– Я знала, что ты меня поймешь! Такая умная женщина, как ты, просто не могла не раскусить меня! – Лиза похлопала меня по ладони, лежащей на столе, а у меня создалось ощущение, будто она тесто скалкой раскатывает: моя рука так же становилась тоньше.
– Но зачем? Ты же знала, как мне будет плохо! – Я отдернула руку, но не нашла взглядом понимания на лице подруги.
Как она не осознает, что сделала? Как не видит, что чуть не убила меня этим? Мне проще выдержать десять ударов рукой, чем одну паническую атаку. Уж ей ли не знать!
– А если бы я сказала, то ты пошла бы на это? А так получилось как нельзя лучше! Ты же знаешь, что я прекрасно анализирую, поэтому просто поверь: по-другому мы бы к этому Ване не подобрались.
– Лиза, я не верю, что ты могла сознательно пойти на это. Ка-а-ак? Ну как ты догадалась? Ты знаешь, через что я прошла сегодня? Ты… ты та, кто… – я задохнулась словами, которые застряли в горле и так и не смогли выйти, пришлось проглатывать обратно, давиться невыраженными чувствами.
Я не могла смотреть Лизе в лицо. На что угодно: на любимый диван, телевизор, красивую вазу с фруктами, ночник в виде обезьянки, – но только не на подругу.
– Соф, ну ты чего? Все же позади. Ты выдохнешь, успокоишься и поймешь, что это был самый лучший способ. Я сыпалась на ужине с Ваней, безбожно сыпалась, Соф. Он раскрыл меня на первых пяти минутах – я видела! – но ни слова не сказал. А у нас какая цель? Стать номером один!
– Но не по головам же идти? Тем более по своей собственной! – Я вскочила на ноги и пошла за стаканом воды. Хотелось брызнуть в лицо Лизе, чтобы она очнулась, но я выпила залпом, громко поставив стекляшку на стол.
– Не стучи ты так! Если захочешь убить меня через неделю, я сама шею подставлю. Ты пойми: нам не получить его иначе, чем показав правду и превратив конкурента в клиентку! Только так мы его сможем одолеть!
– А если я не хочу побеждать?
– Что? Софа? Я тебя не узнаю! Ты разве ради второго места выбралась из той задницы? Разве ради этого не спала ночами, вытаскивала девочек из беды? Чтобы какой-то Ваня отобрал у тебя это место?
– Мне и на втором месте ничего не помешает вытаскивать девочек, Лиз. Зато сама я буду спать спокойно ночами.
– Да? А если очередная несчастная девочка пойдет не к тебе, а к нему, потому что он первый? А он нагородит ей про патриархат, про подчинение мужчины? И потом поздно будет, все. Ты сама лучше всех знаешь, как бывает.
Я отвернулась к окну. Огни столицы, дорогие машины, семьи на прогулке по Бульварному кольцу. В этом ярком городе столько больных душ, но моя сейчас горела ярче всех, изнывала воспоминаниями.
– Ну, прости меня, Соф. Это единственный выход. – Подруга обняла меня сзади и положила голову на плечо.
По коже поползли мурашки холода.
Не знаю, что я хотела от Лизы. Искреннего раскаяния? Нет! Понимания? Она и так понимала, что делала.
– Знаешь, я так надеялась, что ты скажешь, что твой дневник украли. Или что нас подслушал кто-то и воспользовался информацией. Я поверила бы, правда. Как бы нереально это ни звучало, я не усомнилась бы, что это так. – Я отодвинулась так, чтобы Лиза меня не касалась.
– Так я не вру. Неужели мы поругаемся из-за этой мелочи? Давай лучше проработаем план, как разделаемся с этим гуру любви! Я тут нарыла об одной его клиентке, которая теперь в центре помощи матерям-одиночкам. Не хочешь посмотреть? – Лиза достала дело из сумки.
Я покосилась на тонкую коричневую папку и покачала головой.
– Не сейчас.
Сначала я себя в порядок приведу, потом уже другим помогать буду.
– Ее зовут Лола. Она приехала в нашу страну с двумя детьми, скрываясь от мужа-тирана. И знаешь, что сделал Ваня? Он ее сдал!
Я сжала кулаки.
Пока в душе моей мрак, я не могу сама сеять свет.
– Потом, – пробормотала, еле разжимая зубы.
Лиза схватилась за телефон и охнула:
– Хотела об этом рассказать тебе завтра, но это не терпит! Нужно спасать девочку!
– Лолу? – тихо спросила я, собираясь послать одну Лизу на спасение.
– Нет! Перед нашим свиданием с гуру любви пришел запрос о домашнем насилии. А теперь девочка еще раз написала. Ей нет и шестнадцати!
Я выхватила у Лизы телефон и прочитала текст письма.
Мрак в моей душе стал еще гуще.
– Таких уродов нужно убивать, потому что они выходят и снова берутся за свое.
***
– Ты говорила с мамой? – Я сидела напротив девушки в толстовке. Капюшон надвинут так, что не видно половины лица, а сама она так елозила на стуле в кафе, что казалось, вот-вот убежит.
– Да. Нет. – Девушка опустила голову, посмотрела мельком на выход.
Я еле уговорила ее на встречу, но знала, что по-другому не получится. Общественное место, полное студентов, должно было ослабить ее тревожность, но Милена все равно нервничала.
– Насколько ты была пряма? Говорила, что делает отец? – Я подвинула заказанное пирожное ближе к девушке, но она воинственно его оттолкнула
– А она не видит? – Губы девушки сомкнулись в одну линию. Я слышала, как стучит под столом ее нога.
– Что ты говорила маме?
– Что уйду из дома. – Девушка нахохлилась, словно воробей, глядя на меня с вызовом.
– А мама? – Я не собиралась ее критиковать.
– Сказала, что я эгоистка. Что они с отцом делают все для меня, а я неблагодарная. Что мои репетиторы стоят дорого, что они работают на меня, а я так себя веду, – пробурчала Милена, глядя в сторону выхода.
– Не верит тебе, потому что у тебя нет синяков?
Девушка перевела на меня пораженный взгляд, повернулась ко мне всем телом, и я продолжила:
– А ты не можешь сказать прямо, потому что боишься ее обидеть?
– Да. – Милена даже руки из карманов вынула.
– Что послужило стимулом обратиться к нам? Ведь что-то случилось, что ты узнала. Ты написала, что твой отец уже был в браке… – Я смотрела без жалости, без сочувствия. С пониманием. Это то, что нужно. Просто знать, что тебя понимают.
– Я встретилась со своей сводной сестрой, – Милена посмотрела прямо на меня и замолчала.
Больше ничего не надо было объяснять.
– Она первая завела разговор, потому что испытала то же, что и ты?
– Да. Она старше и подсказала мне, что есть службы помощи, я могу быть анонимной. И что ее мама плакала вместе с ней, когда узнала… – Девочка поежилась, оглядываясь и хмурясь. – Я не думала, что окажусь здесь один на один с вами.
– Разве не лучше поговорить лично с тем, кто прошел через подобное?
Милена хлопнула глазами, осмотрела меня с острых кончиков туфель на шпильке до ухоженной макушки.
– Не может быть!
– Может. И я научу тебя, как этому противостоять, потому что это ненормально. Неправильно. Так не должно быть.
– Вы… он… вас…
– Только морально. Я боялась показать нос из комнаты и сходить в туалет. Одевалась в несколько слоев одежды, а на семейных вечерах прятала ноги под стулом.
Милена не мигая смотрела на меня.
– Мой отец запрещает надевать мне юбки. – Девушка закусила губу.
– Прикрывается заботой о здоровье и безопасности?
– Да. И покупает мне вещи. И белье… Я знаю, что не имею права его ненавидеть, но ненавижу…
– Ты имеешь право голоса, право на защиту своего тела. Ты имеешь все права, Милена, и не лишай себя сама ни одного из них! Сейчас я тебе расскажу, как мы работаем, а потом ты скажешь, хочешь ли ты, чтобы мы тебе помогли, или нет.
– А мама? – Губы девочки дрожали. – Я не хочу, чтобы она страдала.
– Мы сделаем все максимально мягко. Без твоего согласия ничего не будет. Ты выслушаешь меня?
– Д-да.
– Камеры поставь так, чтобы были незаметны. Не провоцируй, веди себя естественно, а то только себе навредишь. Хорошо? – Я передала все необходимое в небольшой косметичке.
Руки Милены тряслись, когда она взяла у меня “троянского коня”.
– Мы можем остановиться в любой момент, когда ты скажешь. Я не задам вопросов. Даже если уже все будет отснято.
– А кто увидит эти записи?
– Там флешки, вся информация будет хранится на них. Если ты передумаешь, то просто выбросишь их или очистишь. Только аппаратуру попрошу вернуть, если не против. Она жуть какая дорогая и нужная. – Я мимолетно коснулась руки девушки.
– Конечно. – Милена кивнула, опустив голову, крепко-крепко сжала косметичку и бросила на меня просящий взгляд.
– Если ты сомневаешься в своем поступке – ты уже хорошая дочь. Мы обязательно с тобой посмотрим вместе отснятый материал, и я тебе честно скажу, что вижу лично я. Как тебе?
– Да. Да, хорошо, – как болванчик закивала головой девушка, ежась.
Ей было не по себе – оно и понятно. И все последующие дни съемки материала она жутко сомневалась, постоянно была со мной на связи, но никогда не говорила действительно о том, что наболело.
Общаясь с ней, я вспоминала себя и думала: что было бы, если бы в один момент меня тоже поддержали? Что, если бы не случилось то, что случилось? Как бы сложилась моя жизнь и жизнь мамы и…
Звонок оборвал мои мысли. Незнакомый номер.
– Да?
– Далеко за кофе ходите, а говорили, что на первом этаже. Я уже и с поисковой бригадой прошел, и с собаками – не нашел. Может, вы где-то под плинтусом? – Ванин голос я не спутала бы ни с чем.
– Да, там, в углу, поищите получше.
– А не хотите выползти на чашку чая?
– Обсудить прогресс в индустрии секс-игрушек? Нет, спасибо, – отрезала я.
Любила я так бить сразу в глаз: куча вопросов отпадала, да и собеседник с лопаток пока поднимется, там и я уже соображу, что делать.
– София, ну вы же не такая, какой хотите показаться.
– Думаете, что знаете меня? Хотите сделать из меня клиентку?
– Друга, Софа, просто друга. Как прошел разговор с Лизой?
Я замолчала.
– Сомневаетесь в ней? А она хорошо врет, вот только поступки краше слов. Не хотите поделиться?
– Нет, я занята, простите! – И пока Ваня не успел вставить свои два слова, я выпалила: – Хорошего вечера.
И повесила трубку.
Знаю, что только что подтвердила догадки гуру любви. Знаю, что сама дала повод думать, что не справляюсь с ситуацией с Лизой.
Но я действительно не справлялась! Я не была всесильной, особенно с людьми, которые находятся в ближайшем кругу. Самых родных и близких мы готовы оправдывать в своих глазах всеми правдами и неправдами.
А спустя два дня мы полностью собрали кейс для мамы Милены. С девочкой мы дважды пересмотрели все, записали все факты, и я увидела, что она смелеет. Когда эмоции владеют нами, мы часто не можем рассуждать здраво, сомневаемся в себе. Но когда факты написаны на бумаге, то все куда как проще.
Мой учитель говорил: нет на бумаге – нет нигде.
И это работает.
– Милена, ты согласна показать все это маме?
– Да, – она отвечала часто односложно, все море невысказанных слов плескалось в глубине глаз девушки.
– Отлично. Завтра я подойду к ней после работы и попрошу уделить мне немного времени.
– Мне надо прийти?
– Нет. Первой реакцией твоей мамы будет отрицание – так работает наш механизм защиты, и ты можешь сорваться, не выдержать этого. А твоей маме нужно самой дойти на медленном огне внутренних рассуждений до всего.
– Ладно. – Челюсть Милены, казалось, свело от напряжения, а взгляд стал загнанным.
– Не представляй ничего. Не накручивай себя. Сейчас ты находишься уже в сжатом кулаке, его можно только раскрыть.
– А если мама не поверит? Если… перестанет со мной разговаривать? Б-б-бросит меня?
Я содрогнулась, сглотнула вязкий ком прошлого.
– Судя по информации о ней, такое маловероятно. Но даже если случится самый худший сценарий, твой мир не рухнет: я держу небосвод. – Я улыбнулась девушке, не видя перед собой ее лицо.
Я видела свою боль двадцатилетней давности.
– Я вас слушаю. – Мама Милены смяла ремень сумки так, что заскрипел кожзам.
Она сидела за столиком с настолько ровной спиной, что хотелось поднести уровень и посмотреть, насколько она идеально перпендикулярно полу.
Опрятная женщина с усталым взглядом – таких тысячи. Напряженный взгляд по сторонам говорил о том, что женщина редко бывает в заведениях, а до меню так вообще боится дотронуться.
– Черный чай пьете? Не против Эрл Грея? – спросила я, и женщина сдержанно кивнула, косясь на подходящего официанта.
Я сделала заказ, не обременяя его лишним.
– Я здесь только потому, что Милена попросила. Но так и знайте, я все записываю на телефон. Так что если вы мошенница, то нам лучше на этом и распрощаться.
– Отлично. Я рада, что вы можете постоять за себя. Знаете, ваша дочь тоже воспользовалась этим правом и просит меня кое-что показать. Это важно для нее. Что скажете?
– И что это? Снова заграничный лагерь? Еще один кружок? Хоть бесплатный? Дома вообще не бывает! – Женщина опустила взгляд и тяжело выдохнула осуждение.
– Нет. А вы никогда не думали, почему она так хочет уйти из дома? – Я кивком поблагодарила официанта и разлила чай по чашкам.
На ум пришло, что я делаю так же, как Ваня. Невольно его скопировала, потому что сама обычно редко встречалась с клиентами. Это была работа Лизы, как моего официального “лица”.
– Типичный юношеский максимализм. Мы с отцом для нее динозавры. Никто ее не понимает, никто не любит.
– Взгляните на это. – Я протянула телефон с наушниками. – Нажмите на плей, когда будете готовы.
Женщина поджала губы, состроив недовольную гримасу, посмотрела на протянутый телефон и неуверенно его взяла.
К чаю она так и не притронулась.
Воспроизведение началось, и сначала лицо матери Милены не выражало абсолютно ничего. Потом легкая морщинка залегла на лбу, а после брови медленно поднялись. Лицо вытянулось, она стала чаще моргать, а потом, не досмотрев, сжала телефон в руках, стянула наушники и зло посмотрела на меня.
Отлично. Пусть лучше я буду сейчас бойцовской грушей, чем Милена. Я уже смогу это все выдержать, а вот девочка может и сломаться.
– Зачем вы пудрите моей дочери мозги?
– Вы видите там меня? – Я смотрела спокойно, тщательно следя, чтобы на моем лице и в жестах не отобразилась ни малейшая эмоция. Я должна быть как белый лист бумаги.
– Вы это подстроили? Настраиваете мою девочку против семьи? Так и знайте, что я могу пойти в полицию со всем этим.
– И как вы думаете, какая моя цель?
– Это лучше вам знать. – Женщина оглянулась по сторонам. – Привели меня сюда, тратите деньги. Что, девочку мою хотите кому-то продать? Не выйдет!
Женщина вскочила на ноги, и я повысила голос, глядя на чашку:
– Сядьте обратно, если не хотите лишиться дочери. И той, кто ее отнимет, буду не я, а вы.
Женщина сжала сумку так, словно хотела меня ей огреть, но так и не села. Стоит – и то ладно. Можно продолжать:
– А сейчас разберитесь в природе происхождения своей злости. Я ли это? Нет. Милена? Нет на самом деле. Вы злитесь на своего мужа, потому что тут любому понятно, что его поведение неправильное. И сейчас поворотный момент. Если вы совершите ошибку, то лишитесь не только мужа, но и дочери.
– Я никого не лишусь.
– С того момента, как вы это увидели и услышали, больше не может быть по-прежнему. Это точка невозврата. Я здесь, чтобы помочь Милене.
– Милене? А мне жизнь испортить?
Вот этого я боялась больше всего.
От слов этой женщины меня будто за волосы отволокло на двадцать лет назад. Мне тогда тоже шел шестнадцатый год, аккурат как Милене. И моя мама тоже не признавала, что в семье что-то не так.
– Не все люди здоровы, – тихо произнесла я ту истину, к которой пришла совсем не так скоро, как хотелось бы. – Большинство из них даже не с тараканами, а с Годзиллами, которых только стоит выпустить в город, как они сокрушат все на своем пути.
– Что за бред вы несете? Вы из секты, да?
– Вы очень похожи на мою маму.
– Что? – оскорбленно дернулась женщина. – Да я вас старше максимум на десять лет!
– Не внешне. Позицией. И знаете, мы не общаемся.
– Да какое мне дело до вашей семейной жизни! Мне бы в своей разобраться.
– А вы хотите – разобраться? Или предпочитаете отвернуться, пока не настанет момент икс?
Женщина вся скукожилась, словно высушенный виноград, но цепкого взгляда не отводила.
Я продолжила:
– У моей мамы этот момент икс тоже настал. Когда она застала своего мужа с…
– Замолчите! – крикнула вдруг женщина. – Это ваша история, не моя. То, на что вы намекаете, просто бред сивой кобылы. Если не отстанете от моей семьи, я обращусь в полицию.
Я достала купюру и положила на стол. Специально подготовила наличку на случай, если придется спешно покидать заведение, не дожидаясь закрытия счета от официанта.
Больше здесь не о чем говорить.
Нет, возможно, будь это не так близко к моей истории, я смогла бы абстрагироваться и донести до женщины весь ужас будущего. Но я чувствовала, что сорвусь, не смогу быть профессионалом своего дела.
– Милена? – позвонила я, выйдя из ресторана.
– Что там? Что сказала мама? – я услышала, как сквозь голос Милены, натянутый как струна, доносятся звуки сильного ветра.
Жуткие мысли полезли в голову, и я сжала телефон сильнее.
– София, что там? Она не поверила, ведь так? – голос девочки дрожал.
Я открыла рот и закрыла. Снова открыла и почувствовала пустыню во рту.
– Все хорошо, – выдавила я, и закрыла глаза.
Подняла голову к небу и выдохнула отчаяние.
– Что она сказала?
Как я ей скажу, когда у нее ветер свистит в трубке? Да никогда!
Нет, как бы мне дурно ни было, я не могу уйти с минусовым результатом.
– Твоей маме нужно время. Она ругала меня, но не тебя. Мы еще немного повздорим, твоя мама переварит, и все будет хорошо, Милена. Я тебя не оставлю один на один с твоей проблемой.
– С-с-спасибо, – выдавила девочка и всхлипнула.
Я повесила трубку, опустила голову и стиснула зубы.
Софа, ты должна сделать это. Возьми себя в руки, ты же столько лет с этим работала. Со стороны ты бы живо сказала, что с этим делать, как сказать. Представь, что ты говоришь не ей, а Лизе.
Я развернулась на каблуках и влетела в ресторан, нашла глазами женщину, которая так и сидела, вцепившись в сумку и глядя пустыми глазами в пустоту.
Нет, пожалуй, я ошиблась. С ней еще можно работать!