Хотели принца? Нате - получите, распишитесь! /книга 1/

Предисловие

Мое имя Эля – одно из красивых и редких имен в наше время. То, что оно является одной из форм имени Эвелина, я знала давно. Имя Эвелина еврейского происхождения. А сокращенный вариант имени Эвелина: Эва, Эля, Лина. Поэтому для всех я была просто Эля. Ибо я всегда стеснялась своего полного еврейского имени.

Но то, что смысл имени в переводе означает «Жизненная Сила» и еще одно значение имени Эвелина – «Дающая Жизнь», об этом я узнала совсем недавно. А также то, что Эвен – это мужской вариант женского имени Эвелина и означает оно «Жизнь Дарующий». А раньше я даже не задумывалась о значении своего имени.

Мое имя Эля, или, как меня обычно называла моя подруга Светка, Элька, мне всегда нравилось. Потому я всегда не любила, когда мама называла меня таким странным, как мне казалось, именем Эвелина. И всегда фыркала на маму, когда она мне ласково говорила: «Эва, Эва, Эвелина, не такой ты должна быть...» И при этом как-то вздыхала тяжело. А на мой вечный вопрос: «Какой же я должна быть?» — мама всегда очередной раз вздыхала, целовала меня в лоб и уходила. А моя подруга Светка всегда добавляла при этом: «Права твоя мама, у тебя, Элька, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения! Но я тебя все равно люблю».

Ну и как я могла за это на них обижаться? На самых моих дорогих и любимых. Ибо ближе и роднее у меня никого не было в этом мире. В этом мире! Ключевое слово — «этом». Ибо миров, как оказалось, два!

....

Я стою посреди проселочной дороги. Нет, иду по ней. Или все-таки стою... Нет, наверное, все-таки стою, ибо как назвать то, что я замерла посреди дороги с рюкзачком в руках и как бы вообще выпала из реальности. Потому как не могу понять, что я тут вообще делаю. Нет, ну то, что стою, это ясно, как божий день. Ну да, день...

«Странно, вроде утро еще... совсем недавно было. Наверное, я все же решила пойти в деревню вместо прогулки по магазинам с подругой. Странненько. Мы вроде вечером договаривались со Светкой. Не могла я за ночь передумать. Может, Светка? Может, с утра чего у нее изменилось? Иначе как объяснить тот факт, что я здесь стою!»

Я стою, обалдело хлопая глазами, озираясь вокруг. «Не могла я не заметить, как приехала сюда... Я же точно помню, как выходила из подъезда, а, выйдя из подъезда... вдруг оказалась тут. Неужели я так задумалась, что не заметила, как приехала сюда?»

И самое прикольное — я не помню, как сюда доковыляла от остановки.

«Ладненько. Разберемся с памятью потом. В деревню, так в деревню!»

Я хотела сделать шаг по дороге... да так и замерла с поднятой в воздухе ногой, не решаясь завершить шаг. Прямо практически у меня под ногами в луже не то мазута, не то фиг поймешь чего-то черного цвета барахталась мышь!

— Бр-р... — передернула я плечом. — не люблю мышей.

Не завизжала только потому, что просто офигела от того, что увидела. Как, скажите, тут могла оказаться какая-то мазутная лужа? И в ней мышь? Не, ну мышь саму по себе как-то я еще могла представить на проселочной дороге вблизи леса. Но вот мышь, тонущую в довольно-таки мелкой луже, причем ядовито-черного цвета...

«Блин, а она действительно ведь тонула! И чего? Мне ее спасать? Не! Не-не-не! Не... Блин... Блин... Тонет ведь...»

Пока я сама с собой мысленно пререкалась, мышь реально так ушла под воду, или что это было черного цвета.

— Ну всё, утопла! — сказала я и вздохнула. — Сразу надо было спасать, а не разглагольствовать.

И в это время мышь вынырнула из этой жижи и стала перебирать лапками, словно... как провалившийся в воду человек, который пытается ухватиться за кромку льда...

— Твою дивизию! — выдыхаю я.

И я, уже не раздумывая, скинула рюкзак на дорогу и, наклонившись, запускаю руку в эту жижу, хватая мышь! Но так легко оторвать руку от черного водоворота лужи не смогла. Руку стало словно всасывать в черную жижу.

Еле отдернула и... кулак разжимается, мышь делает кульбит в воздухе и приземляется на мой рюкзак! Видимо, я рюкзак очень близко бросила к луже, когда вылавливала его из жижи.

«Хотя стоп! Мышь, она же моя! Ну, в смысле, не моя в прямом смысле, а она моя в том смысле, что женского рода. Вот ведь... Короче, что это я о мыше не она, а он сказал? Ну вот опять! Это же она. Не он?»

Я с подозрением кошусь на мыша или все-таки мышь.

«Странненько, а почему этот «мазут» следов на моем рюкзаке не оставил? Вон мыша лежит, лапками шевелит, и следов никаких нет. Одно радует — жив! Или жива!»

И вдруг как-то стало холодать, причем как-то так сразу резко. Лужа на дороге пошла рябью. Меня передернуло от взгляда на нее. Чего-то не нравится мне эта лужа. Вот как-то совсем не нравится. А та, в свою очередь, стала меняться. Такое чувство, вот когда пробку из ванны полной воды выдергивают, воронка образуется, когда вода утекать начинает, так и лужа стала как-то в середине воронкой закручиваться. По спине поползли мурашки. Очень большие мурашки! И явно не от холода.

— Мамочки, что это?! — испуганно вскрикнув, я хватаю мыша вместе с рюкзаком и, прижав их к груди, пячусь от страшной лужи. А лужа уже не лужа — маленький черный смерч, быстро увеличивающийся в размерах. Небо тут же заволокло серыми облаками, и где-то вдалеке заблестели молнии.

— Мамочка, — пробормотала я и сорвалась на бег.

Бежала я к ближайшим деревьям. Вбежав в лесополосу, тут же присела за первый большой куст. Вокруг все как-то странно стало темнеть. И я увидела, что из черной лужи поднимается маленький такой... смерч?! Ибо как назвать ту быстро растущую воронку, закручивающуюся в воздухе с разрядами молний в середине, от которой расползалась вокруг темнота? Я попятилась от неожиданности. И, упав на пятую точку, продолжала пятиться назад, пока не уперлась спиной в дерево. Прижала к себе рюкзак и зажатого в кулаке мыша. Тот трясся всем тельцем.

1

Я провалилась куда-то. Вопрос — куда? Глаза понемногу привыкали к темноте. Я оказалась в какой-то норе. Или берлоге, что ли. Надеюсь, я не на медведе сижу?! Я подпрыгнула, потому что то, на чем я сидела, было мягким и пушистым, и оно явно шевельнулось. Крик застрял в горле от ужаса, охватившего меня. Я скатилась с медведя или кого-то там еще и вжалась в стену норы. Прижавшись к шершавой стене норы, судорожно сжимаю свой рюкзачок у своей груди. В полутьме на меня уставились две горящие точки. Вот точки стали увеличиваться в размерах, и вот уже на меня смотрят два глаза с вертикальным зрачком. И размер глаз явно больше моих. Я моргнула. Глаза тоже моргнули... А я сжимаю у груди свой рюкзак и не могу даже заорать от ужаса. А глаза меня... Разглядывают, что ли... Раз сразу не сожрал — значит, есть шанс, что не сожрет. Вон — разглядывает. Страх сразу отступил сразу как-то. Но вдруг снова нахлынул!
Ибо обладатель этих необычных глаз резко дернулся в мою сторону. И... Застыв передо мной, стал принюхиваться! Время стало словно резиновое. А этот кто-то всё нюхал меня и нюхал. Пока наконец не чихнул!

— Будьте здоровы, — вырвалось у меня.

Глаза вспыхнули, зрачок вытянут, как... Как у дракона!

«Мама, я домой хочу!»

Мысли путались в голове вместе со страхами.

— Чттоо тыы говоишшш... — прошипели мне в лицо.
От удивления моя челюсть падает вниз в прямом смысле этого слова. Из открытого рта вылетает какое-то шипение, и я... проваливаюсь в темноту.

***

Просыпаюсь, потягиваясь. Присниться же такое...

—..кое! Мамочки... — я лежу на мягкой постели в какой-то комнате.

В комнате светло, но свет идет не сбоку, как от окна, а откуда-то сверху. Я оглядываюсь. Мой рюкзак лежит рядом со мной. И это не комната, а какая-то, не пойму, пещера, что ли. Вместо двери висит какая-то не то шкура, не то кожа. Странно, стены как в пещере, а постель как королевская перина, мягкая и шелковистая. И покрывало сверху мягкое-мягкое и невесомое какое-то, что ли. И звери на нем какие-то непонятные. Не то звери, не то человеки... А свет откуда? Поднимаю голову к верху и...
Не дыра в небо — нет, как я ожидала, просто свет идет от, не знаю чего. Шарик какой-то в воздухе висит под потолком, а светит, как маленькое солнышко. Пока я разглядывала это невесть что, передо мной появился...

«Что, в натуре, кот, что ли?! Чур меня! Шибко меня, видно, головушкой-то приложило. Ибо кот был размером с меня! И появился так бесшумно, что я даже испугаться не успела».

Он вздернул бровь, разглядывая меня.

«Сейчас сожрёт!» — мелькнула мысль.

И я зажмурилась.

— Проснулас-с-с, — послышалось мне, что как-то странно растягивая слово, сказал... СКАЗАЛ КОТ!?

Открываю глаза. На меня смотрит кот! Серебристого пепельного окраса, огромный такой кот. Или человек в гриме кота...

«Коточеловек, короче», — я улыбнулась такой своей мысли.

А он протянул ко мне руку. Или лапу. Что-то очень похоже на руку, но в то же время — волосатая, как лапа, и когти имеются.

По мне словно разряд тока пропустили, хотя это существо и не дотронулось до меня. Не успело просто. Я подскочила и прыгнула с кровати или что это вместо нее. От страха слова застряли в горле. Меня начало опять потряхивать. Руки судорожно сжимали рюкзак.

«Во, блин, мышку не бросила — молодец», — мысленно похвалила я себя.

Но как-то странно — страх вдруг ушел, как и не бывало.
Может, потому что это, не знаю что или кто, просто меня разглядывало. А я, в свою очередь, разглядывала его. Это и вправду на первый взгляд казалось кот. Ну, такой большой себе котище ростом с меня. Но в то же время он смахивал и на человека. Вот как будто действительно просто человек в гриме кота. Или кот в гриме человека. Я чуть не хихикнула от такого сравнения. А этот коточеловек вздернул одну бровь: «- Нуссс- и чтоссс этоссс у нассс».

— Э-э-э... — протянула я.

А коточеловек уже опять рядом и так ласково смотрит.

«Сожрать хочет!» — подумала я и попятилась.

Но меня тут же схватили за руку и потащили на выход из пещеры. Я даже ойкнуть не успела, как оказалась в другом зале. А тут явно обеденная зона.

«Ну точно сожрет!» — мелькнула опять мысль!

А меня отпустили и подтолкнули к столу или что-то отдаленно его напоминающее. На большом плоском камне были разложены какие-то разные и необычные — фрукты, что ли. Полупрозрачные, янтарные и темно-красные, светящиеся как будто изнутри, они чем-то напоминали дыни и яблоки. Какие-то листья, как от кувшинок с нашего пруда в деревне. Правда, цвет почему-то какой-то голубо-зеленый у них, если не сказать, что вообще голубой. Пока я разглядывала все это, коточеловек обошел меня и, встав сбоку рядом, стал заглядывать прямо в глаза, при этом указывая своей лапой мне на фрукты. И тут мне представилось, что это полупрозрачное янтарное нечто — дыня. И не просто дыня, а медовая прям... И так мне ее захотелось, что я, забыв обо всех своих страхах, шагнула к этому столу и протянула руку и... и увидала, что из руки торчит хвост! Чуть не заорав и не бросив мыша, другой рукой тут же прикрыла хвост и опустила руки на стол в надежде просто выпустить мыша на этот стол. Но, как ни странно, он не спешил покидать мои ладони. Подобрав хвост, он толкнул мою руку к какому-то невзрачному сморщенному фрукту, которого я даже и не заметила в начале. А коточеловек придвинулся ближе... И я схватила этот сморщенный фрукт и вместе с мышем подняла со стола. И вдруг ощутила запах дыни!

«Да ладно?!»

Я-то хотела его просто бросить, типа плохой, в сторону, чтоб мыша отпустить, а то мало ли что, всё ж кот, а у меня мышь. Но аромат! И вопреки всякому здравому смыслу — вот не зря мне Светка про отсутствие инстинкта самосохранения говорила — я впилась в него зубами. Не в мыша, конечно, — во фрукт. Сок брызнул мне на руки. Какой-то липкий прям очень, но на вкус и правда напоминал дыню с медом и еще с каким-то пряным привкусом, не знаю чего. А мыша тоже, смотрю, к дыньке-то-сморчку пристроился. И вон тоже весь в... фиолетовом соке.

2

Кругом лесок негустой, и ни дорожек, ни тропинок. Ничего, просто лес.

«Не, ну а ты-то чего хотела? Асфальтовую дорогу, что ли?! Ладно, пойдем искать цивилизацию. Или что тут есть».

То, что я в другом мире, я теперь это отлично понимала, но как я сюда попала и есть ли выход обратно домой? А лесок-то очень на наш смахивает. Вон, то же деревья растут с зелеными листочками, и стволы у них коричневенькие...

— Да, красиво здесь, — вздыхаю. — Воздух чистый, свежий. Не как у нас в городе. Хотя за городом, в деревне у нас тоже вот ведь воздух чистый и свежий.

«А может, я у нас? Просто заблудилась? И никакой это не другой мир»? — мелькают мысли в голове.

— Ага! Щаз-з! У нас такие коты-переростки не водятся. К тому же медиумы! Откуда только и слово-то такое из памяти всплыло.

И я все шла прямо и прямо, с интересом разглядывая местную флору и фауну. Не, листья, конечно, зеленые у деревьев есть. Но не у всех. Некоторые имеют какой-то оттенок голубого цвета. Цветов вообще ни одного не видела. Зверей тоже.

«К счастью»! — отмечаю про себя.

«Оно хоть обитаемо — это место»?

И вдруг... Чего вот не пойму, что. Вроде и нет никого, а мне не по себе стало. Прижала рюкзак к себе плотно. И чувствую, мышь там шевелится, выбраться хочет. Присела, открыла рюкзак.

— Ну давай на свет божий вылазь, — достаю его и разглядываю, не спеша отпускать.
— А ты и не страшный вовсе! — говорю. — И чего я раньше мышей боялась?
— А может, это потому что я в другом мире? — голос дрогнул на последних словах.

А это серо-черное хвостатое создание смотрит на меня и не пытается убежать.

— Ну и что мне с тобой делать? — говорю, опуская его на дорожку. — Дорожку! Мы нашли дорогу!

«Значит, близко люди! Ура»! Я чуть не запрыгала от радости. Но тут же себя оборвала: «Чего радуешься? А вдруг тут не люди вообще живут-то»... Вздыхаю. Выбора-то все равно нет. Что ж теперь. И Мыш вздыхает.
«Чего? Правда, ты глянь, вздыхает, как человек прям».

— Ладно, раз не хочешь уходить, полезай обратно. А то мало ли что. Неизвестно, кого мы тут с тобой встретить можем.

Прячу его обратно и иду по дорожке, сжимая рюкзак в руках. Она петляет меж деревьев и выводит на поляну. Не, на луг какой-то. Или как там у них называется. Короче, получается, сзади лес, а впереди типа луг, покрытый мхом каким-то, и вдалеке не то деревня, не то что-то отдаленно ее напоминающее.

— Все будет хорошо! — подбадриваю я себя и вступаю на мох.

Казалось бы, нога должна утонуть в нем, ан нет — не тонет. Или я такая легкая, или он такой упругий. Но я все равно осторожненько так, ступая, пробираюсь к кромке этого луга. Деревню уже можно разглядеть издалека. Вон высится что-то типа нашей церквушки в деревне, правда, без куполов и креста наверху. А рядом примостились строения типа домиков. Народу, правда, не видно, или кто там живет, хотя день уже. Явно день — вон солнце в зените. Поднимаю голову — опа, а их два. И как-то отмечаю это просто как факт, особо не удивляясь. Смирилась, видно, что я не дома. Меня больше интересует, где все обитатели. И вот уже я вступаю в эту самую деревню. И мне опять становится как-то не по себе, как там в лесу только что было. Вроде и нет никого, по крайней мере, не видно, но как-то странно, будто кто-то следит за мной. Оглядываюсь. Никого.

«Ладно, пойдем посмотрим, кто в деревеньке живет».

Подхожу к первому дому и вижу — не жилой он какой-то. Или мне просто так кажется. Домик просто весь увитый плющом каким-то, что его и не видно из-под него. А так как листья коричневатые у растения, издалека мне просто казались стенами дома. Делаю еще несколько шагов в направлении дома и вижу, что листья приходят в движение.

— Ой, мамочки... — я отступаю буквально только на шаг.

А листья уже вытягиваются ко мне, как гигантские лианы, и всё ближе и ближе. И извиваются, и шипят, как змеи!

— Мамочки, — снова повторяю я, при этом словно приросла к месту.

И вдруг...

— А-а, мамочки! — ору я от боли и как будто обретаю способность снова двигаться.

Рванула в сторону от дома и вообще от деревни. Неслась сломя голову, пока не запнулась за что-то и не полетела кубарем вниз.

— А-о-о... Да чтоб тебя! — села на пятую точку в какой-то низине, покрытой мхом.

Правую руку тюкает от боли. НЕ, я ей не стукнулась. Просто какая-то мышь меня снова цапнула! И прилично так.

— Ты офигел, что ли, совсем! — шиплю на него, сжимая при этом его в руке.

Потом просто стряхиваю этого кусачего мышá на мох.

— И что это было? — с укором спрашиваю. — И ведь не в первый раз уже. И как из рюкзака выбрался?

Тот уставился на меня своими глазками-бусинками. Потом подползает ко мне и тычется носом. Злости как небывало.

— Ну ладно, ладно... — и вдруг до меня доходит!
— Да ты ж меня спас! От этих лиан-змей каких-то.

А ведь и вправду, не укуси он меня — я бы так и стояла там до сих пор. И неизвестно, чем бы дело кончилось.

— Ты мой хороший, — глажу его.

А он тыкается к ранке на руке.

— Чего, хочешь посмотреть, сильно ли укусил? — спрашиваю. — Да нормально всё, до свадьбы заживёт.

Я раскрываю руку ладошкой кверху и... и смотрю, как мышь ставит мне передние лапы на ладошку, и почему-то она фиолетеет в этом месте.

— Ну вот ты меня еще и испачкал, — стираю фиолетовый сок с руки, а ранки-то и нет!

Не веря глазам, подношу руку ближе к лицу — точно никакого следа.

— М-да-а... — только и смогла выдавить я.

Но удивиться особо не успеваю, потому что, видимо, мысли о фиолетовом соке напомнили моему животу о еде. И он отозвался урчанием.

3

Мох в скором времени сменился какими-то листьями. В том смысле, как подорожник у нас растет, только это не он, конечно, а похожий на него. Травы нет, а вот только листья на низких ножках. И опять полное отсутствие цветов.

«Странно, у них тут чего вообще цветы не растут, что ли? Жаль. А я представляла себе очень красивые и обалденно пахнущие! Господи, о чем только думаю? Мне бы выбраться как отсюда, да домой попасть».

Пока я так рассуждала, идя по мягким листьям, вышла на берег реки. Ну вот прям натуральный берег реки! Листья закончились как-то резко, и стою я на песочке. Беленький такой, мелкий-мелкий. Блестит на склоняющимися за огромной стеной леса солнцами.

«Блин, это ж так и ночь скоро настанет! А я непонятно где. Впереди река — ни мелка, ни глубока», — всплыли в памяти слова.

«Стоп! А это что? Это ж не лес вроде. Ну точно, это стена какая-то. Великая Китайская стена»! - я хихикнула.

«Так, а если серьезно-то. Мне надо как-то туда попасть и желательно до захода солнца. Блин, двух солнц. Неизвестно, кто тут ночью бродит».

Подхожу ближе к воде. Прозрачная. Ну, как обычная вода. Попить бы сейчас. Присела, руку опустила в воду — тепленькая. И вдруг откуда ни возьмись прямо стая каких-то рыб к руке метнулась. Я выдернула руку и отступила от воды.

«Блин, а если это пираньи местные? И как мне попасть на тот берег»?

Подошла снова, присела, разглядываю местных рыбок.

«О! А это и не рыбки вовсе. Как ящерки какие-то. Тритоны у нас похожие водятся. Только у этих хвосты, как у наших золотых аквариумных рыбок, — длинные, красивые, всех цветов радуги».

— Не, такие красивые не могут быть пираньями, — говорю я.

И опускаю руку в воду. Эти тритоны-рыбы устремляются к моей руке. И смешно тыкаются в нее, щекоча мне ладошку.

— А вы и не страшные вовсе! — говорю я и, скинув летние кедики, прижимаю их вместе с рюкзачком к груди, входя в прохладную воду.

Вода приятно холодит. Так бы вся и окунулась. Тритоны-рыбки облепляют ноги, и я смеюсь от щекотки. А в рюкзачке чувствую, мышь возится чего-то.

— Ну чего тебе не нравится, — говорю. — Тоже что ли купаться или ты пить хочешь?

И хочу его выпустить — да кеды мешают.

— Ну сейчас, кеды только на берег снесу и выпущу тебя.

Я быстро бегу через реку и выбегаю на берег, вытряхивая мыша на песок.

— Пойдем, — говорю, оглядываясь на речку.

Да так и замираю вполоборота. Реки нет. В смысле, есть-то она есть, но не прозрачная с радужными тритончиками-рыбками, а... Черная какая-то с оттенком ржавого цвета, и выныривают из ее недр зубастые нечто, типа наших крокодилов, разве что размером с тритона.

— Ой, мамочки, что это?!

Я пячусь назад. Хватаю кеды, мыша, рюкзак и бегу прочь от реки. А вокруг уже залегли какие-то тени. Вечер уже опускается на землю. Запихиваю на бегу мыша и кеды в рюкзак и сломя голову припускаю к стене, что маячит передо мной. Стена все ближе и ближе, и я уже вижу в ней массивные ворота, которые... Которые закрывать собираются двое стражников.

— Погодите! — ору что есть мочи, задыхаясь от бега.

Стражники остановились. Один вышел мне навстречу.

— На вас напали? Кто еще с вами? — спрашивает.
— Да-а-а... — выдавливаю я и прямо падаю на землю, не в состоянии передвигать дальше ноги.

Мне помогают подняться. Оглядывают. А у меня мелькает мысль, что вот сейчас скажут: «Она ведьма» или еще чего-то такое, и выгонят опять за ворота. Но нет. Второй стражник закрывает ворота, а тот, что меня поднимает, снимает с себя плащ и накидывает его мне на плечи.

— Да знатно вас потрепали, — в одном исподнем прибежали...

У меня отвисает челюсть, но я предпочитаю молчать и лишь киваю в ответ. А сама разглядываю людей. «Ой, правда, люди! Слава богу. Правда, одеты странно — как в прошлом веке. С мечами на поясах, в каких-то доспехах, что ли... И плащи у них большие, с капюшоном. Блин. Это ты, Элечка, странно одета по их меркам! Ладно, вот в плащ закутали».

— Она ж и босая еще! — говорит второй стражник. — Давай я ее к Готе, пусть приоденет. Да, надо завтра с утра уж разбираться, кто и откуда.

Я была премного благодарна им за это.

4

Готя оказалась женщиной неопределенного возраста. Видимо, она держала что-то типа таверны или очень ее напоминающую. И, так как за воротами казалось совсем небольшое селение с очень малым количеством жилых домов, то эта таверна, можно сказать, единственное место, где можно было переночевать и поесть, потому как на постой никто не собирался пускать почти в ночи пришедшую меня. Вопрос лишь в оплате. И я думала, с меня спросят именно оплату, но нет. Готя просто отправила меня на кухню, выдав мне типа балеток каких-то на ноги и платье в пол с длинным рукавом и закрытым воротом.

— Моешь посуду и получаешь краюху хлеба и похлебку.
— Э-а... — только и смогла сказать я.
— И оставь ты уже свою котомку! Не украдут, не думай. Вон там лавка в углу — спать будешь там. Туда и положи.

«М-да, Эля, угораздила тебя», — подумала я и пошла на кухню.

Сказать, что я удивилась, — ничего не сказать. Ибо большая лохань с мутной водой и была посудомоечная машина, с которой мне предстояло работать. Пришлось засучить рукава и мыть тарелки. Которые, надо сказать, не из легких. Глиняные, они были значительно тяжелее тех, к которым я привыкла дома. При воспоминании о доме на глаза навернулись слезы. А Готя расценила это по-своему.

— Ну не плачь, дева, не плачь. Жива осталась. Благодари за это. Не переживай, завтра с утречка мой свояк поедет с обозом — я тебя с ним отправлю к свояченице. Там-то у них поспокойнее. И, может, быстрее сможешь со своими найтись как. Ведь остались у тебя родичи?
— Д-да... — говорю дрожащим голосом.
— Ну вот и славненько. А теперь мой.

Краюха хлеба показалась мне волшебным пирожным, а похлебка — самым изысканным супом. Короче, я так проголодалась, что проглотила все в одночасье, вернее, в одноминутно. Но кусок хлеба все ж сунула мышу, так, чтоб никто не видел. А на лавке, прикрытой каким-то тканым ковром, уснула моментально, как только голова коснулась рюкзака. И уже засыпая где-то на границе сознания, мелькнула мысль: а как же мыша, где спать будет... И проснулась от того, что меня трясут за плечо.

— Ну, мам, ну еще чуть-чуть... — бормочу я и переворачиваюсь на другой бок.
— Да, бедное дитя, — слышу голос и мгновенно вскакиваю.

И вспоминаю все, что было вчера. Не в силах поверить в происходящее со мной... Готя стоит рядом со мной с вчерашним стражником.

— Вот, — говорит, — с ним поедешь. — Куда? — удивляюсь я.
— Так это, дело такое... — начал охранник. — Там на берегу видно, что следов много, но все пропали, не иначе их щупы всех в реку затащили.
— И? — я смотрю на него.
— Так значит, что ты тут одна и осталась живая-то. Вот я до дому еду — со мной поедешь. Там в Граде разберемся, может, родных найдут. А нет, так хоть в обучение возьмут. И что вы тут только делали в такой дали от Града?!
— Лимкины владения искали! — выпалила я, вспомнив слова Лимиуса.
— Что?! — хором вскрикнули Готя и стражник.
— Ли-лимкины владения и-искали... — неуверенно повторяю я. — А что?
— О, дарующая жизнь! — восклицает Готя.
— Так их уже, считай, тысча весен никто не встречал! — говорит стражник. — И как вас только выпустили?
— Э-а... — снова вылетают мои любимые буквы...
— А... А далеко нам ехать? — спрашиваю.
— Лун шесть не боле, — был мне ответ.

«Ну что ж, наверное, я на правильном пути», — думаю я про себя и встаю.

5

Одна луна — это как у нас сутки. И до Града, главного города этих мест, оказывается, ехать шесть дней. И что стражника зовут Жозефф, и что работал он тут, замещая другого погибшего стражника, целый месяц, пока не прислали на постоянное место другого. Об этом я узнаю во время нашей поездки. А также о том, что все люди имеют ту или иную силу. Правда, что за сила, для меня пока загадка. Но она есть так или иначе в каждом с рождения. И вот у кого она большая, тот очень хорошо живет. А у кого она «наивысшего порядка» — это как в переводе на мой бы язык — короли типа. А простые, как я, человечка, в услужении у тех, у кого сила с большим порядком. Всё, как у нас, в общем-то. Поэтому меня сей факт даже не удивил нисколечко. Хотя, как считал Жизефф, хоть и похожа на человечку, но такое чувство, что есть во мне какая-то сила. Вроде как ему чувствуется или просто кажется. Не похожа просто я на обычную человечку. И цвет моих волос красного оттенка у простой человечки не встречается. Я только вздыхаю на эти его слова. Цвет волос у меня и правда красный — так это ж дань моде в нашем мире. А так родной — цвет пшеничного поля, как говорила мама.

Так, за разговорами, лежа на телеге с сеном, запряженной животным, очень напоминающим мне нашу лошадь, только почему-то с рогами, но явно не корова, мы доехали до... еще одной стены!

— Ну вот, второе укрепление! — говорит Жозефф. — Сейчас на постоялый двор и спать, а то завтра спозаранку снова в путь.

Стоялый двор напоминал таверну Готи. Хотя, может, и у Готи был постоялый двор? Главное отличие было в том, что мне не пришлось мыть посуду. Нас с Жозеффом накормили и предоставили сарай, набитый соломой, на ночлег. Ну и на том спасибо. Я залезла подальше в сено и стала пихать в рюкзачок кусок хлеба.

— Извини, — шепчу. — Чем богаты.

Мыша и этому был рад. Воды б ему еще или фрукт какой сочный, подумалось мне.

— Жозефф, а можно найти где-нибудь фрукты? — спрашиваю.
— Чего? — он моргает.
— Э-е... Ну, сочный какой-нибудь... — не договорила, ибо не знаю, как они тут называются — фрукты-то.
— А! Сочное! — Так что же сразу не сказала? — И он вылезает из сена, покидая сарай.
— Ну, — достаю мыш из рюкзачка, — побегай хоть по сену, а то сутки почти в рюкзаке сидишь. И как не задохнулся? И не сбежал?
— Че это? — вдруг раздается над ухом.

Я подпрыгиваю. Мыша ныряет в сено. Поднимаю голову и вижу — Жозефф с какой-то кринкой в руке.

— Э-а... — я не знаю, что и сказать.
— Че это? — снова повторяет он. — Не фамильяр случаем?

«КТО»? - чуть не сорвался с моих губ вопрос.
И я сижу, моргая, глядя на Жозеффа.

— Ты где его умыкнула?
— Чего! — возмущаюсь я.

А он меня за руку берет и вдруг отступает.

— Ты чего? — спрашиваю.
— Вашество?! — он как-то охрип немного.

Я перевожу взгляд на свою руку и вижу фиолетовые разводы.

«Ну блин! Ну мыша! В соке меня извазюкал»!

— Да ты не так понял! — я поднимаю руку и хочу стереть след, но он делает шаг назад и говорит: «Я не понял сразу, простите».
— Ну ладно, — говорю я, — а в кринке-то у тебя чего?
— А... так это... сочное.

И он протягивает мне кринку. Заглядываю туда и вижу... молоко? Принюхиваюсь. Не, молоком не пахнет, а как ванилью пахнет. Я делаю глоток.

«Хм, вкус молочный явно, но с какой-то ноткой, не пойму только чего».

— Пейте, не сомневайтесь.

А Жозефф тем временем говорит: «Вам бы в опочивальню, вашество, надо».

— Ой, не надо мне никуда. Я так устала, что и в соломе усну, ибо сил нет уже куда-либо идти.
— А так вот почему я вас не признал, — вздыхает Жозефф. — Силы почти не осталось у вас. Хорошо вы спите, а я покараулю.

Сил нет спорить, потому я просто киваю. Он уходит к двери, а я шарю рукой по сену.

— Ну где же ты? — шепчу. — Иди молоко пить.

Ответом мне была тишина. А так как света тут почти не было, то и разглядеть я ничего не могла. Поэтому просто поставила рядом с собой кринку и провалилась в сон.

Снилось мне, что я дома с мамой и Светкой на кухне чай пью. И мама, как обычно, мне выдает: «Не такой ты должна быть, Эвелина!»

— Да какой же, мама?
— Дарующей жизнь! — говорит мама. — Два дара жизни вместе с чистым светом возродят лимкинов, и будет новая сила!
— Чего? — в один голос говорим мы со Светкой.
— Главное — успеть предотвратить гибель рода Аррилусов!
— Ну, мать, ты даешь! — смеюсь я.
— Вы это серьезно, тетя Амелина? — сумехается Светка.
— Да, да, — вставайте уже, — говорит мама мужским голосом.
— Чего? — удивляюсь.
— Вставайте уже, — повторяет мама голосом Жозеффа. — Пора нам.

Выхожу из сарая и замираю. Наши коняшки стали другими! Вернее, они остались вроде прежние, только изменились. Рога как-то позакрутились, и телега или ее подобие сменилось на коляску или не коляску, но что-то типа ее, обложенную мехом.

— Ой, что это сталось? — удивляюсь я.
— Ну так как же, — говорит Жозефф, — дева знатного клана и на соломе, как простая человечка.
— И чего? — удивляюсь.
— Чудная вы какая-то, — бормочет он, — и фамильяр у вас тоже!
— Э-а... — выдаю я.
— Вы явно из знатного клана. И сила у вашего клана, должно быть, большая, судя по вашим волосам. Ибо я с таким цветом волос никого ранее не встречал среди простых человечек. Хотя фамильяром обычно такие не пользуются. А ведете вы себя вот прям как настоящая человечка.
— Не обижайтесь, — добавляет.
— Я, — вздыхаю, — просто не могу понять, как я вообще тут оказалась. И, если честно, всего боюсь. — А вот это как раз объяснимо!
— Э-э-э... как это? — подскакиваю я.
— Ну, ваша родня, скорее всего, Лимкины владения искать отправились. Их, правда, тысчу весен никто не видел. Но легенда гласит, что, если два дара жизни вместе с чистым светом возродят их род, то в мир придет новая сила, которая сделает равными всех. Видно, они до сих пор в нее верили и отправились искать, ну и вас с собой взяли. Да только разве ж найдешь то, что просто легенда? Себя погубили только... Он замолчал.
— А почему ты мне помогаешь? — задала я давно вертевшийся на языке вопрос.
— Так... это...
— Ты тоже в это веришь! — пришла ко мне догадка.
— Ну да... Только вера уже не очень... Знаете, многие пытались найти и человечки, и анилусы, и гоблины, и грути... Но... — он вздохнул.

Мне резануло ухо слово «анилусы». Где-то я его определенно слышала. Хотя не знаю, что это за зверь такой. Из всех перечисленных знаю только человечков.

«Ой, нет», — я улыбнулась, вспоминая жареного дракона.
«Может, это и был гоблин, что его доставил. Наверное. Тогда выходит и гоблинов тоже, по крайней мере, одного из них».

Так, с разговорами, мы доехали до третьей стены. А значит, когда мы доберемся до седьмой, то окажемся в Граде, то есть в местном дворце и у местного короля. Возможно, а вдруг он сможет мне помочь с помощью своей силы вернуться домой?

6

Остановились мы почти в таком же стоялом дворе — одинаковые они у них тут прям как под копирку. Правда, спали в комнате с двумя лавками и меховыми подстилками. И укрывались теплым не то пледом, не то одеялом. И поели знатно. А мыша я уже не прятала. Так пролетело пять дней, все похожи один на другой. И вот уже шестой идет, и мне как-то тревожно становится. И вот долгожданная седьмая стена. Мы проезжаем массивные ворота. И снова стоялый двор, как и те предыдущие. Жозефф оставляет меня одну и уходит договориться, чтоб меня приняли ко двору, так сказать. Чтоб решить молодую судьбу девы знатного клана, оставшейся без попечительства. А мы с мышом поужинали и легли на кровать отдыхать. Я на подушки — он рядом примостился.

— Интересно, — говорю я, — а может, ты и вправду мой фамильяр? И мышиная форма — это просто образ. А может, ты на самом деле... принц...
— Ага, ага, Эля — он самый, и прям в тебя по уши влюбился! — одергиваю я себя.

Тем временем Жозефф возвращается и зовет меня на улицу. Мы выходим. Там стоит, тоже что ли стражник, мелькает мысль, очень похожий на него человек.

— Завтра утром вы с ним пойдете в Град решать твою судьбу.
— Ну хорошо, — отвечаю, а про себя добавляю: «А у меня что, выбор есть»?

Мужчины уходят, и я возвращаюсь в комнату. Падаю на кровать, и тут же проваливаюсь в сон.

И опять мне снится странный сон, в котором мы опять с мамой и Светкой сидим все на той же кухне, и мама снова заводит разговор о каком-то роде Аррилусов.

Проснувшись утром, обнаруживаю, что Мыша рядом нет, да и Жозеффа тоже. Ну, Жозефф, наверное, наших лошадок готовит к отъезду, как всегда. А вот где Мыша? И тут взгляд упал на рюкзак. Ну да! Где ж ему еще быть. Привык уже, наверное, что его вечно там таскают. Я открываю рюкзак и точно вижу там Мыша и... Свой сотовый!

«О, блин! Столько времени прошло, и столько всего случилось, а я даже про телефон ни разу не вспомнила».

А он, телефон в смысле, весь в фиолетовом соке, как и мой кошелечек и кеды. Сок уже давно засох и не лип. Я достала телефон.
«Вот бы здорово было позвонить маме или Светке»!
Включаю.

«О! А батарея еще держит. Ну да что удивляться — я ж им не пользовалась столько времени. Он и при пользовании-то хорошо зарядку держал».

Захожу в галерею, листаю фотки.

— Как же я по вам скучаю!
— Чего? — раздается рядом.

Я чуть телефон из рук не выронила. Оборачиваюсь. Стоят Жозефф и еще второй, который очень на него похож.

«Надо бы хоть имя спросить у него», — мелькает мысль.

И... перевожу взгляд на зажатый в руке телефон.

— Э-а... — как объяснить-то, думаю, — э, это такая штука, по которой мы с мамой общались...
— Никогда такой не видел! — говорит второй и шагает ко мне вплотную, разглядывая мой телефон.

«Ну конечно, — думаю про себя, — откуда тут в средневековье каком-то телефоны сотовые!»

— Погас... — разочарованно говорит стражник.

Я снова включаю: «Не совсем еще...»

Появляется фото мамы. Я перелистываю, и вот фото Светки, снова мама, мы вместе с ней...

— Ух ты, странный какой! — это уже Жозефф подходит.
— А там кто была? — спрашивает первый.
— Так мама моя... — отвечаю.
— Так она жива! — удивляются оба.
— Ну я надеюсь... — моргаю я.
— Ну конечно! Иначе бы она у тебя не отражалась!
— Чего? — спрашиваю.

«Блин, ну как объяснить-то им, что это просто фото».

— Ну вот, смотри, — говорит Жозефф, доставая и открывая типа нашего круглого зеркальца, что мы, девочки, обычно в сумках таскаем.

Теперь удивляюсь я.

— Вот я вызываю! — Жозефф нажимает на серединку, и в воздухе вырастает миниатюрное трехмерное изображение стоявшего рядом с ним человека.

Тот, в свою очередь, поднимает руку вверх, и изображение делает то же самое. А я просто зависаю. Ни фига — у них смартфоны! И какие!

— Так вот, он живой и рядом — изображение отличное. — А когда он был на седьмом круге защиты, то изображение было не такое яркое. А раз у тебя изображение есть — значит, она жива. Но раз оно совсем плоское — то очень далеко.
— Да-а... Точно... Очень далеко... — бормочу я.

А про себя добавляю: «Вы просто не представляете, насколько она далеко! В другом мире вообще».

— А кто там еще была вторая? — спрашивает Жозефф.
— Моя подруга, почти сестра, — отвечаю. — А что?
— А покажи? — просит другой.
— Ладно. Только... Вы не братья случаем? — спрашиваю. — Уж больно похожи.
— А то! Конечно. Он Жизефф, а я Жозефф!
— Э... А вас не путают случаем?
— Случается.

А Жизефф тем временем достает из кармана маленькую книжечку. Открывает, и... она увеличивается в размере! И уже такая внушительная, что братья держат ее вдвоем.

— Ты совсем замороженный! — вскрикивает Жозефф. — Таскать с собой родословную Аррилусов!?
— Э-а... А почему эта родословная у вас? — спрашиваю.

«И кто такие Аррилусы»?

Вопрос чуть не сорвался с губ.

— А, долго объяснять, — отмахиваются от меня братья.
— Так, ну-ка покажи сестру-то.

Я открываю фото. А они открывают страницу, на которой изображены портреты.

— Так, это король с королевой... Так... Брат короля... А вот сестра короля! — и показывают мне изображение.

Я смотрю в книгу, потом смотрю в телефон, затем снова в книгу и снова в телефон...

— Э-а...
— Никого не напоминает? — спрашивают хором братья.

Я моргаю, блин — ну прям одно лицо! Мысли тут же, как тараканы, разбежались в разные стороны.

«Светка, сестра короля?! Что за фигня? Она что, отсюда? Не-не... Откуда?».

— Дева, а ты откуда? — вырывает меня вопрос из собственных мыслей.
— Я? С Земли!
— Из-под земли?! — охают вновь хором братья.
— Так вот откуда ты бежала, — выдает Жозефф.

Хотелось возразить, но не стала. Пусть лучше думают, что я из-под земли сбежала, чем знают, что я вообще из другого мира.

7

Эвен

Проснулась от чьих-то голосов. Они, эти голоса, охали, ахали, возмущались, восторгались... Короче, спать мешали! Открываю глаза — я под одеялом на одном краю кровати, а на другом краю поверх одеяла черноволосый парень. Меня как ветром с кровати сдуло.

«А, ну да, вчерашний принц», — вспоминаю я.

Людей в комнате пятеро. Четверо мужчин и один не то гном, не то карлик, не то просто старикашка какой-то седовласый. Четверо ахают-охают, а старикашка парня трясет за плечо. Тот нехотя просыпается. Оглядывает их. И, сев на кровати, трясет головой.

Видно, остатки сна сгоняет, думаю я. Потом поднимается и обнимает седовласого.

— Наставник! Как я рад!

— А как я рад, ваша светлость, ваше величество! — восклицает наставник.

— Мы уж и не надеялись...

— Да, вашество, — хором говорят остальные.

А я ловлю себя на мысли, что стою и думаю о том, что «вашество» — это, наверное, ваша светлость и ваше величество в одном флаконе?

«Вот права была Светка! Про мои инстинкты! Вместо того чтобы думать, чего со мной теперь будет, ибо застали меня в одной постели с этим их принцем, будь он неладен, я о фигне думаю»!

А мужики на меня как-то недобро смотрят. Вон пальцами на меня тыкают. А я стою как в вакууме, ничего не слышу — вся в своих мыслях.

— Это она? — вырывает вдруг меня голос старца из моих мыслей.

— Да, — отвечает принц.

— Спасибо тебе, дева, — шагает ко мне старец.

— Да пожалуйста, — машинально говорю я.

У мужиков, смотрю, глаза округлились. У старца одна бровь кверху поползла. А принц усмехается.

— Я ж говорю, она необыкновенная человечка.

— Да-а-а... — протянул старец.

— Она и на ложе к нему осмелилась... — заикается один из четырех.

— А что я, по-вашему, на полу должна была спать?! — не удержалась я.

Мужики, смотрю, застыли как истуканы. А у седовласого вторая бровь кверху поползла. И только он хотел что-то сказать, как дверь распахнулась с такой силой, что, как ее вообще не сорвало, удивляться только приходится. А в комнатушку влетает...

«О! А он на их принца чем-то похож! Тоже вон высоченный, черноволосый». И как-то недобро на меня глянул, а потом — сама улыбчивость — к принцу бросился.

— Мальчик мой! Ты жив! Я так рад! — обниматься с ним полез.

— Дядя! — тот шагнул к нему навстречу.

А дядя, улыбаясь, обнял его и вдруг глянул на меня зло так. Отпустил принца и опять улыбается ему. «М-да», — думаю, — «не рады здесь мне. Доложили, пожалуй, уже, что застали нас на одной кровати. Но, может, из благодарности, что принца вернула, помогут домой-то все ж вернуться...»?

А дядя, обнимая принца, воркует: «Тебе, мой мальчик, надо силы восстановить. Пойдем, я тебе отвар самолично востанавливающий сделаю».

И уводит его. Наградив меня напоследок холодным взглядом. И чего-то у меня сомнение где-то глубоко шевельнулось, что все его улыбки к принцу совсем не по доброте душевной... Недобрым он мне человеком показался.

«Вот с чего, спрашивается»?

А тот на пороге обернулся: «Никого к его святейшеству не пускать!»

— Ну, дядя! Наставника-то можно, — вскидывает брови принц.

— Только его! А с тобой, — и он снова сверлит меня холодным взглядом, — потом разберемся.

Они уходят. Наставник махнул рукой, и мужики испарились. Мы остались одни. Старец молча меня разглядывает.

— Что? — не удержалась я.

У него, смотрю, брови еще выше полезли.

«Ну вот кто тебя, Эля, за язык тянул?»

— А ты и вправду непростая, — было мне ответом.
— Да обычная я, — говорю.
— Ну, может быть, — отвечает он мне.

И разворачивается на выход.

— Погодите! — говорю я.

— Да.

— Э-э-э... А... — Я не знаю, как и сказать-то о своей просьбе.

«Не огорошить же сразу, что я из другого мира. Попаданка, блин»!

— Ты пока останешься здесь, — по-своему понял меня старец. — Тебе принесут всё необходимое. Ты пока отдыхай. Я позже к тебе зайду.

«Ну отдыхай, так отдыхай, Эля». И с этими мыслями я плюхаюсь на кровать.

«Буду досыпать тогда».

Но, увы. Моим маленьким желаниям не суждено было сбыться. Ибо только я закрыла глаза, как в дверь постучали и вошли девушки. Или женщины? Неопределенного какого-то они возраста все. Все одинаково одеты в чепцах!

«Хи-хи! Надеюсь, на меня такой не напялят».