Несколько долгих секунд, пока он смотрел, наверное, в самые синие глаза на свете и судорожно пробирался в дебрях околородственной терминологии, растянулись на целую вечность. Невестка? Невестка… Кажется, это жена сына? Или…
– А вы папа Кирилла, да? Он никогда о вас не рассказывал. Хорошо, что вы приехали… – подала Голос Наташа и, опустив взгляд, растерянно покрутила на безымянном пальце тоненький золотой ободок.
Ага… Выходит, и правда замужем.
Громов завис, хладнокровно анализируя новые вводные. По всему выходило, что дело – дрянь. Замужем – это дело поправимое. А вот то, что за собственным сыном… Наверное, усложняло.
Не то, чтобы он был готов отступить…
Громов сглотнул. Но во рту было сухо и немного горчило. Может, поэтому Глеб и молчал, продолжая на нее пялиться, как идиот. Пока Ларка опять не дернула его за руку.
– Ты, знаешь ли, дедом скоро станешь… – рассмеялась она и опять разрыдалась. У нее не получалось справиться с подступающей истерикой, и та захлестывала женщину все сильней.
Сердце Громова сжалось. Взгляд, наконец, оторвался от чистых глубоких глаз Наташи и скользнул ниже. Если она и была беременной – пока это не бросалось в глаза.
Не то, чтобы ее беременность хоть что-то меняла.
– Детей они собрались рожать… Представляешь! Сами еще дети… Кирилл не хотел! А эта дурында уперлась. Ну, что ты молчишь, Наташка?! – рыдала Ларка, даже не догадываясь, как она близка к тому, что рядом с ней, от её необдуманных и обидных слов в адрес невестки – закипает вулкан Глеб Громов. – А теперь, может, и лучше, что она на аборт не пошла?! Может, хоть что-то от Кирюшки останется-я-я, – завыла.
Наташа моргнула. Подняла свои детские ладони и с силой провела по лицу. Обычному, ничем не выдающемуся. На нем лишь глаза привлекали внимание. И красивые брови вразлет. Симпатичная, но не более. У него были бабы и покрасивей.
Да только кого это волнует, если теперь не будет вообще ни-ко-го?
Не будет!
– Не надо его хоронить. Пожалуйста… не надо… – наконец послышался Голос, чуть приглушенный от того, что Наташа так и не отвела рук от лица.
– Блаженная! – огрызнулась Ларка. – Ты вообще хоть слышала, что врач сказал, или опять в облаках витала?!
– Прекрати, – пророкотал Громов. Не повышая голоса. Тихо, но так… внушительно, что даже Ларка реветь перестала. А Наташа медленно опустила руки и удивленно на него уставилась. Прямо. Не мигая. Глаза в глаза.
– Да что ты…
– У тебя истерика!
– Истерика?! Истерика?! Да что ты об этом знаешь? Я мать! А ты… Ты… – Ларка в бессилии опустилась на стул и разрыдалась. Горько. По-бабски. Некрасиво.
– Наташа… – Глеб впервые произнес ее имя и ненадолго запнулся, удивляясь, как правильно оно звучит в его устах. Так живо можно было представить, как он его повторяет по множеству раз на день: Наташа, будешь завтракать? Наташ, а ты не видела мои документы? Наташ, а поехали на рыбалку, а? Наташа… Наташа… Наташа… – Наташа дело говорит! Что ты по нему, как по покойнику? Не ясно еще ничего. Врачи стараются. Не в каменном веке живем. Сейчас подгоним специалистов. Надо будет, за границу отправим. Что ты…
– Умный, думаешь?! А ты поставь себя на мое место! Он у меня оди-и-ин!
– Я понимаю.
– Ни черта! Ни черта ты не понимаешь, Громов… Летчик-залетчик, блин.
Наверное, она имела право его обвинять. Хотя, если так разобраться, залетчиком он не был. Ларка по дурости сама намудрила. Он не тр*хался без презерватива. А эта… дурочка поколола его булавками. Думала, залетит, он все бросит и с ней останется. Влюбилась, типа. Глеб тогда в обычном спецназе служил. С детства занимался единоборствами, да и с оружием обращаться умел. Взяли в учебку, а у него талант обнаружился. Вот и стали его дрессировать… Не щадя, на износ. Он в короткий отпуск вырвался. Двадцать один всего… Казалось бы – дите. А он уже столько о жизни знал, столько повидал всего, что смотрел по сторонам и диву давался. Как будто старик смотрел.
Ларка привлекла его своей легкостью и смешливостью. Фигура, опять же – не страшно в руки взять. Да и не первый он у нее был… Чего уж. Курортный город, лето, жара… Она – влюбленная дура. А ведь он ничего ей не обещал. Потр*хались с месяцок – и снова его бросили в самую мясорубку.
О том, что она беременна – вообще узнал чудом. Ну, не оставлял Глеб Громов зацепок. Не оставлял… И не было у нее ни его адреса, ни телефона. Как и не было шансов найти. Помог случай. Глеба тогда ранило. Несчастный случай. В бою бы – не так обидно. А так… учения. По легенде, их диверсионная группа должна была взломать защиту и проникнуть на один из военных авианосцев. Задача была простая – найти брешь в защите. Они и нашли. А дальше что-то пошло не так… То ли караул не предупредили, то ли еще что… Да только те огонь открыли на поражение. Идиоты.
Два пулевых. Громова подлатали в госпитале – и домой отпустили долечиваться. Вот в больнице они с Ларкой и встретились. Она – с пузом, он – без права на это.
– Пойдем, отойдем! – распорядился Громов, и было в его голосе что-то такое, что даже истерящая баба не смогла ему отказать. Поднялась, шмыгая носом. Вытерла тыльной стороной ладони сопли. – Вот, возьми! – протянул платок Громов и оглянулся.
Наташа продолжала неподвижно сидеть на чертовом стуле, ни на что не реагируя. Она его беспокоила. С ней явно было что-то не так. Наверное, шок сказался.
– Наташа, мы в кафетерий. Тебе что-нибудь купить? Чай? Кофе? Поесть?
На секунду она оторвалась от разглядывания своих рук. Уставилась на него тем самым немигающим взглядом. И медленно покачала головой из стороны в сторону. Русая прядь упала на лицо, и Наташа заложила ее за ухо.
– Будь здесь. Мы скоро придем, – непонятно зачем скомандовал Глеб. Наташа послушно кивнула.
Громов тоже кивнул. Постоял еще немного, в не свойственной ему нерешительности переминаясь с ноги на ногу, но все же двинулся прочь по коридору. С Ларкой нужно было поговорить. И чем быстрее это случится – тем лучше. Для них всех. Особенно для Лариски, ведь если она не заткнется… Если не перестанет давить на Наташу… Он может и не сдержаться.
– Куда ты?
– Здесь есть какой-нибудь буфет?
– Ты что – проголодался?!
– Кофе хочу. Да и тебе не мешает что-нибудь выпить. Успокоиться.
– Думаешь, это так легко, да? – взвилась женщина.
– Нет. Не думаю. Но твоя истерика – тоже не выход.
Ларка открыла рот, но осеклась, наткнувшись на его предупреждающий взгляд. Отвернулась. Растерла пальцами виски. И снова на него взглянула:
– Он – все, что у меня есть, – прокаркала, с трудом выталкивая из мучительно сжавшегося горла слова.
– Я знаю, Лара. Мне очень жаль. Но тебе нужно быть сильной. Истерикой ты ему не поможешь.
Она всхлипнула. Крупная слеза сорвалась с ресниц и упала на щеку.
– Ты прав… Просто это… слишком.
– Мы найдем этих уродов.
– А что это даст, если мой мальчик…
– Ну, все… Давай. Выдыхай! Лар, это неизвестно сколько продлится. Тут держаться надо, понимаешь. Иначе сгоришь.
– Хорошо…
– Вот и отлично. Пойдем…
Громов поймал пробегающую мимо медсестру и узнал у той насчет кафетерия. Пришлось спуститься на два этажа. За это время Лариска немного пришла в себя. Слезы высохли, хоть глаза и были все еще воспаленными.
– Может быть, нам не стоило уходить? Вдруг что-то случится и…
– Мы тут же поднимемся. Там же… Наташа. Она тебе сообщит.
– Наташа! – фыркнула Ларка и брезгливо поджала тонкие губы. Глеб вздернул бровь, удивленный такой реакцией.
– Ты как будто её не очень жалуешь… – осторожно заметил он, забирая заказ из рук худой, как палка, буфетчицы – два картонных стаканчика и тарелку с бутербродами. Он в таких заведениях не ел уже… лет пятнадцать. Не меньше… Ну, нечего. Поди, не обломится. На службе он в таких передрягах бывал, что чего только ему жрать ни приходилось. От крыс до змей, коими кишели пустыни.
– Не жалую? Да… наверное. Да ты не подумай, она неплохая. Просто… странная какая-то.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, чудная. Не от мира сего. Знаешь, есть люди всякие с отклонениями? Вот Наташка из тех. Есть в ней что-то такое… – Ларка снова растерла лицо ладонями и воткнулась взглядом в свой стаканчик. – Она поздний ребенок. Мать ее далеко за сорок родила. Может, это как-то сказалось. Всякие дауны ведь тоже у позднородящих на свет появляются…
– Постой. Я ничего не понимаю. Что ты хочешь сказать?
Глеб подобрался. Наташа не выглядела умственно отсталой, хотя Лариска, видимо, на это и намекала. Или… она настолько ее не любила, что готова была оклеветать?
– Это не объяснить, – покачала головой Лариса. – Это видеть надо. Она – как бы это сказать? Замкнутая, вся в себе. Но до-о-обренькая! Блаженная, говорю же… У нее мать верующая была.
– Сектантка?
– Да нет! Наша… В церковь ходила. Вот и Наташка в хоре церковном поет. Представляешь?
Глеб кивнул. Ничего удивительного, с таким-то голосом.
– Да ты не подумай, я ж не мегера. Тем более, она за Кирюшей… ты бы видел. В этом плане Наташка и заботливая, и старательная. Любит его, пылинки сдувает. Неплохая девочка, но странная. Опять же, со свадьбой этой… Им же по двадцать три! Ну, какой дурак в таком возрасте женится? А она, типа, до свадьбы ни-ни. Представляешь?! И Кирилла взбаламутила.
Громов сглотнул. Рука на столе сжалась в кулак. И стало мерзко. От Ларки мерзко. От того, что она высмеивает чужую душевную чистоту. Как будто у нее на это имелось право.
– Он – взрослый парень.
– Да… Да. Слушай, думаешь, он поправится?
Ларка всхлипнула, поймала его сжатую в кулак ладонь и пытливо заглянула в глаза. В такие моменты, как этот, правда никому не нужна. Она хочет обмануться. Глеб мог бы сказать, что после тяжелой черепно-мозговой травмы последствия могут быть какими угодно. Что можно выжить, но на всю жизнь остаться растением, и тогда уже, наверное, лучше смерть. Но Громов не стал. В конце концов, он и сам не оракул.
– Мы все для этого сделаем. Все. Я ведь уже сказал…
– Да-да… Я помню. Спасибо…
Глеб кивнул. Есть не стал, хотя бутерброды на тарелке и выглядели довольно привлекательно. Листья салата были свежими, хлеб – хрустящим, а ветчина – не заветренной. Но все равно кусок в горло не лез. И становилось понятно, что чем больше он узнает, тем сильнее в этом всем вязнет, как будто и без этого у него были шансы.
Хотелось узнать Наташу. Не с Ларкиных слов – злых и зашоренных, которые ему так хотелось затолкать ей обратно в глотку. А самому… Шаг за шагом. Чтобы она по доброй воле ему открылась. И почему-то стало стыдно что-то выпытывать за ее спиной. Как будто он не всю жизнь этим занимался. Собирая информацию о недругах и конкурентах.
Сейчас это показалось ему святотатством.
– Пойдем… – вздохнула Ларка и, тяжело опираясь на стол, встала.
Глеб кивнул. Забрал со стола бутерброды и задержался у буфета, чтобы купить чая. Где-то совсем недавно он слышал, что беременным кофе нельзя. Не иначе, как от Каримова. Да, так и есть. Только его начальник, окончательно свихнувшись на своей жене, мог выдать ему эту ценную информацию.
Что ж… Теперь он понимал, как это – помешаться на женщине. Все его инстинкты и вся его мужская суть вопили – вот она. Она… И что с этим делать – он совершенно не знал! Знал только, что она в его жизни будет.
Когда они вернулись на свой этаж, Наташа все так же сидела на своем стуле. Только теперь чуть вытянула ноги, а спиной облокотилась на стену.
– Наташа, тебе нужно поесть, – тихо сказал Глеб, опускаясь перед ней на корточки. Протянул злосчастную тарелку. Он нескоро еще, наверное, привыкнет к тому, как она смотрит. Прямо в глаза, так что кажется – душу видит. И сама ничего не таит. Может быть, и правда блаженная, да только что это меняет?
Ничего. Для него ничего…
– Спасибо, – поблагодарила тихонько и, послушно взяв бутерброд, откусила. Губы испачкались в майонезе. Она подняла тонкие длинные пальцы и, не отводя от него глаз, стерла след. – Кирилл любит есть всухомятку.
Твою же мать… Кирилл…
Не то, чтобы это что-то меняло…