Хороший мальчик. Строптивая девочка

Глава 27

В баре было шумно и многолюдно. Мы опять пахали втроём, и даже этого мне казалось мало. За несколько дней до Нового года людям хотелось праздника. Народ заканчивал свои отчёты, закрывал год, опустошал магазины, а потом бежал встречаться с друзьями, пить алкоголь и слушать громкую музыку.

Я вежливо улыбалась гостям, подкалывала уставших официантов, через раз пикировалась с Сидорчук и учила жизни Лику, офигевавшую от происходящего. Севка осторожно косился в мою сторону, словно подозревая меня в чём-то страшном. А я… а я всего лишь старалась жить.

Прошло почти два дня с тех пор, как я ушла от Стаса, предоставив ему возможность выбирать. И он в своей излюбленной манере молчал. И я не то, чтобы паниковала. Скорее уж терялась в догадках и опасениях, периодически впадая в оцепенение от переживаний о нём. Но что-то внутри меня упрямо шептало, что надо верить, и я верила. Ждала, верила… и волновалась. Чуть-чуть. Или не чуть-чуть. Но держалась, вполне достойно, готовясь принять его любое решение. И я понимала, что да, приму. И даже осуждать не стану в случае чего. В любом случае… Я сейчас и я два месяца назад — два разных человека, и это была полностью заслуга Стаса. Ну и немного Ромки, Дамира и Александра Дмитриевича, пробудивших во мне странное желание перестать бояться людей, и не менее странную мечту иметь семью.

Какими бы сложными не были мои родственные отношения, это были я и мои папа с мамой. И мне их очень не хватало, несмотря ни на что. Не могу сказать, что мы сумели простить друг другу всё. Нам ещё многому предстоит научиться, но я надеюсь, что мы справимся.

В тот день, когда я, наконец-то, объявилась в родителськом доме, мы долго сидели с мамой, пытаясь прийти хоть к какому-то решению, а потом опять разревелись, вместе.

Такими отец нас и застал — рыдающими, хлюпающих носами и через раз нервно хихикающими. Он какое-то время постоял в дверях, разглядывая, наши прижавшиеся друг к другу фигуры, покрутил пальцем у виска, и сказал, что мы ненормальные истерички. После чего немного подумав, философски добавил, что мы, как ни крути, его истерички, и видимо ему всё-таки придётся о нас заботиться. После чего мы все вместе успокаивались обжигающим липовым чаем.

Завтра по плану у меня было посещение их свадьбы, и я странным образом не чувствовала по этому поводу ровным счётом ничего. Это было ни хорошо, ни плохо. Это было. И это касалось только их, и я была готова это принять.

Я, вообще, многое готова была принять, но начинать в любом случае приходилось с себя. Собственное прошлое престало казаться чем-то страшным и безобразным. Нет, мне до сих пор местами было больно, меня могло воротить от отдельных своих поступков или решений. Но теперь я могла с этим смириться. Даже Юльке перед сменой по секрету поведала, что собираюсь к родителям на свадьбу, из-за чего та очень удивилась, что они у меня вообще есть. В тонкости вдаваться не стала, но ведь загадочно пояснить, что там всё сложно, мне ничто не помешало.

Кроль второй день отказывалась со мной разговаривать, кидая в меня тапками и обвиняя в том, что я дура, раз добровольно от такого мужика отказалась. Мне же, только и оставалось, что пожимать плечами, и надеяться на то, что Стас хотя бы удосужится мне как-нибудь своё решение сообщить.

И да, мне на самом деле было грустно с ними расставаться. С Черновыми, с Бонифацием… Со Стасом.

Каким-то неведомым мне способом, ему удалось вернуть моему миру красок. Я любила его. Такого разного и в то же время постоянного, сложного и лёгкого, очаровательного и угрюмого, правильного и неидеального. Но если рассуждать логически, что я могла предложить ему в данной ситуации? Отрицательный тест на беременность? Своё ещё не до конца сложившееся мировоззрение? Или пошатнувшуюся нервную систему, которая общими усилиями стала приходить в норму? А может быть фиолетовую голову, которая так ему нравилась?

Дальше думать нельзя было, дальше у меня начинало щемить в груди и хотелось рыдать, но на этот год лимит слёз был исчерпан, поэтому оставшиеся дни декабря я обещала себе продержаться без них.

Я работала, улыбалась гостям, подкалывала официантов, лениво перекидывалась репликами с Сидорчук, учила жизни Лику и игнорировала Севкины намёки.

— Хочу ту розовую фигню, — вырывает меня из размышлений довольный голос.

А я как раз не смотрю по сторонам, закидывая в блендер нужные ингредиенты. Мои пальцы чуть дрогнули, но я быстро сумела их обуздать, и даже крышкой чашу закрыть не забыла.

— Какую фигню? — спрашиваю я, не поднимая глаз на Чернова.

— Не знаю. Что ты там в первый раз на меня вылила? — Стас говорит странно. Одновременно весело и серьёзно.

— Ты про дайкири? — вполне сдержанно уточняю я.

— Да, хочу розовый дайкири, — подобно капризному ребёнку требует он.

Я всё-таки отрываю глаза от блендера. Он сидит на своём месте, уверенно сложив руки на стойку. Бледный, взъерошенный, слегка уставший, короче, такой же как и всегда… Улыбается, нагло так, самодовольно.

— Он сладкий, тебе не понравится.

— Раньше надо было думать, когда выплёскивала мне его в лицо.

— А не надо было меня доставать! — начинаю раздражаться я.

Вот что он делает?! Я уже открываю рот, чтобы ляпнуть какую-то грубость, но вдруг между нами всплывает Севка.

— Стас, пожалуйста, — молит мой самый верный предатель. — Не сейчас и не в ближайший час. Она мне работающая нужна. А дальше хоть трава не расти, можешь сразу на плечо и тащить в любом удобном направление!

— Окей, — легко соглашается Чернов.

— Эйййй, — пытаюсь возмутиться я, но разве это кому-то интересно? Эти мужики сами всё без меня решили. Как всегда.

Дальше я спорить не стала. Продолжая спокойно работать и делая вид, что Юлька с Ликой не вступили в Севкин клуб под названием: «Все-смотрим-на-Веру-с-намёками». А ещё я сделала Стасу его дайкири. И он пил, стоически, правда, при этом хорошенько так морщась.

Через пару часов бар стал пустеть, и мы с девочками потихоньку начали наводить порядки в своём хозяйстве. Протирала барную стойку, когда Стас схватил меня за руку.

— Вер, пойдём уже.

— Куда?

— Куда-нибудь.

В коридоре темно, опять перегорела лампочка, а ни у кого не доходят руки её поменять. Я медленно бреду по нему, ведя пальцами по холодной стене, а Стас следует неотрывно за мной.

— И что, ты даже ни о чём не спросишь? — наигранно удивляется он.

— А надо? — устало выдавливаю я из себя.

Что-то я сегодня замученная какая-то. Смена была длинной и выматывающей. Как и предыдущие дни.

— Ну не знаю. Ты же любишь… вопросы задавать и комментировать всё.

— Хорошо, — послушно киваю головой. — Как Настя?

— Неплохо. Мы сегодня были с ней на УЗИ. Одиннадцать недель. Ребёнок развивается в соответствии со всеми нормами.

Замираю у двери в раздевалку, с силой сжимая дверную ручку.

-Поздравляю. Я очень рада за тебя… Вас, — и я, правда, рада. Очень рада… буду, только вот немного разберусь со своими чувствами, и сразу же радоваться начну.

И пока Стас не успел сказать что-нибудь ещё, скрываюсь в раздевалке. Он появляется не сразу. Закрывает дверь и опирается на неё спиной, словно отрезая мне все пути к отступлению. А мне, впрочем, всё равно. Рывком открываю свой шкафчик и невидящим взглядом утыкаюсь в свою одежду. Надо бы начать переодеваться, но руки как-то не слушаются.

— Знаешь, я, наверное, всегда буду любить Настю, — спокойно начинает он. — В благодарность за наше прошлое, за то, что было между нами, за нашего с ней ребёнка…

Он берёт краткую паузу, видимо ожидая от меня хоть какой-то реакции, но у меня её нет. Одна лишь тупая мысль о том, как же я устала. А ещё я спать хочу. Вот прямо сейчас.

— Вер?

Ах да, я стою, не шевелясь, и, не моргая, смотрю в глубину своего шкафчика. Наверное, выглядит жутко. Трясу головой, пытаясь хоть как-то выйти из транса.

— Что?

— Скажи хоть что-нибудь?

— Поздравляю вас, это круто, — тараторю я, стягивая с себя футболку. Надо шевелиться, надо двигаться, чтобы совсем не выпасть из реальности.

— Что именно?

— Что вы с Настей, видимо, пришли к согласию.

— Пришли, — соглашается со мной Стас, при этом жадно впиваясь в меня своим потемневшим взглядом. Меня так и подмывает усмехнуться, но пока что ещё не время.

— И на что тебе ради этого пришлось пойти? — зачем-то уточняю я, расстёгивая пуговицу своих рабочих джинсов.

— На сделку. С совестью. У нас с Настей был долгий и тяжёлый разговор. Мы с ней понаделали много ошибок. По большей части я. Но решать нам, так или иначе, придётся их вместе.

Я слегка наклоняюсь, начиная стягивать с себя штаны.

— А у вас другого выхода нет. Вы же теперь с ней родителями будете.

— Будем, — в очередной раз соглашается он со мной.

Я тоже не спорю, а что тут спорить то? Убираю снятую одежду в шкаф.

— Слушай, ты можешь перестать?! — вдруг требует он. За что тут же получает мой недовольный взгляд.

— Только после тебя.

— Что именно? — удивляется он.

— После того как ты перестанешь ломать свою комедию, я перестану паясничать.

Выпрямляюсь, упирая руки в бока, и с упрёком смотрю на него. Правда, тот факт, что стою я в одном нижнем белье, значительно уменьшает степень моей грозности, но ничего, взгляд должен всё компенсировать.

— Какую комедию? — запускает он свою пятерню в волосы и ерошит их.

— Такую. Слушай, ты действительно не можешь просто прийти и сказать? Что, мол, так и так, я поговорил с Настей, мы решили с ней всё что могли, теперь у нас будет ребёнок, за что я ей очень благодарен. А ты Вера, давай, резче одевайся и поехали уже домой. Потому что вижу, что ты устала, хочешь есть, спать и что-нибудь ещё. И, вообще, я люблю тебя, но я настолько наглая скотина, уверенная в себе, что мне до безумия нравится тебя провоцировать и смотреть, как ты страдаешь.

Чернов заливается смехом и, наконец-то, отходит от двери, в пару шагов преодолевая расстояние между нами.

— Как догадалась?

— Ты говорил про прошлое, — пожимаю я плечами. Боже, ну и угораздило же меня связаться…

Я ещё только думаю, что ему такого сказать, а его рука уже скользит по моей спине, притягивая к своему хозяину.

— Вер, — шепчет он мне в губы. — Я люблю тебя. Слышишь?

— Знаю, — совсем тихо бурчу я под нос. Он проводит пальцем по моей нижней губе, отчего мой рот слегка приоткрывается.

— И это всё? — никак не унимается он.

— Будешь так нелепо себя вести, точно будет всё.

— А нелепо это как?

— Так. Целуй давай.

— А…

— Целуй, говорю!

И он целует. Медленно и осторожно, забирая вместе с прикосновениями и касаниями всё напряжение сегодняшнего дня. А я ведь почти клюнула. Спасибо, что хоть верить меня заранее научил…