Анна
— Подлей кипятка, Мэри.
Женщина, сидящая на стуле у выхода, вдруг встала и засуетилась. Она выскочила из комнаты и сразу же вернулась обратно, держа раскаленный чайник за ручку при помощи прихватки. Она метнулась через всю комнату и наконец оказалась у чайного столика. Сняв крышечку с носика чайника, пожилая дама аккуратно наклонила его. Струя кипяченой воды, немного расплескиваясь, падала в чашку, волнами разливаясь по ее белой фарфоровой стенке. Наполнив чашку практически до края, женщина медленно вернула чайник в вертикальное положение, поместила крышечку на носик и, уже было собралась уходить, как вдруг её остановили.
— Налей и себе чаю. Ты выглядишь напряженной.
— Да, мисс. Вы правы.
Женщина взяла рядом стоящую чашку и наполнила её свежим горячим чаем. Как только кипяток намочил листья, по всему помещению тут же развеялся нежный аромат мяты. И если для пожилой женщины он был мягок и приятен, то для молодой женщины, сидящей в широком кресле, скорее казался резким и в какой-то мере даже горьким. Но вместо того, чтобы показать свою неприязнь, она лишь на секунду прикрыла глаза и нахмурила брови. Вполне возможно, что эти эмоции были скорее связаны с чем-то иным, чем простой запах мяты. Но эту мысль девушка сразу же отбросила, не желая зацикливаться на ней.
— Чудесный чай, — довольно сказала пожилая женщина, медленно водя носом по воздуху рядом с чашкой.
— Пожалуй, Мэри, — ответила девушка и поставила свою чашечку на столик.
Старушка ласково улыбнулась и опустила глаза. Она без труда заметила отрешенность и тишину в мыслях уставшей девушки. Мэри знала о ней всё. Она видела, когда та грустила или радовалась, плакала или смеялась, без умолку говорила или, напротив, закрывалась в себе. И сейчас был именно тот самый последний случай. Мэри поставила свою чашечку с ароматным чаем и обратилась к девушке.
— Что-то не так с чаем, Анна?
Девушка бросила взгляд на чашку, протянула руку, но не успев коснуться пара, отстранила её.
— Он слишком горячий.
— Вы боитесь обжечься, моя дорогая. Но ваша проблема слишком преувеличенна. Добавьте холодной воды.
— Говорят, разбавлять чай — плохая примета.
— Тогда бросьте кубик льда.
Анна издала тихий смешок, и Мэри тут же ответила на него искренней улыбкой. Старушка впервые за очень долгое время увидела проблеск радости в лице Анны.
— Ты всегда находишь верное решение, Мэри. Хотела бы я владеть твоей мудростью.
Мэри засмеялась и встала со своего места. Поправив шпильки, торчащие из пучка кудрявых светлых волос, прихлопывающими движениями, старушка осмотрела чайный столик и, заметив беспорядок, начала раскладывать всё на свои места.
— Мудрость — участь стариков. А вы, моя дорогая, в силу своей юности, обязаны совершать ошибки. Это верный и, пожалуй, единственный путь к мудрости.
Закончив уборку, пожилая женщина взяла уже немного остывший чайник и направилась на кухню, чтобы закончить оставшиеся дела.
— Мне будет не хватать тебя, Мэри.
Услышав грустный тон в словах молодой хозяйки, домработница остановилась и с доброй печалью ответила Анне:
— Ну что вы, моя дорогая. На нашем расставании жизнь не закончится. Если что-то должно произойти, то, боюсь, избежать этого не удастся.
Мэри, убедившись, что сумела подобрать верные слова, оставила Анну наедине с собой. В суете готовя ужин и одновременно убираясь на кухне, старушка напивала старую немецкую песню. Она сопровождала ее каждый день с самого первого рабочего дня в доме родителей Анны Шарон.
Мэри была свидетелем появления в доме малышки Анны. Она видела, как та росла и развивалась. Мэри наблюдала за ее первым смехом, первыми шагами и большими успехами. Она была рядом с девочкой и в самые тяжелые времена. Старушка успокаивала Анну, когда та потеряла мать и отца. И теперь, когда девушка в свои семнадцать лет лишилась и старшего брата, Мэри была рядом.
Но уже наступало время прощаться. Закончив все свои дела в доме, Мэри простилась с любимой хозяйкой и переступив порог, навсегда покинула уже давно родной дом.
Оставшись в огромном семейном доме совершенно одна, Анна почувствовала кожей холод. Он пронизывал стены, пол, белую лестницу, ведущую в ее комнату. Каждый уголок. Все было окутано холодом. И было не понятно, толи виновником было открытое настежь окно, толи отсутствие людей. Всё вокруг казалось лишенным цвета. А вместе с тем и души. Всё опустело. Дом был словно кладбище для старых детских воспоминаний. И, казалось, единственным светом в кромешной темноте являлась полка с семейными фотографиями.
В каждой рамке были заключены дорогие Анне люди: мама, папа, брат, сестра и остальные родственники. Каждый день, с момента гибели брата, Анна, оставаясь наедине с собой, проводила особый ритуал. Она обеими руками сжимала каждую фотографию по очереди, словно стараясь не обидеть память о близких людях. Она скучала по ним. Боль утраты была сильна. И сильнее была лишь ненависть, которую девушка испытывала к убийце. Больше всего на свете Анна желала справедливости.
Справедливость.
Как много, казалось, смысла в этом слове. Если верить словарю, то справедливость — это беспристрастное, справедливое отношение к кому-либо, чему-либо. Казалось бы, что тут сложного. Надели каждого человека, судящего другого, справедливостью или вернее сказать объективностью мыслей. Надели каждого человека справедливостью в плане отношения к нему. И если так случится, что все мы станем следовать этой идеальной системе, вероятнее всего столь желаемая справедливость восторжествует.
Но Анна Шарон не верила в существование такой системы. И её можно было понять. К своим семнадцати годам несчастная лишилась матери и отца. Ее последним и, можно сказать, близким человеком был Марк Шарон. Еще с малого возраста Анна знала, что её старший и единственный брат унаследует отцовскую должность. Но Анна даже в самых страшных мыслях не могла представить, что уже спустя год после того, как Марк возглавит семейное дело, его будет ожидать ужасная, неестественная смерть. И самым страшным в ней, пожалуй, было то, что она была осуществлена рукой своих же товарищей. Они отвернулись от юного и неопытного главы и переметнулись на сторону сильного, амбициозного и опытного человека, знающего своё дело.
Теодор Левин. Анна часто слышала это имя. И каждый раз, когда приходилось этому случиться, происходило что-то плохое. День, когда стало известно о смерти брата, она возненавидела всем сердцем. Анна знала, что значила смерть Марка для ее жизни. Девушка понимала, что отныне она одна. Её последняя надежда на свободу покинула этот мир вместе с юным Марком. Теперь она была игрушкой Теодора. Его очередным трофеем. И Анна знала, что он придет за ней, чтобы забрать и поставить новую игрушку на витрину. Туда, где ей самое место.
Анна решила встретить свою судьбу с достоинством, высоко подняв голову.
На следующий день, вечером, когда солнце касалось горизонта, окрашивая облака в багровые оттенки, двери дома Анны Шарон были открыты. Анна сидела в коридоре, устроившись на кресле, которое днём ранее вытащила из комнаты почившего брата. Её поступок буквально кричал о нежелании юной девушки повиноваться незнакомому мужчине, всегда смотрящему на окружающих с высоты. И, казалось, он ставит себя так высоко, что с трудом может увидеть, что происходит внизу, под его собственными ногами. Люди вокруг него были муравьями. Мелкими. Жалкими. Незначительными.
Будучи ребенком, то есть около пяти лет назад, она знала о существовании Теодора Левина. Известность опережала его и тогда. Он славился своим умом, независимостью, опасностью.
Сидя у распахнутого окна, Анна рисовала в голове картину того, как в ее дом вламывается человек, отвратительный как снаружи, так и внутри. Она видела его красные, полные злости, ненависти и яда глаза. Она слышала его сопящее дыхание, словно исходящее от старого мопса. И сама мысль о сравнении мужчины с собакой заставляла Анну ненавидеть происходящее. Она мечтала раствориться и исчезнуть на всегда, не оставив после себя ничего.
Мысли девушки прервали шаги, с каждой секундой раздававшиеся всё более отчетливо. Она знала — это он. Анна была готова встретиться с ним лицом к лицу, не страшась его, словно со старым другом. И каковым было её удивление, когда перед собой она увидела трех высоких мужчин. И среди них не было ни одного уродливого, пожилого или хотя бы сопящего мужика. Тот, что стоял посередине, вышел немного вперед.
— Вижу, вы ждали меня, — чётко, без лишних эмоций сказал мужчина, смотря в пол, словно не желая встречаться взглядом с девушкой.
Анна уж было мысленно провалилась под пол в ту самую секунду, когда услышала его сдержанный ровный голос. И как так случилось, что вместо отвратительного мужика, ее порог переступил молодой человек?!
— Не буду медлить, утомлять вас множеством слов. Анна, думаю вам известно, что я переманил на свою сторону людей вашего брата, пообещав жениться на вас. Удача оказалась на моей стороне, вознаградив меня желаемой победой, — быстро сказал мужчина, осматривая девушку с ног до головы. Казалось, за время, пока он говорил, ему удалось оценить его.
Надменный.
— Ваш брат мертв. Приношу свои соболезнования и прошу вас проследовать за мной.
И самоуверенный. Мерзко.
Слова Теодора были добры в каком-то смысле. Но для Анны в данное время неуместны. Ей казалось, что он издевается, смеется над её потерей. И в секунду, когда он сказал, что соболезнует, ей захотелось взять с полки стеклянную бабушкину вазу, подаренную ей и дедушке на серебряную свадьбу, и разбить об голову убийцы. Заносчивый мальчишка. И даже от мысли о том, что она это делает, на душе становилось теплее, а голове — легче. Невольно на лице девушки появилась едва заметная улыбка.
— Нет.
— Что, простите? — переспросил Теодор, конечно же, всё расслышав.
— Я не пойду никуда с тобой.
О, как же Анна сильно ошибалась, если могла хотя бы предположить, что Теодора устроит отказ. Она не знала этого мужчину. А значит, не могла даже представить, на что он готов пойти, чтобы заставить кого-то подчиниться себе. И Анна уж точно не входила в число тех, кому хватило бы силы духа противостоять члену совета магов. У него было достаточно власти, чтобы распоряжаться десятками людей. И глупая девчонка не представляла ему хоть какой-то угрозы. Поэтому, когда он получил от Анны вполне ожидаемый, даже предсказуемый отказ, мужчина решил донести свой посыл иначе.
После легкого взмаха руки Теодора, его два спутника молча покинули здание, оставив советника и Анну наедине. Теодор сделал несколько шагов навстречу девушке. Она замешкалась и невольно встала с кресла, сделав несколько шагов в сторону. Отойди! Не смей приближаться! Мужчина подошел к ней ещё ближе. Он посмотрел на светлые волосы, длинные пряди которых скатывались по плечам, словно лучи солнца на рассвете. Затем молодой человек бросил взгляд на её лоб, щеки, порозовевшие от духоты в помещении, немного вздернутый нос, подбородок и уже в конце на губы. Нижняя губа была немного отстранена от верхней. И когда Анна заметила взгляд Теодора, направленный на неё, она немного сморщила лоб, и губы сомкнулись.
— Я собирался быть с вами вежливым. Больше, чем вы заслуживаете. Но для вас ценна честность. Твой брат был ничтожеством, Анна — грубо подметил Теодор, пытаясь оскорбить не девушку, а скорее ее уверенность в своем брате, — он жил в свое удовольствие, не задумываясь о людях, которые его окружали. Они предали его. И были правы. Он бы никогда не стал достойным представителем магов и членом совета магов.
Необъятная ярость нахлынула на ведьму. Она лишилась контроля над собой. Анна словно оказалась в тумане, беспросветном, белом, как пелена. Она позволила себе сделать глупость. Сжав пальцы в кулак, Анна сделала глубокий вдох и на выдохе нанесла удар. Но он не был достаточно силен и точен. Теодор с легкостью и практически без лишних движений сумел перехватить руку девушки, скрутив её и подняв над головой ведьмы. Свободной рукой он резко толкнул её, прижав к стене. Запястье Анны было сжато, а кожа горела от сильной хватки. Девушка продолжала сопротивляться, что было бессмысленно.
Теодор провел ребром свободной руки по ее шее, ключице, слегка коснулся груди и вдруг остановился. Он наблюдал за тем как поднимается и опускается грудь, как часто бьется сердце и как прерывисто совершаются вдохи и выдохи. И лишь внезапно огревшая его щёку ладонь, вернула мужчину из мыслей в реальность. Он грубо схватил ее вторую руку, скрутил и поднял вверх, скрестив теперь уже обе ее руки над головой девушки. Он сжал ее запястья, прижимая тело к стене, и прислонился своим лбом к ее лбу. Прошло долгое мгновение.
Он наконец ослабил хватку, убрал свои руки с ее запястий и сделал несколько шагов к выходу.
— Теодор! — низким и в то же время громким голосом сказала Анна, словно спрашивая о дальнейших действиях.
Он откликнулся на её зов и, приказав собирать вещи, вышел из дома, оставив входную дверь открытой.
Уже рано утром Анна оказалась в своем новом доме. Хотя он скорее был не ее, а Теодора. И Анна знала, что всё, что принадлежало ей, отныне становилось его. Он владел её домом, наследством, жизнью девушки. И единственное, что пока не принадлежало ему, была сама Анна. И она останется относительно свободной до тех пор, пока не станет его женой перед законом и лицом Божьим. И Анна каждый день молила Бога о спасении от этого брака. И, как начало казаться самой девушке, Бог уже давно покинул ее, оставив девушку разбираться со своими проблемами самостоятельно.
— Невероятно, — затаив дыхание, произнесла Анна.
Она крутила головой и не могла сосредоточиться на чем- то конкретном. Ее взгляд падал то на шумное бушующее море, волны которого бились об бархатный белый песок, то на маяк, высокий, старый и величественный. Он стоял в гордом одиночестве, днём служа украшением для побережья, а ночью указывая направление проплывающим мимо кораблям. И на своем веку он повидал их не мало. Маленькие и большие. Пассажирские и торговые. Маяк пережил и бури, и раскаты молний, и соленые дожди. Он видел, как вокруг него меняется жизнь, как люди рождаются, взрослеют, стареют и в конце неизбежно умирают.
Устроившись в своей новой комнате, Анна осмотрела дом. Он оказался еще больше, чем она подумала, впервые увидев его. Внутри располагалось как минимум четыре спальни, две ванные комнаты, просторная кухня, столовая комната и коридоры. И все внутри дома словно напоминало о счастливой жизни.
Повсюду висели картины, маленькие семейные фотографии стояли на полках, а в каждой вазе располагались свежие цветы, гармонично собранные в букеты.
В общем зале и столовой комнате красовались панорамные окна, благодаря которым света в этих помещениях было особенно много. Лучи солнца словно просачивались в каждый уголок, в каждую маленькую расщелину паркета. Анна взяла в руки одну из фотографий. Она показалась ей особенно необыкновенной. На ней было четыре человека, окруженные с четырех сторон белой деревянной рамкой с маленькими блестящими звездочками. Они стояли, обнимая друг друга. На их лицах отчетливо виднелась улыбка. Высокий мужчина и миниатюрная женщина, между ними было двое детей. В одном из них Анна сразу же узнала Теодора. Всё встало на свои места. Отец, мать, сын. Но кто та девушка, стоящая рядом с Теодором?!
Ее сознание невольно предположило, что эта милая невысокая брюнетка с яркими карими глазами, девушка Теодора. Возможно, его недавняя любовь. Анна подумала, что у этой фотографии определенно была интересная история. В голове девушки возникла куча вопросов. Что случилось с родителями Теодора? В каких отношениях состоит Теодор с черноволосой девушкой? А главное, каким образом Анна, никому не известная девушка, вдруг оказалась в этом семейном гнезде?
Можно было бы задаваться вопросами и дальше. Но мысли девушки прервал мужчина, бесцеремонно вошедший в комнату. Анна тут же отдернулась со своего места и, немного помешкав, поставила рамку с фотографией на своё место.
— Мисс Шарон, — мужчина снял с головы шляпу.
Слегка опешив, девушка напряглась, но уже спустя мгновение смягчилась, не желая волноваться без видимой причины. Нужно было выяснить, что за незнакомец ворвался в дом.
— Прошу, зовите меня Анной.
Ведьма заметила в мужчине некую странность. Он был собран, но в то же время растерян. Манера говорить была прекрасна, что нельзя сказать о внешнем виде. Его коротко стриженные белые волосы, помятая белая рубашка и пиджак сложенный пополам в руке говорили сами за себя. Анна сразу же отнеслась снисходительно к такому появлению. И всё же. Никакие чудесные зеленые глаза не могли перечеркнуть неподобающий для него неопрятный вид.
— Анна, Теодор Левин поручил мне отвезти вас к стилисту, чтобы подготовить к вечернему балу, — рассказал мужчина, нервно перебирая пальцами по полям шляпы.
— Как вас зовут, сэр? — проигнорировав слова мужчины, спросила Анна.
— Майкл Шарло.
Анна задумчиво наклонила голову набок и опустила глаза в пол.
— Что за бал?
— Выход в свет юных магов, мисс.
— Майкл, я буду готова через пять минут, — сказала Анна, после чего немного улыбнулась в знак дружеского отношения.
Мне не помешает завести союзников.
— Я буду ждать вас у машины, — ответил мужчина, надел шляпу и удалился из комнаты.
Стилист досконально занялся образом Анны. Для него было важно сделать из Анны женщину, достойную Теодора. Его задумкой было превращение из хрупкого воробушка в роскошную женщину, сражающую любого проходящего мимо мужчину лишь одним кротким взглядом. Он оставил естественный цвет ее волос, но немного убрал длину и к прямым волосам добавил отросшую челку по бокам. Пройдя кучу косметических процедур, Анна получила наряд для благотворительного вечера в виде элегантного черного платья в пол. Декольте украшало скромное колье. На ногах девушки красовались туфли с атласными ремешками.
Ведьма послушно делала всё, что ей говорили. Она следовала указаниям стилиста. Всё, что происходило вокруг, казалось пустым. Её не интересовали ни платья, ни косметика, ни туфли. Люди вокруг казались бумажными. Пустыми. В прочем, как и она сама. Анна видела происходящее с ней и считала всё это полной нелепостью. Вокруг все суетились, пытаясь сделать свою работу идеально. И Анна понимала, что они лишь люди, занимающиеся своим делом. Но вся эта суета так знатно наскучила, что ей захотелось броситься вниз с первого попавшегося обрыва или хотя бы схватить голыми руками раскаленную сковородку. Лишь бы хоть что-то почувствовать. Ей хватило бы и самой мелкой эмоции. Но внутри нее был полный штиль. Тишина. Ничего. Только она и её мысли.
Анна думала о своей жизни. Той, что была до встречи с Теодором Левиным. И Анне стало невыносимо больно от того, что она так поздно начала ценить, что имела. У неё был дом, семья, близкие люди. Но теперь всё пропало. Растворилась иллюзия счастья. Анна осталась одна в мире, где, казалось, она была никому не нужна. У всех вокруг жизнь шла в своём русле. Они продолжали дышать, чувствовать, думать. Они жили. И Анна завидовала каждому. Хотя бы в том, что у них есть те, кто будет о них вспоминать в тоскливые холодные вечера, приходить в гости, изредка звонить, приглашать на прогулку во время утренней прохлады. Анна хотела быть нужной.