Хороший мальчик. Строптивая девочка

Глава 22

Самым сложным оказалось просто удержать себя на месте и не впасть в отчаяние. Когда Чернов позвонил и сказал, что не приедет, мне показалось, что мир ушёл из-под ног. Не знаю, потемнело у меня в глазах или нет, но я тогда долго сидела на университетской парковке и смотрела в пустоту. Первым осознанным порывом было вернуться к Кроле, отключить телефон и зарыться в общаге, ну или вообще уйти жить к Севке. Но какое-то внутреннее сопротивление заставило собрать остатки гордости в кучу и поехать к нему домой.

Квартира встретила беспорядком, разбросанными вещами и подвывающим псом. И ладно если бы вещи принадлежали только моему (а моему ли?) свинотному Чернову, который в принципе не особо запаривался из-за порядков, то неопрятность со стороны Дамира смотрелась достаточно подозрительно, так если бы оба уходили в спешке.

Тянуло позвонить Стасу и узнать, что это вообще такое было. И могу ли я расценивать его поведение как конец отношений. Хотелось быть сильной и независимой, а получалось наоборот. Слонялось по квартире и нервно грызла ногти, пытаясь убедить себя, что пора собирать вещи. В последнее верить не хотелось, спасалась мыслями о том, что порядочный до мозга костей Чернов вряд ли мог просто так свалить куда-то в закат, не расставив финальных точек между нами. Поэтому оставалось только ждать, и пытаться не наделать глупостей.

И вот, спустя пять часов моего ожидания, раздался звук входящего сообщения. Я была на кухне с Бонифацием, нервно курила в форточку и сама себя же презирала за эту слабость. Но найти в себе сил выйти из квартиры и не нарушать своих же собственных правил, я так и не смогла. Первым отреагировал пёс, видимо не меньше моего ожидающий новостей от непутёвого хозяина. Он подскочил на месте и понёсся в комнату, где лежал мой сотовый. А я продолжала стоять у окна и откровенно трусила, не зная, чего можно ожидать от данной ситуации. Не то чтобы я думала, что Стас решит со мной расстаться по средствам одного единственного смс, но и ничего хорошего ждать тоже не приходилось.

Медленно затушив остатки сигареты об блюдечко, двинулась вслед Боньке.

«Мы улетели к родителям. Мама в больнице, пока ничего не известно».

Пальцы сами сжимаются на корпусе телефона, отчего тот кажется даже хрустит.

Предательское облегчение расходится волнами по телу, очень быстро сменяемое жгучим стыдом за то, что у него там вопрос жизни и смерти, а я тут любовью своей страдаю.

«Всё будет хорошо. Напиши мне потом».

И это тоже целое решение, что сказать ему. Что вообще говорят в таких ситуациях? Боже, сделай так, чтобы всё было хорошо. Ради него, ради их всех.

«Ты же дождёшься меня с Бонифацием?»

«Обязательно», — не раздумывая, обещаю я ему.

И я правда жду, день, два, неделю, две… На самом деле это не так уж легко, сидеть и ждать. Даже, несмотря на то, что я знаю, что он рано или поздно приедет. Недосказанность. Это то, что всё ещё разделяет нас, похлеще всех расстояний и километров. Неловкое молчание и непонимание того, что же ожидает нас дальше.

Он пишет, каждый день, что-то лёгкое и нежное. А я напрягаю всю свою игривость, пытаясь поддерживать тон наших сообщений, чтобы не грузить и не грузиться. Понимаю, что все самые важные разговоры ожидают нас впереди. Он так и не позвонил, а я и не настаивала, побаиваясь того, что мы можем сказать друг другу. Казалось, стоит услышать его голос и тот дурацкий вечер, словно вставший на репит, оживёт снова.

Набрала смен в баре, Сева недовольно бурчит и грозит пожаловаться на меня Стасу, а я только отмахиваюсь от него рукой, зная, что не сделает. Просто не могу сидеть в их квартире и ждать. Мне нужно действовать, мне нужно чем-то забивать свою голову. Я опять невыспавшаяся и голодная. Только о последнем я догадываюсь слабо, так как вообще не думаю об этом, а рядом нет Кроли, которая бы пыталась хоть что-нибудь впихивать в меня по утрам. Пара кружек кофе и полпачки сигарет, мой удел, на котором я умудрилась продержаться пару дней, прежде, чем меня повело впервые. Стояла за стойкой, выдавливая из себя улыбку, которая в последние дни безобразной маской приклеилась мне на лицо, когда у меня стали подгибаться ноги. Стояла-стояла, а потом полетела, очень плавно как в замедленной съёмке. Повезло, что рядом был Юрка, который по непонятной случайности оказался по эту сторону бара.

Сева тогда долго рычал и распекал меня, обещая прибить. Я списала всё на переутомление, но отказываться от смен упрямо не стала, понимая, что просто сойду с ума в квартире братьев.

Но есть я себя заставила, капитально так разозлившись. У меня вообще состоялся очень серьёзный разговор со своим отражением в зеркале, когда я втолковывала своей бедовой голове, что нельзя впадать в зависимость. Можно сколько угодно любить Стаса, скучать и хандрить, но забивать на свои потребности я не должна, как бы хреново не было. Иначе это крах всему. Это ведь как очередная попытка зарыться в себе или своих проблемах, наказывая себя и прячась от мира.

Пришлось собирать себя в кучу и звонить Кроле, мы с ней в последнее время виделись только в университете во время коротких перемен. Олька хорошенько выгуляла меня по городу, не забыв дважды покормить в кафе. А меня прорвало, слова словно потоком лились из меня, и я чувствовала себя эгоцентричной дурой, которая вечно говорит только о себе, но поделать с этим ничего не могла. Подруга шла рядом и невесело хмурилась, особенно на той части, где я описала нашу встречу с Першиным.

Когда я наконец-то окончила свой рассказ, почувствовала такое облегчение, что даже разрыдаться захотелось. Но Кроля быстро вернула меня с небес на землю.

— Знаешь, а он приезжал.

— Кто? — я даже споткнулась от неожиданности, надеясь на то, что неправильно услышала.

— Олег.

— Зачем?

Ольга пожимает плечами.

— Тебя искал. Сказал, что поговорить хочет. Он тебе не звонил?

Внутри меня поднимается что-то отдалённо напоминающее смятение.

— Не знаю, я его номер в чёрный список добавила.

Теперь очередь Крольки удивляться услышанному.

— Серьёзно? Спустя два года?

Вместо ответа просто киваю головой. Наверное, созрела.

— Я ему сказала, что ты больше в общаге не живёшь. Решила, что он подумает, что у тебя обстоятельства изменились, и отвалит уже.

Зато мне так совсем не решилось. Какое-то пятое чувство подсказывает, что с Першиным я ещё увижусь. И нет, я его не боюсь. Знаю же, что не тронет, по крайней мере, физически. Может сколько угодно хватать за руки или лицо, но не ударит, это было бы слишком «неэстетично». А вот то, что касается всего остального, тут я не уверена. Наверное, себя больше всего в этой ситуации опасаюсь, не понимая той оторопи, которую до сих пор ощущаю перед ним. Хотя что-то внутри подсказывало, что я вполне могу ему противостоять. И тут я впервые с сожалением подумала о том, что тогда на балконе появился Дамир. Мне было необходимо самой разобраться со всем этим, и дело не в независимости… ну или не только в ней. Мне было важно понять, что он больше не имеет власти надо мной, а во мне самой не осталось и следа от той старой Ники.

Встреча с Кролей сказалась на мне странно. С одной стороны мне стало реально легче и как-то проще. Казалось, что всё, что теперь мне надо — это дождаться Стаса и решить с ним все проблемы. А в том, что мы их решим, я больше не сомневалась. И никто меня в этом не убеждал, я лично так захотела. С другой же стороны, у меня возникло тревожащее ощущение, что Першин где-то рядом. Он начал мне мерещиться в метро, в баре, возле университета, да даже во время прогулок с Бонифацием, я нервно оглядывалась по сторонам, не зная, чего точно я хочу, никогда больше не встречаться с ним или же наоборот.

В общем, жилось мне весело, настропалённая своими же мыслями и переживаниями, я словно офигевала от всего происходящего. Хотя по сути ничего и не происходило, я ждала Стаса, боролась с призраками Олега и училась заботиться о себе самостоятельно.

Получалось одинаково так себе.

В тот вечер я возвращалась домой со смены чуть раньше обычного. Меня опять повело, не знаю, от голода ли или просто от общей нервозности, но стало, правда, хреново. И я странным образом догадалась, что надо домой. Подойдя к Игнатьеву, так и сказала:

— Я домой.

Рыжий пристально на меня посмотрел, согласно кивнул и настоятельно заявил, что отвезёт меня. Первая реакция была начать сопротивляться и утверждать, что есть такси, но какое-то новорождённое благоразумие сказало о том, что нет, так нельзя.

Севка довёз меня до дома и, чмокнув в лоб, что было для него не особо свойственно, велел, чтобы завтра в баре я даже не смела появляться. И, о чудо, Вера согласилась.

В подъезде оказалось неожиданно душно, мне ведь и так не фонтан был. В голову закралась невесёлая мысль о том, что надо бы ещё с собакой погулять, а то бедный пёсель и так скоро в кошку превратиться, из-за необходимости ходить в лоток.

Дверь оказалась закрыта всего лишь на один замок, и я нервно затопталась возле входа, пытаясь вспомнить, а всё ли я закрывала? Параллельно этому где-то в сердце затеплилась надежда, что возможно это Стас вернулся, и просто не сказал мне.

В общем, дверь я открывала долго и шумно. В прихожей слабо горел свет, и зевающий Боня, вяло перебирая лапами, выполз мне на встречу, что было странно для него, потому что обычно он ждал до последнего, что хотя бы одна сволочь в этом доме выгуляет его.

— Ну? — наивно поинтересовалась я у него, будто он мог хоть что-то пояснить.

Звать кого-либо я не стала, лишь с любопытством покосилась на незнакомые мужские туфли, покоящиеся почти у самой двери. Страшно не было. Но мозг судорожно перебирал варианты, Стас или не Стас.

Наклонилась, чтобы развязать собственные ботинки, пальцы слушались плохо. А ещё и в глазах потемнело, из-за наклона, но шнурки я не оставила, слабо пытаясь разобраться с образовавшимся узлом.

Где-то из комнаты раздались шаги, после чего их хозяин встал в проёме, который вёл из коридора в гостиную. На меня смотрели, это я ещё чувствовала, а вот всё остальное потихоньку заволакивало туманом.

— Стас? — резко вздёрнула я голову, что явилось фатальной ошибкой и меня повело окончательно, унося куда-то в темноту.

Очнулась уже на диване. Взрослая версия Стаса неотрывно смотрела на меня своим внимательным тёмным взглядом, отчего мне тут же сделалось не по себе. Он сидел в кресле напротив, которое я когда-то делила с Ромой. Сейчас мне казалось, что тот вечер был не месяц назад, а давно в совершенно иной жизни. Мы какое-то время поиграли в гляделки, в результате чего мне стало неловко. Села, подтянув под себя ноги, и неуютно поёжившись, скрестила руки на груди. Чернов-старший одобряюще мне улыбнулся, видимо решив, что напугал меня, а я всего лишь пыталась вернуть своё самообладание. По ощущениям я больше походила на волчонка, чем на достойную партию чьего-либо сына. Однажды Стас самоуверенно заявил мне, что родители примут любой его выбор, однако, мы никогда в серьёз не обсуждали тему нашего знакомства. И если честно, то в мои планы входило, как можно дольше оттягивать этот момент, однако судьба решила за меня.

— Здравствуйте, — совсем неприветливо пробурчала я.

— Здравствуй, Вера, — выделив моё имя неясной интонацией, улыбнулся мне мой ночной гость.

Или вернее будет сказать, это что я была у них подзадержавшимся гостем?

— Стас, не предупреждал, что вы приедете, — попыталась оправдаться, хотя больше походило на наезд. Наверное, ещё и потому, что я продолжала с вызовом смотреть в его глаза.

— Боюсь, что сегодняшняя встреча оказался сюрпризом не только для вас, — ухмыльнулся Чернов-старший.

— Александр Дмитриевич…

— Просто Александр.

— Александр Дмитриевич, — упорно гну я своё, в тайне радуясь, что знаю отчество отца Стаса, хоть какая-то надежда на то, чтобы не показаться случайной прохожей. — Мне жаль, что… сегодня так вышло.

Думала ещё прибавить, что могу сейчас куда-нибудь уехать, но даже мне это показалось перебором.

— И как часто это с вами… с тобой случается? Можно же на ты?

Согласно киваю головой, но с ответом не спешу.

— Я про потерю сознания, а не про случайные встречи в ночи, — с лёгкой смешинкой в голосе уточняет он.

Отвечать не хотелось. Как бы и сама причин особо не понимала, а тут ещё практически сторонний человек, мнение которого было…неожиданно важным.

— Случается, — попыталась отделаться общей фразой, но Александр Дмитриевич продолжал смотреть на меня с ожиданием, да и ещё с таким ярко-выраженным, что отмолчаться у меня не вышло. — День тяжёлый на работе был, да и… в общем, это усталость. Накопилось.

— Ты работаешь по ночам? — спросил он таким тоном, что складывалось впечатление, что я сейчас на допросе. — И Стас согласен с этим?

— Имеете что-то против? — упрямо вздёргиваю я свой нос. А потом ещё и добавиляю зачем-то. — Теперь понятно откуда в Стасе это желание принимать решения…

…за меня. Но тут я не договорила, теряясь под его самоуверенным взглядом.

— Нормальная мужская позиция, — хмыкнул мой собеседник.

— Тогда ясно, откуда у вас шестеро детей, — не смогла сдержать своего сарказма. И тут же закусила губу, жалея о своей несдержанности, вот чего я на рожон-то лезу?

Но Александр Дмитриевич не обиделся, самодовольно разулыбавшись:

— Вообще-то семь.

— Точно, — на ровном месте начала краснеть я. — Поздравляю.

Вот сейчас я говорила совершенно искренне, но звучало, наверное, всё равно достаточно двояко, потому что Александр посмотрел на меня с каким-то подозрением. Но сказать что-либо он не успевает, у него в руках звонит телефон, причём мой. Бросает короткий взгляд на экран и протягивает трубку мне.

— Стас. Мне пришлось ему звонить, чтобы хоть что-то понять. Так что он уже минут двадцать там с ума сходит.

Телефон я беру, а вот принимать звонок не спешу, во-первых, совсем не хочется разговаривать с Черновым при его отце, а, во-вторых… я зла. И обижена. Одно дело не звонить мне, отделываясь ежедневными сообщениями, а тут даже про папу не предупредить.

Сцен не хочется, но упрямые пальцы сами скидывают звонок, после чего я ещё и бросаю недовольный взгляд на Александра Дмитриевича. Поняла, ему сегодня от меня видимо достаётся за сына… ну нельзя же быть такими похожими.

— Ясно, — задумчиво кивает головой, будто действительно что-то там понимает в происходящем. А меня прям подмывает спросить, что вам там ясно, если мне самой-то то ни черта… — Косячит?

Молчу.

— Вера, — вздыхает он. — Думаю, что он не предупредил вас о моём приезде просто потому, что не соотнёс одно с другим. Не подумал, что я сюда без них приеду. Когда мальчиков, — и это мальчики очень сильно режет уши, — нет в городе, я без них на квартире не бываю. Но сегодня как-то не хотелось ехать в гостиницу.

Я лишь пожимаю плечами.

Телефон звонит опять, и я смотрю на него, не моргая, и Александр тоже смотрит, видимо ожидая моего решения.

— Или дело не только в этом? — всё никак не желает отступать от своего он.

Стас продолжает набирать мой номер, а я так и не отвечаю, нажимая сброс и переворачивая экраном вниз.

— Всё сложно.

— Это нормально, — миролюбиво замечает он. И теперь я непонимающе смотрю на него. — Это нормально, в отношениях всё непросто.

-Мне кажется, что мы с… вашим сыном всё время спотыкаемся на чём-то не том, — неожиданно для самой себя жалуюсь я.

Слегка поёрзала на месте, поняв, что ноги стали неприятно затекать. Пришлось поменять позу, прижимая колени к себе. Так было не только удобно, но и как-то спокойней, так если бы у меня появилась защита от пронзительного взгляда карих глаз.

— Стас — тяжёлый человек, — согласно кивает головой Александр. А мне вот почему-то становится обидно… за Стаса.

— Я бы не сказала. Он наоборот лёгкий, его все любят… И вообще он…

Тут я стопорюсь, не понимая, что ещё можно добавить.

— Хороший? — подсказывает мне его родитель.

— Да, хороший. Это я скорее строптивая. Но…

— Но иногда его так хочется убить за это, неправда ли? — заканчивает он мою мысль. — Вера, понимаешь, мой сын действительно неплохой человек, по крайней мере, мне как отцу хотелось бы так думать. Ему от природы дано многое, и он привык, что люди видят и клюют на это. Но далеко не всегда за внешним они видят его такого, каким Стас сам себя чувствует… А там столько всего намешено. Мы с моей женой совсем не облегчили его путь, хотя и пытались дать ему всё что могли. Но мы сами были молоды и неопытны, поэтому ему пришлось прожить вместе с нами все наши взлёты и падения, и в этом смысле, ему пришлось пройти гораздо через большее, чем любому из наших детей. Он ведь старший, вот и считает себя в ответе за всё, что происходило у нас под крышей. Он умудряется чувствовать свою ответственность за то, что его вообще не касается, и оставаться ребёнком там, где пора бы уже становится взрослым. Но он искренен в своих порывах. Впрочем, в пределе он боится лишь одного…

Чернов-старший берёт длительную паузу в своей пылкой речи, а я даже дыхание задержала, поражённая его откровениями.

— Чего? — еле слышно спрашиваю я.

— Что его любовь окажется не взаимной, — тут я хмурюсь, что не скрывается от человека напротив меня. — Вера, мы все этого боимся.

— Но я не знаю, как ему ещё это доказать…

— А вы и не должны чего-либо доказывать.

— Стас всё время обвиняет меня в том, что я ему не доверяю. Но из ваших слов, следует то, что это он мне не доверяет.

Если честно, такое открытие меня совсем не радует. Где-то в душе, мне всегда льстила его вера в меня, а тут всё как-то иначе. Или может быть, я опять тащила всю вину на себя? А потом сама же быковала перед Стасом за то, что он лишь озвучивал мои мысли?

— Ему тоже не так легко доверять людям… Особенно в том, что касается чувств.

— Но с Настей же у него всё было гладко! — обиженно восклицаю я. Далась же мне эта Настя.

Александр Дмитриевич устало вздыхает и ерошит себе волосы, словно оттягивая время.

— У них с Настей всё было слишком гладко. Красивая картинка, вычищенная от всех неровностей. Думаю, что Стасу казалось, что это точно то, что он хочет — безопасные и простые отношения. Они продержались так долго лишь за счёт своей убеждённости в том, что подходят друг гдругу.

— А мы не подходим… — то ли спрашиваю, то ли утверждаю я.

— Это как посмотреть. Со стороны каких-то стандартов или правил, возможно… Но разве это гарантия?

— А что тогда гарантия?! — повышая голос, даю выход своим эмоциям.

— Гарантии? Их нет. В отношениях их не может быть. Да и откуда им взяться, если спасовать и сплоховать может каждый. Иногда даже самая незначительная мелочь превращается в ком и приводит к фатальному исходу, а иногда не приводит. И предугадать тут просто не возможно. Я даже больше скажу, что двадцать лет брака и семеро детей не являются подходящей гарантией. Всё всегда сводится только к одному. Хотите вы быть вместе или нет, готовы ли вы бороться за свою любовь или нет. Даже если ваш главный враг — это ваши страхи. А так оно чаще всего и бывает.

Что можно на это всё сказать, я не знаю, но Александр всё не унимается.

— Знаешь в чём разница между тобой и Настей?

— То, что вы до сегодняшнего дня ничего обо мне не знали? — рвётся наружу вся моё едкость.

-Именно! — неожиданно эмоционально соглашается он со мной. — Про Настю я слышал чуть ли не каждый день первые полгода.

Внутри меня всё напрягается, по-моему кое-кто всё-таки решил от меня избавиться, потому что я пока что не вижу, чем такое заявление может нам хоть как-то помочь.

— А знаешь, почему он это делал? — я отрицательно мотаю головой. — А потому что ему наше одобрение нужно было, он искал подтверждение тому, что он делает всё верно. И… сама Настя нам искренне хотела понравиться. Это вообще было похоже на сплошные взбитые сливки, где все ходят и радуются друг за друга без конца, при этом, не понимая ни черта. А про тебя он молчит. Значит, сам всё решил. Значит, всё остальное не играет никакой роли. Да и ты… Смею предположить, что твоя прямота и умение говорить всё в лоб, покорили его, потому что с тобой особо не поиграешь. Впервые в жизни ему нет необходимости быть правильным… Он мне за эти дни создал больше проблем, чем за предыдущие пять лет. И если ты к этому хоть как-то приложила руку, то прими мою благодарность…

Спать мы разошлись достаточно поздно, так и не придя не к чему конкретному. Мне было не по себе от нашего разговора. И чуточку проще от того, что мой мужчина всё же оказался простым человеком, а не идеальным принцем. Но на его звонок я всё равно отвечать не стала, отправив краткое: «Я жива. Можешь выдохнуть». И тут я поняла, что хочу видеть самого Стаса, а не его речи. Ведь по сути мы оба знали, как надо себя вести — быть терпеливыми и понимающими, разговаривать, стараться идти на компромисс. Но в пределе всё было сложнее. Потому что правила не работают просто так с ходу. Их ещё нужно испытать на себе.

На следующее утро встала раньше обычного. Даже Боня обалдел от того, что это я его первая разбудила, а не наоборот. Выгуляв собаку, отправилась на кухни делать страшную вещь… готовить завтрак. У меня же, блин, гости!

Поэтому когда Александр Дмитриевич появился на кухне, я разрывалась от тех социальных противоречий, что бушевали в моей голове. С одной стороны, я честно пыталась быть взрослой, изображая из себя ответственную и порядочную хозяйку. А с другой стороны, моих стараний хватило ровно на то, чтобы испортив омлет, я психанула на этот мир и умотала на улицу, уничтожать следы своего кулинарного преступления. Ну ладно. На улицу я ушла курить, ещё и спряталась за гаражи, чтобы меня никто не увидел из окна ненароком. Вот перед парнями стыдно не было, а перед их отцом… Наверное, глубоко во мне до сих пор сидел комплекс плохой дочери. А потом я ушла в магазин на поиски жевательной резинки, в результате чего наш завтрак принял обличие шаурмы из турецкой кафешки, расположенной недалеко от нашего дома.

Если отец благородного семейства чему-то и удивился, то виду не показал, с превеликим удовольствием на лице умяв предложенный ему «изыск». И тут я задумалась о том, что, наверное, известные адвокаты не так часто опускаются до обычной человеческой шаурмы.

— Вера, я не такой уж сноб, — смеётся он, легко считывая все мысли с моего лица.

— Всякое бывает, — пожимаю плечами, а сама прикидываю, насколько будет прилично, если я просто сбегу в университет.

— Александр Дмитриевич…

— Просто Александр. Впрочем, можно и Саша. Когда одновременно являешься отцом недельного ребёнка и двадцатилетнего жлоба, немного путаешься в правильности обращений.

— Александр Дмитриевич, — тараторю я, не давая возможности в очередной раз меня перебить. — Мне на учёбу пора ехать.

— Понял, — спокойно кивает он головой. — Так бы сразу и сказала, чтобы не лез со своими разговорами.

Предательски краснею и бурчу, что мне надо что-то там и вообще давно опаздываю. Покидав нужные вещи в рюкзак, я на предельной скорости натягивала на себя куртку с ботинками. А вот отец благородного семейства ничуть не стесняясь, стоял, облокотившись к стене, и наблюдал за моим побегом, при этом довольно улыбаясь. В этот момент становилось понятно, в кого они все такие пошли… И Стас, и Дам, и Рома…. Боже, бедная их мать, когда они все вместе собираются.

Уже почти начала лепетать свои прощания, когда «можно и Саша» заговорил.

— Я заканчиваю дела и улетаю домой, так что, наверное, мы сегодня с тобой больше не увидимся.

И пока я думаю, как сказать ему о том, что очень жаль, но при этом, чтобы оно не звучало как «аллилуйя», мой гость продолжает сам.

— Вера, я рад, что мне удалось с тобой познакомиться, и можешь быть уверена, что эта великовозрастная бестолочь получит по ушам, за то, что тормозит там, где не надо.

— Не стоит…

— Стоит! — категорично отрезает он все мои возражения. — Но, тем не менее, это даже хорошо, что всё вышло так, как вышло, зато я увидел всё своими глазами. В естественных условиях, так сказать. Я могу тебя кое о чём попросить?

— Конечно! — с энтузиазмом киваю головой.

Всё что угодно, лишь бы эта неловкая встреча уже подошла к концу. Не то чтобы отец Стаса мне не понравился, скорее даже наоборот. Просто… Просто «ААа — аа-аа-а» какое-то.

— Понимаешь, Стасу сложно признаваться в своих ошибках. Боюсь, что эта черта досталась ему от меня. И порой он может быть непроходим… даже не знаю какое слово выбрать. Пусть будет балбесом. Когда он не знает, что точно делать или когда его захлёстывают эмоции, он может таких дров наломать. И ему надо с этим помочь, поэтому не бойся говорить ему о том, что думаешь насчёт его поведения или действий, не бойся говорить о том, что тебе нравится или не нравится, можешь даже критиковать или носом по батарее, — тут он даже почти засмеялся, довольный своим предложением. — Порой он бывает не прав и ему об этом нужно говорить, — всё это время я послушно киваю головой. Я бы вообще сейчас с чем угодно согласилась, лишь бы покончить со всей этой экзекуцией. Но Чернову-старшему всё ещё имелось что сказать. Интересно, они все там такие говорливые? — А иногда… он бывает прав и его нужно слушаться. Поэтому просто позволь ему заботиться о тебе. Для него это важно.

Учёба проходит сносно. Даже вполне неплохо. Потому что конец семестра, и я удивительным образом оказываюсь допущена ко всем зачётам и экзаменам с первого раза. Я не глупая, но я вечно занятая и апатично-истеричная, поэтому и с постоянными хвостами… по крайней мере была последние два года. А тут, оказывается, что я почти примерная студентка, и даже одногруппники со мной здороваются. Или всё же я первая начала? Загадка.

Разговор с Александром… Дмитриевичем всё ещё не выходит из моей головы, но я теперь неплохо контролирую себя, а собственные мысли вполне подчиняются мне. И все эти нежданные открытия вдруг радуют меня. И даже помирать не хочется, как всю последнюю неделю. Ну как помирать. В обморок меня больше не тянет.

После пар, немного поболтала с Кролей, но та сегодня куда-то спешила, поэтому разговор вышел кратким, но весёлым. Спешить мне было некуда. В бар не хотелось, да и Сева запретил там появляться.

Долго бродила по городу, который уже вовсю готовился к Новому году. Даже снег какой-никакой выпал. Размышляла на тему, а не позвонить ли Стасу и не послать ли его куда подальше. А что? Папа же его велел устраивать своему отпрыску разбор полётов? На самом деле мне просто хотелось услышать его голос, удостовериться, что он всё ещё есть, даже если это "есть" располагалось в другой части страны. Вот почему мы не в Андорре живём? Шаг влево, шаг вправо, и вы на месте.

Но вместо этого я делаю настолько абсурдный по своей логике шаг, что пугаюсь сама. И даже десять раз порываюсь сбросить вызов, но абонент всё-таки успевает, бросить в трубку свою удивлённое: «Ника?».

Отцу я звонила редко, а в последний год можно сказать, что скорее никогда. Когда моё молчание затягивалось, он объявлялся сам, как тогда на парковке. Недовольный, возмущенный, но появлялся, и даже пытался со мной говорить, но получалось так себе. Он морщился, а я артачилась, особенно после того, как узнала, что он ушёл от своей жены. Об этом я не говорила никому, но где-то в самой тёмной части своей души, я чувствовала на родителей обиду за то, что они сумели наладить свою жизнь только после того, как я сбежала от них, разрушив всё что могла до основания. Получается, что все эти годы я не скрепляла их отношения, а стояла между? По крайней мере, это звучало логично.

Маме я вообще не звонила. Впрочем, она тоже не появлялась. А у меня перед глазами всё ещё стояло её упрекающее:

— Ника, я жду тебя тогда, когда ты уже наконец-то определишься со своими желаниями.

На самом деле я этого очень хотела. Прийти к ним и уверенно заявить:

— Смотрите, вон она я — Вера! И я знаю, чего я хочу. И я счастлива.

Но даже я со всеми своими обидами и сомнениями понимала, насколько это глупо. И что в первую очередь во мне говорит обида. А утренний разговор про Стаса подсказывал, что я как он… и там не только обида, но и куча своих свершённых ошибок. Вот только сейчас некому было меня носом по батарее провести. Да и я бы никому не позволила, тут надо было самой.

В общем, я позвонила отцу.

Разговор у нас вышел растерянный и несуразный. Я до конца не понимала, что хочу сказать ему. Возможно, я просто насмотрелась на Черновых, и мне захотелось так же. Константин Валерьевич был слегка напряжён, но вёл себя сносно, не предпринимая попыток давить на меня или критиковать.

И лишь перед тем как повесить трубку он не утерпел и задал тот самый вопрос, который всё ещё остро стоял на повестке:

— Ты придёшь?

Это было про их свадьбу. Про их с мамой свадьбу, когда дряному фарсу последних двадцати лет будет поставлен конец. Я так боялась стать опять его частью. По большей части. Потому что всегда оставалось другое, не такое очевидное, но в разы более противное. Иррациональное, но вполне ощутимое и болезненное опасение, что я опять всё испорчу… между ними.

Я с силой закусила губу, а потом выдохнула:

— Приду.

Домой я ехала в странном состоянии. В голове опять была странная котовасия из чувств, мыслей и переживаний. Но при этом всём, я на удивление чувствовала себя сильной. Но, блин, растерянной… Хотелось побиться головой об окно вагона метро и порычать на себя за то, что сколько можно вообще думать. Голова уже откровенно взрывалась ото всего этого. И просто хотелось жить. Нет, никакой эйфории или приступов радости. Просто я чувствовала себя нормальным человеком с кучей проблем, которые вполне реально разрешить рано или поздно. И это было круто.

Мне нужен был Стас, срочно. Чтобы вот сейчас и начать всё решать за него, с ним… на нём. Да как угодно. Лишь бы уже приехал. Я бы поистерила. Чуть-чуть… Или не чуть-чуть. Но какое это имеет значение. Если потом можно успокоиться и бороться за свою любовь. И мириться. Горячо и страстно.

По двору я шла ошарашенная и обалдевшая от всех своих действий и размышлений. Почему мне иногда кажется, что у меня в отдельные дни случается столько событий, что хватило бы на пару недель?

Именно в этот момент Олегу приспичило вновь объявиться в моей жизни, резко хватая меня сзади за локоть и рывком разворачивая к себе. Я только и успела, что руки выставить вперёд, упираясь в его грудь. Он как всегда недовольно прошёлся своим ехидным взглядом по моему внешнему виду, не забыв состроить гримасу отвращения на своём утончённом лице. Да, жёлтая куртка в сочетании с моей головой смотрелась достаточно забавно. «Канарейка-переросток в пике подросткового кризиса» — как окрестила меня Сидорчук.

— Здравствуй, Ника! — притворно улыбается он, при этом театрально морща нос.

Моё сердце поначалу так и норовит выскочить из груди, но я достаточно быстро справляюсь и с паникой, и с тревогой. Это был всего лишь испуг от неожиданности, потому что недавняя мысль о том, что я могу справиться с Першиным, придаёт мне уверенности.

— Олег Иванович? Какими судьбами? — поддерживаю я его театральщину, изображая рьяное удивление.

— Да так, приехал посмотреть как низко ты пала. Твоя подружка сказала, что ты съехала. И вот тут-то я и забеспокоился… а не к тому ли чурке, что так усердно махал кулаками в нашу последнюю встречу?

Мне хочется его поддеть, заявив, что да, я таки живу с Дамиром, к тому же это была чистая правда, я ведь действительно жила с ним… и его братом. Но вот негодование за такое пренебрежение к Бероеву берёт вверх.

— Единственный кто там махал кулаками был ты! И что-то я раньше не замечала за тобой приступов расизма. Неужели там ревность взыграла?! — не знаю, чего именно ждали от меня, но видимо не этого. Олег слегка оторопел, а мне удалось вырвать руку. «Била» я, конечно, наугад, собирая всё подряд, что шло в голову. Но оказывалось, что так тоже было неплохо.

— Какая ревность?! — шипит он мне.

— Не знаю! Видимо какая-то нездоровая! Иначе какого хера ты продолжаешь за мной следить? Зачем звонишь? Или всё ещё не веришь, что я умею жить без тебя?!

Говорим мы громко, но оценить это некому. Рабочий день ещё не окончен, поэтому в спальном районе было временное затишье, когда мамы и бабушки с детьми уже отгуляли своё и даже прошлись по магазинам, а все остальные ещё не успели начать свой путь домой. Короче, вокруг нас было безлюдно. Это немного пугало, особенно когда Першин смотрел на меня так… зло и обжигающе. Но я в очередной раз убеждаю себя, что Олег безобиден.

— Сука! — пытается он схватить меня за руку, но я успеваю сделать шаг в сторону, понимая, что как-то ситуация выходит малость из-под моего контроля. И дело тут уже не в моём настрое перед Першиным. — Ты хоть понимаешь, что ты мне жизнь сломала? В Гнесинке меня тогда растоптала. Опозорила перед всеми! Мне потребовалось грёбанных два года, чтобы очистить своё имя. А ведь всё твой папаша расстарался!

— При чём тут он? — искренне удивляюсь я.

— А то, что он тогда напряг все связи и меня выперли из академии, да не просто выперли, мне теперь был закрыт путь в любое более или менее перспективное место.

Вот это удивляет. Не похоже это на моего родителя. Он вообще не имел склонности соваться в те мои дела, которые никак не были связаны с его персоной.

— Ошибаешься!

— Уж поверь, кто надо, тот донёс! Но ведь тебе этого мало, да? Унизить, растоптать.

Он на взводе. Впрочем, я слегка тоже, поэтому не особо слежу за своими словами и выпаливаю первое, что попало под язык.

— Как-то на тебя больше похоже.

Першин нервно дёргается на меня, но я пока проворней. Краем сознания понимаю, что надо уходить. Но поворачиваться к нему спиной совсем не тянет. Хотя, страх свой показывать тоже нельзя, а он уже зарождается где-то у меня в желудке, склизкой змеёй передвигаясь по моим внутренностям. Поэтому нарочито медленно достаю из кармана пачку сигарет и закуриваю. Жадно, со вкусом, демонстративно.

— Всегда догадывался, что ты лишь притворяешься бедной овцой, — усмехается он. А я только и удивляюсь, где это в нём сидело столько лет, потому что всегда культурный, приличный и обходительный Олег из моего прошлого просто не знал таких выражений. — А я ведь почти был готов простить тебя. Ты ведь за это время так ничего и не добилась. Ютилась в своей общаге, да и пряталась за спиной этого рыжего выблядка. Но две недели назад, ты опять всё разрушила!

Я вместе с дымом проглатываю все свои возмущения по поводу его замечаний про свою жизнь и Севку. Безумно хочется ответить, но я уже прекрасно осознала, что Першин очень сильно не в себе. Поэтому просто спрашиваю:

— Интересно знать как?

-А ты вспомни. У этого богатого хряка… Борисова. Я три недели обхаживал эту зазнавшуюся мразь. И если бы он согласился спонсировать мой проект, я бы такую «малышку» раскрутил. Не чета тебе и твоим трепыханиям над фоно. Весь мир бы тогда заговорил обо мне… как о продюсере. Но тут появляешься ты… Со своим хачиком, который не просто унижает меня. Но и каким-то способом заставляет Борисовова воротить нос от меня.

Наверное, кто-то из парней успел пожаловаться Виктору Мстиславовичу на неподобающее поведение одного из его гостей. Хотя это не важно. Сейчас уже вообще ничегошеньки не важно.

Потому что растерянная я успеваю пропустить очередной рывок Олега, и он хватает меня за руку, да ещё и за ту, в которой я держала сигарету. Так бы хоть можно было хорошенько притушить её об него. Но нет. Чужие пальцы до боли сжимают моё запястье и тлеющий окурок выпадывает из моей руки.

Стальные глаза наливаются кровью, или мне так только кажется. Но ненавистью они горят абсолютно точно. И он замахивается. Только я даже не жмурюсь. Напрямую смотрю в лицо Стаса, который подлетая сзади, не просто перехватывает Першинскую руку, но и выворачивает её так, что тот просто воет и от неожиданности выпускает моё запястье.

— Отойди, — зло требует Чернов. А что я? Мне дважды повторять не надо.

Пара шагов назад.

Олег громко матерится и пытается вырваться, но Стас держит крепко, ещё сильнее нагибая его перед собой. Да, это не Дамир, даже в драке действующий со всей подобающей ему обстоятельностью и неторопливостью. Стас порывист, слегка нервозен и до крайности обозлён. Пара коротких ударов по Олегу, и тот даже материться больше не может. Один в нос, другой куда-то в рёбра. Першин теперь только скулит.

Чернов с каким-то жутким удовлетворением на лице отпихивает его от себя, и Олег беспомощно падает на землю.

— Говорю один раз, — до ужаса ледяным тонов чеканит Стас. — Ещё раз увижу рядом с Верой… да даже не рядом, а вообще. Тебе будет плохо, очень плохо.

— Убьёшь? — неожиданно резво интересуется Першин, выплёвывая свои слова вместе с кровью, которая затекала ему в рот из носа.

— Зачем? — удивляется Стас, правда, всё так же холодно. — Можно и не убивать. Но что такое иметь самого крутого адвоката Москвы у себя в крёстных узнаешь обязательно.

Чернову хочется сказать что-то ещё, а может быть даже ударить, но он ничего из этого не делает. Оборачивается на меня, оценивая, что успел сделать мне Олег. Отсутствие явных повреждений, его слегка успокаивает. Поэтому он опять смотрит на тело, корчащееся в грязи.

— Я сказал. Ты услышал. Второго шанса не будет.

Теперь Стас идёт ко мне. Такой же злой, мрачный и холодной. Не совсем вежливо берёт меня за руку, правда, не больно.

— Идём, — властно велит мне, так если бы я думала сопротивляться. А я даже не думала.

Так в итоге мы и идём домой. Он впереди, раздражённо вышагивает свои практически метровые шаги и тянет меня за собой, держа за руку, и я, послушно семенящая следом.