Кэтти Спини Хирургическая месть

Глава 1


Томмазо вошел в свой светлый и просторный кабинет и устало опустился в кресло перед огромным письменным столом. Денек выдался тяжелый, а вечер только начался. Но Томмазо давно привык к такому режиму. Он уже десять лет руководил кардиохирургическим отделением в больнице Турина, и каждый рабочий день был таким: с утра просмотр отчетов, потом разбор сложных случаев, консилиумы, обходы, дискуссии с подчиненными медиками по тому или иному вопросу – круговорот важных дел. Все чаще даже оперировать лично некогда было, благо специалисты под его руководством работали первоклассные, он всегда мог положиться на них, как на себя самого.

В последние годы кардиологи и кардиохирурги Турина производили революционные прорывы в своей сфере. Новые технологии диагностирования проблем с сердцем дали возможность точнее и быстрее выявить нарушения в работе важнейшего органа в организме человека, а иногда и предотвратить непоправимые результаты. Постоянные научные исследования позволили выиграть в баталиях, казалось бы, абсолютно безнадежных, и выцарапать из лап смерти пациентов, которых судьба, похоже, окончательно списала со счетов. Было разработано множество инновационных методов проведения операций, что дало возможность осуществить такие хирургические вмешательства, которые еще недавно казались чем-то из области научной фантастики.

И Томмазо был горд, что стоит во главе таких профессионалов. Иногда он чувствовал легкую горечь, что сам принимает мало участия в практике, но грустил он недолго: напряженная работа не оставляла времени на сожаления. У него даже на личную жизнь времени почти не оставалось. Об этом он, кстати, тоже жалел: дети давно выросли, а он почти и не увидел как… И он пообещал себе, что едва родится первый внук, он все бросит и посвятит себя общению с ним.

И вот у него выдалась свободная минутка. Томмазо собрался выпить кофе, но на глаза ему попался приклеенный к экрану компьютера желтый квадратик. Нечитаемым почерком там было нацарапано напоминание об одном личном деле. Точнее дело было общественным, рабочим, но содержало в себе личный интерес.

Томмазо набрал номер reception кардиохирургического отделения:

– Карла, позвони в ординаторскую и вызови ко мне Марцио Ди Костанцо.

– Да, синьор, – услужливо ответила девушка.

– Если он не может прийти сейчас, сообщи мне, чтобы я напрасно не ждал.

– Хорошо, синьор.

В ожидании дальнейших событий, Томмазо взял папку с документами и принялся их пролистывать. «Как все-таки я отдалился от всего этого… – подумал он, пробежав глазами пару страниц с описанием течения болезни, заключениями и результатами анализов. – Подобный случай я нынче просто не взял бы …»

– Вызывал меня, Томмазо? – раздался мужской голос.

Томмазо подскочил от неожиданности – так сильно он погрузился в изучение документов. А, может, мозг просто решил на несколько минут расслабиться, раз уж наступила пауза, и сосредоточиться только на одном деле. Он поднял глаза и посмотрел на стоящего перед ним мужчину.

Это и был вызванный Марцио Ди Костанцо. Крепко сложенный, высокий, с иссиня-черной бородой и пронизывающим взглядом темных глаз он казался жестким человеком и даже брутальным. Но чувствовалась в нем некая харизма. Кто его не знал, тот боялся, а кто знал, тот безмерно уважал. Даже внешне он был невероятно притягательным, но в то же время отталкивающим. Притягивал он своей суровой мужской красотой, а отталкивал мрачным холодным взглядом.

Что касается работы, то коллеги, работающие с ним, были поражены его профессионализмом, гениальностью, но их отталкивала необъяснимая черствость по отношению к пациентам, за жизнь которых Марцио всегда боролся до последнего. Он, не жалея сил и времени, бросался в схватку за жизнь человека, но при этом ему, похоже, были чужды сочувствие и жалость как в отношении пациентов, так и в отношении их родственников. Никому из них он никогда не говорил ни слова поддержки, а зачастую, напротив, пугал еще больше. Марцио являлся действительно очень противоречивой личностью.

– Чао, Марцио! Проходи, присаживайся! – пригласил Томмазо, откладывая в сторону папку.

Марцио, закрыв за собой дверь, решительной походкой проследовал к письменному столу своего руководителя. Выражение лица медика всегда оставалось неизменным: непроницаемым и хмурым. В этом плане он очень контрастировал с образом Томмазо, от которого просто веяло позитивом и надеждой и который частенько даже чувствовал себя неуютно наедине с Марцио, но среди всех кардиохирургов клиники именно его ценил выше остальных. Марцио был гением в своей области, к тому же невероятно самоотверженным. Сколько на его счету было спасенных жизней, сколько чудес он совершил в, казалось бы, заведомо проигранных схватках. Ему было почти сорок лет, а он уже считался одним из самых лучших кардиохирургов Италии.

– Я весь внимание, – чуть насмешливо произнес Марцио.

– У меня к тебе два важных дела… – начал Томмазо, немного нервничая.

– Я слушаю, Томмазо, – смягчился голос Марцио.

– Первое… – запнулся Томмазо, не зная, с чего начать. – У тебя будет ассистентка, – произнес он твердым тоном, не допускающим возражений.

– Зачем? – помрачнел взгляд Марцио. – Можешь поставить ее к тому, кто нуждается в помощи. А я и сам прекрасно справляюсь.

– Несомненно, – хмыкнул Томмазо нервно. – Но я хочу, чтобы именно ты взял ее под свою опеку, обучил…

– Ассистентов не опекают, и обучаются они самостоятельно. Тем более у меня нет на это времени, – заявил Марцио недовольно.

– Это человек от меня, дочь моего друга-медика. Она очень талантливая девочка.

– Талант редко передается по наследству, – скептически заметил Марцио.

Именно этого Томмазо и боялся. Говорить с Марцио по душам, ждать от него простого человеческого понимания было затруднительно. Иногда создавалось ощущение, что он лишь выполняет свою работу совершенным образом, словно робот, а любые чувства ему чужды. Он просто не умеет их испытывать.

– Марцио, она не raccomandata (прим.автора: Raccomandata (it.) – рекомендованный кем-то. В Италии очень важно иметь друзей, которые могут замолвить словечко. Прийти «с улицы» и получить рабочее место – весьма сомнительное мероприятие. Зато если прийти рекомендованным кем-то, рабочее место будет практически гарантированным. В этой связи должности часто занимаются самым несправедливым образом)! – горячо возразил Томмазо. – Я не терплю протеже в нашей сфере. Это действительно очень талантливая девушка.

– Хорошо. Второе дело? – равнодушно спросил Марцио.

«По крайней мере, он принял», – пронеслось в голове Томмазо.

– Ее мать нуждается в серьезной операции. Этот случай как раз для тебя. Они уже сбились с ног, мотаясь по разным кардиохирургическим отделениям страны. Ты – последняя надежда. Вот заключения по ее обследованиям. – Томмазо протянул ту самую папку, что изучал до его прихода. – Я хотел бы, чтобы ты ознакомился и сказал, что думаешь об этом.

– Подожди, дай мне понять… Эта дочь придет сюда ассистировать мне в операции на сердце своей матери? – искренне удивился Марцио.

Томмазо в ступоре уставился на Марцио. Потом, когда ход мыслей подчиненного дошел до него, рассмеялся.

– Об этом я даже не подумал. Однако нет. Это только совпадение. Эта дочь придет сюда ассистировать тебе, чтобы стать независимым специалистом. Ты ведь знаешь, что наше отделение является лучшим в Италии в области кардиологии и кардиохирургии. Нормально, если мой друг хочет, чтобы его дочь набиралась опыта именно здесь, ты не находишь?

– Да, конечно, – иронично ответил Марцио.

– Марцио, она действительно молодец! Прекрати смотреть на меня с таким сарказмом! И потом, пока я беру ее на год именно ассистировать. Посмотрим, что она из себя представляет. Если ты скажешь, что она не достойна нашей бригады, я не буду ее брать.

– Я не бог, чтобы вершить судьбы людей, – сухо ответил Марцио.

«Бедная девушка… – подумал Томмазо. – С профессиональной точки зрения, она счастливица, самая везучая из всех ассистенток в Италии! Но с моральной точки зрения…» – мысленно ужаснулся Томмазо.

– Что касается ее матери… – решил Томмазо сменить тему. – У нее дилатационная кардиомиопатия. Она страдает жестокой одышкой, с трудом передвигается, плюс у нее серьезные проблемы с почками: насколько мне известно, ей противопоказана общая анестезия. Мой друг в самом деле потерял надежду. Похоже, если кто-то будет в состоянии помочь, то только ты. А больная очень хочет дожить до того момента, когда дочь выйдет замуж.

– Весьма размытые сроки, мне кажется, – прокомментировал Марцио.

Томмазо неодобрительно покачал головой, но улыбнулся тем не менее.

– Не думаю. Все-таки ей уже около тридцати…

– У медиков иные временные рамки, – хмыкнул Марцио. – Сейчас она в другой больнице? – уточнил он.

– Дочь? Работала во флорентийской, сейчас она уже в Турине, завтра придет.

– Дочь меня мало интересует, я спрашиваю про больную, – скривился Марцио.

– Аааа… Вроде она во Флоренции. Они там живут. Некоторое время назад она лежала в больнице Рима… – неуверенно сказал Томмазо. – Хотя, возможно, я и ошибаюсь. В документах все написано, – кивнул он на папку.

Марцио бросил беглый взгляд на серую картонную папку с надписью «Grimaldi». На миг в его глазах промелькнуло странное выражение, будто что-то неожиданно кольнуло его и причинило боль. Но это, разумеется, маловероятно: ему ничто не причиняло боль.

Уже в следующую секунду это выражение бесследно исчезло. Даже если что-то и потревожило его, он отбросил эту мысль, как абсурдную. Марцио взял папку и быстро просмотрел распечатки, лежащие в ней. Глаза его тут же зажглись. Работа была единственным, что зажигало его глаза.

– Сколько ей лет? – поинтересовался Марцио.

– У меня, к сожалению, нет всех ее точных данных. Это лишь заключения обследований, которые переслал мне ее муж. Что-то около шестидесяти, может, чуть меньше.

– Не слишком старая… – задумчиво проговорил Марцио.

– Именно. Но медики флорентийской больницы отказываются проводить операцию. Позвони им сам и узнай, какие доводы.

– Ясное дело… – кивнул Марцио.

– Думаешь, было бы возможно спасти ее?

– Откуда я знаю? – пожал Марцио плечами. – Может, она умрет раньше, чем я ею займусь. Но попробовать нужно в любом случае.

Вот почему его так ценили и прощали ему циничность и сарказм: для него не существовало причин отказаться, он боролся за каждого пациента и в этой борьбе отдавал всего себя.

– Вообще врачи предрекали ей смерть уже несколько лет назад, но пока она перешагнула установленный срок.

– Почему она раньше не оказалась у нас? Ты ведь давно здесь руководитель, – удивился Марцио.

– Да, но я с этим другом уже очень давно не общался. Он даже, похоже, не знал, что я стал кардиохирургом. Он-то совсем в другой области работает и к тому же значительно старше меня. Мы недавно случайно встретились, когда я ездил домой. Я ведь тоже из окрестностей Флоренции, – поведал Томмазо. – Там я и узнал, что жена у него тяжело больна, а дочь пошла по моим стопам. Мы поговорили с ней на эту тему. Именно в этом разговоре я и понял, что она отлично разбирается в теме. И предложил привезти мать к нам.

– Я внимательнее изучу вопрос сегодня вечером, потом дам тебе знать. Возможно, мне понадобятся детализированные отчеты, так что на всякий случай уточни и предоставь мне точные данные больниц, где она обследовалась. Я тогда свяжусь с коллегами и проясню нужные мне детали.

– Спасибо, Марцио, – искренне поблагодарил его Томмазо.

– За что? Это моя работа, – равнодушно ответил Марцио, поднимаясь.

Махнув рукой руководителю, он быстро покинул кабинет: некогда было долго рассиживать и обсуждать пространные темы. Через час его ждала серьезная операция, а ему еще надо изучить другой сложный случай и принять решение.

Томмазо задумчиво смотрел вслед Марцио, потом еще несколько мгновений созерцал закрывшуюся дверь.

«Не представляю, как кардиохирург может быть таким холодным и равнодушным к людям? Он каждый день видит, как пульсируют на его глазах человеческие сердца… А своего собственного сердца будто не имеет…» – меланхолично подумал Томмазо и наконец отправился выпить чашечку кофе.


Загрузка...