Грешница

Глава 36

— Ваша светлость! — воскликнула мадам Дюбэй, радостно приветствуя Синджина и Челси, едва переступивших порог ее скромного магазина на одной из тихих улочек Сент-Джеймса.

— Как я рада вас видеть, — сказала она, всем своим видом давая понять, что Синджину здесь всегда рады.

— Позвольте представить, герцогиня Сет, — сказал Синджин.

Оценивающий взгляд холодных серых глаз мадам Дюбэй остановился на Челси, и та поняла, что самая известная в Лондоне модистка уже внесла ее имя в некий список своих постоянных клиентов. Глядя на маленькую нарядную мадам Дюбэй, облаченную в серый шелк, элегантно облегающий фигуру, Челси поймала себя на том, что никогда не представляла ее себе такой молодой.

— Мы хотели бы заказать у вас бальные платья.

Я думаю, белого цвета. У Челси скоро день рождения.

— Может, лучше зеленого? Я обожаю изумрудный, — эхом отозвалась Челси.

Она искренне улыбнулась, хотя в этот момент думала о том, какие могу быть отношения у мадам Дюбэй и ее мужа. Было очевидно, что они хорошо знакомы.

— Какие ткани вы могли бы нам предложить?

Прекрасно понимая, кто правит балом, мадам Дюбэй вопросительно взглянула на Синджина.

— Не надо советоваться с герцогом — ведь это будет мое платье, — спокойно сказала Челси, перехватив ее взгляд. — И к тому же мой любимый цвет — зеленый.

Улыбка не сходила с ее лица, хотя было заметно, что она недовольна.

Легкий кивок Синджина разрядил обстановку. Мадам Дюбэй по достоинству оценила Челси. Она поняла, что Синджин выбрал эту блондинку не только за красоту, но и за твердый, несмотря на ее молодость, характер. Отныне Челси было уготовано достойное место на иерархической лестнице, созданной воображением мадам Дюбэй.

— Да, конечно, как вам будет угодно, — модистка почтительно опустила глаза.

— Прошу вас сюда, пожалуйста, — проговорила она с акцентом. Годы, проведенные во Франции, наложили свой отпечаток на молодую вдову из Норфолка.

— Мы покажем вам все лучшие образцы, ваша светлость.

По ее знаку несколько помощников начали вносить тяжелые рулоны восхитительных тканей: лионские шелка рассыпались изумительным морем зелени, персидские, отделанные золотой нитью, переливались всеми оттенками зеленой радуги: от бледного до светло-, травяного; величественная парча из далекого Стамбула, тонкий египетский хлопок, неизменный муслин в яркую полоску. И, резко контрастируя нескончаемому потоку зеленого, как цветок в густой листве, красочная и броская изнанка.

Челси и Синджин довольно долго наблюдали этот парад тканей, пока, наконец, Синджин не сказал:

— По-моему, мы увидели достаточно.

И, обращаясь к сидящей на софе Челси, спросил:

— Тебе что-нибудь понравилось?

— А тебе? — мягко ответила она, зная, что он давно уже устал и не обращает никакого внимания на ткани, — сказывалась бессонная ночь., У Синджина уже рябило в глазах от беспрестанного сияния зеленых рулонов. Он уже не имел ни малейшего желания говорить, ни тем более спорить с женой о цвете платья.

— Может быть, мадам Дюбэй выберет что-нибудь для тебя сама? — спросил он с издевкой.

Мадам Дюбэй спокойно следила за забавной словесной перепалкой супругов.

Понимая, что Синджин переходит границы дозволенного, Челси благоразумно решила оставить его замечание без внимания и, одарив мадам Дюбэй очаровательной улыбкой, стала выбирать ткани:

— Вот эту и эту, персиковую, эти обе. — Она указала на вышитый красными ягодами шелк.

— Вот и прекрасно, — сказал Синджин нетерпеливо. Было заметно, что он хочет поскорее закончить.

Мадам Дюбэй не преминула продемонстрировать свою постоянную готовность услужить знатной особе.

Она хлопнула в ладоши, слегка повысила голос, что, впрочем, не помешало ей остаться восхитительно женственной, и, отдавая распоряжения, вышла из комнаты — А ты говорил, что она деспотична, — сказала Челси, когда они остались одни. — Напротив, мадам Дюбэй была внимательна и радушна.

— Должно быть, ты ей понравилась, — мягко ответил Синджин. Он заметил, что время изменило модистку. Уже не было в ней той властности, а может, смягчило ее то, что Челси была совсем не похожа на тех честолюбивых и претенциозных знатных дам, с которыми он приходил раньше.

— Я лучше других, да? — Челси откровенно требовала комплимента.

Последовала короткая пауза. Синджину не хотелось отвечать на ее коварный вопрос. Он понимал, что безопаснее было бы промолчать, не удовлетворяя ее любопытства вовсе.

— Да, — наконец ответил он со святой невинностью во взгляде, — с чем вас и поздравляю.

Он картинно склонил голову.

— Ты хорошо ее знаешь?

Челси не следовало спрашивать об этом, да она и не хотела, лишь пыталась смотреть на все его глазами: холодно и безразлично. И все же не удержалась.

Она ждала ответа.

— Кто? — удивленно переспросил он. Со стороны могло показаться, что они встретились где-то под палящими лучами солнца безбрежной Сахары. И Челси пытается восстановить прерванный десять лет назад разговор, а он не узнает ее и не понимает, о чем она говорит.

— Мадам Дюбэй, — отчеканила Челси.

— Мадам Дюбэй? — как эхо прозвучал его голос.

— Ты не хочешь отвечать?

— Как тебе сказать, — усмехнулся он.

— Так и скажи.

— Это обязательно?

— Да.

— Ну, если ты так настаиваешь…

Его глаза уже смеялись.

— Мадам Дюбэй никогда не смешивает дело с развлечением.

— Ты в этом убедился на собственном опыте?

— А вот этого я не говорил.

В этот момент вернулась мадам Дюбэй, и комната наполнилась тонким ароматом духов. Молоденькие модистки принесли журналы с фасонами моделей. Девушки простодушно улыбались Синджину, запросто болтали с мадам Дюбэй, видимо, хозяйка была строга и деловита лишь со своими клиентами, многое позволяя помощницам.

— Ты ревнуешь?

Ей казалось, что он развлекается, глядя на ее подавленное состояние.

— Я не собираюсь откровенничать с тобой. Тебя ведь это не интересует, признайся!

У Синджина не было серьезных привязанностей уже много лет, лишь увлечения, и он почувствовал безудержное удовольствие оттого, что Челси его ревнует. Он не мог объяснить, что с ним происходит: странное ощущение безумной радости переполняло его.

— Меня интересует все, что карается тебя, — ответил он галантно, скорее пытаясь скрыть ликование, чем отплатить ей за то, что она является причиной его душевного беспокойства.

Возмущенная Челси хотела опять поинтересоваться его отношениями с мадам Дюбэй в отместку за иронию, которая звучала в его голосе и светилась в глазах. Однако она ограничилась тем, что показала ему язык. Этот наивный жест она считала возмездием, которое должно было бы повергнуть его в прах, но Синджин в ответ лишь усмехнулся. Его усмешка была последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.

Она решила заставить его страдать. Но как? Может, попытаться вызвать в нем ответное чувство ревности?

Да, такая возможность есть: в Лондоне много женихов из знатных семей. Интересно, как он отнесется к ее кокетству? А может, в высшем свете так принято, и он оставит это без внимания. Для того чтобы найти его уязвимое место, нужен соответствующий гардероб.

И Челси уже внимательнее присматривалась к моделям, выбирая самые изящные и дорогие.

Польщенный вниманием девушек, Синджин добродушно перекидывался с ними короткими репликами.

Прислушиваясь к их остроумному разговору, Челси поняла, что эти юные белошвейки, видимо, знают о нем гораздо больше, чем она.

Синджин видел, что его жена недовольна, и, не желая раздражать ее, взял со столика один из журналов и протянул его Челси.

— Выбери себе костюм, — улыбнулся он. — Самый невообразимый, какой может быть.

— Хорошо, — ответила Челси, раздраженная тем, что даже в окружении десятка поклонниц он улыбается ей как ни в чем не бывало, будто они одни в комнате.

— А нельзя ли, чтобы они?.. — Она многозначительно посмотрела на девушек, впервые в жизни сознательно демонстрируя свою силу.

— Я благодарю всех, — спокойно и вежливо прозвучал голос Синджина. — Он слегка кивнул и улыбнулся девушкам. С ними он обращался как с равными.

Когда все ушли, он обернулся к Челси и мягко спросил:

— Так лучше?

— Нет, то есть да, то есть я не знаю. О, дьявол…

Пожалуйста, дай мне этот проклятый каталог, я задам этим девицам столько работы, что у них не будет ни минуты, чтобы флиртовать с тобой.

Она понимала, что все это глупости которые не стоит принимать близко к сердцу, но тем не менее они вызывали бурю негодования в ее душе. Она не могла сдержаться. Синджин от нечего делать лениво полистывал журнал, первый случайно попавший ему под руку.

— Ты и себе выбираешь? — язвительно спросила Челси.

— Ну, рассмешила! — ответил он, не обращая внимания на иронию. — Хотя здесь есть кое-что интересное, и если ты что-либо выберешь из этого журнала, то я за это заплачу! Хорошо заплачу!

— Почему это я должна подчиняться мужчине, который бывает дома не чаще капитана корабля, совершающего кругосветное плавание? — сказала она, хотя мысли ее были далеко. Челси думала о том, сколько же раз он листал эти журналы.

«Потому что ты моя, и только моя!» — Хотел он ей бросить с вызовом, будто женщина все еще оставалась рабыней мужчины, как в средние века.

— Но Синджин подавил в себе этот порыв.

— Можно же для полноты ощущений на время сменить полную свободу на полное рабство, — ответил он едва слышно.

— Прости мою грубость, — так же тихо ответила она. — Я вспомнила одну фразу из Библии: «…и когда переполнится чаша терпения его, и грешники попадут в ад…» — мне кажется, что это обо мне.

Он рассмеялся, очарованно глядя на Челси. Затем он обернулся к мадам Дюбэй и, показывая модели, произнес уже деловым тоном:

— Вот этот костюм белого цвета и платье на день рождения я хотел бы получить уже на этой неделе.

Мадам Дюбэй знала, что Синджин не любит, когда ему прекословят, к тому же он щедр, когда получает желаемое, поэтому ответила быстро и почтительно:

— Как вам будет угодно, ваша светлость.

— Да, и еще нужен костюм для верховой езды.

Немедленно! — Синджин сел поудобнее. — Ты уже выбрала ткани?

Вопрос совершенно сбил с толку Челси. И она, растерявшись, молчала. С каким удовольствием она сейчас вскочила бы в седло. Это так привычно и знакомо ей. И вихрем унеслась бы далеко-далеко отсюда.

Мадам Дюбэй, видя ее замешательство, быстро подошла к Челси, раскрыла перед ней каталог и рассказала о том, какие ткани и каких расцветок лучше всего подходят ко всевозможным шляпкам, платьям, юбкам… Наконец, когда были отобраны ткани и фасоны к ним, мадам Дюбэй очень осторожно посоветовала:

— А для платья, я думаю, могла бы подойти вот эта, темно-сиреневая. У вас необычные глаза. А этот цвет выгодно оттеняет и подчеркивает их красоту.

Синджин нахмурился и попросил мадам Дюбэй показать им все цвета. В то время как Синджин и мадам Дюбэй обсуждали преимущества тех или иных расцветок, Челси думала о том, как сложится ее жизнь, будет ли она счастлива. Челси даже не заметила, как губы ее тронула счастливая улыбка. Синджин заметил странное выражение на ее лице и настороженно спросил:

— Тебя что-то не устраивает?

— Что я должна ответить?

Челси вдруг поняла, что от ее былого раздражения не осталось и следа. Обсуждение расцветок тканей, фасонов рассмешило ее. Раньше ей было совершенно безразлично, что надевать и к лицу ли ей это. Ведь теперь, когда она имела такой блестящий гардероб, стоило ли говорить о таких пустяках. Ее размышления прервал голос Синджина:

— Я хочу, чтобы и ты высказала свое мнение.

— Ну, хорошо. Мне очень нравится сидеть здесь вместе с вами. Вот мое мнение.

Синджин молчал, в изумлении глядя на нее, затем улыбнулся и сказал:

— Пожалуй, это и у меня одна из самых приятных минут в моей жизни.

— Одна из самых?.. — переспросила Челси с улыбкой.

— Да, если хочешь, самая приятная!

— В таком случае мне очень нравится цвет ткани, выбранной тобой!

Синджин расхохотался.

— Ну что мне с тобой делать?

Лукавые искорки запрыгали в глазах Челси.

— Давай будем каждый день ездить верхом. — «Как раньше, помнишь», — хотела добавить она, но так и не решилась закончить фразу.

— Хорошо, — охотно согласился он.

Однако чуть позже Синджин слегка помрачнел.

Неприятные мысли, которые он настойчиво пытался отогнать, вновь овладели им. Синджин стоял у окна, изредка поглядывая на Челси. Она была в одной сорочке, рядом деловито суетилась мадам Дюбэй, снимая мерку. Она прикладывала шелковую тесемку то к плечам, то к талии женщины. Синджин непроизвольно пытался угадать ее следующее движение. Мадам Дюбэй с профессиональной ловкостью перекинула тесемку вдоль спины Челси, плотно сомкнув концы между двумя упругими округлостями ее груди. Тонкая материя сорочки восхитительно задышала, подрагивая. Еще секунда, и Синджин сжимает Челси в объятиях, лаская ее, прижимая к себе…

Синджин стоял у окна, изредка поглядывая на Челси. Лишь бессознательно сжатые в кулак пальцы — легкий след минувшей грезы — чуть подрагивали. Синджин понял, что уже не сможет спокойно смотреть на свою жену в этой сорочке. Интересно, как отреагирует мадам Дюбэй, если попросить ее выйти? А может, сию же минуту отправить Челси домой, в Аиршир; сослаться на то, сто хочет оградить ее от сплетен, уберечь ее имя от ненужных разговоров. А ему, что ему слухи! Он так долго грелся в «лучах» славы, что уже ничто не может повлиять на его репутацию.

Один только шаг, и он сможет коснуться ее, почувствовать тепло ее тела..

Страсть снедала Синджина, он из последних сил боролся со своим желанием, почти физически ощущая кончиками пальцев шелковистую кожу ее тела. Как трудно отправить ее домой! А если нет, то какое время он сможет продержаться и не стиснуть, не смять, как ураган, в объятиях женственную красоту ее влекущего полуголого тела.

— Дорогой, может, к моему платью сделать еще и плюмаж, как ты думаешь? — спросила Челси, лениво поднимая руки над головой.

От всей его фигуры, казалось, исходило желание, и Челси почти плотски ощутила его.

— Я не люблю украшений из перьев. — Голос его дрожал.

Челси подарила ему один из тех многообещающих взглядов, которые Синджин так часто видел раньше.

В судорожном тике заходили желваки, он пожирал ее голодными глазами. Внезапно его взгляд потух.

— Никаких плюмажей, — повторил он слабым голосом. — Джед отвезет тебя домой, а меня сейчас ждут в Бруксе. До свидания.

С легким поклоном Синджин вышел из комнаты.

«Да, ее нужно было отправить домой», — думал он, шагая по оживленной Джеймс-стрит. Челси вносила сумятицу в привычное течение его жизни, она одновременно и вдохновляла и опустошала его. Никто бы и не удивился, если бы она уехала, — ведь всем известно о готовящейся свадьбе, только об этом и говорят в городе. Да, нужно было отправить ее домой, а самому жить, как прежде Но он этого не сделал.

Даже осторожная мадам Дюбэй могла подпустить шпильку. Она-то, конечно, заметила, что он совсем потерял голову от страсти.

Такие слухи расходятся в высших кругах с быстротой молнии. Наверное, в джентльменских клубах Пэл-Мэла только и разговоров, что о Синджине и его молодой супруге.

Каждый день Челси начинался с прогулки верхом.

Она наслаждалась полной гармонией своих отношений с Синджином. Казалось, что они как нельзя лучше подходят друг другу. Koгда гардероб Челси был готов, Синджин стал вывозить ее в свет. Бал в честь дня рождения Челси стал самым блестящим событием сезона, сам принц Уэльский половину ночи танцевал с восхитительной именинницей.

Однако Синджин уделял Челси все меньше внимания. Он был галантным кавалером лишь до тех пор, пока не начиналась карточная игра. Ночью он отвозил ее домой, а сам вновь неутомимо мчался в очередной клуб.

Синджин еще не решил, готов ли он выполнять свои супружеские обязанности в той мере, в которой обязывал брак. И поэтому, циник по натуре, он не пренебрегал всяческими увеселительными заведениями миссис Филлипс [Миссис Филлипс — дочь Томаса Филлипса, капитана 5-го драгунского полка.. По рекомендации герцогини Болтон Констанция Тереза Филлипс поступила в престижную высшую школу в Вестминстере, но в 1721 году в возрасте тринадцати лет уже была любовницей графа Честерфилда.

Это было началом ее любовных похождений, которые она описала и издала несколько раз в серии, названной «Оправдания». Многие куртизанки использовали подобные мемуары с целью шантажа бывших любовников, однако граф Честерфилд отнесся к этому так: «Печатай и иди к дьяволу».

Предприимчивая молодая леди в 1738 году основала свое дело под названием «Зеленый домик на аллее Полумесяца». (ныне Бедфорд-стрит), хотя наиболее вероятно то, что она использовала и свое имя на фасаде. Учитывая широкую известность ее связей с Честерфилдом и другими знатными отпрысками, это гарантировало ей неплохую рекламу.

В 1786 году карикатура Джеймса Джиллари утвердила репутацию М. Филлипс как поставщика ее «изделий». На рисунке «Продажа английских красоток в Мадрасе» изображен тюк с товаром от «М. Филлипс, автор идем, Лейчестер Филд, Лондон» рядом с трибуной аукциона".

Карикатурист подразумевает продажу проституток со сцены «Ковент-Гардена», высланных из страны как криминальный элемент. По прибытии в Индию их, словно скот, продавали с аукциона. Покупали девушек представители Восточной индийской компании.].

Шли дни, а Синджин все не находил ответа. Может, если бы он попробовал заняться самоанализом, ответ был бы найден. Но его больше заботило поведение жены. На всех балах, раутах, вечеринках он не выпускал ее из виду, мрачно поглядывал на окружавшую ее толпу поклонников.

— Синджин заметно подавлен, — Баки Лидс обратился к сидящему рядом джентльмену.

— Да, он очень раздражителен последнее время, круги под глазами.

Они сидели в гостиной у Синджина и вполголоса переговаривалась. В этот вечер Ла Данзесы давали бал.

— Ну, ему не привыкать. Он в свое время исколесил все ночные заведения Лондона. Каково ему теперь в роли примерного супруга!

— И к тому же ревнивого!

— И вы в это верите? Да вы знаете, что он не ночует дома?

— Насколько я его знаю, но, должно быть, не воспринимает свою женитьбу всерьез.

— Ну насколько я его знаю, он не должен был жениться вообще. Вы только взгляните на его хмурый вид.

— Говорят, что его чуть не убил Фергасон на дуэли. Боже! Что творит любовь…

— Синджин не знает, что такое любовь.

— Возможно, именно сейчас он и проходит эту науку. — Джентльмен взглянул на Синджина, который неотрывно следил за всеми па своей жены, танцующей с блестящим военным, и добавил:

— Я бы сказал, что положительно Синджин оставляет впечатление человека ревнивого, а его красавица жена, кажется, этого не замечает.

— Как сказать!

Хэтфилд вошел в комнату и направился к карточному столу.

— Можно к вам присоединиться?

Синджин обернулся на звук голоса, рассеянно взглянул на Хэтфилда, потом на свободный стул и сказал:

— Вы думаете, что вам сегодня повезет, Ратлэдж?

У нас высокие ставки.

— Я думаю, что рано или поздно Фортуна перестанет улыбаться, — сказал Ратлэдж, занимая свое место за столом.

— Это вовсе не удача, Джордж. Мои ирландские кузины научили меня играть в карты, когда мне было четыре года.

— Ах, эта беспутная ирландская непосредственность… Но ваша прекрасная маман их, кажется, все же превзошла во всем.

Яростно сверкнувшие глаза Синджина, казалось, буравили с грохотом и треском настороженное молчание, воцарившееся в комнате.

— Простите? — Он почти прошептал.

Его глубокая привязанность к матери, как, впрочем, и жгучая ненависть к отцу, ни для кого не были секретом.

— Я просто выразил свое восхищение красотой вашей матери.

Видимо, Хэтфилд слегка перебрал, а может просто решил поставить свою жизнь на карту. Прошла целая вечность в молчании. Ее спокойное течение отсчитывал лишь тревожный перестук сердца.

— Хорошо, я передам ваши комплименты маман.

А сейчас ставим по пятьсот, и никаких ограничений.

Игра разгорелась с новой силой. Как всегда, Синджин выигрывал.

— Я пас, больше не играю, иначе мой старичок оторвет мне голову завтра утром. — Дэнфилд встал из-за стола. Давно ли его рассерженный отец выплатил, наконец, все долги, и вот опять юный отпрыск Дэнфилдов проигрался в прах.

— Да забери их, малыш, — Синджин подвинул огромную стопку проигранных Дэнфилдом жетонов. — Только не приходи сюда завтра вечером. Дай отдохнуть своему отцу хотя бы несколько часов, прежде чем ты проиграешь все его состояние.

— Но я не могу так! — Юноша лишь недавно вернулся из Оксфордского университета, уж он-то знал, что такое кодекс чести.

— Подаришь мне одного из своих жеребцов, когда захочешь, и мы квиты. — Синджин всегда грубовато, как мужчина с мужчиной, говорил с молодыми людьми, которым прощал долги. — А теперь забери эти чертовы жетоны и не приходи сюда, пока не будешь запоминать, хотя бы последние десять карт на кону.

И тогда я заберу хоть все состояние твоего отца, если ты его проиграешь.., — Синджин обернулся к другу за поддержкой.

— Да, это правда. Мы все готовы подтвердить.

Знаешь, однажды я поставил на свою сестру и проиграл. Конечно, я мог бы перерезать себе горло, и дело с концом. Но Бэрон Верес из Баса простил мне этот долг и даже дал денег, чтобы я мог послать их домой в Кент. Когда мой папаша узнал об этом, он чуть не убил меня, хотя сестра нашла все это очень романтичным. Так что забери свои долговые обязательства обратно, а папаше скажи, что ты внял его благоразумному совету и больше не играешь в азартные игры. Вот так. Я тоже ухожу, Синджин. Хотя я не много проиграл, все же с тобой нужно поосторожнее.

— Ты, как всегда, слишком переоцениваешь себя, я не встречал игрока более достойного, — с уважением кивнул Синджин. — Увидимся позже.

Удивительные вещи иногда происходят на свете: лучшие игроки во всей Англии — соперники за карточным столом и в то же время — друзья.

— Скажите, Синджин, вам не кажется, что вас ждет дома жена?

Конечно же, не кто иной, как Симон, не преминул вставить свое слово.

— Я спрошу у нее, когда увижу в следующий раз, — спокойно парировал Синджин. — Кто у нас остался? Не повысить ли нам ставки?

— Я пока выпью чего-нибудь… Как вы думаете, стоит ли взять бренди у милой леди Манчестер? — Симон жестом позвал слугу.

— Я видел, как вы пили этот напиток в театре, Симон, думаю, вы и сейчас неплохо справитесь. Пожалуйста, закажите и мне бутылочку.

— Вы уверены? — Симон заметил опасный огонек в глазах Синджина.

— А ты что, моя мама? — В голосе Синджина прозвучала не то угроза, не то издевка. Симон вздрогнул и подобострастно улыбнулся.

— Ты бы не стал пить, если бы я был твоей матерью?

— Стал бы, — резко возразил Синджин, и звуки его голоса растаяли в звонкой тишине комнаты.

— Синджин, все знают, как часто ты бываешь дома. Разве она уже не твоя жена? Ты позволяешь мужчинам добиваться ее расположения? — произнес Симон, хотя и ему было хорошо известен неписаный закон: ни одна замужняя женщина не могла стать предметом вожделения уважающего себя джентльмена до тех пор, пока у нее не родится ребенок. — Она, кажется, неплохо освоилась в светских кругах.

Все понимали, что Симон немного не в себе. Никто из присутствующих не считал его глупцом. Однако очевидно было и то, что его бессмысленное красноречие могло привести к ссоре.

Синджин перемешал карты, сжал их длинными тонкими пальцами и аккуратно отложил в сторону.

Каждое его движение было бессмысленно четким и выверенным. Казалось, леденящий душу взгляд его поглотил всех. Убедившись, что все замерли в напряженном ожидании, Синджин мягко кивнул:

— Что же, Джордж, попробуй стать ее кавалером, только сначала напиши завещание.

— Это совет?

— Да, если хочешь. Я думаю, тебя это не слишком обременит?

— Ты можешь умереть, подумай, как будет страдать герцогиня, оставшись одна.

— У тебя хорошее чувство юмора, Джордж.

Я, пожалуй, оценил бы шутку, если бы не был так пьян.

— Какая самонадеянность! Кто знает, как сложится судьба!

— Что за наивность, Ратлэдж! Я могу с сотни шагов попасть тебе в правый глаз! А ты говоришь — Фортуна!

— Я надеюсь, что мне поможет Бог!

— Не рассчитывай! Может, ты и выстрелишь удачно, но отнюдь не с Божьей помощью.

— Не тебе рассуждать о Боге!

— Что ж, выбирай оружие, Ратлэдж, или оставь мою жену в покое. Она принадлежит только мне Надеюсь, я выражаюсь ясно?! Коснись ее, обмолвись словом, даже просто подойди к ней, и ты умрешь — Синджин хищно улыбнулся. Герцогиня Сет вне всяческих притязаний; пусть даже сталью дуэльного пистолета, но он заставит всех держаться от нее подальше.

— Выбирай, Ратлэдж! — Даже не взглянув на выигрыш, Синджин вышел. От всей его фигуры веяло той необузданной силой и решительностью, которая заставляет людей уступать и подчиняться. Его появление в бальной зале вызвало легкое оцепенение, ему уступали дорогу. Растерянность, охватившая всех в зале, передалась и музыкантам. Оркестр уже умолк, когда Синджин подошел к Челси. Смерив недобрым взглядом партнера герцогини, который поспешно подался вперед, Синджин обратился к жене:

— Я плохо себя чувствую. Мы едем домой.

— Не устраивайте мне сцен. — Ее большие алмазные сережки ослепительно блеснули, будто подчеркивая значимость ее слов.

— Я настаиваю!

— У меня нет выбора?

— Никакого. — По лицу его скользнуло подобие улыбки, хотя это было скорее выражение нетерпеливого ожидания, вдруг принявшее столь причудливую форму.

А зал, лишь минуту назад игриво-шумный и веселый, вдруг зажил новой, не известной ему доселе молчаливо затаенной жизнью.

Челси никогда не подозревала, какой силой и авторитетом обладает Синджин. Она не могла не заметить, что молодой человек, с которым только что танцевала, боится ее мужа.

— Спасибо, Алекс, вы прекрасный партнер. — Челси виновато улыбнулась. Она уступала.

— Благодарю вас, Босфорд. — Синджин сказал это таким тоном, что у молодого человека надолго пропала охота развлекать его жену.

— Как это глупо, — прошептала Челси, когда паркетный зал, окружавший каждое их движение сотней любопытных взглядов, остался, наконец, позади.

— Лучше сглупить, чем обагрить руки кровью Джорджа Прайана?

— Что случилось? — взволнованно спросила Челси.

— Он хочет ближе узнать тебя.

Синджин и Челси спускались по мраморным ступеням: он впереди, не подав ей руки, не замечая, как она путается в полах своей длинной юбки; Челси придерживала руками пышные складки, мешавшие угадать очередную ступеньку, и вдруг, потеряв равновесие, с легким вскриком упала Синджин резко обернулся и подхватил Челси, не замедляя своего стремительного спуска — Э, да ты пьян! — встревожилась Челси, чувствуя, что он перескакивает сразу через несколько ступеней — Не так уж я и пьян, дорогая! Впрочем, это мне не мешает.

Они прошли только половину пути, и скорость, с которой Синджин преодолевал оставшиеся ступени, захватывала дух.

— Смотри не упади!

— Не волнуйся!

Челси с надеждой посматривала вниз на землю обетованную — последнюю лестничную площадку Наконец Синджин мягко опустил ее на землю. Лакеи открыли перед ними двери.

— Я забыла свой…

— Оставь!

Подъехал экипаж. Синджин помог Челси сесть.

Лошади резво взяли с места. Под дробный перестук копыт, утонув на мягком сиденье, Синджин сказал — Черт вас подери, милая женушка, вы перевернули мою жизнь вверх тормашками.

— Я люблю тебя!

— Ну вот и поговорили! — улыбнулся Синджин. — А я чуть было не убил Ратлэджа.

Сердце Челси радостно забилось. Хотя его слова и не были явным признанием в любви, они согревали его грудь надеждой.

— Пожалуйста, не убивай никого из-за меня. Это уже слишком…

— Дьявол, я никогда не дрался из-за женщин!

— Хэтфилд испугался? — Ей было интересно, как мужчины решают свои споры. Хотя у нее и было три брата, она совершенно ничего не знала о дуэлях и никто никогда не спускал курка за право обладать ею.

— Хэтфилд тоже сошел с ума. Без сомнения, я бы убил его. — Синджину казалось, что он вот-вот задохнется от своего крика, хотя он всего лишь слабо шевелил губами. Устремив взгляд вдаль сквозь стены, погрузился в свои мысли так, что не замечал ничего вокруг.

— А я вот не понимаю, как можно убить человека .из-за каких-то светских приличий.

Его взгляд принял осмысленное, выражение, он медленно приходил в себя и, наконец, ответил:

— Я тоже не понимаю, как женщина может флиртовать со всеми подряд.

Синджин не принимал разговора о дуэлях всерьез, но Челси настаивала:

— Дуэль — это игра?

— Не совсем. — Он утомленно вздохнул, желая положить конец расспросам.

— Тогда что же это?

— Я слишком много выпил, дорогая. Давай поговорим утром.

Убаюканный мерным покачиванием кареты, Синджин заснул, а когда проснулся, они уже стояли у крыльца Сет-Хауса. Он проводил Челси до дверей ее спальни, пожелал спокойной ночи, галантно поклонившись, вышел. Она знала, что Синджин вернулся к экипажу, и даже слышала, как он сказал вполголоса:

— В Брукс.