3

Сьюзен ходила взад-вперед, то и дело озабоченно поглядывая на наручные часы. Шадия опаздывала. К этому времени им уже следовало зарегистрировать багаж и получить посадочные талоны. Неужели по пути в «Хитроу» подруга попала в автомобильную пробку?

Неожиданно по зданию аэропорта прогремело ее имя.

– Мисс Сьюзен Честерфилд, вас просят подойти к справочному бюро…

Несчастный случай! – пронеслось в голове у Сью, когда она быстро направилась к стойке, толкая перед собой тележку с чемоданом и сумкой. Шадия попала в аварию. Она ранена, она умирает… она умерла…

Успокойся, приказала она себе, отбрасывая прочь мрачные мысли. Сначала выслушай, что тебе скажут, а уж потом начинай паниковать.

Подойдя к справочному бюро и улыбнувшись сидящему в окошечке служащему, Сьюзен хриплым от волнения голосом сказала:

– Здравствуйте, я Сьюзен Честерфилд – у вас есть для меня сообщение?

Служащий переспросил:

– Мисс Честерфилд? Могу я взглянуть на ваш билет?

Девушка протянула ему билет, он быстро просмотрел его и отдал обратно.

– Благодарю вас. Нам только что позвонил мистер Камаль Тази. Его жена не может вылететь вместе с вами сегодня, она плохо себя чувствует – кажется, что-то с желудком. Но она присоединится к вам через несколько дней, как только ей станет лучше. Он сказал, чтобы вы обязательно позвонили им, как только доберетесь до места.

Сьюзен озадаченно смотрела на служащего. И что же ей теперь делать? Лететь одной? Или сдать билет и подождать Шадию! Она взглянула на часы и обнаружила, что для принятия решения у нее остается всего четверть часа. Если она не успеет зарегистрировать багаж, то опоздает на самолет, и ей к тому же не возвратят за билет деньги.

С одной стороны, глупо менять принятое решение и откладывать поездку, но с другой – хочется ли ей прибыть в Тетуан одной?

На вилле полно слуг: повар, экономка, садовник. Они работают в усадьбе с утра до ночи и живут там же, в жилом помещении над огромным гаражом. Днем она будет в полной безопасности, но ночью, кроме нее, на вилле не окажется ни души, и это обстоятельство не вселяло спокойствия в ее душу. Может, попросить экономку спать в доме, пока не приедет Шадия?

Она посмотрела на стеклянные двери аэропорта. На улице шел дождь, небо выглядело серым и унылым, создавалось впечатление, что такая погода установилась надолго. Очень уж ей не хотелось под этим дождем возвращаться к себе домой, когда в Тетуане, вне всяких сомнений, ярко светит солнце.

И Сьюзен приняла решение. Она быстро направилась к стойке, предъявила багаж и получила посадочный талон. Затем прошла через таможню и паспортный контроль, и у нее еще осталось немного времени, чтобы позвонить подруге, прежде чем объявят посадку на самолет.

К телефону подошел Камаль.

– Ах, это ты, Сью! Тебе передали наше сообщение? – К ее удивлению, голос Камаля звучал скорее радостно, чем взволнованно. – Мне ужасно жаль, что мы тебя расстроили. Шадия тоже очень огорчена, но наш доктор считает, что ей пару дней лучше побыть дома. Он хочет, чтобы она прошла несколько тестов…

– А что случилось? – перебила его Сьюзен и была поражена, когда из трубки послышался вдруг короткий довольный смешок.

– Да ничего страшного, но… – Камаль помолчал, а затем гордо объявил: – Ей ночью стало плохо, мы решили, что это желудочный грипп, поэтому утром первым делом вызвали врача… И он сказал нам, что у Шадии будет ребенок!

Сьюзи облегченно вздохнула.

– Ой Камаль, это просто замечательно! Я так за вас рада: я знаю, как Шадия хочет ребенка, как вы оба мечтаете о нем!

Камаль продолжал что-то радостно говорить в трубку, но по аэропорту объявили, что посадка на самолет заканчивается, и Сьюзен пришлось оборвать его.

– Извини, Камаль, но мой самолет улетает, мне пора! Поцелуй за меня Шадию, скажи, что я ей позвоню и что если у нее нет горячего желания ехать в Тетуан, то пусть сидит дома.

Камаль пообещал передать все это жене.

– Сейчас она в постели, отдыхает, но я знаю, что ей очень хочется присоединиться к тебе. Возможно, мы прилетим вдвоем. Ты не будешь возражать?

– Разумеется, нет! Я буду очень рада! – сказала Сьюзен и повесила трубку.

Полет до Тетуана занял два часа, и все это время, глядя на синее небо и золотистые от солнца облака, девушка предавалась мечтам, в которых почти постоянно присутствовал Ричард Харрис. Она прилагала немало усилий, чтобы прогнать его образ, но тщетно.

Сью не видела его с того самого дня, когда он поцеловал ее. Память – и во сне и наяву – вновь и вновь возвращала ее к тем минутам. Надеюсь, что к моему возвращению он уедет за границу! – подумала она, когда самолет приземлился.

Вышедшую из самолета на яркий солнечный свет Сьюзен встречал работающий у отчима садовник, который выполнял также обязанности шофера, когда возникала такая необходимость. Бурнус в серую полоску делал его выше и стройнее, чем он был на самом деле. На голове у него была тюбетейка, лицо в оспинах, глаза темные и как будто влажные, улыбка приветливая. Лицо его жены Фатем, одетой в длинный черный балахон, до самых глаз закрывала чадра.

– Здравствуй, Ашраф, здравствуй, Фатем! – Сьюзен очень обрадовалась, увидев их, и, вспомнив несколько слов по-арабски, поприветствовала встречающих ее слуг на их родном языке.

Фатем, склонив голову, отвечала ей также по-арабски. Ашраф же заговорил по-английски:

– Добро пожаловать в Марокко, мисс Сьюзен! Позвольте мне взять ваш багаж. – Он забрал у нее чемодан и сумку. – Вы прилетели вместе с подругой?

– Нет, она прибудет позже, через несколько дней.

Это известие огорчило Ашрафа.

– И вы летели в одиночестве? – Он выучился английскому, когда работал у одного американского дипломата, поэтому к арабскому акценту у него добавлялся еще и американский.

Мусульмане избегают говорить с посторонними женщинами, прикасаться к ним, оставаться с ними наедине, но Ашраф уже долгие годы работал у Островски и знал Сьюзи еще ребенком. И раз уж у той не было мужа, который бы позаботился о ней, считал своим долгом относиться к Сью как к дочери.

– Я узнала, что моя подруга не полетит со мной, только в аэропорту, – объяснила Сьюзен.

Почему у меня такое чувство, будто я в чем-то виновата? – с некоторым раздражением подумала она, но, заглянув в глаза Ашрафа, поняла, что его очень обеспокоило предпринятое ею в одиночку путешествие. И она вспомнила, что в арабских странах женщине не положено отправляться в путь без сопровождения, независимо от того, какое расстояние предстоит преодолеть.

Сьюзен последовала за Ашрафом и, выйдя из помещения на улицу, ощутила жару как внезапный удар. Вокруг суетились одетые по-европейски мужчины и женщины, арабы в национальных костюмах самых разных расцветок – белых, серых, полосатых, темно-коричневых. Местные женщины, все как одна, были в черном, с лицами, закрытыми чадрами, и окружены детьми все возрастов.

Тетуан – место, где встречаются прошлое и будущее. Окруженный стеной Старый город, выстроенный многие века тому назад, с его минаретами, узкими, вымощенными булыжником улочками, погруженными в полумрак лавчонками, резко контрастировал с современными районами, где белые многоквартирные дома стояли в окружении пальм, кипарисов, зеленых лужаек и бассейнов с голубой водой.

Вилла Питера Островски располагалась в окрестностях города. Дорога из аэропорта пролегала через оливковые и апельсиновые рощи и пустоши, где щипали траву стада овец и коз, за которыми присматривали пастухи, худые юноши, одетые в свободную одежду из небеленого полотна. Но даже в этом райском уголке ощущалась близость пустыни, над которой возвышались пики Атласских гор.

Сьюзен сидела на заднем сиденье рядом с женой Ашрафа. Фатем слишком стеснялась, чтобы как ни в чем не бывало болтать с гостьей, и лишь отвечала на ее вопросы легкими кивками головы; иногда, чтобы выказать особый интерес и внимание к словам Сьюзи, тихо произносила «да».

Довольно скоро они добрались до виллы, утопающей в садах и окруженной белой стеной. Ашраф открыл ворота, и машина въехала на широкую подъездную аллею, по обе стороны обсаженную пальмами.

Идеально подстриженные, напоминающие бильярдные столы лужайки мелькали за деревьями. Повсюду цвели розы, декоративные кустарники, а окружающая виллу стена была увита ползучими растениями с ярко-розовыми цветами. Машина остановилась. Ашраф распахнул перед Сьюзен дверцу. Девушка вышла и обвела глазами синее небо, белые стены и крытую черепицей крышу виллы.

У массивной парадной двери стояла Нагла, экономка. Ее черные глаза ласково улыбались поверх закрывающей нижнюю часть лица чадры.

И Сьюзен почувствовала вдруг, что, покинув Лондон и оказавшись здесь, она преодолела нечто большее, чем расстояние. Она очутилась в стране с совершенно иной культурой и традициями и должна помнить о том, что нужно постоянно учитывать обостренную чувствительность местных жителей ко всему инородному и вести себя так, чтобы не обижать их.

– Здравствуй, Нагла, как поживаешь? – спросила Сьюзи, улыбаясь и протягивая экономке руку.

– У меня все хорошо, надеюсь, и у вас все в порядке, мисс Сьюзен. – Нагла приходилась сестрой Ашрафу, ей было под пятьдесят. Она осталась вдовой с двумя сыновьями, которым стремилась дать образование. Сейчас оба учились в университете в Рабате: один изучал юриспруденцию, другой – химию.

Фатем готовила на всех обитателей виллы, а один из ее сыновей уже начал помогать отцу работать в саду. Так что за всем поместьем смотрела одна большая семья, и, когда хозяин с женой уезжали, вся ответственность ложилась на их плечи.

Вилла казалась скорее дворцом, чем домом, – Питер Островски слыл очень богатым человеком, хотя Сьюзен плохо представляла себе, как ему удалось нажить такое состояние. Ему было около шестидесяти лет, он родился в России, затем каким-то образом оказался в Америке, а к настоящему времени уже отошел от дел. Он тратил бешеные деньги на жену, на дом и на пополнение коллекции живописи и антиквариата, наиболее ценные экспонаты которой хранил в личных апартаментах. Но и все остальные помещения виллы были увешаны и уставлены изящными и дорогими вещицами.

Выложенный мраморными плитами холл заканчивался стрельчатой аркой, ведущей в просторную комнату для приемов, где в центре стояла каменная ваза, из которой бил небольшой фонтанчик; журчание воды успокаивало и аккомпанировало разговору. И Сьюзен вдруг вспомнила, что в жаркие дни она любила сидеть на низком каменном бордюре и слушать это журчание… И тогда ее охватывало ощущение счастья.

Ашраф перебросился парой фраз с сестрой и понес багаж девушки наверх. Сьюзен и Нагла пошли вслед за ним, а Фатем тем временем поспешила на кухню.

– Ваша мать сказала, что вы можете выбрать любую комнату, какая вам только понравится, кроме, разумеется, апартаментов хозяина. Они всегда заперты, когда он в отъезде, – сказала Нагла.

– Я буду рада остановиться в комнате, в которой жила в прошлый раз.

– Это очень хорошая комната, – улыбнулась экономка.

Ашраф, услышав пожелание гостьи, вошел в большую комнату с окнами в сад, поставил чемодан и сумку на комод и приблизился к окну, чтобы открыть жалюзи. В погруженное в полумрак прохладное помещение полился яркий солнечный свет.

– Брат сказал мне, что ваша подруга не смогла приехать, – тихо проговорила Нагла. – Ашраф считает, что вы не должны оставаться на ночь одна на вилле. К нам ни разу не забирались воры – в поместье установлена сигнализация, – но рисковать все же не стоит. Я могу спать в соседней комнате до тех пор, пока не приедет ваша подруга.

Сьюзен с облегчением улыбнулась.

– Так я буду чувствовать себя гораздо уютнее.

– Разумеется, – кивнула Нагла. – И я очень этому рада.

Ашраф с улыбкой на лице поклонился гостье.

– Я могу еще чем-нибудь быть вам полезен, мисс Сьюзен?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, спасибо тебе, Ашраф! Мне очень приятно, что вы все так обо мне заботитесь.

– Нам это только в радость, – заверил ее слуга.

Когда садовник ушел, Сьюзен обратилась к Нагле:

– Как твои сыновья? Хорошо учатся?

Лицо экономки просветлело.

– О, да! Они славные мальчики. Я навещаю их в Рабате два раза в год.

– Не успеешь оглянуться, как они обзаведутся семьями. – Сьюзи вспомнила, что Нагла постоянно твердила о том, как ей хочется, чтобы ее сыновья переженились и нарожали детишек. Нагла очень любила малышей.

– Мой старший сын Анвар женится в этом году на девушке из семьи наших хороших знакомых. Мы с матерью невесты давно об этом мечтали, но он все твердил, что это его дело и ничье больше. Отец умер, когда он был совсем ребенком, вот Анвар и считает себя главой семьи, поэтому предпочитает сам принимать решения. Я очень боялась, что он не выберет Алиму. Алима – по-арабски значит «человек, который любит музыку и танцы», – гордо сказала Нагла Сьюзен. – И это имя ей подходит; она любит петь и играть на флейте. Мои сыновья тоже умеют играть на музыкальных инструментах, хотя никто из них не поет. Я люблю Алиму – она мне как родная дочь, и, к великой моей радости, Анвар в конце концов решил, что из нее получится именно такая жена, какая ему нужна.

Сьюзи рассмеялась.

– Думаю, он просто дразнил тебя! Ну а теперь, через год-два, быть тебе бабушкой!

– Если будет на то воля Аллаха! – отозвалась Нагла с сияющими глазами. – Это самое заветное мое желание, а Аллах милосерден.

Она помогла Сью распаковать вещи и ушла. Сьюзен закрыла жалюзи, чтобы комната не нагрелась за день, и уселась на низенький диванчик у окна немного передохнуть. Комната была отделана в арабском стиле. Над туалетным столиком висело полукруглое зеркало в деревянной, покрытой резным орнаментом раме. Кровать была застелена хлопчатобумажным покрывалом с геометрическим узором, белоснежные простыни казались прохладными, пуховые подушки взбитыми на славу.

Нагла очень хорошо следила за домом. Сьюзен она всегда очень нравилась. Отчим падчерицу недолюбливал, мать не обращала на нее никакого внимания, вот она и проводила большую часть времени на кухне, болтая со слугами.

Там она выучилась немного говорить по-арабски и даже по-берберски – на этом языке общаются в горных районах Марокко. Фатем была берберкой и время от времени переходила с арабского на свой родной язык. Местные городские жители, работающие в гостиницах или ресторанах, изъяснялись на странной смеси европейских языков – французского, испанского и английского, хотя между собой говорили по-арабски.

Нагла была очень музыкальна и иногда по вечерам играла и пела для членов семьи и хозяев. У нее был приятный голос, и пела она, как обычно поют арабы, с резкими переходами от низких хрипловатых нот к высоким трелям. Как и все арабские женщины, Нагла никогда не снимала чадры, поэтому во время импровизированных выступлений стояла за резной ширмой в дальнем конце комнаты. Когда она только-только начала работать у Питера Островски, он пытался было уговорить ее петь на приемах, которые устраивал в честь важных и влиятельных персон, но Нагла вежливо и решительно отказалась, а поскольку ее брат был незаменимым работником, да и она сама прекрасно справлялась со своими обязанностями, отчиму ничего не оставалось, как смириться с этим. Питер прожил в Марокко несколько лет, но так и не разобрался в тонкостях образа жизни местных жителей.

Сьюзен, немного отдохнув, приняла душ. Ванную комнату украшал кафель с темно-синим орнаментом, и Сью вспомнила, как Нагла объясняла ей, что его завитки являются стилизованным изображением деревьев и воды – самого драгоценного дара Всевышнего людям, живущим в пустыне.

Затем достала из шкафа просторный халат из светлой ткани, прошитой золотыми нитями, который она купила во время последнего своего приезда в Тетуан, и надела его.

Вечером она ужинала в столовой, изумительной комнате с мраморными стенами и полом, где каждое слово отдавалось эхом, за столом, покрытым белой дамасской скатертью. С потолка свешивались раскачивающиеся на длинных цепях серебряные светильники. Воздух благоухал экзотическими ароматами: готовящейся на кухне едой, цветами, благовониями, отпугивающими насекомых.

Когда Питер был дома, Фатем готовила европейские блюда – хозяин не был склонен к экспериментам в области кулинарии и предпочитал восточным изыскам более привычные ему кушанья. Сьюзен же всегда просила приготовить еду, характерную для Магриба – района, куда входят Марокко, Тунис и Алжир. Она знала, что традиции этой кухни восходят к древним временам, когда местные жители вели преимущественно кочевой образ жизни.

Жена Ашрафа помнила, какое удовольствие Сьюзен получала, пробуя новые, незнакомые ей яства, и в честь ее приезда приготовила нечто особенное. Для начала она налила в тарелку легкий куриный суп с рисом и специями, поданный на стол в серебряной супнице, и, когда с ним было покончено, хотела было налить добавку, но Сью поспешила остановить ее.

– Вам не нравится? – расстроилась Нагла. Она и Фатем понятия не имели, что у Сью проблемы со здоровьем, а той вовсе не хотелось рассказывать им об этом.

– Суп просто превосходен, но я всегда ем очень мало – у меня плохой аппетит.

Нагла, вздохнув, произнесла несколько фраз по-арабски, и Сьюзен решила, что ей желают хорошего аппетита.

После супа экономка подала основное блюдо – «хут бчармела», которое на поверку оказалось тушенной в томатном соусе рыбой, приправленной имбирем и чили. Гарниром к рыбе служил жареный сладкий перец, лук, помидоры и приготовленный с добавлением шафрана рис, столь любимый в Марокко.

Сью съела маленький кусочек рыбы, немного овощей и риса – для нее этого было более чем достаточно. Ей пришлось отказаться от пирожных с орехами в медово-апельсиновом сиропе. Они выглядели очень уж сладкими и перегруженными калориями. Сьюзен ужасно хотелось попробовать их, но она знала, что, стоит ей откусить хоть малюсенький кусочек, остановиться будет очень и очень сложно.

Когда она высказала свои опасения Нагле, та воскликнула:

– Ну так съешьте их все! Ведь вы хотите иметь хорошего мужа, правда? Так вот, мужчины любят, чтобы у жены была красивая фигура, а вас можно спутать с мальчиком!

– Я попробую их завтра, а сегодня я очень устала после перелета. – Сьюзен едва удержалась от замечания о том, что не собирается замуж, по крайней мере, пока не собирается.

Нагла подала чай с мятой. Она налила его из высоко поднятого чайника в стакан, вставленный в украшенный изящной резьбой серебряный подстаканник. Прежде чем вручить чай гостье, она положила в него лепестки розы и мед. Сью медленно и торжественно сделала первый глоток. Нагла, сев рядом принялась играть на флейте и петь старую марокканскую песню, которую, как она сказала, пастухи поют стадам, пасущимся у подножия гор.

Сьюзи потихоньку начало клонить в сон – музыка успокаивала и ее нервы были уже не так издерганы, как в последнее время. Прежде чем лечь в кровать, она немного постояла на балконе, удостоверившись предварительно, что стеклянная дверь как следует закрыта и в спальню с улицы не проникнут насекомые.

Ночь была теплой и лунной, небо по цвету напоминало черный виноград, луна казалась висящим на бархатном заднике серебряным диском с отметинами от ударов молотка, которым его к этому заднику приколачивали.

Та же самая луна светит и в Лондоне, но здесь она смотрится совсем иначе – ведь ей не приходится соперничать с миллионами огней большого города и неоновыми рекламами.

Видит ли ее Ричард Харрис из окна своего домика? Или его там нет? Он уже довольно давно порвал со своей любовницей, не обзавелся ли он новой? Почему он меня поцеловал? – гадала Сью, не в силах ответить ни на один из волновавших ее вопросов.

Воздух был напоен будоражащими ароматами роз, апельсиновых и лимонных деревьев, олив и кипарисов. Вокруг девушки роем кружились насекомые, которых привлекало тепло ее нежной кожи. Она пыталась отогнать их, но в конце концов поняла, что лучше спрятаться в комнате, а то ее кожу испортят следы от укусов.

Откуда-то доносились пение и музыка, сопровождаемые ритмичными хлопками, а где-то еще дальше выла собака.

Лондон находится на другой планете, подумала Сьюзен и отправилась спать.

На следующий день Ашраф и Фатем отвезли ее в Тетуан, и в их сопровождении она совершила прогулку по замысловатому лабиринту узких улочек, одни из которых были залиты ярким солнечным светом, другие же прятались в тени деревянных навесов. Фатем собиралась сделать покупки, и они зашли в магазин специй, где выстроились в ряд стеклянные банки с самыми разнообразными приправами, большинство из которых были Сьюзи неизвестны. Она хотела купить еще один халат, кое-какие украшения из тех, что продавались ремесленниками, сидящими скрестив ноги перед своими лавками и при помощи маленьких молоточков создающими удивительные изделия из золота и серебра, а также пару изящно расшитых кожаных сандалий.

Куда бы они ни пошли, за ними повсюду следовала толпа детишек с умоляющими глазами, тянущими к ним свои смуглые руки и клянчащими деньги. Ашраф отгонял их какими-то резкими выкриками на арабском языке и специальной метелкой от мух, просто необходимой в Старом городе в жаркий полдень, когда на выставленные для продажи овощи и фрукты тучами слетаются самые разные насекомые.

Сьюзен сидела на обитом кожей табурете в узеньком и довольно темном магазинчике, примеряя с помощью жены хозяина сандалии, и вдруг увидела, что мимо идет какой-то мужчина, одетый в белый бурнус. Его голову прикрывал капюшон, но ей удалось заметить, что у него темные волосы и чеканный профиль. И, еще не успев понять, в чем, собственно дело, она вздрогнула от неожиданности.

Ричард Харрис?!

Что же это – игра воображения или он собственной персоной, во плоти и крови. Девушка встала и подошла к двери, чтобы взглянуть на прохожего еще раз, но было уже поздно – мужчина успел затеряться в толпе.

Неужели это Ричард? Может ли такое быть? – в недоумении спрашивала себя Сьюзи. С какой стати он оказался здесь, за много миль от Лондона? Если он начнет мерещиться тебе везде, где бы ты ни очутилась, ни к чему хорошему это не приведет!

Она заплатила за сандалии, и они с Фатем стали ждать, когда Ашраф подгонит к магазинчику машину, которую он припарковал где-то за стенами Старого города. Сьюзен невольно провожала взглядом каждого высокого мужчину, одетого в бурнус. Большинство из них деликатно отводили взгляды, чтобы не встретиться с ней глазами, подобно тому как продавец, отвечая на ее вопрос, обратился не к ней, а к Ашрафу.

Она накинула на голову шарф, выполнявший двойную задачу, – он защищал голову от палящих лучей солнца и до некоторой степени скрывал ее лицо. Однако белая кожа, рыжие волосы и зеленые глаза выдавали ее европейское происхождение. Разумеется, местные жители привыкли видеть иностранок, разгуливающих по городу без чадры, – туризм стал одним из основных источников дохода этой сельскохозяйственной страны. И все же Сьюзен чувствовала себя неловко, когда ловила на себе взгляды прохожих, и радовалась тому, что ее сопровождают Ашраф и Фатем.

Вечером перед обедом она позвонила Шадии.

– Ты уверена, что не имеешь ничего против приезда Камаля? – спросила та.

– Ну разумеется! На вилле полным-полно пустующих комнат, к тому же он мне очень нравится. Мы можем с ним побывать в таких местах, где женщинам не слишком удобно появляться без мужчин! Ну ты же знаешь эти арабские страны!

Шадия хихикнула.

– Что верно, то верно!

Сью тоже рассмеялась и сказала слегка извиняющимся тоном:

– Я и забыла, откуда ты родом.

– Еще бы! Ведь всю свою сознательную жизнь я провела в Европе!

– А впрочем, и мне всегда было не по себе, если вдруг в Лондоне приходилось выходить на улицу вечером одной. Это не так уж и безопасно, – заметила Сью и тут же добавила: – Ты еще не знаешь, когда приедешь?

– У меня пока не готовы результаты анализов…

– А что это за анализы? – забеспокоилась Сьюзен.

– Врачи считают, что у меня легкая анемия, а беременность может способствовать ее развитию. Младенцы выкачивают железо из крови мамочки, вот почему будущим мамашам обычно прописывают содержащие железо препараты. И еще они беспокоятся за мои кости…

– А кости здесь при чем? – перебила ее Сью, еще больше обеспокоенная и озадаченная.

– Доктор считает, что у меня в организме не хватает еще и кальция, а ребенку он необходим так же, как и железо, так что возникает еще одна проблема. Я раньше обо всем этом понятия не имела, а ты?

– Оказывается, родить ребенка гораздо сложнее, чем я себе представляла.

Шадия вздохнула.

– Можешь мне этого не говорить! Помимо железа, мне придется глотать еще и кальций. И я буду грохотать как банка с таблетками, пока не рожу. Врачи хотят провести обследование, чтобы исключить возможность какого-либо заболевания. – В голосе подруги прозвучало беспокойство. – Камаля все это, разумеется, не радует. Он так за меня боится!

– И у него есть на это причины, – отозвалась Сью. – Я тоже очень за тебя волнуюсь. Так что не считай себя обязанной сюда приезжать – мы можем отдохнуть и позже. Самое главное, чтобы ты чувствовала себя хорошо.

– Доктор считает, что я в течение многих лет неправильно питалась, – уныло сообщила Шадия. – И он, скорее всего, прав. Модели постоянно сидят на диетах, одна безумнее другой. Например, я несколько недель ничего не ела, кроме грейпфрутов. Я тогда здорово похудела, но доктор утверждает, что я недополучила многие необходимые организму вещества и витамины, и теперь мне за это приходится расплачиваться.

Сьюзен тоже врачи неоднократно предупреждали, что она, заботясь о фигуре, рискует собственным здоровьем.

– Обязательно слушайся доктора и держи меня в курсе, как у тебя идут дела. Обещаешь?

– Я все-таки надеюсь добраться к тебе в Тетуан. В любом случае буду тебе звонить, – заверила Сьюзен Шадия, прежде чем положить трубку.

Сью решила лечь спать пораньше. Она все еще не привыкла к здешней жаре и влажности и под конец дня чувствовала себя очень усталой. Нагла, как обычно, зажгла какое-то благовоние, чтобы разогнать насекомых, и они не донимали девушку своим жужжанием и укусами.

Жалюзи были закрыты, в комнате царила прохлада, но ей не спалось. Она снова и снова вспоминала, как перед ней мелькнул быстро шагающий высокий человек в бурнусе.

Не будь идиоткой! – одернула она себя. Черные волосы, оливковый загар, стройная высокая фигура – да под это описание подойдут тысячи арабов.

Но тут вспомнила о поцелуе, и в ней вспыхнуло желание, с каждым мгновением разгоравшееся все сильнее и сильнее. Нет, ни за что! Она не хочет вновь испытать отчаяние и боль расставания. Нужно перестать думать о нем.

Где-то через час в комнате стало душно. Сьюзен спустила ноги на пол и, не включая света, прошла к балконной двери. Чуть приоткрыв ее, она проскользнула на балкон и тут же закрыла за собой дверь, чтобы не напустить в комнату москитов.

Перед ней лежал волшебный, залитый серебристым светом луны сад. Темные силуэты кипарисов четко вырисовывались на фоне звездного неба. Раскинувшийся вдалеке Тетуан с его минаретами и куполами казался иллюстрацией к восточной сказке.

Сьюзен облокотилась на перила балкона и мечтательно смотрела вдаль. Батистовая ночная сорочка обвивалась вокруг ее стройных ног, нежный пряный воздух холодил разгоряченную кожу. Ей стало легче, возбуждение улеглось, и она решила вернуться в комнату и снова попытаться заснуть, но тут вдруг краем глаза заметила какое-то движение среди пальм, росших вдоль подъездной аллеи к вилле. Какой-то зверь?

Она присмотрелась, ожидая увидеть одну из собак, которых Ашраф на ночь выпускал в сад, чтобы обезопасить виллу от воров. Имея дело с Ашрафом или с кем-нибудь из обитателей виллы, эти собаки были кротки как овечки, но при встрече с чужаком становились не менее свирепы, чем волки, и могли запросто растерзать незваного гостя.

Ашраф предупредил Сьюзен, чтобы она не выходила в сад, когда там бегают собаки.

Опять мелькнула какая-то темная тень, и Сью едва удержалась, чтобы не закричать, разглядев, что это не животное, а мужчина в черной маске с прорезями для глаз.

Грабитель! Она бросилась было к себе в комнату, чтобы поднять тревогу… Но, услышав низкий голос, произнесший полушепотом ее имя, застыла на месте. Незнакомец стянул с себя маску. Ричард Харрис!

Мужчина вышел на лужайку, чтобы она могла его как следует разглядеть. Девушка знала, что и он видит ее так же отчетливо, как она его. Рот Ричарда скривился в странной усмешке. На нем были черные свитер и джинсы, на руках перчатки. На плече лежала веревка. Сьюзен готова была ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что не спит.

Неожиданно из-за угла дома выбежала рычащая собака. Ричард при виде ее бросился к балкону. Затем, на мгновение остановившись, достал что-то из кармана. Послышалось шуршание оберточной бумаги, и Сью как в полусне увидела, что он швырнул собаке большой кусок мяса. Черный с коричневым подпалом пес остановился как вкопанный, понюхал мясо и с жадностью набросился на него.

Сьюзен, не в силах пошевелиться, наблюдала за происходящим.

Рич снял с плеча веревку, к которой был привязан какой-то металлический предмет, похожий на небольшой якорь. Девушка резко подалась назад, увидев, как один его зубец зацепился за ограждение балкона. Рич натянул веревку и начал взбираться по ней. Охваченная ужасом Сьюзен, перегнувшись через перила, наблюдала за каждым его движением.

– Вы упадете! Веревка не выдержит вас!

Только она успела проговорить эти слова, как мужчина перелез через перила. Сью отпрянула, ловя ртом воздух.

Собака, успевшая проглотить мясо, злобно залаяла и принялась рыть лапами землю. Ричард быстро свернул веревку и открыл стеклянную дверь, ведущую в спальню.

– Какого черта… – начала было она, но он прикрыл рот Сьюзен ладонью, прижал к себе и втолкнул в комнату.

Снаружи по-прежнему доносился лай собаки, затем раздался топот ног и чей-то взволнованный голос. Сьюзен поняла, что это Ашраф.

Рич оттащил ее подальше от двери, швырнул на кровать и, одним прыжком вернувшись к окну, опустил жалюзи. Чуть позже послышался голос Наглы – ее, должно быть, разбудил шум снаружи. Они с братом встревоженно заговорили по-арабски.

Сьюзен очень хотелось знать, о чем идет речь, но ее знания арабского было явно недостаточно.

Она смотрела на Ричарда, который сел на кровать рядом с ней и не отводил от нее взгляда. Его глаза сверкали при свете луны, проникающем в комнату сквозь прорези жалюзи. У девушки по спине побежали мурашки, ее охватил ужас – если он набросится на нее, то вряд ли она сможет контролировать себя. Он поймет, что она в его власти, и перестанет уважать ее.

Пальцы Рича приподняли ее подбородок. Он склонился над ней. Ей хотелось закричать, позвать на помощь. Но она не могла этого сделать, словно загипнотизированная его неотразимым взглядом.

Его губы коснулись губ Сью, и огонь опалил ее. От непреодолимого желания у нее закружилась голова, все вокруг поплыло.

Сьюзен так и не могла вспомнить, как оказалась лежащей на кровати, ощущая на себе тяжесть тела Рича. Одной рукой он гладил ее обнаженное бедро.

Она застонала и, широко раскрыв глаза, увидела, что он сбросил с себя свитер и расстегивает молнию на джинсах. И вот уже его обнаженное тело приникло к ней. Ее сердце яростно колотилось – от страсти и ужаса одновременно. И в этот самый момент она услышала в коридоре шаги, приближающиеся к двери ее комнаты.

Ричард замер, приподняв голову.

– Кто это? – прошептал он.

– Нагла, экономка, – еле слышно произнесла в ответ Сьюзен, не в силах взглянуть на него. Она вся дрожала, ощущая его наготу. Ее губы пересохли от желания и стыда – она безумно хотела его и отчаянно надеялась, что он об этом не догадывается.

– Черт, – пробормотал он. – Притворись, что спишь, что не имеешь ни малейшего понятия о том, что творится вокруг. Скажи, что ты ничего не слышала. Только не впускай ее сюда. – Он пошевелился, и его горячее бедро скользнуло вдоль ее ноги. – Ты это сделаешь?

У Сью перехватило дыхание, лицо вспыхнуло. Ее репутация погибнет, если Нагла обнаружит в ее комнате голого мужчину. Конечно, она могла бы позвать на помощь, объяснить, что он ворвался к ней и напал на нее против ее воли, но в этом случае Ашраф будет настаивать на том, чтобы вызвать полицию. И как она сможет убедить их, что она тут ни при чем? Полиции не составит никакого труда выяснить, что они в Лондоне живут по соседству.

Нагла постучала в дверь.

Чувствуя даже в темноте на себе взгляд серых глаз Ричарда, Сьюзен поняла, что у нее нет выбора, – она должна подчиниться его требованию.

– В чем дело? – отозвалась она.

– О, мисс Сьюзи… собаки подняли лай, но Ашраф не видел, чтобы кто-нибудь проник в дом. Вы ничего не слышали?

– Я спала… – солгала она. – Жалюзи на моих окнах закрыты, и я не слышала ни звука.

– Возможно, собаки погнались за совой. Я пыталась успокоить Ашрафа, но он настоял на том, чтобы я проверила, все ли у вас в порядке. Извините, что побеспокоила… Хотите, я принесу вам что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо! Я очень хочу спать. Спокойной ночи!

– Извините за беспокойство, мисс!

Нагла направилась к лестнице, по всей вероятности собираясь поговорить с братом. Как только в доме все успокоилось, Рич сел на кровати и оделся. Она молча наблюдала за ним. Сомнения, подозрения и тревога охватили ее. Сьюзен подняла на него свои зеленые прозрачные глаза – в ее взгляде теперь явно сквозила враждебность.

Она внезапно поняла, что страсть Рича была показной и преследовала вполне определенную цель – обезопасить его. Он смеялся над ней, и она почувствовала, что ее охватывает ярость.

– Чего вы добивались? Хотели обокрасть виллу, похитить какую-нибудь картину из коллекции моего отчима? Вряд ли это простое совпадение, что вы оказались здесь и именно в его отсутствие… В Лондоне вы также несколько раз забирались в мой дом и даже украли у меня фотографию! А на фотографии была эта вилла, не так ли? Так что же все это значит?

Загрузка...