Мила Светлова.
— Как это уехать сегодня? — Я хлопаю глазами, не понимаю, что происходит.
— Да, сегодня ты должна уехать, — дядя Игорь быстро кивает, я вижу, что он напряжен, — машина приедет через пол часа, я пока подготовлю документы, а ты иди собирай вещи. Только быстро! Никуда не заходи сразу идти в комнату и собирайся.
— Я не… не могу прямо сейчас, — чувствую, что сейчас заплачу. — Мне нужно столько всего сделать. Я не могу в один момент просто взять и уехать. У меня уроки, несданный проекты и еще много всего.
— Ты хотела уехать?
— Хотела.
— Постоянно просила меня об этом? Мила, быстро собирай вещи!
— Можно я уеду завтра? Ну пожалуйста. Да, я просила, но я не думала, что так быстро.
— Мила, собирайся. У тебя пол часа!
Я совершенно его не понимаю, попыталась задать вопросы, но он чуть не вышвырнул меня из кабинета. Еще не видела его таким злым. Быстро побежала в комнату к Роме, но его там не оказалось. Может он в той комнате, где мы смотрели фильмы?
Я проверить не решилась, там может быть и Тимур, я видела их потасовку во дворе. Не хочу попадаться Дорофееву на глаза.
Со всех ног бегу в комнату. Надеюсь, что еще успею увидеться с Ромой перед отъездом. Собираю вещи, все помещается в небольшой чемодан, хватаю свой рюкзак, а еще пакет с рюкзаком, который подарил мне Рома.
Быстро иду в холл, уже по дороге вспоминаю, что забыла свой ноутбук. Он стоял на зарядке на подоконнике. Оставляю чемодан и хочу пойти наверх, когда появляется дядя, хватает мои вещи и быстро идет на улицу.
— Подожди! Я забыла ноут. — Кричу дяде.
— Быстро идем, я тебе его пришлю. Нет времени.
— Это две минуты, — я бегу за дядей.
— Нет у тебя двух минут, — дядя практически заталкивает меня в машину, — я очень люблю тебя, Мила, хочу, чтобы ты знала, все что я делаю это только с заботой о тебе.
— Не понимаю… Можно я попрощаюсь с Ромой?
— Нет! — Дядя хлопает дверью, и машина трогается.
Я сижу как на иголках. Вот дура! Надо было бежать к Роме. Вытираю слезы, которые неожиданно начинают течь по щекам. Мне так больно и обидно. Я хотела отсюда уехать с первого дня и вот теперь уезжаю, но душой хочу остаться. Не могу я сейчас взять и вот так уехать. Не прощаясь, не объяснившись.
Я не понимаю, что будет дальше, между нами. А мне нужно это знать! После тех дней что мы провели вместе не могу просто взять и вычеркнуть его из жизни и из воспоминаний.
Достаю телефон и быстро пишу сообщение Роме. «Дядя меня увозит из академии. Попрощаться даже не дал! Позвони мне!»
Не читает. Мои руки дрожат.
Водитель выруливает из двора академии, я постоянно оглядываюсь, с надеждой увидеть Воронова.
Его нет.
Звоню. Гудков нет. Телефон отключен. Сердце пропускает удар.
Неделю спустя.
Неделя тянулась так долго, что я чуть не сошла с ума. Прямо из академии водитель привез меня в университет, мы ехали довольно долго, больше десяти часов.
Водитель отказывался со мной говорить и выглядело это странно.
Только на месте мне позвонил дядя и сбивчиво объяснял, что это для моего блага. Я не поняла, о чем речь. После моего вопроса про Воронова дядя положил трубку.
Телефон Ромы был по — прежнему отключен. Он мне не звонил, не писал и до сих пор не прочел мое сообщение. Я ждала… Каждую свободную минуту проверяла телефон.
Меня привезли в университет, не сильно популярный, но вполне неплохой, мы с Ромой даже смотрели его, но я хотела быть ближе к дяде, но видимо дядя решил, наоборот, отправить меня подальше.
Меня поселили в отдельную комнату в общежитии, что тут было роскошью, судя по тому, как на меня смотрели соседки.
Так как я была зачислена на первый курс, на специальность Психология, то мне пришлось много готовиться чтобы сдать разницу предметов. Не представляю, как дядя это все провернул. Он хранил молчание.
А мне было так больно от молчания Ромы, что я полностью погрузилась в учебу.
Зубрила, читала, ходила на дополнительные занятия, которые для меня тоже оплатили.
На третий день дядя прислал ноутбук. Правда не мой, а новый, но на нем было установлено все что и раньше и даже перенесены все мои файлы.
С дядей мы говорили мало и по делу. Он каждый раз говорил, что делает все только для меня. И я решила оставить его в покое.
Можно было позвонить в учебное отделение и позвать Воронова, но я не стала этого делать. Если он решил прекратить общение, то я не буду настаивать.
Было бесконечно больно, а еще обидно, но я не хочу унижаться и бегать за ним.
Я влюбилась, это нельзя отрицать. Хорошо, что я еще старалась держать свои чувства под замком, а иначе было бы еще больнее.
На седьмой день, проснувшись в университете я перестала плакать, видимо слезы закончились. Я собралась на первую пару и потянулась за рюкзачком, который подарил мне Рома.
До сих пор он так и лежал в упаковке.
Пусть будет платой за разбитое сердце.
Он должен был сказать лично! Я не верю, что он не нашел возможности это сделать. Я сложила книги, тетради и пошла на первую пару.
Я обязательно смогу это пережить. Сейчас мое сердце разбито на сотни осколков. Даже дышать тяжело при мысли о Воронове.
Воспоминания о его ласках и поцелуях сейчас мне причиняют физическую боль. Жалею, что позволила ему касаться себя! Жалею о том, что мы создали воспоминания, который я никак не могу выбросить из головы.