Маргарет удивленно закричала, скользнув вниз. Пол буквально подпрыгнул ей навстречу. Она сидела на полу, несколько ошарашенная внезапной переменой места, когда увидела Ангуса, перегнувшегося через кровать.
– С вами все в порядке? – спросил он.
– Я… я потеряла равновесие.
– Так я и подумал, – сказал он настолько серьезно, что она ему не поверила.
– Я часто теряю равновесие, – солгала она, стараясь приуменьшить необычность случившегося. Не каждый день она падает с кровати, пытаясь поцеловаться с совершенно незнакомым человеком. – А вы?
– Никогда.
– Так не бывает.
– Ну, – задумчиво проговорил он, почесывая подбородок, – наверное, это не совсем правда. Иногда бывает…
Маргарет уставилась на его пальцы, которыми он поглаживал свой поросший щетиной подбородок. Что-то в этих движениях приковало ее к месту. Она с ужасом поняла, что ее рука уже проделала половину дороги к нему.
Господи, да ведь ей хочется прикоснуться к этому мужчине!
– Маргарет! – весело сказал он. – Вы меня слушаете?
Она заморгала.
– Конечно. Я просто… – Она не нашлась, что сказать. – Вы же видите, что я сижу на полу.
– И это мешает вам слушать?
– Нет! Я… – Она раздраженно сжала губы. – Что вы сказали?
– Вы уверены, что не хотите вернуться на кровать, чтобы лучше меня слышать?
– Нет, благодарю вас. Мне очень удобно. Благодарю вас.
Он обхватил своими крупными руками ее плечи и усадил Маргарет на кровать.
– Я бы вам поверил, если бы вы ограничились только одним «благодарю вас».
Она скорчила гримаску. Если у Маргарет и был какой-то пагубный недостаток, так это то, что все ее попытки были слишком упорными, возражения слишком многочисленными, аргументы слишком громкими. Она никогда не умела остановиться вовремя. Брат и сестра много лет твердили ей это, и в глубине души она понимала, что превращается в самого несносного человека на свете, когда целеустремленно сосредоточивается на какой-либо цели.
Маргарет не собиралась еще больше раздувать самолюбие Ангуса, соглашаясь с ним; вместо этого она фыркнула и сказала:
– Разве в хороших манерах есть что-то безвкусное? Большинство людей всегда ценили слова благодарности.
Он наклонился вперед и оказался совсем рядом с ней.
– А вы знаете, как я понял, что вы меня не слушаете?
Она покачала головой, ее обычная сообразительность вылетела в окошко – что было довольно трудно, поскольку окно было закрыто.
– Вы спросили меня, терял ли я когда-нибудь равновесие, – сказал он, и голос его упал до хриплого шепота, – и я сказал нет, но потом… – он поднял свои сильные плечи и опустил их, и в этом движении было какое-то странное изящество, – потом я передумал.
– П-потому что я сказала, что так не бывает, – с запинкой выговорила она.
– Ну да, – задумчиво сказал он, – но видите ли, пока я сидел здесь с вами, у меня вдруг мелькнуло одно воспоминание.
– Вот как?
Он медленно кивнул, а когда заговорил, каждое слово его звучало напряженно, и было в этом что-то гипнотизирующее.
– Я не могу говорить за других мужчин…
Он устремил на нее горячий взгляд, и она с таким же успехом могла бы отвести от него глаза, с каким могла бы перестать дышать. По коже побежали мурашки, губы раскрылись, а потом она судорожно сглотнула, внезапно осознав, что на полу ей было лучше.
А он коснулся пальцем уголка своих губ, погладил себя по лицу и продолжил неторопливую речь:
– …но когда я охвачен желанием, опьянен им…
Она спрыгнула с кровати быстрее, чем взлетает в небо китайская шутиха.
– Может быть, – сказала она, и почему-то голос ее прозвучал хрипло, – нам следует узнать, как там насчет ужина.
– Верно. – Ангус встал так резко, что кровать закачалась. – Нам нужно подкрепиться. – Он усмехнулся. – Вам не кажется?
Маргарет молча смотрела на него, удивленная переменой в выражении его лица. Он пытался совратить ее – в этом она не сомневалась. Или если не совратить, то взволновать. Он уже почти признался, что это доставляет ему удовольствие.
И ему удалось-таки взволновать ее. Маргарет пришлось схватиться за стол, чтобы сохранить равновесие.
А он сохранял полное самообладание. Он даже улыбался! И судя по его виду, их совместное сидение на кровати ничуть не подействовало на него, или этому противному типу место на сцене шекспировского театра.
– Маргарет!
– Поесть – это хорошо, – выпалила она.
– Я рад, что вы согласны со мной, – сказал он, явно довольный, что она вышла из себя. – Но сначала вам нужно снять этот мокрый жакет.
Она покачала головой, прижав руки к груди:
– У меня больше ничего нет.
Он бросил ей какую-то одежду:
– Могу выделить вам вот это.
– Но что же наденете вы?
– Я обойдусь одной рубашкой.
Она порывисто коснулась его руки, выступавшей из закатанного рукава.
– Вы замерзли. Эта рубашка у вас из льна? Она недостаточно теплая. – И поскольку он не ответил, она твердо добавила: – Вы не можете отдать мне вашу рубашку. Я не возьму.
Ангус посмотрел на ее маленькую ручку, представил себе, как эта ручка скользит по его плечу, потом по груди… Ему уже не было холодно.
– Сэр Грин! – тихо позвала она. – Что с вами такое?
Он оторвал взгляд от ее руки, а потом заглянул ей в глаза, чем и совершил огромную ошибку. Эти очи цвета зеленой травы, которые весь вечер смотрели на него со страхом, раздражением, смущением, а чаще всего с выражением невинного желания, теперь были полны тревоги и сочувствия.
И это совершенно лишило его мужества.
Ангуса охватил старый, как мир, страх, присущий всем мужчинам, – словно его тело сознавало то, что отказывался понимать ум, – что это та самая, единственная, и как бы упорно он ни сопротивлялся, она так или иначе будет мучить его вечно.
Хуже того – если она когда-нибудь решит прекратить это, он посадит ее на цепь рядом с собой, пока она не начнет изводить его снова.
Иисусе, виски и Роберт Брюс! Какая ужасная участь!
Он принялся снимать с себя верхнюю рубашку, злясь на впечатление, которое производит на него Маргарет. Стоило ее ручке прикоснуться к его руке, и он сразу же увидел всю свою жизнь, простирающуюся перед ним.
Он кончил раздеваться и затопал к двери.
– Я подожду, пока вы оденетесь.
Она смотрела на него, и по телу ее пробегала легкая дрожь.
– И снимите с себя все мокрое, – приказал он.
– Я не могу надеть вашу рубашку на голое тело, – возразила она.
– Можете и наденете. У вас будет воспаление легких, а я буду виноват.
Он увидел, что она расправила плечи, а в глазах ее появилось твердое выражение.
– Вы не имеете права мне приказывать.
– Либо вы снимете с себя мокрое, либо я сделаю это сам. Выбирайте.
Она пробурчала что-то себе под нос. Ангус не расслышал все слова в точности, но то, что он расслышал, не очень подходило благовоспитанной леди.
– Кто-то должен побранить вас за ваши выражения, – улыбнулся он.
– Кто-то должен побранить вас за ваше высокомерие.
– Вы делаете это весь вечер, – заметил он.
Она произнесла что-то неразборчивое, и Ангус успел скрыться за дверью прежде, чем она снова бросит в него башмак.
Когда Маргарет высунула голову за дверь, Ангуса нигде не было. Это ее удивило. Она знала этого огромного шотландца всего пару часов, но была совершенно уверена, что он не принадлежал к тем, кто способен оставить хорошо воспитанную леди в трактире, предоставив ей самой о себе заботиться.
Она тихо закрыла дверь, не желая привлекать к себе внимание, и на цыпочках прошла по коридору. Наверное, в «Славном малом» нежелательное внимание ей не грозит – Ангус громко объявил, что она его жена, и только дурак станет нарываться на ссору с человеком такого телосложения. Но испытания минувшего дня сделали Маргарет осторожной.
Оглядываясь назад, она понимала, что попытка проделать дорогу до Гретна-Грин самостоятельно была глупостью, но что ей оставалось делать? Не может же она позволить Эдварду жениться на одной из этих ужасных девиц, за которыми он ухаживает.
Она дошла до лестницы и посмотрела вниз.
– Проголодались?
Маргарет подпрыгнула примерно на фут и испустила короткий, но весьма громкий крик.
Ангус ухмыльнулся:
– Я не хотел вас напугать.
– Нет, хотели.
– Ну ладно, – согласился он. – Но вы неплохо отыгрались на моих ушах.
– Так вам и надо. Незачем прятаться на лестнице.
– На самом деле, – сказал он, предлагая ей руку, – я не собирался прятаться. Я бы не ушел из коридора, если бы мне не показалось, что я слышу голос своей сестры.
– Вот как? И вы нашли ее? Это была она?
Ангус выгнул густую черную бровь:
– Вас, кажется, сильно волнует, нашел ли я особу, с которой вы даже не знакомы.
– Я знакома с вами, – заметила она. Они шли по главному залу «Славного малого», и Маргарет старалась держаться подальше от света лампы. – И хотя вы меня очень раздражаете, мне бы хотелось, чтобы вы нашли вашу сестру.
– Как, мисс Пеннипейкер, а я-то решил, что я вам нравлюсь. Вы ведь только что признались в этом.
– Я сказала, – язвительно проговорила она, – что вы меня раздражаете.
– Ну конечно. И делаю это нарочно.
Этими словами он заработал возмущенный взгляд. Ангус потрепал ее по подбородку.
– Это очень забавно – раздражать вас. Давно уже меня ничто так не забавляло.
– Мне это не кажется забавным.
– Ну разумеется, – весело сказал он, вводя ее в маленькую столовую. – Держу пари, что я единственный, кто осмеливается противоречить вам.
– Вас послушать, так я просто какая-то фурия.
Он отодвинул для нее стул.
– Разве я не прав?
– Правы, – промямлила она. – Но все равно я не фурия.
– Конечно, нет. – Он уселся напротив. – Но вы привыкли всегда поступать по-своему.
– И вы тоже.
– Задет.
Она наклонилась вперед, и в ее зеленых глазах появился понимающий блеск.
– Именно поэтому вас так возмутило непослушание вашей сестры. Вам кажется невыносимым, что она пошла наперекор вашей воле.
Ангус заерзал. Все было забавно и прекрасно, пока он разбирался в личности Маргарет, но теперь они поменялись местами, и это было уже неприемлемо.
– Анна шла наперекор моей воле с первого же дня своего появления на свет.
– Я не говорила, что она кроткая и смиренная и делает все, что вы скажете…
– Иисусе, виски и Роберт Брюс, – пробормотал он себе под нос. – Хотел бы я, чтобы это было так…
Она пропустила мимо ушей его странную присказку.
– Но, Ангус, – оживленно сказала она, помогая себе жестами, – разве раньше она не слушалась вас, если речь шла о важных вещах? Разве она сделала что-то такое, что полностью разрушило вашу жизнь? – Он замер на мгновение, потом покачал головой. – Вот видите? – Маргарет улыбнулась, страшно довольная собой. – Вот почему вы в таком смятении.
На лице его появилось до такой степени надменное выражение, что это было почти комично.
– Мужчины никогда не бывают в смятении.
На лице ее появилось до такой степени лукавое выражение, что это было почти смешно.
– Прошу прощения, но в данный момент я вижу именно мужчину, пребывающего в смятении.
Некоторое время они смотрели друг на друга через стол, и наконец Ангус сказал:
– Если вы поднимете брови еще выше, мне придется вытаскивать их из ваших волос.
Маргарет попыталась ответить в том же духе – он видел это по ее глазам, – но смешная сторона происходящего одержала верх, и она расхохоталась.
Хохочущая Маргарет Пеннипейкер – видеть такое дано не всякому, и Ангус никогда еще не созерцал кого-то с таким удовольствием. Ее раскрытый рот образовал очаровательную улыбку, в глазах светилось настоящее веселье. Она задохнулась и наконец опустила голову и прижалась лбом к руке.
– Ах Боже мой, – сказала она, отбрасывая рукой изящный завиток каштановых волос. – Мои волосы, о Боже мой.
– А ваша прическа всегда расстраивается, когда вы смеетесь? Потому что – должен сказать – завиток этот весьма очарователен.
Она смущенно пригладила волосы.
– За день они растрепались, конечно. У меня не было времени заново заколоть их перед ужином…
– Вам ни к чему меня уверять. Я совершенно уверен, что обычно каждый ваш волосок лежит на месте.
Маргарет нахмурилась. Она всегда гордилась своим аккуратным и опрятным видом, но слова Ангуса – который на самом деле хотел сделать ей комплимент – почему-то заставили ее почувствовать себя сущей занудой.
От дальнейших размышлений на эту тему ее спасло появление Джорджа, трактирщика.
– А, вот и вы! – загремел он, с грохотом ставя на стол глиняное блюдо. – Обсушились, да?
– Так хорошо, что и не ожидали, – ответил Ангус, кивая с таким видом, какой напускают на себя мужчины, когда обмениваются одним им понятными намеками.
Маргарет закатила глаза.
– Ну, вас ждет истинное удовольствие, – сказал Джордж, – потому что у жены было приготовлено немного хаггиса на завтра. Конечно, пришлось его подогреть. Нельзя же есть холодный хаггис.
Маргарет сильно сомневалась, что у горячего хаггиса необычайно аппетитный вид, но не стала высказывать свое мнение по этому вопросу.
Ангус помахал рукой, направляя к себе исходящий от блюда аромат – Маргарет скорее назвала бы это трудновыносимым запахом, – и вдохнул его, как бы совершая некий ритуал.
– Ох, Маккаллум, – сказал он, и речь его прозвучала с таким шотландским прононсом, какого Маргарет не слышала за весь день, – если его вкус хоть немного соответствует его запаху, ваша жена – сущий гений.
– Ясное дело, гений, – ответил Джордж, схватил две тарелки с подсобного стола и поставил перед гостями. – Она ведь вышла за меня!
Ангус от всей души рассмеялся и панибратски хлопнул трактирщика по спине. Маргарет почувствовала, как к горлу подступает возражение, и кашлянула, чтобы не выпустить его наружу.
– Минуточку, – сказал Джордж, – нужно принести подходящий нож.
Маргарет посмотрела ему вслед, а потом перегнулась через стол и прошипела:
– Из чего сделано это блюдо?
– А разве вы не знаете? – Ангус явно наслаждался ее огорчением.
– Я знаю, что пахнет оно отвратительно.
– Ц-ц-ц. Вы так серьезно оскорбили нашу национальную кухню, а оказывается, даже не знали, о чем говорите?
– Скажите мне, из чего оно сделано, – сказала она, окончательно разозлившись.
– Берут сердце, крошат его вместе с печенью и легкими, – ответил он, произнося слова так, что перед Маргарет четко предстали все кровавые подробности. – Потом добавляют хорошего почечного жира, лука, овсяной крупы – и набивают этим бараний желудок.
– Что я такого сделала? – воскликнула Маргарет, вопрошая пространство. – Чем я заслужила это?
– Да бросьте, – отмахнулся Ангус, – он вам понравится. Все англичане любят потроха.
– Я не люблю. И никогда их не ем.
– Тогда вы попадете в затруднительное положение.
– Я не могу это есть, – испуганно сказала Маргарет.
– Неужели вы хотите обидеть Джорджа?
– Нет, но…
– Вы сказали мне, что придаете большое значение хорошим манерам, разве не так?
– Да, но…
– Вы готовы? – спросил Джордж, вбегая в комнату с горящими глазами. – Потому что я подам вам такой хаггис, какого сам Господь Бог не едал. – С этими словами он взмахнул ножом, и вид у трактирщика был такой странный, что Маргарет пришлось отшатнуться на целый фут, иначе нос ее стал бы чуточку короче.
Джордж пропел несколько тактов довольно претенциозного и напыщенного гимна, предвещающего трапезу, как решила Маргарет, а потом широким гордым взмахом руки вонзил нож в хаггис, взрезав его на показ всему миру.
И на понюх.
– Помоги мне, Господи, – сказала Маргарет. Никогда еще она не обращалась к Господу так искренне.
– Вы когда-нибудь видали такую красоту? – восхищенно спросил Джордж.
– Я возьму себе половину, – заявил Ангус. Маргарет слабо улыбнулась, пытаясь не дышать.
– Она возьмет маленькую порцию, – сказал за нее Ангус. – Аппетит у нее теперь не тот, что прежде.
– Ах да, – отозвался Джордж, – младенец. Значит, вы будете еще только на первых месяцах, да?
Маргарет решила, что «первые» обозначают «до беременности», и кивнула.
Ангус одобрительно поднял бровь. Маргарет сердито посмотрела на него. Судя по его виду, ему очень понравилось, что она наконец-то приняла участие в смехотворной лжи, и это страшно разозлило Маргарет.
– От запаха вас может малость затошнить, – сказал Джордж, – но для ребенка нет ничего лучше доброго хаггиса, так что вы хотя бы попробуйте кусочек «нет-благодарю-вас» – так это называет моя двоюродная бабушка Милли.
– Это было бы чудесно, – через силу проговорила Маргарет.
– Вот, прошу вас, – сказал Джордж, подавая ей огромную порцию.
Маргарет смотрела на гору еды у себя на тарелке и пыталась удержаться от приступа тошноты. Если это означает «нет, благодарю вас», то сколько же хаггиса оказалось бы на ее тарелке, если бы она сказала «да, с удовольствием»?
– Скажите, – проговорила она как можно сдержаннее, – как выглядит ваша двоюродная бабушка?
– Ах, она красивая женщина. Сильная, как бык, и такая же крупная.
Маргарет снова посмотрела на свою тарелку.
– Да, – пробормотала она, – так я и подумала.
– Попробуйте, – поторопил ее Джордж, – если вам понравится, я велю жене приготовить завтра хугга-мугги.
– Хугга-мугги?
– Это то же самое, что и хаггис, – пришел ей на помощь Ангус. – Но он сделан не из бараньего желудка, а из рыбьего.
– Как… мило.
– Так, значит, я скажу ей набить рыбий желудок.
Маргарет в ужасе смотрела, как трактирщик отгарцевал обратно на кухню.
– Мы не станем питаться здесь и завтра, – прошипела она. – Я не буду возражать, если мы переедем в другой трактир.
– А вы не ешьте хугга-мугги. – Ангус положил себе в рот огромный кусок хаггиса и принялся жевать.
– А как я могу этого избежать, когда вы столько наговорили о том, что в соответствии с хорошими манерами следует хвалить стряпню трактирщика?
Ангус все еще жевал, так что ему удалось уклониться от ответа. Потом он сделал добрый глоток эля.
– Вы даже не хотите попробовать? – Он указал на нетронутый хаггис у нее на тарелке.
Она покачала головой, в ее огромных зеленых глазах выразилось нечто похожее на панический страх.
– Не могу. Это очень странно, Ангус, и я не понимаю, почему я так считаю, но уверяю вас – если я съем хотя бы кусочек этого хаггиса, я просто умру.
Он запил хаггис новым глотком эля, посмотрел на нее со всей серьезностью, на какую только был способен, и спросил:
– Вы в этом уверены?
Она кивнула.
– Ну что же, если так… – Он протянул руку, взял у нее тарелку и переложил все ее содержимое себе. – Не могу позволить, чтобы такой добрый хаггис пропадал зря.
Маргарет обвела взглядом комнату:
– Интересно, а нет ли у него хлеба?
– Вы голодны?
– Я умираю с голоду.
– Если вы продержитесь еще десять минут и не умрете, старый Джордж непременно принесет сыр и пудинг.
Вздох, который при этих словах испустила Маргарет, был предельно искренним.
– Вам понравится наш шотландский десерт, – продолжал Ангус. – Никаких потрохов.
Но неподвижный взгляд Маргарет был устремлен на окно. Полагая, что она просто смотрит в пространство по причине голода, Ангус сказал:
– Если нам повезет, Джордж подаст кранахан. Лучшего пудинга вы еще не едали.
Она ничего не ответила, поэтому он пожал плечами и погрузил в рот остаток хаггиса. Иисусе, виски и Роберт Брюс, вкус у него чудесный, Ангус и не понимал, как сильно проголодался, и воистину ничего нет лучше доброго хаггиса. Маргарет понятия не имеет, что она упустила.
Кстати, Маргарет… Он оглянулся на нее. Она смотрела в окно, прищурив глаза. «Неужели ей требуются очки?» – подумал Ангус.
– Моя матушка делала самый сладкий кранахан по эту сторону озера Ломонд, – сказал он, полагая, что кто-то должен поддерживать разговор. – Сливки, овсяная мука, сахар, ром. При одной мысли о нем у меня слюнки…
Маргарет ахнула. Ангус уронил вилку. Было что-то такое в ее возгласе, от чего у него похолодела кровь.
– Эдвард, – прошептала она. Потом выражение ее лица сменилось с удивленного на мрачное, и с гневным видом, который мог бы напугать Лох-несское чудовище, она вскочила из-за стола и бросилась из комнаты.
Ангус положил вилку и тяжко вздохнул. Из кухни плыл сладкий запах кранахана. Ему захотелось в отчаянии удариться головой об стол. Что ему выбрать?
Маргарет? (И он посмотрел на дверь, за которой она исчезла.)
Или кранахан? (И он с тоской посмотрел на дверь кухни.)
Маргарет?
Или кранахан?
– Проклятие, – пробормотал он, вставая. Пожалуй, все-таки Маргарет.
И, покидая кранахан, он с замиранием сердца подумал, что этот выбор скорее всего окончательно решил его участь.