошо.
– Превосходно, – сказал Уорд, усаживаясь рядом с ней. – Прежде всего…
Внезапно дверь в гостиную распахнулась. Взволнованный дворецкий объявил:
– Миссис Сесилия Монтгомери.
В комнату вошла высокая седая женщина в шелковом бледно-лиловом платье. В руках она держала трость, на которую почти не опиралась. Судя по морщинистому лицу, дама была уже очень стара, но живые черные глаза и уверенная походка входили в противоречие с ее возрастом.
– Да, да, здесь все меня знают, во всяком случае, большинство. Уходите, сэр, – заявила она дворецкому, а Эдвард, тревожно распахнув глаза, встал, чтобы поздороваться с ней.
Ро с комически перепуганным лицом тоже встал, прошептав:
– Черт побери!
Эми нахмурилась, а губы Уорда изогнулись в вызывающей улыбке. Морган переводила взгляд с него на старуху и обратно, отмечая сходство глаз, обрамленных длинными ресницами, и решительных подбородков. Монтгомери… его бабушка? О Боже, это и есть его бабушка, единственная женщина в мире, способная запугать Уорда! По ее спине пробежала дрожь.
– Эдвард. Да, рада тебя видеть, молодой человек. Я слышала, ты женился? Это она? Что ж, довольно хорошенькая. Уорд, я приехала повидаться с тобой… Боже мой, это ты, Хатауэй? – Она произносила все это очень быстро, ее рубленая манера говорить превращала каждое слово в резкую команду, и это так отличалось от мягкого ритма Уорда!
– Да, мэм, – низко кланяясь, неохотно ответил Ро.
– И не пытайся ничего изображать передо мной. Я знаю, что у тебя на уме, молодой человек, ничего у тебя не выйдет. А, это Фрэнсис Шеридан? Приятно снова увидеться с тобой, мисс. Как поживает твой брат?
– У него все хорошо, мэм.
– Она больше не Шеридан, миссис Монтгомери, – любезно попытался поправить ее Ро.
Но миссис Монтгомери только нахмурилась:
– Для меня она будет Шеридан до тех пор, пока ты не докажешь, что чего-то стоишь, сэр, и ни секундой меньше.
Она посмотрела на Реджи и леди Уэстборо, потом остановила взгляд на Морган. Под этими внимательными глазами Морган покраснела. Боже, да ведь этот взгляд словно пронизывает ее насквозь и проникает прямо в душу! Душа Морган не в силах этого вынести.
– Это она, Уорд? Тебе следует представить нас друг другу. Почему ты так тянешь? Я воспитывала тебя куда лучше!
– Вы пока еще не дали мне такой возможности, бабушка – спокойно ответил он.
– Что до этого, – отрезала она, – так у тебя было целых девять месяцев, чтобы по всем правилам представить нас друг другу. Когда мы с тобой разговаривали, ты отрицал, что обдумываешь женитьбу. Будь ты честен со мной тогда, мы могли бы все уладить гораздо быстрее. Ты устроил настоящую путаницу, сынок.
– Прошу прощения, мадам, – храбро начал Реджи, – но, насколько я понял, Монт…
– А вы кто такой? Я что, разговариваю с вами? Нет. Вы настолько невоспитанны, что готовы обратиться к даме старше вас на несколько десятков лет, даже не будучи должным образом ей представленным? И нечего хмуриться. Вы не правы и отлично это знаете.
– Это, – произнес Уорд, в суровом голосе которого слышался смех, – мой шурин, лорд Уэстборо, граф Уэстборо.
– А, так вот кто вы такой. Сразу хочу сказать, что титулы меня не впечатляют, особенно если к ним прилагаются такие отвратительные манеры. Надо полагать, вы брат этой девчонки?
Уорд весело вскинул брови.
– Вынужден настаивать, бабушка, чтобы впредь вы воздерживались называть мою жену «девчонка» или, того хуже, «эта девчонка». Это неуважительно.
– Она что, заслужила мое уважение?
– Она заслужила мое. Не сомневаюсь, что для вас этого достаточно.
Морган услышала, как Ро прошептал:
– Вот теперь перед нами сэр капитан, которого мы оба знаем и любим.
– Да, но это мой дом, а не его судно! – шепнул в ответ Эдвард, подталкивая в бок Эми. Та, не дожидаясь дальнейших понуканий, выскочила из комнаты.
Тем временем миссис Монтгомери пристально смотрела на Уорда. Тот стоял под ее грозным взглядом не сгибаясь, широко расставив ноги, словно балансировал на раскачивающейся палубе. Через некоторое время слабая улыбка осветила лицо старой леди.
– Значит, вот оно как? Ну что ж, ты меня очень обяжешь, Уорд, если любезно представишь меня моей невестке. И насколько я понимаю, у меня есть правнук? Если, конечно, слухи правдивы. Предупреждаю, сынок, вокруг этой истории столько сплетен, что уже невозможно понять, что в них правда, а что нет.
– Ро мне так и говорил, – ответил Уорд, взяв бабушку под руку и подводя ее к Морган. Морган, охваченная благоговейным ужасом перед старухой, которая с момента появления словно высосала все жизненные силы из этой комнаты, попыталась встать. Миссис Монтгомери замахала рукой.
– Нет, нет, сиди, чтобы я смогла тебя как следует рассмотреть, тем более ты столько болталась по этой стране, что наверняка готова упасть в обморок. Хотя, судя по твоему виду, ты не так уж часто лишаешься чувств, а?
– Вы ждете ответа, мадам, или просто утверждаете?
Карие глаза зажглись улыбкой.
– И запугать тебя нелегко. Из того, что мне довелось услышать, тебя нельзя назвать жеманницей. Я полагала, что умом ты тоже не блещешь, однако пока этого не замечаю.
На душе стало чуть веселее.
– Вы можете понять это по одному взгляду?
Улыбка в глазах становилась все ярче.
– Говорят, что я проницательный наблюдатель. А ты, моя дорогая, определенно неглупа, несмотря на твое поведение. Просто слишком юна и безрассудна. Что касается юности – это поправит время, ну, а Уорд, надеюсь, сумеет укротить безрассудность. Я бы тебя для него не выбрала, но должна признать, что не так уж сильно недовольна. А это твоя мать? Ты на нее похожа. О, а это мой правнук!
– Его зовут Лиланд.
– Лиланд Реджинальд Монтгомери, как утверждает Роб, – поправила бабушка.
– Роб! – рассмеялся Уорд. – Так вот откуда у вас все эти сведения! Вы пытали его, мадам, или просто запугали?
– Леди Уэстборо, – уже мягче произнесла миссис Монтгомери, – я рада познакомиться с вами и должна принести свои извинения за то, как мой внук обращался с вашей дочерью. Заверяю вас, он редко ведет себя так опрометчиво. В общем и целом он хороший человек.
– Что ж, благодарю, бабушка! – отозвался Уорд. В его глазах плясали смешинки.
– Не задирай нос!
Леди Уэстборо улыбнулась:
– Мне он показался вполне рассудительным. Боюсь, что в своих неприятностях моя дочь целиком и полностью виновата сама. Она всегда была неуправляемым ребенком.
– Как и мой сын. Подвинься-ка, девушка. Я хочу поболтать с твоей матерью. Фрэнсис, может быть, ты пересядешь к этому мошеннику, который заявляет, что он – твой муж?
– Хорошо, – ответила Фрэн, грациозно вставая с места. Миссис Монтгомери перевела взгляд с Морган на Уорда.
– Что ж, в конце концов, эта девушка может нам и подойти, – заявила она, усаживаясь между Морган и ее матерью.
Уорд усмехнулся.
– Ну, «девушка» гораздо лучше, чем «девчонка», – негромко сказал он Морган.
– Не смей шептаться у меня за спиной, Уорд! – рявкнула бабушка Монтгомери, – Это неприлично!
– Я не шептался.
– Возражать еще неприличнее.
– Есть, мадам. Я уже исправился.
– И не смей говорить «есть»! Это гостиная, а не палуба корабля! А, вот и поднос с чаем. Принеси мне чашку, Уорд, и что-нибудь подкрепиться.
Эми, раскрасневшись, поглядывала на бабушку Монтгомери, словно надеялась, что та, как ночной кошмар при свете дня, вот-вот куда-нибудь исчезнет. Морган улыбнулась подруге и подмигнула. В ответ Эми заулыбалась, глубоко вздохнула, успокаиваясь, и села разливать чай. Очень скоро чай и закуска ослабили напряжение в комнате, послышались негромкие разговоры. Морган заметила, что Ро, болтая, держит жену за руку. В глазах Фрэн светилась любовь. Любовь, чистая и незамутненная. Ро ответил ей взглядом, полным обожания, и в горле Морган снова появился комок, который не смог бы растворить весь чай мира.
Уорд принес стул, сел рядом с Морган, и они молча ели, слушая, как миссис Монтгомери и мать Морган обсуждали падение нравов молодежи вообще и их потомства в частности. Наконец миссис Монтгомери завершила разговор словами:
– Что ж, я прослежу, чтобы мой внук отныне вел себя более пристойно. Это я вам обещаю. А теперь, Уорд, объясни нам, что ты намереваешься делать.
Уорд аккуратно вытер руки салфеткой и поставил чашку и тарелку на поднос.
– Хорошо. Прежде всего я решил заняться прессой. Когда мы уезжали, репортеры уже обступили полицейский участок.
Миссис Монтгомери резко вдохнула.
– Боже милостивый!
– Вот именно, – хладнокровно отозвался Уорд, наклонил голову и улыбнулся Морган: – Сожалею, дорогая, но мне кажется, будет лучше, если ты дашь им интервью.
Ее глаза расширились, сердце сильно, испуганно стукнуло.
– Интервью? Но ведь это ничему не поможет.
– Не поможет, – подтвердил Эдвард, тряхнув головой. – Это безумие, Уорд. Они переврут все, что она скажет.
– Они все равно напишут свою версию, будет она с ними разговаривать или нет, – рассудительно ответил Уорд. – Лучше, если они услышат правду.
– Но отдать мою дочь на растерзание газетчикам! Говорить с ними о таких вещах! – содрогнулась леди Уэстборо.
Ро покачал головой:
– Пусть сами сочиняют что хотят. Не нужно подбрасывать топливо в их костер.
– Дайте Монтгомери сказать, – вмешался Реджи. – До сих пор он отлично справлялся со всеми неприятностями. Ребенок узаконен, с моей сестры сняты все обвинения…
– И, – добавила миссис Монтгомери, – она стала значительно богаче. Продолжай.
Уорд снова повернулся к Морган, тепло посмотрел на нее и взял ее ледяную руку в свои.
– Запомни, дорогая, эти репортеры – те же самые люди, что называли тебя Грешной Вдовой. Они печатали все, что говорил Тернер, и тем самым губили твою честь и репутацию. Я полагаю, что, узнав о твоей невиновности, хотя бы часть из них почувствует свою вину. Тебе выпал шанс воспользоваться этим чувством вины и нарисовать для них куда более приятную картину.
Это звучало жутко – выставить себя перед толпой людей, жаждущих раскопать самое ужасное.
– Не знаю. Я… я не уверена, что у меня получится.
– Разумеется, получится, девушка, – рассердилась миссис Монтгомери. – Ты замужем уже четвертый раз. Неужели ты думаешь, что репортеры чем-то отличаются от твоих мужей?
Уорд улыбался все шире.
– Да, пожалуйста, смотри на них как на потенциальных мужей, это непременно развяжет тебе язык.
Морган улыбнулась, хотя сердце ее колотилось все сильнее. Он и в самом деле так думает? Неужели ей придется подыскивать себе нового мужа? Но ведь с деньгами Ричарда она сможет содержать и себя, и сына. Нет, другой муж ей не нужен, а уж после того, как она пережила троих плохих и теряет этого… хорошего…
На глаза навернулись слезы, и она быстро опустила взгляд.
– Ладно. Но что я им скажу? Особенно, – Морган подавила глубокий, страдальческий вздох, – особенно если они начнут задавать интимные вопросы?
– Не бойся, я намерен запретить им переступать эту черту, что до ответов… – Уорд поднял голову и посмотрел на собравшихся. – Мы все должны придерживаться одной и той же версии. Прежде всего, Морган, – произнес Уорд, и она подняла голову, внимательно слушая. – Ты должна отвечать как можно честнее. Очень трудно выудить ложь из правды. Когда будут спрашивать о твоей роли в смерти Тернера, расскажи, как ты ударила его статуэткой. Ты бежала из Филадельфии, потому что боялась ареста. Не нужно ничего приукрашивать.
– А почему я его ударила? – Морган прерывисто вздохнула. – Я не уверена, что смогу…
– Сможешь. Чистую правду. Тернер был страшным тираном, и ты его боялась.
– О Боже! О Господи, такое унижение!
Уорд мягко сказал:
– На этот счет можешь не беспокоиться. Теперь все репортеры знают о репутации Тернера. Если они попытаются выяснить больше, мы скажем, что подробности будут только позорить и пачкать имя Тернера.
– И наше тоже! – воскликнула миссис Монтгомери.
– Да, мадам, но куда благороднее выражать беспокойство о Тернерах. Морган, тебе придется предстать мученицей и жертвой, хотя тебе это и не по нраву.
Изображать из себя невинность и лапочку после всего того, что с ней случилось? Но именно с помощью этой уловки она поймала в свое время Уэдерли, а сейчас это продлится, всего час другой.
– Для этого, – продолжал Уорд, – мы сообщим все о твоем прошлом. Твоя мать и Реджи согласились на это. Ты расскажешь им о том, что вышла замуж за Драмлина, о его смерти и о твоем браке с Уэдерли, а потом – с Тернером.
– И все это, – негромко произнес Эдвард, – без соблюдения должного времени траура между замужествами.
– Ты расскажешь им о своей семье, о разладе с ней и о том, что ты осталась в чужой стране без единого пенни. Выглядеть нужно хрупкой и изящной. Ты знаешь, что мужчины на это клюют, – сухо добавил Уорд.
Несмотря на страх, разрывавший сердце, Морган улыбнулась:
– Конечно. Что мне надеть? Розовое? Белое?
– Розовое. Сомневаюсь, что они поверят в белое.
– А твоя роль во всем этом? Что будешь говорить ты, Уорд?
Он непреклонно сжал губы, но тут послышался тоненький писк, прервавший разговор. Морган резко повернула голову на звук, раздавшийся с колен ее матери. Ли, широко раскрыв глаза, замахал ручками и снова запищал.
– Он хочет кушать, – сказал Уорд. Эми встала:
– Я позвоню няне.
– О нет! – воскликнула Морган, вырвала свою руку из рук Уорда, встала и подошла к сыну. Его личико гневно сморщилось, и он опять запищал. – Я позабочусь о нем. – Возможно, ей хватит молока, чтобы покормить малыша.
– Мы еще не закончили разговор, – твердо произнес Уорд у нее за спиной. – А ты в любом случае не сумеешь ему помочь.
– Закончим позже. – Морган наклонилась и осторожно взяла сына с колен матери. Ли минутку посмотрел на нее, сведя бровки, и громко завопил. Морган рассмеялась, она была просто в восхищении от возможности взять его на руки и успокоить.
– Морган…
– Думаю, к ужину я вернусь, – сказала она, ни к кому в отдельности не обращаясь, и заворковала над воющим свертком, который держала на руках. – Пошли, мой ненаглядный. Все не так плохо, как тебе кажется.
Морган прошла через всю комнату, не обращая внимания на протестующие возгласы, и закрыла за собой дверь.