Грёзы и чернила (СИ)

Сон четвертый. Черновик

Саломея была в ужасе. Леда, вернувшаяся в середине сбивчивого рассказа Майры, тоже. Обе ведьмы взирали на нее с выражением плохо скрываемого ужаса на лицах, как будто пожирательница снов по секрету призналась им, что начала встречаться с гулем, потому что он симпатичный. Два монстра, отличная вышла бы парочка.

— Советую не связываться с ним, — пробормотала Леда глухо, глядя в камин. Рыжие и красные всполохи отражались от тумана в ее глазницах, придавая чародейке вид потусторонний и зловещий. — Ничего хорошего тебя не ждет.

Майра невесело рассмеялась, разводя руками:

— Взгляни на меня повнимательнее. Думаешь, у меня действительно есть выбор?

Ее глаза, сменившие цвет, все еще ныли. Орфей не знал жалости к провинившимся, а Майра не знала ничего про самого Орфея. Не время ли исправить это недоразумение?

— Кто он? — спросила она тихо, поднося к трясущимся губам бокал с шампанским.

Саломея, хранившая многозначительное молчание, издала тяжкий вздох. О, сколько всего было в этом звуке — разочарование, тревога, смирение. Где-то под столом бродил ее фамильяр, существо, которое Майра никогда не видела, но слышала его утробный рык. Вот и сейчас об ее ногу потерлось что-то, покрытое колючей шерстью, заставляя вздрогнуть. Но она забыла об этом, как только Саломея, наконец, заговорила.

— Он испытатель, создает новые заклинания и артефакты. Очень талантливый. Голубая кровь, белая кость и запас столового серебра в родовом гнезде. Странно, что он не убил тебя на месте. Такие, как он, предпочитают не марать себя общением с монстрами.

Майра сглотнула тугой комок, вставший в горле. Саломея никогда не юлила, предпочитая горькую правду сладкой лжи. Наверное, именно за это она любила ведьму и ненавидела одновременно.

— Орфей не убил меня не потому, что пожалел, — произносить эти слова было тяжело, они царапали горло изнутри, ощетинившись иглами, — я ему нужна. Кто знает, что будет дальше?

Неожиданно для нее Саломея мечтательно прикрыла глаза:

— Он напоминает мне своего дядюшку, такой же красавчик. Помню ту вечеринку в Венеции в семьдесят седьмом…

Леда удивленно округлила слепые глаза, пряча улыбку за ладонью. Не стоило уточнять, о каком веке шла речь. Чародеи живут долго, ведьмы и того дольше, а Саломея одним взглядом прикончила бы любого, кто рискнул бы спросить ее о возрасте.

На этой ноте разговор иссяк. На смену игристому пришло сливовое вино из кладовых Саломеи, и спустя час Майра поймала себя на том, что заливисто смеется над историей ведьмы о свидании с призраком бывшего любовника.

— Он любит меня и после смерти, — проворковала Саломея, лукаво ухмыляясь, — разве это не доказательство настоящего чувства?

Леда, осушившая один-единственный бокал, бочком пробралась к букету, ждущему своего часа на прилавке. Цветы она сунула в вазу, а затем долго-долго гладила лепестки гробоцветов, вздыхая и украдкой поглядывая на телефон.

Дорогой подарок, подумала Майра, глядя в бокал с вином. Гробоцветы распускались лишь раз в несколько лет, буквально на пару часов. А эти гроздья, крупные и тяжелые, не выглядели дикорастущими. Наверняка Лука сам поливал их росой, собранной с кладбищенской травы, подкармливал лунным камнем, растертым в порошок.

“Разве это не доказательство настоящего чувства?” — мелькнула мысль, озвученная почему-то ироничным голосом Орфея, но Майра упрямо отпихнула ее в сторону.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается.

— Мне пора домой, — она зевнула, наслаждаясь тем, как в животе плещется хмельное тепло. Голод присмирел, убаюканный сливовом вином, а на ногах она стояла чуть пошатываясь. Вызвали ли такси? До дома было рукой подать, а винные пары быстро выветрятся на прохладном воздухе.

Пока она раздумывала, Леда нерешительно приблизилась, хватая ее за руку:

— У меня дурное предчувствие. Останься.

Ее фиалковые от ведьминой осоки глаза казались бездонными. Только отвлечешься и уже тонешь.

— Ты видишь что-то? — шепнула Майра, затаив дыхание. Прорицание — редкий дар, почти священный, и кому бы не хотелось заглянуть по ту сторону, в будущее?

Чародейка покачала головой, поправляя свою шляпу, сползающую на нос:

— Нет, но сердце не на месте. Будь аккуратна.

Можно было остаться. Скинуть ботинки и куртку, нырнуть в гостевой спальне под одеяло, пахнущее лавандой и духами Саломеи, и проснуться от манящего аромата блинчиков с черникой — фирменного завтрака Леды. Но что-то тянуло ее наружу, в темноту, и Майра не могла сопротивляться.

Свет в лавке погас. Щелкнул замок, когда она вышла на крыльцо, кутаясь в тощую куртку. Скорее бы выпал снег, быть может станет не так зябко? Однако что-то подсказывало, что холодок, бегущий по коже, не имел ничего общего с поздней осенью. За Майрой след в след шагала бесплотная фигура красавчика из Старшей Школы. Образ Орфея не покидал ее, куда бы она ни пошла и как бы ни пыталась отмахнуться.

Но чародей отошел на второй план, когда Майра наткнулась на незнакомца у ограды лавки. И что-то в нем было не так.

Он выглядел неполноценным — будто нетвердая рука неназванного автора вырезала человекоподобную фигуру из слоновой кости и забросила работу, утомившись. Никаких уникальных черт, вместо одежды ветхое тряпье, которое лишь при невнимательном взгляде можно было принять за мешковатую рубашку и рваные брюки. Майра моргнула озадаченно — тонкая рубашка в конце ноября?

Существо пыталось пройти через кованую решетку ограды, игнорируя распахнутую настежь калитку в шаге от него. Механические движения рук, которыми оно силилось раздвинуть прутья, хриплое дыхание, облаками вырывавшееся из узкой щели рта, и серые белки неподвижных глаз, — чудовищная пародия на человека. Смотришь на него, и кровь в жилах леденеет, обращаясь кристаллами льда.

И когда существо почуяло чужое присутствие и двинулось в ее сторону, скрючив грубые пальцы, Майра мгновенно протрезвела. Отступила назад, в панике озираясь, но улица была пуста. Чудовище приближалось, двигаясь все быстрее, и Майра, в отчаянной попытке сбежать, споткнулась о бордюр. Взвыла от боли в ушибленных коленях, и звук пронесся по переулку, придавая существу сил.

Оно рванулось вперед, высоко подкидывая колени и вытягивая вперед руки.

За спиной мелодично звякнул колокольчик. Прогремел выстрел, оглушительный в плотной ночной тишине. На секунду время замерло, а потом…

Потом чудовище грузно упало на колени, рассыпаясь пеплом. Сначала истаяли ноги, следом торс и руки. Последней обратилась в ничто голова, и в куче праха блеснуло под тусклым фонарем что-то круглое. Пуговица? Жемчужина?

Саломея стояла в дверях лавки, сжимая в руках ружье. Приклад его был расписан серебром, и пули — Майра догадалась по юркой молнии, пронзившей монстра, — тоже серебряные. Странно, она никогда не видела в лавке оружия, и вот оно, в руках у Верховной. И та держит его крепко и умело.

— Что это было? — язык едва ворочался от ужаса. Майра перевела дух, оглядывая испачканные ладони. Сквозь пленку грязи уже проступала ее жидкая кровь цвета несозревшего персика. Стылый взгляд существа, так напоминающего человека, раскаленным клеймом был выжжен в памяти, и когда Майра прикрывала глаза, его образ вставал перед ней во всем своей восхитительной мерзости. Она многого повидала на улицах Столицы, но такого не видела никогда.

Саломея поморщилась, перехватывая ружьё и зорко оглядывая улицу — не появится ли еще один?

— Черновик, — по-старушечьи сварливо ответила ведьма, будто вспомнив нежданно про свой истинный возраст. — Кто-то Старшей Школы балуется, но теперь мы уже не узнаем, кто именно.

Она в пару шагов оказалась рядом, туфли безжалостно втоптали в грязь то, что осталось от черновика. Под ее каблуком что-то с хрустом лопнуло, оборачиваясь перламутровой пудрой.

Она помогла Майре подняться и устоять на дрожащих от испуга ногах, словно опасалась, что пожирательница снов вот-вот снова бухнется в лужу без сил.

— Неудачный денек, — ухмыльнулась Майра невесело, вытирая кровь и грязь с ладоней о штаны. Хуже и быть не могло, глаза предательски защипало. Сколько еще неприятностей должно свалиться на ее голову, чтобы пришло что-нибудь хорошее?

Саломея ласково погладила ее по голове.

— Мне очень жаль, детка, — ее голос звучал нежно и тихо, полный непонятной тоски.

Казалось, ведьма говорила совсем не про “черновика”.

***

Встреча на Сливовой улице была назначена к часу, когда солнце подгнившим апельсином катилось бы к горизонту, но Майру в особняк из красного кирпича тянуло с самого утра.

Проснулась она за полдень, от истошного визга соседской дрели, а потом металась по квартире, заламывая руки и не находя себе места. Иногда останавливалась у окна, глядя на двор, нарисованный в бурых и серых тонах, а в груди стучала похоронным колоколом странная нужда — бежать куда-то, как можно быстрее, пока не стало слишком поздно. Минуты тянулись, как жвачка, прилипшая к подошве, и когда пришло время, Майра почти бегом неслась от метро, подгоняемая дурным предчувствием.

“Главное — не опоздать!” — думала и сама себе поражалась. Опоздать — куда?

Где-то на половине пути накатила удушливая волна, пустой желудок пронзило раскаленной иглой. Майру замутило, перед глазами все поплыло. В луже под ногами отразилось ее бледное, с зеленым отливом лицо. Куртку пришлось расстегнуть — внутри пылал тяжелый огонь, от которого она ощущала себя вялой и больной. И даже легкий мороз не давал ему угаснуть.

“Да что со мной не так?”

Она брела к Сливовой улице, с трудом передвигая ноги и спотыкаясь, и какая-то городская кикимора, попавшаяся навстречу, поспешила перейти дорогу. Еще и плюнула в след, выражая то ли свое пренебрежение, то ли затаенный страх.

Дом из красного кирпича при дневном свете выглядел иначе — не таким угрожающим и таинственным, как под покровом темноты. Майра вползла на высокое крыльцо, переводя дыхание, и вздрогнула — уже знакомые виноградные лозы, нависающие над входной дверью, по-змеиному зашипели, потянувшись вперед.

— Давно ли у винограда растут шипы? — пробормотала она, слабо отмахиваясь от особенно нахальной ветки, которая так и норовила обернуться вокруг шеи. Визитная карточка Орфея, которая должна была обеспечить ей беспрепятственный вход в дом, как сквозь землю провалилась. Еще час назад лежала во внутреннем кармане, а теперь там ветер свистел, а пальцы загребали пустоту.

Над головой зеленые лозы переплетались между собой, как клубок гадюк, тянулись к Майре, подрагивая от нетерпения. Шипы, видневшиеся между резными листьями, все росли и росли, пока не оказались размером с детскую ладошку.

В голове лихорадочно крутились обрывки мыслей: “сейчас меня растерзают” и “где же эта чертова визитка!”, а боль в животе, нудная и тянущая, стала острой и сводящей с ума. Да еще и жуткое ощущение, что за ней наблюдают, не отступало. Майра вскинула глаза, следуя за предчувствием — на подоконнике за кованной решеткой светились два золотых глаза.

Острый шип царапнул подбородок, и Майра в панике дернула карман за молнию. Лозы нависли над ней зеленым облаком, готовые вот-вот сожрать, растерзать, стереть с лица земли.

Визитка нашлась в самый последний момент — юркие лозы уже обернулись вокруг ее рук и шеи, затягиваясь удавкой.

— Меня ждут! — выдохнула Майра, вскидывая кулак с зажатой в нем карточкой. Виноград помедлил, а затем неторопливо втянул шипы и гибкие, сильные ветви, а дверь распахнулась сама по себе. Золотые глаза, наблюдавшие за ней из окна, погасли.

Но Майра не торопилась пересекать порог. Все, что было связано с Орфеем, нахальным и великолепным, внушало ей инстинктивный страх. Вот она и топталась под дверью, надеясь набраться храбрости и сделать шаг вперед.

Солнце почти скрылось за горизонтом, Сливовая улица утопала в тенях, и та же тьма царила в ее голове. Мутило, и Майра прижала руку ко рту, надеясь сдержать тошноту.

С крыльца открывался живописный вид на обстановку и самого хозяина дома. Орфей прогуливался вокруг крепкого деревянного стола в кухне, задумчиво покачивая головой. Закатанные до локтя рукава обнажали руны и символы, выведенные чернилами по смуглой коже, в кармане его фартука из черной ткани торчали акварельные кисточки и павлиньи перья. Майра фыркнула — какая глупость! Рисует он, что ли, на досуге?

— Долго тебя еще ждать? — недовольно проворчал чародей, не удостаивая пожирательницу снов взглядом. — Входи уже, ты опоздала на пятнадцать минут.

Ей очень хотелось возразить, что она пришла вовремя, но что-то безо всякого стеснения толкнуло ее в спину, и она влетела в холл, едва удерживаясь на ногах.

И ее вывернуло на пушистый ковер черной жижей, вязкой и мутной.

Внутренности горели огнем, пока она все исторгала и исторгала из себя неизвестную мерзость. Казалось, в ней открылся неисчерпаемый резервуар, о котором она и понятия не имела до этой секунды, и горечь продолжала литься из ее желудка, заливая белый ворс.

Майра не знала, сколько времени прошло — в ушах шумело, глаза застилало пеленой, а когда зрение прояснилось, то она увидела перед собой пару высоких ботинок, идеально зашнурованных и начищенных.

Орфей наблюдал за ней сверху вниз с изрядной долей любопытства, словно она была радужным жуком-скарабеем, по нелепой случайности попавшим в его дом.

— Еще сорок восемь секунд, и пришлось бы объясняться перед Шабашем, что делает мертвая пожирательница снов у меня на крыльце, — маг сверился с наручными часами и расплылся в издевательской улыбке, — Говорил же, это не амброзия.

— Ты знал! — захрипела она, утирая рот и поднимаясь на ноги. Ее терзала боль, такая мучительная, что хотелось освежевать себя без наркоза, лишь бы это не продолжалось.

Орфей прищелкнул языком, пожимая плечами.

— Возможно. Просто подумал, что твоему нанимателю не было никакого смысла оставлять тебя в живых, но и самому убивать могло оказаться слишком хлопотно. От ауры чужой смерти не так просто избавиться.

Он оглядел беспорядок, который Майра устроила в его прихожей, и разулыбался:

— Но защита моего дома оказалась сильнее, чем яд, который ты приняла. Умойся, у нас много дел.

Она покачала головой и тут же наткнулась на два золотых глаза, которые таращились на нее — теперь с уже знакомой лестницы на второй этаж. Только два глаза — и больше ничего. Пойманные на горячем, они тут же испарились в воздухе, не оставив ни следа.

— Сумасшедший дом, — бормотала позже Майра себе под нос, брызгая в лицо прохладной водой в крохотной ванной под лестницей. Там не было ничего, кроме старомодного умывальника и десятка шкафов с сотней маленьких ящиков. Майра украдкой заглянула в один из них, пользуясь тем, что дверца была неплотно закрыта, и темнота внутри зарычала на нее, завыла призрачными голосами. Она вспомнила их — те же голоса скулили в ночи, когда она пришла сюда за воспоминанием Орфея. Тогда она приняла шум за отголоски ночной жизни Столицы, но теперь все встало на свои места. Что бы ни хранил Орфей в своей уборной, оно вряд ли было безопасно для тех, кому не терпится сунуть свой любопытный нос в чужие дела.

На выходе ей в ноги бросился кот. Огромный, размером с капибару, обросший свалявшейся рыжей шерстью, и золотые глаза огнем горели в сумерках неосвещенного коридора. Клыки у зверя росли длинные и изогнутые, и навевали мысли о саблезубых тиграх и прочих доисторических тварях.

Майра грешным делом подумала, что кот вот-вот бросится на нее. Слишком уж враждебно он зыркал снизу вверх и перебирал задними лапами, примеряясь к прыжку. Но, к счастью, из комнаты по соседству послышался строгий голос Орфея:

— Бурбон, если ты не будешь вести себя прилично, снова отправишься к тетушке на болота.

Кот навострил уши и совсем по-человечески фыркнул в ответ — и у Майры отвисла челюсть. Оборотень?

Впрочем, Бурбон уже потерял к ней всякий интерес и удалился вверх по лестнице, покачивая пушистым хвостом. Кажется, он считал себя единственным хозяином в доме номер четыре по Сливовой улице и вел себя соответствующе — нагло и высокомерно.

— Твоего кота зовут Бурбон, — констатировала она, заходя в столовую. Орфей кивнул, переставляя на столе десятки колб и мензурок, меняя их местами в только ему известном порядке. Волосы он собрал в хвостик на затылке, но короткие прядки по-прежнему упрямо лезли в глаза, и Орфей раз за разом отмахивался от них, как от надоедливых мух.

— Почему?

Маг кинул на нее озадаченный взгляд и спросил:

— А как еще?

Действительно, какие могут быть еще варианты? Где-то в отдалении кто-то засмеялся, хрипло и самодовольно. Бурбон, кажется, был в восторге от ее наивности.

— Встань здесь, — приказал Орфей тоном, который не располагал к спорам. Майра беспрекословно замерла посреди столовой, руки по швам, спина прямая, точно палку проглотила.

Орфей обходил ее по кругу, рассматривая через плоский зеленый камень на золотой цепочке, и что-то мычал себе под нос. Она затаила дыхание, когда он подошел так близко, что стало возможно разглядеть россыпь мелких веснушек на его щеках. На золотистой коже их было почти невидно, но теперь при желании Майра могла бы пересчитать их, одну за другой.

Вместо этого она уткнулась взглядом в куколку, которую маг заботливо выставил на рабочем столе, подперев пустой стеклянной вазой, точно напоминание самой гостье, что следует вести себя смирно. Смотреть на куклу тоже было невыносимо — отголоски той боли в глазах оказались слишком свежи, но между ней и Орфеем выбор был очевиден.

Маг хмыкнул, довольный осмотром. Сделал шаг назад, а затем выложил на стол пачку бумаги, чернильницу. Одно из павлиньих перьев легло рядом. Придвинув поближе высокий стул, он безапелляционно велел:

— Пиши.

Сопротивляться его приказам совсем не получалось. Майра послушно взгромоздилась на стул, чувствуя себя Дюймовочкой в гостях у великана — ноги не доставали даже до перекладины, болтались лапшой.

— Что писать-то? — она размяла пальцы, неуверенно берясь за перо. Павлиний глаз на кисточке ехидно таращился на нее, как на идиотку. Пожирательница снов иллюзий не питала — идиотка она и есть, ввязаться в какое-то сомнительное предприятие, а потом расхлебывать последствия. Жадность еще никого не спасала.

Орфей прогуливался по кухне, заложив руки за спину и демонстрируя изящный профиль. На подбородке у него виднелся шрам в виде полумесяца, который проступал только когда чародей улыбался. На мочке левого уха малым созвездием выстроились в ряд четыре крохотных родинки.

— Все приметы Древнего, какие сможешь вспомнить. Детали очень важны, мой милый монстр, так что постарайся на славу.

Майра замерла, затаив дыхание и до боли сжимая перо в пальцах. “Милый монстр” — это еще что такое?! Панибратство, граничащее с хамством, и будь на ее месте Аврора или Бай, они бы точно нашли, что ответить — что-нибудь резкое, хлесткое, как удар розгами. Смогли бы они сохранить жизнь после этого? Сомнительно, но попытка — не пытка.

Но вместо того, чтобы дать наглому чародею отпор, Майра уткнулась лицом в девственно-чистый лист бумаги, припоминая все, что могла вспомнить о Древнем.

Орфей под руку не лез. Скрылся во внутренних комнатах, и теперь до нее его доносился приглушенный, но очень возмущенный голос. Кажется, Бурбон снова опустошил винный шкафчик и теперь ему угрожали непременной и безотлагательной высылкой на болота. Она вдохнула поглубже, занося перо над страницей.

Строчки появлялись на бумаге сами, будто без ее вмешательства, хотя она определенно помнила, как погружала перо в чернильницу и корябала короткие заметки, отступив от края положенных четыре клетки.

А вот рисунок, проступивший ниже, точно не имел к ней никакого отношения. Схематичный, но точный, вобравший описания самой Майры — мешковатое пальто, пуговицы в виде костей, острые акульи зубы, глаза, полыхающие сапфировым огнем.

Когда работа была завершена, объявивший на кухне Орфей без церемоний выдрал листок у нее из рук, поднося к лицу. На его руках багровели несколько свежих царапин — Бурбон угрозу ссылки к тетушке по достоинству не оценил.

— Понятия не имею, кто это, — сказал Орфей, почесывая переносицу, и вздохнул. — Пальто кажется знакомым, но вот где его видел — хоть убей не помню.

Он еще что-то говорил, о вреде дриадского вина на вечеринках и о скуке приемов Шабаша, но какое это имело значение? Майра свою часть уговора почти выполнила — предоставила информацию о том, как выглядел злодей, покусившийся на память Орфея, так что ей здесь еще делать?

Но стоило отдать чародею должное, в доме из красного кирпича было очень уютно. Через цветные витражи сочился преображенный свет от уличных фонарей, пушистые ковры скрадывали шаги, позволяя ступать мягко, как по заросшему лугу, а в комнатах жил аромат полироли и свежего дерева. Здесь царила атмосфера спокойствия, где не нашлось бы места тревоге, вечной спутнице Майры. В Столице пожирательница Снов изо дня в день ощущала себя несчастным травоядным, за которым вот-вот начнется охота. Под крышей дома на Сливовой улице волнения угомонились на минуту, позволяя сделать глубокий вдох. И тогда Майра смогла оглядеться повнимательнее.

Все, до чего мог дотянуться пытливый взгляд, было наполнено волшебством. Она, со своим слабым внутренним зрением, улавливала лишь оттенки магии — медь, серебро и проблески золота. Последнее казалось чужеродным, силой втянутым в уютный мирок, который носил на себе отчетливый отпечаток волшебства Орфея.

“Чья это магия?” — подумала Майра и подпрыгнула, когда кто-то коснулся ее плеча.

— Если снова встретишь, сможешь его узнать?

Он держал чернильный рисунок на вытянутой руке, кусая губы. Щурился, поворачивая его то так, то эдак, будто угол обзора мог приоткрыть дверцу к тайне Древнего.

Майра пожала плечами:

— Это будет нетрудно. Он выделяется.

Он стащил фартук, швыряя его на соседний стул. Потянулся, разминая мышцы, а затем спросил, лукаво улыбаясь:

— Хочешь выпить кофе?

— Посреди ночи?

Но Орфей не был бы Орфеем, если бы подобная мелочь могла его остановить. Он снова напомнил Майре сильнейший магнит, что увлекает за собой скрепки, чайные ложки и мелкие монеты. Именно такой монеткой она ощущала себя — безвольной, обреченной на то, чтобы следовать за утомительной мощью силы притяжения.

Орфей уже облачился в пальто и бормотал что-то себе под нос, от чего углы прихожей вспыхивали разными огнями, будто фейерверк в начале мая. Майра поежилась — охранные чары, наложенные столь щедро, давили на затылок, вызывая мигрень.

— Ты остаешься за главного, — заявил чародей, запрокинув голову и обращаясь к коту. — Не вздумай снова призывать духов мщения, иначе точно отправишься на болота.

Бурбон надменно взирал на их, удобно устроившись на полке под потолком. Шевелил усами, принюхиваясь, ворчал недовольно. Рядом с ним скалился зеленоватыми зубами череп, до сумасшествия похожий на настоящий, человеческий, но кот против такого соседства не возражал.

Уходя, Майра в приступе странной нужды схватила рисунок со стола и спрятала во внутренний карман куртки. Так, на всякий случай.

***

Круглосуточная кофейня, выбранная Орфеем для полуночной прогулки, не могла похвастаться оригинальным дизайном или концептом. Майра видела сотни таких по всей Столице, эта если и отличалась чем, то незначительно: зеркала, стекло, неудобные кожаные диваны рядом с низкими столиками, чтобы гости не чувствовали себя слишком комфортно. Однако контингент, занимавший стулья у барной стойки, бродивший от кабинки до кабинки, был крайне специфическим.

Редко в Столице можно было встретить столько Древних, да еще в одном месте. Она могла бы догадаться и раньше, когда увидела на входной двери переливающийся золотой треугольник. Он обещал Темным жителям особенное гостеприимство, и как итог — здесь не нашлось бы ни одного смертного. Те проходили мимо, отводя глаза от неоновой вывески и красочной витрины, точно их и не существовало.

Орфей вел себя как ни в чем не бывало, словно каждый вечер коротал время за чашечкой кофе среди оборотней, упырей и Древних. Кивнул бармену, чьи зубы не помещались во рту и торчали из-за узких губ частоколом; хлопнул по плечу нефилима, клевавшего носом над стаканом какой-то мутной воды; и был совершенно безразличен к тому, что его спутница явно предпочла бы оказаться где-нибудь еще.

Майра следовала за Орфеем, не поднимая глаз. Меньше всего ей хотелось встретиться взглядами с кем-нибудь из постоянных клиентов — они непременно подтянутся, как мотыльки на огонек, чтобы выяснить — не припасла ли она для них что-то новенькое?

Как только они заняли место за столиком у входа — единственным свободным в столь поздний час, Орфей сунул ей в руки глянцевый лист меню и велел:

— Выбери что-нибудь на свой вкус. И оглядись.

— Что именно я должна увидеть? — огрызнулась Майра, из вредности заказывая два самых сладких напитка, таких, что на зубах скрипел сахар, а от химического привкуса сиропа отбивало обоняние. Она хотела посмотреть, как он отреагирует — разозлится или расстроится, но Орфей пил и не морщился, хотя в самую первую их встречу заказывал самый простой кофе, без сахара или молока. Майра отчего-то хорошо помнила это, даже если кофейные вампиры и собственный голод занимали в то утро большую часть ее мыслей.

Пару минут они молчали, и пожирательница снов разглядывала гостей кофейни, не зная, что она здесь делает. Орфей предпочитал не посвящать ее в свои планы — то ли держал интригу, то ли все еще не доверял до конца.

— Ты знаешь, что на самом деле представляют из себя Древние? — спросил он, не отрывая взгляда от телефона. Его тонкие пальцы, унизанные серебряными кольцами, порхали над экраном. Майра фыркнула в стакан — маги и электроника, как забавно. Неизвестно, сколько Орфею на самом деле было лет, и он, вероятно, мог застать еще самый расцвет промышленной революции, но смотреть на то, как Темный Житель без малейшей робости пользуется благами человеческой цивилизации, наравне с заклинаниями, было любопытно.

— Когда-то давно они были богами.

Орфей улыбнулся, не поднимая головы:

— Да, давненько. Но многие здесь лишь тени того, кем являлись пару тысячелетий назад. А про “живые оковы” слышала?

Она покачала головой, болтая соломинкой в растаявшей пенке с приторным запахом банана. В кофейне Древних было даже слишком много — у них была особенная аура, выделяющая их из толпы. Будто грязное облако с разноцветными всполохами то здесь, то там, гуляющее на двух ногах.

Вот чего она точно не ожидала, так это того, что Орфей, откашлявшись, произнесет хорошо поставленным голосом:

– “Живые оковы” — комплекс мер, предпринимаемый в качестве наказания для тех Древних и волшебников, что нарушили законы Шабаша. Дух, извлеченный из истинного тела, помещается в пустой сосуд, чаще всего смертную оболочку, лишенную магии или любых, равных по силе, способностей. Данный вид наказания назначается на срок от сотни лет до вечности. Бессмертный, заключенный в человеческую плоть, не дает “оковам” стареть, что делает этот вид наказания подходящим для мятежных духом Темных.

Изумленная столь исчерпывающей лекцией, Майра промямлила:

— Никогда не пробовал преподавать?

— Я веду два курса у новичков Шабаша, — Орфей подарил ей самодовольную улыбку. — Факультатив, но очень познавательно.

Майра хотела заметить, что большая часть обучающихся сбежала бы, сверкая пятками, если бы узнали, что их харизматичный препод — чудовище в привлекательной шкуре, не имеющее понятия о сострадании, но атмосфера в кофейне неуловимо изменилась. Майра, чувствительная к подобным переменам, оглянулась через плечо опасаясь того, что может там увидеть.

Двое Древних — юная девица и бородатый мужик в кожаной жилетке — устроили перепалку. Они кричали друг на друга на каком-то древнем, тягучем языке, размахивая руками, и воздух искрил от остаточной магии. Над головами гостей что-то громыхало, как будто под потолком собиралась гроза.

Что-то назревало. Она рассеянно смотрела на то, как трескается стекло бокала, распадаясь на куски прямо в ее ладонях. Руки обожгло холодом, и одна стена, увешанная плакатами с фальшивыми автографами, отодвинулась на многие метры. Пространство кофейни оказалось одновременно шире футбольного поля и меньше игольного ушка.

Первым, что происходит, сообразил Орфей. Он подскочил на ноги, роняя стул, и грубо толкнул пожирательницу к выходу за ее спиной:

— Уходи, сейчас же!

Та попятилась, задев рукой другой пустой стакан. Он покатился по столу и рухнул с края, точно обрыва, разлетаясь стеклянной крошкой, хрустящей под ногами. Но Майра не слышала удара, стремясь поскорее убраться подальше от разгорающейся драки.

На улице было темно и холодно. Липкий, мелкий снег сыпался с неба, оседал на ресницах, таял на шее и скатывался противными каплями за шиворот. Но Майре было плевать. Дуя на ладони и пытаясь их согреть, она напряженно всматривалась в суматоху внутри.

В кафе что-то сверкнуло беззвучно, и витрина пошла трещинами. Они змеились, расщепляясь, пока не покрыли собой тонкое стекло. Невредимым остался только золотой треугольник, насмешливо взирающий на Майру.

— Во что я ввязалась? — произнесла она вполголоса, пытаясь разглядеть, что происходит внутри, но серый вязкий туман, заполнивший кафе, не давал такой возможности. Он клубился внутри, и в нем проступали силуэты диковинных тварей с оскаленными пастями, с крыльями, расставленными в атаке.

Дверь скрипнула, распахиваясь, и на улицу вывалилась уже знакомая светловолосая дева-Древняя. Она хромала, прижимая к себе безвольно опущенную руку, а на землю капала и капала кровь — густая, как кленовый сироп. Нечеловеческая.

Не замечая пожирательницы снов, дева уселась на грязное крыльцо, бормоча себе под нос ругательства на неизвестном языке. Хриплый голос царапал слух. Она причитала и всхлипывала, пытаясь остановить кровь, но та продолжала струиться и с гулким звуком заливать ее кожаную куртку и ветхие джинсы.

Когда Майра опустилась рядом с ней, стягивая с шеи тонкий шарф, девица отпрянула. И угрюмо молчала, пока ей перевязывали глубокую рану, в которой белела тонкая кость.

“Как же ее так угораздило?” — недоумевала Майра, пока накладывала повязку и туго стягивала углы. Но потом память услужливо подкинула свирепое лицо бородача, и все встало на свои места. Это было в природе Древних: один только намек на неуважение, и они бросаются рвать горло обидчику. Вместо крови по их венам текла едкая гордыня.

Лишь когда дело было сделано, Древняя хрипло засмеялась, растерянная, точно чужая помощь застала ее врасплох:

— Теперь я буду тебе должна.

Майра отмахнулась от нее с неловким смешком. Она и сама не знала, зачем полезла не в свое дело, но кровь, пропитавшая ее шарф, и боль на лице девы-Древней, не могли оставить ее равнодушной. Майра, конечно, монстр, но…

— Спасибо, но никаких сделок. Однажды меня уже обманули.

Кто знает, чем Древние могут отплатить за доброту? Они коварны и жестоки. Майра убедилась в этом на собственном опыте.

— Мы не умеем лгать, — буднично, словно они беседовали о погоде, сказала Древняя и улыбнулась. — И если я говорю, что однажды мы сочтемся, так и будет.

Через минуту она уже скрылась на парковке рядом с кафе, прихрамывая и напевая себе под нос. Майра смотрела ей вслед, катая на языке новое, незнакомое на вкус имя — “Айя”. И еще фразу, брошенную девой вскользь: “Мы не умеем лгать”.

Тихий стук отвлек ее — Орфей манил к себе из-за разбитого стекла витрины. Туман сгинул, оголив внутренности кофейни — сплошь сломанные стулья и растрепанные гости. Что бы тот бородач ни натворил, они были явно не в восторге. Даже саблезубый бармен с хмурым лицом протирал бокалы с плохо сдерживаемой яростью.

— Древние же не умеют лгать? — спросила Майра прямо, вернувшись внутрь. И удостоилась сразу десятка возмущенных взглядов со всех сторон.

Орфей поморщился, качая головой:

— Нет, конечно. Лукавить, недоговаривать, пускать пыль в глаза, чтобы отвлечь от сути, — это все про них. Прямая ложь? Исключено.

Майра перевела дыхание, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.

— Тот Древний сказал мне, что в склянке амброзия. Что она сможет вылечить мой голод.

— Так.

— Но там был яд.

— Верно, — чародей кивнул, медленно проводя языком по обветренным губам.

Она вперилась в мага взглядом, надеясь, что до Орфея простая мысль дойдет раньше, чем она озвучит ее сама.

— Он солгал тебе, — медленно ответил маг, и лицо его помрачнело, словно собрав кусочки головоломки, он оказался в тупике. — Он солгал.

Майра закивала, радуясь его сообразительности:

— Именно, а значит…

— Это был не Древний.