Хороший мальчик. Строптивая девочка

Глава 15

Понимания Стаса хватило на четыре дня, ну или не понимания, а упрямства. Правда, за эти дни он настолько точно придерживался моей просьбы, что я сама умудрилась сначала затосковать, потом запереживать, ну и, в конце концов, обидеться.

Он опять ушёл в режим радиомолчания. Он не просто дал мне время, он вообще дал мне полную свободу, не звоня, не приходя и не предпринимая каких-либо иных попыток со мной связаться.

Только он так умел. Долго и упорно пытаться взять меня измором, а потом бесследно пропадать.

Был вечер пятницы, самое жаркое время не только для нашего бара, но и в принципе для любого питейного заведения Москвы. За барной стойкой мы были втроём: Я, Юлька и новенькая девочка Лика. Доведённая молчанием Чернова до абсурдного предела, я была настолько нереальной «пусечкой», что Сидорчук уже трижды за этот вечер обещала зажать мою тушку где-нибудь в углу и надеть мне на голову ведро для льда. А бедной Лике приходилось просто офигивать от моего ежеминутного ворчания и жаться в противоположный угол бара. Меня бесило всё — нерасторопные официанты, многочисленные клиенты, которым надо было всё и сразу, необходимость делить свою территорию с кем-то другим… Чернов этот грёбанный бесил, со всеми своими обещаниями, намёками и поползновениями. Импотент немощный… не способен дело до конца довести, вот и слился. Козлина. А я-то дура, уши развесила, сопли-слюни распустила. Нравится ей, видите ли, происходящее, ха…

Посуду я в этот раз не била, лишь смотрела на всех волком и шипела на всё, что двигалось.

В итоге, Севка схватил меня за руку и злобным взглядом погнал в подсобку, под мои же не самые лицеприятные вопли. В зале кто-то робко захлопал. Да, давно этот бар не видел моих скандалов.

В раздевалке Игнатьев сунул мне в руку пачку сигарет и строго велел:

— Кури.

— Не хочу!

— Вера! Кури, сказал! Иначе, клянусь, тебя сегодня кто-нибудь убьёт.

Одарила его своим самым противным выражением лица, на которое была способна. А Сева обречённо вздохнул и повторил:

— Перекури, давай, чтобы пар выпустить, а то, ты сегодня окончательно с катушек съехала.

И я курила, глотая горький дым вместе со своей обидой. Ещё хотелось порыдать и выпустить ту заскорузлую боль, которая засела где-то очень глубоко внутри меня, а потом уже спокойно идти дальше. Уткнулась в Игнатьевское плечо и жалобно всхлипнула, хотя слёз не было. Просто это был мой Рыжий, и кому мне вообще страдать в этой жизни, если не ему?

— Ну, ты чего? — потрепал он меня по волосам.

— Грустно.

— Из-за черноволосого своего?

— Ничего он не мой, — дуя губы, пробурчала уже затёртую до дыр фразу.

Севка спорить не стал, лишь многозначительно усмехнулся.

— Может тебя домой отправить? Всё равно от тебя вреда больше, чем пользы.

— Се-ва, — тщательно выговаривая слога, попросила я. — Не беси.

— А ты поводов не давай, — чмокнул меня куда-то в макушку и, развернув к выходу, легко шлёпнул чуть ниже спины. — А теперь иди, работай, и сделай так, чтобы сегодня никто не пострадал из-за НЕтвоего героя.

Должно быть, Сева всё знал, ну или, по крайней мере, догадывался, ибо НЕмой герой обнаружился сразу же по моему возвращению на рабочее место. Сидел за барной стойкой и о чём-то болтал с Ликой.

— Только сразу не убивай, — тут же зашептала мне на ухо Юлька, докладывая обстановку. — Только что пришёл, один. Лика приняла заказ. Пиво светлое, безалкогольное. Ведёт себя хорошо, про тебя спрашивал дважды.

Кивнув головой Юльке в знак благодарности, направилась прямо к этой парочке голубков, так мило воркующей у меня на глазах. Убью. Обоих.

Пока шла, сама себе напоминала паровоз, по крайней мере пыхтела очень схоже, разве что дыма из ушей не хватало. Если подумать, всего лишь четыре шага, четыре несчастных шага, на протяжении которых Стас успевает дважды улыбнуться Лике.

Появляюсь я крайне беспардонно, тесня Лику своим боком в сторону и рыча своё:

— Я сама.

Думала, что это хоть чуть-чуть смутит Чернова, но тому весело.

— Девушка, — обращается он к Лики, — не бросайте меня одного, она же мне сейчас яду насыпет куда-нибудь…

— Лучше зарежу, — предлагаю я варианты.

— Или прирежет, — соглашается со мной Стас. — Или ещё что хуже. Так что, не дайте случиться непоправимому, не отходите далеко. А ещё лучше, спрячьте все колюще-режущие предметы.

Лика растерянно смотрит на нас, пытаясь понять, в чём подвох. И в итоге от греха подальше решает сбежать на кухню под каким-то благостным предлогом, видимо, действительно опасаясь, что я сейчас устрою здесь кровавые разборки. Впрочем, вполне обоснованно. Я же сегодня весь вечер вела себя настолько неадекватно, что, вполне вероятно, иного развития событий она просто не представляла.

-Ну вот, напугала ребёнка, — упрекает меня Чернов. Он сидит на высоком барном стуле, уверенно положив руки, сцеплённые в замок, на стойку. Он слегка небрит и чуток помят, но в целом выглядит цветущим и довольным жизнью.

— Зря стараешься, — даю я выход своему раздражению. — Зачем пришёл?

— Как это зачем? — продолжает придуриваться он. — Ты же меня ждала, я не мог не прийти.

От такой наглости я на какое-то мгновение теряю дар речи, а обретя его вновь, единственное, что смогла сказать, так это глупое:

— Кто тебе такое сказал?

— Никто. Я сам знаю.

Боже, не зря они с Ромой родственники.

— Стас, — устало прошу я. — Прекращай этот цирк.

— Да я ещё толком и не начинал, — всё не может успокоиться Чернов.

— Стас! — повышаю я голос.

— Вера! — ничуть не тише повторяет за мной.

Чтобы случайно не придушить эту сволочь, опираюсь ладонями на барную стойку. Теперь я угрожающе нависаю над ним, но Стаса это нисколечко не смущает.

— Ты сама просила дать тебе время.

— Но не пропадать же практически на неделю! — выпускаю наружу свою обиду.

Здесь Стас разводит руками.

— Ну, извини, условий ты не называла. Зато мы теперь оба знаем…

— Что знаем?

— То, что ты по мне скучала, — как неразумному ребёнку поясняет он, так, если бы говорил о самой очевидной вещи.

— Не льсти себе.

— Это сложно, — нахально улыбается он, ни на минуту не сомневаясь в том, что я сейчас сдамся. Но я наоборот становлюсь ещё более несчастной. Так устала от всех этих игр. У меня даже злиться дальше сил нет. Одно сплошное разочарование. Что-то такое отражается у меня на лице, потому что Стас тут же меняет тон нашего разговора. — Вера, пошли уже отсюда.

— Никуда я с тобой не пойду.

— Пошли, — как маленькую уговаривает он меня. — Найдём место потише и поговорим нормально.

Расцепив свои пальцы, пытается поймать меня за руку, но я успеваю отскочить на шаг назад. Спасибо барной стойке, всё это время надёжно разделявшей нас.

— Думаешь, пришёл весь такой из себя уверенный и всё?! Да пошёл ты… — и как в очень избитом фильме, хватаю первый попавшийся стакан, стоящий в зоне моего доступа, и опять опрокидываю его на Чернова, даже не успев понять, что там было.

Пару мгновений наблюдаю за тем, как прозрачная жидкость стекает по его лицу. Очень похоже на день нашего знакомства, вот только эмоции у всех сегодня иные. В прошлый раз я больше паясничала, а сегодня обижалась, и как-то совсем по-бабски, что в принципе не было свойственно мне. А Чернов, спокойно спустивший в прошлый раз мне подобную выходку с рук, в этот раз неожиданно бурно отреагировал. Вот он сидит за стойкой, ещё буквально несколько секунд, и вот он ловко перепрыгивает через неё, опираясь лишь на одну руку. Стас мрачен и недоволен, кажется, даже ростом выше стал, потому что он возвышается надо мной как никогда до этого, напирая на меня со всей своей бешенной энергетикой.

Я хоть его и не боюсь… или почти не боюсь, начинаю пятиться к полкам, не отрывая глаз от того, как эта гора наступает на меня.

— Вера, видит Бог я терпел… — зловеще сообщает он мне, а потом стремительно изворачивается, ловя меня за талию и перекидывая через плечо. Я невольно начинаю пищать и визжать.

— Работать мешаете! — орёт на нас Сидорчук. — Идите отсюда куда-нибудь!

И Стас действительно идёт, одной рукой уверенно открывая дверь на кухню, а второй с силой удерживая брыкающуюся меня. Вслед нам звучат бурные овации. И пусть Севка только попробует мне что-нибудь сказать насчёт того, что я посетителей распугиваю.

Поварята встречают нас любопытными взглядами, Чернов им даже отсалютовал свободной рукой, делая вид, что ничего не происходит.

За кухней нас ждал узкий коридорчик, освещённый одной лишь лампочкой. Тут меня наконец-то поставили на ноги, правда, не упустив возможности хорошенько прижать к стенке.

— Успокоилась? — заглядывая мне в лицо, спрашивает Стас.

— Нет, — рычу я, демонстративно отворачиваясь в сторону.

— Ооооо, а мы ещё и обижаться умеем, оказывается, — окончательно добивает он меня.

И тут меня прорывает.

— А что я должна делать по-твоему?! Сидеть и ждать тебя у окна?! Или самой начать бегать за тобой?!

— Могла бы и начать.

Пытаюсь вырваться и хорошенько двинуть ему куда-нибудь. Но Чернов железной хваткой контролирует мои движения, не давая мне в конец распоясаться.

— Вот чего ты пришёл? — сама того не замечая, перехожу на жалобные причитания. — Чего? Тебе же там хорошо было, целую неделю где-то отгулял, вот иди и … дальше гуляй. Тебе же всё равно!

— Успокойся, — неожиданно грубо и резко одёргивает меня Стас. — Вера, а ты не можешь хоть на одно мгновение допустить, что я тоже боюсь!

Если бы он меня сейчас ударил, я бы и то меньше удивилась, а так… Кажется, у меня даже глаза из орбит полезли. Но парень напротив меня этого не замечал, дальше продолжая свою пламенную речь.

— Ты не думала, что я тоже могу волноваться и переживать? И каждый раз, когда ты от меня сбегаешь, для меня это точно так же нелегко?! Или что я хоть раз хочу от тебя первого шага?!

С каждым словом он наклоняется всё ниже и ниже, а с последней фразой упирается своим лбом в мой. Он настолько близок, что теперь я точно знаю, чем плеснула ему в лицо — джин с тоником, резкий аромат которого бьёт по моему носу. Чернову совсем не идёт, он пахнет совсем иначе. Сложнее, изысканней… роднее.

— Почему ты всё время выворачиваешь так, что это я виновата в том, что бежала от тебя, — предпринимаю последнюю попытку для сопротивления. — Тебе напомнить, что так-то ты с Настей встречался?

— Но ты ведь всё равно бежала, — выдыхает Стас. — И не спорь. И сейчас бежишь, хватаясь за каждый удобный шанс.

— Стас, я…

Но он качает головой, прося меня помолчать. И я обрываю себя на половине фразы. Чернов отпускает мои руки, правда, и необходимости держать меня больше нет. Легко касается своими губами моего виска, нежно, еле ощутимо спускается чуть ниже, проходится по моей щеке, отчего у меня мурашки по коже. И как дышать дальше я тоже не знаю. Его губы доходят до моего уха и прихватывают мочку, из-за чего я невольно выгибаюсь на встречу Стасу, чьи руки тут же подхватывают меня под поясницу, теснее прижимая к себе.

— Поцелуй меня, — шёпотом просит он.

А я замираю, заворожённая и испуганная.

— Вера, поцелуй меня, — чуть громче повторяет он.

Это то, о чём он говорил, ему тоже необходимо знать, что нужен мне, что мне не всё равно, ему тоже нужны гарантии.

И я сдаюсь, и даже не ему, а самой себе. Своим желаниям, своему влечению, своему помешательству.

Губы у Стаса горячие и слегка шершавые, но до невозможности нежные и страстные. Сначала я осторожно касаюсь их лёгким поцелуем, чувствуя, как они дрогнули. Его руки сильнее сжимают меня, а я подстёгиваемая его эмоциями, кончиком языка провожу по его рту, после чего Чернов сам не выдерживает и накидывается на меня с жаром и каким-то остервенением, а я и не возражаю, отвечая на каждый его порыв и движение.

Мы целуемся долго, пока в конец не начинаем задыхаться, у меня дрожат колени и подгибаются ноги. Стас придерживает меня и утыкается своим носом в мою шею.

— Угораздило же… найти себе самую строптивую…

Мне удалось уговорить Чернова дать мне отработать смену до конца, без особых восторгов он кивнул головой, за что тут же заслужил от меня ещё один поцелуй.

В бар я вернулась слегка ошалевшая, порядком растрёпанная и заметно присмиревшая. Сидорчук прошлась оценивающим взглядом по мне и, оставшись довольной от увиденного, показала Чернову два больших пальца, поднятых вверх. За это тот отвесил ей почтительный поклон. Нет, ну точно, они тут все сговорились. Севика ещё сюда нам подайте, и всё, можно смело сдавать меня Чернову. Это вообще было одно из его основных качеств — находить подход к людям, с ходу располагая к себе. Чем дольше я смотрела на него сейчас, тем больше понимала, что у меня просто не было шансов… на спасение.

Остатки вечера прошли без каких-либо происшествий. Стас сидел за стойкой и попивал своё пиво, не забывая всё время поглядывать на меня, чем периодически сбивал меня с рабочего ритма, потому что каждый раз, ловя его взгляд на себе, я начинала глупо улыбаться и подвисать. Поэтому Юльке через раз приходилось давать мне подзатыльник, из-за чего я морщилась и втягивала голову в плечи, что вызывало в Чернове очередную порцию веселья. Иногда у меня выдавались минуты затишья, и я подходила к тому месту, где сидел Стас. Он брал меня за руку, заставляя чуть наклониться вперёд, касался моих губ коротким поцелуем, а потом просто держал меня за ладонь и вырисовывал на ней какие-то узоры. И мне казалось, что я плавлюсь, растекаясь неровной лужицей прямо здесь, посреди бара.

После трёх ночи Игнатьев велел Чернову забирать меня отсюда, обосновывая тем, что работник из меня сегодня так себе. Из чистого упорства я хотела поспорить, ведь предыдущие четыре часа в присутствии Стаса я продержалась вполне неплохо, но чужие руки, обнявшие меня сзади, заставили резко пересмотреть все мои приоритеты на эту ночь.

В итоге я уже через двадцать минут стояла на нашей парковке и рассматривала Чернова, который ждал меня около машины, оперевшись на капот и скрестив руки на груди. Выглядел немного напряжённым, скорее всего, боялся, что я опять могу выкинуть что-нибудь этакое. Но я решила, что хватит с нас разборок на сегодня, да и не только на сегодня.

— Поехали куда-нибудь? — предложил он. — Ты голодная?

Я отрицательно мотнула головой. И сама же попросила:

— Поехали туда, где нет людей.

Так мы оказались на Воробьёвых горах. Москва утопала в миллионах огней, но нам было откровенно не до представшего перед нами вида. Мы перебрались на заднее сиденье машины, и долго сидели, просто обнимаясь и прижимаясь друг к другу, даже целовались не так рьяно как в баре. Сейчас просто хотелось быть рядом и наслаждаться этим. Потому что нам теперь просто можно было…всё.

В какой-то момент Стас отстраняется и начинает стаскивать с меня ту самую оранжевую куртку.

— Нельзя было её тебе давать… — ворчит он сам себе, чем очень меня смешит.

— Почему?

— Потому что… блин. Считай, что мне не нравится, как быстро вы с Ромой спелись.

— То есть ты ревнуешь? — подкалываю я Стаса, но тот почему-то не поддаётся.

— К Роме, что ли? Пфффф, — фыркает он. — Смею тебя разочаровать, что он давно и безнадёжно зациклен на Соне своей.

— Но он же ей при нас звонил.

— Звонил, — соглашается Стас и для убедительности ещё и головой кивает. — Вот только это нефига не показатель. У них там всё сложно.

— И поэтому тебе не нравится, что я в его куртке? Он кстати сказал, что это его подарок мне, — на самом деле у нас с Ромой в тот вечер состоялся длинный и сложный разговор, в результате которого, второму Чернову в моей жизни шантажом и увещеваниями удалось убедить меня не отказываться от куртки. Но Стасу об этом было необязательно знать, впрочем, как и всё остальное, сказанное мне Ромой.

— Вот это мне и не нравится, — вздыхает он. — Мне ты, значит, сопротивляешься, споришь до скандалов и нервной икоты, а с ним, вы находите общий язык уже после пятиминутного общения. Вот где справедливость, скажи?

— Нету? — предполагаю я, лукаво заглядывая ему в глаза.

— Нету, — соглашается парень и нежно чмокает меня в нос. Отчего мне становится очень тепло, и вновь возникает ощущение, что я растекаюсь у него в руках. — Но куртку мы тебе всё равно новую купим.

И лужице, которой по невероятной случайности являюсь я, приходится собираться обратно, обретая форму и твёрдость духа.

— Стас…

— Вот, — не даёт он мне договорить. — Началось. Только попробуй сейчас «нет» сказать, я тебя тогда точно выпорю. Почему всегда и всему надо сопротивляться?

— Ну, дело же не в сопротивлении, — ёрзаю я в его объятиях, пытаясь хоть на немного отстраниться, но Чернов не позволяет. — Я не собираюсь зависеть от денег твоих родителей.

— А при чём тут это?! — хмурится это бледноликое чудо, становясь ещё прекрасней, чем есть. Ему идут эмоции, любые. Он по натуре слишком живой, чтобы уметь или хотеть что-то скрывать. Или же это только мне легко читать его настроения и состояния?

— Что-то я не заметила, чтобы ты работал, — и, натыкаясь на его вопросительный взгляд, поясняю. — У тебя слишком свободный график, к тому же ты вроде бы учишься. Следовательно, это всё, — я обвожу руками машину, — за счёт родителей.

— Осуждаешь?

— Нет, — поспешно поясняю я, боясь, что он воспримет мои слова как упрёк. — Это не моё дело. И вы с родителями сами вольны решать… как вам удобно.

— Знаешь, нам надо с твоей проницательностью что-то делать, — ухмыляется Стас. — Ты то в бровь бьёшь, то промахиваешься на километр. Успокойся, я хоть и на родительской шее сижу, но свой источник доходов у меня тоже есть. И купить тебе куртку я в состоянии.

Последнее он говорит крайне настойчиво и с нажимом, будто это крайне важно для него, быть способным… позаботиться обо мне.

— И чем ты занимаешься?

— Да так, мелочами всякими, — пытается увильнуть от моего вопроса, но я ведь уже зацепилась за слова, поэтому мои глаза смотрят пристально и выжидающе, и ему приходится пояснять. — На бирже немного играю, — в этот момент я мрачнею, совсем необрадованная услышанным. Стас правильно угадывает мои мысли. А может и вовсе, с самого начала знал, что мне не понравится. — Не смотри на меня так. Я аккуратно. И со знанием дела. Я же не идиот какой-то, чтобы спускать все свои деньги куда попало. Доход есть, вполне стабильный. Не так круто как могло бы, но я пока пробую.

Но меня это не успокаивает.

— Вера, расслабься, — велит он мне, щипая за бок. — Ты забыла, что я тебя умный? И к тому же имею экономическое образование? Поэтому от большинства кретинов, которые суются туда, я понимаю, что делаю, и почему я это делаю. Но если даже это тебя не успокаивает, то всё равно выдохни. Я после нового года на работу выхожу. Должность, конечно, пока так себе, но фирма крутая. Они меня только на безопасность и благонадёжность больше месяца проверяют.

Я не спешу с ответами или выводами, понимая лишь одно, как на самом деле мы ещё мало друг о друге знаем.

— Но, чтобы ты уж совсем не страдала из-за своей непрозорливости, признаюсь, я всё ещё частично завишу от папы с мамой. Если опустить эмоциональный компонент и сосредоточиться на финансовом, — кривляется Чернов, — то смею заметить, что я ещё после третьего курса порывался пойти работать.

— И что тебя остановило?

— Не поверишь, родной отец. Он тогда знатно обиделся.

— На что?! — удивляюсь я.

— Нууу, как бы тебе объяснить. Понимаешь, он очень рано начал работать, впрочем, как и всё остальное, — здесь он хитро ухмыляется. — И ему приходилось очень много впахивать, чтобы у нас всё было. И возможно, у него есть теория, согласно которой, мы в своей молодости должны отгулять своё. Прямая цитата от него, — начинает разводить он свою театральщину, видимо, парадируя отца. — Стас, неужели ты думаешь, что я сделал шестерых детей и не в состоянии их обеспечить?!

— Так и сказал?

— Ну, может быть, и не так, но смысл я передал точно.

Я невольно начинаю смеяться, а потом, правда, жалуюсь:

— Ты меня опять отвлёк от основного.

— Всё правильно. Потому что есть вещи, о которых тебе можно беспокоиться, а есть те, которые являются только моей ответственностью. Например, как и на что покупать тебе вещи.

И опять мы вернулись к тому, с чего начинали.

— Стас, ты торопишься.

— Нет, Вера, не тороплюсь. Я месяц протупил, а теперь вот, вынужден навёрстывать упущенное. Ты кстати тоже.

Я не могу понять его тона. Стас одновременно игрив и до безобразия серьёзен. Но он ещё сказал не всё, потому что именно сейчас он задаёт тот вопрос, которого я бы по возможности избежала.

— Вот ты сегодня чего психовала?

Хочу отвернуться, но Стас не даёт, ловя пальцами мой подбородок.

— Вер?

Но вместо того, чтобы ответить, я задаю ему свой вопрос.

-Стас, зачем я тебе?

Он ждал всего чего угодно, но только не этого. Сводит брови вместе и непонимающе смотрит на меня.

— Опять будешь меня убеждать в том, что у меня инстинкт охотника взыграл?

— Не буду, — мямлю я, но головой всё-таки дёргаю, вырываясь из его пальцев. Хотя это всё бесполезно, потому что всего пара секунд и Чернов уже затаскивает меня к себе на колени.

— Что тебя беспокоит?

— Стас, зачем я тебе? Ты же сам сказал, что я строптивая. Но ведь помимо этого есть куча всего остального. Я шумная, взбалмошная… я — неудобная. Со мной одни проблемы.

Его грудная клетка начинает подрагивать под моей рукой, и я понимаю, что он еле сдерживает смех. Приходится его стукнуть.

— Ай! Ещё можешь добавить в свой список, что ты дерёшься, и характер у тебя дрянь, — уже в открытую потешается надо мной.

— Характер дрянь! Это не смешно, я же тебя предупреждаю… — мне опять хочется спрятаться, как минимум слезть с его коленей и забиться в дальний угол машины. Но он не отпускает. Ловит мою руку и целует в запястье. Отчего всё внутри меня затрепетало, и я почти забыла, о сути нашего разговора.

— А я тоже серьёзен… был бы, если бы ты глупости не говорила. Вера, что за слово такое неудобная? Я что диван себе выбираю?

— Ты не понимаешь!

— Тогда объясни.

Хорошо сказать объясни, когда я думать-то нормально не способна от его близости.

— Вот представь. Как твои родители на меня отреагируют?

— А как они отреагируют? Ты им понравишься.

— Стас!

— Да, что Стас?! Мои родители примут любое моё решение, даже если я вдруг решу связать свою жизнь с Бонифацием. Не поймут, но примут. И даже слова не скажут.

— Ты меня только что с собакой сравнил?

— А тебе лишь бы к чему-то прицепиться. Так, ладно. Давай чётко. Что тебя беспокоит на самом деле?

Несмотря на то, что в машине достаточно темно, но я всё равно чувствую, как глаза Стаса пытаются заглянуть куда-то мне в самую душу. Он не просто сморит, он пронизывает, пробивая все мои слои и заслоны. Я честно не хочу отвечать, но и промолчать тоже не могу. Потому что… потому что я хочу этого. Я хочу дать нам шанс, я хочу попытаться, я хочу Чернова в свою жизнь.

Льну к нему, утыкаясь лицом в его шею и чувствуя как под моими губами, бьётся его пульс.

— У меня уже были одни отношения… — шепчу я ему куда-то под ухо. — В которых человек не захотел принимать меня, — в горле отчего-то першит, но я справляюсь с этим. — Нет ничего хуже того, когда у вас есть чувства, какая-то там симпатия, может даже любовь. А ты начинаешь его тяготить. Когда его бесит всё — твоя манера держаться, внешний вид, желания, мысли. Наверное, я могла бы подчиниться. Но не смогла… Стас, в случае чего, я не смогу… Не смогу делать то, что от меня ждут. Даже если очень захочу.

В салоне тихо, лишь одно наше дыхание и приглушенный стук сердец. Я жмурюсь, не то что не верю, что Стас примет мои слова. Скорее… Мне просто не нравится вспоминать, вытаскивать всё это наружу. Мне нравится жить жизнью Веры, не Ники. Мне нравится думать, что вот есть я и мои проблемы, но это мои проблемы, пусть всё это отдаёт привкусом обречённости, но лучше так, чем чувствовать, как стальные цепи обязательств и чужих ожиданий затягиваются на твоей шее. Лучше так.

— Ты же понимаешь, что я не он?

Сказать не могу, лишь киваю.

— Вот и хорошо, помни об этом. Я обещаю, что попробую принять любой твой шаг, любое твоё решение… Слышишь? Не могу дать гарантии, что меня всегда всё будет устраивать, но ведь и я не подарок. Даже если и такой идеальный.

Он опять шутит. Но мне отчего-то не смешно.

— Вер, — Стас запускает свою ладонь мне в волосы. — Я когда-нибудь обязательно расскажу тебе… почему ты и зачем. Но я сейчас сам не знаю ответов на твои вопросы. Просто чувствую, что хочу быть с тобой, здесь и сейчас. Может же это быть беспричинно?

— Дураки мы с тобой.

— Ещё какие.

На улице уже давно рассвело, когда пришло время расходиться по домам. Наверное, мы бы ещё долго просидели в его машине, просто отдаваясь общей атмосфере единения: Чернов гладил меня по волосам, что-то шептал на ухо, раскачивая меня как маленького ребёнка. А я, ощущая себя кошкой, млела у него в руках. Я и не предполагала, что может быть так. Надёжно, безопасно и до ужаса приятно. Потерявшаяся в своих ощущениях я начала клевать носом, а потом и вовсе задремала у него на коленях. Проснулась только тогда, когда Стас доставал меня из машины, подхватив на руки.

— Разбудил?

Щурясь от яркого света, осматривалась по сторонам и с некой долей недовольства обнаружила, что он привёз меня в общагу. Вздох разочарования вырвался сам собой. Хотя сама не знаю, чего ожидала. Наверное, мне просто не хотелось с ним расставаться.

— Прости, но на большие подвиги я сегодня не способен, — с лёгкой хрипотцой в голосе извиняется Стас. А я даже не пытаюсь сделать вид, что не понимаю о чём он. — Дай нам неделю. Будем чинно гулять за ручку, и делать вид, что нам двенадцать.

— Почему неделю?

— Потому что раньше следующих выходных не смогу избавиться от Дамира. Можно, конечно, и не избавляться, если тебя не смутит наличие одного не в меру очаровательного дагестанца за нашей стеной. В принципе, он неплохо умеет притворяться глухим.

Он всё ещё держит меня на руках, и мне приходится вновь утыкаться ему в грудь, чтобы скрыть своё смущение.

— Как вариант, мы может выгнать твою Кролю из комнаты.

Тут я уже хрюкаю.

— Вот и я о том же. А хочешь, я тебе в гостиницу затащу? Не хочешь? Так я и знал. Так что гуляем за ручку и терпим. А вот потом… Потом я от тебя не отстану. Слышишь?

— Слышу, — справляюсь я со своим волнением, предвкушая веселье грядущей недели.